CC BY
147
4. Лебедев Ю.В. Н.А. Некрасов и Ф.М. Досто- 5. НекрасовН.А. Полн. собр. соч. В 15 т. - СПб.,
евский. // Карабиха: Историко-литературный сбор- 1981-2000. - Т. 2.
ник. Вып. VII. - С. 105-125. 6. Пушкин А.С. Полн. собр. соч. В 20 т. - М.,
1996-1998. - Т. 5.
УДК 882.09
Глазунова Софья Ивановна
Костромской государственный университет имени Н.А. Некрасова
К ВОПРОСУ О ЖАНРЕ КОММЕНТАРИЯ В ТВОРЧЕСТВЕ В. НАБОКОВА
В статье сопоставляются комментарии В. Набокова к роману А.С. Пушкина «Евгений Онегин» и комментарий, созданный Ч. Кинботом, героем романа «Бледный огонь». Раскрываются особенности содержания и структуры набоковского комментария к пушкинскому роману. Характеризуется специфика творческих поисков Набокова, связанная с проблемой интерпретации художественного текста.
Ключевые слова: В. Набоков, А.С. Пушкин, комментарий, интерпретация, литературная критика.
Жнр комментария широко использовался Владимиром Набоковым в его научных работах и педагогической практике. Писатель подготовил два комментированных перевода (перевод романа «Евгений Онегин» и «Слова о полку Игореве»), а опубликованные фрагменты лекций по русской литературе свидетельствуют о желании Набокова создать комментарий к роману Л.Н. Толстого «Анна Каренина». Экспериментируя с этим жанром, Набоков написал роман «Бледный огонь», в котором в новом свете показал специфику комментария художественного текста. Он также обнаружил опасность, порой стоящую перед комментатором, - увидеть в произведении дорогую для себя мысль и увлечься анализом этой идеи настолько, что забыть о самом тексте.
Комментированный перевод романа А.С. Пушкина «Евгений Онегин» по праву может считаться вершиной набоковского творчества. По признанию самого Владимира Владимировича, работа над переводом и комментариями продолжалась с 1949 по 1963 год, и вплоть до начала 1963 года он продолжал пересматривать текст и вносить изменения, которые задерживали публикацию перевода [1, с. 562].
Пользуясь классификацией, предложенной Б.В. Томашевским [6, с. 198], и учитывая особенности, связанные с тем, что перед нами комментарий к переводу, нам кажется уместным разделить все комментарии на две большие группы: комментарии к роману и комментарии к переводу. Промежуточное положение занимают автобиографические комментарии, которые не связаны напрямую ни с оригинальным текстом, ни с его переводом. Внутри каждой группы можно выделить подгруппы, обладающие указанными Томашевским классифицирующими признаками: историко-текстовый, историко-литературный, лингвистический, литературный и реальный (или исторический) типы комментариев.
Реальные комментарии представляют собой одну из наиболее многочисленных групп комментариев, однако можно обратить внимание на то обстоятельство, что объем этих примечаний очень неравноценен и зависит, в первую очередь, от личного отношения автора к рассматриваемому явлению. Подробно освещая вопрос о ботаническом виде акации из шестой главы [2, с. 440-441], Набоков редуцирует комментарий о Я.Б. Княжнине до формальной справки из нескольких предложений [2, с. 136]. Княжнин, Вольтер и Набоков оказываются связаны одним комментарием, и становится очевидно, что данное примечание говорит читателю больше о литературных вкусах самого комментатора, чем о Княжнине, который формально является объектом этого комментария.
Важно, что в «Комментарии» находит отражение характерное для эмиграции восприятие дореволюционной России как потерянного рая. Подробные комментарии, описывающие историко-культурные реалии страны, которой больше не существовало, позволяют Набокову не только воскресить дорогие ему воспоминания, но и, что важно, зафиксировать, канонизировать их в тексте научного исследования к знаменитому шедевру русской литературы.
