Е.А. Колесников
ПОЛИТИЧЕСКОЕ МАНИПУЛИРОВАНИЕ В СОВРЕМЕННОМ РОССИЙСКОМ ГОСУДАРСТВЕ: СТРАТЕГИИ И ПРОТИВОРЕЧИЯ ИНФОРМАЦИОННОЙ ПРАВОВОЙ ПОЛИТИКИ
В статье рассматривается политическое манипулирование как механизм воздействия на общественное политико-правовое сознание российских граждан, показаны противоречия и стратегии информационной правовой политики, влияющей на состояние института выборов в различные властные струткуры и легитимность государственной и муниципальной власти.
Ключевые слова: манипулирование, государственность, информационная политика, цензура,
легитимность.
В постсоветской России можно наблюдать различные процессы, явления, возникающие в правовой, политической, экономической, социальной сферах жизнедеятельности общества. Такая ситуация в полной мере объяснима транзитивным состоянием отечественной государственности, затянувшимся кризисом, который, по мнению многих современных исследователей, следует отнести к числу системных. Тем не менее согласимся с теми авторами (И.Б. Чубайс, С.Г. Кара-Мурза и др.), которые считают, что наиболее опасным для любого государства является кризис идеологический, связанный с потерей собственной, национальной идентичности. Нация в силу действия множества факторов «потерялась» в ценностнокультурном и историческом континууме: прежние ориентиры, казавшиеся абсолютными в своей правоте и вполне надежными, весьма быстро свергнуты, а новые либо не обнаружены вовсе, либо не совпадают с национальными архетипами, ментальными установками, мировидением.
В этой ситуации идеологического вакуума и начинают развиваться разного рода технологии манипулирования сознанием масс, которые, по большому счету, уже не могут быть сдержаны, ограничены никем и ничем, кроме сформированного соответствующего этим задачам правового механизма.
Ясно, что в первую очередь «под удар» попадает прошлое, события которого получают невиданные ранее оценки, характеристики, актуальные, впрочем, в настоящем. «По разносу можно исчислять прошлое страны. Кто-то исчислял его ГУЛАГом, Магаданом, сталинскими репрессиями и... был прав. Кто-то -ударными стройками и рекордами труда и. был прав. Кто-то - хрущевской “оттепелью” и брежневской эпохой. Нет одного измерения прошлого более правильного, нежели все остальные. И не будет никогда» [1, с. 3]. Однако устраивает ли такого рода оценочно-информационный плюрализм современных политтехнологов? Ответ на этот вопрос сопряжен с ясным пониманием специфики переходных государств, в частности, транзитивного Российского государства и общества.
Вообще в современной юридической науке интерес к переходным процессам развития национального права и государства обусловлен спецификой их наполнения (событийного, нормативного, политикотехнологического и др.), теми противоречиями, существовавшими в России на рубеже ХХ-ХХ1 вв. Ясно, что в отечественной государственности произошла очередная системная революция, в силу чего изменилась парадигма политико-правового и социально-экономического развития, что называется «пришли в движение» базовые (советские и досоветские) ценности, духовно-нравственные ориентиры. В этом плане стоит в полной мере разделить мнение академика В.Н. Кудрявцева, который позиционирует настоящий момент как «золотой век юриспруденции» [2, с. 5].
В теоретико-правовом контексте переживание Россией переходного периода стимулировало рассмотрение многих вопросов. Например, соотношения категорий «государство» и «государственность». Так, И.Л. Бачило, анализируя факторы, влияющие на развитие российской государственности, характеризует последнюю как форму «выражения организованной властной воли людей к созданию и обеспечению современных форм общежития и совместной деятельности в рамках определенных границ территории, состава населения, соблюдения суверенности своего и других народов.» [3, с. 26].
А.Б. Венгеров пишет, что функциональная характеристика государства «позволяет изучать не только государство конкретного типа, вида, формы у того или иного народа, в тот или иной конкретноисторический период, но и государственность» [4, с. 43].
