CC BY
11
том», в дальнейшем расширив свою семантику, стало употребляться в значении «любой инструктаж» [6, с. 145-146].
Таким образом, процесс определения языковой и социолингвистической сущности языка американского народа (включая его терминологическое название) в течение своего становления и развития испытал на себе влияние разных лингвистических школ, толкований и интерпретаций. Не на все вопросы получены ответы вплоть до настоящего времени.
Библиографический список
Это означает, что это динамично развивающийся и меняющийся феномен, широко известный как American English, еще долго останется объектом научного интереса языковедов разных профилей.
Проведенное нами исследование позволило осуществить более системное представление этимологических и социолингвистических предпосылок становления американского варианта английского языка и формирования его базовых особенностей.
1. Швейцер А.Д. Социальная дифференциация английского языка в США. Москва: Наука, 1983.
2. Дубенец Э.М. Лексикология современного английского языка. Москва: Глосса-Пресс, 2002.
3. Волошин Ю. Общий американский сленг: состав, деривация и функция (аспект). Краснодар: КубГУ 2000.
4. Широких В.М. Лингвострановедческая окрашенность общественно-политической лексики американского варианта английского языка. Диссертация ... кандидата филологических наук. Москва, 1998.
5. Аполлонова Л.И. Особенности лексико-семантической системы американского варианта английского языка. Диссертация ... кандидата филологических наук. Санкт-Петербург, 1999.
6. Акопян Ю.А. Лексико-семантические особенности американского варианта английского языка. Автореферат диссертации ... кандидата филологических наук. Москва, 2003.
7. Гуральник Т.А. Особенности молодежного сленга в американском варианте современного английского языка. Семантика и прагматика языка в диалоге культур. Самара: Издательство Самарского госуниверситета, 1999: 61 - 67.
References
1. Shvejcer A.D. Social'naya differenciaciya anglijskogo yazyka v SShA. Moskva: Nauka, 1983.
2. Dubenec 'EM. Leksikologiya sovremennogo anglijskogo yazyka. Moskva: Glossa-Press, 2002.
3. Voloshin Yu. Obschij amerikanskij sleng: sostav, derivaciya i funkciya (aspekij. Krasnodar: KubGU, 2000.
4. Shirokih V.M. Lingvostranovedcheskaya okrashennost obschestvenno-politicheskoj leksiki amerikanskogo varianta anglijskogo yazyka. Dissertaciya ... kandidata filologicheskih nauk. Moskva, 1998.
5. Apollonova L.I. Osobennostileksiko-semanticheskojsistemy amerikanskogo varianta anglijskogo yazyka. Dissertaciya ... kandidata filologicheskih nauk. Sankt-Peterburg, 1999.
6. Akopyan Yu.A. Leksiko-semanticheskie osobennosti amerikanskogo varianta anglijskogo yazyka. Avtoreferat dissertacii ... kandidata filologicheskih nauk. Moskva, 2003.
7. Gural'nik T.A. Osobennosti molodezhnogo slenga v amerikanskom variante sovremennogo anglijskogo yazyka. Semantika i pragmatika yazyka v dialoge kul'tur. Samara: Izdatel'stvo Samarskogo gosuniversiteta, 1999: 61 - 67.
Статья поступила в редакцию 07.07.22
УДК 821.411.21
Gadzhimuradova T.E., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Dagestan State University (Makhachkala, Russia), E-mail: taiba1970@mail.ru
Kebedova Sh.A., student, Dagestan State University (Makhachkala, Russia), E-mail: shaima0511@mail.ru
THE POETICS OF URBAN SPACE IN NAGUIB MAHFOUZ'S NOVEL "THE WAY". The article examines the poetics of the chronotope of the novel "The Way" by the Egyptian writer of the twentieth century, Nobel Prize winner Naguib Mahfouz. The work belongs to the novel cycle of philosophical (intellectual) novels. It traces the ideological roll call with the novel by F.M. Dostoevsky "Crime and Punishment" (the scheme of "double murder", communication between a lawyer and a prisoner, the ideas of "freedom, dignity and peace", which are tested in a metaphorical way). Special attention is paid to the chronotope of urban space, which, compacting and contracting, sets a special rhythm, dynamics of processes. Events unfold quickly in the context of the material and subject characteristics of objects (hotel, cafe, train station, river, pier, etc.), the proximity of each other in spatial terms ensures the speed of events in the novel. The work compares two loci - provincial Alexandria and metropolitan Cairo. The city in the novel carries a stable semantic and symbolic load. The concept of the "path", embedded in the name itself, is complicated by the idea of testing the hero by the city.
