CC BY
77
Филология
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2014, № 2 (1), с. 349-354
УДК 82
НЕМЕЦКИЙ РОМАН И СПОРЫ О НЕМ В ПРОСВЕТИТЕЛЬСКОЙ КРИТИКЕ ГЕРМАНИИ
© 2014 г. М.В. Красильникова
Нижегородский госуниверситет им. Н.И. Лобачевского
Поступила в редакцию 25.01.2013
Роман в XVIII в. воспринимался аморфным жанром. Драма, наоборот, давала возможность донести до читателя желание перемен в обществе. Произведение Ф. М. Клингера «Фауст, его жизнь, деяния и низвержение в ад» (1790) стало примером интеграции жанров.
Ключеирк слвиа: немецкая литература XVIII в.,
драма.
XVIII столетие оказалось переломным в решении вопроса о приоритете известных литературных форм. Драма как «промежуточная форма между трагедией и комедией» [1, с. 84]. наиболее полно отвечала потребностям «бурной эпохи», точнее отражала претензии бюргера на свободу и уважение. Вместе с тем проблемы, заявленные в «штюрмерских драмах», пробудили стремление авторов к созданию масштабных произведений, изображающих различные перипетии судьбы героя. Такие задачи в полной мере мог реализовать лишь несколько забытый в то время жанр романа. Обсуждение достоинств жанра, его возможностей и недостатков вылилось в активное противостояние литераторов, предпринимавших попытки теоретического осмысления проблем этой повествовательной формы.
В Г ермании XVIII столетия в сознании авторов академических поэтик роман занимал скромное место среди других жанров, несмотря на то что его популярность в широких читательских кругах была несомненна. Определение жанра, данное еще в XVII веке Юэ, оставалось определяющим и способствовало формированию снисходительного к нему отношения: «Романы - это вымышленные любовные истории, искусно написанные прозой для удовольствия читателей» [2, с. 34]. Писатели испытывали определенную неловкость в обращении к роману как к жанру. Так, например, Смоллетт в «Предисловии» к книге «Приключения Родерика Рэндома» (Die Abenteuer des Roderick Random) отмечал, что «роман, несомненно, обязан своим существованием невежеству, тщеславию и суеверию» [3, с. 4]. Шиллер называл романиста «наполовину братом поэта» и не счел нужным завершить свой роман «Духовидец» (1789).
роман, драма, штюрмер, Клингер, эпизированная
Однако к последней трети XVIII столетия романные повествования обрели своего массового почитателя, что было связано с расширением читательской аудитории, с распространением грамотности в народных кругах. Романное творчество предлагало к осмыслению то, что более всего интересовало и волновало среднего читателя, что давало пищу недостаточно развитому сознанию бюргера и компенсировало скуку его существования. Это повлекло за собой появление множества работ, в которых делались попытки теоретического осмысления проблем этой повествовательной формы. В 1774 году в Германии были изданы «Опыт о романе» (Versuch tiber den Roman) Фридриха фон Блан-кенбурга и трактат И. Я. Энгеля «О действии, диалоге и повествовании» (Uber Handlung, Gesprach und Erzahlung).
В теоретических работах тех лет не только велось активное обсуждение, но и обобщался имеющийся опыт, делались попытки заглянуть в завтрашний день романа, предугадать возможные пути его развития. В 1731 году появилась первая часть одного из наиболее популярных и самостоятельных романов раннего немецкого Просвещения - «Удивительные судьбы нескольких мореплавателей, и прежде всего Альберта Юлиуса» (Wunderliche Fata einiger See-Fahrer absonderlich Alberti Julii (1731-1743).
С конца 40-х гг. в художественной практике начали преобладать романы моральнодидактические и семейно-бытовые. Один из родоначальников европейской традиции сентиментального романа Ричардсон во многом определил вектор развития романного жанра в Германии. Критика того времени восприняла не только Ричардсона-моралиста, но и подчеркнула другие стороны его мастерства: тонкий психологический анализ, исследование драма-
тических глубин частной жизни, поиски духовного самоопределения личности.
