CC BY
18
Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2017. № 2 (14). С. 43-51. УДК 94(571.17)"1929":323.32
М. В. Казьмина
ПОЛИТИЧЕСКИЕ КАМПАНИИ 1929 г. И ИХ РОЛЬ В РАСКОЛЕ КРЕСТЬЯНСТВА
КУЗНЕЦКОГО ОКРУГА
В 1929 г. как во всей стране, так и в Кузнецком округе властью были организованы мероприятия, направленные на раскол крестьянского мира. Политика хлебозаготовок, кампания по борьбе с «лжеколхозами» и чистка партийных организаций способствовали радикализации и поляризации массового сознания крестьян, привели к росту противоречий в крестьянской среде, снижению статуса её зажиточной части и значительному укреплению позиций бедняцко-середняцких слоёв.
Ключевые слова: крестьянство; община; классовые противоречия; поляризация массового сознания.
M. V. Kazmina
POLITICAL CAMPAIGNS OF 1929 AND THEIR ROLE IN DIVIDING THE PEASANTRY OF THE KUZNETSK DISTRICT
In 1929, as throughout the country, and in the Kuznetsk district authority was organized to split the peasant world. The grain procurement policy, the campaign against "lucygoosey" and clean party organizations contributed to the radicalization and polarization of the mass consciousness of peasants, led to the growth of contradictions among the peasantry, lowering the status of its prosperous part and significant strengthening of the position of the poor-middle peasants of the layers.
Keywords: peasantry; community; class contradictions; polarization of the mass consciousness.
Исторически сложилось так, что в России крестьянство являлось народообразую-щей социальной группой общества, которая предопределила основные социокультурные ценностные ориентиры и черты менталитета русского этноса в целом. До революции 1917 г. значительное внимание социокультурной характеристике крестьянства уделяли представители всех направлений общественной мысли и философских школ.
В советский период этим занимались В. П. Данилов [1], Н. А. Ивницкий [2], М. М. Громыко [3], Е. А. Осокина [4] и др. На качественно новый уровень понимание крестьянского вопроса выходит в связи с созданием в начале 1990-х гг. под руководством В. П. Данилова Центра крестьянове-дения и аграрных реформ при Московской высшей школе социальных и экономических наук. Под эгидой Центра в сотрудничестве с Институтом российской истории РАН были
© Казьмина М. В., 2017
осуществлены крупные международные проекты. В первую очередь они способствовали существенному расширению документальной базы. В числе первых был издан сборник «Документы свидетельствуют: из истории деревни накануне коллективизации, 1927— 1932 гг.» [5]. В 1990-х и последующих годах эта работа была продолжена как на общероссийском, так и на региональном уровне.
В сентябре 1994 г. под руководством В. П. Данилова на основе договора, заключённого между ИРИ РАН, Бостонским колледжем (США, профессор Р. Маннинг) и университетом в Торонто (Канада, профессор Л. Виола), а также Росархивом осуществляется следующее издание: «Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927-1939: Документы и материалы» [6]. В результате реализации российско-французского проекта был выпущен сборник документов «Советская деревня глазами
ВЧК - ОГПУ - НКВД» [7]. Ценность такого рода фундаментальных изданий состояла прежде всего в том, что они вводили в научный оборот новые материалы, в том числе «особых папок» как местных республиканских и краевых органов, так и частично общесоюзных.
На региональном уровне можно отметить многотомник «Спецпереселенцы в Западной Сибири», который был подготовлен группой учёных в составе С. А. Красиль-никова, В. Л. Кузнецовой, Т. Н. Осташко, Т. Ф. Павловой, Л. С. Пащенко, Р. К. Сухановой. В сборнике приводятся не публиковавшиеся ранее документы из рассекреченных фондов Государственного архива Российской Федерации и Государственного архива Новосибирской области, раскрывающие депортацию крестьянства, её результаты и последствия [8, с. 13, 15]. Региональные публикаторы большое внимание уделили изданию документов, с помощью которых стала возможна реконструкция процессов коллективизации на местах и, как следствие, изменение ценностных ориентиров жителей села [9; 10]. В целом же произошли качественные изменения в документальной базе.
В 1992 г. В. П. Данилов организовал международный теоретический семинар «Современные концепции аграрного развития» [11]. В его работе принимали участие Е. А. Осокина, И. Е. Зеленин, В. В. Бабашкин и др. В 1994 г. в Институте всеобщей истории РАН прошла международная конференция по теме «Менталитет и аграрное развитие России (Х1Х-ХХ вв.)». В ходе обсуждения данной проблемы участники форума проанализировали системообразующие факторы менталитета российского крестьянства: влияние природно-климатических условий, общины, властных структур [12].
