CC BY
98
ВОПРОСЫ ФИЛОЛОГИИ
© 2006 г. М.В. Окс
ПОЛИЛИНГВИЗМ В РОМАНЕ В. НАБОКОВА «БЛЕДНЫЙ ОГОНЬ»
В. Набоков - один из немногих авторов, в совершенстве писавших на двух языках. Вынужденная эмиграция, жизнь в Западной Европе и последующие двадцать лет, проведенные в США, определили обращение писателя к английскому как языку его произведений. Как признался сам В. Набоков в интервью телепрограмме Television-13, до переезда в Америку в 1940 г. «я от случая к случаю сочинял кое-что по-английски. В конце тридцатых, живя в Германии и Франции, я перевел на английский две свои русские книги и написал первый чисто английский роман, тот, что о Себастьяне Найте. После, в Америке, я совсем перестал писать на родном языке, если не считать случайных стихотворений <...> Полный переход от русской прозы к английской был для меня на редкость болезненным - так, наверное, чувствует себя человек, потерявший при взрыве семь или восемь пальцев и заново учащийся пользоваться руками» [1]. Виртуозное владение русским и английским, знание основных европейских языков и эрудиция позволили В. Набокову стать автором шедевров игровой прозы и культовой фигурой в отечественной и зарубежной литературе.
Одним из достижений писателя, несомненно, является обогащение и нетрадиционное использование приема вкрапления в художественный текст элементов вымышленного языка. Разумеется, В. Набоков не был первым автором, применившим этот прием, можно даже говорить об определенной наметившейся традиции обогащать художественные произведения элементами вымышленного языка, эта традиция особенно четко прослеживается в романах-антиутопиях. Однако новаторство В. Набокова заключалось в синтезировании вымышленного языка из «осколков» нескольких языков, причем иногда выбор писателя может быть весьма экзотичен. Предшественником романа «Бледный огонь» (далее «БО»; в английской версии - «Pall Fire» - «PF») можно считать другой новаторский роман В. Набокова - «Под знаком незаконнорожденных», где также немаловажная роль отведена вымышленному языку.
«Бледный огонь» , наверное, самое изощренное произведение В. Набокова, вызвал множество споров и различных интерпретаций. М. Мак-карти сравнивала его с «китайской шкатулкой», «заводной игрушкой»,
* Впервые на русском языке роман был издан под названием «Бледный огонь» в переводе В.Е. Набоковой. В данной работе цитируется перевод С. Ильина, в котором роман озаглавлен «Бледное пламя».
«шахматной задачей», «игрой в кошки-мышки», «адской машиной», «ловушкой для читателя» [2]. Б. Бойд отозвался о «БО» следующим образом: «Наиболее изощренное произведение Набокова стало парадигмой литературной неуловимости, выражением очевидной неопределенности» [3]. Другой критик, Дж. Б. Фостер-младший рассматривает «БО» в контексте мировой литературы как важный шаг на пути развития постмодернизма: «БО» - «шедевр постмодернизма, развивающегося в литературе», роман «БО» способствовал дальнейшему процессу отделения термина «постмодернизм» от изначально узкого значения, в котором он применялся в отношении группы американских писателей, до сегодняшнего интернационального значения, заложенного в слове «постмодернизм» [4].
«БО» отличается предельно усложненной структурой: в роман входит законченное поэтическое произведение, псевдонаучное предисловие и построчный комментарий, многократно превосходящий по объему текст самой поэмы. Каждый уровень романа связан с другими невидимыми нитями, перекликающимися мотивами и повторяющимися узорами, и каждый подвергается сомнению, оказывается ложным. Можно долго гадать, является ли поэт Шейд «призраком», порождением воображения его комментатора Кинбота или же наоборот, или, может быть, они оба - плоды воображения друг друга?
На наш взгляд, проблема авторства поэмы и идентификации персонажей, определение двойников и прототипов в «БО» - задачи, в принципе, неразрешимые. Сама идея подобного произведения предполагает наличие загадки, мистических совпадений, неразрешимых противоречий. Это суть постмодернистской прозы. И попытка разложить «по полочкам», определить, кто есть кто в «БО», привести все к единому знаменателю, бесплодна и противоречит самой идее игрового постмодернистского произведения.
