CC BY
78
Филология
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2014, № 2 (2), с. 147-150
УДК 882 (09)
ПОЭТИКА ВЫМЫСЛА В РОМАНАХ О «СЛАВЯНСКИХ ДРЕВНОСТЯХ» М.Д. ЧУЛКОВА, М.И. ПОПОВА, В.А. ЛЕВШИНА
© 2014 г. Е.М. Дзюба
Нижегородский государственный педагогический университет им. Козьмы Минина
Поступила в редакцию 06.05.2014
Рассматриваются сочинения русских писателей последней трети XVIII века, в которых появляется образ исторического прошлого Руси. Анализируется интерпретация мифопоэтических образов и художественное переосмысление историософских архетипов. Данный подход позволяет выявить существенные черты формирования жанра романа в отечественном литературном процессе.
Ключевые слова: рефлексия о романе, вымысел, мифологизация истории, Чулков, Попов, Левшин.
Вторая половина XVIII века, по выражению Т.В. Артемьевой, - время «перехода от летописи к истории, концептуализации исторического повествования и теоретического обоснования базиса социальной мифологии» [1, с. 6]. Исторические архетипы актуализируются и в художественном творчестве. Русская литература воспроизводит несколько неизменных сущностных установок - «историософских арехти-пов»: особое/ исключительное место России в мировой истории, «прошлое и настоящее России есть лишь приготовление к «славному будущему» [1, с. 6].
Но, оказываясь объектом поэтического осмысления, историософский архетип наполняется специфическим узором, срабатывает эсте-тико-художественный механизм, который перерабатывает идею [2, с. 576].
В сочинениях М.Д. Чулкова, М.И. Попова и В.А. Левшина, написанных в 60-70-е годы XVIII столетия, поэтика образа продиктована новыми «принципами творческого претворения действительности в художественную реальность» [2, с. 576]. Жанры, в которых работают названные нами авторы, не только не вписываются в созданную классицизмом систему, но и продолжают разрушать ее, активно используя авторскую фантазию, а подчас и переступая через границы правдоподобия.
Типологически близкие друг другу тексты «Славенских сказок» (1767-1769) из сборника «Пересмешник, или Славенские сказки» М.Д. Чулкова, «Славенских древностей» М.И. Попова (1770-1771) и «Русских сказок» (1780-1783) В.А. Левшина создают облик славянорусской старины, переосмысливают исторический факт, облекая его в причудливую
фантазию, наконец, мифологизируют саму историю. В этом смысле показательна рефлексия М.И. Попова, представленная в предисловии к «Славенским древностям»: «Намерение мое послужить посильным трудом, было мне побуждением сочинить сию сказку, или так называемый роман. Первыми лицами поставил я в ней славенских князей, между коими Светлосан занимает первое место: я ее украсил некоторыми нашими Древностями, которые могли бы пойти в расположение сего сочинения и к описанию коих прибавил я несколько вымыслов, дабы приятнее их представить взорам читателя. Вот что склонило меня наименовать сие творение Славенскими Древностями; а чтоб читателям не подать об нем при первом на него взгляде, двусмысленного воображения, то я присовокупил Приключения Славенских Князей, что ясно означает роман, а не историю о наших Древностях, как некоторые мнили найти» [3, ч. II, Предуведомление, без пагинации].
Автор указывает на то качество работы с материалом, которое позволяет ему создать свое видение, свой облик истории: это сказка, вымысел, приключение - то есть роман. Оппозиция вымысел-история с вектором, направленным в сторону вымысла, возникающая при знакомстве с Предуведомлением, обнаруживает и определяет поэтику жанра, повествовательную стратегию автора.
