Научная статья на тему 'Поэтика сновидения и поэтика перевода: к вопросу о критериях точности'

Поэтика сновидения и поэтика перевода: к вопросу о критериях точности Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
122
23
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Поэтика сновидения и поэтика перевода: к вопросу о критериях точности»

Т. Ф. Теперик

Поэтика сновидения и поэтика перевода: к вопросу о критериях точности

Далеко не все сны, изображённые в античной литературе, требуют особого толкования. Так, из шести снов гомеровского эпоса в интерпретации нуждается лишь один, из семи снов «Энеиды», - также один. У таких авторов, как Аполлоний Родосский и Лукан, эта пропорция уже иная: из трёх снов, содержащихся и в «Аргонавтике», и в «Фарсалии», уже два являются достаточно непонятными и загадочными. Правда, интерпретация подобных снов не всегда связана с особыми затруднениями, так как в эпическом действии смысл снов часто разъясняется по ходу самого сюжета. Однако, кроме семантики подобных сновидений, большое значение имеют их художественная роль в произведении, их поэтика, то есть то, как средства изображения связаны с изображаемым. Кроме того, немаловажное значение имеют и те обстоятельства, в силу которых тот или иной сон становится загадочным, т. е. то, что именно в нём является непонятным: его образы, сюжет или слова. Как правило, в эпосе загадочные сны - это как раз те, в которых слова отсутствуют, но присутствуют символические образы и действия.

Особенно интересен в этом отношении сон Медеи в «Аргонавтике» Аполлония Родосского. Хотя общий смысл этого сна, казалось бы, выглядит достаточно ясным, сон Медеи резко отличается от остальных снов, изображённых как в «Аргонавтике», так и в других эпических поэмах, прежде всего, обилием образов и сюжетов. Здесь и Ясон со своими спутниками, и отец Медеи, и другие родственники, здесь и сражение с быками, и помощь Медеи аргонавтам, и ссора между колхидянами и гостями, и бурное выражение эмоций. Неслучайно именно этот сон совершенно по-разному оценивался исследователями эллинистической поэзии. Так, Н. А. Чистякова интерпретирует сон Медеи как вещий, поскольку в нём «намечено всё её будущее, вплоть до предательства по отношению к родителям»1. М. Е. Грабарь-Пассек пишет о том, что Аполлоний «вместо

1 Аполлоний Родосский. Аргонавтика. Перевод, статьи и примечания Н. А. Чистяковой. М., 2001. С. 325.

обычных явлений богов и прорицателей даёт совершенно реальный сон (выделено нами - Т. Т.), в котором в фантастической форме Медея переживает то, что терзает её наяву; здесь под видом битвы с быками и столкновения между Аэтом и Ясоном изображена борьба в сердце Медеи между любовью к Ясону и верностью отцу»2. Эта позиция подкреплена и другим мнением М. Е. Грабарь-Пассек: «Очень реально описан страшный сон, который Медея видит в ночь после приезда греков: она должна выбрать между незнакомцем и отцом, она выбирает первого и от гневного крика отца просыпается: отражение её душевной борьбы во сне психологически верно и выгодно отличается от часто используемого мотива "вещего" сна»3. Эти два мнения как будто противоречат друг другу, так как первая точка зрения связывает сон Медеи с будущим, вторая - с настоящим. Какая из них ближе к истине? Чего больше в этом сновидении -психологизма или предсказания? Ясно, что такое различие в оценках связано с тем, как понимается их авторами содержание данного сновидения. И здесь перед нами тот случай, когда кроме научных взглядов исследователей, у нас есть их художественный перевод, где интерпретация смысла сновидения, основанная на том, как понимается ими греческий подлинник, также отражена, хотя и совершенно иначе, чем в их трудах. В переводе Н. А. Чистяковой4 сновидение Медеи выглядит так:

«А Медею крепкий сон от печали избавил,

Лишь в постель она прилегла. Однако же тотчас

Сон приснился ей огорчённой и начал тревожить

И обольщать. Чужеземец приснился. Свой подвиг, однако,

Начал он, не стремясь увести руно золотое,

И не ради него приплыл он в город Эета,

А захотел ввести ее в дом свой законной супругой.

Ей казалось, что битву с быками она начинает

И завершает успешно. Родители ей заявляют,

Что ему, а не ей запрягать быков надлежало.

Ссора взаимная вспыхнула между отцом и гостями.

К ней обратились они, сказав: всё будет, как скажешь.

Тут чужеземца она предпочла и родным изменила,

Тех ужасная скорбь обуяла, они закричали.

С криком сон покинул её. Поднялась она в страхе».

2 История греческой литературы. Под редакцией С. И. Соболевского, М. Е. Грабарь-Пассек, Ф. А. Петровского. М., 1960. С. 88.

