ПОГРУЖЕНИЕ В ХАОС: КАК ВОЙНА ПРОТИВ ИСЛАМСКОГО ЭКСТРЕМИЗМА ПРОИГРЫВАЕТСЯ В ПАКИСТАНЕ, АФГАНИСТАНЕ И ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ Текст научной статьи по специальности «История и археология»

Рашид А.

ПОГРУЖЕНИЕ В ХАОС: КАК ВОЙНА ПРОТИВ ИСЛАМСКОГО ЭКСТРЕМИЗМА ПРОИГРЫВАЕТСЯ В ПАКИСТАНЕ, АФГАНИСТАНЕ И ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ

Rashid A.

Descent into chaos: How the war against Islamic extremism is being lost in Pakistan, Afghanistan and Central Asia. - L.: Allen Lane, 2008. - LX, 484 p.

Пакистанский журналист с мировым именем всесторонне анализирует положение в Афганистане, Пакистане и постсоветской Центральной Азии после 11 сентября 2001 г.

Теракт против Всемирного торгового центра 11 сентября станет для нашей эпохи тем же, чем ядерная бомбардировка Японии или Вьетнамская война для более ранних эпох. Исходно казалось, что после этого события мир займется проблемами социальной стагнации и провалившихся государств в Южной и Центральной Азии. Однако возглавленная США война с терроризмом привела к возникновению более нестабильного мира, чем существовавший в 2001 г.

Нынешние проблемы региона - во многом следствие того, что США, предпочтя заняться Ираком, проигнорировали тяжелую ситуацию в Южной и Центральной Азии - на родине мирового терроризма. После 11 сентября американцы не сумели обеспечить безопасность в регионе и выполнить национальное строительство в масштабах, которые позволили бы обратить вспять распространение терроризма и исламского экстремизма и предотвратить крах государства. Войну в Ираке делает еще трагичнее то, что администрация Буша повторила там все ошибки, уже допущенные в Афганистане: было развернуто недостаточно войск, на восстановле-

ние нормальной жизни было выделено недостаточно ресурсов, в тактике и стратегии США не было последовательности, что привело к принципиально ошибочным решениям в критические моменты - это проявилось, например, в возрождении милитаристов (warlords) в Афганистане или демонтаже армии и административного аппарата в Ираке.

«Острые разногласия, появившиеся в администрации США, когда неоконсерваторы схватились за власть и прерогативы, фактически парализовали процесс принятия решений в ходе ведения обеих войн. Кабинетная система американского правительства фактически рухнула, принятые вредоносные законы стали издевкой над американской конституцией, а пытки сделались нормой для американских спецслужб... Сверх всего, когда администрация Буша организовала вторжение в две страны мусульманского мира без всякой попытки понять их историю, культуру, общество или традиции, пышным цветом цвели высокомерие и невежество» (с. XLI-XLII). Сегодня некоторые отставные американские генералы и историки называют вторжение США в Ирак величайшей военной катастрофой в американской истории, которая навредит Ближнему Востоку и на годы сократит могущество США. То, что они не занялись регионом, вполне может привести к глобальному терроризму, распространению ядерного оружия и скачку наркоторговли в невиданных масштабах.

После свержения режима талибов оптимисты ожидали, что возглавляемое США международное сообщество возьмет на себя обязательства восстановить Афганистан и помочь проведению реформ и национального строительства в Пакистане и постсоветской Центральной Азии. Этот регион следует рассматривать как одно целое, поскольку его страны сталкиваются во многом с одинаковыми проблемами. Так, экономическое положение четырех из пяти бывших советских республик сейчас много хуже, чем в годы СССР.

Однако ответ Америки на события в регионе оставлял желать лучшего. В отношении Афганистана, а еще менее - Пакистана у США в 1990-е - начале 2000-х годов определенной политики не было. Чейни, Вулфовиц, Рамсфелд считали себя радикалами с мессианской идеей использовать американскую военную мощь для преобразования мира в своих собственных интересах. События 11 сентября они использовали как оправдание, чтобы вывести себя из-под действия американских или международных законов. Неоконы сознательно манипулировали сочувствием всего мира к США после 11 сентября ради достижения собственных целей.

Объявив врагом терроризм, неоконы смогли расширить борьбу с горсткой преступных убийц до глобального конфликта с исламом. Поправ международные законы, они указали на «государства-спонсоры» терроризма, такие как Ирак и Иран, которые были объявлены частью сети «Аль-Каиды». Само выражение «война с терроризмом» было риторическим приемом и имело не больше юридического или практического значения, чем, к примеру, война с раком, наркотиками или бедностью. К тому же война, которую ведут солдаты, игнорировала все прочие меры, необходимые для борьбы с исламским экстремизмом, - политические, экономические и социальные реформы. Неудивительно, что фразеология неоконов убедила многих мусульман, что США избрали мишенью исламскую цивилизацию в целом.

После 11 сентября неоконы стали проводить предопределенную внешнюю политику, основанную не на реальности и ее анализе, а на идеологии. «Несмотря на весь свой интеллектуализм, неоконы, похоже, не знали, чему учит нас история об империях. Строители великих империй быстро сознавали, что когда дело доходит до управления завоеванными землями, необходимо отдавать почти столько же, сколько берут. Если завоеватель хотел извлекать из колонии сырье, налоги и людские ресурсы, в которых нуждался, ему следовало создать для завоеванных систему безопасности, законности и порядка и помогать своим подданным поддерживать экономическое существование. Важнее всего то, что, если строители империи от Александра Великого до королевы Виктории хотели править своими подданными, они должны были их узнать -или по меньшей мере интересоваться ими. Британцы в XIX в. выработали колониализм, который эксплуатировал ответственно, силу применял осмотрительно и при этом стремился знать свои подданные народы.

В противоположность этому первостепенной целью администрации Буша после окончания афганской войны было объявить о победе, уйти из страны и перебраться в Ирак. Администрация не хотела ответственности за восстановление оккупированного Афганистана и не собиралась познавать народ или страну» (с. ХЬУШ-ХЫХ). На деле «Аль-Каида» проникла в Ирак лишь после американского вторжения, сзывая туда экстремистов со всего мира.

Когда США вмешивались в «третьем мире» (в основном в Латинской Америке и Юго-Восточной Азии), они никогда особо не заботились о национальном строительстве или восстановлении расстроенных обществ. Неоконы, одержимые механизмом измене-

ния режимов и быстрой отдачей, не увязывали успешное изменение режима с национальным строительством. Прямым результатом было то, что после быстрых побед США в Афганистане и Ираке в обеих странах вспыхнуло восстание. Более того, в крупной помощи по части государственного и национального строительства нуждался Пакистан - территория баз, вербовки и тылового снабжения «Аль-Каиды» и Талибан. Под государственным строительством надо понимать возможность страны восстановить свои армию, полицию, гражданскую службу и судебную систему, которые обеспечили бы безопасность гражданам. После окончания Холодной войны США занимались национальным строительством неохотно. Они имели такой опыт в Камбодже, Восточном Тиморе, Гаити, Сомали и государствах бывшей Югославии, но ни один из этих процессов не был инициирован самими американцами и они не принимали непосредственного участия в миротворческих миссиях ООН.

Свергнув талибов, США и Запад получили возможность показать мусульманам и всему миру, что могут бомбить страну, чтобы избавить ее от тирании, но имеют волю и терпение помочь в ее восстановлении. Однако уже через несколько месяцев после 11 сентября Буш добавил к своей контртеррористической повестке «ось зла» (Иран, Ирак, Северная Корея) и идеи «превентивного удара» и «изменения режима», согласно которым США могли сами судить о вине той или иной страны и напасть на нее первыми. Никогда прежде американцы не представляли миру столь агрессивной глобальной стратегии, которая отдавала открытым империализмом и оттолкнула европейцев и мусульман.

К концу эпохи Буша в 2008 г. американское могущество пошатнулось. Армия США столкнулась с проблемой сверхрастяжения, народ был разочарован, доверие к стране рухнуло, а мир стал намного опаснее, чем раньше. Иракская война вытягивала из США 11 млрд. долл. в месяц (с. ЬУП). В конечном счете стратегия администрации Буша усугубила кризис в Южной и Центральной Азии: в Афганистане и Пакистане развивается полномасштабное повстанческое движение талибов, которое грозит перекинуться на Узбекистан.

В 2000 г. стало ясно, что Талибан и «Аль-Каида» - партнеры по созданию международной террористической армии. «Аль-Каида» сформировала из арабских боевиков специальную Бригаду 555, которая помогала талибам в наступлении на позиции Северного союза в Афганистане. Иностранные боевики изменили баланс сил

на поле боя. Когда в сентябре 2000 г. талибы захватили твердыню Масуда Талукан, более трети их 15-тысячной армии составляли неафганцы, включая 3 тыс. пакистанцев, 1 тыс. узбеков и сотни арабов, кашмирцев, чеченцев, филиппинцев и уйгуров. МВР предоставила более сотни специалистов из своего Пограничного корпуса для обслуживания артиллерии и коммуникаций (с. 17).

Утром 11 сентября 2001 г. директор Межведомственной разведки (МВР) Пакистана генерал Махмуд Ахмад находился с визитом в Вашингтоне. В военной хунте Пакистана он был одним из самых видных сторонников Талибан и исламистов в Кашмире. «Пакистанские военные рассматривали свою поддержку Талибан как часть стратегических национальных интересов страны. После ухода советских войск из Афганистана в 1989 г. МВР пыталась привести к власти в Кабуле своих разных афганских марионеток в поисках дружественного афганского правительства, которое не пускало бы в Афганистан соперника Пакистана - Индию. Талибан обеспечил пакистанцев таким правительством, хотя его экстремизм и выступал теперь помехой. Пакистан также ощущал необходимость поддерживать афганских пуштунов из-за многочисленного пуштунского населения на своей территории, а также из-за того, что непуштуны искали поддержки у соперников Пакистана -Индии, Ирана и России. Кроме того, пакистанские военные решили, что дружественное правительство в Афганистане обеспечит Пакистан "стратегической глубиной" в любом будущем конфликте с Индией - теория, которую убедительно опровергли пакистанские гражданские стратеги, но которой продолжали придерживаться военные, - отказываясь признать, что в самом Пакистане дестабилизирующим следствием поддержки Талибан стал рост экстремизма и сектантства» (с. 25). Поддерживая талибов, Пакистан косвенно усиливал «Аль-Каиду», закачивая в страну деньги, оружие и советников, хотя его влияние на руководство талибов уменьшалось.

13 сентября заместитель госсекретаря Р. Армитедж вручил Махмуду семь американских требований: дать добро на пролеты над территорией Пакистана американских самолетов и приземление на ней; дать США доступ к своим морским базам, аэропортам и границам для операций против «Аль-Каиды»; немедленно делиться разведданными; прекратить всю деятельность «Аль-Каиды» на границе и перехватывать поставки ей оружия; прекратить снабжать талибов горючим и не пускать пакистанских боевиков на помощь Талибан; публично осудить теракты; прекратить поддерживать Талибан, разорвать с ним дипломатические связи. По словам

Армитеджа, эти пункты не обсуждались, и Махмуд отвечал, что Пакистан сделает все, что от него потребуют. На другой день Му-шарраф созвал девять командующих корпусами и десяток штабных офицеров и в конце семичасового заседания заручился их поддержкой, разыграв козырь: если Пакистан примет требования США лишь частично, вакуум может заполнить Индия.

Теракты 11 сентября шокировали пакистанцев, хотя исламисты считали, что американцы получили то, что заслужили. Страна оказалась поляризованной. Исламистские партии и их сторонники среди элиты осуждали США за обвинение «Аль-Каиды» без доказательств и настаивали на существовании израильско-американо-индийского заговора против Пакистана и Талибан. Однако большинство городского населения, включая образованные слои, надеялось, что теперь у военного режима появилась возможность обрушиться на талибов, исламских экстремистов и банды, убивавшие шиитов в Пакистане. То была возможность для страны покончить со статусом изгоя и вернуться в жизнь международного сообщества, что привело бы к притоку иностранных инвестиций, росту занятости и возрождению экономики. 2001 год был четвертым годом крупной рецессии: в 2000 г. темпы экономического роста составили всего 2,6% (с. 31). Мушарраф просил США о срочной экономической помощи, и Буш быстро снял все санкции. Выступив 19 сентября по телевидению перед нацией, Мушарраф объявил, что намерен занять сторону США, что отвечает национальным интересам Пакистана; ошибочное решение могло, по его словам, поставить под угрозу дело Кашмира и ядерные установки Пакистана. Однако нигде в своей речи Мушарраф не осудил Талибан или «Аль-Каиду» - явный отказ соблюдать одно из требований Вашингтона.

