CC BY
20
В городском пространстве основные события разворачиваются в гостинице, которая бытует в горизонтальной плоскости, выступая местом средоточия самых разных людей со своей судьбой, наклонностями, на время оказавшихся рядом друг с другом. Ещё задолго до преступления Сабир при виде гостиницы испытывает чувство «безликости и тюремной тоски» [1, с. 25]. «Задворки мира», -как сказал один из постояльцев. Отношения Сабира с Керимой начинаются тоже в гостинице, уже в самом начале неся в себе идею временности, нестабильности, опасности и обязательного расставания. Здесь всё тесно, узко, бедно, мрачно... - всё это характерные черты гостиничного пространства - холодного и неуютного. Хозяйка гостиницы, встреча с которой оказалась судьбоносной для героя, определила его нравственное падение, сделала из него убийцу. По мысли Сабира, она была родом из Александрии, та самая девушка из прошлого «с солёным морским налётом на коже». И она же вызывает сложную ассоциацию -«небо в тучах: вот-вот нагрянет гром и заполыхают молнии, хлынет ливень. Но она же и любимое небо Александрии» [1, с. 24]. Керима - олицетворение родного города, его ночных приключений, жестоких драк. В ней, как и в нём, кипят «первобытные инстинкты и необузданные страсти» [1, с. 24].
Гостиница одновременно отражает пространственную определённость (рядом с вокзалом) и образно изображает жизнь, в которой сложно найти своё место герою. И в жизни, и в гостинице нет близких, родных, друзей, налаженного быта, желания окружить себя красотой. Всё временно и непостоянно. Только дом может стать духовно-родственным пространством, но его Сабир потерял. В любом другом месте он ощущает своё одиночество, отчужденность от окружающего мира, враждебность пространства. В гостинице после совершенного Сабиром преступления - убийства дядюшки Халиля - «запах смерти прогнал многих постояльцев», «в салоне холодно, как в могиле» [1, с. 38].
Неудачные попытки найти отца будто всякий раз отбрасывали Сабира назад, «без проблеска надежды» [1, с. 16]. Каир стал для Сабира городом страданий и утраченных надежд. Автор неоднократно повторяет, что память героя всё чаще возвращает его в Александрию, где было всё доступно, и «мир прекрасен, а ты - его цветок» [1, с. 16].
Перемены в погоде тоже напоминают об Александрии. «Осенние тучи, плывущие из Александрии, рассеиваются, не успев омрачить каирского неба» [1, с. 15]. Бесцельно бродя по улицам, не находя себе покоя, Сабир вдруг заметил «над зданием Верховного Суда огромный зонт тучи». Этот образ связан с воспоминаниями об Александрии, где большие тучи ассоциировались «с гигантским зонтом туч» [1, с. 6]. «Он очнулся и подумал: это дыхание Александрии. Сердце сдавила грусть» [1, с. 32].
Совершив преступление, убив дядюшку Халиля, хозяина гостиницы, Сабир понимает, что нет дороги к прежней жизни. «Все пути для меня перекрыты. Но мне следует вернуться в свой город. Буду искать любую работу или покончу с собой» [1, с. 34]. Путь начинается от родного порога и им же заканчивается, пусть даже в мечтах. Не один раз Сабир задается вопросом и сам же отвечает на него: «Уехать в Александрию? Сама мысль об этом - безумие» [1, с. 32].
Бытуя в плоскости города, герои не в состоянии преодолеть собственной отчужденности, обособления, взаимного непонимания, разобщенности друг с другом, одиночества. На всем протяжении повествования ведущей является напряженная атмосфера. Особенно она заметна в описании вынашивания плана убийства, его совершения. Страхи, сомнения заставляют героя плутать по городу, искать пристанище.
Библиографический список
В обрисовке городского пространства отсутствуют пейзажи, из-за чего описание кажется бездушным, мертвым, повергнутым в мрак. Эмоционально насыщенными становятся «переходные» точки, которые заставляют всякий раз самоопределяться, искать направление поисков, стратегию пути. На нравственном уровне разрешается конфликт между жизнью и смертью в «переходных» пространственных координатах.
Среди героев есть те, кто не гибнет в городе, не покоряется обстоятельствам, сохраняет свои силы, веру, достоинство, поднимаясь над всем рутинным, затхлым, удушающим, в нравственном плане оказываясь много выше главного героя. Это прежде всего Ильхам, которая олицетворяет разумность, веру в жизнь, внутреннюю гармонию.
