CC BY
16Питер Ян Маргри, профессор Амстердамского университета
Питер Ян Маргри — профессор европейской этнологии Гуманитарного факультета Амстердамского университета. Основная тема его исследований — культура повседневности, религиозная культура, культурная память, культурное наследие. Также является вице-президентом и секретарем Международного общества этнологии и фольклора (SIEF), секретарем Фонда исследований культуры повседневной жизни (Stichting Onderzoek cultuur van het dagelijks leven), членом редакционной коллегии международного журнала Ethnologia Europaea и журнала Quotidian, Dutch Journal on Everyday Culture. Соредактор (совместно с Кристиной Санчес-Карретеро) книги Grassroots Memorials: The Politics of Memorializing Traumatic Death (Berghahn NY / Oxford, 2011).
1. Практики спонтанной мемориализации включают в себя очень широкий спектр явлений. Это и придорожные памятные знаки, и большие мемориалы типа того, что установлен в редакции Сharlie Hebdo в Париже, и вещи, которые при-
носят к мемориалам, онлайн-мемориализация и т.д. Какое направление исследований кажется Вам наиболее перспективным?
Все формы и проявления интересны. Можно, кстати, поспорить о терминологии: в чем разница между спонтанными и народными (grassroots) мемориалами? Лично мне больше нравится термин «народные», и совершенно справедливо будет задать вопрос, до какой степени эти мемориалы вообще спонтанны. Книга, которую мы сделали с Кристиной, больше сфокусирована на политическом измерении спонтанной мемориализации1. Конечно, индивидуальные придорожные мемориалы тоже любопытны, но они обычно затрагивают только одну семью и ее окружение, друзей. Иногда здесь тоже можно обнаружить какие-то политические мотивы, особенно если пострадавших было много. Но более интересны, на мой взгляд, большие публичные мемориалы, связанные с масштабными трагедиями и травмами, терроризмом, войнами, катастрофами, оказавшими значительное влияние на местное
1. Margry, P. J. And Sanchez-Carretero, C. (eds.) Grassroots Memorials: The Politics of Memorializing Traumatic Death. (New York and Oxford: Berghahn Books, 2011)
-И
Г-
сообщество или страну в целом. Мемориалы, которые стараются повлиять на власть или на политику, имеют и большее влияние на общество. Так что именно они кажутся мне более перспективными. Однако в странах, где к публичной мемориализации отношение менее терпимое или не терпимое вообще, более актуальными, возможно, окажутся онлайн-фор-мы как более анонимный способ критических высказываний.
2. Каким образом социальные медиа и компьютерные сети изменили практики спонтанной мемориализации? Прослеживаете ли Вы какое-то влияние?
Социальные медиа, несомненно, очень и очень могущественны. Хотя смотря, конечно, что мы так называем. Телевидение ведь тоже сюда относится. И если мы обратимся к 1990-м годам, то увидим, что уже тогда, после смерти леди Дианы, СМИ играли огромную роль. Ее гибель была одним из событий, одной из травм, вызвавших чувство опустошенности у людей по всему миру. Было невозможно поверить, что эта сказочная принцесса может умереть. И в этом отклике, конечно, было много скорби, но в появившихся перед [Кенсингтонским] дворцом в Лондоне мемориалах содержалось немало политических высказываний — критики монархии в целом и конкретно королевской семьи и королевы. Так что еще до того, как появились социальные медиа в современном смысле этого слова, телевидение играло крайне важную роль, устанавливая форматы, знакомя людей с самой идеей таких публичных акций, объединяющих общество и в то же время оголяющих какие-то его изъяны. Но, конечно, сейчас соци-
альные медиа в разы могущественнее. Сейчас можно обмениваться изображениями, форматами. Как создать мемориалы? Вы можете легко посмотреть, какими они могут быть, вы можете ориентироваться на какие-то примеры. Сейчас все это доступно. Если раньше спонтанная мемориализация была типична лишь для Запада — для Европы и США, то теперь она распространяется по всему миру: в странах Азии, когда происходят катастрофы, террористические акты, люди тоже находят способы проявления своей скорби и недовольства.