Очевидно, что все элементы земблянского языка входят в игровое поле романа, состоят в игровых взаимоотношениях с его различными смыслооб-разующими и идейными элементами. Понимание заложенных в них скрытых смыслов оказывается принципиально важным для адекватного восприятия произведения. Автор обыгрывает семантику корней разных языков и при этом использует характерные для них модели словообразования.
Так, можно выделить слова, созданные по определенному словообразовательному типу и слова, созданные с использованием уникальных элементов. К первой группе можно отнести, например, топонимы Exton (Ex-ton) - по аналогии с Boston, Princeton или New-Wye - по аналогии с New York, New Orleans.
Вторая группа более многочисленна. Например, в словах lumbarkamer [5] и kamergrum [groom of the chamber] (PF, 90) чужеродным для английского является морфема kamer, образованная от немецкого корня Kammer.
В слове wodnaggen (PF, 68) используется уникальная для английского форма naggen, заимствованная из шведского языка.
В слове ragdirst [thirst for revenge] (PF, 7i) использован корень, напоминающий немецкий Durst.
А в словах zhiletka (PF, 8i) и shootka уникальным элементом является русский уменьшительный суффикс «-ка», прибавленный к искаженным английским корням Gilette и chute (сокращенная форма от parachute -«парашют», контаминация «шутки» и «парашюта»).
Расшифровка скрытых смыслов, заложенных в словах земблянского языка, может осложняться тем, что в то время, как одни элементы заимствуются без трансформаций, например, латинское crapula [hangover] (PF, i29), французские l'if (PF, i76) [4, i76] и tas (PF, i76) или эскимосское onhava- onhava [far, far away] (PF, 20i), другие заимствования подвергаются определенным трансформациям.
Например, grados (PF, 77) - от русского «градус»; nippern (PF, ii6) -от исладского nipa (gnipa) - пик, вершина; promnad (PF, 75) - от французского promenade - прогулка; vespert (PF, 75) - от французского vesperal -вечерний (-яя); mid (PF, 75) - от немецкого предлога mit - «с». Таким образом, фразу 'promnad vespert mid J. S. ' можно расшифровать, как «вечерняя прогулка с Дж. Ш.» (под этими инициалами очевидно подразумевается Джон Шейд).
Слово drungen (PF, 193) образовано от формы причастия прошедшего времени немецкого глагола dringen - проникать - gedrungen, а galiart (PF, 194) - искаженное французское goliard, от провансальского gauliador.
Земблянское слово Komizar с прозрачной этимологией связывает события, происходящие в королевстве Кинбота с революционными событиями в России.
Не остается сомнений в русском происхождении земблянского shpik, а fufa - очевидно представляет собой усеченную форму русской фуфайки.
В особую группу выделим синтаксические конструкции, состоящие из слов, образованных от корней разных европейских языков.
Например, Yeg ved ik - Не знаю. Данная фраза на земблянском языке представляет собой смесь скандинавских лексем с тем же значением.
Belwif ivurkumpf wid snew ebanumf - красивая женщина должна быть как роза ветров из слоновой кости с четырьмя эбеновыми частями. Слово "belwif' состоит из корней французского и английского языков: "bel" от французского belle - красивая, wif - от английского wife - жена. В ivurkumpf угадывается английское ivory и французское ivoire, а в ebanumf - английское ebony. Wid - искаженное английское with
Ufgut, ufgut, velkam ut Semblerland! - Прощай, прощай, до встречи в Зембле! Ufgut сконструировано по аналогии с немецким Mach 's gut! - Пока! Всего хорошего!, а velkam - от немецкого willkommen или английского welcome - Добро пожаловать!
Исходя из приведенных выше примеров можно сделать вывод о том, что в подавляющем большинстве случаев источником образования новых слов земблянского языка выступают языки германской группы (немецкий,
английский, исландский, шведский) - их число составляет около 65 %. Около 30 % словообразовательных средств составляют русские морфемы. Примерно 5 % приходится на романские языки (латынь, французский). При этом элементы немецкого происхождения используются, в основном, для наименования предметов и явлений природного мира, предметов быта и должностей или родов деятельности человека. Слова русского происхождения преобладают в лексико-семантической группе, включающей предметы гардероба, а также, наряду с немецкими, в лексике, называющей должности и профессии, характерные для революционной и постреволюционной России.