Показательно, что материальное и духовное начала, не переставая, борются в Сабире через образы двух женщин, в которых он влюблен, в каждую по-своему. В одной (Керима) его привлекает земное, плотское, физическое, чувственное начало (влечение). В другой (Ильхам) и через другую с ним говорит Бог
В романе в одной плоскости сосуществуют три плана повествования - прошлое, настоящее, будущее. Отсюда ощущение отсутствия хронологической последовательности, так как в настоящее попеременно вторгаются реминисценции из прошлого и возможные перспективы, как только герой обретет отца. Саййед не случайно остается незримым для героя. Хотя на переправе через реку, возможно, Сабир и видел его, как отблеск, луч надежды. А дальше - темнота, «мрак цвета смерти», «мрак могилы» [1, с. 23]. Всё, связанное с преступлением, окутано мраком: «удушливый мрак потерянности и пустоты», «кромешный мрак» [1, с. 30] и «огромное всеобъемлющее молчание» [1, с. 30] на пути к «адской цели» - убийству, которое «лучше страданий, терпения, напрасного ожидания и бесплодных поисков» [1, с. 30].
После преступления Сабир отправляется на лодочную пристань. Река -ещё один локус в романе, имеющий семантическую нагруженность, как «граница света и потустороннего мира» [5, с. 718], как амбивалентное начало, символизирующее райские реки и реки ада [5, с. 720]. Тьма, мрак на берегу, и он же «в бездонном небесном колодце», где только «тьма и почти космический холод» [1, с. 31]. На границе между землей и водой, у моста, происходит встреча Сабира и отца. Как вспышка среди темноты, кромешного мрака встреча у светофора с отцом, для которого всегда и везде зелёный сигнал - путь открыт. Попытка догнать лимузин, на котором уезжал отец, оказалась безуспешной. «Разрыв между ними неотвратимо увеличивался, пока лимузин не скрылся с глаз» [1, с. 31]. Совершенное Сабиром преступление отвратило от божьего промысла, сделало неминуемым разрыв с Богом, который не вмешивается в дела своих детей. Наделив их силой, упорством, умениями, Он дал человеку свободу выбора, в том числе жизненного пути и нравственных ориентиров.
Финал романа открытый. Писатель не теряет веры в человека, его неиссякаемые жизненные ресурсы. «Сабир всё потерял, осталась только виселица». Возможно, опустившись на самое дно жизни, именно с этого дня герой начнет восхождение, душа потянется к свету, пройдя через очищение и преображение.
Таким образом, приходим к выводу: топография романа, его пространственные координаты, образы, универсалии становятся проекциями внутреннего мира героя. Город в пространстве романа несёт устойчивую смысловую и символическую нагрузку. Концепция «пути», заложенная в самом названии, осложняется идеей испытания героя городом. В свою очередь, периферийное пространство провинции расширяет координаты романа, усложняя его структуру.
1. Буянов М. Возвращение к стабильности. Литературная Грузия. 1989; № 3: 163.
2. Гурин С.П. Образ города в культуре. Метафизические и мистические аспекты. Available at: http://www.comk.ru/HTML/gurin_doc.htm
3. Махфуз Н. Путь: Роман. Available at: https://mybook.ru/author/nagib-mahfuz/put-6/
4. Мухаммед Фади Ахмед Фарид Али. Интеллектуальный роман в творчестве Нагиба Махфуза («Вор и собаки» и «Путь»). Автореферат диссертации ... кандидата филологических наук. Москва, 1995. Available at: https://cheloveknauka.com/intellektualnyy-roman-v-tvorchestve-nagiba-mahfuza-vor-i-sobaki-i-put
5. Энциклопедический словарь символов. Автор-составитель Н.А. Истомина. Москва, 2003.
References
1. Buyanov M. Vozvraschenie k stabil'nosti. Literaturnaya Gruziya. 1989; № 3: 163.
2. Gurin S.P. Obraz goroda v kul'ture. Metafizicheskie imisticheskie aspekty. Available at: http://www.comk.ru/HTML/gurin_doc.htm
3. Mahfuz N. Put': Roman. Available at: https://mybook.ru/author/nagib-mahfuz/put-6/
4. Muhammed Fadi Ahmed Farid Ali. Intellektual'nyjroman v tvorchestveNagiba Mahfuza («Vorisobaki» i«Put'»). Avtoreferat dissertacii ... kandidata filologicheskih nauk. Moskva, 1995. Available at: https://cheloveknauka.com/intellektualnyy-roman-v-tvorchestve-nagiba-mahfuza-vor-i-sobaki-i-put
5. 'Enciklopedicheskij slovar' simvolov. Avtor-sostavitel' N.A. Istomina. Moskva, 2003.
