CC BY
137
воги и растерянности. Тем не менее книгу можно назвать смешной, только этот смех горький, сквозь слезы, как в сатирах Гоголя и Салтыкова-Щедрина, традиции которых прямо продолжены в «Райской машине».
Идея и тема деления людей на второсортных раскрыта Успенским в его очередном писательском труде «Дефицит второго сорта» [14].
Как видно из этого произведения, непреходящая тема гонки за получением лучшего, но сейчас, чем идеальным, но потом, а также тема человеческой вездесущей жадности раскрыты автором в полной мере, глубоко и с юмором.
Через мифы, сказки, легенды, которые являются тематической и сюжетной базой для построения авторской речи, Успенский мастерски раскрывает непреходящие ценности добра и зла, славы и признания, семьи, жизни, извечные проблемы двух поколений, также любви и смерти:
«Ироня расхохотался.
— Над чем смеетесь, граф? — спросила принцесса Изора, уже воображавшая себя пиратской королевой.
— Над тем, дорогая, что из одной истории неизбежно вырастает другая, и так без конца, хотя все они об одном и том же...
— Странно, граф, но ведь все истории — разные!
— Нет, моя милая, все истории об одном и том же.
— Так о чем все-таки?!
— О любви и смерти, прекрасная Изора, о любви и смерти — о чем же еще?» [15].
Таким образом, хорошо известные сюжеты и символы преломляются и трансформируются в творчестве М. Успенского, он ищет новые принципы освоения литературных традиций. Эти принципы определяются авторским замыслом, индивидуальными особенностями автора, его личным опытом, а также объективными эстетическими запросами времени.
А основные темы и идеи в прозе Михаила Успенского с её скрытым смыслом и тонким чувством юмора действительно обращены к генетической памяти народа, к нравственным и культурным ценностям, что становится немаловажным фактором, обеспечивающим писателю популярность в читательских кругах и неослабевающее внимание критики.
Примечания
1. Успенский М. Белый хрен в конопляном поле. Невинная девушка с мешком золота. М.: Эксмо, 2009. С. 293.
2. Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. URL: http://lib.ru/CULTURE/PROPP/ skazki.txt - Дата обращения 04.04.2013. Загл. с экрана.
3. Успенский М. Там, где нас нет. URL: http:// lib.ru/USPENSKIJM/where_nt.txt - Дата обращения
04.04.2013. - Загл. с зкрана.
4. Успенский М. Чугунный всадник. URL: http:// lib.ru/SCIFICT/ulitka-2.txt - Дата обращения
04.04.2013. - Загл. с экрана.
5. Успенский М. Солдатская сказка. URL.html -Дата обращения 04.04.2013. - Загл. с экрана.
6. Русские народные сказки в обработке А. Н. Афанасьева. Беглый солдат и черт. URL: http:// www.hobbitaniya.ru/afanasyev/afanasyev94.php - Дата обращения 04.04.2013. - Загл. с экрана.
7. Успенский М. Там, где нас нет.
8. Там же.
9. Лазарчук А., Успенский М. Посмотри в глаза
чудовищ. URL: http://www.loveread.ec/
read_book.php?id = 4721&p=1 - Дата обращения
04.04.2013. - Загл. с экрана.
10. Лазарчук А., Успенский М. Гиперборейская чума. URL: http://www.loveread.ec/
read_book.php?id = 4722&p=1 - Дата обращения
04.04.2013. - Загл. с экрана.
11. Андронати И., Лазарчук А., Успенский М. Марш экклезиастов. URL: http://www.libok.net/writer/ 13147/kniga/ 57572/ andronati_irina/ marsh_ekkleziastov/ read - Дата обращения 04.04.2013. - Загл. с экрана.
12. Успенский М. Белый хрен в конопляном поле. Невинная девушка с мешком золота.
13. Там же.
14. Успенский М. Райская машина. М.: Эксмо, 2009.
15. Успенский М. Дефицит второго сорта. URL: / /http://lib.ru/USPENSKIJM/rasskazy.txt - Дата обращения 04.04.2013. - Загл. с экрана.
16. Успенский М. Белый хрен в конопляном поле. Невинная девушка с мешком золота. С. 295.