Молодой Лессинг видел в нем лучшего знатока того, что «нужно для просвещения сердца, внушения любви к человеку, распространения добродетели» [4, c. 29]. Но справедливо заметить, что предпочтение, которое Лессинг отдавал семейно-бытовому и нравоучительному роману, не означало, что этот жанр полностью отвечал высоким эстетическим идеалам автора. Его привлекало в нем естественное изображение человека, демократизм, способность пробудить сострадание. Возможно, поэтому Лессинг сдержаннее, чем другие немецкие критики-современники, оценивал творчество отечественных последователей Ричардсона. Началом «нового и лучшего этапа» в истории национального романа он счел произведение Х.Ф. Геллерта «История шведской графини» (Das Leben der schwedischen Grafin von G** (1747-1748 ).
В ходе эволюции просветительской прозы, наряду с ричардсонадой и постепенно вытесняя ее, созревает новый тип семейного романа, уже лишенный всяких черт рассудочности, облеченный в чисто сентиментальную форму. В подобных произведениях центр тяжести переносится на «историю души», на изображение внутреннего мира человека. Если раньше непременным условием было моральное поучение, то теперь обязательными становятся несчастная любовь и картины страданий героя.
Во многом эти традиции предопределили появление в 1774 году романа Гете «Страдания юного Вертера» (Die Leiden des jungen Werther), где нашли свое отражение протест индивида против угнетающих его общественных отношений, его эмоциональность, стремление расширить свое «я» до пределов вселенной, вобрать в него все счастье человечества и все горе.
Поворот от рационализма к эмоциональности знаменовал сближение с жизнью, отход от отвлеченного схематизма. Мир открывался чувству во всем многообразии. «Сентиментальный роман, - подчеркивает М.Л. Тронская, - рождается из новой концепции человека, из интереса к частному, индивидуальному, из отказа подчинить человеческую особь отвлеченной схеме, из стремления создать образ человека на конкретной психологической основе, то есть демонстрировать его во всей полноте и противоречивости, показать сложность душевной жизни, активно отражающей изменчивость и колебания эмоции, пестрое сплетение переживаний» [5, c. 43].
Это стремление к созданию «истории души», которое становится характерной чертой развития немецкой литературы начиная с середины XVIII века, вызывает к жизни еще один жанр,
подготовленный сентиментальным романом и одновременно идущий ему на смену - роман воспитания.
Термин «роман воспитания» впервые был употреблен в работах Б.М. Эйхенбаума, где это понятие включало в себя «воспитание героя от начала, в продолжении и известной степени завершенности» [6, с. 12].
Широкое распространение и повсеместное применение термин получил благодаря авторитету Дильтея. «Я хотел бы романы, - писал он, -относящиеся к школе Вильгельма Мейстера, назвать романами воспитания. Произведение Гете показывает человеческое развитие на различных ступенях, периодах жизни» [7, с. 78]. Автор также указывал на востребованность этого жанра в немецкой действительности XVIII в., где бюргеры существовали поодаль от государственных проблем и вели ограниченную жизнь: «Романы воспитания полностью соответствовали индивидуальному началу той культуры, которая была ограничена только сферой интересов частной жизни!» [7, с. 80].
Первым немецким просветительским романом воспитания стала «История Агатона» (Geschichte des Agathon (1776) Виланда. Он чутко уловил возможности в пределах романного жанра раскрывать историю отдельного человека, постепенно вникая в подробности становления его личности. Изображение «подлинной природы, подлинной жизни» становится у Ви-ланда законом художественной правды. Характер героя автор подвергает испытаниям, с тем чтобы проявить его мысли и добродетели. В конце своего развития герой должен предстать как «добродетельный человек», а читатели должны понять, как и каким образом это произошло. Так, герой романа воспитания «не просто изменялся на ступенях жизненных испытаний, но и постоянно улучшался, обретая нравственные начала, ибо начинает он свой путь «далеким от совершенства» [8, S. 53].
В связи с этим Виланд вступает в прямую полемику с Ричардсоном, порицая его манеру превращения людей в однообразные манекены добродетели. В его собственные намерения не входило воплощение в герое романа образа нравственного совершенства, он стремился показать, каким бы мог стать человек в соответствии со своей природой.
Художественное освоение новой формы сочетается у Виланда с попыткой теоретического ее осмысления. С большой художественной смелостью и свободой автор использует эстетические возможности жанра. Он прямо излагает свои взгляды. Это позволяет теоретическим рассуждениям автора органично входить в повествование.