Начиная с конца 30-х гг. и в большей степени в поздних романах американского периода, в произведениях В. Набокова, как считают многие специалисты, наблюдается феномен двоемирия [6].
Хотя два мира в произведениях В. Набокова всегда разделены какой-либо границей (в роли грани может выступать смерть, безумие персонажа и т. д.), они не изолированы и взаимодействуют друг с другом. Так в «БО» происходит игра между реальностью и вымыслом, жизнью и искусством. Все повествовательные планы текста отражаются друг в друге, двоятся или отражаются и персонажи романа. Наряду с мотивами зеркала и отражений, земблянский язык является частью авторской игры: фрагменты разных языков отражаются друг в друге, преломляются под воздействием фантазии писателя, искажаются и, в итоге, сливаются в едином отраженном образе, соединяя все многообразие имеющихся значений. Земблян-ский язык используется для обеспечения игры между вымыслом и реальностью. Действительность и вымышленное уравниваются в правах, игровые отношения приводят к ситуации неограниченного числа возможных значений произведения.
Пространство и время в «БО» - совершенно особые категории, и идентифицировать их зачастую крайне проблематично. Каждый персонаж генерирует свою собственную реальность. Они пересекаются и перекликаются друг с другом, а кроме того, соотносятся с реальным миром. Одним из основных принципов литературного постмодернизма стал прием уподобления текста лабиринту, или всемирной библиотеке, в случае же «БО» можно говорить об уподоблении пространства текста алфавиту. Все имена собственные, будь то топонимы или имена персонажей, обыгрывают буквы алфавита от А - Alfin (король Альфин) до Z - Zembla (Зембла).
Кроме того, за вымышленными топонимами, также обыгрывающими английский алфавит, безусловно, угадываются реальные. Так, Нью-Вай (New Wye) - вымышленный город в США, его название сконструировано по аналогии с Нью-Йорком. "Вай"- транскрипция английской буквы Y, которой обозначается и ось координат в виртуальном мире произведения. Название другого города - Экстона (Exton) образовано от буквы X, обозначающей вторую ось координат, и суффикса -ton, часто используемого в английском языке в названиях населенных пунктов - Бостон, Принстон и т.д.
Однако наличие букв X и Y в названиях городов Нью-Вай и Экстон (Х-ton), делает их условными точками в пространстве текста, также как условно названы оси координат X и Y.
Зембла (Zembla) - королевство, родом из которого Кинбот, - балтийское полуостровное государство, разделенное на две части высокой горной цепью и отрезанное каналом от большой земли («the mainland of madness»), символизирующей Россию или весь остальной мир вообще. Имеется несколько вариантов толкования происхождения названия королевства. Самый очевидный - искаженное русское слово «земля». Однако сам Кинбот отвергает эту версию или предлагает другое истолкование: Зембла происходит от французского «sembler» - «казаться, представляться» и переводится как «земля отражений и подобий». Но мы не можем сбрасывать со счетов еще одну версию. В географическом атласе можно найти острова Новая Земля, которые традиционно обозначались на европейских и американских картах как Nova Zembla. И В. Набоков считал, что его прадед, Николай Александрович Набоков, принимал участие в картографической экспедиции на Новую Землю. В его честь даже названа река на острове.
Мультиязычная природа земблянского языка позволяет читателю, владеющему, или, по крайней мере, знакомому с основными европейскими языками, разгадать зашифрованную в отдельных элементах земблянского языка характеристику персонажей, что подчас оказывается совсем не просто. Подобный прием, использованный В. Набоковым, придает уникальность казалось бы столь традиционному литературному приему, как говорящие имена.
Имя комментатора Шейда, Кинбота (Kinbote), переводится с земблянского как «цареубийца» и ему дается следующее объяснение: «'Не вы ли говорили, Чарльз, что kinbote означает на вашем языке «цареубийца»'? -спросил мой дражайший Шейд. - 'Да, губитель королей', - ответил я (страстно желая пояснить, что король, утопивший свою собственную личность в зеркале изгнания, в сущности, и есть цареубийца)» (БО, 505).
Другое объяснение происхождения этого имени приводится в указателе к роману: king-bot - англ. «бут», гигантский овод. Лоренс Ли, исследователь творчества В. Набокова, дает следующее объяснение: kinbote -производное от англо-саксонских корней cyn - «родственник» и bote -«вознаграждение», «денежная сумма».
