CC BY
101
150
ИСТОРИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ мысли
Л.М. Ипполитов
ТЕОРИЯ АГРАРНОГО РАЗВИТИЯ НАЦИОНАЛЬНЫХ ЭКОНОМИЧЕСКИХ СИСТЕМ С.Н. БУЛГАКОВА
Известный российский экономист и философ С.Н. Булгаков (1871-1944) прошел при формировании своего научного мировоззрения долгий и непростой путь. В 1990-е гг. он был марксистом, но с начала XX в. Булгаков всё больше переходил на позиции институционализма. Итогом этого перехода стала его монография «Философия хозяйства» (1912).
Важную роль в формировании экономического мировоззрения С.Н. Булгакова сыграли его исследования в области теории аграрной экономики. В конце 1890-х гг. эволюция взглядов Булгакова определялась его отношением к марксистской политической экономии (и марксизму вообще) не как к совокупности незыблемых догматов, не как к объекту квазирелигиознош поклонения, но как к научной теории, требующей логически непротиворечивой системы аргументов и практического подтверждения1. На рубеже XIX - XX вв. происходит отход Булгакова от марксизма, что проявилось в труде «Капитализм и земледелие» (1900), в котором он не только поставил под сомнение правомерность применения марксистской доктрины к объяснению экономических процессов в аграрной сфере, но и пришел к выводу о том, что она не дает всеобъемлющей картины процессов социально-экономического развития общества. Поставив изначально задачу доказательства справедливости и всеобщности теоретической системы Маркса, в частности, приложимости закона концентрации производства к аграрной сфере и вообще тождественности эволюции капитализма в промышленности и земледелии, Булгаков, по собственному признанию, «против воли и в борьбе с самим собой» пришел к противоположному заключению. «Я вынужден был признать, что аграрная эволюция совершенно не имеет предполагаемого и желаемого мною характера, и принести дорогое верование в жертву научной истине... Я пришел к тому убеждению, что и экономическая доктрина Маркса не покрывает исторической действительности, которая по своей сложности не укладывается в какую-либо простую схему»2, - писал Булгаков в предисловии к сборнику «От марксизма к идеализму» (1903).
Приступив к исследованию аграрного вопроса на фоне развития мирового капиталистического хозяйства, Булгаков в 1899 г. опубликовал сначала в русской, а затем в германской печати статью «К вопросу о капиталистической эволюции земледелия». Статья содержала подробный критический разбор книги К. Каутского «Аграрный вопрос» (1899), на базе которого Булгаков формулировал свою точку зрения. Он прежде всего констатировал отсутствие теории капиталистической эволюции сельского хозяйства в экономическом учении Маркса, которое «в своих сущностных чертах есть теория развития капиталистической промышленности, но не всего народного хозяйства, и в частности не сельского хозяйства»3. Однако отсутствие законченной теории аграрной эволюции, по мнению Булгакова, никоим образом нельзя поставить в вину великому экономисту. Оно объяснялось преяеде всего тем, что во время его активных исследований (40 - 60-е гг. XIX в.) аграрные отношения далеко еще не проявили своего капиталистического характера. К тому же объект исследования Маркса - экономика Англии - был в высшей степени пригоден для изучения менее сложной и более однообразной эволюции промышленности и настолько же нетипичен для исследования аграрной эволюции.
Уже в данной рецензии на книгу Каутского проявились элементы формировавшейся институционалистской позиции Булгакова: эволюционный подход, упор на роль национального фактора в экономике, отстаивание специфики национальных хозяйственных систем. Подчеркивая сложность и неповторимость аграрной экономики как объекта исследования, Булгаков писал, что «для земледелия нет тех простых и однообразных типов, какие наблюдаются относительно обрабатывающей промышленности, здесь есть несколько типов, развитие которых можно свести к некоторым общим принципам, но которые лишь в исключительном случае повторяют один другой. Эволюция капиталистического земледелия в высшей степени индивидуальна»4. По его мнению, кроме специфических особенностей развития каяедой страны, в аграрной сфере в отличие от обрабатывающей промышленности, огромное значение имеют начальные условия капиталистического развития (формы освобождения крестьян от крепостной зависимости в Европе, колонизация земель в Новом Свете и т.п.). Он подчеркивал, что «теории капиталистической эволюции сельского хозяйства нет, что Здесь существует зияющая пустота, которую жизнь и наука одинаково велят заполнить»5. В то же время он резко выступил против простейшего средства восполнения этого пробела в теории, которое применили многие западные (К. Каутский) и русские (Николай-он) экономисты. Эго механическое перенесение на аграрную эволюцию теории промышленного развития, в частности учения Маркса о концентрации производства. Сложная и индивидуальная природа земледелия, разви-
тие которого изменяется от страны к стране, от эпохи к эпохе, от местности к местности, обусловливает невозможность буквального приложения к нему этой теории. Следовательно, заключал Булгаков, необходимо новое детализированное исследование тенденций развития сельского хозяйства с учетом разнообразия типов аграрного строя.
В самом конце XIX в. в немецкой социал-демократической литературе в рамках общей дискуссии, инициированной ревизией марксизма Э. Бернштейном, развернулась полемика по аграрной проблеме. Участниками ее были К. Каутский, Э. Давид, Ф. Герц и др. В центре их внимания был вопрос о техническом преимуществе крупного производства в земледелии. Анализируя ход этой полемики, Булгаков отмечал, что она не привела, да и не могла привести ни к каким результатам, ибо исходила из неверного предположения о том, что технически более совершенный способ производства является более эффективным, жизнеспособным и экономически. Между тем такое смешение технических преимуществ с экономическими и наоборот методологически неверно. «Техническое совершенство или несовершенство имеет значение для экономических отношений только в экономической оболочке, только как элемент данного способа производства»6, - подчеркивал Булгаков. Поэтому, по его мнению, вопрос о преимуществах крупного или мелкого производства в земледелии корректнее было бы поставить так: «Какое значение в конкуренции крупного и мелкого производства при данных социально-экономических условиях могут иметь те или иные особенности каждой из этих форм производства?»7.
С этих позиций Булгаков критически рассмотрел точку зрения Каутского, абсолютизировавшего тенденцию концентрации сельскохозяйственного производства и преимущества крупного производства в земледелии, и показал, что она страдает односторонностью, не отвечает на действительно насущные вопросы аграрно-экономической эволюции. Приведем эти вопросы, сформулированные Булгаковым и ставшие предметом исследования его будущего труда «Капитализм и земледелие»:
Какова вообще экономическая роль машин в сельском хозяйстве и являются ли они в этой сфере таким же непобедимым орудием, как в обрабатывающей промышленности?
Имеет ли преимущество крупное производство перед мелким в применении машин?
Каковы границы крупного капиталистического земледелия и почему в большинстве случаев оно бессильно поглотить мелкое?
Почему наличие крупного землевладения не всегда ведет к крупному сельскохозяйственному производству (классический пример -Ирландия)?8
Как полагал Булгаков, имея в виду границы крупного капиталистического земледелия и «суровую нерациональность» аграрной дей-
ствительности, остается заключить, что положение о техническом превосходстве и безусловных конкурентных преимуществах крупного производства над мелким является «весьма сомнительным и неясным», «платоническим». Напротив, статистические данные о развитии сельского хозяйства Германии свидетельствуют о росте интенсивности не в крупном, а в мелком хозяйстве. Оттесненное и абсолютно и относительно крупное хозяйство переходит к образованию латифундий с более экстенсивным производством, что является признаком агонии, а не жизнеспособности9. Носителем же технического прогресса и силой, рационализирующей земледелие, является вовсе не крупное производство в этой сфере, но обрабатывающая промышленность, городской капитализм, дающий научные методы производства, машины, удобрения.
Булгаков завершал свою статью важным выводом о несводимос-ти хозяйственной организации не только аграрной сферы, но и экономики и общества в целом к единой форме и одному вектору развития. По его мнению, экономическая система общества, его хозяйственный организм - единство многообразного. Булгаков писал: «Почему единство и гармония общества требуют непременно однообразной организации общества? Конечно, серьезная перемена в более или менее значительной части народнохозяйственного организма не может не отразиться в другой, но ничто не говорит, чтобы эта перемена сводилась к установлению тождественной организации, иначе как же объяснить все разнообразие хозяйственных форм современности.. ,»10
В 1900 г. Булгаков опубликовал фундаментальный двухтомный труд «Капитализм и земледелие» и защитил в Московском университете магистерскую диссертацию на эту тему11. В этой работе он одним из первых в экономической литературе предпринял попытку разработать теорию развития аграрной экономики в связи с общей эволюцией капиталистического хозяйства. Выступавший в качестве официального оппонента на магистерском диспуте Булгакова профессор A.A. Мануйлов дал высокую оценку его труду: «Если принять в соображение, что исследование г. Булгакова является одной из первых попыток охватить в целом развитие земледельческого производства в связи с условиями капиталистического хозяйства, то его сочинению нельзя не отвести видного места в новейшей литературе по аграрному вопросу»12.