Указанные особенности, столь явственно проявившиеся в «Истории Агатона», постепенно складываются в особую романную технику, где автор выступал и как создатель, и «как постоянный наблюдатель создающегося; он стоит за всем, что есть в романе, но стоит еще и сбоку, и этот наблюдатель, удобно созерцающий все, что происходит, делает замечания относительно того, как надо и как не следует поступать создателю романа» [9, с. 95].
Х. Ф. фон Бланкенбург подхватывает мысль Виланда о необходимости показать развитие героя и призывает создателей романов отказаться от изображения типов, стилизованных идеальных фигур в пользу подлинной индивидуальности, сконцентрировать свои усилия на духовной истории персонажа. Роман должен стать прежде всего историей совершенствования человека. В нем обязательно следует показать столкновение героя с окружающей действительностью и передать изменения во внутреннем мире персонажей. Особо следует выделить требование национального сюжета, фабулы, построенной на материале отечественной действительности. Главная задача романиста, по мнению автора, - «показать поступки и чувства людей, передать внутреннюю историю характера, процесс его становления», а герои произведения - «подлинные люди действительного мира» [9, с. 114].
В том же 1774 году, что и трактат Блакен-бурга, появляется роман Гете «Страдания юного Вертера» (Die Leiden des jungen Werther). Однако на литературную теорию 70-80-х гг. роман не оказал заметного влияния, в отличие от более позднего «Вильгельма Мейстера», послужившего основой для романтической теории романа.
Новаторский по своей сути «Вертер» не был использован современниками для пересмотра сложившихся представлений о жанре. Многим в ту пору форма «романа в письмах» показалась обычным заимствованием из других литератур; ведь только путь подражания иноязычным (главным образом, английским) образцам виделся большинству тогдашних теоретиков и литераторов единственным при создании национальной разновидности жанра.
Подобные взгляды высмеял в своих «Афоризмах» известный сатирик и критик Лихтен-берг, издеваясь над теми немецкими авторами, которые бездумно переносили на немецкую почву коллизии английских романов. Лихтен-берг писал в своей сатире: «Наш образ жизни так прост, а обычаи настолько лишены мистики, наши городки обычно так малы, а страна так открыта, все так простодушно и постоянно, что
человек, задумавший писать немецкий роман, чаще всего теряется, как свести вместе людей или дать завязку повествованию» [10, с. 48]. Последовательно сравнивая эпизоды английских романов и их неудачных немецких подражаний, Лихтен-берг завершает сравнение иронично-горьким пророчеством: «И если тот час же не появится пастор, который должен обвенчать влюбленную пару, то я даже затрудняюсь сказать, о чем может повествовать немецкий роман, начиная с третьей страницы; и когда однажды пастор исчезнет с его страниц, в то самое мгновенье и пробьет час немецкого романа» [10, с. 59].
Сатира Лихтенберга по духу и по мыслям, высказанным в ней, перекликается со статьей критика-штюрмера Мерка «О недостатке эпического духа в нашем любимом Отечестве». Статья, опубликованная в 1778 году в «Немецком Меркурии», выражала сожаления автора относительно того, что в немецкой литературе пока еще нет хорошего романа. Попытки подражать иностранцам тоже неудачны, т. к. их авторы упорно не хотят замечать, сколь различны условия, в которых создаются их собственные творения и, например, романы Филдинга. Сцены из немецкой жизни «не могут, как у Филдинга, протекать на кухне, у нас нет членов парламента, мало пасторов с двадцатью фунтами годового дохода, нет маркизов, аббатов, у нас беседа и свобода общения имеют другой покрой, а наши головы полны других идей и сердца совсем других интересов» [11, S. 288].
Более приемлемым образцом для подражания, по мнению Мерка, является Стерн, в котором его привлекает индивидуализм, требующий для человеческой личности полнейшей свободы чувств и действий, разум, ставший «наполовину чувством».
Всего восемь лет отделили «Историю Ага-тона» от «Вертера», но столь решительным оказалось несходство двух романов: «романа воспитания» и страстной «исповеди души», последовательность повествовательной формы Ви-ланда и полулирической, полудраматической динамики Гете. Эти отличия стали суть отражением несходства воззрений Просвещения середины века и эстетики штюрмеров, проявившихся, прежде всего, в принципиально иной концепции человеческой личности и принципах изображения героя. За субъектом стали признавать неограниченное право свободно выражать свои мысли и ощущения. Основным критерием истинно человеческого в герое становится отношение к чувству и природе.