УДК 882.09
О. П. Гусева
ПОЭТ КАК ЦЕНТРАЛЬНАЯ ФИГУРА РОМАНА ДИНЫ РУБИНОЙ «НА СОЛНЕЧНОЙ СТОРОНЕ УЛИЦЫ»
В статье основное внимание сосредоточено на особенностях формирования Поэта в романе Дины Рубиной. Благодаря ярким образам главных героинь автор раскрывает идею о единстве творческого дара, берущего свое начало как от природы, так и от культуры. Специфика изображения центральных персонажей, «вызревание» их поэтической сущности и сложность взаимодействия позволяют говорить об особой значимости образа Поэта в романе «На солнечной стороне улицы».
The article is focused on the peculiarities of a Poet building in the novel of Dina Rubina. Thanks to sharp images of the main female characters the author reveals the idea of ??the creative genius unity, originating from both nature and culture. The specificity of central characters’ representation, «maturing» of their poetical essence and complexity of their interactions demonstrate the special significance of the Poet’s image in the novel «On the sunny side of the street.»
© Гусева О. П., 2013
Ключевые слова: поэт, мифопоэтика, творчество, промысел, дар, память.
Keywords: poet, mythopoetics, creativity, dispensation, gift, memory.
Осмысление природы таланта - одна из ключевых проблем творчества Дины Рубиной. Обращение к фигуре Поэта как центральной мифологеме романа «На солнечной стороне улицы» обусловлено его особой значимостью в раскрытии данной проблемы и в изображении процесса формирования творческой личности. Основой для понимания центрального образа служит его мифопоэтическая трактовка, предложенная
В. Н. Топоровым: «Поэт, певец, в мифопоэтической традиции персонифицированный образ сверхобычного видения, обожествлённой памяти коллектива. Поэт знает всю вселенную в пространстве и во времени, умеет всё назвать своим словом... создаёт мир в его поэтическом., текстовом воплощении...» [1]
В романе данный образ раскрывается в системе двух центральных персонажей: это главная героиня романа Вера Щеглова и «лирическая героиня» (автор, Д. Рубина), «хронотопические поля» [2] которых обнаруживают между собой многоуровневые связи, безусловно влияющие на толкование образа Поэта. Спецификой изображения данных героинь в пространственно-временном континууме романа является их изначальное «несовпадение».
Спонтанность рождения поэтического дара демонстрирует судьба Веры, феномен которой сложился вопреки обстоятельствам. Незаурядные способности героини, выросшей в «тотальном невежестве и нелюбви» [3], начали проявляться еще в детстве: в одном из первых рисунков, запечатлевшем «пластику кошачьего движения» (220), в освоении азбуки в перевернутом виде, в особенностях своего странного неотрывного взгляда, не по-детски проницательного. Несмотря на то что среда, казалось бы, всячески препятствовала формированию Художника, способности Веры обрели свои формы в живописи.
Помимо природных задатков талант героини имеет и наследственные корни. Мать Веры Катя -натура артистическая и авантюрная, мастерски перевоплощаясь из одного образа в другой, была способна усыпить бдительность и втереться в доверие любого, дабы воплотить в жизнь очередной коммерческий план. Но помимо актерского таланта, живого ума, подкрепленного страстным желанием выжить, Катя была «страшно талантливая к искусствам,» (566): она великолепно владела многими видами рукоделия.
Взгляд на наследственную одаренность героини дополняет внезапно обнаружившееся в фи-
нале романа родство с дворянским родом Введенских, вынужденным после революции скрывать свое происхождение. Бабушка Веры «была удивительная рукодельница, от бога» (565), а дед владел несколькими языками и талантливо писал пейзажи. Скомканная «ветрами исторических потрясений» (512) жизнь известного некогда рода усиливает понимание характера героини как судьбы трагической.
Помимо ярких способностей, Веру отличало и особое отношение к окружающему миру. Далекие от идеала условия жизни героини («бродяжье детство» (218)) рано сформировали в ней решительную и внутренне независимую личность, обладающую твердым характером и неведомой властной силой. Некий внутренний стержень в ее сознании отвечает за выверенность действий, не допускающих ни в чем колебаний, да и имя у нее соответствующее - «над грязью держит, не дает упасть» (193).