Имя королевы Яруги (Yaruga) образовано от русского слова яруга -«глубокая водороина», или от яруг - «ключ», «источник». Имя этого женского персонажа объясняет ее смерть: Яруга утонула в проруби во время традиционных новогодних гуляний.
А, например, имя королевы Бленды, матери Карла, образовано от слова «blind» (слепая), что в данном контексте можно рассматривать как намек на то, что она не придавала значения гомосексуальным наклонностям
как мужа короля Альфина, так и сына Карла, поскольку гомосексуализм был возведен в Зембле в ранг «нормы».
Имя другой королевы - жены Карла Возлюбленного Дизы, предположительно, образовано от слова «dis», означающего на норвежском, шведском и датском языках «туман», «дымка». Этимология ее имени делает образ королевы призрачным, туманным, как и образы большинства персонажей «БО» (например, Шейд - тень).
Помимо говорящих имен, в тексте рассыпаны отдельные намеки, позволяющие косвенно охарактеризовать того или иного персонажа. Например, в земблянском слове hotingueny, которое Кинбот переводит как очень тесные, очень короткие шорты, содержится отсылка к русскому хотеть и к древне-английскому hat (распалиться, хотеть), и французскому guenon (обезьяна). Все эти значения дополняют друг друга и подчеркивают доминирование низменных желаний в персонаже. Однако если принять во внимание контекст, то становится ясно, что автор в очередной раз говорит о гомосексуальности Карла Возлюбленного: «У него было несколько близких друзей, но ни один не шел в сравнение с Олегом, герцогом Ральским. В те дни отроки высокородных фамилий облачались по праздникам в вязаные безрукавки, беленькие носочки при черных на пряжках туфлях и в очень тесные, очень короткие шорты, называемые hotingueny» (БО, 386).
Несомненное пристрастие В. Набокова к языковым играм предопределяет весьма частое использование земблянских вкраплений в «БО» в каламбурах. Их мультиязычная природа становится отличительной особенностью в романе, в них, как правило, сочетаются значения слов нескольких языков. Например, в каламбуре kot or? - который час? помимо аналогии с русским который (час)? напрашивается параллель с французским вопросом Quelle heur est-il?, первая часть которого quelle heur дословно переводится который час: «"Который час, kot or?" Он надавил кнопочку репетира, и тот, ничтоже сумнялся, прошипел и отзвякал десять часов двадцать одну минуту» (БО, 400).
Англоязычным каламбуром является имя ректора колледжа, в котором читали лекции и Шейд, и Кинбот - Мак-Абер (McAber) - в нем зашифровано английское macabre - мрачный, жуткий: «...Нужен был им лектор / Читать о смерти. Мак-Абер, их ректор, / Писал ко мне: "Курс лекций про Червя"» (БО, 326).
Глав экстремистской организации, захвативших власть в Зембле, автор именуют Shadows (тени). Но в одном случае игра слов соединяет значения «тени» и «зеркала». Кинбот говорит о шедевре неизвестного земблянско-го автора, Kongs-skugg-sio, которое он переводит на английский как "The Royal Mirror". Kongs на земблянском king's или royal (королевский), skugg - mirror (зеркало). Но в шведском есть слово skugga, которое означает shade или shadow (тень).
Еще в одном двуязычном каламбуре «...полную тусклого хлама lum-barkameru» (БО, 395) обыгрываются созвучные английские слова lumber
(хлам, старая мебель) и lumbar (поясница) (БО, 674). Земблянское lumbarkamera образовано все-таки от lumber, как бы автор не пытался навязать нам ложную этимологию. При этом на истинную этимологию намекает русский «хлам».
«Тень Шейда» (БО, 471) - это также русско-английский «тавтологический» каламбур, ведь «шейд» и есть русская транскрипция английского shade (тень).
Каламбур может быть образован и палиндромом: например, пара Одон -Нодо. Одон - земблянский актер, спасший короля, а Нодо - его «единокровный» брат и полная противоположность, предает Карла и присоединяется к «теням».
Мультиязычная природа просматривается и в искусственно образованных словах, представляющих собой аллюзию на скандинавский эпос. Это Одивалла и Эмбла: «Два побережья соединяются двумя асфальтированными трактами: тот, что постарее, уклонившись от трудностей, проходит вначале восточными склонами на север к Одивалле, Полюбу и Эмбле и лишь затем обращается к западу в крайней северной точке полуострова...» (БО, 398). Одивалла - слово-гибрид, в котором сочетаются имя верховного бога скандинавского эпоса Одина и название его дворца и обиталища душ воинов, павших в бою, Валгаллы, а Эмбла - имя первой женщины, созданной Одином из найденного дерева.
Земблянский язык становится в романе «БО» одним из игровых факторов, актуализирующих отчуждение от мира и одиночество художника слова, творящего фантастический поэтический мир своего текста. И Кинбот, и Шейд - художники, чья интеллектуальная творческая жизнь протекает за пределами того лишенного романтики бытового пространства, где пребывает университетский городок - кампус типичного американского университета. Удивительные фантазии на тему загадочно-волшебной страны Земблы и его последнего монарха сопрягаются с пародийно-недостоверным (с точки зрения бытовых реалий) сюжетом и языковыми играми с земблян-скими вкраплениями.
Как показывает анализ, земблянский язык - один из факторов, придающих роману «БО» специфику игрового текста. Двусмысленность земб-лянских лексических элементов вовлекает читателя в игровые отношения с текстом, побуждает его разгадывать различные аллюзии, ребусы, тайны, внедренные в роман за счет использования многопланового языкового материала. Однако лишь читатель, обладающий определенными лингвистическими познаниями и значительными фоновыми знаниями, сможет оценить масштаб набоковских игр. Земблянский язык становится значительной конституэнтой поэтологической структуры произведения.
Источником образования новых слов земблянского языка выступают языки германской группы (немецкий, английский, исландский, шведский), в меньшей пропорции представлены элементы романских языков -латыни и французского.
В отличие от куранианского языка, функционирующего в романе «Под знаком незаконноржденных», большинство элементов которого являются полными транслитерированными заимствованиями из русского или немецкого языков, в земблянском языке практически отсутствуют стопроцентно лексические заимствования, предметом заимствования становятся не лексемы, а морфемы.
В земблянском языке учащаются случаи гибридизации языков в пределах одного слова, значение лексической единицы раскрывается, только если читатель учитывает значения ее прототипов в двух-трех языках-источниках.
Мультиязычная игра и изобретение новых языковых элементов, сочетающих семантику слов нескольких языков, обогащает текст, насыщает новыми значениями, поднимает на новый уровень взаимодействие между автором и читателем, делая невозможным глубокое понимание текста без знания нескольких языков.
Литература
1. Набоков В. В. Американский период: Собр. соч.: В 5 т. Т. 3. СПб., 1999. С. 555.
2. McCarthy, M. A Bolt from the Blue // Nabokov V. Pale Fire. London, 1991. Pale Fire. London, 1991. P. V.
3. Boyd B. Nabokov's Pale Fire: The Magic of Artistic Discovery. Princeton: Princeton Univ. Press, 1999. P. 3.
4. Foster J. B. Nabokov's Art of Memory and European Modernism. N.-Y., 1999. P. 231.
5. Nabokov V. Pale Fire. London, 1991. P. 109.
6. Александров В. Е. Набоков и потусторонность: метафизика, этика, эстетика. СПб., 1999. C. 7-14.
Ростовский государственный университет 23 мая 2006 г.
© 2006 г. Т.А. Кудинова
К ВОПРОСУ О КАТЕГОРИИ ПРОСТОРЕЧИЯ
В результате синтеза языковых явлений в XX в. выявлено, что «научные объекты изучаются прежде всего по их роли для человека, по их назначению в его жизнедеятельности, по их функциям для развития человеческой мысли и ее усовершенствования» [1, с. 212]. Демократизация в различных сферах человеческой деятельности не могла не повлиять на языковую картину эпохи. При рассмотрении словарного состава общенародного языка особое внимание в нем привлекает обширная категория, называемая просторечием. В культурно-речевой ситуации использование просторечных единиц обусловлено прагматическими целями. Известно, что интенсивность воздействия на человека реализуется посредством экспрессивных средств с присущим им оттенком необычности, ненормативности, оценоч-ности. Просторечие рассматривается исследователями как материал живой речи, важность сбора и систематизации которого была актуальной всегда.