Тенденцию широкого понимания государственности, которое не сводится исключительно к государству (аппарату публичной власти), можно проследить и по работам Ю.А. Веденеева,
занимающегося в последние годы исследованием современной отечественной государственности. И хотя известный правовед не предлагает явного определения категории «государственность», но, анализируя процессы создания новой российской государственности, он четко различает систему государственной власти, собственно государственную (институциональную) организацию, социально-экономическую, правовую и духовную сферы, разнообразные состояния, обусловленные переходом не просто к иной организации государственной власти, но и к новому строю всех видов общественных отношений.
Например, строительство современной российской государственности Ю.А. Веденеев характеризует как «глобальную трансформацию цивилизационных основ существования страны» [5, с. 107]. Тем самым он не ограничивает государственность политическими реформами и переустройством государственной власти, управленческого аппарата и т.п., предлагает выделять глубинные процессы, так или иначе влияющие на ход и результаты институциональных трансформаций.
Ясно, что переходный период в развитии любой государственности, в том числе и российской, - это особый этап эволюции не только институтов государства и права, правокультурной сферы, но и самого общества, на базе которого они возникают и развиваются, экономики, политической и социальной жизни, идеологии. Очевидно, что процесс перехода от одного типа государства и права к другому уже в силу этого является сложным, многогранным и весьма противоречивым, происходящим как в государственноправовой области, так и общественно-политической жизни.
Например, незадолго до своего избрания президентом страны В.В. Путин утверждал, что Россия уже нашла свой путь - «это путь демократического развития» [6, с. 155], и у него, несомненно, были для этого необходимые основания. Однако очевидно и то, что современная Россия продолжает пребывать в переходном, неустойчивом состоянии. Ей еще предстоит сделать свой выбор в решении многих кардинальных вопросов дальнейшего формирования и развития демократических политико-правовых институтов, адекватных национальным интересам, особой (цивилизационной, правокультурной) логике отечественного государственного строительства.
В настоящее время крайне существенно также и то, что порожденное эпохой шоковых «либеральных» реформ 90-х отчуждение общества и государства как центрального института политической системы сохраняется, давая о себе знать в ходе тех или иных социально-политических процессов.
Тем не менее, находясь в центре данного процесса и оказывая на него, как правило, огромное влияние, национальное государство решает две взаимосвязанные между собой и дополняющие друг друга комплексные задачи или, точнее, группы задач. Одна из них связана с реорганизацией самого государственного механизма - изменением его сущности, содержания, форм организации, методов деятельности, структуры. Другая же группа задач касается изменения общества, реформирования экономики, установления новых ориентиров во внутренней и внешней политике, формирования новой официальной идеологии.
Причем последнюю реформаторы-демократы первой волны явно недооценивали, считая, что механический перенос западных институтов так или иначе приведет к изменению ценностей, духовных приоритетов всего общества. Однако «пробуксовывание» реформ образца 90-х годов, нарастание системного кризиса показали, что идеологией необходимо заниматься отдельно и серьезно, причем в целях сохранения самой власти, ибо идеология - основа легитимации властных структур, а значит, и залог их сохранения.
В этом плане необходимо отметить несколько моментов: а) установка на харизматический вариант легитимации власти в России провалилась примерно к середине 90-х годов ХХ в., т.к. для большинства населения как в столицах, так и в регионах провальная и весьма опасная политика первого Президента РФ стала очевидной, а его авторитет (как показывали социологические опросы) просто «растворился»; б) не мог быть запущен и механизм традиционной легитимности власти, т.к. «заемные» институциональные формы никак не сочетались ни с советскими, ни с досоветскими традициями, миропониманием россиян; в) неизбежно оставалась одна - рациональная форма легитимации государственной власти, требующая создания особого идеологического механизма и его оформления в правовом и политическом пространстве постсоветского государства.