Статья поступила в редакцию 11.06.22
УДК 821.411.21
Gadzhimuradova T.E., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Dagestan State University (Makhachkala, Russia), E-mail: taiba1970@mail.ru
Magomedova P.N., student, Dagestan State University (Makhachkala, Russia), E-mail: hjkf292@gmail.com
POETICS OF IMAGERY OF THE NOVEL "AL-AMIN AND AL-MAMUN" GIRJI ZEIDAN. The article examines the figurative system of the novel "Al-Amin and al-Mamun" by the Arab writer, one of the founders of the genre of historical novel in Arabic literature, Girji Zeidan. This novel, together with two other novels of the historical series - "Abu Muslim al-Khorasani" and "Al-Abbas, the sister of ar-Rashid" - is the story of the caliphate, more precisely, the coming to power, strengthening and beginning of the decline of the Abbasid caliphal dynasty. The main characters of the novel are historical figures whose fate, worldview, and relationships with each
other paint a realistic picture of the mores of the heyday of the Arab Caliphate. Special attention is paid to the images of the two heirs to the throne, the sons of Harun ar-Rashid - al-Amin and al-Mamun. They are contrasted as two political figures acting in the same state system, but in different ways, as two worldviews, two attitudes to life, to its values, imaginary and genuine. They are not equal in their significance for the caliphate, and in moral terms. Special attention is paid to the techniques of creating imagery in the novel.
Key words: Arabic literature, historical novel, plot-building, figurative system, hero, portrait characteristics.
Т.Э. Гаджимурадова, канд. филол. наук, доц., Дагестанский государственный университет, г. Махачкала, Е-mail: taiba1970@mail.ru
П.Н. Магомедова, студентка, Дагестанский государственный университет, г. Махачкала, Е-mail: hjkf292@gmail.com
ПОЭТИКА ОБРАЗНОСТИ РОМАНА
«АЛЬ-АМИН И АЛЬ-МАМУН» ДЖИРДЖИ ЗЕЙДАНА
В статье рассматривается образная система романа «Аль-Амин и аль-Мамун» арабского писателя, одного из основоположников жанра исторического романа в арабской литературе Джирджи Зейдана. Данный роман вместе с двумя другими романами исторической серии - «Абу Муслим аль-Хорасани» и «Аль-Аббаса, сестра ар-Рашида» - представляет собой историю халифата, точнее - прихода к власти, укрепления и начала упадка халифской династии Аббасидов. Главные действующие лица романа - исторические личности, судьба которых, мировоззрение, взаимоотношения друг с другом рисуют реалистичную картину нравов эпохи расцвета Арабского халифата. Особое внимание уделяется образам двух престолонаследников, сыновей Харуна ар-Раши-да - аль-Амина и аль-Мамуна. Они противопоставляются как два политических деятеля, действующих в одной государственной системе, но по-разному, как два мировосприятия, два отношения к жизни, к её ценностям, мнимым и подлинным. Не равноценны они и по своему значению для халифата, и в нравственном отношении. Особое внимание уделяется приемам создания образности в романе.
Ключевые слова: арабская литература, исторический роман, сюжетостроение, образная система, герой, портретная характеристика.
Актуальность темы заключается в возможности исследования исторического романа Джирджи Зейдана «Аль-Амин и аль-Мамун» с точки зрения особенностей его сюжетостроения и образной системы.
Цель данной статьи - рассмотреть принципы создания образности в романе Джирджи Зейдана «Аль-Амин и аль-Мамун».
Задачи статьи: изучить образы главных героев романа - исторических личностей, борьба которых за престол легла в основу сюжета; проанализировать приемы портретной характеристики, позволившие воссоздать полнокровные, психологически достоверные образы главных героев.
Научная новизна проведенного исследования заключается в предложенном аспекте исследования - изучение образной системы романа Джирджи Зей-дана как части целостного анализа.
Теоретическая значимость материала видится в комплексном анализе романа исторической серии Джирджи Зейдана «Аль-Амин и аль-Мамун», в рассмотрении поэтики образности романа, определении соотношения исторической правды и художественного вымысла при создании образов главных героев.
Практическое значение результатов исследования состоит в том, что материал статьи может быть использован при подготовке общих курсов по литературе стран изучаемого языка. Результаты исследования будут полезны при изучении творчества Джирджи Зейдана, его исторических романов.
Материалом исследования послужили исторические романы Дж. Зейдана, переведенные на русский язык: «Аль-Аббаса, сестра ар-Рашида» (в русском переводе - «Сестра Харуна ар-Рашида») [1]; «Аль-Амин и аль-Мамун» [2].