«С самого своего рождения в августе 1947 г., когда Индия была разделена и спешно уходившая Британская империя соединила провинции с мусульманским большинством населения, создав новую страну, Пакистан пытался избавиться от острого ощущения небезопасности в ходе затяжного кризиса идентичности. В результате он превратился в государство национальной безопасности, в котором армия монополизировала власть и определяла национальные интересы следующим образом: держать на расстоянии лютого врага Индию, развивать ядерное оружие и пытаться создать дружественное правительство в Афганистане. Развитие политических институтов, конституции, демократии и цветущей экономики - истинных показателей национальной безопасности -

считали второстепенным делом. В политике страны преобладали две линии отношений - между военной властью и гражданским обществом и между исламом и государством» (с. 33).

Половину своей 60-летней истории пакистанцы жили при четырех военных режимах. Каждый из них изобретал колесо, обсуждая, возможна ли демократия в исламском государстве и что лучше подходит для «исламской идентичности» страны: парламентская или президентская система? В Конституцию 1973 г. (которая еще действует) вносили так много поправок, что ее почти не узнать. Неспособность Пакистана выковать национальную идентичность привела к обострению этнического, лингвистического и регионального национализма.

После гибели военного диктатора Зия-уль-Хака в авиакатастрофе в 1988 г. общественный гнев вынудил армию провести выборы. На них победила Пакистанская народная партия (ПНП) Бе-назир Бхутто. Армия отказалась пустить ее к власти, пока она не согласилась позволить военным управлять внешней политикой и ядерной программой. Бхутто и лидер Пакистанской мусульманской лиги (РМЬ-№) Наваз Шариф дважды побывали премьер-министрами, и каждый раз в отставку их отправлял президент по требованию армии. Постоянный подрыв демократического процесса армией и МВР не давал демократии укорениться. Армия и исламские фундаменталисты подливали масла в огонь борьбы Бхутто и Шарифа. Внешняя политика Пакистана стала ассоциироваться с джихадом против Индии и поддержкой Талибан. В 1993 г. Клинтон из-за обучения МВР кашмирских боевиков поместил Пакистан в список кандидатов в государства - спонсоры терроризма. В 1998 г. Пакистан после ядерных испытаний Индии провел свои и стал ядерной державой, хотя не имел для этого ни стабильной экономики, ни стабильной политической системы. Весной 1999 г. новый командующий армией генерал Мушарраф втянул Пакистан в Каргильский инцидент, сознательно балансируя на грани ядерного конфликта. Однако Пакистан проиграл по всем пунктам: авантюризм Мушаррафа привел к победе Индии в пропаганде и навредил кашмирскому народу. 12 октября 1999 г. Мушарраф сверг Шарифа и в Пакистане начался четвертый военный режим.

«Мушарраф вырос в либеральной семье, но при обучении молодых офицеров армия внушает им весьма предвзятые идеи, которые включают ненависть к Индии, недоверие к США, презрение ко всем гражданским политикам, повышенную религиозность и уважение к исламским боевикам, которые воюют в войнах паки-

станской армии в Кашмире и Афганистане. Сами Мушарраф и его генералы были либералами, но их мировоззрение и политические взгляды оставались в высшей степени реакционными. Таким образом, Мушарраф мог танцевать на вечеринках и редко посещать мечеть, но в то же время стойко защищать джихад, мировоззрение Талибан и право боевиков пересекать границу индийского Кашмира» (с. 46). После переворота он усилил поддержку боевикам и талибам, чтобы показать твердость в отношении Индии. После 11 сентября его общительность и прямота импонировали западным лидерам, но вскоре те поняли, что он говорит слишком много, раздает больше обязательств, чем может выполнить, и высокомерен.

До 11 сентября Мушарраф продолжал традиционную внешнюю политику Пакистана. МВР не трогала сеть снабжения «Аль-Каиды» в Пакистане, поскольку эта террористическая группа помогала тренировать кашмирских боевиков и оказывала помощь талибам - другому союзнику военного режима. Вашингтон опасался слишком сильно давить на Пакистан и заморозить предоставление ему займов международными финансовыми институтами, поскольку это было чревато дальнейшей дестабилизацией страны.

ООН пыталась добиться мирного урегулирования в Афганистане еще с подписания Женевских соглашений 1988 г. С 1997 г. этим занимался специальный представитель генерального секретаря в Афганистане алжирский дипломат Лахдар Брахими. Он организовал рабочую группу ученых и экспертов по Афганистану, в которую входил и А. Рашид, но посредническая роль ООН казалась безнадежной. Со стороны администрации Клинтона оказывалось недостаточно давления, чтобы мобилизовать международную поддержку для прекращения конфликта в Афганистане. Когда в начале 2001 г. к власти пришел Буш, первые девять месяцев его администрация вообще не воспринимала афганские вопросы всерьез.

Теракты 11 сентября ошеломили администрацию Буша. Американские военные с большой неохотой смотрели на перспективу вторжения в Афганистан, помня судьбу британской и советской армий в этой стране за прошедшие два века. К тому же два соседа Афганистана Иран и Пакистан были настроены к США враждебно, а среднеазиатские соседи были привязаны к России и не имели необходимой инфраструктуры или доступа к контролируемым талибам районам. С учетом деморализованности ЦРУ его директор Джордж Тенет счел за лучшее выставить свое ведомство необходимым в афганской войне. ЦРУ подготовило дерзкий план соединения своих оперативников и американского спецназа с вой-

сками Северного союза, который предполагал сочетание наземных операций с военно-воздушной поддержкой США. Целью плана было избежать масштабного развертывания американских войск. 17 сентября Буш предоставил ЦРУ огромные полномочия, позволив ему вести войну в Афганистане и принимать внешнеполитические решения. На тайные операции ЦРУ выделили, возможно, больше миллиарда долларов (с. 62).

«Это была самая дешевая война, которую когда-либо вела Америка. Однако на волне ее легкого успеха и предоставленной ЦРУ Бушем свободы рук в течение следующих двух лет это ведомство управляло Афганистаном не с помощью демократизации или национального строительства, а с помощью подкупа милитаристов с целью сохранять мир, определяя, что восстанавливать и с какой скоростью, контролируя администрацию Карзая и замедляя все прочие процессы под тем предлогом, что оно охотится за бин Ладином... Еще при подготовке к войне в Афганистане Чейни и Рамсфелд думали о ведении следующей войны в Ираке. Отвлечение на Ирак, которое материализовалось уже через несколько часов после атак 11 сентября и продолжалось бесконечно, сначала подорвало, а затем привело к поражению как политику США в Афганистане, так и борьбу за захват лидеров "Аль-Каиды". Из рассказов компетентных лиц мы теперь знаем, что, еще когда утром 11 сентября здание Пентагона горело, неоконы уже пытались обвинить в атаках иракского Саддама Хусейна» (с. 63-64). Неоконы десятилетиями проталкивали идеи по свержению Хусейна, установлению контроля над нефтяными запасами Ирака и обеспечению безопасности Израиля. Их идеи в отношении Ирака могли быть немедленно превращены в военную стратегию, но для Афганистана таких планов не было, хотя бин Ладин жил там с 1996 г. и несколько раз атаковал США напрямую.

Первой неудачей американцев было пренебрежение к потенциальным союзникам. Европейские страны были не готовы к односторонней политике Вашингтона; лишь британский премьер-министр Тони Блэр был одержим своей ролью посредника между международным сообществом и Бушем. Британский министр иностранных дел Джек Стро убедил президента Ирана Мохаммада Хатами содействовать войне с лютым врагом Ирана Талибан.

Труднее для США было привлечь на свою сторону постсоветскую Центральную Азию, так как все пять республик не принимали важных внешнеполитических решений без оглядки на Москву, а президент В. Путин собирался вырвать у Вашингтона

максимум уступок. Однако центральноазиатские режимы были расположены помочь американцам, так как тем самым могли дистанцироваться от России и Китая и увеличить политическую легитимность. К тому же посткоммунистические режимы Центральной Азии были светскими и опасались распространения исламского экстремизма, тем более что Исламское движение Узбекистана (ИДУ) во главе с Джумой Намангани и Тахиром Юлдашевым создавало подпольные ячейки в Ферганской долине. Радикализация молодежи Центральной Азии коренилась в ужасающей политике лидеров, которые вели войну против всякого политического инакомыслия. В октябре в Ташкент прибыл Рамсфелд, и две страны подписали соглашение об использовании военных баз. К концу 2002 г. Узбекистан должен был получить военного оборудования и услуг в обучении армии на 120 млн. долл., 55 млн. кредитов и 82 млн. для спецслужб (с. 71).

Ведя двойную игру, пакистанская разведка прогнозировала, что сопротивление талибов будет длиться до весны 2002 г., а неготовность США к наземной операции лишит их быстрой победы. Мушарраф использовал этот отчет для продолжения поставок МВР оружия, боеприпасов и горючего Талибан. Покрытые брезентом грузовики МВР ежедневно проезжали через Хайберский проход и другие пограничные пункты в Афганистан. В то время как часть офицеров МВР помогала американцам находить цели для бомбардировщиков в Афганистане, другая часть снабжала талибов оружием. «МВР оправдывала свои действия опасениями относительно подконтрольного Индии правительства Северного союза в Кабуле после свержения Талибана. К тому же она не хотела полностью бросать Талибан - свою единственную подставную силу (proxy) в Афганистане. В то же время армия хотела вовлеченности американцев, опасаясь, что с падением Кабула те опять уйдут из региона. Одной рукой Мушарраф помогал войне с терроризмом, а другой продолжал сотрудничать с Талибан» (с. 78).

7 октября 2001 г. США нанесли первые ракетные и бомбовые удары по 31 мишени в крупных городах Афганистана. На следующий день во многих городах Пакистана прошли акции протеста, хотя участвовавшие в них исламские студенты и муллы не были поддержаны широкими слоями общества. В Кветте 15 тыс. человек сожгли кинотеатры, торговый центр и учреждения ООН1.

1 Выдавая желаемое за действительное, автор противоречит себе: 15 тыс. -это уже массовое мероприятие, свидетельствующее о достаточно широкой поддержке исламистов населением. - Прим. реф.

По вопросу о послевоенном урегулировании у держав имелись серьезные расхождения. Пакистан и Саудовская Аравия хотели правительства с доминированием пуштунов; Россия, Иран и центральноазиатские государства не хотели никакого компромисса с Талибан. Ситуация осложнялась тем, что внутри Афганистана не было лидеров пуштунского сопротивления талибам. Четыре недели бомбардировок ослабили Талибан. На севере группы ЦРУ наконец объединили Дустыма и Атту и скоординировали боевой план наступления на Мазар-и-Шариф. Одной из первых жертв бомбежек пал Джума Намангани. Через три дня Северный союз отвоевал весь север, запад и центр Афганистана. 13 ноября Исма-ил-хан после бегства талибского гарнизона занял Герат. Хазарей-ские боевики захватили Бамиан. На севере талибы остались лишь в анклаве вокруг Кундуза, где имелось многочисленное пуштунское население.

Встала проблема - кто сменит талибов у власти? Живший под Римом бывший монарх Афганистана Захир-шах тщетно призывал северных командиров создать гражданскую администрацию, лояльную совету, учрежденному Римской группой из числа его сторонников-эмигрантов. Каждый милитарист взял отвоеванные им земли под собственный контроль. Путин 22 октября подписал в Душанбе пакт с Рахмоновым и Раббани, признав последнего президентом Афганистана. Однако через неделю туда прибыл Рамс-фелд, который предложил Таджикистану помощь, получив взамен три воздушные базы. В Душанбе и Ташкенте Рамсфелд дал ясно понять, что Раббани как новый президент неприемлем.

Оппозиционный талибам вождь пуштунского племени по-пользаев Хамид Карзай, проникнув в Афганистан, стремился организовать сопротивление талибам среди пуштунов. Благодаря этому американцы впервые восприняли его всерьез, так как никто больше не пытался поднять восстание на юге.

Под воздушными ударами США и перед лицом наступления Северного союза ночью 12 ноября талибы разграбили Кабул и на следующий день ушли оттуда. Вступление 6 тыс. таджиков Фахи-ма в афганскую столицу было тяжким ударом для Пакистана. Правда, из-за отсутствия поддержки в пуштунских районах силы Северного союза не могли двигаться дальше на юг или восток. В восточных провинциях власть захватили милитаристы и бывшие командиры Талибан.

МВР заверяла Вашингтон, что пытается расколоть Талибан, выделив в нем умеренное руководство. В то же время она пыта-

лась убедить США, что у Карзая в пуштунских районах поддержки нет. ЦРУ слишком много полагалось на обещания МВР, но теперь меньше зависело от нее, располагая потенциальным афганским лидером. Тем не менее Запад предпринял немало дипломатических усилий, чтобы сохранить Мушаррафа на своей стороне. Экономическая помощь текла в Пакистан со всех сторон. 23 сентября 2001 г. Буш снял с него все санкции и просил конгресс выделить новый заем в 597 млн. долл., а также безвозмездно перечислить 50 млн. (с. 89). Взамен Пакистан предоставил силам коалиции доступ к своей территории. В Пакистане были размещены 1100 американских солдат. Самолеты Центрального командования совершили с пакистанских баз 57 800 вылетов (с. 89). Морской порт и аэропорт Карачи были переданы коалиции, а военно-морские операции США в Пасни у Макранского берега названы крупнейшими земноводными операциями со времен Корейской войны. Несмотря на недостаток сотрудничества со стороны МВР, быстрое свержение Талибан было бы невозможным без масштабного сотрудничества пакистанской армии - поэтому госсекретарь К. Пауэлл не принимал во внимание критику в адрес Мушаррафа или МВР.