Key words: modern Egyptian literature, philosophical novel, worldview, the problem of time and space, hero, problematics, plot construction.
Т.Э. Гаджимурадова, канд. филол. наук, доц., ФГБОУ ВО «Дагестанский государственный университет», г. Махачкала, E-mail: taiba1970@mail.ru
Ш.А. Кебедова, студент, ФГБОУ ВО «Дагестанский государственный университет», г. Махачкала, E-mail: shaima0511@mail.ru
ПОЭТИКА ГОРОДСКОГО ПРОСТРАНСТВА В РОМАНЕ НАГИБА МАХФУЗА «ПУТЬ»
В статье рассматривается поэтика хронотопа романа «Путь» египетского писателя ХХ века, лауреата Нобелевской премии Нагиба Махфуза. Произведение относится к романному циклу философских (интеллектуальных) романов. В нём прослеживается мировоззренческая перекличка с романом Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» (схема «двойного убийства», общение адвоката и заключенного, идеи «свободы, достоинства и мира», которые проверяются в метафорическом пути). Особое внимание уделяется хронотопу городского пространства, которое, уплотняясь и сжимаясь, задаёт особый ритм, динамику процессам. События разворачиваются быстро в контексте материально-предметных характеристик объектов (гостиница, кафе, вокзал, река, причал и др.), близость которых друг к другу в пространственном выражении обеспечивает скорость событий в романе. Интересным представляется сопоставление двух локусов - провинциальной Александрии и столичного Каира. Город в пространстве романа несёт устойчивую смысловую и символическую нагрузку. Концепция «пути», заложенная в самом названии, осложняется идеей испытания героя городом.
Ключевые слова: современная египетская литература, философский роман, мировоззрение, проблема времени и пространства, герой, проблематика, сюжетостроение.
Творчество Нагиба Махфуза, его романные циклы отражают наиболее значимые этапы в истории египетского общества. Поиск ответов на главные вопросы, поставленные временем перед каждой конкретной личностью и человечеством в целом, определил обращенность Н. Махфуза к жанру философского, или интеллектуального романа. В романных циклах 60-х гг тема «пути» ведущая. Первым в этой серии стал роман «Вор и собаки», в котором угадывается мировоззренческая перекличка с романом Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание». От непосредственного изображения реальности героя писатель переходит к воспроизведению его самосознания («поток мысли»), «действительности второго порядка» (М.М. Бахтин). Поиски пути осуществления идеи «свободы, достоинства и мира» легли в основу ещё одного интеллектуального романа
Махфуза - «Путь» [1], в котором тоже живет интертекст Ф. Достоевского (схема «двойного убийства», общение адвоката и заключенного, и идеи, которые лежат в основе преступления). Идея, которой живет герой, рассматривается с разных ракурсов, проверяется моралью. В конце концов, самим ходом повествования доказывается её ложный характер, ошибочный (неверный) выбор жизненного пути, мировоззренческих и идеологических установок [1-4].
Актуальность темы исследования определяется значимостью художественного наследия египетского писателя как неотъемлемой части процесса становления и развития в целом жанра романа в арабской литературе и его философской разновидности в частности. Проблема хронотопа в романе Нагиба Махфуза «Путь» относится к числу малоизученных аспектов исследования.
Цель данной статьи - рассмотреть поэтику городского пространства в философском (интеллектуальном) романе Нагиба Махфуза «Путь».
Задачи статьи:
1) провести анализ топографии романа, его пространственных координат как проекции внутреннего мира героя;
2) рассмотреть смысловой и символический аспект городского пространства, представленного двумя различными локусами - столичного города и периферийного пространства провинции.