Роман «Аль-Амин и аль-Мамун» арабского писателя, ученого, публициста, одного из основоположников жанра исторического романа в арабской литературе Джирджи Зейдана вместе с двумя другими романами исторической серии - «Абу Муслим аль-Хорасани» и «Аль-Аббаса, сестра ар-Рашида» - представляют историю прихода к власти, укрепления и начала упадка халифской династии Аббасидов (750-1258). История борьбы двух наследников халифа Харуна ар-Рашида за престол - аль-Амина и аль-Мамуна - приобрела характер междоусобной войны, ход и результаты которой подробно описаны в романе. Здесь отражена не только борьба за власть, но и политические интриги, противостояние арабов и персов, суннитов и шиитов. Зейдан подчеркивает, что иранцы, поддерживая одного из престолонаследников - аль-Мамуна, руководствуются прежде всего своими собственными интересами, стремясь использовать халифские междоусобия в целях завоевания независимости. Они ведут борьбу под лозунгом возрождения былого могущества Ирана: «Вы позволили завоевать вашу отчизну и смирились с унижением вашего народа! Попрано ваше достоинство, лучшие из вас коварно убиты, вас низвели до уровня рабов!.. Зачем же склоняете вы свои головы пред людьми, которые слабее и недостойнее вас? Ведь они одолели вас хитростью и коварством! Во сто крат возрастет позор, если ваше терпение еще продлится!» [2, с. 136-137]. Страницы, казалось бы, полностью посвященные описанию того, что было, постоянно «напоминают» о сущем, будят ассоциативную память. Идеи борьбы за национальное освобождение и возрождение былой славы были близки взглядам арабских просветителей на рубеже Х1Х-ХХ веков. Самобытная культура покоренных народов уничтожалась, а вместо неё насаждались совершенно чуждые нравы и обычаи народа-завоевателя. Насильственные методы провоцировали взрывы национально-освободительных движений. Коллизия из далекого прошлого приобретает для читателей - современников Зейдана - вполне актуальный смысл. Эпоха, время требуют, чтобы сила разума и художественного слова оправдали ожидания людей, с тревогой взирающих в будущее, вселяли в них веру в спасение жизни и человечества. В романе есть и героическое самопожертвование, и накал страстей, и романтические отношения. Далекое прошлое, которое, как правило, идеализируется как время величия и
героики, может содержать и диссонансы, и противоречия, показанные Зейданом в романе «Аль-Амин и аль-Мамун» [1-5].
Философы всех времён грезили о всеобщей справедливости, но свои надежды они связывали не с кардинальными реформами, не с изменениями в структуре власти, а с моральными качествами государственных деятелей. Они мечтали об идеальном кесаре, который был бы щедро награждён такими достоинствами, как доброта, мудрость, храбрость, целомудренность [3, с. 150]. В романе «Аль-Амин и аль-Мамун» Зейдан обвиняет в безответственности и пассивности представителей власти, которые превратили страну в арену необузданного произвола. Культурная и политическая жизнь халифата времён аль-Амина дается в негативном ключе. Источник ослабления национального организма писатель видит не только во внешних причинах, но в первую очередь в духовной организации правителя.
Интересными представляются наблюдения над созданием портретов престолонаследников - аль-Амина и аль-Мамуна, которые даются в сравнительном плане. По мнению Зейдана, Аль-Амин - законный наследник халифского трона -вовсе не тот, кто способен стать достойным правителем Аббасидского халифата. Писатель изображает его в окружении наложниц, придворных поэтов, и ни разу - интересующимся делами халифата. Престолонаследнику не до политики и социальных проблем.
У халифа Харуна ар-Рашида было трое сыновей. Первый - аль-Мамун, которого родила персидская рабыня, второй - Аль-Амин - от законной жены халифа Зубейды. У Харуна был ещё сын, которого звали Мухаммед аль-Мутасим, но в романе Джирджи Зейдана он не упоминается. Даются только описания Аль-Ами-на и аль-Мамуна, ставших главными соперниками в борьбе за власть в халифате после смерти своего отца - Харуна ар-Рашида.
По мусульманским законам ребёнок, которого признал отец (даже от рабыни), может претендовать на престол так же, как и законнорожденные. Но, несмотря на это, ещё задолго до своей смерти халиф под влиянием любимой жены Зу-бейды завещал свой трон второму сыну - аль-Амину. Этим эмир лишь ухудшил положение халифата, так как всем было ясно, что аль-Амин не способен править.
Сравним портреты аль-Амина в двух романа Зейдана. Описание более молодого аль-Амина - в романе «Аль-Аббаса...»: аль-Амину было семнадцать лет, но на лице уже нетрудно было заметить отпечаток порочности и жестокости. Глаза способны рассказать многое об их владельце - его характере, помыслах, а маленькие, бегающие глаза аль-Амина говорили о циничности и лживости. Нос, загнутый, как у беркута, - хищной птицы, с гордой осанкой, которая обитает в восточной Азии... Юноша был недалёк и бездумен, зато силён, как лев. Походка его была подобна тому, кто шествует на государственный меджлис. Впечатление этот распутник производил хорошее. Постоянно и настойчиво от него исходил сильный аромат мускуса, его этот запах просто обволакивал. На аль-Амине была светло-розовая джалябия, представляющая собой длинную рубаху с длинными рукавами, в которой очень удобно ходить и нежарко. Желтого цвета чалма, и на ней венок, сделанный из редких цветов, который прослужил бы ему лишь один день [1, с. 91].
Аль-Амин изображается в романе как никудышный, порочный, легкомысленный и невежественный правитель. Автор также считает его беспечным деспотом, который только и думает о собственных удовольствиях, окружая себя толпой интриганов.