«Талибы» были загнаны в два места: в Кандагар, где держался мулла Умар, и в Кундуз, где к ним присоединились уцелевшие боевики из арабских стран, Центральной Азии и Пакистана -всего около 8 тыс. человек (с. 90). Генерал Фрэнкс мог высадить ждавшие в Узбекистане американские войска в Кундузе, чтобы принять капитуляцию талибов. Их отсутствие привело к гибели тысяч военнопленных талибов от рук бойцов Северного союза и бегству высших руководителей Талибана и «Аль-Каиды» - что через несколько недель повторилось в Тора Бора. Это была крупная стратегическая ошибка.

Для Пакистана патовая ситуация в Кундузе была катастрофической, так как там попали в ловушку помогавшие талибам сотни офицеров и солдат МВР из Пограничного корпуса. После 11 сентября им велели покинуть Афганистан, но они остались, помогая талибам готовить оборону. Мушарраф позвонил Бушу и попросил о большой услуге - приостановить бомбардировки и открыть воздушный коридор, чтобы пакистанские самолеты могли вывезти своих из Кундуза. Эта тайная операция, о которой не знало даже большинство членов администрации Буша, состоялась 15 ноября. По-видимому, с пакистанцами ускользнули лидеры Талибан и «Аль-Каиды», а также немало боевиков «Аль-Каиды» и ИДУ. По

словам высокопоставленного американского дипломата, Мушар-раф, вывезя не только пакистанцев, а всех, кого можно, обманул США, но те не хотели ссориться с ним. МВР вела с США собственную войну и до последнего момента не собиралась оставлять Афганистан. Неудивительно, что, когда 24 ноября Кундуз наконец сдался Северному союзу, оттуда вышли только 3300 талибов, а не 5-7 тыс., как считалось (с. 92). Вскоре сдался и Кандагар.

В конце ноября находившемуся в Кандагаре Карзаю позвонили из Бонна, сообщив, что его выбрали временным президентом Афганистана. Это было сделано на съезде афганских партий с участием 25 делегатов под эгидой ООН. Во временное правительство вошли 11 пуштунов, 8 таджиков, 5 хазарейцев и 3 узбека.

Режим Талибан был свергнут, но не разгромлен. Погибли 812 тыс. талибов (20% их общей численности), вдвое больше были ранены, а 7 тыс. были взяты в плен; остальные бежали в родные деревни или в Пакистан. Победа стоила жизни всего одного американца и нескольких солдат Северного союза (с. 96). Тот факт, что США не развернули в Афганистане крупных сил, Рамсфелд превозносил как триумф, но последующие месяцы показали, что это решение было в корне ошибочным. Нововведения в военных действиях в Афганистане убедили Чейни, Рамсфелда и Вулфовица, что те же методы можно использовать в Ираке: господство в воздухе, небольшая численность наземных войск и вооружение местных ополчений. Такие войны были дешевыми: к январю 2002 г. афганская война стоила всего 3,8 млрд. долл. - ничтожно мало по сравнению с суммами, истраченными позднее в Ираке (с. 97). «Однако условия в Афганистане были уникальны - в Ираке их не было. Без активного антиталибского сопротивления войны нельзя было выиграть так быстро, причем Северный союз открыл против талибов новые фронты без американской помощи еще накануне 11 сентября. По-настоящему позиции Талибан были подорваны долларами, а не бомбами. По наводке британской МИ-6 ЦРУ купила каждого находившегося в поле зрения командира Северного союза, а затем - талибских командиров» (с. 97). На взятки могло уйти до 100 млн. долл. (с. 97).

Бежав в местечко Тора Бора в провинции Нангархар, боевики «Аль-Каиды» и Талибан просочились оттуда на пакистанскую территорию. Так, 600-800 арабов были проведены через границу пуштунами по средней цене 1200 долл. за человека (с. 98). Бин Ладен с несколькими телохранителями спаслись верхом на Феде-

рально управляемых племенные территориях (ФУНТ) Пакистана, где власть центрального правительства всегда была ограниченной.

Пятидесятилетнее соперничество между Индией и Пакистаном не демонстрировало признаков уменьшения, хотя обе страны теперь были союзницами США в войне с терроризмом. С 1947 г. ни одна американская администрация не признавала, насколько важен конфликт из-за Кашмира для стабильности в регионе. На индийском субконтиненте у США не было стратегических интересов, поэтому Вашингтон лишь не давал страстям разгореться, но в суть проблемы не вникал. Южная Азия была так далека от внимания ЦРУ, что о ядерных испытаниях Индии в 1998 г. Клинтон узнал из новостей CNN. Даже после 11 сентября Исламабад рассматривал свою афганскую политику сквозь призму соперничества с Дели: целью было не дать Индии преимуществ в Кабуле. Почти 10 лет Пакистан успешно блокировал индийское присутствие в Кабуле с помощью Талибан. И тут Кабул занял Северный союз, поддерживаемый американцами и всеми соперниками Пакистана в регионе - Индией, Ираном и Россией. Для военного режима это была стратегическая катастрофа. Она заставила МВР оказать убежище разбитым талибам и не оказывать полной поддержки Кар-заю. Индия, напротив, поддержала его, открыла посольство в Кабуле, стала участвовать в программах помощи, а также, согласно пакистанской разведке, отправила агентов обучать белуджских и синдских сепаратистов в Пакистане.

Когда в 1989 г. кашмирцы подняли восстание против власти Индии, МВР сначала поддержала светские и националистические группы сепаратистов, но быстро переключилась на кашмирских исламистов, у которых были связи с исламскими партиями в самом Пакистане. В 1995-1996 гг. МВР вновь сместила акцент, на сей раз на пакистанские и кашмирские группы экстремистов, проповедовавшие суннитский ислам деобандского толка. Тогда же она перестала поддерживать в Афганистане Хекматияра, заменив его вдохновленным деобандской школой Талибан. Это решение было обусловлено тем фактом, что и в Кашмире, и в Афганистане такие группы испытывали больше ненависти к Индии и были больше подконтрольны МВР. Вскоре она переместила многие лагеря обучения кашмирских боевиков в подконтрольный талибам Афганистан. Подпитка повстанческого движения в Кашмире имелась: карательные действия индийцев, включавшие убийство гражданских лиц, пытки пленных и т.д. Пакистан поддерживал кашмирских боевиков осторожно - не пересекая грань, за которой

Индия могла нанести удар по Пакистану. Эта «стратегическая сдержанность» пакистанской армии препятствовала и Западу слишком критиковать Пакистан.

Мушарраф в 1999 г. пересек эту грань, затеяв Каргильскую войну. Пришедшая вскоре к власти администрация Буша была намерена дружить с Индией, но скорее с целью заручиться ее поддержкой в стратегическом сдерживании Китая, чем с целью наказать Пакистан за джихадистскую деятельность. «После 11 сентября Индия была изумлена, как легко и быстро США обняли Пакистан в качестве стратегического союзника. Однако мировую реакцию на свой конфликт неверно истолковали обе стороны. Пакистанская армия никогда не понимала того, что было очевидно для либеральных пакистанцев, - что после 11 сентября терпение к исламскому экстремизму у международного сообщества будет на нуле и поддержка МВР групп боевиков должна прекратиться не только в Афганистане, но и в Кашмире. Логика требовала и того, чтобы Пакистан взял под контроль медресе, которые тысячами выпускали боевиков, боролся бы с терроризмом и мешал бы "Аль-Каиде" сделать Пакистан своей базой. Имелись искренние надежды на то, что у армии не будет другого выбора, кроме как разорвать связь с экстремистами.

Военные и МВР думали иначе, считая, что помощь американцам по свержению режима талибов освободит их от необходимости унять кашмирских боевиков. Теперь, когда Пакистан был союзником США, а те зависели от него в ведении войны в Афганистане, военные считали, что могут заставить Индию сесть за стол переговоров путем наращивания атак. Это была та же логика, что в 1999 г. привела к войне в Каргиле. Когда после 11 сентября Мушарраф объявил, что, приняв сторону США, "спас" кашмирское дело, он сигнализировал боевикам, что ничто не изменится» (с. 115). Индия, со своей стороны, рассматривала 11 сентября как хорошую возможность убедить США объявить Пакистан государством - спонсором терроризма. В Индии также думали, что новая политика Буша дает ей право на односторонние военные действия против Пакистана. Однако американцы предупредили индийцев, что курс на превентивные меры к индо-пакистанскому противостоянию не относится. Что касается администрации Буша, она не поняла, насколько раздражила индийцев, приняв помощь Пакистана в Афганистане, не осудив террористических атак в Кашмире. Госдепартамент принял молчаливое согласие Индии на новую расстановку сил в регионе как должное.

Поэтому Вашингтон удивился, когда индо-пакистанские отношения внезапно обострились. Кашмирские боевики перешли в наступление; кульминацией стало нападение 5 боевиков 13 декабря на парламент в Дели. Это привело к подтягиванию войск к границе. Однако для пакистанских генералов стало откровением отсутствие поддержки общества возможной войны с Индией. Под давлением Буша Мушаррафу 12 января пришлось выступить по телевидению и осудить терроризм во всех его формах и проявлениях, обещав, что Пакистан не позволит использовать свою территорию для террористической деятельности где-либо в мире, включая Кашмир. Пакистанский президент впервые осудил джихад, заявив, что он может вестись только против бедности и голода, хотя настаивал, что Пакистан никогда не откажется от притязаний на Кашмир. Армия арестовала сотни боевиков, и лидер Джамиат-и-ислами Мунавар Хусейн задал вопрос: «Потрудится ли Мушар-раф объяснить, кто покровительствовал джихаду все эти 25 лет в Афганистане и 12 лет в Кашмире?».

Однако к марту было очевидно, что Мушарраф не собирается выполнять обещания. Арестованных освободили, и военные не были намерены ограничивать деятельность исламистских групп. Правда, под давлением США Пакистан и Индия начали нормализацию отношений. МВР стала активнее мешать боевикам пробираться в индийский Кашмир, а в январе 2004 г. премьер-министр Индии А. Б. Ваджпеи посетил Исламабад. В конечном счете в битве влияний в Вашингтоне Пакистан проиграл, и США стали выстраивать прочные отношения с Индией, которая сделалась их геостратегическим союзником в регионе. Мушарраф пожал горькие плоды собственной политики балансирования на грани войны с помощью экстремистов.

В Афганистане, где война уничтожила все институты государства и гражданского общества, вакуум заполнили вооруженные отряды и милитаристы. Типичным милитаристом был правитель Герата Исмаил-хан, который контролировал пять западных провинций и имел под своим началом 20 тыс. бойцов. Он был одновременно жесток и популярен. В 1979 г. он молодым армейским капитаном возглавил восстание против советского гарнизона в Герате; в 1992 г. вступил в город после падения коммунистического режима, а в 2001 г. - после свержения Талибан (до этого два года провел у талибов в тюрьме). Главным источником дохода Исмаил-хана были таможенные поступления из местечка Ислам-кила на ирано-афганской границе, которые давали 3-5 млн. долл. в ме-

сяц (с. 127). Исмаил отказывался делиться этими доходами с кем-либо, тем более с центральным правительством.

«Такие милитаристы, как Хан, возникли в результате гражданской войны в 1990-е годы, когда поделили страну на княжества, пока не были свергнуты наступающими талибами. Теперь они победили Талибан и чувствовали себя сильнее прежнего. Утвержденные у власти американцами и Карзаем, но не обязательно лояльные им, они доминировали на политическом ландшафте страны. Часто жадные, коррумпированные и безжалостные, они нанимали крупные отряды, которые терроризировали население, но в то же время сохраняли подобие мира. Их доход происходил из дорожных сборов, наркоторговли или содействия иностранных покровителей. Афганцы ненавидели их больше всего, потому что они без исключения были проводниками влияния сопредельных стран. Ведь исходная популярность Талибан у афганского народа возникла из-за ненависти этого движения к милитаристам» (с. 127).