Значительный вклад в разработку крестьянской проблематики внесли материалы пяти международных конференций (2007 г., 2009 г., 2011 г., 2013 г., 2015 г.), проходивших на базе Московского государственного областного социально-гуманитарного института, по теме «Государственная власть и крестьянство в XIX - начале XXI века».
В ноябре 2010 г. в Институте социологии РАН в рамках научного проекта «Народ и власть: История России и её фальсифи-
кации» состоялся Международный круглый стол журнала «Власть» «Крестьянство и власть в истории России ХХ века». В апреле 2011 г. в Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ (РАНХиГС) состоялось первое заседание теоретического семинара «Крестьянский вопрос в отечественной и мировой истории» Центра аграрных исследований РАНХиГС и представление научного проекта «Народ и власть: История России и её фальсификации». В Коломне 4 октября 2013 г. работал II Международный круглый стол «Сталинизм и крестьянство» в рамках IV Международной конференции «Государственная власть и крестьянство в XIX - начале XXI века» и теоретического семинара «Крестьянский вопрос в отечественной и мировой истории». Таким образом, наблюдается тенденция к сохранению и развитию традиций, заложенных Центром крестьяноведе-ния и аграрных реформ.
Особо стоит отметить работы, раскрывающие социокультурные изменения, произошедшие в крестьянской среде в ХХ в. [13; 14; 15; 16; 17; 18]. В частности, В. А. Бердин-ских и В. В. Кулачков пришли к обоснованному выводу о том, что в условиях НЭПа подавляющее большинство крестьян сохранили глубинные основы и структуры своего жизненного уклада, сформированного в предыдущие периоды жизни [19, с. 28; 20, с. 2]. Близкая оценка присутствует и в работах зарубежных учёных (см.: [21, с. 41; 22, с. 129]). Для автора статьи это имеет особое значение, так как к подобному выводу он пришёл на основе анализа событий, происходивших в крестьянской среде Кузнецкого округа. Данный посыл даёт возможность более полно увидеть социокультурные изменения на селе в связи с политикой коренного перелома. Знакомство с архивными источниками позволяет поддержать выводы Ш. Фицпатрик о двух проектах большевистской власти, осуществлявшихся на рубеже 1920-1930-х гг., - социальной справедливости и социальной инженерии, базировавшихся на классовых приоритетах и предпочтениях. Однако термин "homo sovieticus", который она вводит для обозначения нарождающегося социального типа, вызывает неприятие, так как ведёт к гипертрофии государственного начала
в формировании советского человека и принижает значение историко-генетических связей поколений. В этом термине, на взгляд автора статьи, присутствует и уничижительный компонент (см.: [23; 24; 25, с. 2, 9]).
Сибирские исследователи В. Н. Разгон, Д. В. Колдаков, Д. А. Пожарская [26], В. А. Липинская [27] и другие сосредоточили внимание на демографических процессах в крестьянской среде Алтайской губернии. Менталитету сибирского крестьянства в конце XIX - начале ХХ в. была посвящена статья Н. А. Зарецкой [28].
Таким образом, социокультурные процессы в крестьянской среде периода 19201930-х гг. нашли определённое освещение в работах исследователей, но остаются по-прежнему не до конца изученными, особенно в контексте региональной истории.
Автор статьи солидарен с мнением о том, что социокультурные изменения подразумевают любые трансформации социальных структур, возникновение новых форм взаимодействия индивидов. Порождают эти изменения накапливающиеся противоречия, которые радикально обостряются в переломных событиях, к каковым можно отнести рубеж 1920-1930-х гг. В этот период ситуация кардинально изменилась: произошёл коренной перелом как в жизни советского государства и общества, так и его конкретных представителей. Страна вступила в очередной этап модернизации, что влекло существенные изменения во всех сферах жизни, в том числе и в ценностных ориентирах личности. Провозглашённый курс на индустриализацию и коллективизацию был неоднозначно воспринят в широких слоях населения, подавляющее большинство которого относилось к крестьянству. Логично обратиться к вопросу о том, как жители села восприняли новые обстоятельства, как менялся их менталитет, ценностные жизненные ориентиры, нормы повседневного поведения.
Каждый селянин столкнулся с мощным давлением извне, со стороны власти. Именно она обозначала не только стратегические цели, но и вытекающие из них своеобразные «векторы поведения». Предметом статьи являются социокультурные изменения, способствовавшие разрушению традиционных связей в крестьянской общине Кузнецкого окру-
га на рубеже 1920-1930-х гг. Учитывая многогранность данной проблемы, в рамках публикации возможно выделить лишь отдельные направления жизни села в контексте смены социокультурных ориентиров. Особый акцент будет сделан на характеристике таких ключевых событий 1929 г., как колхозное строительство, хлебозаготовительная кампания и чистка сельских партийных организаций.