3 История всемирной литературы. М., 1983. С. 416.

4 Аполлоний Родосский. Аргонавтика. С. 79.

Несколько иначе расставлены акценты в переводе М. Е. Гра-барь-Пассек:

«Только на ложе склонилась, как ей овладела дремота, Горе рассеяв, но тотчас обманчивый рой сновидений Страшный терзать её стал, как обычно бывает в печали. Мнилось ей, будто бы в битву с быками вступил чужестранец, Но не стремился он будто добиться руна золотого И не за ним он приехал в столицу владыки Аэта, Но для того, чтоб её как супругу свою молодую, В дом свой родимый ввести. И пригрезилось ей, что с быками Ради него она, в битву вступив, без труда их смирила. Выполнить слово своё отказались родители, должен Сам он быков был смирить, а не с помощью девушки; ссора Вспыхнула между отцом и пришельцем, и к ней обратились Оба, чтоб их рассудила, как ей её разум укажет. Вынесла в пользу пришельца решенье, отцом пренебрегши. Горем охвачены страшным, и мать и отец закричали С гневом и болью. От крика расселся сон, и Медея В страхе вскочила, шатаясь, за стены родимые спальни Робко хватаясь рукой».5

Нельзя не заметить, что во втором переводе этот сон выглядит более эмоциональным, что достигается, в первую очередь, акцентом на конкретной лексике («гнев и боль», «горе страшное», «дом родимый», Медея бьётся с быками «ради него»), в то время как первый перевод в этом отношении более нейтрален: «законная (а не «молодая») супруга», «заявляют», «завершает успешно», «надлежало», «предпочла», - эта лексика задаёт иной стилистический регистр в сравнении с экспрессивностью первого перевода. Такие отличия, конечно, не могут быть случайными, они, несомненно, являются следствием поэтики перевода в каждом из двух случаев. В первом переводе основной акцент сделан на художественности, во втором - на точности6. Как это согласуется с мнением авторов обоих переводов, выраженными ими в научной прозе? На наш взгляд, самым прямым образом.

5 История греческой литературы. С. 88.

6 Точность и художественность, или, иначе, «творческий подход» и «буквализм» - термины, в которых специалистами по теории и истории перевода характеризуются две основные переводческие концепции. См. Н. К. Гарбовский Теория перевода. М., 2004. Е. Г. Эткинд. Русские поэты-переводчики от Тредиаковского до Пушкина. Л., 1973. П. М. Топер. Перевод в системе сравнительного литературоведения. М., 2000

Вещий сон, т.е. сон, в котором есть лишь указание на будущие события, более объективен, более индифферентен по отношению к чувствам и настроениям увидевшего сон человека, в то время как в психологическом сне в первую очередь реализованы именно они: чувства и эмоции сновидца. Однако в данном случае позиции исследователей на самом деле не столько противоречат друг другу, сколько дополняют друг друга, поскольку в сновидении Медеи, безусловно, есть и вещий смысл, но в нём определённым образом реализовано и настоящее. С одной стороны, сон Медеи свидетельствует о том, что с ней происходит. Но он же говорит и о том, что с ней произойдёт. Именно это, в отличие от Гомера, и стало основной чертой онейротопики Аполлония: соединение в одном сновидении психологизма и вещего смысла7. Для авторов переводов важным было выделить что-то главное, что-то основное, в соответствии как с переводческой концепцией, так и со своими научными представлениями. Но тот, кто стремится исследовать поэтику сновидения, онейрото-пику8, обязан не только учитывать такого рода различия в подходах, но, по возможности, и дать им объяснение. Поэтому нельзя недооценивать тот факт, что избранная в каждом конкретном случае поэтика перевода является одним из важнейших факторов, определяющих и смысл переводимого текста. И если этот смысл является достаточно многозначным, что особенно касается снов с символическим содержанием, то именно поэтика перевода в ряде случаев способна стать одним из необходимых коррелятов для определения смысла сновидения. Когда смысл сна особенно загадочен, то именно перевод может стать одной из наиболее важных форм его интерпретации. И если эти интерпретации у разных переводчиков одного и того же текста существенно различаются, то лишь потому, что содержание сновидения это допускает. В таком случае анализ поэтики перевода, являющегося одним из критериев определения смысла снов, может быть особенно важным. Поэтому при анализе поэтики сновидения самое пристальное внимание должно быть уделено и поэтике перевода.

7 Т. Ф. Теперик. Поэтика сновидений в «Аргонавтике» Аполлония Родосского. Филологические науки, 2007. № 4 (в печати).

8 Т. Ф. Теперик. О поэтике литературных сновидений // Русская словесность, 2007. № 3. С. 15.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.