Следует учитывать и то, что кризисная ситуация в стране стимулирует поиск возможности скорейшего выхода из нее. Нетерпение же рождает самые неожиданные идеи, юридические и политологические доктрины, порой совершенно химерические. В этих условиях какая-то часть россиян вполне может последовать (правда, на достаточно короткий срок) за теми, кто обещает быстрое улучшение жизни, предлагая явно несбыточные, утопические проекты дальнейшего развития правовых, политических, социально-экономических институтов и структур. Конечно, весьма велико искушение воспользоваться каким-либо удачным зарубежным опытом, скопировать его, принципиально отвлекаясь от тех конкретных
культурно-цивилизационных (ценностных, религиозных, геополитических и др.) условий, в которых он дал свои результаты.
Ясно, что в формировании новой идеологической картины постсоветские элиты пошли проверенным путем (большевики в начале своего правления двигались в этом же направлении) - запустили механизм манипулирования общественным сознанием, традиционно включающий три уровня: а) ретро-
идеологический; б) актуальный; в) проспективный. На каждом из них решались свои задачи, но их смысловая и функциональная сопряженность должна обеспечить искомый результат.
Основным направлением манипулирования стало политическое манипулирование, ориентирующееся на «продавливание» в правовое и политическое сознание российских граждан нескольких мифов:
а) ничем не ограниченная гласность, а точнее всевластие СМИ, является атрибутом демократии, правового государства и гражданского общества;
б) вмешательство государства в экономику есть ничто иное, как абсолютное зло, оно всегда разрушительно и имеет регрессивный характер, напротив, институт частной собственности является основой достижения общественного согласия и устойчивого развития*;
в) абсолютизация рожденного в недрах американской политики утверждения об СССР как об «империи зла», по сути своей, - его легализация, тотальное отрицание всех позитивных моментов советского государственно-правового режима (в экономике, политике, социальной сфере и др.);
г) мифологизация в исторической сфере, опирающаяся на откровенно ложную подачу различных событий, оценку деятельности отдельных личностей («большевики свергли царя», «Столыпин мог спасти Российскую империю» и т.п.);
д) западное общество будет «приветствовать» демократическую Россию, поэтому быстрое внедрение в ткань отечественной государственности проверенных в рамках европейского или американского политикоправового и экономического пространства институтов и является основой скорейшего «выздоровления» державы.
В общем, такого рода манипулятивные воздействия опасны в бесцензурном пространстве, т.к. в нем нет и не может быть создан правовой механизм противодействия такого рода «идеологическим проискам». В этом плане необходимо заметить, что институт цензуры становится своего рода политико-правовым индикатором, одним из основных критериев оценки государственного режима конкретного государства в определенный исторический период, т.к. информация представляет собой один из важнейших инструментов воздействия на общественное сознание, а значит (что в плане правового регулирования значительно существеннее), и на поведение человека, гражданина, социальных и профессиональных групп.
Изобретение цензуры в современном виде (причем цензуры предварительной) принадлежит Римскому Папе Сиксту IV, приказавшему в 1471 г., чтобы ни одна книга отныне не печаталась без рассмотрения и одобрения духовенства. Примеру Папы последовали представители светских властей.
В современном мире информационная правовая политика стала одной из значимых и наиболее эффективных властных практик, влияющих, например, на реальное состояние института выборов в различные властные (государственные и муниципальные) структуры**, легитимность государственной и муниципальной власти и др. Кроме этого, информационная правовая политика связана с такими негативными в юридическом, нравственном и иных измерениях явлениями, как «информационный экстремизм», злоупотребление свободой слова, художественного и литературного творчества, правом распространения массовой информации и др., что также следует иметь в виду, анализируя правовое содержание, социокультурное, политическое и иное значение института цензуры, его место и роль в механизме обеспечения национальной безопасности.