Для Кузнецкого округа Сибирского края был характерен высокий прирост населения. По данным Государственного архива Новосибирской области, в городах и рабочих посёлках численность населения увеличилась с 31 тыс. человек в 1920 г. до 149 100 человек в 1930 г. (в 4,8 раза) [29, л. 21]. А. В. Бельков и К. А. Заболотская пришли к заключению, что общий рост численности населения Кузбасса (Кузнецкий округ территориально в нём занимал большую часть и являлся самым населённым) за 1926-1939 гг. составил 408,8 %, рост численности горожан - 1 360 %, сельского населения - 220,3 %. Учёные сделали обоснованный вывод, что по темпам увеличения численности населения Кузбасс значительно опережал не только сибирские, но и общесоюзные показатели. В Сибири за эти годы население возросло только на 28 %, а в СССР на 15 % [30, с. 27]. Таким образом, демографическая ситуация, сложившаяся в регионе, оказывала существенное влияние на социокультурные процессы.
В 1928 г. господствующей формой землепользования в Кузнецком округе была общинно-чересполосная. Она составляла 74,05 % по общим трудовым землям [31, л. 11, 12]. Этот факт имеет большое значение для понимания роли и значения общины в жизни крестьян округа. В 1927 г. только 0,5 %, а в 1928 г. - 1,5 % крестьянских хозяйств вошли в колхозы. В 1929 г. этот показатель планировалось довести до 4,7 % [Там же, л. 13]. Таким образом, крестьянство предпочитало привычные формы ведения хозяйства, а коллективные объединения для большинства жителей села не были привлекательными. Однако источники свидетельствуют, что в конце 1920-х гг. часть представителей села была склонна получить дивиденды от вступления в ВКП(б) и колхозы, так как это давало возможность карьерного роста и получения материальной поддержки со
стороны советской власти. Наиболее активные селяне, руководствуясь, с одной стороны, традиционными ценностями, с другой -желанием получить выгоду, создавали коммуны. Именно поэтому в их состав включались родственники, а также такие хозяйства, которые по уровню развития были сопоставимы. Получая поддержку в виде ссуд, техники и прочего, такие объединения в первую очередь стремились рационализировать процесс производства, добиться хороших показателей и приумножить своё благосостояние в соответствии с внесённым вкладом, не форсируя процесс обобществления. Однако данный подход не нашёл поддержки со стороны партийных и советских органов.
Накануне коллективизации была проведена кампания по борьбе с «засорением» в простейших объединениях, а также коммунах и артелях чуждыми элементами [32, л. 31, 42, 43; 33, л. 3, 4, 5]. Показателен в этом отношении пример коммуны «Красный Клин», совет которой состоял из 7 человек (2 членов партии, 2 кандидатов в члены ВКП(б), 3 беспартийных). До вмешательства партийных инстанций председателем коммуны был кандидат в члены ВКП(б) зажиточный крестьянин. Его семья состояла из 8 человек. Председатель коммуны внёс больше всего имущества в общий фонд - на 2 004 руб. Заместителем председателя совета коммуны был зажиточный (сын кулака-лишенца) беспартийный крестьянин. Он имел семью из 4 человек и внёс имущества на сумму 884 руб. 50 коп. Брат заместителя председателя входил в совет коммуны и работал счетоводом. У него было середняцкое хозяйство, семья состояла из 6 человек. Сумма внесённого имущества составляла 673 руб. 50 коп. Ещё один член совета коммуны - бывший секретарь партийной ячейки (коммунист с 1920 г.), середняк - имел семью из 6 человек и внёс имущества на 1 010 руб. 50 коп. В совет коммуны входил и бедняк, кандидат в члены ВКП(б). Его семья (7 человек) внесла имущества на 320 руб. 25 коп.
Столь подробное описание позволяет увидеть ряд существенных моментов:
• руководство коммуны состояло в своём большинстве из представителей зажиточно-середняцких хозяйств, часть из которых были связаны родственными узами;
• удельный вес партийной прослойки в совете коммуны был высоким;
• сумма имущества, вносимого в коммуну, зависела от типа хозяйства, количества едоков в нём и того поста, который занимал человек в совете коммуны. Не случайно председательский взнос был самым весомым.
Все вышеперечисленные представители совета коммуны были сняты со своих должностей, а члены и кандидаты в члены ВКП(б) исключены из партии или не приняты в неё. Райком партии обвинил руководство коммуны в проведении неправильной политики при обобществлении имущества тех, кто вступал в коллективное хозяйство. Для личного пользования оставлялся живой и мёртвый инвентарь, прочее имущество и скот. По мнению бюро райкома, именно руководители оставили больше всех имущества в личном пользовании и их примеру следовали другие. До сентября 1929 г. по утверждению райкома каждый владелец доил своих коров, сдавал излишки молока на маслозавод и полученную выручку записывал на свой счёт, в то время как бедным не хватало молока [34, л. 6].
