Научная статья на тему 'Полемическая книжность восточнославянских земель Речи Посполитой в России в эпоху смуты'

Полемическая книжность восточнославянских земель Речи Посполитой в России в эпоху смуты Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
304
215
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
СМУТНОЕ ВРЕМЯ / КНИЖНАЯ КУЛЬТУРА / TIME OF TROUBLES / BOOK CULTURE

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Опарина Татьяна Анатольевна

В статье анализируется текст восточно-славянского нарратива начала XVII века времени Русской Смуты.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Polemical books in Eastern Slavic lands of Rzeczpospolita duting the Time of Troubles

The report analyzes the text of Eastern Slavic narrative of the early 17th century, the time for the Russian Time of Troubles.

Текст научной работы на тему «Полемическая книжность восточнославянских земель Речи Посполитой в России в эпоху смуты»

Опарина Татьяна Анатольевна,

к. и. н., доцент, зав. отделом редких книг ГППБ России (Москва)

ПОЛЕМИЧЕСКАЯ КНИЖНОСТЬ ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКИХ ЗЕМЕЛЬ РЕЧИ ПОСПОЛИТОЙ В РОССИИ В ЭПОХУ СМУТЫ

В период Смутного времени традиционные нормы замкнутости Московского царства были нарушены. Открытость границ создала возможность проникновения и людей, и книг. Впервые въезд и выезд иностранцев не контролировался верховной властью. Распространению книг не мешали цензура и церковные ограничения.

Сложные миграционные потоки должны были спровоцировать книжные заимствования. Одним из важных направлений книжности восточнославянских земель Речи Посполитой того времени было полемическое богословие. Антикатолические, антиуниатские, антипротестантские произведения становились необыкновенно актуальными в эпоху катаклизмов и войн, которые современники рассматривали как войны конфессиональные.

Участие в событиях Смуты православных подданных Речи Посполитой обусловило распространение книжной традиции Киевской митрополии. В начале XVII в. украинско-белорусские книги попадали в Россию самыми различными способами. Один из них иллюстрируют записи на рукописи РГБ, ф. 142, № 105 (XVIII в.), воспроизводящей запись раннего протографа: «А приложил сию книгу Служебник в Костромской уезд в село Городшило боярин Федор Юрьевич Форостинин в церковь живоначальныя Троицы, а вывез из полона из Литвы», и рукописи ГИМ, Синод, собр., № 937, принадлежавшей Ивану Петровичу Манидину Меньшову: «Куплена в Литве, в столице Вильне, в монастыре Пресвятаго и Животворягцаго Духа сошествии (виленского братства. — Т. О.) как был с послы велики». Очевидно, что проникновение украинско-белорусской печатной продукции происходило не только путем случайных контактов отдельных людей. Вероятно, до Смутного времени из крупных центров — Острога, виленского братства и других — книги могли поставляться большими партиями, тем более что Острожский и Виленский культурные центры имели непосредственные контакты с представителями

русской власти. В период посольств в Москву с просьбой о материальной поддержке, наиболее вероятно, московскому правительству были преподнесены экземпляры продукции типографий.

Несомненно, что количество перемещенных книг оказалось внушительным, подтверждением чему служат многочисленные записи на полях. Однако проникновение текстов этих книг в русскую книжность оказалось не столь значительным.

Ярким примером использования родственной традиции служат произведения Ивана Хворостинина, кравчего Лжедмитрия I. После свержения покровителя князь попал под церковное наказание. Духовными властями было отмечено, что русский аристократ «учал приставать к польским и латынским попам к полякам и в вере с ними соединился и книги и образы их письма принимал». В числе предъявленных князю обвинений фигурировало чтение неправославной литературы. Во время проведенного позже следствия книжное собрание Ивана Хворостинина было конфисковано. В изъятой библиотеке оказалось много иноязычных книг (неясно, куда они поступили). Сам же князь в своих полемических сочинениях даже подтверждал мнение критиков. В послании «На иконоборцы» Иван Хворостинин заверял адресата в знании рассматриваемых сюжетов: «Снискав от ереси их (протестантов. — Т. О.) от книг их весьма разумев». Исследователи выявляют среди источников произведений Ивана Хворостинина православные полемические тексты восточнославянских земель Речи Посполитой. Несомненно, князь цитировал такие произведения как «Скаргу нищих до Бога», «Историю о листрикском синоде» Клирика Острожского (Острог, 1599), «Книгу о образех» (Вильно, 1596), и, вероятно, «Апокрисис». Круг привлекаемых князем-вольнодумцем произведений, как выясняется, не выходил за рамки православной книжности.