Из худощавого юноши в «Аль-Аббасе...» в романе «Аль-Амин и аль-Ма-мун» он превратился в молодого человека крепкого телосложения, его лицо стало мужественным благодаря густой бороде. Он был высок ростом, дерзок и смел; казалось, даже если встретится со львом, не испугается. Волосы сохранили гладкость и шелковистость, и маленькие прищуренные глаза и гордый ор-
линый нос остались прежними. Он был облачен в халифское одеяние, на нем был плащ посланника Аллаха пророка Мухаммада (да благословит Аллах его и приветствует), в который облачались все халифы. Плащ, который принадлежал посланнику Всевышнего, считался и считается святыней мусульман и являлся одним из халифских атрибутов, который передавался из поколения в поколение. В романе подчеркивается, что «аль-Амин ... обладал необычайной физической силой, и историки упоминают о том, что однажды он вступил в единоборство со львом и вышел победителем из этой схватки» [2, с. 244]. Показательно, что автор достаточно сдержан в описании аль-Амина, возможно, потому, что подробный портрет дается в романе «Аль-Аббаса.», хронологически описывающем события, предшествующие борьбе двух братьев за престол.
Первое упоминание об аль-Амине в романе «Аль-Амин и аль-Мамун» происходит во время беседы посетивших винную лавку Симана солдата и бродяги. Выясняется, что правитель страны ар-Рашид в очередной военный поход ушел «совсем больной, а за себя в Багдаде сына своего, Мухаммеда аль-Амина, оставил» [2, с. 26-27]. Характеристика аль-Амина даётся из уст солдата: «... у этого юноши душа широкая, щедрая, и властью он не хуже отца сумеет распорядиться» [2, с. 27]. В период смены власти (смерти правителя) должностным лицам, а также солдатам увеличивали жалованье [2, с. 37]. Так взошедший на престол правитель пытался «задобрить» армию. Возможно, этим объясняется лестная характеристика аль-Амина.
В романе «Аль-Амин и аль-Мамун» знаковыми представляются действия престолонаследника в самый непростой для истории халифата момент. Его времяпрепровождение остается прежним. Не меняются привычки, жизненные установки, жажда власти и утех. В момент, когда нужно принимать решения, он занят поисками рыбки Сережки, пропажа которой для него много важнее всех государственных дел. Проигрыш неминуем. Гибель аль-Амина ожидаема. Предчувствия его не обманули. Осознание своих ошибок приходит слишком поздно. В беседе с прорицателем аль-Амин признается: «... с тех пор как я узнал, что за обличьем друзей скрываются враги, я никому не доверяю. Среди них нет ни одного, кто бы не стремился нажиться за мой счет или запустить руку в халифскую казну. Взять хотя бы, к примеру, моего визиря. Ведь из-за него я рассорился с братом. Это он подстрекал меня свергнуть аль-Мамуна, а когда увидел, на чьей стороне сила, испугался за свою жизнь и бесследно исчез, позабыв об угрозе, нависшей над головой его повелителя. И так сделали все, кого ни назови. Когда я тратил деньги, продавал драгоценности и золотую утварь, чтобы одарить своих приближенных, они следовали за мною по пятам, но когда казна иссякла, они разбежались. Теперь враги обступили город со всех сторон.» [2, с. 275].
В откровенном разговоре аль-Амин объясняет свою пагубную привычку: «Меня упрекают в том, что я пью много вина. Но что остается делать человеку в моем положении? А вино вмиг развеет печаль и уныние, и господь распорядится моей судьбой так, как сочтет нужным!» [2, с. 274].
Как видим, физическая сила и духовная слабость определяют достаточно противоречивый характер халифа. Слабость духа делает его участником многочисленных (точнее - непрерывных!) оргий. В то же время аль-Амину свойственны глубокие человеческие переживания. Эпизод прощания Зубейды с сыном исполнен особого драматизма, и автор это неоднократно подчеркивает: «от предчувствия неминуемой опасности, грозящей её сыну, у Зубейды перехватило дыхание» [2, с. 273]; «с тяжелым предчувствием» она покидает дворец [2, с. 274]. Да, она понимала, чувствовала, что прощается с ним. А он? «Аль-Амин почувствовал на своем лице теплоту её слез. Он крепко обнял мать и поцеловал её. Сильное волнение стеснило ему грудь, он боялся расплакаться». Его тоже мучают предчувствия, преследуют страшные сны, кошмары: «Не так давно мне снилось, - рассказывает прорицателю аль-Амин, - будто я в черном халате, опоясанный мечом, стою на вершине высокой и толстой каменной стены под самыми облаками. Кажется, что никто в мире не имел под ногами твердыни прочнее и выше. А Тахир (военачальник аль-Мамуна) стоит внизу и изо всех сил бьет по этой стене, так что под конец она рушится, а с моей головы сваливается чалма. Я счел это плохим предзнаменованием» [2, с. 277]. Больше бы осмотрительности, дипломатичности, умения видеть перспективы, и эта прочная аббасидская стена вынесла бы любые потрясения.