«Капитализм и земледелие» - труд фундаментальный как по поставленным автором задачам исследования, охвату изучаемых проблем, так и по объему - два тома, почти 800 страниц текста. По словам Булгакова, эта работа «представляет опыт теории аграрного развития в связи с общим развитием капиталистического хозяйства»13. Согласно первоначальному плану она должна была стать теоретическим введением к последующему исследованию, посвященному развитию сельского хозяйства в России14. Структурно книга состоит из двух вводных теоре-
тических глав, трех отделов (I - «Крупное производство в земледелии», II - «Мелкое производство в земледелии» и III - «Экономические особенности колониального развития капитализма») и заключительной, IX главы - «Основные особенности современного момента развития капитализма». С момента выхода книги наиболее пристальный интерес вызывали ее первые две главы, посвященные основным факторам сельскохозяйственного производства и экономическим особенностям аграрных отношений (земельная рента, цена земли и продуктов земледелия). В трех главах I отдела рассматриваются соответственно особенности развития английского, германского и французского земледелия в XIX в. Во II отделе анализируются условия развития крестьянского хозяйства, в т.ч. демографические проблемы аграрнокапиталистической эволюции и отношения земельной собственности, а также судьбы мелкого производства в земледелии Ирландии. В III отделе рассматриваются особенности колониального развития капитализма в США.
Книга Булгакова вызвала разноречивые отклики. Наряду с позитивной оценкой, высказывавшейся в академических кругах, например A.A. Мануйловым (см. выше), она породила целый ряд критических публикаций. Известна, в частности, резкая критика теории аграрного развития и земельной ренты Булгакова В.И. Лениным, высказанная в ряде работ, важнейшее место среди которых занимает «Аграрный вопрос и “критики Маркса” (1901)»15. Эта критика, которая велась по трем направлениям - закон убывающего плодородия почвы, теория земельной ренты и проблема крупного и мелкого производства в земледелии, воспроизводилась впоследствии в советской историко-экономической литературе, рассматривавшей теорию Булгакова как ревизионистскую, вместе с трудами Э. Давида и Ф. Герца16.
Современный автор И. А. Кузнецов также дает критическую оценку труду Булгакова, отмечая «неоригинальность» его ключевых идей (рост народонаселения как главный фактор экономического прогресса, закон убывающего плодородия почвы, невыгодность капиталистических форм в сельском хозяйстве, устойчивость крестьянского хозяйства), «вторичность статистических материалов», «неубедительность и противоречивость» теории ренты17. Тем не менее этот, по его мнению, «не слишком удачный труд» имеет определенную ценность и сегодня: «Две черты заставляют признать С.Н. Булгакова смелым и оригинальным теоретиком аграрного вопроса: попытка обосновать специальную теорию крестьянского хозяйства и защита либеральных принципов как необходимых условий аграрного развития»18.
Давая оценку позиции И. А. Кузнецова, отметим следующее. Прежде всего, в своей критике он прибегает к некорректным приемам, в частности, весьма вольно излагает и интерпретирует концепцию аграр-
но-экономического развития Булгакова, приписывает автору «Капитализма и земледелия» собственные выводы. Неверно понимая техникоэкономическое содержание закона убывающего плодородия почвы, И.А. Кузнецов пишет: «Экономические следствия из данного закона предстают такими. Во-первых, вложения капитала в земледелии в отличие от промышленности характеризуются убывающей производительностью; во-вторых, прогресс земледелия неизбежно ведет к падению производительности земледельческого труда... Следовательно ... прогресс земледельческого хозяйства в исторической перспективе обречен идти путем “трудоинтенсификации”, а не “капиталоинтенсифи-кации”»19. Заметим, что, во-первых, этот закон (в современной терминологии - «закон убывающей предельной производительности») действует и в промышленности, прежде всего в добывающей, что было известно и Булгакову, а при определенных условиях (краткосрочный временной интервал, неизменность технологии) и в обрабатывающей промышленности. Во-вторых, И.А. Кузнецов не отличает производительность дополнительных затрат труда (в современной терминологии - «предельную») от производительности труда как таковой (т.е. «средней»). Совершенно очевидно, что в формулировке закона у Булгакова (как, впрочем, и у других экономистов) речь идет о первом показателе, а не о втором, ибо отрицать повышение общего уровня производительности труда в сельском хозяйстве в исторической перспективе абсурдно. Нельзя согласиться с И.А. Кузнецовым и в том, что он ставит в упрек Булгакову неверное предсказание хода развития аграрного производства в XX в. Оно-де развивалось не за счет «трудоинтенсификации», а за счет «капиталоинтенсификации». Во-первых, Булгаков не абсолютизировал тенденцию роста трудоемкости в земледелии, отмечая ее лишь как фактическую для конца XIX в. и, возможно, ближайшего будущего. Не игнорировал он, как будет показано ниже, и повышения значения технического прогресса, роли «капитала» в сельском хозяйстве. Кроме того, Булгаков вообще выступал против социально-экономических прогнозов будущего развития, в особенности на длительную перспективу. Что касается теории ренты Булгакова, то в ней И.А. Кузнецов вообще не удосужился разобраться, приведя в одном абзаце несколько выхваченных из контекста цитат и сочтя их «противоречивыми»20 . Критический разбор аграрно-экономической концепции Булгакова автор заключает следующим выводом: «Если попытаться выделить самый общий смысл булгаковского труда, то его, полагаю, можно выразить тезисом: объективные законы земледелия ставят предел капиталистическому прогрессу»21. Данный вывод представляется необоснованным и малоубедительным, не отражающим основного смысла книги Булгакова.
В связи с этим остановимся на основных положениях теории аграрного развития Булгакова и постараемся дать им непредвзятую оценку.
Закон убывающего плодородия почвы. Этому закону, впервые сформулированному еще Тюрш и ставшему одним из важнейших положений английской классической политэкономии, Булгаков придавал, несомненно, важное значение, хотя и не такое всеобщее, как это приписывалось критиками. Он писал: «Закону убывающего плодородия почвы принадлежит центральное место в научной теории экономического развития сельского хозяйства»22.
В понимании Булгакова этот закон является выражением отношения между человеком и природой в процессе производства в земледелии, которое трактуется им широко, включая всю сферу сельского хозяйства23 . В отличие от промышленности, где человек владеет силами природы, здесь он сам приспосабливается к естественным процессам. Природа осознается им не как помощница и союзница, а как сила, создающая известную сумму препятствий, которую человек должен преодолеть в целях достижения определенного производительного результата, для чего ему приходится затрачивать то большее, то меньшее количество труда. В этом смысле закон убывающего плодородия почвы является количественным выражением постоянно изменяющегося соотношения сил природы и человеческого труда в производстве земледельческих продуктов. В содержании закона Булгаков выделял два аспекта - технический 'а экономический. Содержание первого сводится к эмпирическому наблюдению, что данный технический способ производства в земледелии увеличивает производительность не пропорционально затратам факторов производства и что наибольший производительный эффект достигается лишь при определенной комбинации производительных элементов. Именно этот аспект занимал умы большинства экономистов, в т.ч. Рикардо, Джемса Милля, Джона Стюарта Милля, Сиджвика, Маршалла и др.
Однако Булгаков обращает внимание на то, что этот технический факт приобретает определенное значение благодаря экономическому характеру развития земледельческого производства. Производя постоянно растущую массу продовольствия при помощи ограниченного количества земли и других сил природы, человек вынужден преодолевать все большее их сопротивление, затрачивать все больше усилий. «Это общее отношение к своей кормилице и матери земле превращает простой и для обрабатывающей промышленности не имеющий решающего значения факт ограниченной производительности каждого способа производства в грозный знак необходимости или увеличивать производство при том же способе обработки, хотя бы с убывающей производительностью, или же делать новые усилия и переходить к новому способу обработки, хотя бы он был и дороже первого, взятого в момент его наибольшей производительности»24, - так характеризовал Булгаков экономический аспект закона. Роковая для человечества ограни-
ченность сил природы, используемых для непрерывно увеличивающегося производства продуктов земледелия, приводит к тому, что силы эти все менее и менее служат человеку в качестве дарового, свободного блага. С течением времени все большая и большая часть производственной деятельности выпадает на долю человека, место естественных процессов занимают искусственные. «В этом замещении сил природы человеческим трудом, естественных факторов производства искусственными и заключается закон убывающего плодородия почвы»25, - заключал Булгаков.
Однако вопреки суждениям многих критиков26 Булгаков вовсе не абсолютизировал растущую сложность производства продовольствия и не отрицал научно-технического прогресса в сельском хозяйстве. Он выделял противодействующие закону убывающего плодородия факторы, которые временно прерывают его действие, хотя и не способны его парализовать: агрономические открытия, технические усовершенствования, удешевление земледельческого капитала вследствие прогресса индустрии. По мнению Булгакова, момент полного исчерпания резервов повышения производительных сил почвы можно мыслить лишь теоретически как предел в математическом смысле, ибо земледельческая техника находится лишь в начале своего развития27. В связи с этим он подчеркивал относительный характер действия этого закона, как общей тенденции и даже считал не вполне уместным использовать для его обозначения философский термин «закон».