Благодаря социальным медиа теперь не обязательно каждый раз выходить на улицы, чтобы донести до общества свои мысли, можно вести электронную мемориализацию, критиковать онлайн. Но все-таки, я думаю, более действенными остаются мемориалы, появившиеся непосредственно на месте трагедии: это добавляет памятнику столь ценной подлинности.
Что касается мгновенной онлайн-мемори-ализации, типа фильтров с флагами, которые предлагает Фейсбук, то это просто мода. Платформа предлагает их, люди начинают лайкать, и вот — все ваши друзья с французскими флагами. Я думаю, это чрезмерно простой путь, и потому поверхностный. Он очень быстро теряет свою значимость, как мне кажется. Теперь, как только что-то случается, все здания в городах окрашиваются в цвета флагов2, в какой бы стране что-то ни произошло — флаг уже наготове. Когда эти фильтры только появились, то были очень сильным высказыванием, сейчас уже подрастратили свою ценность. А когда они остаются слишком надолго, то вообще начинают вызывать раздражение. Так что не знаю... Хорошо, конечно, что люди чувствуют связь с происходящим, но социальные медиа делают
2. Речь идет о мемориальной акции, прошедшей по всему миру после терактов в Париже в ноябре 2015 года, в ходе которой наиболее известные исторические здания по всему миру были подсвечены цветами французского флага.
28 Археология русской смерти №3/2016
это до предела простым — нужно только нажать кнопку, чтобы выразить свою скорбь и солидарность. Слишком короткий путь. Это особенность социальных медиа — они действуют интенсивно, но недолго. С помощью электронных мемориалов очень просто выразить свои чувства. В этих действиях легко участвовать, но они далеко не такие эффективные, как когда ты создаешь что-то в реальной жизни, когда ты приносишь свечи и цветы. Конечно, эта форма мемориализации еще очень молода, чтобы давать ей однозначную оценку. Но, с другой стороны, материальный мемориал видят только прохожие, и только они могут оценить его значимость, он имеет гораздо меньший охват, чем созданный в сети. Хотя люди, участвующие в мемориальных действиях на улице, тоже могут иметь веб-сайт или страницу в социальных сетях. Так что фильтры — это хорошо, но они приходят и уходят. Возможно, их сменит что-то другое. В конечном итоге все это о говорит о том, что люди не остаются безразличны к тому, что происходит, и это хорошо. Но онлайн-мемори-ализация нередко вызывает отторжение. Сам человек, предпринимающий какие-то мемориальные действия, обычно искренен, но зрители воспринимают это как что-то поверхностное. Так что здесь не все так просто. 3. Каковы основные функции спонтанной мемо-риализации в современном обществе: социальное исцеление, протест или что-то другое?
Конечно, социальное исцеление присутствует, но на первом плане здесь скорбь и траур — обычные человеческие реакции на преждевременную смерть. Я уже отмечал, что это в той или иной степени признание смерти, потери, к тому же скорбящие хотят придать этой смерти какой-то смысл. Конечно, здесь есть и элемент политики, протеста, призыв исправить, улучшить что-то (например, дорожную безопасность), привлечение внимания к проблеме. Социальное исцеление важно не только на ло-
кальном, но и на международном и даже мировом уровнях.
4. С чем связан такой большой запрос на публичное оплакивание? Что это — слом табу на публичное переживание смерти, новый канал для выражения общественной позиции или нечто иное?
Скорбь всегда присутствовала в публичной жизни, но всегда была довольно ограничена. В наше время люди иначе обращаются со смертью. Возможно, спонтанная мемориализация именно потому появляется в Европе и Америке, что со всем тем уровнем безопасности, который есть у нас, со всем этим уровнем социального благополучия, когда все под контролем, все хорошо, ничто, так сказать, не может пойти «не так». И когда что-то все же идет «не так», это вне повседневности, это прорыв опасности, незащищенности, преждевременной смерти. А преждевременная смерть считается чем-то неприемлемым. Поскольку у каждого есть право на жизнь, каждый должен жить полной жизнью, со всем присущим ей медицинским и социальным обслуживанием. Мы живем в благополучном обществе и что, черт возьми, может здесь произойти?! И что бы ни случилось: стрельба в школе, падающие самолеты, катастрофы — это вне повседневности. И это причина того, почему придорожные мемориалы так важны. Особенно для семей, в которых погибли молодые люди. Их жизни не должны быть забыты, все хорошее, что они сделали, должно быть отмечено. Кровь не должна проливаться напрасно. Придорожные мемориалы часто обращены к узкому кругу людей, знавших человека. Это локальный уровень, но на уровне больших народных мемориалов происходит то же самое. Люди должны оставаться в памяти. И в случае с катастрофой «Боинга МН-17»3 родители хотели привнести в смерть своих детей какие-то еще смыслы. Такие акции — всегда в ка-
кой-то мере и политический канал, как я уже говорил раньше. Если вы хотите достигнуть каких-то политических целей, мемориал способен помочь вывести их на поверхность.
