CC BY
81
ду фикциональным и фантастичным остается подвижной. Следовательно, определение текстотипологической принадлежности целого ряда текстов оказывается затруднительным.
Таким образом, представляется правомерным рассматривать фикциональность как универсальную текстовую характеристику, а фантастичность как ее частный случай. Используя модус «возможное - невозможное», рассматриваем фикциональность как характеристику, связанную с описанием того, что могло быть или должно было быть, а фантастичность - того, чего не было и не могло быть. Модель реальности, воплощенная в сказочном тексте, дистанцирована от реальности, в которой живет читатель, и содержит языковые маркеры вымысла, которые позволяют четко определить, что текст относится к семантическому полю фантастичности. В процессе текстовосприятия развивается воображение читателя и его способность к вымыслу, т. е. к домысливанию подробностей, не эксплицированных автором.
Фикциональность, по нашему мнению, следует рассматривать в качестве доминанты, т. е. ведущего признака художественного текста, который определяет реализацию и языковую экспликацию остальных признаков. Фикциональность художественного текст есть признак абсолютный, так как любой фрагмент фикционального мира есть величина вымышленная и оценивается она не с позиций реальности, а с позиции обеспечения целостности фикционального мира. Фантастичность, в свою очередь, следует рассматривать как характеристику текстов, репрезентирующих фикции и повествующих о необычном и невозможном.
О. В. Мамуркина
Нарративные традиции русской художественной прозы XVIII в.
Осмысление культурного наследия определенной эпохи предполагает знакомство и с особенностями литературного процесса. Ведущим жанром русской классической прозы признается роман, жанровая генетика которого обращает исследователя к литературе XVIII столетия.
Проблема нарративной структуры романа обозначилась «в качестве понятия, не претендующего на терминологическую точность, в конце 50-х гг. XX века»1. Отмечается, что «внесение принципа структурности в исследование романного жанра <...> указывает на то, что он является <...> системой взаимосвязанных и взаимопод-
1 Эсалнек А.Я. Основы литературоведения: Анализ романного текста: учеб. пособие. М.: Флинта: Наука, 2004. 179 с. С. 5.
283
л
чинённых компонентов»1. Как правило, ядром романного жанра признается формально и содержательно зафиксированный интерес к индивидуальной человеческой личности в ее многообразных проявлениях. Тем не менее «охватывающей формулы романа как жанра»1 2 до сих пор не выведено. В то же время зафиксированы как жанровые скрепы следующие признаки романного нарратива: принадлежность к эпическому роду литературы; прозаический жанр; наличие фабулы; свободная композиция; сравнительно большой объем; многообразие художественных средств; непрерывный преемственный ряд художественных структур; ассимиляция черт других жанров прозы.
Без сомнения, генезис русской прозы XVIII столетия не разрушал рамки общей логики систематизации словесности этого периода, но магистральная художественная линия эпохи (классицизм) и базовые догматы данного идейно-эстетического учения не предполагали активного развития прозаических жанров как самоценных, что проявилось, частности, в знаменитой дискуссии о романе в контексте «полезности» данного жанра. На маргинальное положение раннего русского романа указывает и плюрализм номинаций: на протяжении XVIII столетия происходило «освоение русскими писателями сложившихся в мировой литературе жанров, <...> русским языком осмысливаются иноязычные слова роман и анекдот, формируются жанровые признаки произведений, озаглавленных слова-
о
ми повесть, история, сказка»3. В связи с отсутствием к середине XVIII столетия в отечественной литературе текстов, признаваемых романами, переводчики последовательно заменяют термин «роман» словами «повесть», «история», «сказка» в сочетании с различными эпитетами (любовная, галантная, правдивая, развлекательная и др.). Утверждение номинации «роман» отразило потребность «называть вымышленные повествовательные произведения, распространившиеся в европейских литературах и переводившиеся в России. <...> И для иностранных, и для русских критиков слово роман относится к эпическому жанру, прозаическому варианту эпопеи, для которого допустим сниженный стиль и рассказ об обыденных событиях. Начиная с последних десятилетий XVIII ве-
1 Эсалнек А.Я. Основы литературоведения: Анализ романного текста: учеб. пособие. М.: Флинта: Наука, 2004. 179 с. С. 8.