Автобиографические комментарии, не будучи связаны напрямую как с комментариями к роману, так и с комментариями к переводу, занимают особое положение. Появление такого типа комментариев в тексте исследования пушкинского романа выглядит несколько самонадеянно. Набоков словно утверждает, что его личность, его биография представляют не меньший интерес для читателя, чем биография Пушкина.
Набоков не ограничивается демонстрацией собственного литературного вкуса через нарочитосубъективные оценки художественных произведений и включает в «Комментарий» информацию, касающуюся своей биографии. Это могут быть отрывочные сведения (как в случае с упоминанием
© Глазунова С.И., 2012
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ №» 5, 2012
105
о том, что Владимир Владимирович посетил Бахчисарай в 1918 году во время экспедиции на чешуекрылых [2, с. 623]), так и целые автобиографические отступления (например, воспоминания Набокова об имении Батово [2, с. 358]). М. Новикова указывает на значимость интеграции переводчика в культуру страны - родины переводимого произведения: «Разумеется, фундамент всякого (переводческого в том числе) творчества - родная культура творящего. Причем опять-таки культура как содержательная система, то есть контекст» [4, с. 60]. Сам Набоков не раз подчеркивал, что по-настоящему понять художественное произведение может только тот читатель, который знает реалии, описанные в тексте. И автобиографические комментарии позволяют ему подчеркнуть, что он родился в координатах той же культуры, что и Пушкин, что он гулял по тем улицам, которые описаны в романе, и совершенно точно знает, что такое «иссеченные льды» из восьмой главы романа. Таким образом, автобиографические комментарии должны доказать читателю, что Набоков может дать адекватную интерпретацию и перевод текста.
Анализ различных групп комментариев дает возможность говорить о том, что набоковское исследование не вполне соответствует задачам, присущим комментарию к художественному тексту. В то время как С.А. Рейсер указывает на то, что любой комментарий - это сателлит текста [5, с. 293], работу Набокова правомерно рассматривать не только как комментарий, к которому обращаются за разъяснением отдельных непонятных читателю фрагментов текста, но и как цельное исследование романа, предполагающее, что его будут читать не фрагментарно, а как единый текст.
В комментарии к первой строке романа Набоков утверждает необходимость некоторых предварительных сведений о месте Пушкина среди архаистов и новаторов: «Начало с точки зрения переводчика не самое благодатное, и перед тем, как двинуться дальше, следует задержать внимание читателя на некоторых фактах» [2, с. 102]. Фраза «перед тем, как двинуться дальше» может быть понята двояко: двинуться дальше по тексту комментария к конкретной строке или комментария ко всему роману. Несмотря на то, что формально комментарий развивается вслед за текстом романа, он имеет и внутреннюю движущую силу - биографию Пушкина. Вокруг жизненного и творческого пути поэта и разворачивается набоковское повествование о шедевре русской литературы, ставшем частью истории страны, которой в период создания «Комментария» уже не существовало.
Сопоставив разные группы комментариев, можно сделать вывод о том, что Набоков рассматривал свое исследование не в качестве справочника для читателя, желающего получить информацию о каком-то упоминаемом в романе явлении, но как еди-
ный текст, позволяющий получить максимально полное представление как о произведении, так и о культурно-историческом контексте, с которым оно связано. Многие сведения, представленные в «Комментарии», можно обнаружить только при сплошном чтении текста. Так, информация о Бол-динской осени представляет собой вставной комментарий в примечании к словосочетанию «степных селений» из 3 строки XVII строфы восьмой главы [2, с. 551-552]. И только внимательный читатель, у которого хватит терпения добраться до конца длинного и запутанного комментария, получит награду - возможность прочесть великолепные строки, которые, по мнению Набокова, являются лучшими не только в романе, но и во всем творчестве Пушкина, но были исключены из окончательного текста «Евгения Онегина» [2, с. 572].
