Историзм и историческое направление в российской политической экономии Текст научной статьи по специальности «История и археология»

ae

468

УДК 330.8 ББК 65.02(2)

Г. Д. Гловели

Институт экономики РАН, г. Москва, Российская Федерация

ИСТОРИЗМ И ИСТОРИЧЕСКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ | В РОССИЙСКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ

= Аннотация. В статье впервые в научной литера-

= туре дана сводная характеристика историзма в рос-

2 сийской политэкономии досоветского периода. Подчеркнут вклад российских экономистов в дискуссии о сходстве/различии между Россией и Западом в пути

» развития и в концепции стадий экономической эволюции. Освещена рецепция в российской политэкономии

| идей трех поколений германской исторической шко-

| лы; показаны новаторские интерпретации историзма

& представителями русского критического марксизма и

5 русской аграрно-эволюционной школы. Главное ме-

S сто уделено таким недостаточно известным фигурам,

^ как Александр Корсак (1832-1874) — первый русский

■§ экономист-компаративист — и Николай Огановский

J (1874-193?) — аграрник и предвозвестник теории пере-

•S хода к устойчивому экономическому росту.

g Ключевые слова. Экономическая компаративи-

I стика, историческая школа в политэкономии, отли-

~ чительные черты и стадии сельскохозяйственного и

С промышленного развития России, типы капитализ-

1j ма, мануфактурный период, интенсивные аграрные

IS технологии.

«

TS

§ G. D. Gloveli

g

•2 Institute of Economics, Russian Academy of Sciences,

'I Moscow, Russian Federation

J THE HISTORICISM AND THE HISTORICAL CURRENT

a IN RUSSIAN POLITICAL ECONOMY

a Abstract. The paper contains the generalized charac-

§ teristics of the historicism of the Russian political econo-

u my before Soviet period. The author accents Russian econ-

© Г. В. Гловели, 2014

omist's contribution to debates on similarity or difference between Russian and Western path development as well in conceptions of the stages of the economic evolution. The paper sheds upon Russian reception of ideas of the Old, Young and Youngest German Historical School and draws the original interpretations of the historicism in Russian critical Marxism and in Russian agrarian evolutionary school. The author focuses on Aleksandr Korsak (1832-1874) as the first Russian comparative economist and agrarian economist Nikolay Oganovskii (1874-193?) as the pioneer of the sustainable economic growth theory who are known insufficiently.

Keywords. Comparative economics, the Historical School of political economy, distinguishing features and stages of Russian agricultural and industrial evolution, manufacturing period, types of capitalism, intensive agricultural technologies.

Введение

Суть принципа историзма в самом общем виде заключается в идее развития во всех областях научного знания и, в особенности, в гуманитарных науках. Как | показывает историография, осознание истины, что ни сам человек и его мышление, ни общественные « институты не могут быть поняты вне связи, во-первых, с обстоятельствами места и времени их функ- | ционирования и развития, во-вторых, с историей их § происхождения, окончательно произошло к середи- £ не XIX в. [1, с. 3]. Тогда из философии выделилось и понятие социологии как особой науки об обществе и ^ его отдельных институтах. И к этому же времени от- | носятся следующие важнейшие события и процессы в ® судьбе таких значимых для общества институтов, как | системы экономической политики и университет- | ского образования и теснейшим образом связанной | с ними экономической науки: §,

- полная победа в Англии, явной стране-лидере §

экономического роста («мастерской мира») среди вели- | ких держав, принципа свободы торговли (манчестер-

2014. Т. 15, № 3. С. 468-512

469

ства) в экономической политике, что положило начало общеевропейской эре фритредерства [39, р. 298-300];

- оформление представлений о дисциплинарной структуре науки как научения и как исследования в лоне университетов; с акцентами на учебных методах изложения и процедурах передачи знания и на правилах письменной фиксации научных достижений в специальной литературе [25, с. 216];

- приведение в систему классической политической экономии (Дж. Милль «Принципы политической экономии», 1848), ее использование и восприятие как обоснование принципа невмешательства, и развертывание ее критики с позиций отстаивания интересов стран запоздалой индустриализации (Ф. Лист «Национальная система политической экономии», 1841), или обездоленных классов сложившегося индустриально-капиталистического общества (Ф. Энгельс «Наброски к критике политической экономии», 1844; К. Маркс «К критике политической экономии», 1859).

| Классическая политическая экономия (в даль-

| нейшем — КПЭ) выводила свои законы и категории .15 как универсальные («естественные»), основанные на § предпосылке о создании и накоплении богатств част-| ными, мотивированными индивидуальным стремле-| нием к материальной выгоде, хозяйствами и абстра-= гировании от обстоятельств места и времени. Это £ внеисторическое понимание предмета и метода по-5 литической экономии и было подвергнуто критике § сначала неуниверситетскими экономистами (Ф. Лист, с одной стороны, социалисты вплоть до К. Маркса — с другой), а затем университетскими немецкими исто-Л рическими школами в политэкономии — «старой» Ц (В. Рошер, Б. Гильдебранд, К. Книс) и «молодой» д (с Г. Шмоллером во главе). Главными объектами кри-^ тики стали следующие атрибуты классической школы: ! «космополитизм» (определение Листа) — безразличие 3 к национально-государственным интересам; «перпе-

туализм» (определение К. Книса) — предпосылка о неизменности экономических категорий во времени и постоянстве «нормальной» формы народнохозяйственной организации, достигающей высшего выражения в свободной конкуренции; методологический индивидуализм и абстрагирование от связи экономики с другими сторонами общественного процесса.

Соответственно, принцип историзма как противоположение этой методологической атрибутике классической школы подразумевал: национальную вариативность экономической политики и растождествление политики невмешательства с «естественным состоянием» (обосновано Листом в переоценке меркантилизма и учении о «воспитательном» протекционизме, затем программой «Союза социальной политики»); исторический, обусловленный временем, характер экономических категорий (доведено Книсом до отрицания экономических законов вообще, а Марксом — до классового подхода); выяснение связи хозяйственных мотивов с национальным этосом и правом у экономистов | «молодой» исторической школы; марксистское исто-рико-материалистическое выведение «надстройки» из 3 «базиса»; принципиальное значение категории «про- § изводительные силы».

Наконец, и то, и другое направления довели прин- | цип историзма до идеи стадиального развития, кото- ™ рая под влиянием распространившегося эволюцио- | низма как в естественных (геология, биология), так и § в общественных (социология, этнография, юриспру- | денция) науках, приобрела различные формулировки последовательных стадий хозяйственной эволюции. Пер- § вую такую, довольно примитивную, формулировку 3 дал Ф. Лист, предложив ряд охотничьей, пастушеской, | земледельческой, земледельческо-мануфактурной и = земледельческо-мануфактурно-коммерческой стадий; § Б. Гильдебранд ввел ряд натуральное — меновое (де- | нежное) — кредитное хозяйство; К. Маркс, развивая 3

г

учение сен-симонистов о стадиях эксплуатации человека человеком, — формационный ряд (заметим, что именно в предисловии к работе «К критике политической экономии») и ряд «подчинения труда капиталу» (простая кооперация — мануфактура — фабрика; «Капитал», т. 1, 1867); Ф. Энгельс — положение о политической экономии различных способов производства («Анти-Дюринг», 1878).

Но при всех существенных «классовых» отличиях «буржуазного» исторического направления от марксизма и их обоих от классической школы, общей для всех трех (за отдельными исключениями) была уверенность в преимуществах крупного производства — коммерческого лендлордизма и капиталистического фермерства в сельском хозяйстве, машинного производства в промышленности. На крупные предприятия германских землевладельцев (юнкеров и гроссбауэ-ров) ориентировалась и сельскохозяйственная экономия (в дальнейшем — СХЭ), со времен основателя | агрономии А. Тэера выделившаяся из камеральных Ц наук и установившая различие между экстенсивным и интенсивным земледелием и исторический ряд § систем (полеводства): архаичные подсечно-перелож-| ные — экстенсивное феодальное трехполье — интен-| сивное многополье (травосеяние и плодосмен). Между | тем в Европе историк С. де Сисмонди, первым сделав-£ ший предметом политэкономического осмысления 5 кризисы крупного промышленного перепроизводства, § «откололся» от классической школы, выступив с пропагандой устойчивости хозяйства, основанного на мел-| ком землевладении. А первый русский революционер ]| А. Н. Радищев оставил в наследство русским экономика стам размышления о мелкой сельской домашней проса мышленности, доставляющей крестьянам-кустарям «довольственное житие».

Очерченный круг политэкономических проти-о воположностей пополнился с «открытием» прусским

бароном-визитером А. фон Гакстгаузеном и московскими философами-славянофилами сельской поземельной общины как особенного института русского хозяйства, на котором якобы можно основать иной путь промышленного развития, чем западноевропейский с его «эгоизмом собственности», «язвой пролетар-ства» и революционными потрясениями. Полемика славянофилов с западниками началась тогда, когда в интеллектуальные круги России проникали экономические идеи из Европы в двух основных видах: в виде трактатов «эклектических экономистов» [2, с. 152-153] и в виде утопических и революционных идей социалистов. Двумя известными курсами «эклектической политической экономии» были изданный по-французски в Петербурге учебник А. К. Шторха (1815), прибалтийского немца-смитианца и первого русского академика-политэконома, и «Опыт о народном богатстве» (1847) камер-юнкера А. И. Бутовского, эпигона первых западных профессоров политэкономии — Сэя (и его французской школы) и Мальтуса. Не вдаваясь §| здесь в подробную оценку обоих курсов, отметим две | их общие черты: небрежение проблемой кустарных 3 промыслов, сводимой к «невежеству и искаженному § понятию о выгодах» в русском крестьянстве, не осознающем, подобно А. Смиту, преимуществ разделе- | ния труда; наличие в эклектизме элементов историзма. ™ Шторх, критикуя крепостное право (почему его курс и | не был издан по-русски) и безоговорочно соглашаясь § с А. Смитом в критике меркантилизма, выделил три 3 исторических ступени рабства в экономике: рабство как таковое, крепостное право и торгово-промышлен- § ные монополии. Бутовский, чье сочинение было отпе- 3 чатано в типографии Его Императорского Величе- | ства канцелярии, крепостное право критиковать не § смел, зато остро критиковал западные идеи социализ- § ма и коммунизма. Присоединяясь к космополитизму §| Сэя в трактовке экономических законов, Бутовский 33

тем не менее вслед за итало-французским географом и этнографом Адриано Бальби (1782-1848) указывал на исторически различные хозяйственные состояния (охотничье, скотоводческое, земледельческое, торговое) и многократное уплотнение населения при переходе от одного состояния к другому. ! Полемика славянофилов с западниками, начавша-

; яся при крепостном праве в «изумительный период I внешнего политического рабства и внутреннего осво-> бождения» (по словам А. И. Герцена), продолжилась в ! эпоху раскрепощения, которая стала и новым этапом в российской рецепции западной политэкономии. Эта \ рецепция по многим причинам предрасполагала к историзму. В европейской науке широко распростра-^ нились принципы эволюционизма; русские политэко-| номы нового поколения («шестидесятники») направ-^ лялись на стажировки преимущественно в Германию, £ где появились «старая», а затем и «молодая» исторические школы; русский язык стал первым, на который | был переведен «Капитал» Маркса с языка оригинала Л (русское издание первого тома в 1872 г.). Русские политэкономы хотели быть на уровне европейских ин-§ теллектуальных стандартов, но они понимали рази-| тельные отличия между западными корнями класси-| ческой политэкономии и обстоятельствами русской | крепостнической и пореформенной истории. Имели £ они представление и о «темных сторонах», социаль-5 ных конфликтах европейской индустриализации. По-§ этому столь пристальным было внимание к западным ! концепциям, предлагавшим стадиальные схемы по-| ступательного экономического развития. ]| Эти концепции воспринимались сквозь призму

« исследований русского хозяйственного быта в его д историческом прошлом и противоречивом настоящем. Как известно, К. Маркс в построении своих стадиальных схем опирался на философии истории Гео геля и сен-симонизма, а также на принцип классовой

борьбы, прослеженной французскими историками эпохи Реставрации. Г. Шмоллер, формулируя общие задачи исторического направления в политэкономии, воздавал хвалу германской исторической науке как достигшей в XIX в. наибольшей высоты развития, а немецкую молодую историческую школу (в дальнейшем — НМИШ) нацеливал прежде всего на работу над историко-хозяйственными монографиями.

Русские прообразы такого рода монографий начали появляться еще до формирования НМИШ и на фоне ежегодного выхода один за другим (с 1851 г.) томов монументальной «Истории России с древнейших времен» С. М. Соловьева: «Крестьяне на Руси» (1860) И. Д. Беляева, «Очерки истории торговли Московского государства» (1862) Н. И. Костомарова, «Историко-ге-ографическое распределение русского народонаселения» (1864) А. П. Щапова, «Промышленность Древней Руси» (1866) Н. Я. Аристова и т. д. Но первой русской историко-хозяйственной монографией в политэконо-мическом смысле стало исследование А. К. Корсака §| «О формах промышленности вообще и о значении домашнего производства (кустарной и домашней промышленности) в Западной Европе и в России» (1861). Написанное под воздействием немецкой старой исто- « рической школы (в дальнейшем — НСИШ), оно фак- | тически положило начало отечественной экономиче- ™ ской компаративистике (подробнее — [8]). |

А.К. Корсак и зачин исторического направления в российской политэкономии

Репутацию первого «выразителя» или «глашатая» идей исторической школы политэкономии в России снискал И. К. Бабст — видная фигура общественности и делового мира эпохи «Великих реформ» в России; §, профессор политэкономии» Казанского (1852-1856) § и затем Московского (1857-1874) университетов. Он | прославился призывом к усвоению «здравых поня- 3

тий» западной экономической науки и информировал российскую публику в новом «толстом» ежемесячнике «Русский вестник» о новом историческом методе в политэкономии (1856), а затем редактировал русский перевод (1860) первого тома «Системы народного хозяйства» В. Рошера — главного трактата НСИШ. Но » Бабст был не оригинальным исследователем, а типич-= ным «эклектическим экономистом» и еще более пу-= блицистом, вхожим в деловые и придворные круги. | Тем не менее, его роль в рецепции идей немецкой исто-^ рической школы в России нельзя не отметить, причем

двояким образом. » 1. Прямыми университетскими учениками

И. К. Бабста были А. К. Корсак — создатель первой ^ русской историко-хозяйственной монографии — и | затем А. И. Чупров и И. И. Янжул — самые значи-^ тельные фигуры в рецепции идей НМИШ, которые £ усвоили от своего учителя постановку задачи выяснения видоизменений общих хозяйственных законов в | зависимости от условий места и времени. Л 2. Бабст, в отличие от представителей НСИШ Ро-

.15 шера и Гильдебранда, оставшихся приверженцами § принципа невмешательства, сразу четко сформулиро-| вал позицию, воспринятую его учениками и занятую | впоследствии НМИШ во главе с Г. Шмоллером: исто-= рический метод — это основа средней линии между £ крайностями экономического либерализма и револю-5 ционного социализма. Бабст отверг как отказ Рошера § от решения проблемы бедных классов, так и «путь ре-.1 волюций и переворотов» в решении этой проблемы, высказавшись за реформистский «мирный путь полоЛ жительного законодательства».

Ц «Среднюю линию» в политэкономии русские сто-

д ронники исторического метода связывали не только с ^ правительственным вмешательством «сверху», но и с ! формами экономической («артельной») самодеятель-3 ности «снизу». Отсюда — пристальный интерес к со-

циальному экспериментированию и экономическому 2 < прожектерству на Западе (производственные ративы, потребительские ассоциации, ссудо-сберега- 88« тельные товарищества, социалистические общины и т. д.). Этот интерес наложил отпечаток на сравнитель- | но-историческое исследование А. Корсаком своеобразия русской промышленности. На ученика Бабста, » помимо Рошера, оказали влияние такие германские экономисты, как основатель кредитной кооперации Ф. Шульце-Делич (1808-1883) и социалист-утопист Марло (К.-Г. Винкельблех, 1810-1865); у последнего1 1 Корсак заимствовал понятие «индустриальная революция». Корсак не только ввел это понятие в русскую экономическую литературу, но и дал систематичную характеристику фабричной индустрии как логической § и исторической ступени капиталистической промыш- § ленности; показал ее преимущества вследствие эф- * фекта масштаба (производство, сбыт, кредит); провел ^ (упредив первый том «Капитала» Маркса) четкое раз- | личие между нею и мануфактурой2. |

В связной картине Корсак оттенил все стороны | промышленного переворота на Западе: 1) технико-ин- 3 новационную — внедрение достижений механики и § химии; соединение многих рабочих, взрослых и малолетних, вокруг единой системы механизмов, приво- | димых в действие центральной двигательной силой; к 2) рыночно-инновационную — предпринимательство, | основанное на расширении кредита; соединение бла- § годаря наемному труду качества изделий с их деше- 3 визной; 3) социально-экономическую (урбанизация ^ и пауперизм) — насильственный характер массового 3

1 Снискавшего некоторую посмертную известность позже, по- § сле выхода книги А. Шеффле «Капитализм и социализм» (1870). |

2 В русском обиходном языке понятия «мануфактура» и «фа- §,

брика», пришедшие в него одновременно при Петре [32], отож- ^ дествлялись как названия крупных предприятий в обрабатыва- к ющей промышленности, где огонь не играет первенствующей | роли (в противоположность «заводу»). 3

со аб

обезземеливания и темные стороны быта скученной в городах «бескапитальной массы», воспроизводство многочисленного «класса беспомощных людей, который мы называем пролетариатом».

Наконец, Корсак, опираясь на главу IV книги III «Богатства народов» А. Смита, определил последова-» тельность форм промышленности, предшествовавших = на Западе крупному фабричному производству: ё привилегированное цеховое ремесло, укрытое за

| стенами городов, создавшее традицию специализиро-5 ванного корпоративного мастерства, гарантировавшее

качественную продукцию по монопольным ценам; | - первые мануфактуры, возникшие в странах с ге-

ографически удобным местоположением для привоза ^ заграничного сырья и выгодного экспорта (Италия § и Нидерланды) и ориентированные на отдаленный ^ международный массовый сбыт предметов роскоши £ (прежде всего — тонких сукон и шелков);

- «изысканная промышленность» дорогих изде-| лий под покровительством монархов (особенно во Ц Франции и германских княжествах);

- домашняя система производства наиболее упо-§ требляемых изделий из местных материалов, обеспе-| чившая недорогие изделия в силу того, что домашняя § выработка по заказу скупщиков-предпринимателей Л была побочным трудом земледельцев.

£ Эту систему вытеснила фабрика, соединившая ка-

5 чество изделий с их дешевизной и массовым сбытом, — § но полностью только в Англии. Тогда как в России, на-| против, товары, производимые в городах фабричным способом, не покрывают народных потребностей и ча-Ц сто не выдерживают ценовой конкуренции с дешевы-^ ми, хотя и «немногосложными» (невысокого качества) а изделиями, производимыми в сельских избах кустаря-^ ми. Значит ли это, что сельская домашняя (кустарная) 1 промышленность, как правило, слитная с земледель-3 ческим бытом, является своеобразным хозяйственным 8

укладом России, который позволит ей избежать «язвы 2; пролетариатства»? -:

Корсак приходил к выводу, что нет, что распро- 88 < страненность русской кустарной промышленности — результат экономической отсталости страны. Но, с одной стороны, он проследил укорененность этой отсталости в истории и географии России. С другой стороны, считая «всепоглощающее могущество» фабричной системы нежелательным и социально ущербным, Корсак не оставлял надежды на будущность более благополучного «смешанного» земледельческо-промышлен-ного состояния русских работников.

Отличительные особенности эволюции форм русской промышленности в связи с хозяйственным бытом в целом Корсак характеризовал так. |

1. Русское ремесло не оформилось в городское цехо- § вое мастерство, не стало достоянием отдельного класса * населения с монопольными правами и привилегиями, ^ поскольку русские города возникали преимущественно | из военно-административных соображений и не стали | средоточиями богатеющего среднего сословия. |

2. Русское ремесло, рассеиваясь среди поселян без 3 плотных союзов и корпоративного совершенствования | навыков, ориентировалось не на качество, а на дешевизну несложных изделий, основная часть которых нахо- | дила только отдаленный сбыт, обширный ввиду громад- ™ ных просторов страны. Поэтому целые деревни, удобно | расположенные у больших дорог, становились центра- § ми оптовых ремесел (жители одной деревни целиком | занимались кузнечным ремеслом, другой — тележным, ^ третьей — ткацким, четвертой — красильным и т. д.). §

3. Царская власть, вследствие недостатка ремес- 3 ленных искусств в массах, исстари сводила мастеров в | казенные слободы, привлекала иностранцев для про- = мышленных заведений, пока, наконец, Петр I не захо- | тел разом перенести почти все существовавшие в его | время в Европе отрасли промышленности на русскую

неподготовленную почву. Он насаждал мануфактуры и фабрики «несчастными мерами» монополий и отягощением крепостного права. Но это насаждение дало стимулы и сельской домашней промышленности, в отдельных случаях благотворно повлиявшей на крестьянское довольство (село Иваново Владимирской губ.).

4. Живучести русской кустарной промышленности способствуют суровые климатические условия холодного и континентального климата. Они — препятствие специализации работников исключительно на земледелии, помеха переходу к улучшенным плодопеременным системам полеводства, так как сжимают сроки полевых работ. Но тем самым крестьяне, вынужденные искать на полгода и больше дополнительные занятия и источники доходов, посвящают свободное время «рукоделию», от обработки небольшого участка земли, производя кустарную продукцию на внутренний рынок.

5. Создание в России новой формы промышленности, которая подтянула бы сельские промыслы к

| уровню фабричного производства, возможно при Л условиях: повышения культурности; кооперативного объединения для оптовой покупки материала и § для сбыта произведений; устройства показательных | общественных мастерских; обеспечения доступного § мелкого кредита; борьбы с паразитическим диктатом Л посредников-кулаков.

£ Прижизненная судьба А. К. Корсака не сложилась:

5 он рано умер, а его трактат не был по достоинству § оценен. Корсак поднялся над крайностями славянофильства и западничества; он лишь однажды упомянул о русской общине — чтобы высмеять ее «первоот-Ц крывателя» А. фон Гакстгаузена, вообразившего, что ^ русские сельские ремесла суть... «ассоциации, которые а напоминают собою учение сен-симонистов». Но тем ^ самым книга, вышедшая в год падения крепостного 1 права, осталась вне злободневных напряженных дис-3 куссий об общинном землевладении и не привлекала

внимания. Лишь позднее она получила высокую оцен- 22!

ку в классическом труде М. Туган-Барановского «Рус- - j

ская фабрика» (1898) и в первых русских систематиче- 88 <

ских университетских курсах экономической истории :

И. Кулишера и М. Довнар-Запольского. j

Российская рецепция принципов ;

«молодой» исторической школы и социал-политики ;

На первое десятилетие после отмены крепостного j права приходится формирование круга русских экономистов и публицистов, сыгравших ключевую роль j в университетском преподавании политэкономии вплоть до начала ХХ в. и образовании русской школы финансового права. Эти ученые и общественные деятели (связанные личной дружбой) — А. И. Чупров, § И. И. Янжул, И. И. Иванюков — по окончании рус- § ских университетов продолжили образование в Гер- м мании, Англии, США. Как раз во время, с одной сто- М роны, формирования НМИШ и «Союза социальной | политики», с другой стороны — начавшихся попыток -§ сужения предмета политической экономии до обме- М ноцентричной economics. Такое сужение, на котором Щ настаивал вслед за архиепископом Уотли Г. Маклеод, § было категорически отвергнуто в магистерской диссертации Иванюкова (1870). §

Стажировка Чупрова и Янжула (которых, как за- ™

претный плод, привлекал рабочий вопрос) в Лейп- J

цигском университете совпала с Эйзенахским учреди- §§

тельным съездом «Союз социальной политики» под |

руководством Шмоллера и публикацией в Лейпциге м

двухтомника Л. Брентано «Профессиональные орга- §

низации рабочих». Подробности о Шмоллере и Брен- 3

тано русские узнали из лекций по рабочему вопросу |

молодого Г. Кнаппа, только что назначенного профес- М

сором. Далее Чупров уехал в Вену, где в университете §

пользовался особенным вниманием знаменитого госу- | дарствоведа Л. фон Штейна, автора концепции соци-

ального государства. Разработанное Штейном учение об управлении (Verwaltungslehre) исходило из идеи государства как верховной власти, которая стоит над обществом и над ожесточенной классовой борьбой и стремится поднять уровень обездоленных классов. Ян-жул отправился Лондон для работы в Британском музее, вникая в детали английской торговой политики и фабричного законодательства.

Гвоздем исследований Янжула, по его собственным словам, стал вывод, что характер финансовых учреждений и выбор экономической политики в конкретный исторический период определяется борьбой классовых интересов. Акцизы и ограничения свободы торговли были выгодны в Англии политически господствовавшему классу лендлордов. С ростом политического влияния фабрикантов происходило умаление косвенных налогов и таможенных пошлин, мешавших развитию промышленности. Янжул особо подчеркивал роль общественной активности, опирающейся на | свободную печать, для улучшения государственных Л финансов и управления. Однако Янжул, отметил, во-первых, что реформирование налогообложения в § Англии далеко не привело к пропорциональному рас-| пределению налогового бремени; интересы рабоче-§ го класса ущемлены. Во-вторых, политика свободной Л торговли оказалась выгодной для Англии как ведущей £ промышленной нации и не может быть возведена в 5 универсальный принцип.

§ Вернувшись в Россию и быстро защитив одну за

другой диссертации, Янжул с конца 1870-х гг. в публичных лекциях и статьях выступал за поворот Рос-Ц сии к таможенному протекционизму (введение по-^ кровительственного тарифа) и за правительственный а надзор за условиями труда и быта рабочих на фабри-^ ках. Янжул нашел соответствие собственным идеям ! в трудах теоретика «государственного социализма» 3 А. Вагнера, появившихся в Германии в конце 1870-х.

А именно: использование налогообложения как ору- 2; дия социальных реформ; разделение финансовой 2! истории на два периода: период чисто фискальный 88' и период социально-политический. Второму периоду : соответствует частичное перераспределение народного богатства с введением прогрессивных форм обложения наследств и капитала.

Янжул был приглашен другим почитателем Вагнера, министром финансов Н. Х. Бунге на пост первого фабричного инспектора Московского фабричного округа (1884-1886); после вынужденной отставки (травля со стороны московских фабрикантов) Янжул вернулся к сотрудничеству с Министерством финансов при Витте. Тот откомандировал профессора на Всемирную выставку в Чикаго (1893), чтобы на | материале США выработать рекомендацию царскому § правительству по отношению к отраслевым промыш- * ленным монополиям, которые стали тогда возникать ^ и в России, где их называли «стачками предпринима- | телей». Янжул резюмировал свой анализ возникнове- | ния американских трестов выводом, что это «новая форма ликвидации старых экономических понятий о свободной конкуренции». Рекомендации Янжула правительству Витте заключались в том, что надо за- « конодательно регулировать и поддерживать тресты и | синдикаты как возможное средство предупреждения ™ промышленных кризисов. |

Янжул подчеркивал, что его исторический и клас- § совый подход к налогообложению и торговой полити- Щ ке сложился независимо от всякого влияния марксизма. Напротив, Чупров и Иванюков, в 1870-е гг. нако- § пившие богатый опыт службы в правительственных 3 структурах, а в 1880-90-е написавшие наиболее значи- | тельные университетские курсы политэкономии, не = скрывали влияния, оказанного на них «Капиталом» | Маркса. Но, во-первых, они оба не придавали принци- | пиального значения революционным выводам самого

Маркса из его историзма (историчность права собственности, эволюция форм крупной промышленности и т. д.). А, во-вторых, до марксизма они оба испытали влияние двоякое влияние Н. Г. Чернышевского: и как защитника общинного землевладения, и как переводчика Джона Стюарта Милля. В результате Чупров и Иванюков стали русскими катедер-социалистами, сохранившими веру в общинный уклад и семейные (т. е. кустарные) формы промышленности наряду с признанием активной роли государства как агента социальных реформ. Это было дополнительным фактором сближения с НМИШ, уделившей большое внимание истории и статистике формам европейской мелкой промышленности в разнообразии ее форм. Но одновременно Чупров и Иванюков признавали дедуктивный метод английских классиков, опирались на трудовую теорию ценности и присоединялись к Марксову анализу стадий подчинения труда капиталу. В своей вступительной профессорской лекции в Московском | университете Чупров отметил, что в каждом из трех Л направлений (английская либеральная политэкономия, историческая школа, марксизм) есть своя доля § истины, а в своих лекциях по истории политической | экономии подчеркивал, как некогда его учитель Бабст, § среднего положения исторического направления меж-Л ду экономическим либерализмом и революционным £ социализмом. Похожую позицию выразил Иванюков в 5 своем учебнике с характерным заглавием «Политиче-§ ская экономия как учение о процессе развития хозяй-| ственных явлений» (1885).

Автором еще одного популярного русского курса Л политэкономии и также представителем катедер-со-^ циализма был несколько более молодой по возрасту а А. А. Исаев. Он отводил центральное место учению ^ о «системах», «размерах», «формах» и «размещении» 1 производства, стремясь к соединению историзма 3 в понимании промышленности (ремесло — ману-

фактура — фабрика) и сельского хозяйства (стадии 2;

ч 3 ■

экстенсивного и интенсивного полеводства) и рас- -;

сматривая в этом контексте проблему исторических 88' судеб общинного землевладения и кустарной промышленности.

Полемика о стадиях и типах капитализма ;

А. И. Чупров, И. И. Янжул, И. И. Иванюков, связанные личной дружбой, принадлежали к тому же поколению, что и главные идеологи русского экономического народничества и первые русские интерпретаторы формационного подхода — В. П. Воронцов (В. В.) и Н. Ф. Даниельсон (Николай — он). Этот факт важен потому, что проблема историзма в пореформенной

российской политэкономии имела два фокуса: этапы §|

экономической эволюции и сходство/различие путей Щ

экономического развития России и Запада. §

Народничество, которому русский язык обязан §

введением в обиход понятия «капитализм», не до- |

бившись от самого К. Маркса прямого ответа на во- Щ

прос, возможна ли формационная эволюция России |

в «обход» капитализма1, выработало собственную «

версию движения страны по «особому пути» на ос- 1

нове унаследованных от исторического прошлого §

институтов общинного землевладения и кустарных |

промыслов. а

Шумная полемика в самом конце XIX в. между на- |

родничеством и, как тогда говорили, «неомарксизмом», §

по сравнению со спорами западников и славянофилов §

велась не просто о «самобытности» либо принципиаль- ®

ном сходстве российского пути развития с западным. 3

А более конкретно — о возможности/невозможности Щ

1 А лишь оговорки, что выводы «Капитала» ограничены ма- § ,

териалом Западной Европы, — вопреки предисло-вию в самом ^

«Капитале» о том, что «страна, промышленно более развитая, к

показывает менее развитой стране лишь картину ее собственно | будущего».

со св

миновать конкретные этапы (стадии) капиталистической промышленности — мануфактуру и фабрику.

Прямым предшественником «неомарксистов» был Н. И. Зибер (1844-1888), а единомышленником — Ф. Энгельс, оставивший в прошлом допущения Маркса по поводу «общинного» шанса возрождения России и говоривший в начале 1890-х гг., что «шестерня капитализма уже крепко врезалась местами в русскую экономику» [29, с. 72]. Зибер, сказавший как-то Михайловскому: «пока мужик не выварится в фабричном котле, ничего у нас путного не будет», написал два капитальных труда в обоснование положения о несамобытности российского пути развития. В «Очерках первобытной экономической культуры» (1883), привлекая обширный этнографический материал, Зибер доказывал наличие стадии общинно-коллективного хозяйства у всех народов и неизбежное разложение общины под воздействием прогрессирующего разделения труда. А в книге «Давид Рикардо и Карл Маркс в их | общественно-экономических исследованиях» (1885) — Л капиталистический характер российских кустарных промыслов как разновидности надомной (рассеянной) § мануфактуры. Выделенные Марксом стадии капита-| листического способа производства Зибер интерпре-§ тировал как необходимую последовательность есте-Л ственных фаз: «Невозможно перескочить из ремесла, £ помимо мануфактуры, в фабрику» [11, с. 406]. 5 В дискуссиях 1890-х гг. «неомарксисты» — как те,

§ которых впоследствии назвали «легальными марксистами» (П. Б. Струве, М. И. Туган-Барановский, С. Н. Булгаков), так и революционные социал-демо-Ц краты (Г. В. Плеханов, Вл. Ильин и др.) — вослед Зи-^ беру доказывали неизбежность и прогрессивность а расслоения русской общины и природу российских ^ кустарных промыслов как рассеянной мануфактуры. ! Причем и дифференциацию крестьянства на бедноту 3 и меньшинство крепких, приспособленных к товар-

ному производству хозяев (П. Струве), и «интересный 2; закон параллельного разложения мелких производи- -! телей в промышленности и земледелии» (Вл. Ильин) 88' «неомарксисты» рассматривали как процесс «роста производительных сил».

Наиболее значительным вкладом в экономическую компаративистику из работ «неомарксистов» следует признать докторскую диссертацию М. И. Ту-ган-Барановского «Русская фабрика». Она была полемикой не только с экономистами-народниками, но и с либеральным историком П. Н. Милюковым, снискавшим известность своими работами «Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII в. и реформа Петра Великого» (1892) и «Очерки по истории русской культуры» (ч. 1, 1896). В них Милюков акцентировал | искусственность насаждения «продолжительным и § усиленным покровительством» крупной промышлен- § ности в России — «стране без капиталов, без рабочих, § без предпринимателей и покупателей» [20, с. 84]. |

Туган-Барановский, возражая Милюкову и на- || родникам, указал на своеобразие эволюции крупной § и мелкой промышленности в России. В России не сло- Щ жилось традиции независимого городского ремесла, | выпестовавшей на Западе «средний класс» (мелкую § буржуазию). Но в Московском царстве было доста- | точно крупного торгового капитала, не проявлявше- к го склонности к вложениям в промышленность, где | царило примитивное мелкое производство, но под § давлением Петра все же ставшего базисом, на котором Щ основалось крупное производство — инициированные имперским государством фабрики и крупные мастерские [36, с. 86]. И именно в этом крупном производстве, а не в старинных доморощенных промыслах, надо видеть истоки русского кустарничества (наибо- | лее впечатляющий пример — хлопкоткачество села | Иванова): «фабрики раздробились в кустарную про- | мышленность». Пока фабрика основывалась на руч-

ce

ном и крепостном труде, с ней успешно конкурировала кустарная изба.

Добавим к сказанному Туган-Барановским, что эта эволюция русской промышленности отразилась в языке. Слово «кустарь» произошло от «обрусения» средне-нижненемецкого «kunstener» — «знаток искусства, ремесла» [37, с. 432]. А знаменитый «Толковый словарь» В.И. Даля приводит характерную фразу, отражающую реальность первой половины XIX в.: «нас кустари одолели, говорят фабриканты». Но с внедрением машин и отменой крепостного права фабричное производство стало вытеснять кустарные промышленные станы.

П. Струве в статье «Научная история нашей крупной промышленности» (1898), резюмируя исследование Туган-Барановским генезиса российского капитализма, ввел понятие децентрализованного товарного производства для оценки своеобразия формирования внутреннего рынка в России. Струве считал, что для J Запада характерен был процесс роста товарного хо-| зяйства из местных рынков, связывающих городское .g корпоративное ремесло с сельской округой. А для g России — формирование внутреннего рынка на ос-| нове оптовых деревенских ремесел, подчиненных § действующему на громадной территории торговому = капиталу. Искусное и специализированное запад-,« ноевропейское ремесло технически подготовляло 5 капитализм, но при этом сопротивлялось ему кор-§ поративным правом, ограничивавшим свободу пред-.1 принимательства. Российское децентрализованное 'g товарное производство было технически отсталым, Л но зато свободным от цеховых стеснений предпри-g нимательства: «при крепостном праве полное laissez q faire, смягченное высоким помещичьим оброком и ^ чиновничьими взятками» [34, с. 443]. ! Вывод о сравнительно-исторических различиях

3 предпосълок капитализма на Западе и в России Струве

сочетал, однако, с мнением о нивелирующей тенден- 2

_ 1 3 ■

ции зрелой капиталистической формы производства 2!

в разных странах. В нашумевших «Критических за- 88' метках по вопросу об экономическом развитии России» (1894) Струве предполагал, что «выучка у капитализма» повлечет достаточно быстрое приближение доли земледельческого населения в России (80 %) к | таковой в США (40 %)1 и российского сельского хо- : зяйства — к американской фермерско-хуторской системе [33, с. 240, 253, 281]. Однако специальное ис- ! следование западного опыта в работах третьего видного представителя российского «легального марксизма» — С.Н. Булгакова — поставило под сомнение унифицирующую тенденцию капиталистического

производства. |

С задором включившись в полемику с народни- §

чеством книгой «О рынках при капиталистическом §

производстве» (1897), Булгаков был согласен со Стру- §

ве в том, что нищета и бедность «могут быть увра- |

чеваны только капитализмом» и Россия страдает ||

не столько от капитализма, сколько от его недоста- §

точного развития. Монография «Капитализм и зем- Щ

леделие» (2 т., 1900) была задумана Булгаковым как |

трактат по сравнительному анализу аграрной эволю- §

ции главных стран Западной Европы, подтверждаю- |

щему марксистский закон концентрации производства. к

Однако углубление в проблему привело Булгакова к |

иным — ревизионистским — выводам: §

1. Развитие Англии, вопреки Марксу, не состав- кЩ

/-1 ТО

ляет «нормального типа» капитализма. Созданная §

там самая ранняя форма крупного предприятия |§

была наследием средних веков и результатом насиль- Щ

ственной экспроприации крестьянства с превраще- |

нием мелкого производителя в наемного рабочего, =

1 Неправомерность такого уподобления двух стран был отмечена в переписке Ф. Энгельса и Н. Даниельсона [28, с. 660, 663].

повторившейся отчасти только в Пруссии в первой половине XIX в.

2. Крупное предприятие в сельском хозяйстве не имеет тех технических преимуществ, как в промышленности; «теплицей для крупного земледелия» было «абсолютное» предкапиталистическое перенаселение, а с ростом капитализма и «исчезновением свитых крепостным правом гнезд» проявляется тенденция к разложению крупного земледелия в мелкое крестьянское хозяйство.

3. Причина предкапиталистического перенаселения — «распрямление пружины» размножения народной массы после отмены крепостного права; раскрепощение сразу увеличивает деторождение и создает, таким образом, абсолютное перенаселение, избыток рабочей силы; сформулированный Марксом закон относительного капиталистического перенаселения Булгаков отрицал, полагая, что самостоятельное значение народонаселения (и перенаселения)

| как могучего фактора социального развития осталось Л Марксом непонятым.

Выводы Булгакова по аграрному вопросу, с одной § стороны, вливались в течение аграрного ревизионизма, | получившее на рубеже XIX и ХХ вв. распространение § в германской и австрийской социал-демократии, с Л другой стороны, стали переломными в идейной эво-,« люции этого мыслителя от «легального марксизма» к 5 «христианской философии хозяйства». Уже после по-§ ворота «от марксизма к идеализму» Булгаков написал для серии «Религиозно-общественная библиотека» «Краткий очерк политической экономии» (1906), где Л вернулся к критике универсализации английского ^ опыта капитализма и одновременно выдвинул полоса жения, воспроизводящие аргументы российских сто-^ ронников «народного производства». Хотя Булгаков 1 не отказался от своих прежних выводов об истори-3 ческой необходимости фабрично-заводского капита-

лизма в России и об угнетенном состоянии «пасынков 2 ;

капитализма» — кустарей, он соглашался теперь с на- -!

личием географических факторов живучести кустар- 88' ничества и с желательностью «соединения промыслов

с земледелием» в будущем хозяйственном строе Рос- | сии [4, с. 79-81]. Наконец, Булгаков признал правоту

народников в критике российского бюрократическо- \ го капитализма, насаждаемого казенными заказами в

■

отрыве от внутреннего рынка, а также в акценте на важности внешних рынков на начальном этапе национального капиталистического развития.

Соотношение роли внешних и внутреннего рынков Булгаков принял в качестве критерия разных типов капитализма. Первый тип, «не повторившийся» — английский: страна с островным положением, §| верховенством на морях, доминирующей ролью в ми- § ровой торговле и денежном обороте, «односторонним § развитием экспортирующей индустрии за счет земле- § делия». Второй тип — континентально-европейский | (Германия и Франция) с гораздо более значительной | ролью внутреннего рынка. Третий тип — североаме- § риканский, «колониальный», с наличностью большо- Щ го массива свободных земель, широкими возможностя- | ми населения для заведения собственного хозяйства, § «прибоем» иммиграции и рабством негров. |

Схема Булгакова, кроме эволюции его собствен- к

ного мировоззрения, отразила влияние на русскую |

экономическую мысль новых веяний со стороны гер- §

манской исторической школы в политэкономии. Де- кЩ

сятилетие «полемического вдохновения» и раскола §

российского «неомарксизма» (1893-1902) совпало с |§

важным поворотным моментом в эволюции герман- Щ

ской исторической школы — переходом к стадиаль- |

ному анализу. Трактаты К. Бюхера «Происхождение =

народного хозяйства» (1893) и В. Зомбарта «Совре- |

менный капитализм» (1902) снискали в России широ- ||

кую популярность и привлекли пристальное внима- Щ

ние как бывших «легальных марксистов»1, так и социал-демократов А. А. Богданова и И. И. Степанова, обращавшихся к книгам немецких авторов за материалом при разработке марксистской формационной «политэкономии в широком смысле» (подробнее: [9]). Но прямым последователем исторической школы и » глашатаем экономической истории как отдельной нау-= ки стал в России в начале ХХ в. петербургский эко-= номист И. М. Кулишер, не связанный с «неомарксиз-з мом» конца XIX в.

г И.М. Кулишер: сравнение стадий промышленной эволюции I стран Запада и России

Историко-экономические труды И. Кулишера

^ (1878-1933), получившие международное признание

§ еще в 1920-е гг. (оставшееся на Западе и позднее2),

* были недавно воскрешены из советского забвения,

| хотя смена знака тенденциозности в их трактовке едва

ли имеет смысл3. Не будучи марксистом и внося су-

| щественные коррективы в Марксову оценку «истори-

§ ческой тенденции капиталистического накопления»,

Кулишер тем не менее согласился с логическим выде-

I лением Марксом особой мануфактурной стадии ка-

| питализма. Для компаративистики наибольший ин-

§ терес имеет как раз впервые осуществленное Кулише-

= ром развернутое сопоставление мануфактурного пе-

£ риода во всех крупнейших европейских странах. На

^ основе проделанного анализа Кулишер сделал вывод, к

в _

.§ 1 «В экономической науке давно не было такого праздни-

ка, как когда Бюхер опубликовал свои замечатель-ные этюды»

Л [34, с. 427].

2 Известны высокие оценки, данные работам Кулишера ли-

^ дерами французской школы «Анналов» [3, с. 9]. СЗ 3 В предисловии к современному изданию главного труда

и Кулишера в противоположность изданию совет-ского Госизда-

"3 та (1926) говорится: «в первом абзаце нужно поменять минус

,о на плюс: «сочинение это не со-всем строго отражает идеологию

^ марксизма, в этом, несомненно, его [сильная сторона]» [15, с. III].

что в закономерностях экономической эволюции России и Западной Европы больше общего, нежели противоположного. Категоричные обобщения А. Корсака и П. Милюкова о «несчастных мерах» Петра I по искусственному насаждению в России мануфактур с опорой на принудительный труд и привлечение иностранцев не учитывали сходных явлений в Западной Европе.

Кулишер показал, что, во-первых, принудительный труд играл огромную роль не только в русских посессионных и вотчинных, но и в первых западноевропейских мануфактурах, которые — при отсутствии крепостного права — создавались в тюрьмах, приютах и т. п. местах как исправительные «работные дома» [17, с. 132-134]. Во-вторых, приглашение иностранцев с предоставлением им привилегий было общим правилом для введения новых отраслей. Даже Англия началом своего промышленного лидерства была обязана голландцам и фламандцам, получавшим патенты от короны и внедрявшим производство шерстяных тка- |

1 Один из самых выдающихся изобретателей XVII в. (подводная лодка, микроскоп и др.) голландец Корне-лиус Дреббель, придворный механик первых Стюартов, был оценен за изготовление новой алой краски для сукон.

г

ней, ярких красок1, мыла, селитры, оконного стекла,

проволоки, часов с маятником и мн. др. [15, т. 2, с. 105]. Щ

Французская промышленность с ее изящным вкусом |

и красивыми изделиями была создана итальянцами, §

прусская — гугенотами. Многочисленные факты ин- |

новационного вклада иммигрантов (особенно нидер- к

ландских и французских протестантов) в мануфак- |

турную промышленность разных стран Европы ин- §

тересны в связи с современной проблематикой роли кЩ

диаспор в мировой экономике, по словам Кулишера — §

«растекания промышленных элементов населения». |§

Наконец, Кулишер, отражая общую для исторической Щ

школы переоценку меркантилизма, настаивал на пе- |

со ов

ресмотре отрицательных вердиктов государственному вмешательству в промышленность («кольбертизму») как в России, так и в крупнейших континентальных странах Европы.

Кулишер указал на значение в формировании национальных хозяйств тесной связи мануфактур» ной промышленности — не только централизован-= ной, но и кустарной — с военными нуждами госу-= дарства. Появление с XVI в. больших европейских | армий вызвало расширенный по сравнению с город- ским ремеслом спрос, но с гарантированным потребителем — государством; а тем самым — массовое | производство и новую организацию снабжения, направляемую поставщиками-скупщиками. Отличи-^ тельными особенностями производства для потреб-| ностей армии были однородность вырабатываемых ^ изделий и необходимость скорой доставки их боль-£ шого количества. Поэтому рядом с производством вооружения и снаряжения развивались не только | крупные предприятия, стимулировавшие прогресс Л металлургии и станкостроения, но и массовое надо-.15 мное производство форменной одежды, парусины и § т.д., ставшее основной формой мануфактурной про-| мышленности даже в рамках французского кольбер-§ тизма [16, с. 87].

= Недолговечность же многих субсидированных го-

£ сударством предприятий, по мнению Кулишера, не оз-5 начала безрезультатности усилий по стимулированию § промышленного роста, который следовал с интерва-.1 лом в несколько десятилетий от меркантилистского правительственного почина. Без петровских реформ Л не было бы подъема горнозаводских и обрабатываю-Ц щих отраслей, ставшего технической основой русского д великодержавия при Екатерине II — отвечал Кулишер ^ на вопрос известной полемичной статьи Е. В. Тарле 1 «Была ли екатерининская Россия экономически отста-3 лою страной?» (1910).

Указывая на то, что экстенсивная мощь русской 2 ! империи в конце XVIII столетия не могла не иметь -! экономического фундамента, Е. В. Тарле считал «сте- 88 < реотипную фразу о натуральном хозяйстве и экономической зависимости и отсталости России» перенесением на XVIII в. ситуации XIX в., когда Россия в самом деле не поспела за ускорившимся темпом экономического развития сначала в Англии, потом отчасти во Франции и т. д. [35, с. 27]. Современник Е. В. Тарле ; и И. М. Кулишера экономист-аграрник Н. П. Оганов- < ский также считал помехой правильному взгляду на историческое развитие форм хозяйства перенесение на них опыта XIX в. Но Огановский ставил вопрос более широко, критикуя историко-хозяйственную систематику К. Бюхера за односторонний подход, | «замазывающий» своеобразие хозяйственной жизни § прошлых эпох и аграрных стран «яркой краской ин- * дустрии, залившей экономическую жизнь Запада в ^ XIX веке» [23, с. 540]. В полемике с исторической шко- | лой и с марксизмом, а также с позитивистским эволю- -§ ционизмом, Огановский разработал оригинальную | теорию аграрной эволюции, ставшую наиболее мас- 3 штабным вкладом российской общественной мысли в | экономическую компаративистику.

Н.П. Огановский: сравнение стадий аграрной эволюции °

стран Запада и России |

Николай Петрович Огановский (1874-1938) — зем- §

ский статистик, кооператор, политический деятель, 3

один из зачинателей российской экономической гео- »

графии и экономической истории, был выдающимся §

представителем обновленного народничества. Это на- 3

правление (как и «старое» народничество) стремилось | обосновать некапиталистический путь развития, но

не впадало в «капиталистический пессимизм» Ворон- |

цова — Даниельсона, выясняя возможные условия — |

структурные и институциональные — такого роста 3

со св

«рыночности» и индустрии, который в наибольшей степени благоприятствовал бы крестьянскому семей-но-трудовому хозяйству.

Взгляды Огановского сформировались во время обследования им в начале ХХ в. крестьянской общины по земским переписям 250 уездов 30 российских губерний. Собранный материал показал ошибочность расхожих мнений как противников, так Ё и сторонников общинного землевладения: первые | абсолютизировали тормозящее влияние общины на ^ аграрные технологии; вторые были неправы в том, что община препятствует расслоению крестьян. Сде-» ланный вывод, что прогресс сельского хозяйства не задан формами земельной собственности, а связан с ^ глубже лежащими особенностями уплотнения насе-| ления и развития аграрных технологий, определил ^ направление исследований Огановского, подыто-£ женных в главном труде «Закономерность аграрной

эволюции» (3 т., 1909-1914). | Уточнение, что его поиск «руководящего нача-

| ла» в истории аграрных отношений ограничен стра-.15 нами умеренного климатического пояса, дает основа-§ ние отнести Огановского к крупнейшим предста-| вителям российской геополитической экономии [10]. § Сам он выступал от имени сельскохозяйственной эко-

"С

4= номии, критикуя школы политической экономии — классическую, историческую и марксистскую. Однако сформировавшаяся в XIX в. в Германии и России § школа СХЭ была ориентирована на крупное частнопредпринимательское земледелие «прусского» типа. Лишь в начале ХХ в. наметился поворот российской Л СХЭ к теории мелкого — но кооперативно объеди-Ц ненного — крестьянского хозяйства. Сказались воз-д действие земского народничества и примеры успе-^ хов, достигнутых крестьянским хозяйством в стра-! нах континентальной Европы (Италии, Франции, 3 Германии и особенно Дании) благодаря различным

ТЗ

формам кооперации и вопреки мировому аграрно- 2 ;

му кризису 1874-1895 гг. -!

Н. П. Огановский вслед за идейным лидером зем- 88' ского и университетского народничества А. И. Чу- : провым стремился выяснить различия социальных последствий эволюции сельского хозяйства и промышленности, обусловленные технико-организационными особенностями. Он считал марксистскую схему обобществления труда целиком верной в технико-производственном (концентрация разнородных ! механизированных приемов на мануфактурах и фабриках), но лишь отчасти — в классовом отношении. Процесс концентрации капитала не был результатом дифференциации класса ремесленников: классы капиталистов и пролетариев образовались не внутри §| этого небольшого по численности класса, «а над ним § и под ним» [22, с. 150]. Дальнейшее накопление капи- § тала в индустрии представляет собой «одностороннюю § подвижку вверх»: увеличение социального расстояния | между господствующим и рабочим классом при мед- || ленном и неровном повышении благосостояния по- § следнего (относительное, но не абсолютное ухудше- Щ ние положения пролетариата). |

Для сельскохозяйственных же предприятий Ога- Щ§

новский считал закономерной тенденцию к средним |

размерам и к интеграции (а не дифференциации) к

трудовых операций, но эта тенденция осложнена |

историческим наследием и земельной колонизацией. §

Критикуя однофакторную «меновую концепцию» кЩ

экономического прогресса, выдвинутую германской §

исторической школой, Огановский построил свою |§

многофакторную теорию экономического прогресса. Щ

Ее ключевыми положениями стали: критерий равно- |

весия между количеством населения и количеством §

жизненных средств, доставляемых сельским хозяй- |

ством; несовпадение эволюции технико-производст- | венных форм с эволюцией распределения средств про-

со ов

изводства, на которую влияют политические и психологические факторы.

Суммируя накопленный сельскохозяйственной экономией XIX в. опыт классификации систем земледелия по ступеням интенсивности, Огановский определил три главных фазы эволюции сельскохозяйствен-I ного производства: доземледельческую, экстенсивного = земледелия и интенсивного земледелия, интегрирован-= ного с животноводством.

| Доземледельческая фаза — потребление даровых

- благ природы в лесных (охота, бортничество, речное рыболовство) и степных (тебеневочное кочевое ско-| товодство) районах. Фаза экстенсивного земледелия проходит два основных периода: 1) подвижной подсеч-^ но-переложной системы и 2) оседлого трехполья с чере-§ дованием участков под озимые и яровые злаки и пар. ^ Именно паровое трехполье с консервативным восстанов-£ лением плодородия почвы составило многовековой базис феодального строя Европы с крепостным правом. | При незначительности пара как естественного регу-| лятора плодородия земля истощалась и вынуждала .15 к расширению площади пашни за счет пастбищных § угодий для скота — к нарушению равновесия между зем-| леделием и скотоводством. Равновесие между почти не § растущим количеством продовольственных средств,

"С

= доставляемых трехпольем, и количеством населения

£ поддерживалось в силу высокой смертности из-за

5 войн, усобиц, эпидемий и ограничений на числен-

§ ность крестьянских семей, налагаемых крепостной

.1 зависимостью.

Раскрепощение, по мнению Огановского, вызва-

| ло резкий прирост народонаселения, который вы-

Ц бил трехполье из многовековой колеи. Пока не был

д найден путь к интенсификации сельского хозяйства,

^ голодовки провоцировали аграрные возмущения

! и революции (в середине XVII в. — Англия; в конце

3 XVIII в. — Франция; в середине XIX в. — Германия; в

начале ХХ в. — Россия). Интенсификация заключает- 2 ; ся в исчезновении пара и изменении структуры по- -! севов: к преобладавшим почти исключительно в экс- 88' тенсивных системах злакам прибавляются кормовые травы, корнеклубнеплоды, бобовые, масличные. Плодородие почвы восстанавливается преимущественно искусственным путем — усиленным удобрением. При | отсутствии паров и выгонов кормовые травы вместе с отбросами корнеплодов обеспечивают скоту пищу на круглый год; скот запирается в стойла и начинается эра его качественного улучшения — мясистости, молочности и т. д. Таким образом, при интенсивном — многопольно-травяном и плодосменном — земледелии восстанавливается и обеспеченное обилием кормов скотоводство, в свою очередь содействующее росту | урожайности зерновых увеличением количества ор- § ганических удобрений. *

Выводы: 1) одна фаза аграрной эволюции врас- ^ тает в другую и вытесняет ее постепенно; 2) мальту- | зианский «закон убывающего плодородия» сказы- | вается только тогда, когда не произошла назревшая | замена наличной системы полеводства, достигшей 3 своих пределов; 3) эволюция сельского хозяйства | (в отличие от промышленности) сопровождается не упрощением, а усложнением приемов (севообороты, | обработка, уход за растениями и животными, внесе- ™ ние удобрений). |

На эволюцию систем полеводства накладывают- § ся особенности эволюции распределения земли, об- 3 условленные политическими и психологическими факторами. Становление феодальных отношений с § крупным поместным хозяйством, притянутым к мо- 3 настырским стенам и феодальным замкам, происхо- | дило одновременно с переходом населения от под- = вижной переложной системы к оседлому трехполью; | потребность монархов в подвижном классе професси- || ональных воинов диктовала привлечение на службу

GO Об

раздачей земель; образовалась лестница власти над землею и над сидящим на ней трудовым населением, которому вменялось в обязанность «кормление» военно-служилого класса, становившегося и классом крупных землевладельцев.

Сельская община первоначально, по мнению Ога-» новского, складывалась на земельном просторе, но = когда возможности экспансии перелога были исчер-= паны, а политический фактор обусловил односторон-| нюю подвижку вверх — концентрацию земли в высших - слоях, «утесненная» община выработала уравнительно-передельный механизм, и крестьянское землеполь-| зование застыло на много веков в подворно-череспо-лосной форме. Общинные леса и выгоны постепенно ^ сокращались в силу, с одной стороны, расширения | пашни под трехполье, с другой стороны — захват-^ ного землевладения феодалов. С развитием городов £ и оживлением торговли, особенно международной, феодальные землевладельцы из «пожирателей рен-J ты», часто не очень значительной, стали отчасти пре-Ü вращаться в предпринимателей; этому способствова-.15 ла реорганизация военного дела с заменой ставших g ненужными рыцарей ландскнехтами (наемниками). | Исчезновение политического феодализма и форми-§ рование абсолютизма с превращением дворянства в J придворную знать сопровождалось развитием ново-jï го коммерциализированного типа крупнопоместно-5 го хозяйства — в форме английского лендлордизма § со сгоном крестьян земли ради разведения овец для экспорта шерсти или восточноевропейского магнат-ства с отягощением крестьян барщиной ради нара-! щивания экспорта зерна.

Ц Особенности эволюции земледелия после начала

ci европейской индустриализации мы считаем умест-^ ным свести в таблицу, где слева воспроизведены выво-! ды Огановского, а справа — некоторые дополнения к G ним из истории экономических учений.

Дворяне кое-что сделали для перехода к интенсивным системам земледелия, особенно в Англии Тот самый «норфолкский» образец севооборота для всей Европы, который описывал в своем «Курсе» А. К. Шторх

Но в целом крупнопоместное хозяйство, обогащая своих владельцев, усугубляло трудности населения, связанные с исчерпанием экстенсивного земледелия. Еще в начале XIX в. под паром оставалось около трети пашни во Франции и в Германии; значительные площади были отведены под охотничьи парки и т. п. В Германии, где сложился свой вариант многопольно-пло-досменного земледелия, его внедрение, как и в Англии, стало поводом для экспроприации земли у крестьян. Крупное частновладельческое («юнкерское») хозяйство «прусского типа» дало начало сельскохозяйственной экономии (А. Тэер, Й. Г. Тюнен)

Прекращение давления политических факторов в пользу крупного нетрудового хозяйства и переход борьбы между разноразмерными формами землевладения в чисто экономическую плоскость упрочили тенденцию «стягивания к середине» С.Н. Булгаков эмоционально приветствовал продажу прусских юнкерских владений «взраздробь» вследствие того, что они не могли удерживать рабочей силы после экспансии дешевого заокеанского хлеба и стали проигрывать крестьянскому хозяйству

В течение XIX столетия урожайность в Европе повысилась в среднем в 2-2,5 раза (после почти 1000-летнего колебания вокруг одного и того же уровня); исчезли резкие подъемы и падения урожаев, зависимость от капризов климата и страх голодовок Рост урожайности стал следствием внедрения травосеяния, плодосмена, минеральных туков [38, с. 80]. По урожайности пшеницы с единицы площади Россия в нач. ХХ в. уступала странам Европы минимум в 2,5 раза (Дании — в 4) [26, с. 6]

Демократизация парламентарного законодательства в Западной Европе — разрешение с.-х. союзов; завоевание крестьянством при помощи кооперации денежного капитала и кредита, доступного ранее только крупным владельцам, благоприятствуют реализации преимуществ среднеразмерных крестьянских хозяйств Законы о синдикатах во Франции (1884) и о товариществах в Германии (1889) содействовали росту в этих странах с.-х. кооперации, развивавшейся также в Англии, Италии и особенно Дании, которую в России рассматривали как страну «мелких фермеров», «крестьянских товариществ» и образец для подражания

ж &

-I &

?

то

ж Щ

то §

=

о §

Щ Щ §

Если во всей Европе к началу ХХ в. утвердилось интенсивное многопольно-плодосменное земледелие, то в России продолжало господствовать «выбалтывающее землю» трехполье1. В объяснение этого Огановский на первый план выдвинул два фактора: давление внешнего рынка (доминирование зерновых в экспорте) и » обширная внутренняя колонизация, делавшая воз-= можной «попятную» эволюцию к преобладанию экс-= тенсивного земледелия.

I Выделяя, вслед за В. О. Ключевским, пять пери-

5 одов русской истории как истории колонизации, Огановский конкретизировал эти периоды по типам I полеводства и распределения земель [22, с. 24-25].

В киевский период (1) экстенсивное переложное зем-^ леделие постепенно врастало в преимущественно § лесопромысловое хозяйство, служившее основным ^ источником первоначального накопления движимых £ капиталов в руках господствующих классов; в верхневолжский период (2) богатство стало определяться J преимущественно земельным захватом; в московский Ü период (3) произошло окончательное обособление .15 замкнутых сословий крестьян и нетрудовых землевла-g дельцев, трехполье вытесняло перелог и экстенсивное I земледелие распространялось на захваченные терри-§ тории Поволжья и Прикамья; в имперско-дворянский J период (4) крупное товарное помещичье хозяйство ■« использовало возможности нового крымско-новорос-5 сийского колонизационного пояса; в предреволюци-§ онный период (5) трехполье окончательно исчерпало себя в великороссийском центре («перепаханность» 'g угодий, «оскудение»), но колонизация продвину-j| лась в новый пояс — на Северный Кавказ, в Сибирь и Ц Среднюю Азию.

Q «Самобытность» русской истории в сфере сельско-

^ хозяйственного производства и распределения выра-

,2 1 За исключением западных — остзейских и привислин-

^ ских — губерний [14].

зилась в том, что простор колонизуемых земель растя- 2

1 И I

нул на дополнительные периоды три фазы аграрной -;

эволюции. Колонизационный размах, разреживая на- 88' селение и создавая вовлечением новых и часто более производительных почв широкие возможности для экстенсивных форм вплоть до возвращения к залежи, консервировал трехполье.

В том же направлении действовал и фактор внешнего рынка — наращивание экспорта зерновых. Торговый капитал брался охотно лишь за сбыт тех продуктов, которые не требовали забот и расходов по хранению и первичной переработке. В районах Чер-номорско-Каспийского кольца — Новороссии, Нижнем Поволжье и Северном Кавказе — посевные площади в конце XIX в. — начале ХХ в. быстро росли и | давали с каждой десятины в 2-3 раза больше валового § сбора, чем в остальной России. Но эти результаты до- § стигались за счет убыстренного развития хищниче- § ского зернового хозяйства, основанного почти исклю- | чительно на выращивании двух злаков — пшеницы || и ячменя — с ориентацией на мощное расширение § внешнего сбыта. Небывалый нигде в Европе засев Щ более 90 % площадей одними зерновыми культура- | ми все более усугублял неравновесие между земледе- Щ§ лием и животноводством, — отбирая у скотоводства | не только ячмень, но и ценные концентрированные к корма (жмыхи). Одновременно далеко зашло несо- | ответствие между отсталой системой земледелия и § быстрым ростом населения за полвека после отмены кЩ крепостного права [24, с. 13]. §

Исправление сложившейся ситуации Огановский |§

связывал с демократизацией политической жизни Рос- Щ

сии; сельскохозяйственной помощью населению для |

превращения в систему тех «обрывков» интенсивного §

земледелия, к которым подталкивает крестьян уплот- |

нение населения; «оборудованием транспортного ||

дела» правительством и изменением внешнеторговой ЩЩ

со ов

политики для структуры экспорта в пользу интенсивных культур и продуктов животноводства.

В определении насущных задач аграрно-экономи-ческой мысли — составление «организационного плана крестьянского хозяйства» и организация сбыто-снаб-женческой кооперации для борьбы с паразитарным посредничеством хищнического торгового капитала — Огановский был един с экономистами-кооператорами организационно-производственной школы, вместе с ними работал в Лиге аграрных реформ, вместе с А. В. Чаяновым редактировал «Статистический справочник по аграрному вопросу» (1917). Обоснованную позднее Чаяновым концепцию некапиталистической вертикальной концентрации сельского хозяйства («кооперативной коллективизации») можно рассматривать как конкретизацию вывода Огановского о том, что в собственно сельском хозяйстве средние предприятия обладают преимуществами в интенсивности и выгодности; но техническая переработка сельскохозяйственной продукции и элементы обмена (кредит, сбыт, | покупка) подчинены закономерностям концентрации. .15 Но, как и Чаянов, Огановский рассчитывал, что кон-§ центрации в сельском хозяйстве и смежных с ним от-| раслях можно придать не крупнокапиталистическую, 8 а кооперативную форму.

= Политическая деятельность Огановского как эне-

£ са и эсера, члена Предпарламента и Учредительного 5 собрания привела к остроконфликтным отношениям § с Советской властью, за которыми последовало прими-.1 рение и десятилетие (вплоть до пресловутого процесса ТКП) деятельности Огановского как «спеца»-профес-Л сора, читавшего первый в Московском университете Ц курс экономической географии. В послереволюцион-д ных работах — наиболее отчетливо в книге «Сельское ^ хозяйство, индустрия и рынок в ХХ веке» (1924) — Ога-1 новский дополнил свою концепцию экономического о прогресса включением в нее категории устойчивого

а ■3

развития производительных сил. Ее можно считать предвосхищением концепции перехода к самоподдерживающемуся (sustainable) экономическому росту, выдвинутой в рамках теорий модернизации во второй половине ХХ в. [21, с. 41-46].

Огановский показал, что интенсификация земледелия на основе многопольно-плодосменных севооборотов, начавшаяся в Нидерландах и Англии и охватившая к концу Х1Х в. всю Западную Европу, не только восстановила утраченное при трехполье равновесие (соразмерность) между земледелием и животноводством, но стала необходимой агротехнологической предпосылкой индустриализации и перехода к поступательному расширенному воспроизводству. Многополье обеспечило продукты для откорма скота (кормовые травы, бобовые, турнепс, свекловичный жом) и для продажи в качестве промышленного сырья (свекла и картофель). Скот благодаря увеличению количества кормов стал объектом селекции (50-пудовые свиньи, высокоудойные коровы -§ и проч.) и источником товарной мясомолочной про- g дукции для растущего промышленного населения го- 3 родов. Город с его индустриальными предприятиями § принимал избыточное сельское население и, предъявляя растущий спрос на продукцию плодосменно- g го земледелия, давал необходимые для интенсифи- ™ кации усовершенствованные сельскохозяйственные J машины, искусственные удобрения, развития транс- § портно-складскую сеть, кредит и т. д. Чередование | посевных культур прекратило «выбалтывание» зем- g ли, а применение минеральных туков — повысило ее § плодородие; в свою очередь, обеспеченное обилием 3 кормов скотоводство содействовало росту урожайно- g сти зерновых увеличением количества органических = удобрений. §

Но описанный механизм прямых и обратных ры- | ночных связей как внутри сельского хозяйства, так и

между его главными секторами и городской промышленности не мог сложиться в России, где удерживалось господство трехполья. Зачинатели российских экономико-географических и экономико-геополитических концепций В. П. Семенов-Тян-Шанский [31, гл. XVIII] и П. Н. Савицкий отмечали невозникновение интенсивного земледелия в России и «неизбывное трехполье» [30, с. 336] на ее территории как важнейшее цивилизационное отличие от Западной Европы.

Формационный подход марксизма полностью проигнорировал выясненное Огановским всемирно-историческое значение агротехнологических изменений в Западной Европе, обеспечивших процесс связного роста интенсивного сельского хозяйства, «рыночности» и индустрии — и отрыв западной индустриальной цивилизации от остального мира. Эти изменения были отмечены представителями исторической школы за пределами Германии (англичанин Т. Роджерс, фран-J цуз П. Манту, И. Кулишер), но их подход был чисто Л фактографическим. Опираясь на работы истори-.15 ков-экономистов, А. Маршалл в приложении к своим g «Principles of Economics» возводил истоки экономиче-| ского лидерства Англии не только к завоеванию пер-§ венства в океанической торговле, но и к «сельскохозяй-J ственной революции»: повсеместное использование £ турнепса и клевера (т. е. многопольно-плодосменных 5 севооборотов) и систематическое улучшение пород § мясомолочного скота благодаря «гению» селекционе-J ра Р. Бэйкуелла [18, с. 696].

На наш взгляд, концепция Огановского в ме-j| тодологическом отношении является вершиной g исторического направления в политэкономии. Она q нашла подтверждение в двух крупных достижени-^ ях конца ХХ в. — разработке С. В. Онищуком кон-1 цепции «преодоления компенсационного барьера 3 для увеличения доли несельскохозяйственного насе-

ления» [27] и обоснования Л. В. Миловым природы 2 ; крепостного права и общины на Великой равнине как «компенсационных механизмов выжи- 88 < вания» [19]. Онищук, не зная о своем предшествен- : нике, углубил во всемирно-историческом контексте ; предложенную Огановским аграрную типологию по критерию степени интеграции (дезинтеграции) j земледелия с животноводством. Милов, поставивший в центр своего исследования судьбы паровой системы j земледелия и сделавший вывод, что жители Великой русской равнины были резко ограничены в возможностях интенсификации агропроизводства, уделил \ внимание и наступлению пашни на пастбище (включая ковыльные степи) как причине недоразвития продуктивного скотоводства в России. *

Хотя Огановский преувеличивал преимущества § «среднеразмерных» хозяйств и значимость оборотно- g го капитала в сельском хозяйстве, правильность ука- g занного им критерия агротехнологического прогрес- | са — переход от экстенсивных систем к интенсивным -§ формам, интегрирующим обработку земли и животно- g водство, — подтвердила «вторая аграрная эволюция» 3 ХХ в. [7, с. 71-72]. *

Наконец, концепция Огановского представляет большой интерес в свете перспектив развития — осо- g бенно применительно к России — мир-системного ™ анализа, наиболее мощного современного направле- J ния сравнительных историко-экономических ис- § следований. Теоретики МСА уделяют главное вни- | мание проблемам торговой, промышленной и фи- g

нансовой гегемонии. Вместе с тем они отмечают, что §

«

одним из главных преимуществ стран европейского 3

северо-западного «ядра» в возникшей капиталисти- g

ческой мир-системе было достижение разнообразия =

сельскохозяйственной специализации [5, с. 37]. А «спол- *

зание в периферию» Российской империи, вошед- | шей в мир-систему «при шпаге» полупериферийной

великой державой [6, с. 38], проявлялось в наращивании одностороннего зернового экспорта [12, с. 301]. Но, как следует из работ Огановского, разнообразие западноевропейского «ядра» и однобокость российской сползающей «полупериферии» в сельском хозяйстве были результатом интенсификации земледелия и интеграции с животноводством в первом случае и неравновесия экстенсивной «несчастной трехполки» с «горемычным» животноводством во втором случае.

Остается добавить, что значение перехода к интенсивному интегрированному агропроизводству для установления самоподдерживающегося экономического роста проигнорировано во всех отечественных учебниках экономической истории, а в единственном переводном вскользь упомянуто в одном абзаце [13, с. 209]. Поэтому представляется целесообразным научное переиздание фундаментального труда «Закономерность аграрной эволюции» Н. П. Огановского и | других его работ.

Список использованной литературы

■м 1. Барг М. А. Эпохи и идеи. Становление историзма /

Ц М. А. Барг. — М. : Мысль, 1987. — 350 с.

3 2. Бланки А. Д. История политической экономии в Ев-

5 ропе с древнейшего до настоящего времени с приложением критической библиографии политической экономии : в 2 т. /

Л А. Д. Бланки ; пер. П. А. Бибикова. — СПб. : Тип. И. И. Глазу-

£ нова, 1869. — Т. 2. — 432 с.

3. Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика

® и капитализм, XV-XVШ вв. : в 3 т. / Ф. Бродель ; пер. с фр.

■2 Л. Е. Куббеля ; ступит ст. и ред. Ю. Н. Афанасьева. — М. : Про-

§ гресс, 1992. — Т. 3 : Время мира. — 679 с.

^ 4. Булгаков С. Н. Краткий очерк политической эконо-

« мии. Вып. 1. Основные черты современного хозяйственного

. строя / С. Н. Булгаков. — М. : Тип. А. П. Поплавского, 1906. —

^ 152 с. — (Религиозно-общественная библиотека).

га 5. Валлерстайн И. Анализ мировых систем и ситуация

§ современном мире / И. Валлерстайн ; пер. с англ.; под ред.

<3 Б. Ю. Кагарлицкого. — СПб. : Унив. кн., 2001. — 416 с.

6. Валлерстайн И. Россия и капиталистическая мир-эко- 2 ■ номика, 1500-2010 / И. Валлерстайн // Свободная мысль. — 8 ; 1996. - № 5. - С. 30-42. 4 \

8

7. Вее Г. Ван дер. История мировой экономи- °° I ки, 1945-1990 / Г. Ван дер Вее ; пер. с фр. А. И. Тихоно- | ва ; под общ. ред. В. И. Бовыкина. — М. : Наука, 1994. — 413 с. !

8. Гловели Г. Д. А. Корсак — первый русский экономист-компаративист / Г. Д. Гловели // Вопросы экономи- ! ки. — 2011. — № 7. — С. 62-78. !

9. Гловели Г. Д. Политэкономия в широком смысле: элементы институционализма и утопизма / Г. Д. Гловели // Во- < просы экономики. — 2010. — № 9. — С. 113-134.

10. Гловели Г. Д. Теория аграрной эволюции Н.П. Ога- 3 новского и геополитическая экономия исторического процесса / Г. Д. Гловели // Вопросы экономики. — 2009. — № 2. —

С. 131-148.

11. Зибер Н. И. Избранные экономические произведения : § в 2 т. Т. 1 : Давид Рикардо и Карл Маркс в их общественно-эко- * номических исследованиях. Статьи / Н. И. Зибер. — М. : Соцэк- §Щ гиз, 1959. — 723 с. §

12. Кагарлицкий Б. Ю. Периферийная империя. Россия и § миросистема / Б. Ю. Кагарлицкий. — М. : Ультра. Культура, ^

2004. — 528 с. |

|

13. Камерон Р. Краткая экономическая история мира. От § палеолита до наших дней / Р. Камерон ; пер. с англ. — М. : § РОССПЭН, 2001. — 544 с. |

14. Карышев Н. Земледелие (экон.). Системы хозяйства / | Н. Карышев // Энциклопедический словарь / издатели : § Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон ; [под ред. проф. И. Е. Андреев- | ского]. — СПб. : Типо-литограф. И.А Ефрона, 1894. — Т. 12 : § Жилы — Земпах. — С. 413-416. |

15. Кулишер И. М. История экономического быта Запад- & ной Европы / И. М. Кулишер. — 9-е изд. — Челябинск : Соци- * ум, 2004. — 617 с. Щ

•У ' то

16. Кулишер И. М. Крупная промышленность в XVII | и XVIII веках : Франция, Германия, Россия / И. М. Кули- § шер // Анналы экономической и социальной истории. | Избранное. — М. : ИД «Территория будущего», 2007. — * С. 60-96. й

о

17. Кулишер И. М. Эволюция прибыли с капитала в связи

с развитием промышленности и торговли в Западной Европе : |

в 2 т. Т. 2 : Девятнадцатый век / И. М. Кулишер. — СПб. : Ти- |

по-лит. А. Г. Розена, 1908. — 439 с. Щ

со аб

18. Маршалл А. Основы экономической науки / А. Маршалл ; предисл. Дж. М. Кейнса ; пер. с англ. под науч. ред. П. Н. Клюкина. — М. : Эксмо, 2007. — 831 с.

19. Милов Л. В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. / Л. В. Милов. — М. : РОС-СПЭН, 1998. — 573 с.

20. Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры : \ в 2 ч. Ч. 1 : Население, экономический, государственный и со! словный строй / П. Н. Милюков. — СПб. : Изд-е журн. «Мир » Божий», 1896. — 237 с.

| 21. Нуреев Р. М. Экономика развития: модели становле-

• ния рыночной экономики / Р. М. Нуреев. — 2-е изд., перераб. ! и доп. — М. : Норма, 2008. — 640 с.

22. Огановский Н. П. Закономерность аграрной эволю-| ции. Ч. 1 : Теория капиталистического развития : Общий ход ! и фазисы аграрной эволюции / Н. П. Огановский. — Саратов :

Сотрудничество, 1909. — [2], 308 с. £ 23. Огановский Н. П. Закономерность аграрной эволю-

§ ции. Ч. 2 : Очерки по истории земельных отношений в Рос-^ сии / Н. П. Огановский. — Саратов : Сотрудничество, 1911. — 1 [2], 632 с.

£ 24. Огановский Н. П. Закономерность аграрной эволюции.

^ Т. 3 : Обновление земледельческой России и аграрная политика : Вып. 1. Население. Переселенческий вопрос Н. П. Оганов-а ский. — М. : Задруга, 1914. — 335 с.

а 25. Огурцов А. П. Дисциплинарная структура науки: ее

■й генезис и обоснование / А. П. Огурцов. — М. : Наука, 1988. —

1 256 с.

^ 26. Озеров И. Х. Атлас диаграмм по экономическим во-

| просам : в 8 вып. Вып. 8 : Россия в мировой семье / И. Х. Озе-

2 ров. — М. : Тип. т-ва И.Д. Сытина, 1909. — 56 с., 12 л. диагр.

£ 27. Онищук С. В. Исторические типы общественного

§ воспроизводства : политэкономия мирового исторического 1 процесса / С. В. Онищук. — М. : Изд. фирма «Вост. лит.», | 1995. — 146 с.

~ 28. Переписка К. Маркса и Ф. Энгельса с русскими корре-

£ спондентами // К. Маркс, Ф. Энгельс и революционная Рос-I сия. — М. : Политиздат, 1967. — С. 127-738. Ц 29. Русанов Н. С. Мое знакомство с Энгельсом / Н. С. Ру-

санов // Воспоминания о К. Марксе и Ф. Энгельсе : в 2 ч. ^ Ч. 2 / Ин-т марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. — щ 3-е изд., доп. — М. : Политиздат, 1988. — С. 68-77. § 30. Савицкий П. Н. Континент Евразия / П. Н. Савиц-

3 кий. — М. : Аграф, 1997. — 461 с.

31. Семенов-Тян-Шанский В. П. Район и страна / В. П. Се- 2 ■ менов-Тян-Шанский. — М. ; Л. : Госиздат, 1928. — 311 с. 8 ;

32. Смирнов Н. А. Западное влияние на русский язык в 8 | Петровскую эпоху / Н. А. Смирнов. — СПб. : Тип. Акад. наук, °° i 1910. — [4], 384 с. — (Сборник Отделения русского языка и сло- j весности Академии наук ; Т. 88, № 2). !

33. Струве П. Б. Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России. Вып. 1 / П. Б. Струве. — СПб. : Тип. И.Н.Скороходова, 1894. — 291 с. :

34. Струве П. Б. На разные темы. (1893-1901 гг.) : сб. ст. /

П. Б. Струве. — СПб. : Тип. А.Е. Колпинского, 1902. — [4], II, 555 с. ]

35. Тарле Е. В. Была ли екатерининская Россия экономически отсталою страной / Е. В. Тарле // Современный мир. — ^ 1910. — № 5. — С. 3-29.

36. Туган-Барановский М. И. Избранное. Русская фабрика в прошлом и настоящем. Историческое развитие рус- ! ской фабрики в XIX веке / М. И. Туган-Барановский. — М. : ^ Наука, 1997. — 735 с. — (Серия «Памятники экономической ^ мысли»). I

37. Фасмер М. Этимологический словарь русского язы- I ка : в 4 т. / М. Фасмер ; пер. с нем. и доп. О. Н. Трубачева. —

4-е изд., стер. — М. : Астрель-АСТ ; АСТ, 2007. — Т. 2 : е — | муж. — 672 с. ,о

38. Чупров А. И. Мелкое земледелие и его основные нуж- § ды : с прил. : «К вопросу о значении минеральных удобрений | в русских хозяйствах, особенно крестьянских» / А. И. Чу- | пров. — СПб. : Изд-е Г.Ф. Львович, 1907. — [4], 196 с. 1

39. Cameron R. A Concise Economic History of the World. « From Paleolithic Times to the Present / R. Cameron. — N.Y. : Ox- g ford University Press, 1997. — xxi + 454 pp.

ж s

-1 s

?

TO

ж s

га

Информация об авторе

Гловели Георгий Джемалович — доктор экономических наук, профессор, Центр методологических и историко-э-кономических исследований, Институт экономики РАН, а 117218, г. Москва, Нахимовский проспект, д. 32, e-mail: « [email protected]. «

то g

Author s

Gloveli, Georgii Djhemalovich — D.Sc. in Economics, § Professor, Centre for Methodological and Historical-economic | Studies, Institute of Economics, Russian Academy of Sciences,

ae

a ■S

<л <л

8 «

a

'С a

TS

а e

Q

32, Nahimovsky avenue, Moscow, 117218, e-mail: glovelig@ mail.ru.

Библиографическое описание статьи

Гловели Г. Д. Историзм и историческое направление в российской политической экономии / Г. Д. Гловели // Историко-экономические исследования. — 2014. — Т. 15, № 3. — С. 468-512.

Reference to article

Gloveli G. D. The historicism and the historical current in Russian political economy. Istoriko-ekonomicheskie issledovani-ya = Journal of Economic History & History of Economics, 2014, vol. 15, no. 3, pp. 468-512.