Гете в своем произведении значительно раздвигает рамки романа, стремясь вывести его за пределы моральной проблематики. Он не ог-
раничивает его функции только показом процесса нравственного самоусовершенствования человека, как это делали Виланд и Бланкенбург. Автор сознательно отказывается от изображения процесса «воспитания» героя, для него важны неповторимая индивидуальность, ее сложная духовная жизнь. Через призму чувств Вертера Гете ярко показал внешний мир, быт и нравы Г ермании XVIII века.
Единство романа определено у Гете единством и цельностью характера героя. Все отдельные поступки, все мысли и чувства Вертера, его отношение к природе, обществу, возлюбленной -все стороны его бытия оказываются тесно и естественно связанными между собой как части единого художественного целого. Герой Гете начисто лишен дидактизма, морализаторской установки, но в силу этого он оказывается носителем новой нравственности, новых моральных идеалов.
Вецель И.К. в книге Kritische Schriften особо подчеркивал, что роман должен дать «правдивую картину человеческой жизни», созданную на основе наблюдений над современным миром. Его действие и изображенные в нем «нравы, страсти, люди, их поступки» не должны определяться заранее установленным «моральным тезисом» [12, S. 156]. И.К. Вецель предостерегал писателей от крайностей: «добродетель не должна быть обрисована в виде королевы фей, а порок в облике дьявола; роман во всем должен быть верен тону подлинной жизни» [12, c. 158].
Эти положения в определенной степени были осуществлены И.К. Вецелем в «Германне и Ульрике» (Hermann und Ulrike), в предисловии к которому он затронул целый ряд проблем, касающихся «литературной техники». Был поднят, в частности, вопрос об отборе материала: «...из обстоятельств биографического характера, событий и поступков героев следует отобрать лишь имеющие непосредственное отношение к главному действию, к развитию фабулы. Особое внимание должно быть обращено на завязку, перипетии, экспозицию, - с тем чтобы все было подчинено задаче изображения развития характера главного героя (или героев)... Автор должен тщательно продумать расстановку второстепенных персонажей, поскольку они играют важную роль в раскрытии образов основных действующих лиц: они высвечивают те или иные грани их характеров, что достигается использованием приема контраста» [13, S. 6].
Реалистическую картину эпохи постарается передать Моритц на страницах своего романа «Антон Рейзер» (Anton Reiser). Он выступил с призывом выражать «историю собственного сердца», но не погружаясь в идеальный мир, а
глубоко проникая в действительность. Им предпринята попытка социального объяснения психологии героя. Моритцу удалось изобразить неразрывную связь и взаимодействие внешних условий жизни и душевного состояния персонажа.
В этом тексте уже имеются приметы психологизма, элементы автобиографии. История Рейзера типична. Его судьба имеет социальную определенность, и потому роман Моритца становится важным звеном, скрепляющим просветительский роман 60-х годов («История Агато-на» Виланда, где еще недоставало «внутреннего человека») и позднепросветительский роман Гете, где предпринята попытка на новом этапе показать психологически точно и тонко разработанный образ героя на фоне широких общественных и социальных связей, с которыми герой вступает в разнообразные отношения.
Таким образом, жанр романа к 90-м годам XVIII века должен был соответствовать многим требованиям и пожеланиям как авторов, так и теоретиков. Предвосхищая эпоху немецкого романтизма, он был сориентирован на индивидуализм героя, учитывал дань традициям в выборе персонажа, изображал силу духа и противоречивость образа, проводил идею испытания героя. Данные характеристики формирующегося жанра являлись содержательными и могли пересматриваться. Многие из них требовали иную форму раскрытия, с помощью жанра драмы. Так, Блакенбург стимулировал интерес к повествованию, в котором эволюция героя происходила бы благодаря его столкновениям с миром и обществом, что придавало бы повествованию драматический накал и драматическую форму выражения.
Сходными были воззрения на роман и его дальнейшую судьбу у Иоганна Якоба Энгеля, который видел пути развития жанра в смешении эпической и драматической форм. Он полагал, что должны быть узаконены как «драматизированный» роман, так и «эпизированная» драма [14, S. 72].
Для того времени сама идея подобной межродовой интеграции не нашла большого количества приверженцев, тем более что данные жанровые предпочтения были четко разграничены. Так, в романе «Ученические годы Вильгельма Мейстера» (Wilhelm Meisters Lehrjahre) Гете устами своих героев Вильгельма и Зерло обосновывает различия романа и драмы: «В романе, как и в драме, мы видим человека и действие. Различие между этими двумя литературными родами заключается не только во внешней форме, не в том, что в драме персонажи сами говорят, а в романе о них обычно рассказывают. К сожалению, многие драмы - всего
лишь роман в диалогах, и вполне возможно написать драму в письмах.