Однако, несмотря на столь жёсткие классовые и идеологические приоритеты, которыми руководствовалось бюро райкома, оно признало существенные производственные достижения коллектива: рациональное использование рабочей силы, проведение планового ремонта сельхозмашин, сохранность семенного материала, а также увеличение посевной площади на 300 %. Таким образом, по производственной части не было сделано ни одного замечания [33, л. 6, 7, 8]. Несмотря на это, бюро райкома вместо «чуждых» инициировало избрание в совет коммуны «классово-выдержанных» представителей. Оно предложило ввести должность освобождённого от физических работ платного (за счёт коммуны) секретаря ячейки. Такого рода практика уже существовала в коммунах округа [34, л. 7, 8].
Подробное описание ситуации, сложившейся в коллективе «Красный Клин», позволяет сделать ряд выводов. Зажиточно-середняцкая часть, возглавляя это объединение, обеспечила хорошие результаты по производственным показателям. Среди руководства колхоза был достаточно высок удельный вес членов и кандидатов в члены ВКП(б). Хотя, если судить по действиям руководителей
колхоза, принадлежность к партии скорее рассматривалась этими людьми в качестве определённого преимущества в сложившейся ситуации. В пользу данного вывода говорит и организация производства в коммуне. Приняв форму обобществления, руководство не приняло его сути (в понимании власти), о чём свидетельствовали низкий уровень обобществления средств производства, скота и прочего, а также организация работы и распределение доходов. Крестьянский конформизм проявился в использовании формы коллективного хозяйства, но при этом его внутреннее содержание не противоречило здравому смыслу, что и обеспечило высокие производственные показатели. Однако политические установки, давление со стороны партийных органов оказались выше здравого смысла. Замена руководства колхоза, а также введение освобождённого платного секретаря партийной ячейки должны были способствовать более последовательному проведению на местах политики центра. По большому счёту экономика была принесена, на примере этого частного случая, в жертву политике.
Кампания по борьбе с «лжеколхозами» имела своё продолжение. На заседании бюро Кузнецкого окружкома ВКП(б) 3 июля 1929 г. предлагалось пересмотреть состав имевшихся руководителей колхозов, очистив его от случайных и чуждых элементов, и провести силами колхозсоюза и райкома ВКП(б) проверку классового состава коммун и сельскохозяйственных артелей [32, л. 48]. Как следствие, в ноябре 1929 г. в Прокопьевском районе распускается 4 колхоза. Коллективные хозяйства «Красная Звезда» и «Земледелец» были признаны «лжеколхозами», так как в них входили кулаки и зажиточные. В колхозах «Расцвет» и «Пролетарий» обнаружилось не только «засорение чуждыми элементами», но и «окулачивание», «разложение коммунистов и руководства». В 1929 г., по оценке партийных органов, «кулацкое представительство» в колхозах превысило 6 %. Эти данные отличаются в 6,3 раза в большую сторону от тех, что звучали до начала кампании по борьбе с «лжеколхозами» [31, л. 48, 49; 32, л. 49; 35, л. 75; 36, л. 75].
Таким образом, наблюдается широкое толкование понятия «кулак». Крестьянам в очередной раз показали, что, в случае несо-
гласия с политикой ВКП(б), легко можно оказаться в числе «классово-чуждых» со всеми вытекающими последствиями. В колхозном социально-политическом проекте конца 1920-х гг. столкнулись представления партийного руководства и реальные крестьянские формы его воплощения на селе. Это противоречие было разрешено в пользу политических установок.
Существенную роль в расколе крестьянского мира и подрыве традиционных ценностей накануне организации массового колхозного движения имела хлебозаготовительная кампания 1929/30 г., ориентированная на дифференцированный подход в обложении крестьянских хозяйств. В итоге в Кузнецком округе 1 159 раз применялись меры воздействия к «кулакам, искривляющим линию партии». Владельцев 512 хозяйств привлекли к кратному обложению, 175 хозяйств продали с торгов. В информационном письме тройки в Сибирский крайком говорилось, что кулаки 16 хозяйств платили налог до индивидуального обложения (по самообложению) 1 943 руб. После привлечения к индивидуальному обложению - 4 771 руб. (налог вырос в 2,5 раза) [37, л. 79; 38, л. 30].