Характер и интенсивность действия этой общеисторической (и в этом смысле универсальной) тенденции, по Булгакову, изменяется от одной эпохи развития экономики к другой, а также в разных национальных хозяйствах. Его влияние ощущается меньше всего в странах с относительно слабым уровнем развития экономики, низкой плотностью населения и ограниченными потребностями в продовольствии. С ростом степени цивилизованности относительная трудность производства продуктов земледелия увеличивается.
Характеризуя экономическое и социальное значение закона убывающего плодородия в современную ему эпоху, Булгаков отмечал, что он обусловливает все важнейшие черты развития земледелия и добывающей промышленности в отличие от обрабатывающей. Прямым следствием его стал аграрный кризис, поразивший европейское земледелие в последней трети XIX в. Стремление преодолеть этот кризис и избежать угнетающего действия закона обусловило необходимость развития путей сообщения и способствовало повышению роли международного разделения труда и торговли. Все это усилило взаимозависимость в рамках мирового хозяйства между экономически развитыми странами, специализирующимися на экспорте промышленных товаров, и остальными, вывозящими продукты земледелия. Влияние закона убывающего плодородия как «самого общего выражения отношения меж-
ду человеком и природой» на экономическую и социальную жизнь, указывал Булгаков, преимущественно отрицательное, он является препятствием для развития цивилизации. «Для меня совершенно несомненно, - писал он, - что социальный вопрос в теперешней его постановке существенно связан с этим законом, и я не могу себе представить общественного переворота, более глубокого и радикального, как тот, если бы был изобретен способ искусственного производства пищи и тем самым был бы устранен закон убывающего плодородия почвы»28.
Сравнительная эффективность крупного и мелкого производства в земледелии. После критического разбора книги Каутского Булгаков вновь обратился к этому вопросу, имеющему большое значение в теории аграрного и вообще экономического развития. Анализ сравнительной эффективности крупного, среднего и мелкого хозяйства он начинает с выяснения технико-экономических особенностей земледелия. Поскольку сторонники «теории концентрации» (т.е. ее универсального характера и применимости во всех сферах экономики) связывали преимущества крупного хозяйства с применением машин, Булгаков исследовал их роль в земледельческом производстве. Маркс, по его мнению, превосходно показавший роль машин при капитализме, тем не менее отождествлял экономическое значение последних в промышленности и сельском хозяйстве. Булгаков пришел к выводу об отсутствии в этой сфере условий, необходимых для того, чтобы машины в полной мере овладели сельским хозяйством и, по его выражению, «объективировали рабочий процесс». Таких условий два. Во-первых, это свобода человеческой воли, господство человека в производственных процессах, ибо человек может замещать машиной самого себя, но не природу, объективировать собственные мысли и цели, но не силы природы. Во-вторых, это непрерывность производства, ибо машина овладевает рабочим процессом тем полнее, чем он непрерывнее. Однако, как подчеркивал Булгаков, «с одной стороны, земледелие характеризуется господством природы в процессе производства, несвободой человеческой воли; с другой стороны, рабочий процесс отличается постоянными перерывами и является в сущности сочетанием нескольких процессов, разнородных производительных операций»29. Поэтому экономическая роль машин в земледелии гораздо уже, чем в обрабатывающей промышленности: они не могут революционизировать производство, удесятеряя производительность труда. С экономической точки зрения это скорее рабочий инструмент, заменяющий человека в роли пособника сил природы. С другой стороны, невозможность объективировать производство связана с особой ролью человека в земледелии: он является не придатком машины, а руководителем производственного процесса - ввиду его прерывности и пространственной рассредоточенности. Далее. Еще одной характерной чертой сельскохозяйствен-
но го производства является его разнообразие, дифференциация производства внутри хозяйственного комплекса, что обусловливает невозможность механизации многих операций, ибо машинное производство по природе своей однообразное, массовое, стандартизированное. Развитие земледелия в направлении интенсивного, многопольного, разнообразного хозяйства усугубляет это несоответствие. Таким образом, по сравнению с индустрией область применения машин в земледелии и их влияние гораздо меньше, поскольку здесь, как подчеркивал Булгаков, «машина не овладевает производством в его целом, а лишь отдельными его моментами; заполнить промежуточные моменты может только рабочая сила; ей же, что еще важнее, принадлежит общее руководство процессом производства»30.
Попутно Булгаков делает важный вывод о том, что по указанным технико-экономическим причинам «закон повышения органического состава капитала не выражает общего хода развития производительности труда в земледелии, как он выражает это относительно промышленности»31 .
Немаловажное значение для исследования сравнительной эффективности различных форм хозяйства в земледелии имеет и характер его продукции. Последняя характеризуется двумя особенностями: 1) однородностью, граничащей с консерватизмом, поскольку основные продукты земледелия неизменны в течение многих веков; 2) практически безграничной дробимостью. Оба эти свойства земледельческого продукта имеют огромное значение для формирования условий конкуренции разных форм предприятий, поскольку ставят их в равное положение, предоставляя преимущество той из них, которая способна производить с наибольшей эффективностью. Благодаря дро-бимости земледельческого производства, оборотную сторону которого составляет его собирательность, не существует технических препятствий для коллективного использования сельскохозяйственных машин, даже крупных, мелкими хозяйствами. Таким образом, с технико-эко-номической точки зрения мелкие хозяйства способны к усвоению многих преимуществ крупных.
На основании всего изложенного выше относительно роли труда и машин в сельском хозяйстве Булгаков делает вывод: «Мы не можем отдать преимущества решительно никакой форме предприятия, все они могут быть хороши или плохи, это не вытекает из формы производства как таковой, но из общих условий хозяйства. Мы видели, что машины не могут дать крупной форме хозяйства такого преимущества, какое они дают в обрабатывающей промышленности»32. В разных экономических условиях на первый план выступают те или иные преимущества каждой из форм производства.
В связи с этим Булгаков поставил важную проблему, ставшую впоследствии предметом исследования экономистов, - проблему оп-
тимального размера предприятия в разных отраслях хозяйства. «Если с технической стороны не может быть отдано решительного преимущества ни одной из форм сельскохозяйственного предприятия, то могут быть определены, по крайней мере в тенденции, те пределы -maximum и minimum, между которыми могут без вреда для хозяйства помещаться его размеры. Очевидно, для каждой специальной сельскохозяйственной культуры предел этот будет различен»33. По мнению Булгакова, с ростом интенсивности сельского хозяйства, выражающейся в увеличении затрат труда и капитала на единицу площади, нижний предел (минимум земельной площади) размеров отдельного хозяйства понижается. Но той же тенденции подвержен и верхний предел - тот максимальный размер, которого может достичь предприятие как целостный хозяйственный комплекс, управляемый «по объединяющему плану». Любопытна причина, выдвигаемая Булгаковым для объяснения этого: рост издержек, связанных с организацией и управлением производством (в современной терминологии институционализма -трансакционных), ставящий предел расширению его размеров. «Таким образом, поскольку техническими условиями намечается какая-нибудь тенденция в изменении размеров предприятия, - заключал Булгаков, - то эта тенденция ведет к понижению его предельных размеров. В этом качестве земледелие резко отличается от промышленности, где рост размеров предприятия - и соответствующая концентрация производства - весьма часто вынуждаются именно техническими условиями производства, и рост размеров предприятия является... технической необходимостью»34.
Анализ сравнительной эффективности предприятий разных размеров в земледелии подвел Булгакова к важным выводам. Во-первых, технический прогресс в этой сфере не связан с какой-либо формой предприятия, ибо «технически сильнейшим является в сельском хозяйстве экономически сильнейший, не наоборот»35. Иначе говоря, технический прогресс исходит здесь не от крупных хозяйств, а от состоятельных, коими могут быть и средние, и мелкие. Во-вторых, «господство природы в земледелии уничтожает преимущества какой-либо формы предприятия, которые определяются потому главным образом условиями социально-экономическими. Земледелие отличается следовательно соединением двух крайностей: господством сил природы и сил социальных - двух стихий, стоящих вне человеческого контроля»36.
В связи с этим возникает вопрос об источниках и стимулах технического прогресса и повышения производительности земледелия, в конечном счете, его развития. Очевидно, они не могут явиться продуктом собственной его эволюции, все это может прийти извне - от обрабатывающей промышленности, из городов, где развивается наука и ее технические приложения, а также формируется растущий рынок земледельческих продуктов. Техническое развитие земледелия в отличие от промышленности не имеет собственной внутренней логики, опре-
деляющей его ход, здесь нет и индустриальных традиций. Булгаков отмечает «в высшей степени достопримечательную черту развития земледелия» - прогрессивный сдвиг в структуре общественного производства. Поскольку с ростом производительности земледелия все большую роль в производстве его продуктов начинает играть капитал (средства производства), вещественные элементы которого изготовляются в промышленности, «то к индустрии переходит как бы часть сельскохозяйственного производства; часть труда, который должен по общим условиям затрачиваться на производство хлеба, затрачивается не в земледелии, а в промышленности, в производстве сельскохозяйственных машин, искусственных удобрений и т. п. Эта часть должна, очевидно, постоянно расти вместе с ростом производительности земледелия»37.