2 Бахтин М.М. Эпос и роман (О методологии исследования романа) // М.М. Бахтин Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. М.: Худож. лит., 1975. С. 447-483.
3 Елисеева И.Ю. Обозначение жанра романа в русском языке XVIII века // Историко-культурный аспект лексикологического описания русского языка. М., 1991. Ч. 1. С. 130-131.
284
ка, развитие терминологического значения слова роман идёт по пути его постепенного распространения»1.
Наряду с дидактической дискуссией о воспитательном потенциале романа, имеющей надлитературное значение, включение романного нарратива в художественную систему было подготовлено актуализацией в первой половине столетия фольклорных и мифологических схем, а также классической теории текстопорождения -риторики. На рубеже XVII-XVIII столетий большую роль играет рукописная повествовательная литература, нарративная модель которой была ориентирована на организацию актуального событийного материала разноплановыми языковыми средствами. В частности, в «петровских повестях» («Гистория о российском матросе Василии Кориотском и о прекрасной королевне Ираклии Флоренской земли», «История о Меландре королеве французской и о курфюрсте саксонском Августе», «Гистория о гишпанском шляхтиче Долторне», «Гистория об английском милорде Гереоне», «История об Александре российском дворянине», «История о российском купце Иоанне») идея государственного служения определяет специфику отбора событий, а также освоение реалий европейской жизни с переводом их в маргинальное, кросскультурное положение. В 30-50 гг. XVIII в. происходит трансформация жанра «гистории» по линии мифологизации и фольклоризации повествования. Герои «Повести о гишпанском дворянине Карле и сестре его Софии», «Гистории королевича Архилабана», «Гистории о Ярополе цесаревиче» внешне сохраняют приметы героя ранних повестей, однако трансформация идеи государственного служения проявляется в установке на занимательность повествования, травестии традиций воинских, сказочных текстов. Приметой развития психологизма становится рост удельного веса дескриптивности: изображение внутреннего мира человека экстраполируется на описание внешней по отношению к нему реальности, что проявилось в том числе в бытописании и природоописании («Казанская история», «Повесть о Марфе и Марии»). С развитием в XVII в. конкретно-исторического пейзажа, признанием художественного вымысла как самодовлеющей эстетической категории, формированием нового типа отношений между автором и героем, основанных на осознании тем, кто создаёт текст, своей самостоятельности не как книжника, но как сочинителя, приводит к индивидуализации повествования. Е.Н. Ковтун отмечает, что «элемент необычайного в художественном произведении выделить далеко не всегда просто. Он может быть представлен не только
1 Елисеева И.Ю. Обозначение жанра романа в русском языке XVIII века // Историко-культурный аспект лексикологического описания русского языка. М., 1991. Ч. 1. С. 134.
285
непосредственно, как необычайные, волшебные, сверхъестественные и тому подобные образы, но и как фантастическое начало в широком смысле слова, включающее особую сюжетную посылку, специфические параметры действия, а порой всего лишь общую авторскую установку на создание заведомо невозможной в реальности ситуации»1.
В связи с этим И. Егоров отмечает, что «мысль о романе как “обширном вымышленном повествовании”» актуализирует мотив вымышленности, что отличает романное повествование от популярных жанров «справедливой повести» и «истинной истории». Тем не менее признание вымышленного повествования значимым и полезным не было для культурного сознания последней трети XVIII в. простым одновременным актом, что заставляет авторов уверять читателя в подлинности происходящего и формирует «биполярность русской прозаической литературы»1 2. Документализация наррации является и эстетической установкой, «дабы иметь некоторый род удовольствия в употребляемом на чтение время, читатель должен себе представлять, что все повести справедливы, и все им в них читаемое в деле случилось»3. Критерием художественности становится не достоверность, а вероятность, типичность характеров и обстоятельств.
Согласно теории Т.Г. Автухович, ранний русский роман имел «полуриторическую-полупиитическую природу» и опирался на принципы риторики как создания телеологического текста, что моделирует условно-исторический фон и условный же любовный сюжет, неизменность характеров, тезисную основу сюжета (набор устойчивых идей как основа и логика сюжета как доказательство тезиса), отсюда - композицию как набор статичных эпизодов. Например, роман Ф. Эмина «Приключения Фемистокла» рассматривается как олитературенный риторический диалог, «Награжденная постоянность» - как многократно содержательно дублированная риторическая структура. Иными словами, признаётся, что первые оригинальные образцы русского романа появились во второй половине XVIII в., однако нарративная традиция древнерусской словесности подготовила становление данного жанра, что проявляется на
1 Ковтун Е.Н. Поэтика необычайного: Художественные миры фантастики, волшебной сказки, утопии, притчи и мифа (На материале европейской литературы первой половины XX века). М.: Изд-во Моск. ун-та, 1999. 306 с.
2 Билинкис М.Я. Русская проза XVIII века: Документальные жанры. Повесть. Роман. СПб., 1995. 104 с.
3 Егоров И. Проблема художественного вымысла и формирование жанра романа в русской литературе XVIII века // Русская проза эпохи Просвещения: новые открытия и интерпретации / под ред. Э. Малэк. Лодзь, 1996. 143 с. С. 22-26.
286
уровне типизации, сюжетики и совокупности повествовательных приёмов. Среди предпосылок возникновения жанра романа называются следующие: связь с документом, опора на устные свидетельства и письменные источники текстов самых распространённых жанров древнерусской словесности - летописей, житий, сказаний; компилятивный, синтетический характер текста; трансформация подхода к изображению внутреннего мира человека: от внебытового религиозно детерминированного и в этом ограниченного психологизма, сосредоточенного на внешнем проявлении чувств, до изображения максимально экспрессивных проявлений человеческих чувств и кризисов мировоззрения.
Первым оригинальным русским романистом принято считать Ф.М. Эмина (1735-1770). Биография этого выдающегося человека может являться основой для авантюрного романа, жанр которого он также актуализировал в своем творчестве. Отличительной чертой Эмина как романиста является использование жанровых моделей западноевропейского романа для наполнения ее сначала условным, а затем оригинальным русским содержанием. Первым произведением автора является «Награжденная постоянность, или Приключения Лизарка и Сарманды» (1763), затем выходят в свет «Приключения Фемистокла и разные политические, гражданские, философические, физические и военные его с сыном своим разговоры, постоянная жизнь и жестокость фортуны, его гонящей» (1763), «Бессчастный Флоридор, или История о принце Ракалькутском» (1763) и «Любовный вертоград, или Непреоборимое постоянство Камбера и Арисе-ны» (1763). В 1764 г. вышли его «Нравоучительные басни в прозе», «Горестная любовь маркиза Де Толедо» и наиболее известный роман Эмина, посвященный графу Г. Г. Орлову, «Непостоянная фортуна, или Похождения Мирамонда».
По справедливому замечанию В.П. Царевой, идея романов Эмина не исчерпывается стихией приключений и отсылками к современности, но обращается к «механике взаимодействия человека и обстоятельств»1 с целью выработки универсальной жизненной позиции, гармонической модели мира, рационального взаимодействия человека и окружающего мира, баланса духовного и биологического. Усвоение жанровых форм авантюрного, приключенческого, эпистолярного романа способствует их творческому переосмыслению. Форму романа в письмах реализует в своем творчестве сын Ф. Эмина Н.Ф. Эмин («Роза» (1788), «Игра судьбы» (1789)).
1 Царева В.П. Становление и развитие жанра романа в русской литературе 60-90-х гг. XVI11 в.: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Л., 1978. 21 с.
287
В романах М.Д. Чулкова (1743-1793) «Пересмешник, или Сла-венские сказки» (1789), («маленький роман» по Т.В. Мальцевой1), «Пригожая повариха, или Похождения развратной женщины» (1770) актуализирована национальная мифориторическая парадигма и «идея коловратности жизни»1 2. Полемичность образа Матроны, включение в роман элементов бытописания, обилие пословиц и поговорок как квинтэссенции народной мудрости, рациональное объяснение «коловратности» жизни работает на создание типического образа в типичных обстоятельствах. Кроме того, расхождение авторской риторики и риторики героини усложняет нарративную структуру текста. В романе «Пересмешник, или Славенские сказки» складываются основы нравоописательного романа, когда «частная жизнь героя в определенных обстоятельствах <...> связывает написанное с эмпирической реальностью, знакомой каждому читателю»3. Разрушение литературных канонов, ориентация на письменную лубочную литературу, «Письмовник» (1769) Н.Г. Курганова, русифицированные переводы «Тысячи и одной ночи» (1796) конструируют многоплановый нарратив, национальный колорит и отчасти социально типичных персонажей.
Национальную мифологическую систему воссоздает в «Краткой истории российского баснословия» М.И. Попов (1742 - 1780/91), более известный как переводчик, ассимилирующий западноевропейские образцы на русской культурной почве в сборнике «Досуги, или Собрание сочинений и переводов Попова» (1772). В «Славенских древностях, или Приключениях славенских князей» (1770-71), признаваемых Т.Е. Автухович4 романом, вымышленные герои в условном сказочном хронотопе анахроничны, но, как замечает В.П. Царева5, сам факт использования оригинального русского материала говорит о становлении самобытного романа. Национальная мифориторическая парадигма, тем не менее, конструируется средствами ориентальной нарративной традиции, что проявляется в красочных описаниях материального мира, рамочной композиции, синкретичном единстве мышления. О роли восточной повести в
1
' Мальцева Т.В. «Маленький роман» М.Д. Чулкова // Пушкинские чтения -2007: материалы XII Междунар. науч. конф. 6-7 июня 2007 г.: сб. ст. / под общ. ред. проф. В.Н. Скворцова. СПб.: ЛГУ им. А.С. Пушкина, 2007. С. 16-24.
2 Там же.
3 Фокина О.Н. Роман М.Д. Чулкова «Пересмешник»: специфика художественного повествования // Вестн. Новосиб. гос. ун-та. Сер. история, филология. 2007. Т.6. № 2. С. 68-74.
4 Автухович Т.Е. Риторика и русский роман XVI11 в.: Взаимодействие в нач. период формирования жанра: учеб. пособие. Гродно: Гродн. гос. ун-т, 1995. 185 с.
5 Царева В.П. Становление и развитие жанра романа в русской литературе 60-90-х гг. XVI11 в.: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Л., 1978. 21 с.
288
становлении жанровой системы прозы размышляет Т.И. Рожкова1, особо отмечающая переход от перевода к осмыслению и ассимиляции, а затем и создание оригинальных текстов ориентального начала в литературном процессе последних десятилетий XVIII в.
Роман «Обстоятельное и верное описание добрых и злых дел российского мошенника, вора и разбойника и бывшего московского сыщика Ваньки Каина» (1779), опубликованный М. Комаровым, базируется на протосхеме биографии знаменитого преступника Ивана Осипова (1718 - после 1756); тем не менее автора, очевидно, больше интересует не факт преступления, а его мотивы, в связи с чем документальность становится способом типизации. Текст возникает на стыке массовой низовой и передовой беллетристической литературы, что, как подчеркивает Л.В. Камедина1 2, является откликом на запросы аудитории. Роман показателен как образец реализации «минус-риторики» (Т.В. Автухович) - сниженные персонажи в сниженной среде, идея хаоса в противовес упорядоченности, отсутствие дидактизма.
Идея использования биографии как нарративной схемы в сочетании с традицией древнерусской агиографии реализуется в жанре «жития» («Житие господина ***» (1781) С.П. Колосова, «Житие графа Никиты Ивановича Панина» (1786) Д.И. Фонвизина, «Житие Федора Васильевича Ушакова» (1789) А.Н. Радищева). Кроме того, заимствование мемуарных форм характерно для «Похождений некоего россиянина, истинной повести, им самим написанной» (1790) П.З. Хомякова. Документализация наррации, смыкание автора и нарратора, использование актуального материала отражает стремление перейти от мифориторической парадигмы к бытописанию реальности.
Сборник В.А. Левшина (1780-1783) «Русские сказки» не только на долгое время стал источником тем и сюжетов для литераторов, но и отразил интерес автора к жанру утопии, являющейся генетическим «потомком» сказки («Новейшее путешествие» (1784), в которой впервые в русской литературе описан полет на Луну). В «Русских сказках» мотивировка действий условных былинных богатырей специфична как в силу синкретизма текста (элементы былинного эпоса, сказок, рыцарских романов и пр.), так и в связи с попыткой создать клишированный типический образ русского народа-богатыря. Поиски жанровой и содержательной матрицы оригинального русского романа Левшин продолжает в «Приключениях Любомира и Греми-
1
' Рожкова Т.И. Беллетристическая книга в литературном процессе последних десятилетий XVIII века: дис. ... д-ра филол. наук: 10.01.01. Омск, 2005. 318 с.
2 Камедина Л.В. Матвей Комаров и массовая литература XVIII века: дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. Л., 1984. 205 с.
289
славы» и в «Вечерних часах, или Древних сказках славян древлянских» (1787-1788), причем последний выдается за древнюю рукопись.
В целом романы Чулкова, Попова и Левшина Е.М. Дзюба признает мифогенными, в которых «использование архетипических образов, обращение к древней истории и современным авторам <...> дает право участвовать в процессе национальной идентификации России последней трети XVIII столетия»1.
Роман П.Ю. Львова «Российская Памела, или История Добродетельной поселянки» (1770-1825) обнаруживает полемичность уже на уровне заголовочного комплекса - открытая отсылка к знаменитому роману Ричардсона не является знаком «копирайта», но попыткой переосмыслить популярную сюжетную схему в российских условиях с определенной долей условности. Пасторальные сенти-менталистские мотивы обнаруживаются в повестях «Роза и Любим», «Алексис» и др.
Анонимный автор «Нещастного Никанора, или Приключения жизни российского дворянина господина Н***» (1775), повествуя о судьбе разорившегося дворянина, как создает панораму жизни России середины XVIII столетия, так и конструирует «протодиалектику души», показывая, что даже роль приживала не истребила в душе господина н****** добрых чувств. Взаимодействие документалистики и беллетристики в рассматриваемом романе отражает идею перехода от «’’украшенного” авторского повествования к пониманию вымысла как способа художественного (образного) мышления»1 2.
В 1794 г. выходит анонимная «Неонила, или Распутная Дщерь, справедливая повесть», отражающая генезис порока, влияние обстоятельств на характер человека. «Повесть» может рассматриваться как роман-воспитание, точнее, антивоспитание. Сходные мотивы обнаруживаются в романе А.Е. Измайлова «Евгений, или Пагубные следствия дурного воспитания» (1799).
Тем самым оригинальный русский роман, не имеющий готового жанрового канона, в своем генезисе отражает аспекты ориентации на западные образцы, актуализацию национальной мифориторической парадигмы, ассимиляцию нарративных форм документальной прозы и переход к реалистическому бытописанию, а через него к отражению типичного характера в типичных обстоятельствах.
1 Дзюба Е.М. Становление и развитие жанра романа в русской литературе 70-80-х годов XVIII века (мифогенный роман в творчестве М. Д. Чулкова, М. И. Попова, В. А. Левшина): автореф. дис. ... д-ра филол. наук. 10.01.01. М., 2006. 43 с.
2 Автухович Т.Е. Риторика и русский роман XVIII в.: Взаимодействие в нач. период формирования жанра: учеб. пособие. Гродно: Гродн. гос. ун-т, 1995. 185 с.
290