Разгром талибов американцами привел к укреплению милитаристов, которые теперь считались союзниками США и получали деньги от ЦРУ. На севере главенствовал узбекский генерал Рашид Дустым. Его главным соперником был лояльный Фахиму таджикский генерал Мухаммад Атта. Еще один таджикский милитарист, генерал Дауд, контролировал Кундуз и три северо-восточные провинции. На востоке властью обладал губернатор провинции Нан-гархар Абдуль-Кадир, брат казненного талибами незадолго до этого Абдуль-Хака, одного из видных моджахедов 1980-х годов. Его контроль над провинциями Нангархар, Лагман, Нуристан и Кунар яростно оспаривал завербованный ЦРУ племенной вождь Хазрат Али. На юго-востоке бывшие командиры талибов получали от ЦРУ средства, чтобы сохранять мир. В Кандагаре губернатором сидел Гуль Ага Шерзай. На западе главенствовал Исмаил-хан, а в центре страны, в Хазараджате, - хазарейские милитаристы Карим Халили, Сайид Акбари и Мухаммад Мохакик. Самым могущественным милитаристом в стране был генерал Мухаммад Фахим. Во временном правительстве он стал министром обороны и был заинтересован в выплате правительственных средств другим милитаристам, чтобы те зависели от его поддержки. В создании национальной армии Фахим был не заинтересован. Во временном правительстве он и его таджики-панджшерцы контролировали все ключевые посты - министерства обороны, разведки, иностранных и внутренних дел.

После войны американцы институциализировали эту ситуацию, что сделало Карзая и центральное правительство слабыми. Вашингтон готовился к войне в Ираке и не хотел развертывать в Афганистане миротворческие войска или тратить деньги на укрепление правительственной власти. США видели в милитаристах дешевый и выгодный способ сохранять союзников, которые даже могли снабжать их информацией насчет «Аль-Каиды». Богатство милитаристов резко контрастировало с бедностью временного правительства. У Карзая не было источников доходов, а в первые четыре месяца не было и спонсоров, которые платили бы жалованье его гражданским чиновникам и офицерам полиции.

Афганистан выделялся ужасной статистикой. По данным Отчета о человеческом развитии за 2004 г., страна занимала 172-е из 178 мест в индексе программы человеческого развития ООН. Каждый месяц корь, грипп и даже диарея уносили тысячи жизней; Афганистан стоял на первом месте в мире по детской смертности (165 младенцев из тысячи умирали при рождении, 250 - до достижения 5-летнего возраста). Средняя продолжительность жизни составляла 44 года, мужчин - 45; соответственно, в Афганистане было самое молодое население в мире - 57% были моложе 18 лет (с. 130). Несмотря на это, в начале 2002 г. на улицах Кабула чувствовался оптимизм.

Столица была анклавом стабильности. Милитаристы были дестабилизирующим фактором, воюя друг с другом за контроль над сбором пошлин, наркоторговлей и тайники спрятанного талибами оружия. Власть Карзая они игнорировали. «Когда война подошла к концу, администрация Буша стояла перед выбором. К лету 2002 г. было ясно, что милитаристы укрепляются, а у режима Карзая нет ресурсов, чтобы состязаться с ними. Неписаной стратегией США было оставить Карзая во главе неэффективного правительства в столице под защитой иностранных сил и опереться на милитаристов для поддержания Pax Americana в сельской местности и американские Силы специальных операций для охоты за "Аль-Каидой". Это была минималистская, движимая интересами военной разведки стратегия, которая игнорировала национальное строительство, создание государственных институтов или восстановление пошатнувшейся инфраструктуры страны. Следуя такой стратегии, США оставляли все, что существовало с эпохи Талибана, кроме смены режима.

Альтернативной стратегией для США было бы начать более сложную, но продуктивную политику, которая заключалась бы в

том, чтобы употребить власть, деньги и недавно приобретенные влияние и добрую волю на укрепление скудной базы власти Кар-зая. США могли бы начать восстановление экономики и армии, чтобы сократить влияние милитаристов. Однако готовясь к войне в Ираке, Вашингтон последовал по первому пути, так как он минимизировал его расходы в Афганистане. Таким образом, в первые 18 месяцев, до конца 2003 г., американцы проводили "стратегию милитаристов", чтобы не брать на себя ответственность за безопасность и политические и человеческие права в Афганистане. В 2003 г. эту стратегию повторят в Ираке, когда США распустят иракскую армию и предпочтут позволить шиитским милитаристам набрать отряды, а не восстанавливать государственные структуры» (с. 133).

В 2002 г. в Кабуле состоялся традиционный съезд племенных вождей - Лойя Джирга, которая избрала временного президента, сформировала правительство и назначила комиссию для разработки конституции. Первая Лойя Джирга собралась в 1747 г., когда была основана Дурранийская монархия1, последняя действительно представительная Лойя Джирга - в 1964 г.; талибы вообще считали этот институт антиисламским. Лойя Джирга политически мобилизовала всю страну, афганцы из всех этнических групп, племен и общин собрались под одной крышей в атмосфере дискуссии, а не конфликта. Из тени впервые вышли женщины. Лойя Джирга легитимизировала политический процесс, который не мог теперь оспаривать ни один милитарист. Временным президентом был избран Карзай. Однако американские чиновники и генералы продолжали обращаться с милитаристами как с главами государств. Карзай был неспособен занять жесткую позицию в отношении милитаристов и пытался сохранять баланс между ними и удерживать власть правительства. Правда, в декабре 2002 г. он подписал указ об образовании Афганской национальной армии, и милитаристам дали год на выдачу всего тяжелого вооружения. Однако процесс сильно затянулся.

После речи Мушаррафа 12 января 2002 г. у армии имелась беспрецедентная возможность реформировать страну - при наличии воли. Война в Афганистане оказалась короткой, угроза нового наплыва афганских беженцев миновала, исламские партии не су-

1 Строго говоря, первая Лойя Джирга зафиксирована в 1411 г. (она решала вопрос о миграции некоторых пуштунских племен из Кандагара в Пешавар). -Прим. реф.

мели заручиться поддержкой вне пуштунских районов, а поддержка Пакистана США была вознаграждена масштабной помощью и списанием долгов. Если бы Мушарраф действительно собирался выполнить хотя бы половину декларированных целей, момент был подходящим - но его упустили. Армия и МВР, по-прежнему одержимые враждой к Индии, вывели исламистов из состояния поражения и деморализованности. Лидерам талибов предоставили убежище, вылазки в индийском Кашмире поощряли, чтобы показать, что армия не оставила джихадистов. К февралю 2002 г. МВР поощряла оказавшиеся под запретом экстремистские группы возродиться под новым названием, а арестованных боевиков освободили. Обещанное разоружение экстремистских групп отложили на неопределенный срок.

Армия приступила к выполнению минималистской стратегии, которой от нее требовали американцы, - поймать лидеров «Аль-Каиды». Армия проводила различие между арабами и другими иностранцами, которых выдавала США, и афганскими талибами и пакистанскими боевиками, которых не трогала. Как подозревали американские чиновники в Афганистане, пакистанская армия сознательно оставила проходы в Вазиристан и Белуджистан открытыми, чтобы дать боевикам уйти. В Южный Вазиристан спаслись тысячи связанных с «Аль-Каидой» боевиков из Средней Азии: чеченцев, арабов, пакистанцев и афганских талибов, многие с семьями. Они нашли покровительство у местных племен, которым щедро заплатили. Других лидеров «Аль-Каиды» пакистанские джихадисты переправили в безопасные места в крупные города Пакистана или в небольшие порты на побережье, откуда они ускользнули в страны Персидского залива. Уже к августу 2002 г. «Аль-Каида чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы создать в Южном Вазиристане небольшие мобильные лагеря для тренировки пакистанских боевиков. И тем не менее Буш заявил, что гордится Мушаррафом как своим другом. Вопроса демократии перед Мушаррафом никто не поднимал.

Война с экстремизмом стояла для военного режима на втором месте после обеспечения победы на парламентских выборах в октябре 2002 г. Пакистанской мусульманской лиги. С помощью давления, угроз либо убеждения десятки политиков заставили выйти из оппозиционных партий. Показательно, что единственной группой, которой военные позволяли проводить политические собрания, была коалиция шести исламских фундаменталистских партий - Муттахида Маджлис-и-Амал (ММА), Объединенный со-

вет действия. Наибольшее число голосов на выборах набрала про-армейская Пакистанская мусульманская лига, затем ПНП; ММА получила 45 мест - крупнейший успех исламских партий когда-либо. В СЗПП она получила половину мест в законодательном собрании и сформировала провинциальное правительство, а в Белуджистане создала правительство в коалиции с другими партиями. Успех ММА шокировал пакистанцев и даже многих военных. Подтасованные выборы лишь углубили политические разногласия, обострили поляризацию общества и поощрили экстремистов. Однако единственной заботой Белого дома было поддерживать Му-шаррафа.

События в Афганистане оказывали воздействие не только на Пакистан, но и на постсоветскую Центральную Азию. Возглавлявший диктаторский режим Узбекистана президент Ислам Каримов считался важным союзником США. Он быстро предоставил базы американскому спецназу и ЦРУ, а в марте 2002 г. посетил Вашингтон. Американская помощь Центральной Азии в 2001-2002 гг. выросла с 200 млн. до 442 млн. долл. «США и Узбекистан пустились в ритуальный танец теней, который мало что значил для многострадального узбекского народа» (с. 163). Пентагон искал доступа к базам и не хотел обсуждать вопросы демократии или прав человека. «Экономический олигархизм (cronyism) - политика, от которой выигрывали несколько близких родственников и друзей Каримова, - процветал в Узбекистане по-прежнему. В июле население было возмущено тем, что правительство внезапно обложило 90%-ной пошлиной импортные товары и консервы. Это было выгодно горстке приятелей Каримова, которые владели импортными лицензиями, но разорило десятки тысяч мелких лавочников и торговцев на частных рынках. Когда возросла инфляция и обычные потребительские товары сильно вздорожали, в Ташкенте состоялись беспрецедентные по масштабам демонстрации торговцев и лавочников, а в беднеющей сельской местности усилилось волнение. В октябре, с расширением недовольства, правительство снизило пошлины до 70%, но этого было недостаточно. Сельская местность Узбекистана была очень бедной и становилась рассадником экстремизма» (с. 163-164).

Чтобы сохранять свое значение для американцев, Каримов постоянно напоминал им об угрозе со стороны ИДУ. В определенной степени она была реальной. Центральноазиатские лидеры раздували и другую исламистскую угрозу - со стороны радикальной, хотя и не воинствующей группы Хизб-ут-Тахрир. После 11 сен-

тября Каримов обрушил новые репрессии на исламистов и всех оппозиционеров своему режиму. Были арестованы и подвергнуты пыткам сотни людей. В тюрьмах Узбекистана томились более 10 тыс. политических заключенных, многие из которых были невиновны.

США получили в 2002 г. еще две базы ВВС - в Кыргызстане (база «Ганчи» в аэропорту Манас по имени погибшего 11 сентября нью-йоркского пожарного) и Таджикистане. Россия тут же заставила Кыргызстан предоставить ей аналогичную базу в Канте. Президент Таджикистана Э. Рахмонов присоединился к программе НАТО «Партнерство ради мира» и получил 125 млн. долл. американской помощи. Из-за гражданской войны 1990-х годов Таджикистан был беднейшей страной постсоветской Центральной Азии. ВВП составлял менее половины уровня 1991 г., демографический взрыв привел к недоеданию половины детей; 80% населения жили за чертой бедности, а безработица составляла 60% (с. 166-167). Уязвимость Таджикистана для преступности привела к его превращению в крупный транзитный узел для афганского героина.

«Базам США в Центральной Азии предстояло стать для властей предержащих золотой жилой. Как Гул Ага Шерзай разбогател, будучи главным поставщиком для американских войск в Кандагаре, так сыновья и дочери правящих элит Центральной Азии нажили миллионы долларов на сохранении монополии на те или иные поставки для американских баз... Американцы, со своей стороны, делали мало для того, чтобы внести в распределение подрядов справедливость. По сути они обнаружили, что поощрение этих контрактов значительно расширяет их доступ к правящим семьям. Вовсе не содействуя демократии и реформам, американскому присутствию предстояло сделать уже коррумпированные правящие элиты еще более могущественными и коррумпированными - к сильному раздражению народа» (с. 167-168).

В критический первый год, когда ожидания афганцев были столь высоки, отсутствие у администрации Буша воли к восстановлению страны оказалось ключевым негативным фактором. Было очевидно, что в провалившемся государстве крупные инвестиции доноров приносят дивиденды лишь в долгосрочной перспективе. Однако США и международное сообщество не увидели этого. Если Босния получила международную помощь в размере 679 долл. на душу населения, Косово - 526, а Восточный Тимор - 233, то Афганистан в первые два года после 2001 г. - всего 57 (с. 182).

И все же в первый год ряд социальных программ был осуществлен успешно. В марте 2002 г. открылись школы. Вопреки ожиданиям чиновников их посетили не 1,8 млн. детей, а 3 млн., причем в Кабуле 45% школьников составили девочки. К 2005 г. школы посещали 5,2 млн. детей (с. 183). Программа ликвидации неграмотности была крупнейшей, когда-либо предпринятой в исламском мире. Если бы администрация Буша фокусировала внимание даже только на этом, демонстрационный эффект заставил бы правительства мусульманских стран заняться образованием серьезнее. Не менее успешной программой 2002 г. было возвращение более 2 млн. беженцев из Ирана и Пакистана (правда, из-за отсутствия вложений в сельское хозяйство большинство оказались в городах). Самым значительным экономическим достижением было введение в октябре 2002 г. новой валюты, которая заменила три другие, ходившие параллельно. Новый курс составлял 50 афгани к доллару в сравнении с 48 тыс. афгани к доллару в прежней валюте.