Однако, несмотря на небывалый подъем производительности сельского хозяйства, вызванный развитием науки, промышленности и ростом городского населения, сравнительно с головокружительным развитием индустрии состояние самого земледелия, а также сельскохозяйственной науки и техники нельзя не признать весьма отсталым. Их развитие, по его мнению, еще впереди, на новом этапе истории цивилизации. Возможно, именно такая, трезвая оценка состояния аграрной сферы и науки в конце XIX в. сформировала у Булгакова то представление о зависимости человека и хозяйственной деятельности в этой сфере от природных сил, которое было подвергнуто острой критике. Так или иначе, он заканчивает исследование источников технического прогресса в земледелии и особенностей его развития таким выводом: «Следовательно, развитие земледелия является несвободным в двух смыслах: с одной стороны, на нем лежат тяжелые оковы нерациональных законов природы, с другой - экономически оно зависит от индустрии»38.
Земельная рента. Проблема земельной ренты анализировалась Булгаковым с учетом специфики аграрных отношений внутри отдельных национальных хозяйств. В этом, на наш взгляд, проявилось влияние исторической школы, определенные принципы которой он впитывал, эволюционируя в сторону институционалистского направления. Булгаков подчеркивал, что до него явление земельной ренты изучалось большинством экономистов, в том числе Марксом, только для английских условий сельскохозяйственного производства, которые предполагают раздельное существование крупного землевладельца (лендлорда), капиталиста-фермера и класса наемных рабочих. Однако такое трехчленное деление субъектов земельных отношений имеет место только в Англии и практически нигде больше не встречается. Булгаков не разделял подход Маркса, считавшего Англию классической страной капиталистического способа производства в земледелии, моделью будущего развития других национальных экономик. «Англия в этом отношении не только не составляет типа развития сельского хозяйства, но скорее исключение; местные особенности английского земледелия дол-
жны составить поэтому для теоретика предмет изучения лишь наряду с местными особенностями других стран»39. Логика исследования Булгакова такова: сначала по традиции рассматривается «английская рента», затем рентные отношения, цена продуктов земледелия и земли в континентальном сельском хозяйстве. Особенности аграрно-экономических отношений в отдельных странах анализируются в соответствующих главах работы.
При определении сущности земельной ренты Булгаков подчеркивает необходимость отправляться от исторической природы экономических категорий и выражаемых ими общественных отношений. По его мнению, Маркс в своей теории ренты изменил этому принципу, а потому его концепция носит черты грубого материализма и логического фетишизма, страдает противоречивостью и являет собой пример «немарксизма» у самого Маркса40. Особенно это относится к его концепции абсолютной ренты. Последняя, представляя собой единое явление, - результат одного и того же факта: монопольного владения землей, трактуется в одном случае как прибавочная ценность, в другом -как монопольная цена и ставится в зависимость от случайного факта -хватит или не хватит прибавочной стоимости, чтобы оплатить эту ренту. Понятие прибавочной ценности берется здесь Марксом независимо от отражающегося в нем общественного отношения производства. Она рассматривается как материальный фонд, которого может хватать или не хватать. Кроме того, абсолютная рента, совершенно реальная прибавка к цене земледельческого продукта, «берется» из источника вполне идеального: прибавочной ценности, которой в непосредственном виде вовсе не существует. Заслуги Маркса в области теории ренты, по мнению Булгакова, сводятся поэтому к отдельным метким замечаниям и к некоторой детализации теории дифференциальной ренты Рикардо.
Строя собственную концепцию земельной ренты с учетом исторической природы этой категории, Булгаков считал необходимым при объяснении экономического содержания ренты отказаться от трудовой теории ценности и связанной с ней теории прибавочной ценности41. Причина этого кроится в том, что в сфере земельных отношений нарушены необходимые условия данной теории - свобода конкуренции, свобода перемещения труда и капитала между различными отраслями производства. Понимая ценность как общественное отношение, а теорию ценности как одну из форм научного упрощения действительности, Булгаков полагает, что это упрощение оказывается слишком простым, а теория - недостаточной за пределами отношений свободной конкуренции. Поэтому для научного объяснения реалий экономической жизни в земледелии она должна быть дополнена и усложнена новыми точками зрения, рассмотрением новых сторон действительности. «Такими новыми сторонами являются отношения монополии, в большей или меньшей степени отрицающие систему свободной
конкуренции, при предположении которой выведены все теоремы учения о ценности и капитале»42.
В качестве исходного пункта исследования ренты Булгаков берет цену хлеба, считая его представителем сельскохозяйственных продуктов вообще. Рассматривая условия ценообразования в земледелии, он подвергает сомнению учение Рикардо и Маркса о том, что цена хлеба определяется издержками его производства «при самых неблагоприятных условиях хозяйствования». Само понятие «наименее благоприятных условий производства» Булгаков считал в высшей степени неясным и произвольным. Во-первых, в состав этого понятия входят взаимно противоречащие и парализующие друг друга элементы - различия в плодородии почв, различия в местоположении земельных участков и различная производительность последовательных затрат капитала на данном участке. Во-вторых, произволом грешит и понятие «последней, наименее производительной затраты труда и капитала», так как последней затратой фактора производства может быть любая его доля и следовательно количество возможных цен на основе такого определения практически безгранично. Поэтому Булгаков отказывается от определения цены хлеба на основе условий его производства и обращается к явлениям рынка.
В процессе образования цен на земледельческие продукты решающую роль играет монополия частной собственности на землю, обеспечивающая возможность удерживать цены на уже достигнутом уровне, не соответствующем общественным условиям производства продовольствия. Всякое же увеличение потребности в хлебе, вызывающее большее напряжение производительной энергии, выражается в общем повышении его цены, совершенно не соответствующем изменению, происшедшему в условиях его производства. «Есть какая-то посторонняя сила, - писал Булгаков, - которая наклоняет чашку весов постоянно в сторону превышения спроса над предложением, которая имеет возможность диктовать рынку свои условия, вмешиваясь в свободную игру спроса и предложения и делая ее несвободной. Сила эта заключается в монополии земельной собственности, благодаря которой всякая прибавка в цене отбирается и крепко удерживается...»43 Так монополия частной собственности на землю становится причиной образования земельной ренты. При этом Булгаков подчеркивал, что различия в условиях производства хлеба не являются причиной ренты, тем более что они могут быть выравнены определенным сочетанием противоположно направленных факторов: плодородия почв, местоположения участков и производительности последовательных затрат капитала. Эти различия «создают и объясняют различия в ренте, дифференциальную ренту, но не ренту»44. Булгаков полагал, что абсолютная рента едва ли может считаться самостоятельной формой ренты, и рассматривал ее как особый случай дифференциальной ренты. Вообще он считал деление ренты на дифференциальную и абсолютную условным, «ибо в изве-
стном смысле всякая рента дифференциальна, потому что нельзя предположить даже двух сходных между собою участков, и в известном смысле всякая рента абсолютна, т.е. является результатом монополии»45.
Итак, естественные неотъемлемые особенности земледельческого производства не могут быть причиной и источником земельной ренты. Они лишь создают условия для ее возникновения. « Условием, хотя и не источником возникновения земельной ренты, является то же самое, что вызвало и возможность монополизации земли, - ограниченность производительных сил земли и безгранично растущая потребность в них человека»46. Общий результат этой ограниченности формулируется в виде закона убывающего плодородия почвы, который в иной формулировке становится условием существования земельной ренты. Монополия же частной собственности «утяжеляет иго» этого закона, прибавляя к «злу природы» «зло общественных отношений». Таким образом, в теории Булгакова условием образования ренты является закон убывающего плодородия почвы, а ее причиной - монополия частной собственности на землю.
Далее Булгаков проверяет «на логическую совместимость» теорию ренты с трудовой теорией ценности (в широком смысле, включая теорию средней прибыли). Отсутствие свободы конкуренции в земледельческом производстве, по его мнению, означает, что цена хлеба не может определяться трудовой ценностью, т.е. средними, общественно необходимыми затратами труда. Попытки же оппонентов доказать обратное указанием на то, что «общественно необходимый труд» в земледелии определяется самыми неблагоприятными условиями производства, он считал подменой понятий, стремлением «фразой обходить проблему». Принимая трудовую ценность как естественное меновое выражение товарного производства в условиях свободной конкуренции и определяя ее величину средним общественно необходимым трудом, следует, по мнению Булгакова, признать, что «земледелие сюда не подходит, ни по отсутствию свободы конкуренции, ни по проистекающему отсюда способу образования цен, составляющему совершенное отрицание трудовой ценности. Все это вкратце можно сформулировать так: хлеб (и другие продукты земледелия) имеет цену, но не имеет ценности»41.