Приведённые выше факты свидетельствуют о приоритетном использовании мер экономического и административного воздействия в отношении тех, кто не поддержал хлебозаготовки. Однако существенное воздействие на население оказало привлечение жителей Кузнецкого округа к ответственности за срыв хлебозаготовок с использованием статей Уголовного кодекса Российской Федерации (УК РФ). Наиболее часто в Кузнецком округе применялась ст. 61 УК РФ (335 случаев). По ней было предусмотрено наказание за отказ от выполнения повинностей или производства работ, имеющих общегосударственное значение. В первый раз налагалось административное взыскание. В повторном случае предусматривалось привлечение к принудительным работам на срок до шести месяцев или штраф в размере тех же повинностей и работ.
В 1929/30 хозяйственном году за срыв хлебозаготовок стали использовать ст. 107 и 58 УК РФ (применены 22 раза). Статья 107 предусматривала лишение свободы на срок до одного года с конфискацией всего или части имущества или без таковой за злостное по-
вышение цен на товары путём скупки, сокрытия или невыпуска таковых на рынок. Если совершались те же действия при установлении сговора торговцев, то следовало лишение свободы на срок до трёх лет с конфискацией всего имущества. Статья 58 предусматривала наказание за контрреволюционные действия: расстрел и конфискацию всего имущества, -а при смягчающих обстоятельствах - лишение свободы на срок не ниже трёх лет.
Таким образом, меры политического воздействия в сочетании с использованием статей, предусмотренных УК РФ, целенаправленно приводили к обострению противоречий в крестьянской среде, способствовали расслоению деревенского общества и подрывали традиционную общинную солидарность. Кампания хлебозаготовок подталкивала крестьян к принятию классовых приоритетов большевистской власти.
Параллельно с хлебозаготовительной кампанией 1929 г. проходили перевыборы местных советов и генеральная чистка партийных, советских органов и аппарата. Современники оценивали чистку конца 1920-х гг. как крупнейшее политическое мероприятие. Для его проведения в деревенских ячейках Кузнецкого округа было создано 11 поверкомиссий. Примечательно, что крестьяне в них не были представлены, 94 % составляли рабочие и 6 % - служащие [39, л. 66, 67, 68]. Во всех случаях на собраниях, посвящён-ных вопросам чистки, присутствовали члены и кандидаты в члены ВКП(б), комсомольцы, бедняки, батраки, середняки. Если в деревне уже было организовано коллективное хозяйство, то отдельным тезисом в протоколе отмечалось присутствие «коллективистов».
В реальной практике на такие мероприятия приходили почти все жители села, включая женщин с детьми. Популярность собраний объясняется сложившейся традицией (решать насущные проблемы всем миром), а также пониманием того, что грядут важные перемены. Зажиточная часть деревни, как свидетельствует ряд фактов, стремилась к активному участию в этом мероприятии, но таких крестьян не всегда пускали на собрания [40, л. 15, 16]. В деревне Андреевке кулаки и зажиточные, собиравшие в течение ряда лет компрометирующие данные на председателя сельского совета, огласили их во время чистки.
Проверив факты, комиссия вынесла решение о выговоре в отношении председателя сельсовета, не приняв предложение о снятии его с должности. Реакция этих крестьян была зафиксирована в справке по итогам проводившегося мероприятия: «Зря сидели целую ночь, П. не сняли с должности». В документах неоднократно отмечалось, что на собрания не пускали лишенцев. Они, в свою очередь, негодовали: «... облагают индивидуально и на собрания не пускают» [40, л. 15, 16].
Таким образом, сам состав поверкомис-сий, а также приглашённых говорил о социальных приоритетах советской власти при проведении чистки 1929 г. Однако зажиточная часть деревни стремилась использовать эту кампанию для восстановления справедливости, понимаемой в контексте традиционных крестьянских ценностей.
Тон мероприятию задавали члены по-веркомиссии. Они предлагали обсудить готовность партийной организации выполнить задачи, поставленные партией по коллективизации сельского хозяйства, а также вычистить всех «чуждых», «примазавшихся» к партии со времени генеральной чистки 1921 г. Параллельно объявлялся призыв в партию новых членов из числа батраков и бедняков [Там же, л. 1, 5, 10].
Обратившись к анализу индивидуальных отчётов тех, кто проходил чистку, следует отметить, что в них давалась характеристика, в которой всегда фиксировалось время вступления в ВКП(б), возраст, образование, социальное положение, служба в Красной армии, членство в других партиях. Помимо этого, оценивалось имущественное положение (дом, хозяйственные постройки, наличие скота, машин, механизмов и прочего). Большое значение имел состав семьи, величина внесённого сельхозналога, использование наёмного труда. Коммунист сообщал собранию о соблюдении устава ВКП(б), а также вредных привычках и проступках [Там же].