В романе должны быть преимущественно представлены мысли и события, в драме - характеры и поступки. Роману нужно развертываться медленно, и мысли главного героя должны любым способом сдерживать, тормозить устремление целого к развитию. Драме же надо спешить, а характер главного героя должен сдерживаться извне в своем стремлении к концу. Герою романа надо быть пассивным, действующим в малой дозе; от героя драмы требуются поступки и деяния. В драме герой ничего с собой не сообразует, всё ему противится, а он либо сдвигает и сметает препятствия со своего пути, либо становится их жертвой.
Все единодушно признали, что в романе допустима игра случая, однако направляет его и управляет им образ мыслей героев; зато судьба, толкающая людей без их участия, силой не связанных между собой внешних причин к непредвиденной катастрофе, вводится только в драму; что случай может создавать патетические, но отнюдь не трагические ситуации; судьба же непременно должна быть грозной и становится в высшем смысле трагической, когда роковым образом связывает между собой независимые друг от друга недобрые и добрые дела» [15, с. 320-321].
Размышления персонажей Гете свидетельствуют о категоричном на тот момент понимании писателем самодостаточности жанров драмы и романа и невозможности их совмещения. Хотя еще 1761 году Гаманн в «Крестовых походах филолога» отстаивал право художника на выбор любой приемлемой для него формы. Диалогичность стиля для него не являлась указанием драматической формы произведения, а скорее наоборот это «глубоко осознанная и счастливо воссозданная подлинная природа романного» [16, с. 19].
Суждения Гаманна, впервые оценившего изменчивость содержания и формы жанра в зависимости от различных исторических обстоятельств и творческой индивидуальности автора, открыли принципиально новые возможности для создания романа, которыми в полной мере воспользуются лишь романтики.
Итак, будущее романного жанра, где эпическая составляющая соседствует с элементами драматического действия (как это предлагал Иоганн Якоб Энгель) в конце XVIII в. не воспринималось литераторами как возможный вариант. Оттого попытки И.Я. Энгеля воплотить практически свои теории (роман «Г осподин Лоренц Штарк») успеха не имели. Постигла неудача и его последователей - Ф.Т. Хазе и А.Г. Мейсне-
ра. И лишь текст, написанный Ф.М. Клингером в окружении русской действительности, соответствовал представлениям Энгеля о пути развития немецкого романа.
Произведение Ф.М. Клингера «Фауст, его жизнь, деяния и низвержение в ад» (Fausts Leben, Taten und Hollenfahrt (1790) по праву может считаться реализованной идеей интеграции жанров. Здесь нашли свое выражение как романное повествование, со свойственным ему эпическим размахом, так и драматические не менее значимые элементы. Произведение Клингера стало еще одним возможным вариантом развития романного жанра в Германии.
Списвк литературы
1. Хализев В.Е. Драма как явление искусства. М.: Искусство, 1978. 264 с.
2. Юэ П.Д. Трактат о возникновении романов // Литературные манифесты западно-европейских классицистов. М.: Искусство, 1980. 412 с.
3. Смолетт Т. Приключения Родерика Рэндома / Пер. с англ. А. В. Кривцовой. М.: ГИХЛ, 1949. 157 с.
4. Демченко В.Д. Основные проблемы развития немецкой литературной критики XVIII века: Дис. ... д-ра филол. наук. Днепропетровск, 1992. 238 с.
5. Тройская М.Л. Немецкий сентиментальноюмористический роман эпохи Просвещения. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1965. 236 с.
6. Эйхенбаум Б.М. Литература. Теория, критика, полемика. Л.,1968. 147 с.
7. Дильтей В. Литературные архивы и их значение для изучения истории философии // Вопросы философии. 1995. № 5. С. 75-84.
8. Wieland C.M. Geschichte des Frauleins von Sternheim. Von einer Freundin derselben aus Original-Papieren und andern zuverlafligen Quellen gezogen. Deutscher Taschenbuch Verlag. Mtinchen, 2007. 118 S.
9. Лагутина И.Н. Типология жанра немецкого романа конца XVIII в.: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1978. 128 с.