5. В какой мере мы можем говорить о спонтанности этих практик сейчас, когда они уже успели стать самовоспроизводящейся традицией?
Мы писали об этом в своей книге, конечно. И мы отказались от этой черты как определяющего элемента, поскольку не уверены, что они действительно спонтанные. Конечно, есть устоявшиеся форматы, и они могут быть названы традицией (оставим сейчас в стороне вопрос о том, что такое традиция). Люди воспроизводят форматы, которые уже есть у них в голове. И в этом смысле здесь, конечно, нет места спонтанности. С другой стороны, для того, чтобы пойти в общественное пространство и создать мемориал, ты должен пересечь определенную границу. Так что до какой-то степени каждый раз это реакция на некоторое событие, и никто не знает наверняка, что эта реакция будет, и никто не знает, воплотится ли она в мемориале. И здесь спонтанный элемент присутствует. Но в том виде, в котором это осуществляется, да — это устоявшиеся форматы, которые могут называться традицией.
6. Находясь в общественном месте, спонтанные мемориалы значительно изменяют его роль в повседневной жизни. Как долго, по-вашему, должен существовать такой мемориал? И каким образом должен заканчивать свое существование? Какова роль архивации и музеефикации в этих процессах?
Надлежащий срок жизни... Я не думаю, что есть четко определенное время, потому что спонтанные мемориалы всегда существуют в публичном пространстве, им приходится иметь дело с конкретными обстоятельствами. По наблюдениям, придорожные мемориалы, посвященные смерти отдельных людей, существуют гораздо дольше, потому что в этом случае есть конкретная семья, которая хочет сохранять этот мемориал своего сына или дочери невредимым, и у них есть время и мотивация, чтобы делать это годами, настолько долго, насколько местные власти не будут этому мешать. Для больших мемориалов, политических мемориалов, народных, создание которых является коллективным актом, все гораздо сложнее, поскольку никто не чувствует себя индивидуально ответственным за него. Например, в Москве, у мемориала на мосту4, есть специальная группа, которая поддерживает этот мемориал и продлевает его существование, несмотря на все меры, предпринимаемые муниципальными властями. Так что тут все очень зависит от конкретных обстоятельств. После 11 сентября в Нью-Йорке некоторые мемориалы сохранялись на протяжении месяца, но в определенный момент городская жизнь должна была вернуться в свое русло. Многие были убраны, хотя в некоторых местах, таких как Ground Zero, они существовали гораздо дольше и в конце концов были превращены в постоянные. Срок жизни такого памятника ограничен и теми материалами, из которых он сделан — цветы и, например, бумага (из нее можно что-то очень быстро создать), но потом под воздействием погодных условий они быстро приходят в негодность. И тогда люди ска-
3. MH-17 — «Боинг» авиакомпании «Малайзийские авиалинии», сбитый над Донецкой областью 17 июля 2014 года.
4. Речь идет о мемориале Борису Немцову на Большом Москворецком мосту в Москве.
30 Археология русской смерти №3/2016
жут: «Если мемориал такой неопрятный, то уж лучше его убрать», — и власти все уберут. Влияет и то, до какой степени этот мемориал получает поддержку общества, есть ли там хранители, потому что на больших мемориалах люди часто становятся такими неформальными хранителями: убирают увядшие цветы, ухаживают за ним, содержат его чистым, аккуратным и красивым. Так что есть ли какой-то уместный срок существования? Нет. Он определяется обстоятельствами. Кроме того, будь это спонтанный мемориал или народный мемориал, часто возникает возможность создать на его месте постоянный. На тротуаре или в оживленном центре города вряд ли это получится, но если это школа или университетский кампус, где произошла стрельба, — вполне.