Научная новизна проведенного исследования определяется значимостью изучения малоисследованного аспекта творчества Нагиба Махфуза - особенностей хронотопа в романе «Путь».
Теоретическая значимость материала заключается в анализе философского (интеллектуального) романа Нагиба Махфуза «Путь», в рассмотрении одного из аспектов исследования - проблемы художественного пространства и времени в романе.
Практическая ценность работы заключается в том, что материал статьи может быть использован при подготовке общих курсов по литературе стран изучаемого языка. Результаты исследования могут быть полезны при изучении творчества Нагиба Махфуза, его романных циклов.
Материалом исследования послужили научно-критические статьи о творчестве Нагиба Махфуза, роман «Путь».
Сюжет романа Нагиба Махфуза «Путь» отличается простотой и сводится к следующему: смерть матери главного героя Сабира, её предсмертные слова о существовании отца, на поиски которого отправляется герой; встреча с двумя женщинами; тщетность поисков; денежные проблемы, которые заставляют героя принять предложение Керимы убить её мужа-старика; убийство самой Керимы (двойное убийство); арест, тюрьма и ожидание приговора [1].
Метафорический путь, который проходит герой, несет идею вечного поиска себя, смысла жизни, собственного предназначения. Одновременно свидетельствует о состоянии потерянности, одиночества и невозможности удержаться от зла. Современный человек всегда на перепутье, в споре с самим собой, с оглядкой на прошлое, с растерянностью и боязнью нравственного выбора.
Знакомство с героем начинается с описания проводов в последний путь его матери. И теперь герою предстоит узнать жизнь такой, какая она есть - со всеми трудностями, заботами о пропитании и др. «Один, без средств, без работы, без родных < . .> с сегодняшнего дня ему требуется обеспечить своё существование» [1, с. 1].
Мать жила любовью к сыну: «Для тебя добыла это красивое жильё подальше от всех моих делишек». Постоянно посылала ему средства, «чтобы ходил ногами по деньгам» [1, с. 2]. Чувствуя, что из неё уходит жизнь, последние силы, переживает за сына, который остается без средств к существованию. Понимая, что не в состоянии ему уже быть полезной, видит только один выход из положения - Сабир должен её покинуть и встретиться с отцом, который, оказывается, жив, в то время как мать его давно «похоронила», ещё до того, как родился сын [1, с. 3]. Возможная встреча с отцом вселяла надежду на другую жизнь - «подобие той счастливой жизни», что дала ему мать.
«Впрочем, сам увидишь, что ты - вылитый он» [1, с. 4]. Понимая, что у сына остается мало средств, мать советует ему поспешить с поисками отца («можно в трубу вылететь, пока его разыщешь»). Она рассчитывает, что «под крылышком <отца> сын найдет почет и уважение, избавится от унизительной зависимости от кого бы то ни было, устроится на работу... Не придется тебе становиться ни вымогателем, ни преступником» [1, с. 4]. Последние минуты общения с матерью обрывками вечности остались в нём. И определили его дальнейший путь, неустанные поиски отца. Однако самым важным советом матери он пренебрег - уметь справляться со своим эмоциями, избегать злости, не распускать кулаки, чтобы её трагический опыт стал для него уроком. Труд, семья, честь, библейские заповеди, регулирующие человеческие отношения, - всё это невозможно отменить и запретить. Если эти законы рушатся или ими пренебрегают, как это случилось с Сабиром, гибнут и физическое тело, и душа. Чудеса, на которые рассчитывала мать, не наступят без труда и уважения друг к другу. Зло и подозрения рождают только зло и подозрение [2, с. 163]. Эгоцентризм, нежелание задуматься, более углубленно взглянуть на свою жизнь стали причиной морального краха героя.
Всё смешалось в сознании Сабира: «Мать, голос которой ещё слышится в ушах, умерла. Мертвый отец воскрес». Сам себя он ощущает банкротом, преследуемым прошлым, запятнанным проституцией и преступлением, рассчитывающим уже с помощью отца обрести «благочестие, свободу и покой» [1, с. 4]. Сабир взялся за поиски отца. Много времени ушло на его розыски в родном городе. Показательна фраза: «Глаза устали от поиска, от напряженного вглядывания в лица прохожих» [1, с. 5]. И её повтор. По прошествии долгого времени «глаза устали от изучения встречных лиц.». Сабир потерял чувство времени, преследуя только одну цель - найти отца.