В этом плане в современной правовой науке необходимо исследовать институциональную природу цензуры в контексте информационной безопасности личности, формирования механизма информационной защиты общества, недооценка которого не только губительна для психики человека, нормальной мотивации его поведения, но и, как показали недавние события в ряде стране («цветные революции» в Украине, Киргизии, Грузии и др.), опасны для сохранения институционально-правового и политического профиля государства, т.к. стимулируют разного рода институциональные искажения, деформацию общей, правовой и политической культуры.
«В таких условиях возможность использования коммуникаций уже означает актуальную, технически и технологически урегулированную деятельность по влиянию на людей в необходимом для власти или штурмующих власть направлении. Власти остается определиться, что может стать содержанием такой коммуникации. На первое место выступает соотношение сил в управлении масс-медиа и иных средствах массовой коммуникации» [7, с. 28].
Тем более, что психологи отмечают явное повышение внушаемости людей и возрастание их подверженности информационным воздействиям в кризисных изменениях общества, а также в условиях нахождения человека в толпе, на митинге, демонстрации и т.п.
Следует иметь в виду, что «рассматривая роль массовых коммуникаций и их влияние на политические процессы, российские политологи отмечают, что в постиндустриальном обществе власть знаний и информации становится решающей в управлении обществом, оттесняя на второй план влияние денег и государственного принуждения. Причем непосредственными носителями и распространителями знаний и другой социально значимой информации являются средства массовой коммуникации» [8, с. 17-18]. Более того, роль СМИ в современном мире настолько велика, что одной из функций этого института стал контроль средств массовой информации над имеющими место в государстве и обществе процессами, деятельностью разных институтов государственной власти и должностных лиц.
Отметим, что этот контроль не менее эффективен, чем государственный, хотя и не опирается на возможности использования правовых, административных, экономических и иных мер принуждения, но осуществляется посредством публичного информирования о деятельности различных политических субъектов, органов власти и управления, экономических структур, корпораций, церкви и др., предполагает моральную оценку и опирается (или стремится к этому) на общественное мнение, роль которого в демократическом государстве достаточно высока, особенно (как уже упоминалось выше) в период кризисов, избирательных кампаний.
Литература
1. Попцов О. Имиджевые муки // Литературная газета. 2009. 26 августа.
2. Российское государство и право на рубеже тысячелетий. Всероссийская научная конференция // Государство и право. 2000. № 7.
3. Бачило И.Л. Факторы, влияющие на государственность // Государство и право. 1993. № 7.
4. Венгеров А.Б. Теория государства и права. М., 1994.
5. Веденеев Ю.А. Теория и практика переходных процессов в развитии российской государственности // Государство и право. 1995. № 1.
6. От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным. М., 2000.
7. Мирзоев С. Гибель права: легитимность в «оранжевых революциях». М., 2006.
8. Грачев Г. Информационно-психологическая безопасность личности: состояние и возможности психологической защиты. М., 1998.
* «Или еще тезис: “Государство не должно юридически запрещать никаких форм собственности” - и это после стольких веков борьбы за запрет рабства или крепостного права... “Государство должно воздействовать на субъектов только экономическими методами!”...Основным критерием и мерой общественного признания, общественной полезности деятельности является прибыль, но тогда да здравствует наркобизнес, норма прибыли у него наивысшая». См.: Кара-Мурза С.Г. Манипуляция сознанием. М., 2007. С. 466.
** По этому поводу весьма показательный пример приводит С.Г. Кара-Мурза: «В зале около тысячи офицеров-летчиков, элита ВВС. По ходу беседы встает один и спрашивает: “Если выберут коммунистов, значит, опять они возьмутся за старое - «все отнять и разделить!»”. Я говорю: “Когда же коммунисты «отнимали и делили»? Никогда этого не было, совсем наоборот - сначала «отнимали и соединяли», а потом «строили и соединяли», но главное - не делили, а соединяли. Вспомните главные слова: национализация и коллективизация - но это же не раздел, а собирание”». См.: Кара-Мурза С.Г. Манипуляция сознанием. М., 2007. С. 517.