На протяжении всего романа благородство в поведении Веры соседствует с герметичностью ее чувств. Свойственный ей аутизм наблюдался в эмоциональном и поведенческом отторжении от реальности, «погружении в себя» (505), молчаливости и даже имел физическое проявление: героиня не умела улыбаться. Еще будучи ребенком, Вера неосознанно заняла по отношению к окружающему миру позицию молчаливого наблюдателя. Любовь к детали и созерцательность породили одну из ее творческих способностей: возможность накапливать впечатления, образуя так называемый «компост памяти », из которого «произрастала ее настоящая жизнь, создаваемая красками на холсте - ее картины» (401); а также особое свойство личности — преломлять все явления окружающего мира через собственное ощущение.
Традиционно в литературе образ Поэта сопровождается тотальным одиночеством. В образе Веры мы видим эту крайнюю степень одиночества или «неспособность осилить еще чью-то жизнь» (495). Героиню постоянно окружает множество людей («стихийный интернационал» (242) Ташкента), но эти люди далеки от ее внутреннего мира. Прикоснуться к его тайне смогли, пожалуй, только три героя: рано погибший друг Стасик, дядя Миша и вездесущий Леня — трое мужчин, по словам героини, сформировавших ее мировоззрение.
Примечательно, что и в творчестве Веру волновало лишь одиночество персонажа: «...его переживание мира, его личное тепло, бесконечно борющееся с недружелюбным излучением холодной Вселенной; его страх перед безличным, великим, грозным, неопределимым и неопределенным пространством,... - этим океаном врем-ени, который каждый должен переплывать в одиночку.» (462)
В отличие от героев ее картин, вписанных в полотно живописи, Вера в саму жизнь не вписывается. Дистанция, занятая ей по отношению к окружающему миру, делает ее в некотором роде ущербной, уязвимой, что вполне объяснимо в контексте мифологических представлений об «отмеченности Поэта» [4].
Словно в противоположность образу Веры в романе представлен образ «лирической героини». Изначальная творческая установка автора-нарратора на разведенность этих персонажей способствует изображению двух типов творческой личности. В отличие от Веры, чья судьба складывалась стихийно, вопреки социальной неустроенности и препятствиям, «лирическая героиня» жила размеренно и планомерно. Родившись в полной интеллигентной творческой семье, она была приговорена на «угнетенное служение прекрасному искусству» (274). Школа для одаренных детей, к коим героиня себя никогда не причисляла, стала отправной точкой для получения консерваторского образования. На протяжении всей жизни творческая среда не отпускала ее ни на шаг. Выйдя замуж за художника, она окончательно «волею судеб» обрекла себя «на существование в мастеровом, ремесленном и поддатом мире художников...» (503).
Несмотря на логичность проявления в героине музыкального таланта, ее сознание всегда было посвящено другому: интересу к отношениям человека со временем, то есть, как вспоминает героиня, она «оказалась отравленной сладостным ядом разысканий человека во вре-м-ени» (293).
В мемуарном пространстве романа «лирическая героиня» играет второстепенную роль «на задах массовки» (11). Избегание первых планов («я и в хоре пела всегда в альтах, во втором ряду» (11)), с одной стороны, и безудержное стремление «внедриться. да попросту влипнуть в сюжет» (215) — с другой, определяют специфику ее таланта: возможность принимать участие в событиях и одновременно быть их зрителем, извлекая образ из привычной среды. Подобного рода способности героиня заметила у себя еще в детстве: «Двуединый способ освоения действительности - взгляд на мир и осмысление полученной информ,ации - редко у м,еня соединяются. Взгляд мой частенько подбирает м,ельчайшие детали, до которых не снизойдет ни один нормальный человек, осмысление же в этот момент может быть занято совсем иными вещами» (422).
Несмотря на, казалось бы, крайнюю степень разведенности этих двух героинь, они не раз пересекаются в пространственно-временном поле романа: это и мимолетные встречи, и участие в одних и тех же событиях с разных сторон, и несколько вновь повторяющихся знакомств.
Кроме того, сопоставив данного рода фрагменты и определив влияние, которое они оказали на героинь, можно обнаружить близость восприятия ими окружающего мира, что составляет суть их творческого начала, различного и единого одновременно. Примером может служить детское непримиримое желание обеих завладеть старинными манящими открытками, которыми торговала старуха на Алайском базаре. Одинаковое впечатление некогда произвели на них и похороны дяди Миши, где Вера была участницей процессии, а «лирическая героиня» — невольным свидетелем. Впоследствии это событие в их сознании было трансформировано в некий арт-объект: «рассказ про убегающий гроб» (423) у «лирической героини» и полотно «Убегающий узник» у Веры, на которых почти как по кальке представала следующая картина: «утлая лодочка плоского гроба на разъезжающихся ногах, в стоптанных штиблетах шестерых пьяниц...» (422-427)
Сходство имеют и плоды их творчества, в которых преобладают динамизм, ассоциативность и жизнеутверждающее начало. Картины кисти Веры демонстрируют ее уникальную способность запечатлевать жизнь в динамике, «жестокую особенность ускользать от неживого» (428) и «легкий налет безумия» (104). На полотнах Веры герои существуют в каком-то «мистериальном движении» (478): триединый дядя Миша, укрывая голову руками, воспаряет над Сквером Революции; «человек в черном драповом пальто с яростной улыбкой дирижирует рабочими, сни-м-ающими с постам-ента статую Сталина» (461) и т. п. И названия для картин подбираются соответствующие - «динамические», но трудные для восприятия и толкования: «Илья Иванович гадает», «Поющая библиотекарша», «Обнимитесь, миллионы!», «Житие святого дяди Миши — бе-доносца», «Диссидент ...э-э-э... Роберто Фрунсо вручает красного петуха Барри Голдуотеру» и др.
Лишены статичности и фрагментарные воспоминания «лирической героини». «Компост» ее памяти ретранслировал многообразные картины ташкентской жизни: «Да... базарыы м.оего детства... - Шейхантаурский, Фархадский, Госпитальный, Туркменский... И самый главный, легендарный и грандиозный - Алайский!
Кто только на нем не торговал!
Поволжские немки из высланных — в белейших фартуках — предлагали хозяйкам попробовать свежий творог, сливки и сметану.
Сморщенные пожилые кореянки пересыпали в вощеных ладонях жемчуга желтоватого или белоснежного риса.
Красавцы все как один - турки-месхетинцы -артистически взвешивали первую черешню, загребая ее растопыренной большой ладонью; сквозь
пальцы свисали на прутках алые или желтые двойни-тройни...» (334—335)
«Лирическая героиня» извлекает из глубины собственной памяти эпизоды минувшей жизни, собирает в своем сознании мозаику прошлого, составляя из обломков воспоминаний небывалую по величине картину «ушедшего под воду океана времен» (317) города-корабля Ташкента.
Картины Веры и воспоминания-фрагменты «лирической героини» имеют в романе некую магическую силу: они воспроизводят заново некогда существующий и близкий обеим мир. В данном случае героини выступают как создатели новой реальности, что, безусловно, роднит их с Поэтом в его первородном значении [5]. Более того, стоит сопоставить между собой процесс их творчества, обнаруживается близость мышления и чувствования, которую можно назвать единством мировосприятия. Оно имеет следующие проявления: сознание героинь постоянно находится в некотором пограничном состоянии, будто бы в четвертом измерении; им свойственно «постоянное выпадение в транс» (278). Именно выпадение, ощущаемое порой физически, как, например, у «лирической героини»: «Провалы в какие-то колодцы подземной блаженной темноты, сладостное оцепенение и разглядывание себя изнутри...» (278) В подобном состоянии пребывает и Вера: «Часто, работая, она переставала даже думать, ее вели ощущения; чудилось, что через вязкое месиво растертых и претворенных в краску природных веществ, через кружевные кисти ей вот-вот станут доступны и понятны излучения далеких звезд, цивилизаций, забытых человеческих знаний» (461—462).
Бессознательное стремление поддаться ощущениям, заглянуть за грань привычного и отпечатать это в своей памяти, абсолютное доверие интуиции и чувствам, сверхвидение, спонтанность творческого процесса и уникальная возможность воссоздания новой реальности определяют природную одаренность героинь, их сопричастность иному миру. Эту особенность Веры замечает проницательный дядя Миша: «Откуда она взялась - такая? Смотрит на все вокруг взглядом отстраненным, пристальным, - словно послана в этот мир для определенной, причем единственной цели - стать свидетелем., да не просто - свидетелем., а оценщиком каких-то изначальных нравственных ценностей, оценщиком непредвзятым, взыскательным, беспощадным...» (459) Вера и сама отмечает свою принадлежность промыслу: «. где-то там, по ремесленному ведом-ству, всю м,ою душу целиком безжалостно посвятили смешению красок на палитре и замазыванию холстов...» (466)
Ведомой некой силой ощущает себя и «лирическая героиня »: «И сегодня, спустя сорок лет после начала музыкальной эпопеи, я все еще не
собралась с духом для решающего поединка с м-оим Проклятым Рабовладельцем....» (278) Экспрессивность названия этой силы подчеркивает необратимость ее судьбы, невозможность выбрать другой жизненный путь и побороть природу дарования.
Сходство между героинями наблюдается также и в способности накапливать и «вынашивать» чувства, лица, события; в жажде к детали; в не-ком сверхвидении: «.а я все ждала... и в то же время испытывала алчное желание услышать еще, еще чуть-чуть этого карканья. чтоб потом наделить им кого-то в новой захватывающей повести...» (90) — вспоминает «лирическая героиня» эпизод из своего детства. Теми же характеристиками обладает и творческий взгляд Веры, названный в романе «проклятым бессознательным зрением, алчно заглатывающим детали» (112). Описанию этого взгляда в романе уделено особое внимание: «Он (Стасик. — О. Г.) знал такие взгляды - обращенные в себя и одновременно хищно выхватывающие из окружающего мира для своих каких-то нужд те таинственные блики, тени, чешуйки света, которые наполняют пространство и одушевляют его» (81).
И «лирическая героиня», и Вера выступают как хранители памяти, преломленной через призму индивидуального сознания. В акте поэтического творчества они преобразуют «божественное в человеческое» и возводят «человеческое на уровень божественного» [6], что делает их сопричастными иному миру и сближает с медиумом. По словам В. Н. Топорова, «Поэт - посредник не только между прошлым и настоящим (темпорально), но и между тем царством и этим (локально)» [7]. В одном случае инструментом такого сообщения выступают язык и слово, а в другом — краски и холст.
В своем творчестве героини, как и Поэт, бессознательно следуют определенной технологии [8], сопоставимой, пожалуй, лишь с вынашиванием ребенка и появлением его на свет. Процесс рождения картин Веры психофизический: возникающие помимо воли и мучающие ее лица «просили воплощения в другую жизнь» (70), появлялась некая физическая потребность выбросить, сбросить накопленное за день впечатление и тогда «она мысленно - как слепой легкими беглыми пальцами - ощупывала лепку этого лица, его строй, конструкцию, настроение и цвет. <...> ...сначала бесцельно кружа по дому, машинально касаясь рукой предметов, пробуя поверхность на ощупь, словно бы знакомясь с неведомым веществом мира...» (70—76).
«Совершенно никчемные и случайные лица» (275) всплывали и в сознании «лирической героини». Ведомая одним чутьем, на ощупь она «дви-
гается впотьмах с вытянутыми руками по огромной свалке ее памяти, пытаясь нащупать любимые, затерянные во времени, родные ее сердцу вещи» (302).
На протяжении всего романа изначальная полярность героинь постепенно обнаруживает некое единство, под которым мы склонны подразумевать поэтическую сущность натуры. Недаром в финале романа «лирическая героиня» ощущает общность с Верой: «Вдруг я обнаружила, что мы с ней сидим в одной позе, задрав ногу на ногу и даже одинаково свесив с дивана руки. В какой-то момент почудилось, что мы - две фигурки, слепленные из одного куска глины» (594).
Обращение к образу Поэта в романе Дины Рубиной продиктовано интересом автора к судьбе творческой личности. Своеобразие художественного решения данного образа, представленного двумя героинями, раскрывает проблему художнического «я» лицом к лицу с миром, способствует реализации мотива «божественного призвания и чудесного происхождения» [9] поэтического (творческого) дара, демонстрирует фатальность, предначертанность и одновременно спонтанность рождения Поэта, а также трагизм личности, обреченной на творчество Высшим Промыслом.
Примечания
1. Топоров В. Н. Поэт // Мифы народов мира: энцикл. М., 1980. Т. 2. С. 327—328.
2. Алексеева Н. В. Хронотопические «поля» героя и автора в романе Д. Рубиной «На солнечной стороне улицы» // Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского. 2011. № 4(1). С. 316.
3. Рубина Д. На солнечной стороне улицы: роман. М.: Эксмо, 2010. С. 458. В дальнейшем цитаты в тексте даются по данному изданию с указанием страницы в скобках.
4. Топоров В. Н. Поэт. С. 327—328.
5. «Поэт, как и жрец, расчленяет, разъединяет первоначальное единство вселенной, устанавливает природу разъятых частей через определение системы отождествлений и синтезирует новое единство..»: Топоров В. Н. Поэт. С. 327—328.
6. Там же.
7. Там же.
8. «В творчестве П. следует определённой технологии (причём «поэтическое» возникает только в некоем пространстве, определяемом такими крайними состояниями, как созидание и разрушение, ср. анаграмматическую поэзию), поэтому слово (стих, текст и т. д.) делается, вытёсывается, выковывается, ткётся, прядётся, сплетается и т. д. Соответственно и П. выступает как делатель, кузнец, ткач и т. п. (ср. в «Ригведе» П. - мастера, IV 2, 15, VI 17, 15; плотники, III 38, 1).» Топоров В. Н. Поэт. С. 327—328.
9. Там же.
УДК 812
С. Н. Русских
Л. В. ДЬЯКОНОВ И КИРОВСКИЕ КНИЖНЫЕ ИЗДАТЕЛЬСТВА
Статья посвящена вятскому писателю и краеведу Леониду Владимировичу Дьяконову. В частности, освещается его работа в местных газетах и издательствах, говорится о его вкладе в развитие книжной культуры Кировской области.
This article is about famous Viatka’s writer and régional specialist Leonid Vladimirovich Dyakonov. In this article desbribed his work in local newspapers and publishing houses, analyzed his contribution to development of Kirov’s book culture.
Ключевые слова: Л. В. Дьяконов, изучение фольклора, детский писатель, работа в газетах и издательствах.
Keywords: L. V. Dyakonov, folklore studying, children writer, work in newspapers and publishing houses.
Леонид Владимирович Дьяконов (1908—1995) — одна из самых заметных личностей, оказавших влияние на книжную культуру Кировской области. Увлеченный краевед и фольклорист, он оставил после себя замечательные работы, а его произведения для детей вошли в школьные программы. Можно сказать, что вокруг Леонида Владимировича «вращалась литературная жизнь города, многие кировские писатели и поэты считают себя его учениками» [1].
Дьяконов был двоюродным братом замечательного русского поэта Николая Заболоцкого. Любовь к слову и талант владеть им, видимо, передавались по наследству. По воспоминаниям одноклассницы Леонида Владимировича Т. П. Моргуновой, уже в школе он издавал журнал «Первый блин»: «Редактором, печатником и художником этого журнала был ученик Дьяконов Леонид. Он сделал клише из линолеума. Журнал был печатный. Обычно журнал выходил по понедельникам, правда, не еженедельно, так как редактор часто болел» [2].
Уже в сознательном возрасте Леонид Владимирович долгое время работал в местных газетах, выступал в них с очерками, посвящёнными жизни края, его людям. С 1925 по 1937 г. Дьяконов успешно работает в редакции газеты «Вятская правда» (с 1935 г. — «Кировская правда») на разных должностях. В первое время, будучи практикантом Ленинградского техникума печати, выполнял обязанности подчитчика-корректора. После окончания техникума стал литературным
© Русских С. Н., 2013