В качестве примера можно обратиться к характеристике В. - 26-летнего кандидата в члены ВКП(б) с 1927 г., получившего образование в сельской школе. С 1924-го по 1925 г. он служил в Красной армии. Комиссия посчитала его крепким середняком. Участников чистки не устроило, что В. использовал в течение трёх летних месяцев наём-
ный труд батрака, справлял вместе с женой религиозные праздники, крестил детей, играл в карты, продавал хлеб, не посещал избу-читальню. Утверждалось, что, хорошо зная, что в машинном товариществе состоят кулаки, он их «не выбросил». В итоге было принято решение об исключении В. из рядов ВКП(б).
Среди исключённых оказался и К. - заместитель председателя сельского совета. Его критиковали за пьянство, игру в карты. Собравшиеся утверждали, что К. в сельском совете «жал на бедняков, а защищал кулаков, вступил в партию для того, чтобы устроиться на работу» [40, л. 6].
Поверкомиссия отметила ряд болезненных явлений: пьянство, самогоноварение, соблюдение коммунистами религиозных обрядов. Членам партии предлагалось активнее принимать участие в кооперировании, распространении облигаций государственного займа [Там же, л. 11, 12].
В ходе чистки достаточно часто звучали обвинения в адрес коммунистов за связь с кулаками, лишенцами и зажиточными. Однако не на всех собраниях имела место свобода высказываний. Бедняки Кулебакинской ячейки боялись заявлять о проблемах. Один из них утверждал: «Я боюсь на них говорить. Они сказали, придёт обложение, я тебе покажу, как говорить на партийцев. Мы боимся говорить на них. Вы побудете и уедете, а они останутся и нам отомстят» [Там же, л. 17, 34]. Подобного рода мнения свидетельствуют как об усилении противостояния внутри крестьянства в конце 1920-х гг., так и о том, что в ряде мест ещё было достаточно сильно влияние прежних традиций. Расклад сил пока не сложился в пользу бедняцко-батрацкой части деревни. Кроме того, некоторые деревенские ячейки проводили политику скорее традиционализма, нежели центра.
В целом в Кузнецком округе в собраниях по чистке деревенских ячеек приняли участие более 14 000 человек. Результаты этого мероприятия были подведены 30 декабря 1929 г. Среди крестьян-коммунистов чистку прошли 2 159 человек, или 94 % от числа крестьян, состоявших в партии; 141 человек, или 6 %, не участвовали в этом мероприятии. Процент прошедших чистку крестьян-коммунистов высок, хотя немного ниже, чем удельный вес коммунистов рабочих (97 %)
и служащих (96 %), прошедших чистку. Однако если обратиться к количеству исключённых из ВКП(б) поверкомиссиями в отношении к числу прошедших чистку, то и по абсолютным данным, и по удельному весу лидируют коммунисты-крестьяне (соответственно 531 человек, или 24,6 %) [40, л. 15, 16, 44].
Архивные документы позволяют проанализировать результаты чистки по видам болезненных явлений в Кузнецкой партийной организации среди крестьян-коммунистов. Во время чистки в деревенских партячейках предлагалось руководствоваться перечнем проступков из 22 пунктов. Он содержал два раздела. В первом, состоявшем из 8 позиций, были объединены важнейшие, с точки зрения властей, классовые приоритеты. Нарушение этих норм выглядело в глазах проверяющих особо опасным. К ним относились: принадлежность к кулачеству и другим классово-чуждым элементам или связь с ними, искривление классовой линии, отказ от вступления в колхоз, сокрытие хлебных излишков, хозяйственное обрастание и правый уклон. Больше всего было исключено из партии тех, кого обвинили за связь с «чуждыми» элементами (38 %. - М. К.), затем тех, кто был воспринят комиссией как «чуждый» элемент (29 %. -М. К. ). На третьем месте были коммунисты, опорочившие себя «искривлением классовой линии» (13 %. -М. К.) [Там же, л. 44, 45].
В ряде случаев на собраниях звучала мысль о том, что членский состав деревенских ячеек «больше всего болеет из числа вступивших в 1920 г.» [Там же, л. 29, 30]. Это обстоятельство заслуживает особого внимания. К началу 1920 г. на территории Кузнецкого округа закончились военные действия. Красные одержали победу. Можно предположить, что конформистски настроенная часть крестьянства, в силу сложившихся обстоятельств, вступала в партию не столько по идейным соображениям, сколько руководствуясь желанием войти в новую, формирующуюся местную элиту. В период НЭПа сельские жители, принимая новые формы власти и организации производства (сельсоветы, партячейки, коммуны), зачастую стремились их использовать в соответствии со своими традиционными представлениями о сельском жизнеустройстве. Однако смена курса, отказ от НЭПа выявили это противо-
речие. Чистка 1929 г. способствовала его ликвидации в пользу насаждения нового уклада и новых ценностных ориентиров.
Вторая группа проступков более эклектична по своему составу. В ней можно выделить те, что относились к нормам партийной жизни (нарушение партийной дисциплины, партийная невыдержанность, разглашение секретных постановлений, пассивное пребывание в партии). Большое внимание уделялось поведению в быту и семье (пьянству, бесчинству, склоке, отказу от алиментов и т. п.), злоупотреблению служебным положением (халатности, бюрократии, волоките и пр.). Особняком стоят 2 критерия для оценки: участие в работе охранки и карательных отрядов (формулировка, выдержанная в классовом ключе) и выполнение религиозных обрядов (проблема мировоззрения, граничащая с классовыми приоритетами в понятиях властей того времени).
На первом месте в этой группе среди исключённых из партии со значительным отрывом шла категория лиц, наказанных за пьянство и бесчинство (112 человек, или 36 %). Вторая и третья позиции были за теми, кто пассивно пребывал в партии и нарушал партийную дисциплину (соответственно 56 человек, или 18 %, и 35 человек, или 11 %). Если обратиться ко всему перечню проступков из 22 пунктов, то в нём лидировала по частоте применения формулировка «пьянство и бесчинство».
Результаты чистки в Кузнецкой окружной парторганизации не привели к существенному росту численности деревенских ячеек за счёт бедноты и батрачества. В документах Кузнецкого окружкома ВКП(б) 30 декабря 1929 г. отмечалось, что из 36 деревенских ячеек 12 совершенно не выполнили директив партии по приёму новых членов. В Щеглов-ской сельской организации численность коммунистов после чистки уменьшилась на 53 человека. Всего за ноябрь - апрель было принято 102 человека [34, л. 52].
Анализ приведённых данных позволяет сделать вывод о том, что чистка 1929 г. решала несколько задач. Во-первых, ВКП(б) освободилась от тех коммунистов, которые не могли стать опорой в проведении политики форсированной коллективизации. Во-вторых, деревенским жителям было продемонстрировано, на кого опирается власть (пре-
данных ей коммунистов, бедноту, батрачество, «коллективистов»). В-третьих, чистка способствовала выявлению и искоренению норм аморального поведения в обществе. Кроме того, произошло пополнение рядов ВКП(б) за счёт бедноты и батрачества, хотя и не в том масштабе, на который изначально рассчитывали в центре. В чистке переплетались как классовая, так и идеологическая линии. Насаждалась новая атеистическая модель общественного поведения, ориентированная на классовые приоритеты и ценности.
Таким образом, 1929 г. характеризуется рядом кампаний со стороны ВКП(б), проведённых в Кузнецком округе и направленных на раскол крестьянского мира. Эти мероприятия привели к значительному укреплению позиций бедняцко-середняцких слоёв в деревне и снижению статуса её зажиточной части, способствовали радикализации и поляризации массового сознания крестьян. Стремление селян наполнить новые формы организации крестьянской жизни здравым смыслом не нашло поддержки сверху. Политическая направленность властных инициатив формировала векторы поведения крестьянства, которые со временем должны были привести к существенной смене социокультурных ориентиров и ценностей.
ЛИТЕРАТУРА
1. Данилов В. П. Советская доколхозная деревня, социальная структура, социальные отношения. - М., 1979.
2. Ивницкий Н. А. Коллективизация и раскулачивание: начало 30-х годов. - М., 1994.
3. Громыко М. М. Мир русской деревни. - М., 1991.
4. Осокина Е. А. Социалистическое строительство в деревне и община. 1920-1933. - М., 1978.
5. Данилов В. П., Ивницкий Н. А. Документы свидетельствуют: из истории деревни накануне и в ходе коллективизации, 1927-1932 гг. -М. : Изд-во политической литературы, 1989. -525 с.
6. Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927-1939: Документы и материалы : в 5 т. / под ред. В. П. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виолы. - М., 1999-2006.
7. Советская деревня глазами ВЧК - ОГПУ -НКВД. 1918-1939 : документы и материалы : в 4 т. - Т. 3, кн. 1 : 1930-1931. - М., 2003.
8. Спецпереселенцы в Западной Сибири. 1930 -весна 1931 г. - Новосибирск, 1992.
9. Рязанская деревня в 1929-1930 гг. Хроника головокружения : документы и материалы / сост. Л. Виола и др. - М., 1998. - 750 с.
10. Неизвестный Кузбасс : сборник архивных документов. - Выпуск 3 : Крестьянство Кузбасса (1925-1941). - Кемерово, 2005.
11. Памяти Виктора Петровича Данилова // Отечественная история. - 2004. - № 6. - С. 210-211.
12. Менталитет и аграрное развитие России XIX-ХХ вв. : материалы международной конференции (Москва, 14-16 июня 1994 г.). - М., 1996.
13. Буганов А. В. Личности и эпохи в исторической памяти русских крестьян XIX - начала ХХ века // Социология власти. - 2003. - № 2. -С. 98-112.
14. Булдаков В. П. Утопия, агрессия, власть. Психосоциальная динамика постреволюционного времени. Россия, 1920-1930 гг. - М., 2012.
15. Кознова И. Е. XX век в социальной памяти российского крестьянства. - М., 2000.
16. Бурим С. М. Социальные отношения и общественные настроения на селе в годы первой пятилетки: состояние и тенденции развития на материалах славянских районов Северо-Кавказского края : дис. ... канд. ист. наук. - Пятигорск, 2006.
17. Советская социальная политика 1920-1930-х годов: идеология и повседневность / под ред. П. Романова, Е. Ярской-Смирновой. - М., 2007.
18. Лившин А. Я. Настроения и политические эмоции в Советской России 1917-1932 гг. -М., 2010.
19. Бердинских В. А. Крестьянская цивилизация в России. - М., 2001. - 432 с.
20. Кулачков В. В. Крестьянство Западного региона России в 1920-е гг. (социокультурные изменения). - Брянск, 2014. - 330 с.
21. Грациози А. Великая крестьянская война в СССР. Большевики и крестьяне. 19171933 гг. - М., 2008. - 136 с.
22. Хоскинг Д. История Советского Союза. 19171991. - М., 1994. - 510 с.
23. Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30-е годы: деревня. - М., 2008.
Информация о статье
Дата поступления 20 марта 2017 г.
Дата принятия в печать 17 апреля 2017 г.
Сведения об авторе
Казьмина Маргарита Васильевна - д-р ист. наук, доцент, профессор кафедры истории России Кемеровского государственного университета (Кемерово, Россия)
Адрес для корреспонденции: 650000, Россия, Кемерово, ул. Красная, 6 E-mail: [email protected]
Для цитирования
Казьмина М. В. Политические кампании 1929 г. и их роль в расколе крестьянства Кузнецкого округа // Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2017. № 2 (14). С. 4351.
24. Фицпатрик Ш. Срывайте маски! Идентичность и самозванство в России XX века. - М., 2011.
25. Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город / пер. с англ. Л. Ю. Пантина. - 2-е изд. -М. : РОССПЭН,2008.
26. Разгон В. Н., Колдаков Д. В., Пожарская Д. А. Демографическое и хозяйственное развитие западных волостей Алтайской губернии в начале XX в. // Демографическое и хозяйственное развитие Алтайской деревни во второй половине XIX - начале XX вв. : сборник статей. - Барнаул, 2002. - С. 22-62.
27. Липинская В. А. Старожилы и переселенцы: русские на Алтае: XVIII - начало XX века. -М., 1996.
28. Зарецкая Н. А. Взаимоотношения семьи и общины у крестьян Алтайского округа в конце XIX - начале XX в.: ментальный аспект // Демографическое и хозяйственное развитие Алтайской деревни во второй половине XIX -начале XX вв. - Барнаул, 2002. - С. 96-107.
29. Государственный архив Новосибирской области (ГАНО). Ф. Р-12. Оп. 1. Д. 2105.
30. Бельков А. В., Заболотская К. А. Очерки по истории населения Кузбасса в новейший период отечественной истории 1920-2015 гг. -Кемерово, 2015. - 112 с.
31. Государственный архив Кемеровской области (ГАКО). Ф. П-8. Оп. 1. Д. 419.
32. Там же. Д. 416.
33. Там же. Д. 417.
34. Там же. Ф. П-9. Оп. 1. Д. 403.
35. Там же. Ф. П-8. Оп. 1. Д. 461.
36. Там же. Ф. П-9. Оп. 1. Д. 279.
37. Там же. Д. 374.
38. Там же. Д. 418.
39. Там же. Д. 388.
26. Там же. Д. 149.
Article info
Received March 20, 2017
Accepted April 17, 2017
About the author
Kazmina Margarita Vasilievna - Doctor of Historical sciences, Associate Professor of the Department of History of Russia of Kemerovo State University (Kemerovo, Russia)
Postal address: 6, Krasnaya ul., Kemerovo,
650000, Russia
E-mail: [email protected]
For citations
Kazmina M. V. Political Campaigns of 1929 and Their Role in Dividing the Peasantry of the Kuznetsk District. Herald of Omsk University. Series "Historical Studies", 2017, no. 2 (14), pp. 43-51. (in Russian).