Все помыслы и поступки аль-Амина направлены на достижение власти, в том числе через обман, предательство, уничтожение людей. Писатель «атакует и разоблачает. опасную возможность соединения внутреннего порока (честолюбие, властолюбие, жестокость, . склонность к деспотизму) с извращенными общественными отношениями» [4, с. 196]. Так усиливается непреложность обобщающего приговора над людьми, утратившими нравственные идеалы.
Хоть и поздно, к Амину приходит осознание собственных ошибок: «Я выступил против брата, ... ослепленный жаждой безграничной власти, собственным тщеславием, опьянённый лестью моих придворных. Но когда стало ясно, что люди аль-Мамуна более стойки в бою, а полководцы - намного храбрее, благоразумие вернулось ко мне. Я захотел помириться с братом, но до сих пор не нашел способа, как это сделать» [2, с. 276]. Однако этой встрече не суждено было случиться. Те, кто хотел видеть на престоле аль-Мамуна, сделали всё, чтобы не дать возможность двум братьям встретиться и объясниться.
Старший сын Харуна ар-Рашида - аль-Мамун. В романе «Аль-Аббаса.» он появляется в нескольких эпизодах, но какую-либо особую роль не играет.
В книге «Аль-Амин и аль-Мамун» Джирджи Зейдан достаточно подробно описывает аль-Мамуна и то, что он сделал для Аббасидского халифата. Джирджи сравнивает обоих братьев и отдаёт явное предпочтение аль-Мамуну, описывая его как умного и справедливого правителя, окружившего себя уважаемыми, умными и благородными людьми.
В 813 году аль-Мамун занял место аль-Амина и стал халифом, оставившим в истории Аббасидского халифата значимый след: он развивал культуру; собранная им группа ученых проникла в пирамиду Хеопса с целью раскрыть её загадку; в 829 году в Багдаде он основал астрономическую обсерваторию и др.
Известно, что визирь аль-Мамуна аль-Фадль ибн Сахль, по рождению перс, питал большую ненависть к халифу ар-Рашиду из-за коварного убийства визиря Джафара Бармекида. Ибн Сахль смотрел с надеждой на аль-Мамуна, который, будучи воспитанником Джафара, питал слабость к шиитскому течению, большую часть которого составляли персы. Характеристика аль-Мамуна сначала даётся опосредованно, через мнение визиря - Ибн Сахля. Говоря о дочери аль-Маму-на - Зейнаб, визирь отмечает, что она «подобно отцу. была умна, образованна, обладала острым, независимым умом» [2, с. 44]. С этих слов начинается «знакомство» с аль-Мамуном. Интересной представляется ещё одна деталь. Заметив особую приверженность дочери к Хашимидам, аль-Мамун решил скорректировать её взгляды, передав на воспитание невольнице Дананир, его вырастившей. Отцу хотелось, чтобы дочь проявляла большую симпатию к персам. Становится ясно, что сам аль-Мамун отличался свободомыслием и любовью ко всему персидскому. Он, так же, как его учитель Джафар Бармекид, покровительствовал наукам, искусству, литературе. «Благодаря стараниям Дананир, когда аль-Мамун вырос и образованием его занялись учителя, в нём развилась склонность к отысканию взаимной связи различных явлений, что привело к занятиям философией и принятию учения шиитов. Эмир даже занимался переводами древних авторов» [2, с. 46].
Ещё одно качество аль-Мамуна отмечается через сравнение с дочерью: «Зейнаб, подобно отцу, обладала редкой любознательностью и стремлением выяснить причины и следствия разных явлений окружающего мира» [2, с. 46].
Только в 57 главе «Эмир аль-Мамун» Зейдан дает подробный портрет аль-Мамуна. Аль-Мамун был человеком мягкого нрава, приветливым и любезным, умным и рассудительным, ценящим знания. С особым рвением он постигал различные науки во время своего пребывания в Хорасане, где тогда жили виднейшие ученые. Целые дни он проводил в беседах с ними и был хорошо знаком с учениями древних народов, в особенности с античной философией» [2, с. 225].
Прорицателю Сельману принадлежит пророчество, касающееся судьбы двух братьев-престолонаследников: «Долгий ли век у государства, если им правит такой халиф!.. И стоит ли удивляться, что верх одержал его брат - человек сильный и целеустремлённый - и что на его стороне преданное войско, а этого окружают только сребролюбцы-льстецы. Вот - плоды всеобщего падения нравов. Уже близок час, когда окончательно падёт власть аль-Амина и справедливость восторжествует!» [2, с. 266]. Попутно заметим, что несколько неожиданно звучат эти слова из уст одного из самых безнравственных героев романа. Какова в таком случае должна быть глубина падения!
Как видим, в романе противопоставляются не два типа власти, а два политических деятеля, действующих в одной государственной системе, но по-разному. Не равноценны они и по своему значению для халифата, и в нравственном отношении.