Поиски в Александрии ничего не дали. Сабир прощается с городом в пасмурный осенний день, «под гигантским зонтом туч». И это непросто расставание с городом, в котором родился и жил, но и с матерью, своими воспоминаниями. «Простился глубоким вздохом сожаления» [1, с. 6], чтобы больше никогда в город детства не вернуться.
Александрия является частью периферийного пространства, усложняющего структуру произведения и дающего необходимую характеристику герою, отражая его прошлое, то, что формировало в нем характер, жизненные установки
и др. Находясь вдали от родного дома, Сабир скучает по нему, по безмятежной картине домов, синеве моря, александрийскому воздуху, полному «неповторимого очарования» [1, с. 8]. Только на улице Св. Даниила были материнская любовь и достаток, «деньгам тогда не знали цену». Мать Сабира говорила: «Жизнь прекрасна, а ты её цветок». И хотя Сабир догадывался, каким образом мать зарабатывала эту «прекрасную жизнь», он подчинился ей «как источнику <своего> благополучия». Матери не стало, иссяк источник. Дом на улице Св. Даниила остался в памяти лоскутом былого счастья, «прекрасной жизни».
Воспоминания о доме часто посещают героя. Размышляя о своём отношении к религии, предаваясь мыслям о Создателе и Хранителе всего сущего, Сабир замечает, что «религия не играла сколько-нибудь существенной роли в его жизни. Дом на улице Св. Даниила не стал свидетелем ни одного религиозного обряда -словно пристанище неверных» [1, с. 13].
Дом не отпускает героя. «Пристанище неверных», сформировав в нём жизненные установки, определило всю его дальнейшую судьбу. И девушка из прошлого стала причиной его гибели - и нравственной, и физической. Локус дома несёт две идеи - одна связана с его восприятием как обители одинокой души, убежища от тягот жизни, места достатка и спокойствия, а другая изображает дом как «пристанище неверных», притон, вертеп. И эта его вторая сущность (ипостась) оказалась более сильной. Сабир вернулся к тому, от чего бежал. Он вновь среди тех, смердящий запах которых в начале повествования не давал ему покоя, вызывая отвращение и тошноту. Он бежал из притонов, чтобы в конце концов стать убийцей, попасть в тюрьму и ждать приговора. Кажется, что развязка эта неслучайна. Не один раз герой думает, что после «погони за неведомым во мраке» остаётся только одно - избрать профессию своей матери, стать «орудием в руках людей ночного бизнеса» [1, с. 16]. Фактически он остается среди тех, от кого бежал. В мыслях он продолжает жить во мраке, и только мечты об отце -единственный просвет в его существовании. Город становится пространством безвозвратно утраченной гармонии и одновременно надежды, что с отцом любое место на земле будет раем. В конце повествования выясняется, что отец жил в Александрии в то время, как сын безуспешно пытался его найти.
У каждого героя романа свой маршрут, внутри которого легко выделить ряд значимых семиотически наполненных локусов, перемещения между которыми метафорически выражают человеческую жизнь, нравственные поиски и переломные периоды. В Александрии это дом, облик и убранство которого во времени меняются так же, как сам герой; кладбище как место расставания с любимым человеком; «подходящее место для скорбящих» кабак «Каннар», в котором Сабир работал сутенёром [1, с. 5].
Основные события романа разворачиваются в Каире, большом городе, который встретил Сабира суетой вокзала, оглушил его своим темпом, многолюдностью. Отчего усилилось чувство отчуждения и захотелось вернуться домой, в Александрию, в благословенную тишину, покой и уютное очарование провинциального городка. Но это видимость. За тишиной и покоем скрываются пороки. В самый трагический для героя день ухода матери из жизни его окружают «торговцы наркотиками, вымогатели, альфонсы, сутенеры» [1, с. 1], «подонки», дело которых «ещё придёт». Исход из города мог стать спасением, бегством от пороков. Однако переезд из одного города в другой не может принести герою спасение, а кидает его в ещё большую трясину, толкая на путь, ведущий к погибели.