Таким образом, формально сохраняя структуру научного комментария, труд Набокова оказывается шире жанровых рамок. Нарочитый субъективизм, проявляющийся не только в оценке литературных произведений, но и в самом отборе материала, включенного в примечания, высокая степень образности речи комментатора, высказывание своих взглядов на различные проблемы истории и теории искусства, указывают на связь этой работы Владимира Владимировича с методом писательской критики. Набоков и сам не скрывает того, что рассматривает Пушкина не только как объект литературоведческого осмысления, но и как собрата по перу, помещая в своем исследовании не только биографические комментарии о жизни Пушкина, но и автобиографические комментарии.
Роман «Бледный огонь» был опубликован в апреле 1962 года и вызвал неоднозначную реакцию в прессе. Необычная структура романа и обилие туманных намеков, которые порой получали у читателей противоположные толкования, вызывали недоумение. Исследователи спорили даже о том, является ли Шейд плодом воображения Кинбота, или Кинбот - это один из героев поэмы Шейда.
Работа над романом велась одновременно с подготовкой комментированного перевода «Евгения Онегина» (первые упоминания о возникновении творческого замысла будущего произведения Б. Бойд датирует 1956 годом [3, с. 352]). И, несомненно, творческие поиски оптимальной формы для литературоведческого исследования наложили отпечаток и на структуру «Бледного огня». Формально роман состоит из «вступления комментатора», поэмы «Бледный огонь», принадлежащей перу Дж. Шейда, комментария Ч. Кинбота и указателя к комментарию. Это дает возможность расценивать роман как пародию на комментарий к переводу «Евгения Онегина». Мы полагаем, что Набоков не случайно выбрал композицию романа, сходную с композицией его литературоведческого исследования. Чтобы понять причины такого писательского хода, мы сопоставим
106
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ №» 5, 2012
«Комментарий к роману А.С. Пушкина “Евгений Онегин”» с романом «Бледный огонь».
В романе нас интересуют два главных героя -писатель и комментатор его поэмы. Так же и в комментарии к «Евгению Онегину» присутствует не только Пушкин, но и Набоков, фигура которого проникает на страницы исследования посредством автобиографических комментариев. Автобиографические комментарии присутствуют и в романе, и в «Комментарии», но их функции неодинаковы. В своем исследовании пушкинского романа Набоков стремится подчеркнуть общность между собой и Пушкиным, усматривая в этом одно из условий верной интерпретации романа. Чарльз Кинбот, напротив, стремится продемонстрировать разницу с Шейдом, связанную с тем, что они являются представителями разных культур и разных социальных групп. Мы видим, что Кинбот даже в мелочах является полной противоположностью Джона Шейда. Шейд еле ходит, в то время как Кинбот передвигается летящей походкой [3, с. 523], Шейд счастлив в браке, в то время как Набоков регулярно напоминает читателю, что брак Кинбота фиктивен [3, с. 456], даже пристрастия к еде у них противоположны. При первой встрече с Кинботом поэт предлагает ему присоединиться к трапезе его кол-лег-преподавателей, но Кинбот не может на это согласиться: «Его лаконическое предложение “отведать свинины” меня позабавило. Я - неукоснительный вегетарьянец и предпочитаю сам готовить себе еду. Проглотить что-либо, побывавшее в лапах человеческой твари, сообщил я румяным сотрапезникам, столь же для меня отвратительно, сколь съесть любую другую тварь, включая сюда и, - понизив голос, - мякотную, с хвостиком на голове студентку, которая обслужила нас и обслюнила карандаш» [3, с. 300-301]. Важно отметить, что Кин-бот не просто придерживается взглядов, отличных от представлений Шейда, но относится к поэту свысока, считая его привычки ошибочными. Не пытаясь понять «своего поэта», Кинбот оказывается неспособным и к адекватному постижению текста.