Зейдан особенно подчеркивает нравственную сторону конфликта между обеими партиями. Слабость халифата при аль-Амине он считает «следствием распутства». Близкая победа аль-Мамуна представляется его героям как «час, когда над пороком восторжествует добродетель». Именно в высоконравственной основе сила лагеря аль-Мамуна, это чувствуют и его противники: достаточно вспомнить сцену разговора аль-Амина с племянницей, юной Зейнаб (гл. 48). Зейдан подчеркивает, что законы нравственности не дозволено попирать никому [5, с. 15].
Эпоха наследников - логическое продолжение «золотого века», каким считалось время Харуна ар-ар-Рашида. Аль-Амин олицетворяет собой такую форму управления страной, когда правители перестают печься о справедливости и благе народном и стремятся лишь к абсолютной власти, умножению своих богатств, к роскоши и земным наслаждениям. И хотя аль-Мамун в изображении Зейдана -справедливый правитель, тем не менее, результаты борьбы оказались несколько неожиданными: «... аль-Мамун сохранил за собой халифат и продолжал им править» [2, с. 308], постепенно убирая с пути тех, кто помог ему прийти к власти. Лишился жизни отравленный виноградом Али ар-Рида, которому должна была достаться власть в случае гибели аль-Мамуна. Чтобы не опасаться прорицателя Сельмана, аль-Мамун «подослал наёмных убийц, и они сделали своё дело» [2, с. 308]. Случившиеся перемены заставили тех, кто помог прийти к власти аль-Мамуну, пожалеть об этом.
Зейдан-просветитель старается быть объективным в оценке исторических персонажей. Справедливости ради надо сказать, что суждения писателя об аль-Мамуне заметно изменились к концу повествования, будто эмоции начинают уступать место интеллектуальной информации, аналитическому размышлению. И писатель становится более объективным в оценке аль-Мамуна, видя в нём то,
что было характерно и для времени правления его отца - Харуна ар-Рашида, человека умного, прозорливого, но при этом деспотичного и жестокого.
Писатель следит за поступками своих героев, мотивами их поведения, выносит им справедливый приговор. Ни одному из престолонаследников не доверено стать носителем нравственно-философской идеи автора, которую можно свести к следующему: судьбе, диктующей свои законы, миру, основанному на лжи, насилии и унижении, человек может и обязан противопоставить свою волю, свободу, выстраданное понимание своего предназначения. Таким человеком в романе становится Бехзад - вымышленный персонаж, благодаря которому писатель высказывает свои идеи, делится мыслями. В изображении Зейдана Бехзад - народный герой: умный, красивый, храбрый и благородный, в любую минуту готовый пожертвовать жизнью за правое дело. По художественной завершенности, глубине проникновения в тайники души этот герой не уступает историческим персонажам романа, даже, пожалуй, превосходит их.
Библиографический список
Таким образом, можно сделать выводы о том, с какой удивительной интуицией и прозорливостью Зейдан изобразил трагические коллизии (в этом романе, и в других, отражающих историю Аббасидского халифата), связав их с роковым отступлением от норм нравственности и морали, принципов законности. При этом у каждого из персонажей романа есть своя правда. Писатель с особой тщательностью, внешне беспристрастно рассматривает и осмысливает каждый поступок каждого героя, его душевное состояние, отношение к окружающим. Здесь завуалированный спор персонажей, интонационная изменчивость, разные углы зрения и, конечно, авторский комментарий. Благодаря углубленной психологической проработке главные герои романа предстают во впечатляющей выразительности облика и натуры.
С позиций высокого гражданства смотрит Джирджи Зейдан на историю, события далекого прошлого, в которых ему видится современное общество, неизменные модели человеческих взаимоотношений.
1. Зейдан Джирджи. Сестра Харуна ар-Рашида. Перевод с арабского И. Лебединского. Ленинград: Художественная литература, 1970.
2. Зейдан Джирджи. Аль-Амин и аль-Мамун. Перевод с арабского М. Дердирова и В. Рущакова. Предисловие А. Долининой. Ленинград: Художественная литература, 1977.
3. Орджоникидзе Г Прочтение Шекспира. Литурная Грузия. 1984; № 1.
4. Натрошвили Тамаз. Апология позабытого героя. Литературная Грузия. 1989; № 3.
5. Долинина А.А. Предисловие. Аль-Амин и аль-Мамун: Роман. Перевод с арабского М. Дердирова и В. Рущакова. Ленинград: Художественная литература, 1977. References
1. Zejdan Dzhirdzhi. Sestra Haruna ar-Rashida. Perevod s arabskogo I. Lebedinskogo. Leningrad: Hudozhestvennaya literatura, 1970.
2. Zejdan Dzhirdzhi. Al'-Amin i al'-Mamun. Perevod s arabskogo M. Derdirova i V. Ruschakova. Predislovie A. Dolininoj. Leningrad: Hudozhestvennaya literatura, 1977.