«Город провоцирует человека на поступки, генерирует события, необратимые, а потому судьбоносные.» [3]. Символы опасности, которых много в городском пространстве, преследуют человека на всем его пути. Среди них фатально действующие силы. В романе это полиция, прокуратура, символизирующие необратимость содеянного (преступления) и наказания. Город испытывает человека на прочность, нравственную прежде всего. Здесь сложно удержаться от соблазнов, пороков и болезней цивилизации. Не каждый вынесет это испытание. Кто-то выйдет из города в новую жизнь обновленным, многое осознавшим. А кому-то, как Сабиру, осознание может прийти слишком поздно, у врат ада, и обратного пути нет.
Пространство и время в городе, уплотняясь и сжимаясь, задают особый ритм, динамику процессам. События разворачиваются быстро в контексте материально-предметных характеристик объектов (гостиница, кафе, вокзал, река, причал и др.), близость которых друг к другу в пространственном выражении обеспечивает скорость событий и реакцию на них со стороны карающих органов.
Интересным представляется ещё одно сопоставление двух городов в романе. Александрия - морской город, ночные бризы над которым разносят тлетворное, застоявшееся, лишённое жизни в его закоулках и барах. Каир - суровый город, особенно зимой. «Здесь небесная музыка не звучит. До чего же тесно на его улицах, в магазинах». Город представляется одним большим рынком, где «теснятся людские тела и автомобили» [1, с. 25].
Образ города становится стержнем сюжетного повествования. В городе, в суете, в его бешеном ритме нет времени остановиться, задуматься, дать оценку своим мыслям и поступкам. Именно в городе возможен переход из одного душевного состояния в другое, потеря себя, трансформация, обретение нового. «Город укрывает человека в себе, но герой должен его покинуть, выйти из города для совершения путешествия, подвига, для испытания и посвящения, чтобы потом вернуться обратно преображенным и совершенным» [3]. Но этого, однако, не происходит с героем Махфуза. Выйдя из пространства провинциального города, он попадает в город более порочный.
В городском пространстве основные события разворачиваются в гостинице, которая бытует в горизонтальной плоскости, выступая местом средоточия самых разных людей со своей судьбой, наклонностями, на время оказавшихся рядом друг с другом. Ещё задолго до преступления Сабир при виде гостиницы испытывает чувство «безликости и тюремной тоски» [1, с. 25]. «Задворки мира», -как сказал один из постояльцев. Отношения Сабира с Керимой начинаются тоже в гостинице, уже в самом начале неся в себе идею временности, нестабильности, опасности и обязательного расставания. Здесь всё тесно, узко, бедно, мрачно. - всё это характерные черты гостиничного пространства - холодного и неуютного. Хозяйка гостиницы, встреча с которой оказалась судьбоносной для героя, определила его нравственное падение, сделала из него убийцу. По мысли Сабира, она была родом из Александрии, та самая девушка из прошлого «с солёным морским налётом на коже». И она же вызывает сложную ассоциацию -«небо в тучах: вот-вот нагрянет гром и заполыхают молнии, хлынет ливень. Но она же и любимое небо Александрии» [1, с. 24]. Керима - олицетворение родного города, его ночных приключений, жестоких драк. В ней, как и в нём, кипят «первобытные инстинкты и необузданные страсти» [1, с. 24].
Гостиница одновременно отражает пространственную определённость (рядом с вокзалом) и образно изображает жизнь, в которой сложно найти своё место герою. И в жизни, и в гостинице нет близких, родных, друзей, налаженного быта, желания окружить себя красотой. Всё временно и непостоянно. Только дом может стать духовно-родственным пространством, но его Сабир потерял. В любом другом месте он ощущает своё одиночество, отчужденность от окружающего мира, враждебность пространства. В гостинице после совершенного Сабиром преступления - убийства дядюшки Халиля - «запах смерти прогнал многих постояльцев», «в салоне холодно, как в могиле» [1, с. 38].
Неудачные попытки найти отца будто всякий раз отбрасывали Сабира назад, «без проблеска надежды» [1, с. 16]. Каир стал для Сабира городом страданий и утраченных надежд. Автор неоднократно повторяет, что память героя всё чаще возвращает его в Александрию, где было всё доступно, и «мир прекрасен, а ты - его цветок» [1, с. 16].
Перемены в погоде тоже напоминают об Александрии. «Осенние тучи, плывущие из Александрии, рассеиваются, не успев омрачить каирского неба» [1, с. 15]. Бесцельно бродя по улицам, не находя себе покоя, Сабир вдруг заметил «над зданием Верховного Суда огромный зонт тучи». Этот образ связан с воспоминаниями об Александрии, где большие тучи ассоциировались «с гигантским зонтом туч» [1, с. 6]. «Он очнулся и подумал: это дыхание Александрии. Сердце сдавила грусть» [1, с. 32].
Совершив преступление, убив дядюшку Халиля, хозяина гостиницы, Сабир понимает, что нет дороги к прежней жизни. «Все пути для меня перекрыты. Но мне следует вернуться в свой город. Буду искать любую работу или покончу с собой» [1, с. 34]. Путь начинается от родного порога и им же заканчивается, пусть даже в мечтах. Не один раз Сабир задается вопросом и сам же отвечает на него: «Уехать в Александрию? Сама мысль об этом - безумие» [1, с. 32].
Бытуя в плоскости города, герои не в состоянии преодолеть собственной отчужденности, обособления, взаимного непонимания, разобщенности друг с другом, одиночества. На всем протяжении повествования ведущей является напряженная атмосфера. Особенно она заметна в описании вынашивания плана убийства, его совершения. Страхи, сомнения заставляют героя плутать по городу, искать пристанище.
Библиографический список
В обрисовке городского пространства отсутствуют пейзажи, из-за чего описание кажется бездушным, мертвым, повергнутым в мрак. Эмоционально насыщенными становятся «переходные» точки, которые заставляют всякий раз самоопределяться, искать направление поисков, стратегию пути. На нравственном уровне разрешается конфликт между жизнью и смертью в «переходных» пространственных координатах.
Среди героев есть те, кто не гибнет в городе, не покоряется обстоятельствам, сохраняет свои силы, веру, достоинство, поднимаясь над всем рутинным, затхлым, удушающим, в нравственном плане оказываясь много выше главного героя. Это прежде всего Ильхам, которая олицетворяет разумность, веру в жизнь, внутреннюю гармонию.
Показательно, что материальное и духовное начала, не переставая, борются в Сабире через образы двух женщин, в которых он влюблен, в каждую по-своему. В одной (Керима) его привлекает земное, плотское, физическое, чувственное начало (влечение). В другой (Ильхам) и через другую с ним говорит Бог
В романе в одной плоскости сосуществуют три плана повествования - прошлое, настоящее, будущее. Отсюда ощущение отсутствия хронологической последовательности, так как в настоящее попеременно вторгаются реминисценции из прошлого и возможные перспективы, как только герой обретет отца. Саййед не случайно остается незримым для героя. Хотя на переправе через реку, возможно, Сабир и видел его, как отблеск, луч надежды. А дальше - темнота, «мрак цвета смерти», «мрак могилы» [1, с. 23]. Всё, связанное с преступлением, окутано мраком: «удушливый мрак потерянности и пустоты», «кромешный мрак» [1, с. 30] и «огромное всеобъемлющее молчание» [1, с. 30] на пути к «адской цели» - убийству, которое «лучше страданий, терпения, напрасного ожидания и бесплодных поисков» [1, с. 30].