10. Лихтенберг T.X. Афоризмы / Пер. с нем.
Н.М. Соколова. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1962. 148 с.
11. Merck J.H. Werke. Hrsg, von A. Henkel. Frankf . M., 1968. 388 S.
12. Wezel J.K. Kritische Schriften. Bd. 1 - 3. Stuttgart, Bd. 3, 1975. 420 S.
13. Wezel J.K. Hermann und Ulrike. Leipzig, 1980. 98 S.
14. Geschichte der Deutschen Literatur von den Anfangen bis zur Gegenwart, Bd. 6. Vom Ausgang des 17. Jahrhunderts bis 1789. Berlin, 1979. 278 S.
15. Гете И.В. Годы учения Вильгельма Мейстера / Пер. с нем. Н. Касаткиной // Собр. сочинений В 10 т. М.: Худож. лит., 1978. Т. 7. С. 320 - 321.
16. Гильманов В.Х. «Крестовые походы» И.Г. Гамана против Просвещения // Вестник МГУ. Сер. 7. Философия. 2005. № 3. С. 14-27.
GERMAN NOVEL AND THE CONTROVERSY ABOUT IT IN THE ENLIGHTENMENT'S LITERARY
CRITICISM IN GERMANY
M. V. Krasilnikova
The 18th century was a turning point in deciding about the priority of the known literary forms. F.M. Klinger's book "Faust's Life, Deeds, and Journey to Hell" shows an example of the integration of genres.
Keywords: German literature of the 18th century, novel, drama, Klinger, epic drama.
References
1. Halizev V.E. Drama kak yavlenie iskusstva. M.: Iskusstvo, 1978. 264 s.
2. Yueh P.D. Traktat o vozniknovenii romanov // Litera-turnye manifesty zapadno-evropejskih klassicistov. M.: Iskusstvo, 1980. 412 s.
3. Smolett T. Priklyucheniya Roderika Rehndoma / Per. s angl. A. V. Krivcovoj. M.: GIHL, 1949. 157 s.
4. Demchenko V.D. Osnovnye problemy razvitiya ne-meckoj literaturnoj kritiki XVIII veka: Dis. ... d-ra filol. nauk. Dnepropetrovsk, 1992. 238 s.
5. Tronskaya M.L. Nemeckij sentimental'no-yumoristicheskij roman ehpohi Prosveshcheniya. L.: Izd-vo Leningr. un-ta, 1965. 236 s.
6. Ehjhenbaum B.M. Literatura. Teoriya, kritika, pole-mika. L.,1968. 147 s.
7. Dil'tej V. Literaturnye arhivy i ih znachenie dlya izu-cheniya istorii filosofii // Voprosy filosofii. 1995. № 5. S. 75-84.
8. Wieland C.M. Geschichte des Frauleins von Stern-heim. Von einer Freundin derselben aus Original-Papieren
und andern zuverlafligen Quellen gezogen. Deutscher Ta-schenbuch Verlag. Mmwhen, 2007. 118 S.
9. Lagutina I.N. Tipologiya zhanra nemekogo romana konca XVIII v.: Avtoref. dis. ... kand. fi-lol. nauk. M., 1978. 128 s.
10. Lihtenberg G.X. Aforizmy I Per. s nem. N.M. Sokolova. L.: Izd-vo Leningr. un-ta, 1962. 148 s.
11. Merck J.H. Werke. Hrsg, von A. Henkel. Frankf M., 1968. 388 S.
12. Wezel J.K. Kritische Sdiriften. Bd. 1 - 3. Stuttgart, Bd. 3, 197З. 420 S.
13. Wezel J.K. Hermann und Ulrike. Leipzig, 1980. 98 S.
14. Ges^^ite der Deutsden Literatur von den Anfangen bis zur Gegenwart, Bd. 6. Vom Ausgang des 17. Jahrhunderts bis 1789. Berlin, 1979. 278 S.
1З. Gete I.V. Gody ucheniya Vil'gel'ma Mejstera I Per. s nem. N. Kasatkinoj II Sobr. sochinenij v 10 t. M.: Hudozh. lit., 1978. T. 7. S. 320 - 321.
16. Gil'manov V.H. «Krestovye pohody» I.G. Gamana protiv Prosveshcheniya II Vestnik MGU. Ser. 7. Filosofiya. 200З. № 3. S. 14-27.
