CC BY
61
Литературоведение
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2013, № 4 (2), с. 78-81
УДК 82
«ПОЭТИКА» АРИСТОТЕЛЯ:
К ВОПРОСУ О МЕЖРОДОВОЙ ИНТЕГРАЦИИ В РОМАНЕ Ф.М. КЛИНГЕРА «ФАУСТ, ЕГО ЖИЗНЬ, ДЕЯНИЯ И НИЗВЕРЖЕНИЕ В АД»
© 2013 г. М.В. Красильникова
Нижегородский госуниверситет им. Н.И. Лобачевского
mwk_7 9 @mail. т
Поступила в редакцию 23.03.2013
Показано, как в романе Ф.М. Клингера «Фауст, его жизнь, деяния и низвержение в ад» пересматриваются античные представления о разделении литературы на роды и жанры.
Ключевые слова: немецкая литература XVIII в., эпос, драма, Клингер.
Родовая и жанровая классификация литературных произведений античности складывалась в процессе многовековой творческой практики. Впервые она была системно изложена в труде Аристотеля «Поэтика» («Об искусстве поэзии»), который на протяжении почти двух с половиной тысяч лет своего существования постоянно находился в поле зрения филологов и по сей день не утратил своего значения. Именно Аристотель выделил три самые большие группы литературных произведений, которые теперь называют литературными родами. Различия между ними Аристотель определял, исходя из созданной им (вслед за Платоном) концепции искусства как подражания природе.
В каждом роде литературы, по мнению философа, подражание природе достигается разными способами: «...подражать в одном и том же одному и тому же можно, рассказывая о событии, как о чем-то отдельном от себя (эпос), как это делает Гомер, или же так, что подражающий остается сам собою, не изменяя своего лица (лирика), или представляя всех изображаемых лиц как действующих и деятельных (драма)» [1, с. 25-26].
Впоследствии литературоведы по-разному варьировали идею Аристотеля. И всегда «подражать природе» значило отражать окружающий мир и раскрывать место человека в нем. Так, эпос воспринимает мир как бесконечное многогранное объективное бытие, где постоянно совершаются разные события, человек же выступает как часть этого мирового целого и активный деятель, который, участвуя в событиях, реализует себя. Событийный мир внешний по отношению к человеку; что-то происходит в нем объективно, то есть независимо от человеческой воли, а что-то является результатом дея-
тельности человека. Выявление причин и следствий событий, их взаимосвязи, роли конкретных людей и даже целых народов в движении жизни, многообразных отношений людей с миром и между собой (которые тоже реализуются в различных событиях) - вот главный объект интереса в произведениях эпического рода литературы и предмет повествования в них.
В лирике человек выступает как субъект переживаний. Соответственно, внешний мир для него - не объективная реальность (как для эпоса), а субъективные впечатления, ассоциации, опыт, эмоции конкретного лица, возникшие под воздействием внешних обстоятельств. В повествовании этот мир внутренних состояний и душевных движений человека - в отличие от эпического событийного мира - не может быть раскрыт до конца.
В драматическом роде литературы мир представляется как борьба противоположных начал, развитие конфликтов, а человек - как участник этой борьбы; от него требуется максимальное напряжение всех сил для принятия жизненно важных решений, для самоутверждения, достижения цели.
Взаимодействие эпического и драматического начал способствует рождению неординарных сюжетов. Их прочтение позволяет воспринять самоценность каждого рода в условиях сосуществования.
На примере анализа сюжета и композиции произведения Ф.М. Клингера «Фауст, его жизнь, деяния и низвержение в ад» (1790) мы рассмотрим возможный вариант интеграции разных родовых начал.
Раскрытие структуры эпического сюжета традиционно во многих источниках восходит к разговору об имеющей «родовую» специфику
сюжетной ситуации, которая «представляет собой неустойчивое равновесие мировых сил», создается за счет дублирования в тексте важнейших событий. По формулировке одного из ведущих специалистов в этой области П.А. Гринцера, «дупликация в принципе является структурообразующим элементом эпического сюжета» [2, с. 72].
Повторно совершенное событие выявляет сущность мира, которая заключается в единстве и равноправии противоположных сил или начал, одинаково необходимых для бытия как целого. Поэтому временный перевес одной из этих сил в конкретном событии должен быть компенсирован другим событием, совершенно подобным, но имеющим противоположный результат.
Наглядный образ такой концепции мироустройства и хода событий мы видим в тексте Ф.М. Клингера через символ весов. «На одной чаше легко подпрыгивает религия и ее опора -страх перед будущим. Другая чаша перевешивает, на ней - жажда независимости и знаний, гордость, сластолюбие, гнев и горечь» [3, с. 9].
Атмосфера дисбаланса, временного нарушения предваряет основные события повествования. Повторные встречи закольцовывают сюжет, ведут к его логичному завершению. Дублирование промежуточных событий удваивает центральное - гибель героя. Бросившись внутрь круга, Фауст слышит: «Погиб! Погиб навеки!». Эмоциональная сила сказанного затмевает истинный смысл слов. Возможно, это предостережение, вероятно - предчувствие, или все же -констатация свершившегося факта физической гибели героя. Ее продублирует в последней главе сцена расправы.
Дважды в произведении возникает ключевой образ Гения Человечества. Но если при первом появлении он полон прощения и желания спасти отвернувшегося от него, то его второе явление знаменует обреченность Фауста на вечные муки.
Намеренная замкнутость сюжетной линии определяет авторскую идею взаимозависимости, чему вновь способствует принцип дупликации. Вернувшись в родные края после неопределенно долгого путешествия, Фауст воочию воспринимает результат собственной воли. Автор возвращает нас к ключевым событиям с целью напомнить и указать путь их разрешения. Так, спасенный им юноша оказывается впоследствии причиной гибели родного сына Фауста. Итогом страстной ночи с монахиней Кларой был новорожденный, ставший пищей для обезумевшей от голода матери. (Узнав о ее
грехопадении, Клару бросили в тюрьму, чем обрекли на голодную смерть). Народ, изнемогавший от мук неволи, при новом гуманном правлении вконец извратился и распустился, и новый государь мечом правосудия и отмщения воспитывает его заново. Спасенный от гибели и щедро вознагражденный Фаустом доктор Ро-бертус затеял крестьянскую войну, ставшую причиной разорения всей Германии.
Результаты благих поступков Фауста противоречат читательскому восприятию. Обратная симметрия в продублированных событиях раскрывает контраст намерения и результата. Сколь сильны были стимулы для свершения, столь неподъемен оказался груз ответственности за содеянное.
Закон эпической ретардации является также надежными признаком принадлежности произведения к эпическому роду. Для эпоса равно важны и деятельность героев в достижении цели, и «все то, что героям встретится на пути... за обстоятельствами и внешними случайными происшествиями сохраняется та же значимость, что и за субъективной волей. в эпосе характер и необходимость внешнего имеют одинаковую силу» [4, с. 275].
Следовательно, ретардация - результат равноправия двух несовпадающих факторов сюжетного развертывания: инициативы героя и «инициативы» обстоятельств, которые здесь, по словам Гегеля, «столь же деятельны», как и герои, «а часто даже более деятельны». Такое противоречие «планов» Фауста и «стихии жизни» определяет структуру сюжета произведения Ф.М. Клингера.
Герой намеренно вовлечен автором в центрифугу событий. Имеющиеся эпизоды человеческой бездуховности не столько придают объем повествованию, сколько затормаживают якобы случайными встречами ход основной идеи книги: представить трагедию подмены духовных ценностей материальными.
Фауст, движимый идеей поиска нравственной бескорыстности в поведении человека, встречает на своем пути обратные примеры. Картина черствости и бездуховности разрастается в тексте, иллюстрируя идею Левиафана о низменной натуре человека.
Закон эпической ретардации как «нарочитая остановка действия» помогает автору расширить рамки изображения, акцентировать внимание на ключевых сценах, дать подробное развитие мысли повествователя.
Ретардация оказывается возможной также за счет имеющихся пространных рассуждений, описаний. По мысли Гете, уделившего этому
вопросу специальное внимание (в «Годах учения Вильгельма Мейстера»), в романе в отличие от драмы «мысли главного героя обязательно должны любым способом сдерживать, тормозить устремление целого к развитию» [5, с. 275].
Монологи Фауста, за счет тематической связи, возвращают очередное ответвление сюжетной линии к исходному моменту всего повествования. Одинаковое возмущение творимой несправедливостью, жажда отмщения за человеческое страдание и непреклонная вера в людское бескорыстие - лейтмотив всех высказываний героя. Предлагаемые Левиафаном обстоятельства он всякий раз возвращает к изначальному стимулу - познанию причин мирового зла и поиску истинно нравственного человека.
Имеющаяся разветвленность в повествовании приводит к отсутствию сквозного напряжения и единой кульминации сюжета. Событийные ряды в составе единого действия имеют важное конструктивное значение: они скрепляют воедино, цементируют изображаемое, способствуют более объективному восприятию характера главного героя. Вспомогательные образы также не мыслятся вне их погруженности в тот или иной событийный ряд. В условиях разветвленной сюжетной схемы нам представляется возможным разнопланово и полно осознать ведущую мысль автора, прочесть подтекст им сказанного.
Моменты эмоционального подъема в тексте обусловлены случаем, выступающим в качестве элемента динамики эпического сюжета. Дупликация событий, описываемая ранее, вкупе с ретардацией являются показательными в проблеме определения родовой принадлежности текста.
Сложно представить сюжет без какого-либо конфликта в жизни героя. Обнаруженные автором и воссозданные в тексте жизненные противоречия являются прекрасным наполнением внешнего обрамления. Речь идет о циклической и кумулятивной сюжетных схемах, где первая является внешним, обрамляющим началом, вторая выполняет ретардирующую функцию. Без отмеченных начала и конца, с явной тенденцией к отождествлению, циклическое временное движение здесь закономерно раскрывает нам предложенную эпическую ситуацию. За счет восприятия особенностей циклического сюжета автору удалось придать повествованию вневременной характер. История оказывается выхваченной из поступательного движения времени, ее грани размыты, чтобы замкнуть непрерывный цикл. Сюжетным событием ста-
новится пересечение персонажем границы между двумя мирами: земным и ирреальным. Отчаяние - поиски - возмездие являют собой трех-частность фабульной схемы, соответствующей традиции членения циклического сюжета.
Интегрированное структурное целое повествования организовано встречаемыми в тексте самостоятельными единицами. Незначительные по объему повествовательные центры образуют кумулятивную цепочку, фиксирующую случайность предложенных событий. Таким образом, кумулятивная схема становится одним из способов организации единства эпизодов внутри целого циклического сюжета.
Если эпический сюжет создает соотношение мировых сил, существующее до и после действия, а в нем лишь проявляющееся, то сюжет драмы образован столкновением позиций героев, возникших в результате их самоопределения по отношению к противостоящим мировым силам.
Конфликт внутреннего потенциала и внешнего убожества пронизывает сюжет произведения Ф.М. Клингера. Причем из категории субъективного он быстро обретает масштаб общечеловеческий, подчас меняя формулировку: конфликт внутреннего убожества и связанного властью существования.
О драматизме сюжета также свидетельствует имеющееся противоречие хода развития действия между намерением, волевой инициативой и их результатом. Решительное намерение Фауста изменить условия существования собственной семьи толкают его в круг условного небытия, где он проявляет инициативу поиска истинной добродетели. Результатом долгого путешествия оказывается духовная гибель героя, познавшего несчастия оставленных членов семьи. Результат опровергает намерение, что в большей мере свойственно драме, нежели эпосу.
Завершающее событие повествования лишено искусственности, надуманности, оно оправдано логикой развертывания сюжета. Ход действия создает предпосылки катастрофы героя, обусловливает необходимость ее свершения и демонстрирует вытекающие из нее последствия.
Сюжет оказывается не самоценен, он всецело подчинен задаче подготовки и осуществления катастрофы, а следовательно, и катарсиса. Оба понятия в области драмы характеризуют особый контакт читателя (созерцателя) с героем: катастрофа как «момент разрешения напряженного положения, которое намечается уже в экспозиции и завязке, а затем создается ходом
драматического действия» [6, с. 275], переживается ими вместе; катарсис также есть характеристика природы совместного переживания.
Фауст проходит длительный путь растраты нравственно ценных качеств, воображение ведет читателя по тому же пути. Пренебрегая единством времени и места, автор сохраняет единство действия, цель которого - подготовить катастрофу. Она станет завершающим событием, ожидаемым, предопределенным всем ходом действия. Ей предшествуют перипетия («...решающий перелом, который через обоснованное экспозицией действие дает поворот к плохому»), узнавание (переход от незнания к знанию), страдание. В целом все это образует «поступательную композицию», описанную
О.М. Фрейденберг.
Представленный выше обзор сюжета и композиции позволяет говорить о межродовом единстве в произведении Ф.М. Клингера. Его желание осовременить легендарный образ, выразить драматизм за счет эпического содержания раскрывает жанровое своеобразие «Фауста» как драматизированного романа.
Таким образом, идеи Аристотеля подтверждают свою актуальность и в литературном
наследии более поздних столетий. Четко представленные автором отдельные роды литературы раскрывают заложенную в них ценность в условиях сосуществования друг с другом. Тексты, подобные «Фаусту» Клингера, способствуют развитию интереса к вопросам интеграции родов и жанров, продолжая тем самым мысль Аристотеля о возможности познания и выражения в художественной форме самых разных сторон человеческой жизни.
Список литературы
1. Аристотель. Поэтика. Риторика. СПб.: Азбука, 2000. 226 с.
2. Тамарченко Н.Д., Тюпа В.И., Бройтман С.Н. Теория литературы: В 2 т. Т. 1. М.: Академия, 2004. 290 с.
3. Клингер Ф.М. Фауст, его жизнь, деяния и низвержение в ад. М.: Гос. изд-во худож. лит., 1961. 219 с.
4. Гегель Г.В.Ф. Эстетика: в 4 т. Т. 3. М.: Искусство, 1973. 623 с.
5. Гете И.В. Годы учения Вильгельма Мейстера / пер. с нем. Н. Касаткиной // Гете И.В. Собр. сочинений в 10 т. М.: Худож. лит. 1978. Т. 7. С. 320-321.
6. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М.: Лабиринт, 1997. 448 с.
ARISTOTLE’S «POETICS»: THE QUESTION OF INTERGENERIC INTEGRATION IN THE NOVEL «FAUSTUS: HIS LIFE, DEATH, AND DESCENT INTO HELL» BY F.M. KLINGER
M. V. Krasilnikova
It is shown how antique ideas on the subdivision of literature into types and genres are revised in the novel by F.M. Klinger «Faustus: his life, death, and descent into hell». The author creates a text that integrates different genres.
Keywords: German literature of the 18th century, epic, drama, Klinger.