После преступления Сабир отправляется на лодочную пристань. Река -ещё один локус в романе, имеющий семантическую нагруженность, как «граница света и потустороннего мира» [5, с. 718], как амбивалентное начало, символизирующее райские реки и реки ада [5, с. 720]. Тьма, мрак на берегу, и он же «в бездонном небесном колодце», где только «тьма и почти космический холод» [1, с. 31]. На границе между землей и водой, у моста, происходит встреча Сабира и отца. Как вспышка среди темноты, кромешного мрака встреча у светофора с отцом, для которого всегда и везде зелёный сигнал - путь открыт. Попытка догнать лимузин, на котором уезжал отец, оказалась безуспешной. «Разрыв между ними неотвратимо увеличивался, пока лимузин не скрылся с глаз» [1, с. 31]. Совершенное Сабиром преступление отвратило от божьего промысла, сделало неминуемым разрыв с Богом, который не вмешивается в дела своих детей. Наделив их силой, упорством, умениями, Он дал человеку свободу выбора, в том числе жизненного пути и нравственных ориентиров.
Финал романа открытый. Писатель не теряет веры в человека, его неиссякаемые жизненные ресурсы. «Сабир всё потерял, осталась только виселица». Возможно, опустившись на самое дно жизни, именно с этого дня герой начнет восхождение, душа потянется к свету, пройдя через очищение и преображение.
Таким образом, приходим к выводу: топография романа, его пространственные координаты, образы, универсалии становятся проекциями внутреннего мира героя. Город в пространстве романа несёт устойчивую смысловую и символическую нагрузку. Концепция «пути», заложенная в самом названии, осложняется идеей испытания героя городом. В свою очередь, периферийное пространство провинции расширяет координаты романа, усложняя его структуру.
1. Буянов М. Возвращение к стабильности. Литературная Грузия. 1989; № 3: 163.
2. Гурин С.П. Образ города в культуре. Метафизические и мистические аспекты. Available at: http://www.comk.ru/HTML/gurin_doc.htm
3. Махфуз Н. Путь: Роман. Available at: https://mybook.ru/author/nagib-mahfuz/put-6/
4. Мухаммед Фади Ахмед Фарид Али. Интеллектуальный роман в творчестве Нагиба Махфуза («Вор и собаки» и «Путь»). Автореферат диссертации ... кандидата филологических наук. Москва, 1995. Available at: https://cheloveknauka.com/intellektualnyy-roman-v-tvorchestve-nagiba-mahfuza-vor-i-sobaki-i-put
5. Энциклопедический словарь символов. Автор-составитель Н.А. Истомина. Москва, 2003.
References
1. Buyanov M. Vozvraschenie k stabil'nosti. Literaturnaya Gruziya. 1989; № 3: 163.
2. Gurin S.P. Obraz goroda v kul'ture. Metafizicheskie imisticheskie aspekty. Available at: http://www.comk.ru/HTML/gurin_doc.htm
3. Mahfuz N. Put': Roman. Available at: https://mybook.ru/author/nagib-mahfuz/put-6/
4. Muhammed Fadi Ahmed Farid Ali. Intellektual'nyjroman v tvorchestveNagiba Mahfuza («Vorisobaki» i«Put'»). Avtoreferat dissertacii ... kandidata filologicheskih nauk. Moskva, 1995. Available at: https://cheloveknauka.com/intellektualnyy-roman-v-tvorchestve-nagiba-mahfuza-vor-i-sobaki-i-put
5. 'Enciklopedicheskij slovar' simvolov. Avtor-sostavitel' N.A. Istomina. Moskva, 2003.
Статья поступила в редакцию 11.06.22
УДК 821.411.21
Gadzhimuradova T.E., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Dagestan State University (Makhachkala, Russia), E-mail: taiba1970@mail.ru
Magomedova P.N., student, Dagestan State University (Makhachkala, Russia), E-mail: hjkf292@gmail.com
POETICS OF IMAGERY OF THE NOVEL "AL-AMIN AND AL-MAMUN" GIRJI ZEIDAN. The article examines the figurative system of the novel "Al-Amin and al-Mamun" by the Arab writer, one of the founders of the genre of historical novel in Arabic literature, Girji Zeidan. This novel, together with two other novels of the historical series - "Abu Muslim al-Khorasani" and "Al-Abbas, the sister of ar-Rashid" - is the story of the caliphate, more precisely, the coming to power, strengthening and beginning of the decline of the Abbasid caliphal dynasty. The main characters of the novel are historical figures whose fate, worldview, and relationships with each