Реконструкция древнего славянского мироустройства, встроенная в сюжетно-компози-ционное клише волшебно-рыцарского и авантюрного романа, легендарно-мифологический материал о расселении славян, оживающий в повествовании одного из персонажей, - признаки, объединяющие все названные сочинения,
148
Е.М. Дзюба
позволяют их авторам предложить обществу столь востребованную «народную историю». Так, например, М.И. Попов в «Славянских древностях» вводит в канву повествования образ скифа Липоксая. Мифологический персонаж сам рассказывает так называемую легенду о почитателях плуга, известную еще со времен Геродота и зафиксированную в античных источниках. «Генеалогическая легенда», записанная Геродотом, до последнего времени обсуждается в различных профессиональных исторических исследованиях [4, с. 757]. Художественное осмысление идеи о древнейших истоках жизни славян на территории днепровского Правобережья Попов предлагает читателю в форме традиционного звена в сюжетно-композиционной организации романа (ретардация - остановка в пути, рассказ незнакомца). Липоксай рассказывает о непосредственной связи отца трех братьев со славянскими божествами - он сын Перуна и дочери реки Днепра. Арпоксай - самый идеальный из трех братьев назван «родоначальником Чудских поселений». Смена повествователя обеспечивает появления нового фокуса в изложении материала. История из мифологической, отдалённой от современного читателя, превращается в чью-то личную, частную историю: «Дед мой, по возрасте моего родителя, отдал ему во владение всю ту землю, коею ныне обладают Славяне и Чудь» [3, ч. III, с. 10].
Также в форму повествования от первого лица - путевые заметки древлянского князя Остана и его спутника Добрыни - заключены рассказы о нравах древлян: «Объявил он мне и о других обстоятельствах своей жизни, которая довольно обозначала грубость и зверство Древлян и их соседей. Обычай сжигать усопшие тела, прах их полагая в сосуды, ставить на столпах при больших дорогах, и вместо порядочного бракосочетания хватать девиц у вод, и иметь оных себе вместо жен, переняли Древляне, по сказкам его, от соседей своих радимичей, кривичей, вятичей и Северян» [3, ч. II, с. 69-71].
Жанр романа, теоретико-литературное осмысление которого складывалось на протяжении длительного времени в семантическом диапазоне сказка - небылица - выдумка, стал тем самым «каналом связи», внутри которого формировались новые возможности восприятия отечественной истории. В рефлексии о романе, переводах известных европейских трактатов, появившихся в России XVIII века, и отечественном опыте более позднего периода главным тезисом в определении природы жанра остается романическая вольность. Указывается
на стремление автора использовать фантазию, «представить вещи, которые могли быть, но не были» [5, с. 58], написать «не историю, а сказку» [6, с. 325], сочинение, состоящее из «воображения действий и чистых помыслов» [7, с. 198], увидеть окружающий мир через призму личного опыта человека, узнать, «что такое он (герой, Кир - Е. М.) мыслит и что говорит о различных приключениях» [5, с. 106], «примешать» к описанию различные характеры и обстоятельства [8, с. 106].
«Примешать» различные характеры и обстоятельства к историческому факту - задача В.А. Левшина, который во вступлении к «Русским сказкам» пишет о необходимости исторического образования - создания народной истории для отечественного читателя. Уже во вступлении предлагается некая сюжетная перспектива -исторический отрезок времени, который будет художественно переосмыслен автором: «Мы опоздали выучиться грамоте, и чрез то лишись сведения о наших русских ироях в древности, которых довольному числу надлежит быть в народе, прославившемся в свете своею храбро-стию... насильство времени истребило оные из памяти, так что остались нам известия только со времени великого князя Владимира Святославича Киевского и всея России.» [9, с. 3].
«Русские сказки» В.А. Левшина представляют собой достаточное сложное соединение исторического и былинного материала и, как сам автор замечает, работы с «древними богатырскими песнями». В условиях становления нового русского эпоса само обращение Левши-на к сказке и былине становится знаковым. Сочетание в пределах единого текста «сказки» с ее тяготением к вымыслу и фантазии и «былины», хранящей историческую память, позволяло В.А. Левшину встать на путь освоения оригинальной формы будущего русского роман. Жанр былины не только позволил обратиться к знакомым персонажам (Алеша Попович, Илья Муромец, Добрыня Никитич, Чурила Пленко-вич), но и отчасти искать ответ на важный для русского общественного самосознания вопрос о самоидентификации России. Однако новые по-этологические подходы преобразуют каноны мифопоэтических жанров: а) логика романного жанра переводит мифопоэтический сюжет в плоскость частной истории (герои Левшина -богатыри - рассказывают о себе как о рыцарях, совершающих подвиги; усиливается новеллистическое начало в тех частях «русских сказок», где автор художественно переосмысливает сюжеты так называемых «былин-фабльо», например, о Чуриле Пленковиче); б) повествователь
Поэтика вымысла в романах о «славянских древностях» М.Д. Чулкова, М.И. Попова, В.А. Левшина 149
устанавливает в отношениях со своими героями добродушно-иронический тон, что создает между ними короткую дистанцию; возникает прообраз романного принципа, свойственного более поздней эпохе, - пушкинского «роман требует болтовни».
В то же время пульсирующие в тексте знаки историософских архетипов в тексте подобного рода парадоксальным образом нацеливают автора на переосмысление мифопоэтического материала, даже не связанного непосредственно с русским фольклором или историей. В частности, у Левшина - обращение к бродячему сюжету о герое, продавшем душу дьяволу (в замке пана Твердовского Алеша Попович помогает шляхтичу справиться с нечистой силой), а также к балто-славянской мифологии. Взаимоотношения между Вайдевутом и его внуком «Алесой Попоевичем» отсылают читателя к мотивам балтийского варианта близнеч-ного мифа. Если в мифе речь идет об особенностях взаимоотношений культурных героев-братьев (Брутен и Видевут), то в тексте Левшина установлены иные отношения родства, также позволяющие высветить полярные, находящиеся в оппозиции начала [10]. Балтийский мифологический сюжет вплетается в повествование о странствованиях героев русского былинного эпоса Чу-рилы Пленковича и Алеши Поповича, трансформируясь под воздействием авторской фантазии в частную, семейную историю отца Чурилы и сына Алеши - Алесы, рожденного дочерью «первосвященника Вайдевута» Прелепой «в Поруссии».
Внук и дед - старый и молодой - полярные фазы жизненного цикла. Молодой герой придумывает различные шалости, не желая подчиняться власти деда Вайдевута, наконец, сбегает из родных мест в Киев, на службу к князю Владимиру. Травестируя мифопоэтический материал, Левшин использует его для развития идеи текста: новая, молодая сила для автора связана с Россией.
Визитной карточкой творчества М.Д. Чулко-ва также является включение мифопоэтической образности в контекст современной истории («Пригожая повариха», 1770) или канву пародийного повествования (сборник «Пересмешник, или Славенские сказки»). Так называемые «исторические ошибки», пульсирующие в творчестве Чулкова, обнаруживают сознательный выбор автора. Прежде всего речь идет об образе города Винеты - инобытия Петербурга - в «Сказке о рождении тафтяной мушки», а также об образе большого времени русской истории, границы которого обозначаются в «Пригожей поварихе» при помощи мифологических для русской литературы и истории имен Петра I и
Ломоносова1. Авторское воображение Чулкова соединяет вымышленных персонажей (Сило-слав) и языческих богов (Лада, полюбившая Силослава, - «Славенские сказки»). Путешествие по вымышленному миру древней истории сопровождается появлением идеальных топосов или изображением волшебного пространства («Похождений Алима и Асклиады» - «Приключения Силослава»). Автор изображает детали волшебного мира в тончайших подробностях: «пространные золотые скаты», по которым «ниспадают прозрачные воды», кажущиеся «чище Аврориных слез»; «под водою сделанные органы представляли точно, как будто бы оне воспевали сладостным голосом божеские дела и их могущество» [11, ч. I, с. 27]. Статуи античных богов, чудесные гроты, система водопадов, обнаруженные героями на волшебном острове Аропы, - образы, конструируемые Чул-ковым на основе вполне реальных впечатлений от поразивших автора парков и дворцов екатерининских вельмож.
Художественная практика русских писателей последней трети XVIII века, уходя от топики истории и мифа в его архаическом понимании, создает условия для специфической флуктуации «историко-мифологического пространства» [12, с. 6], травестии мифопоэтических мотивов, что в конечном итоге влияет на формирование новых механизмов вымысла, его специфической поэтики. В то же время художественная модель освоения истории Чулковым, Поповым и Левшиным - «народная история» -напоминает естественный цикл забвения исторического факта и мифологизации его в народной поэтической памяти, которую определяет и подпитывает собой ментальные/ архетпические структуры.
Примечание
1. См. об этом подробнее в работах: Дзюба Е.М. География и мифология в прозе русских писателей 70-80-х годов XVIII века // Пушкинские чтения -2005: Материалы X международной научной конференции «Пушкинские чтения» / Под ред. Т.В. Мальцевой. СПб.: САГА, 2005. С. 49-55; Дзюба Е.М. Легенда о прусском городе Винета в русской литературной традиции XVIII века (сборник М.Д. Чулкова «Пересмешник») // Русско-зарубежные литературные связи / под ред. Н.М. Ильченко. Нижний Новгород: Гладкова О.В., 2005. С. 300-307.
Список литературы
1. Артемьева Т.В. От славного прошлого к светлому будущему: Философия истории и утопия в России эпохи Просвещения. СПб.: Алетейя, 2005. 496 с.
150
Е.М. Дзюба
2. Лейдерман Н.Д. Теория жанра. Исследования и разборы. Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 2010. 990 с.
3. Попов М.И. Славенские древности, или Приключения славенских князей. Сочинение Михайла Попова. СПб.: Типогр. Морск. кад. корп., 1770-1771. Ч. I. 130 с.; Ч. II. 147 с.; Ч. III. 143 с.
4. Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М.: Русское слово, 1997. 823 с.
5. Гюэ П.Г. Гуэция Историческое рассуждение о начале романов, с прибавлением Беллергардова Разговора о том, какую можно получить пользу от чтения романов / Пьер Юэ; пер. с фр. яз. Ивана Крюкова. М.: В Унив. Тип у Н. Новикова, 1783. С. 37-38.
6. Греч Н.И. Четырнадцатое чтение (II). Роман // Чтения о русском языке. Ч. II. СПб. В тип Н. Греча, 1840. С. 331-339.
7. Предисловие к аноним. роману «Торжество невинности над неверностью, или Наказанная изменница». М., 1788 // Сиповский В.В. Из истории русского романа и повести (материалы по библиографии, истории и теории русского романа). Ч. I. XVIII век. СПб.: 2-отд. Имп. АН, 1903. 352 с.
8. Предисловие Э.М. Рэмзи к роману Новое Ки-ронаставление, или Путешествие Кировы с приложенными разговорами о богословии и баснотворстве древних, сочиненные господином Рамзеем, с французского на российский язык перевел Авраам Волков. М., 1765. Ч. I // Сиповский В.В. Из истории русского романа и повести (материалы по библиографии, истории и теории русского романа). Ч. I. XVIII век. СПб.: 2-отд. Имп. АН, 1903. 352 с.
9. Левшин В.А. Вступление // Левшин В.А. Русские сказки, содержащие Древнейшия Повествования о славных Богатырях, Сказки народныя, и про-чия, оставшиеся в памяти Приключения. Ч. 1-10. М.: Унив. Тип., 1780. Ч. I. С. 178-248.
10. Иванов Вяч. Вс., Топоров В. Н. Балтийская мифология // Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2 т. Т. I. М.: Сов. энциклопедия, 1980. С. 153-158.
11. Чулков М.Д. Пересмешник, или Славенские сказки. Изд. 3-е с поправлением: Ч. 1-5. М.: тип. Пономарева, 1789. Ч. I. 235 с.
12. Лавренова О.А. Географическое пространство в русской поэзии XVIII - начала XX вв.: Геокультурный аспект. М.: Институт Наследия, 1998. 95 с.
POETICS OF FICTION IN NOVELS ABOUT «SLAVIC ANTIQUITIES» OF M.D. CHULKOV, MI POPOV, V.A. LEVSHIN
E.M. Dziuba
The paper presents the discussion of works of Russian writers of last third of the XVIII century, the focus of which is the image of the historical past of Russia. The mythopoetic interpretation of images and artistic reinterpretation of historio-sophical archetypes is analyzed. This approach allows us to identify the essential features of the formation of the novel genre in the domestic literary process.
Keywords: reflection of the novel, fiction, mythologization of history, Chulkov, Popov, Levshin.
References
1. Artem'eva T.V. Ot slavnogo proshlogo k svetlomu budushchemu: Filosofiya istorii i utopiya v Rossii epokhi Prosveshcheniya. SPb.: Aleteyya, 2005. 496 s.
2. Leyderman N.D. Teoriya zhanra. Issledovaniya i razbory. Ekaterinburg: Ural. gos. ped. un-t, 2010. 990 s.
3. Popov M.I. Slavenskie drevnosti, ili Pri-klyucheniya slavenskikh knyazey. Sochinenie Mikhayla Popova. SPb.: Tipogr. Morsk. kad. korp., 1770-1771. Ch. I. 130 s.; Ch. II. 147 s.; Ch. III. 143 s.
4. Rybakov B.A. Yazychestvo drevnikh slavyan. M.: Russkoe slovo, 1997. 823 s.
5. Gyue P.G. Guetsiya Istoricheskoe rassuzhdenie o nachale romanov, s pribavleniem Bellergardova Razgo-vora o tom, kakuyu mozhno poluchit' pol'zu ot chteniya romanov / P'er Yue; per. s fr. yaz. Ivana Kryukova. M.: V Univ. Tip u N. Novikova, 1783. S. 37-38.
6. Grech N.I. Chetyrnadtsatoe chtenie (II). Roman // Chteniya o russkom yazyke. Ch. II. SPb. V tip N. Grecha, 1840. S. 331-339.
7. Predislovie k anonim. romanu «Torzhestvo nevinnosti nad nevernost'yu, ili Nakazannaya izmen-nitsa». M., 1788 // Sipovskiy V.V. Iz istorii russkogo romana i povesti (materialy po bibliografii, istorii i teorii
russkogo romana). Ch. I. XVIII vek. SPb.: 2-otd. Imp. AN, 1903. 352 s.
8. Predislovie E.M. Remzi k romanu Novoe Ki-ronastavlenie, ili Puteshestvie Kirovy s prilozhennymi razgovorami o bogoslovii i basnotvorstve drevnikh, so-chinennye gospodinom Ramzeem, s frantsuzskogo na rossiyskiy yazyk perevel Avraam Volkov. M., 1765. Ch. I // Sipovskiy V.V. Iz istorii russkogo romana i povesti (materialy po bibliografii, istorii i teorii russkogo romana). Ch. I. XVIII vek. SPb.: 2-otd. Imp. AN, 1903. 352 s.
9. Levshin V.A. Vstuplenie // Levshin V.A. Russkie skazki, soderzhashchie Drevneyshiya Povestvovaniya o slavnykh Bogatyryakh, Skazki narodnyya, i prochiya, ostavshiesya v pamyati Priklyucheniya. Ch. 1-10. M.: Univ. Tip., 1780. Ch. I. S. 178-248.
10. Ivanov Vyach. Vs., Toporov V. N. Baltiyskaya mifologiya // Mify narodov mira. Entsiklopediya: v 2 t. T. I. M.: Sov. entsiklopediya, 1980. S. 153-158.
11. Chulkov M.D. Peresmeshnik, ili Slavenskie skazki. Izd. 3-e s popravleniem: Ch. 1-5. M.: tip. Ponomareva, 1789. Ch. I. 235 s.
12. Lavrenova O.A. Geograficheskoe prostranstvo v russkoy poezii XVIII - nachala XX vv.: Geokul'turnyy aspekt. M.: Institut Naslediya, 1998. 95 s.