Кинбот искренне старается с максимальной полнотой прокомментировать каждую строку поэмы, но для него «Бледный огонь» - это не автобиографическое произведение Шейда (хотя Кинбот не отрицает присутствие биографических аллюзий в тексте), а повествование о Зембле. Разочарованный содержанием поэмы, Кинбот начинает домысливать авторский текст. И, несмотря на то, что в его примечаниях к поэме есть и комментарии, связанные с историей текста, основной объем занимают реальные комментарии, описывающие историю бегства последнего короля Земблы, Карла-Ксаверия Возлюбленного. Мы знаем, что в комментарии к роману «Евгений Онегин» также присутствует большое число реальных комментариев. Возможно, во время работы над своим исследованием пуш-
кинского текста Набоков задавался вопросами о границах комментария. Чувствуя, что его желание рассказать о России может привести к тому, что в результате его труд превратится из комментария к роману в очерк быта российского дворянина XIX века, Набоков мог попытаться отрефлексировать свои сомнения через художественное творчество, позволив Кинботу то, что не решался сделать сам.
Как и Владимир Набоков, Чарльз Кинбот стремится дать свою интерпретацию текста, с недоверием относясь к мнению других исследователей. Однако ошибка Кинбота в том, что он пишет комментарий не к созданной Шейдом поэме, а к некоему образу поэмы, сформировавшемуся в его воображении. Он не просто невнимателен к тексту, но даже с некоторым презрением относится к созданной Шейдом поэме, поскольку она не соответствует его собственному замыслу. Кинбот совершает один из грехов, которые Набоков считал непростительными для интерпретации литературного произведения, - он допускает возможность искажения текста. В комментарии Кинбот оценивает строки поэмы не с точки зрения их художественных достоинств, а только на основании соответствия их земблянской теме. Кинбот говорит о возможности замены текста, включенного в окончательную редакцию, черновым вариантом только потому, что он видит в строках черновика намек на свою историю: «Слово “град” и первых две буквы слова “усталый” образуют имя убийцы, чей shargar [тщедушный призрак] вскоре предстанет перед светлой душой поэта. <...> Этот вариант настолько изумителен, что лишь ученая щепетильность и совестное уважение к истине мешают мне вставить его в поэму, изъяв откуда-либо четыре строки (скажем, слабые строки 627-630), дабы сохранить их число» [3, с. 476]. Кинбот даже признается в намеренном искажении одного чернового варианта поэмы, которое дало ему возможность оправдать свои собственные комментарии, содержащие подробные сведения о Зембле: «Только там, один-единственный раз во все то время, что я пишу этот многотрудный комментарий, разочарование и обида довели меня до порога подлога» [3, с. 473]. Несмотря на это признание, Кинбот добавляет, что у него нет времени на такие «глупости», как исправление того неверного комментария. Конечно, в своем комментарии к «Евгению Онегину» Набоков не мог допустить подобного. Однако он не мог не понимать, что сравнение его комментария с псевдокомментарием Кин-бота неизбежно, поэтому мы полагаем возможным расценивать данное признание Кинбота как провокацию. Узнав о возможности подлога со стороны одного комментатора, читатель может задаться вопросом, нет ли подобных искажений и у другого. Сложности с получением доступа к черновикам Пушкина для американского читателя того времени не позволили бы ему проверить правильность
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ №» 5, 2012
107
набоковских прочтений черновых рукописей. В той ситуации читателю оставалось только довериться научной щепетильности Набокова.
Сопоставление научного комментария с псевдокомментарием Кинбота позволяют сделать выводы о качествах, необходимых ученому для адекватной интерпретации художественного текста. Мы видим, что Набоков видел опасность, возникающую из-за его стремления дать в комментарии к роману как можно больше сведений о своей родной стране. В романе «Бледное пламя» Набоков наглядно демонстрирует, к чему может привести такое чрезмерное увлечение не текстом, а своим представлением о тексте. Несмотря на то, что Кинбот способен на самостоятельное творчество, он не в состоянии отвлечься от собственной истории и проанализировать чужое произведение.
Библиографический список
1. Бойд Б. Владимир Набоков: Американские годы: Биография - М.: Издательство Независимая Газета; СПб.: Издательство «Симпозиум», 2004. - 928 с.