Некоторые американские чиновники начали понимать, что путь «минимальной реконструкции», по которому идет Вашингтон, не ведет ни к победе над «Аль-Каидой», ни к привлечению афганского народа на сторону Америки. Одним из таких чиновников был новый посол США в Кабуле Залмай Халилзад (пуштунского происхождения). В 2001 г. он был назначен старшим директором отдела Персидского залива и Юго-Западной Азии в Совете национальной безопасности, а во время войны США в Афганистане содействовал кооперации между милитаристами.

На заседании Совета национальной безопасности 20 июня 2003 г. было принято решение увеличить помощь Афганистану. Однако предложенная Халилзадом программа «ускоренного успеха» провалилась из-за нехватки координации, наложения проектов друг на друга, отсутствия координации с европейскими странами, ООН и даже афганским правительством. К началу 2004 г. афганское население стало выказывать явное разочарование отсутствием реконструкции страны, по мере того как множились сведения о коррупции и некомпетентности американских подрядчиков, западных НПО и правительственных министров.

Программы «ускоренного успеха» было достаточно, чтобы успешно провести в Афганистане президентские и парламентские выборы 2004-2005 гг. и помочь переизбраться Бушу. Однако в долгосрочной перспективе она провалилась. Слишком мало было ресурсов, чтобы убедить пуштунов юга или безработную моло-

дежь в Кабуле, что их жизнь изменилась. Когда Буш в 2004 г. победил на выборах, объем выделяемых США средств упал и не рос до 2007 г., когда ситуация вновь стала скверной.

«Несмотря на все свои богатство, ресурсы и знания, США, похоже, умудрялись повторять те же ошибки снова и снова. Провал в Афганистане Вашингтон вскоре эффектно повторил в Ираке, причем по сравнению с Афганистаном - в гигантском масштабе. Без адекватной безопасности, законности и порядка реконструкция была обречена на провал с самого начала. Конди Райс в 2005 г. признала: в Ираке "у нас не было верных навыков и верной способности, чтобы осуществлять реконструкцию такого рода". Это признание было сделано после четырех лет опыта правительства США в Афганистане и двух лет - в Ираке. В обоих случаях неумение восстановить страну привело к интенсификации повстанческого движения и распространению "Аль-Каиды"» (с. 194-195). В Ираке США вложили в реконструкцию слишком много денег, не обеспечив сперва стабильности. В Афганистане они вложили слишком мало денег, в результате чего ситуация с безопасностью ухудшилась и талибы нашли предлог возродить свое движение.

Задачей ООН было реформировать Министерство обороны и вырвать его из хватки Фахима и сотен офицеров-панджшерцев, которых он там насажал. То же было справедливо в отношении разведки - Аманият во главе с Мухаммадом Арифом. Пуштунские чиновники и губернаторы юга отказывались выполнять приказы Фахима, а милитаристы-пуштуны не собирались разоружаться, пока он контролирует армию. Фахим вел двойную игру, заверяя Карзая и американцев в лояльности, а своих людей - в том, что иностранцы скоро уйдут и они останутся у власти. Деньги он тайно получал от России и Ирана (их провозили в дипломатических сумках). Русские обеспечивали Фахима вооружением и запасными частями для сотен танков, которые он еще держал в Панджшер-ской долине. Россия, Индия и Иран были долгосрочными покровителями Северного союза в войне с Талибан. Они были убеждены, что американские войска скоро покинут Афганистан, и были намерены сохранять влияние на своих бывших ставленников (proxies). На Фахима они смотрели как на своего игрока, который будет сопротивляться влиянию Пакистана. Россия и Узбекистан поддерживали Дустыма, Атту и Дауда, а Иран - Исмаил-хана.

Фахим отказывался провести чистку Министерства обороны от своих панджшерцев, и его отношения с Карзаем стали очень натянутыми. В июле 2002 г. был убит самый видный пуштун в Се-

верном союзе вице-президент Абд-уль-Кадир, после чего американцы убедили Карзая окружить себя американскими телохранителями. Они были необходимы, но эпизод продемонстрировал как зависимость Карзая от США, так и его недоверие к афганцам.

В октябре 2003 г. ООН начала программу разоружения отрядов милитаристов (DDR, «Разоружение, демобилизация и реинтеграция»). Это была самая популярная мера, предпринятая ООН. Показательно, что США чинили здесь препятствия. Данная программа, больше чем что-либо еще, расколола афганский кабинет: милитаристы понимали, что осуществление программы будет означать конец их военной власти. К лету 2004 г. ООН удалось собрать все тяжелое вооружение и разоружить 62 тыс. человек - но не прежде чем Фахима сместили, милитаристов уволили с военных постов, а американцев убедили прекратить их финансировать. Если бы США поддержали программу ООН с самого начала, законность и порядок вернулись бы намного раньше и, возможно, не возник бы мятеж талибов.

Самой амбициозной частью выполнения Боннского соглашения было разработать новую конституцию. Состоялись непрямые выборы в конституционную Лойю Джиргу в составе 500 делегатов. Новой конституции предстояло стать шестой по счету с той, что обнародовал Аманулла-шах в 1923 г. Черновик копировал многое из Конституции 1964 г., которая предполагала многопартийную парламентскую систему. Законодательный орган должен был состоять из двух палат - Волеси Джирги (Народной палаты) и Мешрано Джирги (Палаты старейшин). Члены нижней палаты избирались на пять лет и включали не менее одной женщины от каждой провинции. Две трети состава верхней палаты избирались провинциальными советами, а треть назначалась президентом (половину членов палаты должны были составлять женщины). Волеси Джирга наделялась правом выносить президенту импичмент. Черновик конституции был компромиссом между требованиями международного сообщества и афганскими традициями и религией.

Конституционное собрание открылось 14 декабря 2003 г. в обстановке ухудшающейся безопасности. Не случайно генеральный секретарь Кофи Аннан впервые упомянул «риск провала в Афганистане». Все непуштунские группы - узбеки, таджики, туркмены и хазарейцы - временно примирились, чтобы выступить против президентской системы правления. К ним присоединились исламские фундаменталисты и сторонники Захир-шаха. Сущест-

вовала опасность этнического раскола, поскольку большинство пуштунов поддержали Карзая и президентскую систему.

Главным итогом конституционной Лойи Джирги стало возрождение пуштунов, которые объединились под руководством Карзая, чтобы настоять на президентской системе. Это сопровождалось разногласиями среди таджиков, власть которых быстро уменьшалась. Узбеки добились объявления узбекского и других языков меньшинств официальными языками; хазарейцы-шииты добились равенства шиитской юриспруденции с суннитской хана-фитской школой. Главной уступкой джихадистам было право Верховного суда пересматривать конституционное законодательство и президентские указы. Исламист Абдур-Расул Сайяф получил большое влияние на судебную систему.

Через год после 11 сентября многим пакистанцам было ясно, что поддержка Мушаррафом войны США в Афганистане была не обещанным стратегическим разворотом на 180 градусов, который покончил бы с давней поддержкой армией исламских экстремистов, а краткосрочным тактическим шагом для умиротворения США. «Администрация Буша не задавала Мушаррафу вопросов, пока пакистанская армия сотрудничала с американцами в достижении их главной цели - поймать лидеров "Аль-Каиды". Многие пакистанцы видели в этом продолжение политики США с 1950-х годов, когда Вашингтон всегда предпочитал иметь дело с одним военным диктатором, который принимал все решения и не был обременен парламентами, выборами или политиками.

Ограниченные цели Вашингтона прекрасно устраивали пакистанскую армию, так как с минимальным риском примиряли новый стратегический союз с США с понятием армии о национальной безопасности, которая зиждилась на трех столпах. Это были: сопротивление индийской гегемонии в регионе и продвижение кашмирского дела; защита и развитие ядерной программы; стремление создать пропакистанское правительство в Афганистане. Достижение всех трех целей покоилось на бесспорной поддержке исламских фундаменталистских партий и их экстремистских крыльях. Даже хотя Исламабад на время "потерял" Афганистан, военные были убеждены, что американцы останутся там ненадолго и их возможности влиять на формирование правительства в Кабуле не потеряны безвозвратно» (с. 219).

Успех ММА на выборах, их контроль над двумя сопредельными с Афганистаном провинциями и рост антиамериканизма в Пакистане убедили международное сообщество не слишком да-

вить на режим, чтобы заставить его уступить гражданскому правлению и демократии. В 2001 г. в Пакистане было более 40 экстремистских групп; все они имели связи с МВР и исламистскими партиями, а некоторые, например Джаиш-и-Мухаммад, были созданы МВР. Однако когда «Аль-Каида» вместо диктуемой МВР антииндийской повестки предложила им международную повестку глобального джихада, многие группы отвернулись от МВР. В декабре 2003 г. на Мушаррафа даже были совершены два покушения.

«Покушения на жизнь Мушаррафа и поднявшаяся в связи с этим полна общественной симпатии к нему дали ему еще одну возможность разрезать пуповину, связывавшую армию с экстремистами. Было ясно, что МВР больше не контролирует созданное ею чудовище экстремизма, тогда как рядовой состав армии становится уязвимым для экстремистской пропаганды и вербовки, угрожая самому институту, который претендовал на то, чтобы быть стражем страны. Однако даже теперь реакция Мушаррафа была минимальной - перетасовка высшего командования армии, аресты подозреваемых низших чинов и некоторых гражданских лиц. Никто из крупных экстремистских лидеров не был арестован, а их партии - насильственно распущены. Что касается Вашингтона, то он не использовал этот момент, чтобы сильнее давить на Мушар-рафа с целью обуздать террористическое насилие» (с. 232). На проблему смотрели как на техническую, видя в ней недостаток в наблюдении за законностью.

В 2004 г. Белый дом наделил Пакистан статусом «ненатовского союзника» и объявил о помощи в 700 млн. долл., из которых 364 млн. шли военным и жалкие 19 млн. - «на развитие демократического участия» (с. 233). Социальный сектор Пакистана, особенно здравоохранение и образование, средств получали недостаточно. Государственные школы могли соперничать с медресе, только если их было много и они давали лучшее образование. Если бы Мушарраф в свой первый визит в Вашингтон после 11 сентября попросил не истребитель Б-16, а международной помощи на ликвидацию неграмотности, его завалили бы предложениями. Даже через 60 лет после независимости уровень грамотности в Пакистане составлял всего 54%, причем среди женщин - менее 30%. По одной из оценок, грамотны менее 25% рабочей силы, а значит, невозможно обучать работников чему-либо кроме ручного труда (с. 234). Непосредственной проблемой была реформа 12 тыс. медресе в Пакистане (в 1947 г. их было всего 137). В 2001 г. правительство одобрило план, который предусматривал регистрацию

медресе, прекращение их финансирования из-за рубежа и внедрения в учебный процесс таких современных дисциплин, как математика или история. Однако под давлением исламских партий проект положили на полку. Правда, как показал опыт недавно созданной террористической группы Джундуллах («Армия бога»), появилась тенденция прихода в терроризм образованных людей, не связанных с медресе или существующими экстремистскими группами, так что выявить членов таких организаций почти невозможно.

Зимой 2001-2002 г. талибы не просто просочились назад через границу - они прибыли на автобусах, тракторах, верблюдах и лошадях. В Кандагаре появилось до 10 тыс. бойцов. Для многих бегство из Афганистана было на самом деле возвращением домой - в лагеря беженцев в Белуджистане, где они выросли, в медресе, где они учились, и в мечети, где они проповедовали. Мушар-раф не собирался прекратить поощрять этих боевиков, которых военные пестовали 20 лет. Для Пакистана они по-прежнему представляли собой будущее Афганистана, и их просто надо было до поры спрятать.

Сначала бежавшие в Пакистан талибы были деморализованы, понеся тяжелые потери от американских бомб, однако вскоре приободрились. Летом 2002 г. командиры начали восстанавливать связи со своими боевиками. Зимой 2002 г. в Кветту прибыл мулла Умар, о котором тут же позаботилась МВР. Некоторые входившие в ДУИ муллы, воевавшие вместе с Талибан в 1990-е годы, были избраны членами провинциальных ассамблей в Белуджистане и СЗПП. Талибан теперь была доступна государственная машина Пакистана. С конца 2002 г. талибы начали ввозить в Афганистан оружие, боеприпасы и продовольствие, делая тайники в добавление к имевшимся. Всерьез Талибан начал военную кампанию весной 2003 г. партизанскими атаками в провинциях Гильменд и Забул. Однако, занятый Ираком, Рамсфелд игнорировал перегруппировку Талибан.

Летом 2003 г. А. Рашид совершил несколько поездок по приграничным районам Пакистана. Лидеры ДУИ в обеих провинциях открыто поддерживали Талибан. В Кветте ДУИ фактически передала талибам крупный пригород Паштунабад. Талибы опять собирались в том месте, откуда начали. Следуя тактике террора «Аль-Каиды», их командиры жгли афганские школы и клиники, убивали и калечили сотрудников благотворительных организаций.

3 ноября Карзая объявили победителем на президентских выборах (55,4% голосов). Фахима на посту министра обороны сменил обучавшийся в Америке генерал-пуштун Рахим Вардак. Из милитаристов в кабинете остался лишь Исмаил-хан, а из панджшерских таджиков - Абдулла Абдулла как министр иностранных дел.

Новым базовым районом для «Аль-Каиды» стали ФУНТ, состоящие из семи племенных агентств. Их население составляет более 3 млн. пуштунов (с. 265). Первым убежищем террористов стало агентство Южный Вазиристан - идеальное место для убежища с высокими горами, глубокими ущельями и густыми лесами. Талибы и «Аль-Каида» стали управлять Южным Вазиристаном как собственным княжеством, убивая тех племенных старейшин, которых считали агентами афганского правительства или США. В МВР шел внутренний спор: некоторые офицеры стояли за создание в ФУПТ широкого «талибанизированного пояса», чтобы оказывать давление на Карзая, держать под угрозой силы США, сохраняя в то же время их зависимость от доброй воли Пакистана, и воздвигнуть буфер между афганскими и пакистанскими пуштунами. Сомнительно, что такую стратегию приняли формально, но курс Пакистана состоял в этом. До весны 2004 г. военные ничего не делали, чтобы помешать экстремистам консолидировать свои базы в Южном Вазиристане. Однако идея, согласно которой эти базы не будут угрожать Пакистану, показала свою несостоятельность в декабре 2003 г. в ходе покушений на Мушаррафа. К тому же Пауэлл выдвинул ему ультиматум - либо пакистанская армия атакует лагеря «Аль-Каиды», либо это сделает за нее американская армия.

В 2004 г. армия ввела в Южный Вазиристан 80 тыс. солдат. Боевики перебрались в Северный Вазиристан, населенный племенем махсуд. Война с боевиками привела к патовой ситуации. Армия оцепила ФУПТ, не пуская туда благотворительные организации и журналистов. Мушарраф усугубил ситуацию, заменив политических агентов армейскими администраторами, которые не знали племен и их культуры, что исключило возможность диалога.

В сентябре 2006 г. генерал А. Оракзай подписал соглашение с лидерами пакистанских талибов. Оно предусматривало прекращение нападений боевиков на пакистанскую армию, а значит, по сути, легитимизировало контроль талибов над агентством и было капитуляцией армии, так как механизма его соблюдения не было. Талибы прекратили нападать на пакистанскую армию и активизировали атаки на американцев, что породило подозрения в Кабуле,

что намерения Исламабада как раз в этом и состоят. Карзай остро критиковал Мушаррафа, а когда Буш попытался примирить их на обеде в Белом доме, те отказались пожать друг другу руки. Влияние талибов распространилось на всю территорию ФУНТ и перекинулось на некоторые районы СЗНН. «Аль-Каида» чувствовала себя здесь так уверенно, что организовала центр производства ме-диапродукции «Ас-Сахаб», который в 2006 г. выпустил 58 аудио-и видеозаписей. Ночти все террористические планы «Аль-Каиды» в мире после этого имели связь с ФУНТ (взрывы в лондонском метро 2005 г., заговоры в Дании и Германии 2007 г.).

В то же время на военный режим усилилось международное давление из-за разоблачения роли Накистана в распространении ядерных технологий в Иране, Северной Корее и Ливии. С конца 1970-х годов армия направляла ядерную программу страны, не давая доступа к ней гражданским лидерам. Президент Р. Рейган несколько лет смотрел на эту программу сквозь пальцы, чтобы сохранять сотрудничество Накистана в афганской войне. Главным образом страна получила материалы и запасные части на мировом черном рынке, который организовал отец пакистанской бомбы доктор Абдуль-Кадир-хан. Вскоре он понял, что эту сеть можно использовать и для сбыта материалов в другие страны. В 2003 г. сеть Хана поймали «за руку», когда было остановлено и обыскано грузовое судно BBC China. Носле того как Ливия отказалась от своей ядерной программы, Мушаррафу пришлось поместить Аб-дуль-Кадира под домашний арест, тот написал признание, а в тщательно поставленном телевыступлении 4 февраля 2004 г. взял всю ответственность за распространение ядерных технологий на себя. Большинство специалистов были убеждены, что Хан не мог проворачивать дела без поддержки военных. Администрация Буша не стала давить на Исламабад с целью полного расследования, стремясь сохранить содействие Мушаррафа в войне с терроризмом.

В конечном счете Накистан заплатил высокую цену, так как США, по сути, ратифицировали статус Индии как ядерной и великой державы. В 2006 г. Буш в ходе визита в Дели предложил премьер-министру Манмохан Сингху соглашение, которое дало Индии фактическое членство в ядерном клубе, позволив ей покупать ядерное горючее и реакторы для гражданской ядерной программы. В Исламабаде Буш заявил, что Накистан недостаточно ответственен, чтобы пользоваться такими же благами.

Решение Буша 7 февраля 2002 г. отказывать захваченным членам «Аль-Каиды», Талибан и другим подозреваемым в терро-

ризме в статусе военнопленных, согласно Женевским конвенциям, или любом доступе к правосудию было шагом назад для США и человечества. На Западе эта мера вызвала яростный спор о гражданских свободах, а в исламском мире еще более укрепила диктатуры и злоупотребления в отношении гражданского населения. «Ведение величайшей державой на земле "войны с терроризмом" путем отрицания самих правил войны, под которыми она подписалась, отрицания правосудия внутри страны, подрыва Конституции США, а затем давления на союзников, чтобы те сделали то же, породило разрушительный отказ от цивилизованных инстинктов. Пример Америки имел наибольшее воздействие в Афганистане, где не существовала юридическая система; в Пакистане, где правил военный режим; и в Центральной Азии, где процветали самые репрессивные диктатуры в мире. Следуя примеру Америки в поощрении исчезновений, пыток и тайных тюрем или попустительстве им, эти страны на десятилетия отбросили себя назад на пути к демократии и в борьбе с исламским экстремизмом» (с. 293). Со временем экстремисты не были подчинены, а, наоборот, осмелели, видя американскую пародию на правосудие. Люди научились ненавидеть Америку.

Объявление всех пленных талибов и членов «Аль-Каиды» «незаконными вражескими бойцами» создало в юридической сфере «черную дыру», в которой были возможны любые злоупотребления. Удерживание таких лиц в десятках тайных тюрем ЦРУ по всему миру создало параллельную систему правосудия, которая подорвала основополагающие ценности правовой системы США. «Сейчас ясно, что ключевой импульс для коренных мер дали неоконсерваторы в администрации, которые хотели использовать кризис, чтобы получить больше полномочий для президента и исполнительной ветви власти» (с. 295).

Пакистан, Узбекистан, Саудовская Аравия, Афганистан следовали примеру США и выполняли собственную программу выдач и исчезновений пленников, подрывая собственную юридическую систему и открывая путь к обращению теми же методами с политическими оппонентами местных правителей внутри страны. Ухудшение ситуации с правами человека в этих странах было связано с близостью их правительств к ЦРУ. Международное сообщество предприняло огромные усилия, чтобы создать в Кабуле правительство доверия, но эти усилия подрывались тем, что ЦРУ использовало правительство и милитаристов для содержания тай-

ных тюрем. Злоупотребления в иракской тюрьме Абу Грейб были лишь следствием того, что уже происходило в Афганистане.

«Узбекистан при президенте Исламе Каримове еще до 11 сентября был одной из стран с худшей ситуацией с правами человека в мире. В результате жестоких репрессий 1990-х годов против всякой оппозиции президенту в узбекских тюрьмах томились 10 тыс. политических заключенных. Также Узбекистан был единственной мусульманской страной, где человека могли бросить в тюрьму за то, что он слишком мусульманин, например, соблюдает ежедневную пятикратную молитву в мечети. Независимой судебной власти не существовало, суды контролировались правительством. В ходе процессов обвиняемые не могли защищаться или призывать свидетелей.

Казалось бы, что союз с ЦРУ не может сделать узбекскую тайную полицию много хуже, чем она уже была, - но это произошло. После союза Каримова с Вашингтоном было арестовано еще больше узбеков и пытки применялись без всяких ограничений» (с. 310).

Чтобы заручиться поддержкой других стран в войне с терроризмом, США были готовы закрывать глаза на права человека и часто принимали ложь режимов. Так, стремление Вашингтона привлечь на свою сторону Китай развязало Пекину руки в жестокой кампании против политических оппонентов в Синьцзяне, где подпольные уйгурские организации требовали большей автономии и даже независимости от КНР.

Мятеж талибов и реорганизация «Аль-Каиды» в 2000-е годы были бы невозможны без взрыва производства героина. В свою очередь, попытки афганского правительства и международного сообщества восстановить государственные институты, обуздать милитаризм и создать жизнеспособную легальную экономику были поставлены под угрозу со стороны нелегальных средств наркодельцов.

Возделывание мака в Афганистане процветает. В условиях разрухи и малой помощи у крестьян нет реальной альтернативы маку. К 2005 г. мак в качестве приоритетной сельскохозяйственной культуры на продажу выращивали более 2 млн. афганских крестьян (с. 318). К концу 1980-х годов регион Пакистана, Ирана и Афганистана стали называть «Золотым полумесяцем»; в производстве опиума он оттеснил на второй план «Золотой треугольник» Лаоса, Мьянмы и Таиланда. Опиум давал милитаристам средства на гражданскую войну 1990-х годов. Его производство в Афгани-

стане в 1990-1997 гг. выросло с 1570 до 2800 т (с. 319). Талибы собирали с крестьян исламский аграрный налог ушр в размере 10-20% урожая, а с наркоторговцев - закят (2,5% дохода). По иронии, обложив налогом и производство, и торговлю опиума, Талибан стал первым афганским правительством, обложившим налогом сельское хозяйство. К 1998 г. талибы и наркодельцы вывозили героин из Кандагара в Дубаи, Абу-Даби и Шарджу, используя контакты «Аль-Каиды» для сбыта наркотиков здешней мафии. США и ООН твердили, что если талибы запретят возделывание мака, это принесет им симпатии международного сообщества, а возможно, и признание. В 2001 г. Талибан внезапно запретил производство, и оно упало всего до 185 т, но запрет был вызван перепроизводством и падением цен на опиум, которые рухнули с 600 долл. до 30 долл. за кг (с. 320). Правда, запрет привел к падению популярности Талибан накануне 11 сентября и усилил оппозицию режиму. Его свержение совпало с началом посевного сезона.

Перед войной наркоторговцы избавились от своих запасов, опасаясь американских действий. Пентагон располагал списком из 25 или более героиновых лабораторий и складов в Афганистане, но отказывался бомбить их, потому что некоторые принадлежали новым союзникам ЦРУ среди милитаристов Северного союза. ЦРУ заручилось сотрудничеством наркодельцов, прося информации о бин Ладине. Так США дали понять, что наркобизнес преследоваться не будет.

Британия пыталась бороться с производством мака, но программа, которая обошлась более чем в 80 млн. долл., утонула в коррупции. Афганские чиновники распределяли деньги своих племен или кланов, а те просто их брали, а мак не уничтожали. Урожай опиума 2002 г. взлетел до 3400 т. Гектар под маком приносил крестьянину 13 тыс. долл., а гектар под пшеницей всего 400 долл. (с. 321). Половина производства опиума приходилась на провинцию Гильменд, где доминирует племя ализай, которое возглавляет могущественная семья Ахунзада. Близкий друг Карзая губернатор Гильменда Шер Мухаммад Ахунзада имел доходы от наркоторговли, раздавал приятелям имения и располагал сотнями хорошо оплачиваемых боевиков, которые убивали мулл, благотворительных работников и других активистов, кто выступал против производства опиума. В 2004 г. фирма-подрядчик Ц^ЛГО взялась осуществить проект возрождения сельского хозяйства в Гильмен-де, но в провинции не было американских войск, чтобы охранять

технических специалистов. Похоже, никто не собирался принимать кризис всерьез.

В 2004 г. урожай опиума составил 4200 т, и мак впервые возделывали во всех 34 провинциях. В его производстве участвовали 14% сельского населения страны. Опиумная экономика составляла 2,8 млрд. долл. - 60% легальной экономики страны. Более 80% афганского опиума теперь перерабатывали в героин здесь же (с. 325). По данным ООН и западных посольств, Карзай терпимо относился к наркоторговцам, потому что они были его политическими союзниками или близкими друзьями либо он не мог позволить себе устранить их из власти (как Ахунзаду).

К 2007 г. в Афганистане было 27-30 крупных наркоторговцев, с каждым из которых имели дело 200 или более торговцев помельче; каждый из этих, в свою очередь, имел контакты с 500 местными скупщиками. «Племенные лояльности, политика и связи с Талибан или правительством были тесно переплетены, и было невозможно размотать одну нить без того, чтобы размотать весь клубок. Могущественные фигуры, которые сами торговали наркотиками, либо покровительствовали торговцам, маскировали такие связи. Определяющим фактором была слабость Карзая и его нежелание ставить под удар крупных наркоторговцев» (с. 328).

Лишь в 2005 г. Пентагон и ЦРУ были вынуждены признать, что доходы от наркоторговли подпитывают терроризм. Рамсфелд неохотно согласился принять некоторые меры, но затем саботировал их. В 2006 г. производство опиума выросло до 6100 т, а в следующем - до 8200 т (93% мирового производства героина). В 2006 г. на опиумный сектор пришлось 46% ВВП Афганистана (с. 329). Крупное наступление Талибан летом 2006 г. было напрямую связано с огромным доходом от опиума.

«Средства от наркоторговли пропитали местную систему управления в каждой провинции, не позволяя осуществлять простейшие проекты развития, пока наркобароны не отмоют этих денег. Эти средства парализовали строительство легальной экономики, так как никакая промышленность, сельское хозяйство или торговля не могли соревноваться с прибылями от наркотрафика. Людей нельзя было убедить перейти к обычным видам занятий, поскольку наркосфера предлагала больший доход. Важнее всего то, что средства от наркоторговли позволили Талибан оплачивать и вооружать свои войска, платить компенсацию семьям смертников и ввозить новое и лучшее оружие, тогда как "Аль-Каида" была спо-

собна вновь открыть тренировочные лагеря для международных террористов» (с. 330).

Афганская наркоторговля затягивает и соседей. Шесть сопредельных стран вовлечены в экспорт его опиума, что порождает наркозависимость и коррупцию. Пять центральноазиатских республик служат главными воротами опиума в Россию и Европу. Афганский опиум внес вклад в дестабилизацию Таджикистана. В стране с населением всего 6 млн. человек наркоманов - более 70 тыс. (с. 331). Еще за год до 11 сентября Интерпол подозревал в вовлеченности в наркоторговлю ведущих политиков Туркменистана. Опиум тек и через Узбекистан, обогащая многих в правительстве, а Кыргызстан служил воротами в Синьцзян. После распада СССР наркомания в Центральной Азии выросла в 10 раз. Наибольшая доля наркоманов в мире приходится на Иран, где на героин подсели 3% населения. С 1990 г. в боях с контрабандистами наркотиков погибли 3 тыс. иранских пограничников (с. 331332). В Пакистане к 2000 г. наркоманов было 5 млн. В СЗПП в 2002 г. площадь под маком составила 16 тыс. акров. «Проблема афганских наркотиков охватила весь регион, питая экстремизм и подрывая правительства» (с. 332).

В сентябре 2005 г. в Афганистане были проведены выборы в нижнюю палату парламента и провинциальные советы. Халилзад поддержал решение Карзая не создавать свою политическую партию. Это подрывало тот самый процесс, которому содействовали США. Демократия без политических партий была бессмысленной, так как политика продолжала вращаться вокруг милитаристов. Отсутствие жизнеспособной партийной организации на юге стоило Карзаю дорого с распространением талибского мятежа. В отличие от президентских выборов население участвовало на парламентских выборах вяло, явка избирателей составила 53%. Это отражало растущее разочарование общества правительством. Избиратели видели как милитаристы получают места в управлении, а Карзай и США, несмотря на обещания реформ, лишь хотят сохранить статус-кво. Даже после смещения Фахима Карзай просто продолжал перетасовывать милитаристов на постах в кабинете или провинциях. Ни одного высокопоставленного чиновника не уволили за наркоторговлю, коррупцию или содержание незаконных отрядов. Даже близкие сторонники считали Карзая слабым и нерешительным.

Афганские события влияли на постсоветскую Центральную Азию, где в 2005 г. произошла первая с 1991 г. смена режима в результате народного движения - свержение президента Кыргыз-

стана Аскара Акаева. Как и других центральноазиатских лидеров, его обвиняли в коррупции, властолюбии и диктаторстве. В 2005 г. произошла «революция тюльпанов», к которой подтолкнули протесты против обогащения семьи Акаева на контрактах, заключенных с американскими военными на базе в Манасе, подворовыва-нии из международной помощи и займов и скупке предприятий в стране. Дочь Акаева Бермет и его сын Айдар отрицали обвинения, но не было сомнений, что они внезапно сказочно разбогатели. Временным президентом был объявлен бывший премьер-министр Курманбек Бакиев, но оппозиция быстро утвердилась у власти и присвоила бизнес и льготы семьи Акаева.

В Туркменистане в декабре 2006 г. умер президент Сапар-мурат Ниязов, который после 21-летнего правления оставил страну обедневшей, а сам сколотил за рубежом огромное состояние -по слухам, более 1 млрд. долл. (с. 341). После подтасованных выборов президентом стал Гурбангулы Бердымухамедов. «Ниязов вернул Туркменистан в средневековье, закрывая театры, библиотеки и газеты, ограничивая общественный доступ к здравоохранению, образованию и зарубежным поездкам и в то же время резко снизив зарплаты и пенсии. Бердымухамедов обещал какие-то изменения, но за год после вступления в должность почти не начал реформ. Вновь смена лиц не означала существенных изменений» (с. 341).

Крупнейший кризис в Центральной Азии возник в Узбекистане, где президент Каримов, несмотря на масштабную американскую помощь, не собирался проводить давно назревшие экономические и политические реформы. «Ситуация лишь ухудшалась. Режим сделался еще более угнетательским и запретительным, а отсутствие реформ и экономическая политика, которая содействовала лишь обогащению президентского окружения, после 11 сентября привели к экономическому кризису. Наложенные правительством ограничения на закупки торговцами товаров в соседних странах навредили экономике, производившей очень мало потребительских товаров. Ташкент резко снизил зарплату учителей и увеличил цены на общественном транспорте и жилищные услуги, повышая жалованье репрессивных полиции и армии. Достойная ежемесячная зарплата составляла теперь не более 25-40 долл. -гораздо меньше, чем требовалось для прожиточного минимума семьи» (с. 341). И здесь выгоды получала семья президента. Дочь Каримова Гульнора, как говорили, была крупным акционером самых больших в стране государственных и частных компаний. Опа-

саясь участи режимов на Украине и Грузии, Каримов в 2004 г. ограничил деятельность западных СМИ и НПО в стране и, чтобы нейтрализовать возможное давление США, стал обхаживать Россию. «Узбекистан вновь играл в большую игру среди крупных держав, используя Россию, чтобы показать США, что он не одинок, что у него есть еще друзья» (с. 343).

Назревавший социальный взрыв прогремел 13 мая 2005 г. в Андижане, когда вооруженные люди штурмовали тюрьму, чтобы освободить 23 предпринимателя, которых обвиняли в принадлежности к исламской группе «Акрамийя». На следующий день тысячи демонстрантов собрались на центральной площади, чтобы протестовать против роста цен. Переброшенные из Ташкента силы безопасности открыли огонь по толпе, убив от 850 до 1500 человек (с. 344). Сотни выживших бежали к кыргызской границе, где неизвестное число было перебито пограничниками. Когда верховный комиссар ООН по делам беженцев организовал вылет 455 узбекских беженцев из Бишкека в другие страны, где им дали убежище, узбекское правительство дало американцам 180 дней на то, чтобы покинуть предоставленную им военно-воздушную базу К2.

«За участие в восстании были осуждены около 250 человек, получившие тюремные сроки от 14 до 20 лет. Андижанская резня поставила Каримова за грань цивилизованного поведения. Ни одно правительство на недавней памяти не осуществляло столь бессмысленного и сознательного убийства столь большого количества соотечественников» (с. 346). В 2007 г. Каримов в результате вновь подтасованных выборов был избран президентом на третий срок. Если в Туркменистане за смертью Ниязова последовала мирная передача власти, есть основания думать, что смерть или уход Каримова приведет к серьезной нестабильности и насилию, что чревато тяжкими последствиями для всего региона.

Накануне вторжения США в Ирак 26 стран НАТО начали обсуждать то, как эта организация может принять на себя командование ISAF в Афганистане на постоянной основе. Однако правительства обещали своим парламентам и народам, что войска будут выполнять миротворческие и восстановительные задачи, не связанные с риском. Каждая страна сделала собственные оговорки о том, что ее войска могут и не могут делать.

Эти оговорки вскоре парализовали все усилия НАТО. Войска некоторых стран не были уполномочены атаковать талибов, иных - содействовать ликвидации маковых полей или перехвату конвоев с наркотиками, третьих - разнимать воюющих милита-

ристов и т.д. «По мнению западных и афганских гуманитарных работников внутри страны, эти натовские войска вели себя как испуганные кролики, а не профессиональные солдаты. Гуманитарные работники цинично комментировали, что первыми в опасный район приходят благотворительные организации, за ними ООН и другие международные организации, а последними - тяжеловооруженные солдаты НАТО, которым затем не позволяют защищать тех, кто пришел раньше. Даже после того как по стране были развернуты 40 тыс. натовских солдат и началось масштабное наступление талибов, мандатом НАТО по-прежнему было "поддержание безопасности" в интересах "реконструкционных и гуманитарных усилий"» (с. 354).

Зимой 2006 г. международное сообщество вело с афганским правительством переговоры о новом соглашении, которое предусматривало выделение средств на развитие Афганистана на следующие пять лет и стало бы преемником Боннского соглашения 2001 г. Карзай был разочарован нехваткой средств, а западные доноры - коррупцией и непотизмом в его правительстве. Поэтому характерной чертой соглашения был ряд взаимных обязательств сторон. Афганистану обещали 10,5 млрд. долл., а Кабул обещал обеспечить прозрачность расходов. Однако дипломаты не учли перспективы талибского наступления, которое и похоронило выполнение соглашения.

Видя нерешительность сил НАТО, талибы активизировали атаки смертников и подрыв мин. Когда в Гильменд выдвинулись британские войска, они были вынуждены сразу ввязаться в бой. 18 мая 2006 г. талибы под командованием муллы Дадуллы перешли в наступление в четырех провинциях, задействовав до тысячи боевиков и штурмуя небольшие города всего в 20 минутах езды от Кандагара. Бои в Гильменде дали НАТО неопровержимые доказательства поддержки Талибан Пакистаном.

Талибы начали создавать на пуштунском юге подобие альтернативных органов управления. Так, они создали примитивную систему «правосудия на месте» в соответствии с шариатом. Судебная система талибов была жестокой, но эффективной по сравнению с правительственными судами с их коррупцией и волокитой. Афганцы необязательно предпочитали шариат, но выгодно сравнивали его с отсутствием любого права. В талибских районах преступность резко снизилась. Вместе с тем талибы не терпели образования, особенно для девочек. В 2006 г. они убили 85 учите-

лей и учеников и сожгли 187 школ, а 350 других - закрылись из-за их угроз (с. 363).

В конце лета 2006 г. талибы попытались разгромить канадские части и захватить Кандагар. НАТО ответило операцией «Медуза», чтобы очистить от талибов округ Панджвай, где окопались тысячи боевиков. В то же время часть насилия была связана с соперничеством племен, фракций и наркоторговцев. Задача покончить с этим лежала на Карзае, но он ключом к хорошему управлению видел не создаваемые ООН институты, а сильных племенных лидеров. Администрация президента и ее решения почти не фигурировали в общественном сознании. Министры ездили в провинции только тогда, когда их брали с собой командиры США или НАТО. Пуштунские старейшины называли правительство детским садом Карзая.

Во втором полугодии 2006 г. в Афганистане было осуществлено 2100 воздушных ударов по сравнению всего с 88 в Ираке (с. 365). Потери среди гражданского населения резко выросли, чем не преминули воспользоваться талибы. В то же время они все больше полагались на смертников, чтобы сеять чувство опасности. Для афганского народа это было нечто совершенно новое. В 2005 г. талибы совершили лишь 21 подрыв смертника, в 2006 - 141 (1166 погибших), в 2007 г. - 137 (1730 погибших) (с. 366). Впервые после 2002 г. в Пакистан и Афганистан массово возвращались иностранные боевики - из Средней Азии, Синьцзяна, Турции и арабских стран. Обосновавшись в ФУНТ, они обучали новое поколение экстремистов изготовлять бомбы, собирать средства и командовать мелкими отрядами.

27 декабря 2007 г. на митинге в Равалпинди была убита лидер ПНП Беназир Бхутто. 18 октября она вернулась в Пакистан из Лондона после заключенного с Мушаррафом соглашения: режим позволял Бхутто приехать и снимал обвинения в коррупции, а та (в случае победы на выборах) делила власть с Мушаррафом (посредниками выступили Госдепартамент и Форин-офис). Целью президента было подкрепить свои ослабленные позиции и усилить борьбу с экстремизмом.