Если концепция ренты, как полагал Булгаков, так плохо согласуется с трудовой теорией ценности в ее чистом виде, то еще проблематичнее дело обстоит, когда эта теория осложняется учением об образовании средней нормы прибыли. По его мнению, земледельческий капитал исключен из отношений свободной конкуренции, являющейся нервом движения капиталов и уравнивания прибыли. Поэтому он лишен возможности поиска этого среднего уровня, поскольку «бдительный глаз землевладельца» отслеживает каждое его движение и отбирает в форме земельной ренты любой излишек сверх средней прибыли. В этом смысле уровень не только земледельческой прибыли, но
и ренты (в английском смысле) - величина, определяемая извне, производная от средней прибыли промышленного капитала, предшествующей им логически и отчасти исторически. Итак, сфера сельского хозяйства занимает особое место в капиталистическом народном хозяйстве. «Земледельческий капитал со своей прибылью и земледельческий труд, вообще земледелие как область приложения труда и капитала составляют таким образом status in statu в капиталистическом царстве; они капиталистически экстерриториальны. На них отражаются отношения конкуренции капиталов, но все определения капитала, прибавочной ценности, заработной платы и ценности вообще в применении к земледелию оказываются величинами мнимыми»48, - писал Булгаков.
На вопрос о том, является ли рента прибавочной ценностью, точнее, частью прибавочной ценности, отличающейся от других ее частей не по экономической природе, но лишь по форме присвоения (как полагали Маркс и Родбертус), Булгаков давал отрицательный ответ. Он считал невозможным определение ренты на базе прибавочной ценности, произведенной в земледелии трудом сельскохозяйственных рабочих. При таком определении для объяснения природы ренты пришлось бы воспользоваться фактором различий в условиях производства и приписать прямо-таки чудесную способность создавать повышенную ценность отдельным случаям приложения земледельческого труда или объявлять определенные виды этого труда более квалифицированными в зависимости от сферы приложения (тот или иной участок, та или другая доля земледельческого капитала).
Итак, произведя, по его словам, «конфронтацию теории ренты и теории ценности и капитала», Булгаков окончательно утверждает монопольную природу земельной ренты. «Мы имеем, таким образом, в цене земледельческих продуктов излишек, который не может быть объяснен из производственных условий и который не покрывается производительностью земледельческого труда. Очевидно, этот излишек, если он и выплачивается, может быть только продуктом неземледельческого труда. Эго есть дань, которая платится землевладельцу всем обществом, тяжелый рефлекс общественного прогресса, земельная рента в этом смысле есть феномен не производства, а распределения»49. Булгаков сравнивает в этом аспекте ренту с косвенным налогом. Ценность обоих не создается в сфере производства, а извлекается в процессе обращения. Как и косвенный налог, земельная рента платится всеми потребителями товара, практически всем населением. По Булгакову, это есть худшая форма косвенного налога - налог на предметы самой первой необходимости, по существу своему не подоходный, а поголовный, не пропорциональный, а регрессивный. «Таким образом, не составляя прибавочной ценности, поземельная рента не является продуктом чудесной производительности труда сельскохозяйственных рабочих, но есть простой вычет из всего общественного производства -
вексель, по которому землевладелец получает со всего общества»50, -делал вывод Булгаков.
В оценке социального значения английской ренты Булгаков полагал ошибочным связывать улучшения земли, рост земледельческого дохода и богатства страны с ее существованием. Напротив, она есть слишком тяжелая для общества плата за эти улучшения, которые могли бы быть сделаны несравненно дешевле и государством, и крестьянскими товариществами. Булгаков противопоставляет, с социальной точки зрения, два вида дохода - предпринимательскую прибыль и ренту, подчеркивая их противоположность. Первая принадлежит области производства, вторая - распределения; прибыль революционна по своему общественному значению, она есть воплощенная энергия и инициатива; рента реакционна, она общественный паразит, ей нет дела до развития производства, она лишь берет с него дань и тормозит это развитие. Из этого сопоставления логически закономерно вытекают, по заключению Булгакова, необходимость и возможность национализации английской ренты - справедливого обращения на общественные нужды этого побочного результата социального развития.
При исследовании земельных отношений и ренты в континентальном сельском хозяйстве Булгаков считал неправомерным механически переносить на него особенности английской системы земледелия. Континентальная система крупного производства имела существенные отличия, основное из которых состояло в том, что для него не было свойственно раздельное существование земельного собственника и капиталистического фермера; они соединены здесь в одном лице, персонифицирующем собой оба вида дохода - и прибыль на капитал, и земельную ренту. Тем не менее последняя, так же, как и английская рента, имеет монопольную природу, ибо земледелие и при континентальной системе изъято из сферы свободной конкуренции, обладает «капиталистической экстерриториальностью» и не подчиняется закону трудовой ценности и закону средней прибыли51. Однако соединение земельной собственности и хозяйствования стимулирует здесь повышение производительности земледелия, мелиорации и крупные технологические нововведения в гораздо большей степени, чем в Англии. Поэтому земельная рента и частная собственность на землю здесь играют гораздо большую роль в развитии производства и повышении его эффективности. В этом Булгаков усматривал большее позитивное социальное значение континентальной ренты по сравнению с английской. Оптимальная величина ренты с данного земельного участка должна быть найдена индивидуальными усилиями его хозяина. Булгаков подчеркивает, что «рациональность капиталистического хозяйства на собственной земле состоит в извлечении наибольшей ренты из данного участка»52, и описывает поведение сельского хозяина как максими-
зацию функции ренты в зависимости от затрат капитала (т.е. достижение наивысшей «рентабельности хозяйства»)53.
Однако существует и отрицательное свойство, вытекающее из континентальной организации земледелия: цена земли, или капитализированная рента, является препятствием для вновь приступающих к ведению сельского хозяйства предприятий. Для них, с практической точки зрения, она является самостоятельной и дополнительной затратой капитала и увеличивает его начальный минимум.
Совершенно иное значение, чем при английской системе, имеет, по мнению Булгакова, вопрос о национализации земли применительно к континентальной системе земледелия, ибо «рента является здесь таким же нервом производства, как и прибыль на капитал, и удаление этого нерва произвело бы полную революцию в области земледелия, реорганизацию его на новых началах. Конечно, это мыслимо лишь при наличности определенных народнохозяйственных показаний, при наличности нарождающихся экономических форм, готовых стать на место старых»54. Поэтому национализация земли (точнее, земельной ренты) в «английском смысле», т.е. с полным сохранением старых форм земледельческого производства, для континента есть, с его точки зрения, очевидный нонсенс. В связи с этим Булгаков поставил вопрос о том, каким именно формам хозяйствования принадлежит вероятное будущее европейского земледелия. Ответ на него дается анализом крестьянского семейного хозяйства - малой формы сельскохозяйственного производства.
Крестьянское хозяйство. До Булгакова крестьянское хозяйство как особая форма организации сельскохозяйственного предприятия не было предметом самостоятельного теоретического исследования55. Как отмечал Булгаков, для одних экономистов (Рикардо) его вообще не существовало, а другие (Маркс и в особенности его эпигоны) считали эту форму обреченным на вымирание пережитком, который должен уступить свое место крупному капиталистическому хозяйству. Однако крестьянское хозяйство оказалось устойчивым и к концу XIX в., на пике развития капитализма свободной конкуренции, занимало особое место в экономической системе. Кроме того, интерес к нему Булгакова был обусловлен своеобразием этого института, отличающегося по своей природе от капиталистического хозяйства.
Крестьянское хозяйство он определял как семейное трудовое хозяйство: «Крестьянским хозяйством можно считать такое хозяйство, которое вполне или по преимуществу обходится трудом собственной крестьянской семьи...»56 Кратковременное использование наемного труда или соседской помощи не изменяют этой его экономической природы. Основное отличие крестьянского (и вообще мелкого) производства от крупного капиталистического, по Булгакову, состоит в том, что крестьянин или мелкий производитель стремится к удовлетворению
своих потребностей путем производительного приложения собственного труда, тогда как капиталист стремится к извлечению дохода. Как подчеркивал Булгаков, между капиталистической и крестьянской организациями производства пролегла целая пропасть, и чтобы понять характер крестьянского хозяйства, необходимо забыть обо всем, что известно о капиталистическом, - о капитале, ибо у крестьянина нет капитала, а есть орудия производства; о прибыли на капитал, потому что она есть только там, где есть капитал и стремление к возрастанию его стоимости; о земельной ренте, ибо понятие ренты соотносительно понятию прибыли на капитал, и там, где нет последней, нет и первой. Поэтому все эти категории капиталистического производства непригодны для исследования особенностей крестьянского хозяйства57.
С другой стороны, формально одни и те же категории - цены хлеба и земли - в крестьянском и капиталистическом хозяйствах скрывают различное экономическое содержание. Исследуя проблему ценообразования на земледельческие продукты в крестьянском хозяйстве, Булгаков приходит к заключению о том, что в обществе с преобладающей капиталистической организацией продукты мелкого производства не могут быть сделаны соизмеримыми с помощью трудовой ценности -способа соизмерения продуктов товарного производства. Но равным образом они не могут быть оценены и масштабом соизмерения продуктов капитала - ценами производства. Необходим, таким образом, новый масштаб соизмерения, и таковым может быть единственно уровень потребностей непосредственного производителя, который Булгаков называет английским термином standard of life. Потребности крестьянина и лежат в основе цен и доходов крестьянского хозяйства. Доход крестьянина - аналог заработной платы, но по экономической природе он коренным образом от нее отличен, т.к. заработная плата соотносительна понятию капитала, является его элементом, чего нет и не может быть в случае крестьянского дохода. Последний состоит из совокупности предметов, удовлетворяющих обычные потребности крестьянина, включая и те блага, которые произведены вне крестьянского хозяйства (в обрабатывающей промышленности). При этом уровень потребностей крестьянина есть, с одной стороны, показатель степени культурного развития данной страны, а с другой - отражение состояния крестьянского хозяйства. Он повышается лишь при подъеме этого хозяйства, общее состояние которого является, таким образом, одним из определяющих факторов уровня цен на его продукты. Итак, основной принцип ценообразования здесь, по заключению Булгакова, «есть определение цен продуктов крестьянского хозяйства уровнем культурных потребностей крестьянина, его standard of life»58.
Исследуя возможность существования дифференциальной ренты в крестьянском хозяйстве, Булгаков отмечал, что в его организации нет ничего такого, что обусловило бы установление цены продукта науров-
не издержек производства при наименее благоприятных условиях (как это происходит в английской системе земельных отношений). Эго связано, во-первых, с тем, что влияние различия естественных условий производства здесь может быть компенсировано различной степенью интенсивности обработки соответствующих земельных участков. Во-вторых, обладатель худшего по плодородию участка земли для его возделывания не нуждается в том, чтобы цена продукта определялась именно его производительностью. Дело в том, отмечает Булгаков, что он рассматривает свой участок не как средство извлечения дохода, а как возможность приложения труда, а потому станет возделывать его при всякой цене, хотя и будет страдать от того, что его труд оплачивается по более низкой ставке, чем средняя. Отсюда, полагал Булгаков, вытекает необходимость установления цен по средней производительности земледелия. «То явление, которое мы имеем в результате естественных различий земельных участков в крестьянском хозяйстве, - заключал Булгаков, - есть, во всяком случае, нечто sui generis и не должно быть характеризовано понятием дифференциальной ренты, принадлежащим совершенно иному экономическому укладу»59. Он подчеркивал, что в крестьянском хозяйстве не существует ничего подобного абсолютной ренте, являющейся функцией прибыли на капитал, ибо в нем отсутствует и эта прибыль, и самая категория капитала.
Сравнение условий ценообразования в крестьянском хозяйстве с другими системами ведения сельского хозяйства (английским и континентальным капиталистическим хозяйством) привело Булгакова к выводу о том, что уровень цен на продукты крестьянского производства ниже, чем в любом другом случае. Причины этого выяснены им ранее: в крестьянском хозяйстве нет прибыли на издержки производства, поскольку они не представляют собой затраты капитала; здесь отсутствует рента; средства производства, приобретаемые крестьянином на рынке, передают свою ценность продукту без процента; стоимость рабочей силы, даже при условии равенства реальных заработков крестьянина и промышленного рабочего, в крестьянском хозяйстве также не является затратой капитала, которая должна быть возмещена со средней прибылью. Отсюда Булгаков делал вывод о том, что «крестьянское хозяйство, рассматриваемое со стороны способа образования цен на земледельческие продукты, отвечает общественным интересам более, чем всякая другая организация земледелия»60. В противоположность капиталистическому крестьянское хозяйство отказывается от несообразных претензий и не берет того «налога на общественное развитие», который взимается не только землевладельцем, но и капиталистом, хозяйствующим на земле.
Своеобразием в крестьянском хозяйстве отличается и категория цены земли. Для крестьянина приобретение земли означает возмож-
ность производительного приложения труда в целях обеспечения своего существования. Именно эта возможность и оплачивается в цене земли, составляющей нижнюю границу капиталистической цены соответствующего участка.
Условия и перспективы развития крестьянского хозяйства Булгаков связывал с его ролью в решении демографических проблем капиталистического общества, «повышении емкости территории относительно земледельческого населения». Он дал «общую характеристику капитализма как явления популяционистического», раскрыл понятие перенаселения и показал его типы: предкапиталистическое, или абсолютное (в исследовании его в экономике России важное место он отводил труду П.Б. Струве «Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России»), и капиталистическое, или относительное. Последнее существует в формах городского и деревенского перенаселения61 . «При наличности перенаселения известная часть бедности должна быть отнесена на счет абсолютной бедности, бедности производства, а не распределения»62, - так характеризовал Булгаков социально-экономическое значение перенаселения. В соотношении между динамикой населения и формой хозяйства (а не «средствами существования», как у Мальтуса) выражается, по его мнению, совокупное действие двух стихий: стихийной силы социальных отношений и не менее стихийной силы размножения. Нахождение разумного баланса этих сил, приспособление размножения к форме хозяйства составляют особую проблему, которую предстоит решать человечеству в будущем. «До тех пор, пока человечество не овладеет стихийною силой размножения, бедность не может быть окончательно искоренена, опасность перенаселения будет всегда у дверей»63, - писал Булгаков.
К развитию и разрешению противоречия между ограниченностью средств производства и неограниченной способностью к размножению сводится и история крестьянского хозяйства. Булгаков полагал, что именно проблема народонаселения, взятая в связи с особенностями сельскохозяйственного производства, является препятствием на пути сколько-нибудь широкого проведения принципов коллективизма или кооперации в земледельческих предприятиях. Поэтому сельское хозяйство было и остается по своей природе индивидуалистической отраслью производства. По мнению Булгакова, регулирование движения населения - при помощи ли миграции, или искусственного ограничения его прироста - может быть делом только индивидуальным, «плодом хозяйственной самоответственности». Ослабление индивидуальной ответственности и перенос решения проблемы регулирования на общество неизбежно приведут к перенаселению. Индивидуализм землевладения является, таким образом, условием приспособления сельскохозяйственного населения к емкости территории. В противном слу-
чае неизбежны поглощение личности обществом и деспотическое вмешательство в семейные отношения. «Мы увидим, - писал Булгаков, -что и крестьянское хозяйство известными сторонами оказывается вполне доступно кооперативной организации и частичному коллективизму, но это никоим образом не распространяется на общее ведение хозяйства, и в особенности на совокупное владение землей, как основным условиям производства. Индивидуализм землевладения является высшей экономической заповедью для сельского хозяйства, которая диктуется проблемой населения»64.
«Индивидуализм землевладения», с точки зрения Булгакова, является не только условием решения демографической проблемы, но и той хозяйственной формой, которая обеспечивает свободный рыночный оборот земли («земельную мобилизацию») и тем самым способствует социально-экономическому прогрессу деревни. Товарная форма земли, ее цена, как и всякая общественная форма, сочетает в себе, по его мнению, добро и зло, а потому является не только препятствием для хозяйствования, но и необходимым условием современной организации сельского хозяйства, повышения его производительности. Оценивая формы земельной собственности с точки зрения достижения этой цели, Булгаков писал: «Формой, дающей наибольшую свободу земельной мобилизации, наиболее отвечающей верховному принципу экономической политики в этой области - laissez faire, является полная земельная собственность, составляющая предмет свободного гражданского оборота, не несущая никаких ни феодальных, ни других ограничений, свободно делимая, отчуждаемая, продаваемая собственность Code Napoleon. (Кодекс Наполеона, прогрессивная система законодательства, введенная во Франции в начале XX в.) Идеалом землевладения для мелкого хозяйства, основанного на приложении собственного труда в целях удовлетворения потребностей, является полная индивидуальная свободная собственность на землю»65.
Обратившись к вопросу об условиях развития крестьянского хозяйства, Булгаков, прежде всего со ссылкой на проведенный ранее анализ, отвергает «застарелый марксистский предрассудок» о его неспособности к техническому прогрессу: «Прогресс - технический и экономический - крестьянского хозяйства не есть спорная теоретическая проблема, это факт.. ,»66 Сохраняя на данном этапе более трудоинтенсивный характер, чем крупное производство, крестьянское хозяйство применяет все больше, количественно и качественно, других факторов производства, в том числе и «капитала».
Необходимым условием развития крестьянского хозяйства Булгаков считал «правовую обеспеченность крестьянства, гарантию прав личности и собственности, которых он лишен был при крепостном праве. Отсутствие этого условия может в корне убить хозяйственную самодеятельность»67. Гарантии прав собственности он оценивал выше,
чем материальные активы, отмечая, что экономический проигрыш крестьянства, в случае если лишить его половины его земли или капитала, будет меньше, чем если на одну десятую подвергнуться умалению его права. Современный институционализм также считает эти принципы базовыми условиями экономического развития.
Булгаков рассматривал возникновение кооперативных форм хозяйствования (крестьянских товариществ и ассоциаций) как важный этап развития крестьянского хозяйства. Их экономическое значение состоит в освобождении крестьянина от диктата промышленного, торгового и ссудного капиталистов, «замене силы капитала силой ассоциации». Они имеют и великое воспитательное значение, развивают, по выражению Булгакова, «общественность в производстве», расширяют индивидуальный круг жизни каждого из участников и приучают их к совместному отстаиванию своих интересов. Однако, как он подчеркивал, являясь «коллективистическим восполнением» крестьянского хозяйства, кооперативные формы не уничтожают его индивидуалистического характера, а напротив, предполагают его как условие своего развития: «Строго говоря, мы имеем здесь не коллективизм, не общественное ведение хозяйства, но простой случай общности индивидуальных интересов, которые выгоднее удовлетворять сообща, чем порознь»68 . Кооперация является обобществлением людей, которое прогрессирует с ростом культуры, но не обобществлением средств производства, и непосредственно с ним не связана. Поэтому Булгаков полагал «близорукостью и утопизмом» попытки представить крестьянскую кооперацию как путь к социалистической организации производства. Расценивая индивидуальные формы хозяйствования в земледелии как наиболее эффективные и перспективные, он придавал им решающее значение в повышении благосостояния и обеспечении интересов трудящихся. «С этой точки зрения меры, укрепляющие крестьянское хозяйство и косвенно усиливающие индивидуализм в сельском хозяйстве, - писал ученый, - в своем роде так же хороши, как меры социального законодательства, принимаемые в направлении роста общественного контроля над производством. Обобществление (конечно, частичное и постепенное) в одной сфере труда, индивидуализм (хотя и с указанными ограничениями) в другой, - таков должен быть лозунг демократического развития нашей эпохи»69.
Тенденции развития капиталистического мирового хозяйства. Подводя итоги своего исследования, Булгаков обращается к анализу общих тенденций развития капиталистического мирового хозяйства как целого на рубеже XIX - XX вв. Он подчеркивает, что к этому времени капиталистическое хозяйство может быть понято уже не как народное, но только как мировое хозяйство. Составляющие в своей совокупности целостность мирового хозяйства капиталистические и некапитали-
стические страны соединены между собой несколькими связями, «цепями» различной прочности.
Во-первых, это международная торговля в собственном смысле как результат углубления между народно го разделения труда, основанного на естественных преимуществах стран-участниц. Теснота этой связи усиливается с развитием культуры и утончением потребностей человечества (здесь Булгаков солидаризировался с В. Зомбартом), что подтверждается повышением интенсивности обмена прежде всего между самыми культурными странами.
Во-вторых, это «зависимость одних стран от других как от своего рынка»10. Здесь Булгаков возвращается к своей предыдущей книге «О рынках при капиталистическом производстве» (1897), подтверждая правильность ее теоретических положений и выводов с помощью анализа новейших тенденций мирового хозяйства. «Развитое капиталистическое производство представляет собою самодовлеющий рынок, способный к автоматическому расширению как путем дальнейшего разделения общественного труда или экстенсивного развития капитализма, так и роста уже существующих отраслей или интенсивного развития капитализма»71. В этом смысле необходимость внешнего рынка обусловлена лишь автоматическим расширением капиталистического поля производства за национальные границы. И если на ранних этапах становления капитализма в «старых» странах капиталистически организованные отрасли неизбежно ориентировались на внешний рынок, экспорт в менее развитые страны, то затем положение, как утверждал Булгаков, изменилось. По мере роста капиталистического производства - и вширь, и вглубь - центр тяжести все более переносится на развитие за счет внутреннего рынка, чему способствуют повышение покупательной способности населения, абсолютное и относительное увеличение числа потребителей прибавочной ценности. Попутно Булгаков отмечает, что в рамках мирового хозяйства различие стран капиталистических, экспортирующих товары, и стран некапиталистических, импортирующих их, все больше уступает место различию стран, экспортирующих и импортирующих капитал. «Эта замена товарного экспорта экспортом капитала есть факт необыкновенной исторической важности, открывающий новую эру в истории мирового капитализма»72 , - писал Булгаков.
Наконец, существует третья зависимость в мировом хозяйстве, обусловленная законом убывающего плодородия почвы и связывающая меяеду собой страны, экспортирующие сельскохозяйственные продукты, и страны, их импортирующие. Последние с помощью ввоза избавляются от «ига» этого закона, а мировой капитализм таким специфическим способом решает задачу «поднятия емкости территории относительно населения». Однако, как подчеркивал Булгаков, данное
направление развития мирового хозяйства исчерпывает себя. Эмиграция населения и, что еще важнее, экспорт капитала из «старых» капиталистических стран в «новые» приводят в последних к росту промышленности, городов и внутреннего спроса на продукты земледелия. Переориентация с внешнего на внутренний рынок неизбежно сократит их экспорт и принудит все, в т.ч. «старые», страны обратиться к собственному земледельческому производству. Тогда-то и наступит новая стадия в развитии мирового капиталистического хозяйства (и населения). «Прошлое оставляет в наследие будущему хлебный вопрос, более страшный и более трудный, чем вопрос социальный, - вопрос производства, а не распределения. Как справится цивилизация будущего с этим вопросом, мы не можем угадать. Сумеет ли будущее человечество техническими изобретениями отклонить от себя тяжелое иго закона убывающего плодородия или обратится к регулированию прироста населения как единственному исходу, кто знает»73, - писал Булгаков, заостряя внимание на одной из будущих глобальных проблем человечества, ставшей предметом исследования экономистов, в т.ч. институционалистов (например, Г. Мюрдаля), в XX веке.
Труд «Капитализм и земледелие» завершался выводами «относительно капиталистического хозяйства в его целом», которые содержали критику данного Марксом «диагноза и прогноза» будущего капиталистического хозяйства и зафиксировали отход Булгакова от марксистской доктрины социально-экономического развития. Насколько может быть признано справедливым учение Маркса об установлении коллективного, социалистического хозяйства на базе роста концентрации производства и обобществления средств производства? Отвечая на данный вопрос, Булгаков утверждает, что эта концепция чрезмерно упрощает и схематизирует ход развития капиталистического мирового хозяйства в целом и входящих в его состав национальных экономик. Прежде всего, это касается микроуровня хозяйствования, т.е. форм капиталистического предприятия. Даже в промышленности рост концентрации производства - лишь одна из многочисленных тенденций, как централизующих, так и децентрализующих хозяйственный процесс. Однако, признавая относительную правоту «диагноза» Маркса для обрабатывающей промышленности, Булгаков отрицал ее для сельского хозяйства и других сфер экономики, где децентрализующие тенденции были еще сильнее, так что однозначно выраженного роста концентрации не отмечалось. «Но раз земледелие и промышленность (а также и торговля) характеризуются если не противоположным, то по крайней мере различным ходом развития, можно ли развитие капиталистического хозяйства определить какой-нибудь одной господствующей тенденцией, как попытался сделать это Маркс? Очевидно, нельзя. Формула, по которой этот ход развития определялся бы в сторону концентра-
ции или наоборот, была бы неверна, потому что не учитывала бы всей фактической сложности развития»74, - делал вывод ученый.
Единственным достоверным и научно обоснованным выводом о характере современного ему экономического развития Булгаков считал то, что оно «ведет к постепенному отмиранию самых тяжелых и грубых форм эксплуатации человека человеком, хотя и разными способами: в промышленности концентрируя производство и подвергая его все более общественному контролю, в земледелии - уничтожая крупное предприятие и ставя на его место крепкое крестьянское»75. Эти тенденции объединяются в мощном демократическом потоке, который «приносит новые, лучшие, более удовлетворяющие требованиям социальной справедливости общественные формы»76.
Утратив свою ценность по отношению к эволюции институтов капиталистического строя, в еще большей степени, как подчеркивал Булгаков, «диагноз и прогноз» Маркса потеряли свое значение применительно к эволюции капиталистического хозяйства как целого. Они основывались на изучении английского капитализма 1840-х - начала 1860-х гг. и не учитывали вступления других стран на путь капиталистического развития, усиления тесноты связей и всеобщей зависимости национальных экономик во взаимном обмене на почве международного разделения труда. В условиях, когда ни одна не может жить изолированно, не неся при этом существенных потерь, когда, как отмечал Булгаков, «народное» хозяйство все более становится «мировым», «закон концентрации» просто утрачивает свою область применения. Он не имеет решающего значения в пределах хозяйства какой-либо отдельной страны, так как не учитывает ее связей с другими национальными хозяйствами. Что же касается мирового хозяйства, то «оно состоит из стран и народов, находящихся на самых различных ступенях развития, и нельзя, не рискуя возбудить подозрения в своей вменяемости, мечтать об объединении в социалистическом государстве русских мужиков, англичан, негров и зулусов»77. Поэтому прогноз Маркса, по мнению Булгакова, для периода конца XIX - начала XX вв. неневерен, просто неприложим, ибо лишен объективных оснований и всякого содержания.
Булгаков завершал свою книгу еще одним важным положением -о невозможности точного прогноза будущего социально-экономического развития общества в социальных науках. Отдавая дань гениальному интеллекту Маркса и его знаниям выдающегося ученого-экономис-та, Булгаков писал, что его ошибка «объясняется общими социальнофилософскими воззрениями Маркса, его переоценкой действительных способностей и значения социальной науки, границ социального познания. Он считал возможным мерить и предопределять будущее по прошлому и настоящему, между тем каждая эпоха приносит новые факты и новые силы исторического развития, - творчество истории не оскудевает. Поэтому всякий прогноз относительно будущего, основан-
ный на данных настоящего, неизбежно является ошибочным»78. Впоследствии это положение, не получившее еще должного обоснования, было развито в статьях, посвященных критике марксистской и позитивистской социологии, а также в «Философии хозяйства». А пока Булгаков писал: «Завеса будущего непроницаема. Наше нынешнее солнце освещает лишь настоящее, бросая косвенный отблеск на прошлое. Этого достаточно для нас, для нашей жизни, для злобы нашего дня и его интересов. Но мы тщетно вперяем свои взоры в горизонт, за которым опускается наше заходящее солнце, зажигая там новую зарю грядущему, неведомому дню»79.
Оценивая значение исследования Булгаковым аграрно-экономического развития в дальнейшей эволюции его взглядов и переходе на позиции институционализма, отметим следующее. Во-первых, на примере функционирования и развития форм предприятий он доказал, что эволюция экономических институтов и форм хозяйствования не может быть сведена к универсальной тенденции, всецело подчиняющей себе весь ход развития. Во-вторых, Булгаков одним из первых обратил внимание на многообразие типов социально-экономического развития национальных хозяйств, недетерминированность их функционирования жесткими причинно-следственными связями, несводимость их эволюции к какой-либо единой «генеральной линии». В-третьих, он указал на неспособность социальных наук вообще, и политической экономии, в частности, к формулированию «научных» прогнозов социально-экономического развития на базе неких общих, универсальных закономерностей.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 В этом отношении показательно следующее его замечание: «Весьма распространенная манера доказывать и опровергать не доводами логики, а цитатами из Маркса, которые превращаются при этом в Библию или Коран, является научной деморализацией. .. Не может быть образа действий, более разрушительного для научного значения марксизма, как добровольный отказ от логики и замена ее цитатами из «Капитала» // Булгаков С.Н. О некоторых основных понятиях политической экономии. III. Капитал // Научное обозрение. 1898. № 10. С. 1647, примечание 2.
2 Булгаков С.Н. От марксизма к идеализму // Труды по социологии и теологии: В 2-х т. Т. 1. М.: Наука, 1997. С. 8-9.
3 Булгаков С.Н. К вопросу о капиталистической эволюции земледелия // Начало. 1899. № 1-2. С. 1.
4 Булгаков С.Н. К вопросу о капиталистической эволюции земледелия // Начало. 1899. № 1-2. С. 2.
5 Там же. С. 3.
6 Булгаков С.Н. К вопросу о капиталистической эволюции земледелия. С. 8.
7 Там же.
8 См.: Булгаков С.Н. К вопросу о капиталистической эволюции земледелия // Начало. 1899. № 1-2. С. 9-12.
9 См.: там же. С. 14, 20-21.
10 Булгаков С.Н. К вопросу о капиталистической эволюции земледелия // Начало. 1899. № 3. С. 35.
11 В соответствии с академическими традициями того времени соискатель, подготовивший и опубликовавший работу в двух томах, претендовал на получение степени доктора наук, минуя магистерскую. То, что Булгаков не получил докторской степени, объясняется его отходом от марксовой концепции аграрного и вообще экономического развития. Такое покушение на авторитет Маркса вызвало негативное отношение членов Ученого совета. См.: Акулинин В.Н. С.Н. Булгаков: вехи жизни и творчества//Христианский социализм (С.Н. Булгаков): Споры о судьбах России. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1991. С. 8.
12 Цит. по: Заявление профессоров юридического факультета в заседание Совета Московского университета от 27 мая 1917 г. В ст.: Гришина З.В. С.Н. Булгаков и Московский университет начала 90-х годов XIX в. Приложение // Вестник МГУ Сер. 8. История. 1994. № 2. С. 25.
13 Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 1-2. СПб.: Тип. и лит. В.А. Тихано-ва, 1900. Т. 1. С. [I].
14 Данный план был реализован лишь отчасти: в курсе лекций по аграрному вопросу, прочитанном Булгаковым в Московском коммерческом институте, содержался раздел, посвященный проблемам земледелия в России. См.: Булгаков С.Н. Аграрный вопрос. Лекции, чит. в Московском коммерческом ин-те в 1908/1909 академ. году. На правах рукописи. М., 1909. С. 263-356.
15 См.: Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 5. С. 99-124.
16 См.: История русской экономической мысли. Т. 3. Эпоха империализма и бур-жуазно-демократических революций в России. Ч. 1 / Под ред. А.И. Пашкова. М.: Мысль, 1966. С. 252-253, 258-261.
17 См.: Кузнецов И.А. Аграрно-экономическая концепция С.Н. Булгакова // Два Булгакова. Разные судьбы / Под ред. Ю.М. Осипова, Е.С. Зотовой. В 2 кн. Кн. 1. Сергей Николаевич. М.: МГУ; Елец: ЕГУ им. И.А. Бунина, 2002. С. 144-145.
18 Там же. С. 145.
19 Там же. С. 142.
20 Там же. С. 144-145.
21 Там же. С. 143.
22 Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 1. С. 21.
23 Булгаков замечал, что он вынужден использовать устоявшееся в русской литературе выражение «закон убывающего плодородия почвы», хотя оно плохо и неверно передает смысл английского термина «law of diminishing returns» (перевод). «Ибо речь идет не об убывающем плодородии почвы, которое с ростом культуры скорее увеличивается, но об уменьшении производительности каждой единицы труда и капитала», -писал он. // Булгаков С.Н. Указ. соч. С. 7, примечание 1.
24 Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 1. С. 12.
25 Там же. С. 16.
26 Закон убывающего плодородия почвы подвергли критике Д. И. Менделеев, К. А. Пажитнов, А.И. Скворцов. Так, К. А. Пажитнов выступил против универсальности этого закона, на его взгляд, подобного, по Булгакову, закону всемирного тяготения. Он писал, что основная ошибка Булгакова состоит в том, что он оставляет в стороне вопрос об историческом развитии техники, а потому закон этот бесплоден для политической экономии. См.: Пажитнов К.А. К аграрному вопросу. Закон убывающего плодородия почвы и его значение в политической экономии (по поводу книги Булгакова «Капитализм и земледелие»). М., 1903. С. 5, 11, 13, 31.
27 См.: Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 1. С. 16-18.
28 Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 1. С. 18.
19 Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 1. С. 43.
30 Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 1. С. 50.
31 Булгаков С.Н. Указ. соч. С. 52.
32 Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 1. С. 56.
33 Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. С. 61.
34 Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 1. С. 62.
35 Там же. С. 63.
36 Там же. С. 64.
37 Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 1. С. 71.
38 Там же. С. 73.
39 Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 1. С. 75.
40 См.: там же. С. 96-98, 103-107.
41 Тем не менее в труде «Капитализм и земледелие» Булгаков еще разделяет, хотя и с некоторыми оговорками, основные положения трудовой теории ценности Маркса, считая ее «единственно возможным и совершенно необходимым средством экономического познания», по сравнению с которым теория предельной полезности - решительный шаг назад в политической экономии. См.: Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 1. С. 76, примечание 1.
42 Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 1. С. 79.
43 Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 1. С. 85.
44 Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 1. С. 91.
45 Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 1. С. 129.
46 Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 1. С. 90.
47 Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 1. С. 92.
48 Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 1. С. 99.
49 Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 1. С. 113-114.
50 Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 1. С. 114.
51 См.: Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т.1. С. 126, 135.
51 Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 1. С. 127.
53 См.: Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 1. С. 127-128.
54 Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 1. С. 141.
55 Исследование Булгакова в этой области получило продолжение и развитие в трудах экономистов организационно-производственной школы (A.B. Чаянов, А.Н. Че-линцев, Н.П. Макаров и др.), называвших его в числе своих предшественников. См.: Макаров Н.П. Крестьянское хозяйство и его эволюция. М., 1920.
56 Булгаков С.Н. Капитализм иземледелие. Т. 1. С.141.
57 См.: там же. С. 143-144.
58Булгаков С.Н. Капитализм иземледелие. Т. 1. С. 148.
59 Булгаков С.Н. Капитализм иземледелие. Т. 1. С. 152.
60 Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 1. С. 157.
61 См.: Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 1. С. 216-239.
62 Там же. С. 221.
63 Там же. С. 223.
64 Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 1. С. 266.
65 Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 1. С. 276.
66 Там же. С. 276.
67 Там же. С. 283.
68 Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 1. С. 287
69 Там же. С. 288.
70 Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 2. С. 444.
71 Там же. С. 445.
72 Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 2. С. 453.
73 Там же. С. 455.
74 Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 2. С. 456.
75 Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 2. С. 456.
76 Там же.
77 Там же. С. 457.
78 Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Т. 2. С. 457-458.
79 Там же. С. 458.