Репертуар заимствованных произведений другого видного православного богослова того времени — Ивана Наседки — оказывается еще более скромным. В «Изложении на люторы» священник цитирует «Книгу о образех» (Вильно, 1596), «Книжицу в шести отделах» (Острог, 1598), «Вопросы и ответы православного с папежником».

Что касается русской рукописной традиции, следов бытования книжности восточнославянских земель Речи Посполитой, то их не столь много. Наиболее активно в России использовались несколько полемических изданий: «Книжица в шести отделах» Василия Суражского-Малющицкого

(Острог, 1598), «Книжица в десяти отделах» (Острог, 1598), «История о листрикском синоде» Клирика Острожского (Острог, 1598), «Казанье об антихристе» Стефана Зизания (Вильно, 1596), «Книжица о вере» («Книга о образех» и «Книга о Троице») (Вильно, 1596). Это была продукция Острожской и Виленской типографий (острожские относились к 1598 г., виленские — 1596 г.). Можно предположить, что они были завезены в Россию большими партиями, в результате контактов виленского и Острожского центров с московским правительством еще до Смутного времени. Прочие тексты в силу различных причин привлекались в меньшей степени. Например, «Апокрисис» Христофора Филалета был известен в России, он хранился в библиотеке Симона Азарьина, цитировался Иваном Хворостининым, но переведен в первой половине XVII в. не был. Очевидно, стиль полемики исповедовавшего идеи шляхестской вольности автора, говорившего о равенстве прав и свободе вероисповеданий, обусловил более ограниченное применение памятника. В немногочисленных русских списках известны также «Диалог» Геннадия Схолария, «Изложение о вере» Стефана Зизания, «Списание на люторов», «Вопросы и ответы православного с папежником».

В период Смутного времени запретов на распространение книг не существовало, однако переписывались лишь определенные произведения. Русская книжность послесмутного времени не столь насыщена заимствованными из родственной традиции памятниками, как этого можно было ожидать. Безусловно, существовал языковой барьер. Польский язык, несомненно, был понятен и доступен русскому книжнику Смутного и послесмутного времени. Но заимствования полемические православные тексты, написанные на польском языке, не получили. Так, в 1609 г. виленские братчики опубликовали острополемическое сочинение Мелетия Смотрицкого «Тренос» (1609). Сочинение с необыкновенной яркостью и талантом повествовало о преследованиях православия в Речи Посполитой. Правительство Сигизмунда III расценило публикацию как провокацию, рассчитанную на срыв польской военной кампании в России, как «бунт против власти духовной и светской». По королевскому декрету типография была конфискована, книги сожжены. Исповедник короля Петр Скарга сразу составил полемическое опровержение «Треноса». Он писал: «Как раз сейчас король... богобоязненный и милостивый пан наш ведет войну с Московией, которая слишком не любит католическую веру и по этой причине в ней к королю неприязнь. А от этого чтения она может запалиться

до еще большего противостояния, боясь нарушения своей грецкой веры». Таким образом, Петр Скарга полагал, что появление «Треноса» может осложнить ход войны с Россией. Подразумевалось взаимодействие православных восточнославянских традиций, и польского автора настораживала реакция русских людей. В этот период польские власти стремились «заградить путь к козням польской Руси» (восточнославянских земель Речи Посполитой). Постоянные контакты между двумя регионами православных восточных славян позволяли информировать русское правительство и население о возможных конфессиональных последствиях укрепления связанной с Польшей власти. Причину неудач Лжедмитрия I, Лжедмитрия II и военной кампании Сигизмунда III польские авторы видели в направляемых православными епископами Речи Посполитой посольствах в Москву — «вы Москву, чтобы королю его милости не подчинялась, бунтуете». Однако каких-либо следов бытования «Треноса» в русской традиции не сохранилось.

Таким образом, достаточно ограниченный репертуар привлеченных в Россию текстов позволяет предположить, что еще до введения цензурных барьеров патриарха Филарета был произведен отбор наиболее необходимых и приемлемых для русского книжника украинско-белорусских полемических сочинений. Далеко не весь пласт обширной и многообразной полемической восточнославянской книжности Речи Посполитой стал достоянием русской традиции.

Ключевые слова: Смутное время, книжная культура

Information about the article:

Author: Oparina, Tatyana Anatolyevna, Ph. D. in History, Russian state pubpic historical library, Moscow, Russia, t-a-opart@yandex.ru

Title: Polemical books in Eastern Slavic lands of Rzeczpospolita duting the Time of Troubles

Summary: The report analyzes the text of Eastern Slavic narrative of the early 17th century, the time for the Russian Time of Troubles.

Key words: Time of Troubles, book culture

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.