2. Набоков В.В. Комментарий к роману А.С. Пушкина «Евгений Онегин». - СПб.: Искусство - СПб: Набоковский фонд, 1998. - 928 с.
3. Набоков В.В. Американский период. Собрание сочинений в 5 т. - СПб.: Симпозиум, 2004. -Т. 3. - 702 с.
4. Новикова М. Переводческие контексты // Мастерство перевода: сб. 13. - М.: Советский писатель, 1990. - 544 с.
5. Рейсер С.А. Палеография и текстология нового времени. - М.: Просвещение, 1970. - 335 с.
6. Томашевский Б.В. Писатель и книга. - СПб.: «Прибой», 1928. - 229 с.
УДК 882.09
Голенчукова Светлана Владимировна
Костромской государственный университет им. Н.А. Некрасова
ПОНЯТИЕ «ВРЕМЕНИ» В ЭПИСТОЛЯРНОМ НАСЛЕДИИ И.С. ТУРГЕНЕВА 1853-1860 гг.
В статье рассматривается понятие «времени», представленное в эпистолярном наследии И.С. Тургенева. Ключевые слова: И.С. Тургенев, эпистолярное наследие 1853-1860 гг., время, эпоха.
Современный этап развития филологической науки характеризуется многочисленными попытками ученых заново осмыслить традиционные понятия и явления. Одним из таких понятий является «время». Возникновение интереса к данному понятию рождается вместе с миром: «И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: один день» [2, с. 5]. С тех пор интерес человека к данному понятию не угасает. И.С. Тургенев очень часто в своем эпистолярном наследии обращается к понятию времени. Концепт времени, представленный в его письмах в период 1853-1860 годов, позволяет сделать вывод о том, какое значение понятия «время» писатель чаще всего использовал в обращении к тем или иным адресатам и какой смысл вкладывал в эти слова. Такие наблюдения в дальнейшем помогут подтвердить тесную связь между содержанием отдельных писем Тургенева и ключевыми мыслями его романов (в каких значениях, например, и в отношении каких героев писатель использует то или иное значение данного понятия).
Период 1853-1860 годов выбран не случайно: это время написания романа «Отцы и дети», время, когда И.С. Тургенев чаще находился за границей, чем в России, рассуждал о «напрасно проживаемой жизни». Разочарованный отсутствием семейного очага, Иван Сергеевич начинает анализировать свою жизнь: обращается к прошлому, сравнивает его с настоящим и пытается спрогнозиро-
вать будущее. Кроме того, период 1853-1860 годов - это предреформенное время, которое будит в уме писателя размышления о той эпохе, в которую он живет.
В письмах И.С. Тургенева за 1853-1860 годы [7] очень часто встречается понятие «время». Оно используется писателем в разных ситуациях и для решения конкретных задач: для обозначения эпохи, состояния погоды, длительности существования, характеристики досуга, философских размышлений. Частое употребление данного понятия свидетельствует о повышенном внимании к нему И.С. Тургенева. Рассмотрим, как это выражено в письмах 1853-1860 гг.
Наиболее часто понятие «время» заявляет о себе в письмах Тургенева в следующих значениях:
1. Период жизни, эпоха (в жизни человечества, какого-либо народа, государства, общества): «Время такое тяжелое и смутное.» [7, с. 15]. «Тяжкие времена, в которые мы находимся, заставляют меня обратиться к Вам с просьбой: не можете ли Вы заплатить мне за последнюю мою повесть?..» [7, с. 20]
2. Длительность существования всего происходящего, всех явлений и предметов, измеряемая годами, месяцами, днями, часами и т.п.: «Я теперь до Петрова дня никуда ни ногой - стало быть, ты меня во всякое время застать можешь» [7, с. 23]. «Мы увидимся, вероятно, у хлыща Бурдина, до того времени - до свидания» [7, с. 357].
108
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ .№ 5, 2012
© Голенчукова С.В., 2012