Для Мушаррафа сделка была возможностью повести страну по пути демократии, но он обманул американцев и Бхутто, не выполнив обязательств. Накануне выборов Бхутто обвиняла Мушар-рафа в готовящейся подтасовке выборов в пользу правящей Пакистанской мусульманской лиги (РМЬ^) и собиралась передать двум американским законодателям досье со свидетельствами при-

частности к этому МВР. Утром в день убийства она встречалась с Карзаем, и несомненно, что вместе они создали бы команду для борьбы с экстремизмом. После убийства Бхутто правительство вело себя как виновник, хотя утверждало обратное (пожарные очистили место взрыва за несколько часов, уничтожив все свидетельства; врачи больницы, куда отвезли Бхутто, изменили свои показания под давлением неизвестных сотрудников спецслужб; Мушарраф отказался от международного расследования).

Весной 2007 г. Мушарраф был уверен, что препятствий на пути его избрания президентом нет. Когда председатель Верховного суда Ифтихар Чаудхри стал требовать освобождения задержанных МВР людей или по крайней мере их появления в суде, Мушарраф увидел в нем угрозу и приостановил его полномочия по обвинению в коррупции и злоупотреблении властью. Однако домашний арест главного судьи вывел на улицы тысячи бастующих юристов, журналистов, сотрудников НПО, активисток женского движения; все требовали отставки Мушаррафа и справедливых выборов. Средние слои устали от военного режима, причем вопреки заверениям советников Мушаррафа демонстрации лишь набирали обороты. Полиция жестоко разгоняла протестующих. Мушарраф проиграл, когда в июле Верховный суд восстановил Чаудхри в должности.

Более зловещая угроза режиму появилась со стороны исламских экстремистов, которые теперь бросили прямой вызов армии. В январе 2007 г. власти терпимо относились к студентам и вооруженным экстремистам из Красной мечети в центре Исламабада, которые преследовали горожан за недостаточно, по их мнению, исламское поведение. МВР использовала эту мечеть для приюта боевиков, едущих в Афганистан и Кашмир, еще с 1984 г. Заведовавшие мечетью братья Гази стали угрожать гражданской войной, если правительство не введет шариат. Было ясно, что движение вышло из-под контроля и боевики больше не слушают своих кукловодов из МВР. Наконец армия была вынуждена принять запоздалые меры. В июле 2007 г. чтобы вычистить из Красной мечети 10 тыс. забаррикадировавшихся там студентов и боевиков, потребовалась целая армейская бригада; погибших было до нескольких сотен. После падения мечети СЗПП захлестнула волна ответных атак и взрывов смертников: за три недели погибли 167 человек, включая 120 солдат и полицейских. Правительство, армия и общество были в шоке: страна никогда не сталкивалась с таким взрывом терроризма со стороны собственных граждан. «Неумелый

подход правительства к кризису был поворотным моментом для "Аль-Каиды", пакистанского Талибан и других экстремистских групп, которые теперь объединились и поклялись свергнуть правительство и создать исламское государство. Сотни смертников, вышедшие из руин Красной мечети, отправились в ФУПТ, где пакистанские талибы обучали их и вооружали поясами со взрывчаткой. Другие создали ячейки в городских районах или вступили в существующие террористические группы, такие как Джаиш-и-Мухаммад и Лашкар-и-Джангви. Центр внимания "Аль-Каиды" тоже сместился с Афганистана на Пакистан, где она увидела деморализованную армию, запуганных граждан и возможность дестабилизировать государство. Высокопоставленные пакистанские чиновники сказали мне, что командующие армейскими корпусами впервые признали, что ситуация радикально изменилась и исламский экстремизм угрожает государству. Фактически пакистанская армия уже вела гражданскую войну» (с. 383).

В июле 2007 г. армия возобновила наступление в ФУПТ, а боевики отвечали подрывами смертников в провинции Панджаб и заняли долину Сват, нападая на полицейские участки и выгоняя местную администрацию. ФУПТ уже считали глобальной угрозой, так как к ней вели многие раскрытые в Европе планы терактов. Так, в июне 2007 г. исламисты пытались устроить взрыв в ночном клубе Лондона и аэропорту Глазго, в июле смертник убил семь испанских туристов в Йемене, а в Германии два местных обращенных в ислам и турок собирались с помощью 1500 фунтов химикатов взорвать американскую базу ВВС в Рамштайне. Все эти люди были членами Союза исламского джихада - центральноази-атской террористической группы, имевшей базу в Вазиристане.

Исламисты убивали и похищали в Пакистане десятки солдат; иногда те капитулировали или даже перебегали к боевикам. Это отражало низкий моральный дух войск, что вызвало огромную озабоченность у армии и на Западе. В декабре 2007 г. 40 полевых командиров в ФУПТ и СЗПП основали «Движение Талибан», ами-ром которого избрали Бейтуллу Махсуда. Вместе они располагали 40 тыс. прекрасно вооруженных боевиков и членов племен. В этих обстоятельствах Мушарраф под давлением США и заключил соглашение с Бхутто, чтобы спасти свою репутацию, заручившись ее обещанием, что делегаты ПНП воздержатся от голосования. Му-шарраф 6 октября был переизбран президентом, получив 57% голосов в национальной и провинциальных ассамблеях. Однако ос-

порить второй срок Мушаррафа мог Верховный суд, и 3 ноября президент ввел чрезвычайное положение.

Длившееся 42 дня чрезвычайное положение навредило Пакистану и его экономике, окончательно подорвало доверие партий и общества к Мушаррафу. Последний сделался еще высокомернее и полностью отрицал существование кризиса, который сам же вызвал. Как и другие абсолютные правители накануне потери власти, он утверждал, что все - судьи, юристы, политики - замышляют против него. Политический вакуум, которому содействовал Му-шарраф, поощрил пакистанских талибов активизировать атаки смертников накануне выборов. Так, 9 января 2008 г. на самой оживленной улице Лахора были убиты 19 полицейских; почти каждую ночь боевики обстреливали ракетами Пешавар. По словам главы Центрального командования адмирала У. Феллона, в ноябре-декабре 2007 г. уровень насилия в восточных провинциях Афганистана снизился на 40%, потому что Талибан сосредоточил усилия на дестабилизации Пакистана (с. 389).

Парламентские выборы 18 февраля прошли в обстановке массового отчаяния, а явка избирателей была низкой. Наибольшее количество голосов набрала ПНП (120 мест); на втором месте оказалась РМЬ-К Наваза Шарифа (90 мест); бывшая правящая РМЬ-Р получила лишь 51 место. Сокрушительное поражение потерпели исламские партии: ММА заняла всего 6 мест, а на провинциальных выборах в СЗПП победила светская и умеренная Национальная партия Авами. ПНП заключила союз с Шарифом, и возникло коалиционное правительство, которое возглавил вдовец Бхутто Асиф Али Зардари.

Усилились требования отставки Мушаррафа. Если после 11 сентября его популярность взлетела до 80%, то теперь едва дотягивало до 20% (с. 391). Своим властолюбием он подорвал собственные достижения. Мушарраф оставался в должности так долго благодаря тому, что сосредоточил всю власть в своих руках и пользовался полной поддержкой армии и спецслужб. Небольшой части политической элиты он предложил чины и покровительство, но не допускал ее к процессу принятия решений; та взамен должна была мобилизовывать поддержку гражданского общества режиму. Армию Мушарраф лелеял как ни один главнокомандующий до него. При нем военные установили еще больший контроль над экономикой. В 2007 г. стоимость ВПК Пакистана составила около 20 млрд. долл. (с. 391). Военные владели гостиницами, торговыми центрами, страховыми компаниями, банками, фермами и завода-

ми. Конгломераты Fauji Foundation и Army Welfare Trust контролировали треть тяжелой промышленности страны (с. 391). Важнейшей наградой армии за лояльность было распределение среди офицерства земельных участков.

У НАТО не было общей стратегии решения проблем Афганистана, Пакистана или Талибан, а также координации национального строительства между афганским правительством и различными ведомствами и НПО. В один год американцы решали, что надо строить Афганскую национальную армию, и все средства текли туда; на следующий год деньги вливали в полицию. Получить стабильный приток средств в любой проект на длительное время было почти невозможно. Похоже, никто не знал, что делают другие, хотя для координации было создано несколько органов.

НАТО продолжала хвастаться, что побеждает в каждом сражении, но у нее не было стратегии победы в войне или превращения военных побед в реконструкцию и хорошее управление. «Талибы стремились пережить НАТО и имели успех. Ведь как и в Ираке, пока афганское правительство не умело создать эффективное управление и обеспечить население услугами, Талибан побеждал по умолчанию. Исход боевых действий терял значение, поскольку даже после череды тактических поражений Талибан расширял сферу своего влияния и районы баз, запугивая все больше населения. Сама по себе коррупция внушала населению огромное недоверие и делала Карзая весьма непопулярным» (с. 399).

Однако экономика Афганистана не была мертва. Американские геологи обнаружили, что афганцы сидят на золотой жиле природных ресурсов, располагая большими запасами меди, железа, золота, угля, драгоценных камней. Неразведанные запасы газа в Северном Афганистане оценивают от 3,6 до 36,5 трлн. кубофутов, а нефти - от 0,4 до 3,6 млрд. баррелей. В ноябре 2007 г. правительство выдало первую концессию - китайской компании на разработку медных месторождений в Айнаке под Кабулом, которая может приносить 400 млн. долл. в год и создать более 5 тыс. рабочих мест (с. 400). Однако если коррупция на всех уровнях сохранится, поднять уровень жизни такие проекты не смогут.

Через семь лет после вторжения США Афганистан по-прежнему стоял пятым от конца в списке ООН по индексу человеческого развития. Треть афганцев недоедали, и лишь 12% женщин были грамотны (мужчин - 32%). Средняя продолжительность жизни составляла 43 года (с. 400). В Пакистане талибы расширяли свое влияние быстрее, чем кто-либо предвидел. Причиной была не

столько их собственная успешная стратегия, сколько провальный курс армии и Мушаррафа. Небезопасность армии, которая с 1947 г. вела подрывную деятельность против соседей, обошла полный круг, так как теперь на карту поставлено само будущее Пакистана, которому грозят экстремисты.

«Регион Южной и Центральной Азии не увидит стабильности, пока ведущие игроки - США, Европейский союз, НАТО и ООН - не заключат новое глобальное соглашение с целью помочь ему решить свои проблемы. Последние включают целый спектр от разрешения кашмирского спора между Индией и Пакистаном до финансирования масштабной программы образования и занятости в пограничных районах между Афганистаном и Пакистаном и на их границах с Центральной Азией. Международному сообществу следует подойти к этому региону целостно, а не мозаично, а собственное население - убедить согласиться на долгосрочное выделение войск и средств... Пакистанской армии следует отказаться от своего понятия централизованного государства, которое всецело основано на обороне от Индии и экспансионистской исламистской доктрине военной стратегии, которую проводят в жизнь в ущерб демократии. Мушарраф сознательно пестовал джихадистские группы, чтобы сделаться более полезным для США и увеличить стратегическое значение своей страны в глазах Запада. Ни один пакистанский лидер больше не может позволить себе опять ввязаться в такую смертельную авантюру, играть судьбой нации, не оправдать доверие народа и лелеять исламский экстремизм, кусающий кормящую его руку. Пакистан нуждается в национальном примирении, которое покончило бы с демонизацией политиков армией, в новой военной культуре, которая учила бы уважать гражданских лиц, институты и соседей, а также в реформе спецслужб, чтобы те прекратили вмешиваться в политическую жизнь страны.

Представителям афганской элиты следует по достоинству оценить выпавшую возможность национального возрождения. Афганцам надо создать систему управления, которая была бы способна обслуживать народ и была бы относительно свободна от трайбализма, сектантства и коррупции. Им следует самим бороться с проблемой наркотиков и показать миру, что, во-первых, они достойны помощи и, во-вторых, при первой возможности возьмут ответственность за собственную нацию на себя. Пока президент Карзай провел свой народ по этому пути недалеко. Он слишком часто шел на компромиссы с милитаристами, ворами и бандитами, вместо того чтобы сотрудничать с большинством афганцев, кото-

рые хотят отстроить свою страну заново. Тем не менее и международному сообществу следует делать намного больше, чтобы победить Талибан и обеспечить лучшую координацию между конкурирующими друг с другом задачами ведения боевых действий, хорошего управления и реконструкции.

Центральная Азия, прежде чем двигаться вперед, нуждается в политической трансформации. Реальных изменений можно ждать лишь тогда, когда умрет или сойдет со сцены поколение нынешних лидеров. Пока же Центральная Азия и особенно Узбекистан - пороховая бочка, и Западу придется больше принимать регион во внимание, если он хочет быть в состоянии сдержать последствия любого взрыва там. В этой книге мы видели, что исламский экстремизм будет процветать в политическом вакууме, в самых отсталых, обездоленных и игнорируемых местах - но также среди образованных и политически сознательных людей. Центральная Азия - новый фронт для "Аль-Каиды", и в настоящее время там нет никого, кто смог бы успешно ей сопротивляться. Пока центральноазиатские экстремистские группы по-прежнему находят убежище на афгано-пакистанской границе, они останутся крупной угрозой для государств региона» (с. 404).

К.А. Фурсов