Как должна выглядеть смерть мемориала? По-разному может прекратиться его существование. Его может сдуть ветром или смыть дождем, он может быть разбросан или же ликвидирован коммунальными службами. Возможно, люди решат, что пришло время его убрать, сохранив какие-то отдельные материалы. И здесь подключаются архивы и музеи. Они говорят: «Мы те самые общественные институты, которые имеют дело с наследием, мы можем взять эти материалы и сохранить их, архивировать их». После 11 сентября Smithsonian Institution сохранил многие материалы. В Нидерландах после ряда террористических актов и убийств политиков все эти материалы были сохранены в такого рода заведениях.
Мы уже признаем, что спонтанная мемориа-лизация — не глупость, не форма массовой истерии, как считали раньше. В Нидерландах, когда был убит голландский политик Пим Фортёйн5, люди отреагировали очень эмоционально, начали создавать мемориалы. Все очень удивились:
как такая истерия вообще возможна в этой стране? Но как выяснилось, это что-то гораздо большее, чем истерия, что-то более важное для общества в целом. И вот это новое понимание таких мемориалов привело людей к тому, что они стали сохранять какие-то важные элементы. Будут или нет они в дальнейшем исследоваться — важно сохранить эти вещи, по крайней мере, на какое-то время, в архивах или музеях. В нашей книге мы использовали материалы с мемориала Пима Фортёйна, их использовали и музеи на выставке героев страны. И в Смитсониан, где выставляются объекты с мемориалов 11 сентября, посетители испытывают почти религиозные чувства, совершают там разного рода ритуалы, и это очень важно. Во всех музеях, посвященных 11 сентября, видно, насколько американская нация все еще травмирована случившимся, как эмоционально люди ведут себя в музеях, как ценны эти, казалось бы, бессмысленные объекты с мемориалов — хорошо, что они все-таки были сохранены в музеях и архивах.
Конечно, объекты для архивирования должны подвергаться строгому отбору. Нет смысла хранить два контейнера плюшевых мишек. Но, например, записки должны строго архивироваться. Потому что все они значимы. Кроме того, они представляют собой массив данных. И если вы хотите увидеть, как различные идеи распространялись на мемориале, вам потребуется не две-три, но все 5000 записок. Конечно, мы не знаем ни пола, ни возраста авторов, но что поделать... Мы должны пользоваться теми материалами, которые имеем, к тому же про большинство средневековых документов, например, такой информации у нас тоже нет. Хранение этих вещей помогает не забывать о том, что жизнь не должна пропадать напрасно.
5. Пим Фортёйн - нидерландский политик, убит 6 мая 2002 года.
7. Какие исследования в этой области Вам представляются наиболее значимыми? Порекомендуйте, пожалуйста, нашим читателям три каких-нибудь текста.
• Foote, Kenneth E. (1997; rev. ed. 2003). Shadowed Ground: America's Landscapes of Violence and Tragedy. Austin: University of Texas Press
• Jack Santino (2006), Spontaneous Shrines and Public Memorializations of Death, New York: Palgrave Macmillan.
• Peter Jan Margry & Cristina Sánchez-Carretero (eds) (2011) Grassroots Memorials: The Politics of Memorializing Traumatic Death. New York: Berghahn.
• Erika Doss (2012), Memorial Mania: Public Feeling in America. Chicago: U. of Chicago Press.
На немецком языке о придорожных мемориалах:
• Christine Aka (2007). Unfallkreuze. Trauerorte am Straßenrand. Münster: Waxmann.
8. Может быть, эти явления стоитрассматри-вать в контексте каких-то более широких тем (поминальных практик, death studies, паломничества, public display, политической коммуникации)?
Это всегда междисциплинарное исследование. Это и исследование религии, и материальной культуры, и performance studies — как люди ведут себя на мемориалах. Такой отдельной дисциплины как memorialization studies не существует, хотя, например, Эрика Досс и Кеннет Фут работают именно в этой сфере. Конечно, антропология и этнография. Исследование коммуникаций, исследование похоронных обрядов.
В этой сфере работают несколько интересных исследовательских групп. Например, английская Death, dying and disposal, а также Голландский центр танатологии (http://www.ru.nl/ ct/english/publications/nijmegen-studies/).
С Питером Яном Маргри беседовала Анна Соколова