3. Ordzhonikidze G. Prochtenie Shekspira. Liturnaya Gruziya. 1984; № 1.
4. Natroshvili Tamaz. Apologiya pozabytogo geroya. Literaturnaya Gruziya. 1989; № 3.
5. Dolinina A.A. Predislovie. Al'-Amin i al'-Mamun: Roman. Perevod s arabskogo M. Derdirova i V. Ruschakova. Leningrad: Hudozhestvennaya literatura, 1977.
Статья поступила в редакцию 10.06.22
УДК 81' 35
Zyuzina E.A., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Department of Russian Language, Daghestan State University (Makhachkala, Russia),
E-mail: silver2222@mail.ru
Kurbanova S.A., MA student, Daghestan State University (Makhachkala, Russia), E-mail: sabrinaalisultanovaa@gmail.com
ABOUT THE DISCREPANCY IN THE SYSTEM OF MERGED/HYPHENATED ADJECTIVES. The article discusses the issue of the combined/hyphenated spelling of complex adjectives in the Russian language. Many linguists were engaged in the study of this problem: B.Z. Bukchina, L.P. Kalautskaya, E.V. Kaunova, V.N. Nemchenko, E.A. Glazovskaya, N.A. Eskova, M.V. Panov, V.V. Lopatin and many others. However, the problem of transmitting composite adjectives in writing is still unresolved, which leads to the appearance of variation in the practice of their transmission in writing. In addition, codifying sources do not offer uniform spelling for the same units, which is due to the application of different principles underlying the writing of complex units. In the article, the researchers study spelling dictionaries in order to identify discrepancies in the merged or hyphenated transmission of complex adjectives in them and to consider causes of this occurrence, as well as possible ways to solve this problem for words that have not received uniform fixation on the pages of codifying sources. The authors conclude that the different spellings of adjectives can be ordered both taking into account the semantic-syntactic principle, which still remains dominant among other bases of merged/hyphenated spelling, and taking into account the writing practice that will indicate preference for a particular variant of writing a complex word.
Key words: composites, adjectives, fused/hyphenated fixation on writing, codifying sources, spelling inconsistency, ways of ordering.
E.A. Зюзина, канд. филол. наук, доц., Дагестанский государственный университет, г. Махачкала, E-mail: silver2222@mail.ru
С.А. Курбаноеа, магистрант, Дагестанский государственный университет, г. Махачкала, E-mail: sabrinaalisultanovaa@gmail.com
О РАЗНОБОЕ В СИСТЕМЕ СЛИТНОЙ/ДЕФИСНОЙ ПЕРЕДАЧИ ПРИЛАГАТЕЛЬНЫХ
Статья посвящена слитному/дефисному оформлению на письме прилагательных-композитов в русском языке. Исследованием указанной проблемы занимались многие лингвисты: Б.З. Букчина, Л.П. Калауцкая, Е.В. Каунова, В.Н. Немченко, Е.А. Глазовская, Н.А. Еськова, М.В. Панов, В.В. Лопатин и многие другие. Однако проблема передачи на письме прилагательных-композитов является до сих пор не решённой, что приводит к появлению вариантности в практике их передачи на письме. Кроме того, кодифицирующие источники не предлагают единообразного написания для одних и тех же единиц, что связано с применением разных принципов, положенных в основу написания сложных единиц. В статье нами предпринята попытка исследования орфографических словарей на предмет выявления в них разнобоя в слитной или дефисной передаче сложных прилагательных и рассмотрения причин его возникновения, а также возможных способов решения данной проблемы для слов, не получивших единообразной фиксации на страницах кодифицирующих источников. Авторы приходят к выводу о том, что разные варианты написания прилагательных можно упорядочить как с учетом семантико-синтаксического принципа, который по-прежнему остается главенствующим среди других оснований слитного/дефисного написания, так и с учетом практики письма, которая укажет на предпочтительность того или иного варианта написания сложного слова.
Ключевые слова: композиты, прилагательные, слитная/дефисная фиксация на письме, кодифицирующие источники, орфографический разнобой, пути упорядочения.
Актуальность выбранной темы исследования определяет тот факт, что орфографическое оформление сложных прилагательных относится к нерешенным вопросам языковой нормы, поскольку не всегда возможно практическое применение действующих принципов, обеспечивающих правильную передачу их на письме.
Несмотря на то, что изучаемой проблеме посвящено немалое количество научных работ, она по-прежнему остается спорной, а орфографический разнобой в передаче на письме прилагательных-композитов встречается как в практике письма, так и в словарях, в том числе в орфографических.
Предметом исследования в настоящей статье выступают композиты и способы их фиксации в русском языке.
Основная цель исследования состоит в изучении слитной или раздельной передачи сложных прилагательных и выявлении сходства и расхождения между разными нормативно-орфографическими словарями в слитном/дефисном оформлении исследуемых единиц.
Задачи, решаемые в настоящей статье, обусловлены целью исследования и заключаются в следующем:
