CC BY
55
ПИСЬМА П.Н. МИЛЮКОВА Е.Д. КУСКОВОЙ КАК АУТЕНТИЧНЫЙ ИСТОЧНИК ЕГО ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭВОЛЮЦИИ В КАНУН ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
■ Э.М. Щагин
12
Аннотация. В статье прослежены перемены во взглядах П.Н. Милюкова на предпосылки Второй мировой войны, произошедшие в результате изучения им информации, содержащейся в европейской периодической печати разных политических направлений по интересующей автора статьи проблеме по материалам писем Павла Николаевича, хранящихся в фонда Государственного архива РФ (ГАРФ), к известной публицистке Е.Д. Кусковой и ее мужу, ученому-экономисту профессору С.Н. Прокоповичу, которые жили в предвоенные годы в Праге.
Ключевые слова: аншлюс Австрии, Мюнхенский сговор, Лондонское свидание, миссия Ренсимена, «Великие демократии», рейнская демилитаризованная зона, ось Берлин - Рим - Токио.
Summary. The article analyzes the changes in P.N. Milyukov's attitudes to prerequisites of World War II occurred as a result of his studies of the information contained in the European periodicals of various political directions, based on his letters, stored in the State Archives of the Russian Federation, to the well-known publicist E.D. Kuskova and her husband, a scientist and economist professor S.N. Prokopovich, who lived in the pre-war years in Prague.
Keywords: Anschluss ofAustria, the Munich Agreement, the London meeting, the Runciman mission, "The great democracy", Rhineland demilitarized zone, Rome - Berlin- Tokyo axis.
Очень сложный и весьма противоречивый мир общественной мысли, политических настроений, чувств российского зарубежья отечественная историография стала достаточно разносторонне и сравнительно беспристрастно изучать в последние два с небольшим десятилетия. Ранее он если и привлекал внимание советских историков, то преимущественно в качестве объекта так называемого в ту пору традиционного «классового
анализа» в целях, как правило, тенденциозного в идеологическом отношении обличения этого явления.
Источниковую основу подобного рода исторической литературы составляли мемуары бывших эмигрантов, вернувшихся главным образом на родину после окончания Великой Отечественной и Второй мировой войн, а также эмигрантская пресса и лишь отчасти материалы пражской коллекции Государственного архива
СССР (позднее Российской Федерации), доступ к которым был довольно-таки ограничен.
Диапазон наших представлений о русском зарубежье пореволюционной волны или между мировыми войнами неизмеримо расширился, когда не только у исследователей, но и у рядовых читателей, интересующихся мировой и отечественной историей ХХ столетия, в которой осталось еще немало так называемых «белых пятен» или крайне острых дискуссионных проблем, появились, наконец, возможности ознакомиться с трудами выдающихся наших мыслителей, создавших в изгнании немало подлинных шедевров русской культуры и образцов развития многонациональной российской философской и в целом общественно-политической мысли, пополнив сокровищницу духовного состояния общечеловеческой мировой культуры.
Происходит нечто удивительное: книги и мысли наших соотечественников, появившиеся вдали от родины без малого примерно столетие тому назад, становятся необходимы нашей стране, ее обществу именно сегодня, а творцы их воспринимаются как наши современники, не только органически вписавшиеся в нынешние споры, но и нередко дающие им тот вектор, который помогает нашему движению к истине.
Для выявления истоков существенных перемен, начавших проявляться во взглядах либерально-демократически настроенного крыла российской эмиграции на положение в Европе накануне Второй мировой войны, мною в качестве базового первоисточника привлечена та часть эпистолярного наследия известного российского историка и видного политического деятеля пер-
вой половины ХХ столетия П.Н. Милюкова, которая непосредственно касается предвоенного времени.
Письма этого крупного общественно-политического деятеля к известной публицистке и активной участнице ярко выраженной политизированной масонской закулисы Е.Д. Кусковой, продолжающей действовать после российской революции 1917 г. под легальной крышей так называемых «никитинских суб ботников » или литературно-художественных салонов, вроде «Зеленой лампы» и тому подобных тайных сообществ не только в красных Москве, Ленинграде и некоторых других крупных городах советской страны, но и среди антисоветски настроенных кругов российского зарубежья, отражали с достаточной степенью адекватности взгляды не только самого автора писем, но и довольно широкого слоя эмигрантов либерально-демократического направления, сплотившегося на платформе самой влиятельной парижской эмигрантской газеты «Последние новости», главным идеологом и редактором которой являлся Павел Николаевич Милюков. 13
В то же время они интересны еще и тем, что позволяют уточнить истоки, обстоятельства и время появления у П.Н. Милюкова первых лояльно-советских подвижек в вопросах международного положения не только во всем мире, но особенно в Европе, в связи с ростом гитлеровской агрессии во второй половине 30-х гг. и конфликтности положения в этой части земного шара, резко возросшей после фашистского аншлюса Гитлером Австрии. Здесь назревала печально известная мюнхенская сделка лидеров двух стран «великих демократий», как не без доли сарказма выражался Па-
14
вел Николаевич в отношении Великобритании и Франции, которые с молчаливого согласия Соединенных Штатов Америки согласились передать, ни за что ни про что, Судетскую область Чехословакии нацистской Германии с тем, чтобы умиротворить бесноватого кандидата в европейские диктаторы Адольфа Гитлера. «Понимаю Вашу нервозность и Вашу усталость, - писал Милюков Екатерине Дмитриевне в письме от 9 мая 1938 г. -Есть от чего прийти в это состояние. Понимаю и настроение в стране1, созданное неуверенностью между расточаемыми уверениями и неумолимой реальностью. Но тем более надо держать себя в руках и не предаваться отчаянию. Относительно Чехословакии я уже высказал Вам свое мнение, что переговоры Англии и Франции с Италией улучшили положение. Думаю, что и свидание Гитлера с Муссолини его не могли испортить. Прочтите мою сегодняшнюю передовицу об их тостах, - советует он своей корреспондентке. - Гитлер слишком ловкий тактик, чтобы в данный момент броситься в авантюру: он предпочитает получать успехи на даровщинку. И уговаривания в Праге, по-моему, делаются больше для виду и для сочувственной публики, не идя дальше того, что допустимо и для Чехословакии. Конечно, положение Чехии, не одной только, но и окружающих стран, глубоко изменено аншлюсом, однако эти последствия скажутся не сразу и нельзя отрицать, что именно аншлюс заставил Ев-
ропу встрепенуться: не понимали раньше, поняли теперь. Это такое же действие, какое оказало в 1914 году нарушение нейтралитета Бельгии. Так что -нет худа без добра» [1, л. 137, 142].
Как видим, несмотря на ряд своих недобрых предчувствий в пору подготовки мюнхенского сговора опытный историк и видный политик, извлекший из событий февраля и октября 1917 г. и «белого дела» эпохи гражданской междоусобицы и империалистической интервенции необходимые уроки, в письмах к своей во многом единомышленнице все еще продолжал надеяться на то, что встрепенувшиеся от нацистского аншлюса Австрии народы Западной Европы при соответствующей поддержке США сумеют дать достойный отпор агрессору или, в противном случае, канализировать коварные замыслы германского нацизма и его сателлитов на Восток, то есть против СССР, в котором правящие круги западных демократий усматривали не меньшую потенциальную опасность для себя.
Наличие существенных колебаний у автора писем в определении своей позиции на стадии начального назревания мюнхенского сговора подтверждается выдержками из предшествующего письма Милюкова, отправленного Кусковой в Прагу 30 апреля того же года. «После Лондонского свидания дело Чехословакии, кажется, чуточку улучшилось, - замечал в нем Павел Николаевич. - Думаю, что на максимуме Гелейна2 Гитлер все же настаивать не
1 Имелась в виду Чехословакия, где после большевистской депортации в июне 1922 г. в Берлин оказалась семья Кусковой и ее мужа - известного профессора-экономиста С.Н. Прокоповича, создавшего в столице Германии свой экономический кабинет по изучению истории народного хозяйства Советской России и переведшего его впоследствии в Прагу.
2 Гелейн - пронацистский лидер судетских немцев, которого Гитлер после Мюнхенской сделки назначит управляющим Судетской области.
решится и «путча» для своего вмешательства сейчас устраивать не будет. При содействии Англии, с которой он принужден считаться, пойдут переговоры, и самый опасный момент на время пройдет. Сегодня, во всяком случае, лучше, чем было вчера: будем и этим пока довольны и перестанем говорить о топографии концентрационных лагерей в Праге» [там же, л. 142].
Жить днем сегодняшним и не думать о дне завтрашнем - вот что предлагает в данной ситуации профессор-либерал и несостоявшийся в своей стране политический деятель добрым знакомым-соотечественникам, так же, как и он сам, коротающим остаток своей жизни на чужбине. О том, как сложится их дальнейшая судьба, они, естественно, знать не могли.
Но ни коварная судьба-фортуна, ни злой рок мере не влияли в столь значительной на психологическое состояние и настроение наших соотечественников-эмигрантов так, как сказывалась на их нестабильном положении угроза надвигающейся войны. В последующих письмах Милюкова этот сюжет проходит едва ли не лейтмотивом. 27 июля 1938 г. он напоминает Екатерине Дмитриевне и Сергею Николаевичу Прокоповичу, что предстоит 20-летний юбилей Чехословацкой республики и тут же восклицает: «Господи, - спрашиваешь себя, - суждено ли дожить до него? Эта миссия Ренсе-мена3 меня в душе пугает больше всего. Кто-то за спиной чехов сторговался о их судьбе... Как-то необходимо, и по сердцу, и по душе, и по чести до-
стойно отозваться (мне ненавистно мелкое злорадство, которое я почувствовал у А.Ф. К. [Керенского - Э.Щ.] по поводу страшных последствий этих соглашений под шумок торжеств парижских) на эту удивительную дату. Но по чести совсем не готов к этому, нет ни материалов необходимых, ни автора, - если это не будет редакционная статья. Если редакционная - то прошу подсказать юбилейную литературу, а если редакторская - то прошу ее написать» [там же, л. 34, 34об.].
В следующем письме, отправленном через три недели, тема военной угрозы звучит вновь. «Шутки в сторону, - замечает его автор. - Маневров и я боюсь страшно. И лорда боюсь. Сидит заложник Чемберлена4 и повторяет за Лондоном - "войны не будет". Я заложник, а будет федерация. Такое ведь невиданное слово! Конечно, это еще не Соттоп'И'еаКЬ5, как у нас в Великобритании. Но ведь и чехи не достигли нашей высоты культуры. Пусть пока поучатся у немцев. А мы посмотрим. Подождем и посмотрим. Может быть "лорд" и не скажет этих слов ни в Праге, ни даже в гостях у Кинского6. Но где-нибудь на банкете в Лондоне в приличном обществе - скажет, и ему похлопают, как истинному патриоту своей родины, достойному наследнику Пальмер-стонов и Биконсфилдов».
Чем ближе становится сам Мюнхенский сговор, тем меньше становятся интервалы между письмами, которые шлет Павел Николаевич Кусковой и Прокоповичу.
15
3 Ренсемен - лорд Англии, представитель Чемберлена на переговорах в Праге.
4 Под терминами «лорд» и «заложник Чемберлена» подразумевается одно лицо - лорд Ренсемен.
5 Commonwealth - Британское содружество наций.
Сведений о личности Кинского найти не удалось.
6
16
Очередное послание его помечено двумя неделями позже - 2-м сентября 1938 г. Оно и начинается с темы, которая нас прежде всего интересует. «Довольно трудно утешать в таком положении, в каком Вы оказались - вместе с всей Чехословакией. Дело, конечно, в поведении "Великих демократий". Их предупреждения, конечно, недостаточны, а что кроется за их осторожными намеками, не знают, я думаю, и они сами. И все же, я думаю, что со стороны противника дело тут не в "истерике", а в очень точном, аптекарском расчете. Там каждый день взвешивают на весах, возможна ли без наказания КгаИргоЪе7. Ибо, если есть возможность отпора, там скорее пойдут на отсрочку - благо Прага уже своими уступками готова создать им трамплин для будущего этапа. Тут, конечно, одно соображение: если... отсрочить и отказаться от мысли немедленного молниеносного удара, как требует их стратегия, то ведь и противник усилится. Англия [увеличит] свои вооружения и т.д. Все обошлось, если бы они перестали верить в возможность "молниеносного" удара, ибо долгой войны они не в состоянии выдержать. Но нельзя утверждать, что они это поняли. И тут Чехословакия, затянувшая свое сопротивление, может создать совершенно новое положение: тогда она наверное не останется одна. Все же это пока - только гадания». Далее, приглашая супружескую чету в Париж, видимо, зная, что та собирается в США, он замечает, что «Америка от вас не уйдет, где бы вы не жили. Не верю также С [ергею Николаевичу -Э.Щ.], что "русские дела" все нужно будет бросить. Ведь для Америки ра-
бота, сколько понимаю, связана тоже с русскими делами. Во всяком случае делать работу для Америки не очень удобно, если пришлось бы переселиться из villes Benes куда-нибудь в концентрационный лагерь. Надо запасаться визой в Париж - сделать это заблаговременно. Наш дом - Ваш дом» [там же, л. 132].
В промежуток между письмами время неумолимо шло, а с ним еще более быстротечно продолжала накаляться ситуация в центральной части Европы, но надежды на пролонгацию переговоров в Праге у Павла Николаевича все еще оставались, хотя вера в их благополучный исход, судя по вышеприведенному письму, продолжала таять. «Все же это пока - только гадания», - логично делает вывод автор письма.
Кроме этого, важным свидетельством о том, что в былой позиции благодушия, которое имело место в душе Павла Николаевича весной 1938 г., к осени многое изменилось в противоположную сторону. Если раньше он убеждал Екатерину Дмитриевну и Сергея Николаевича в том, что «сегодня, во всяком случае, лучше, чем было вчера: будем и этим пока довольны и перестанем говорить о топографии концентрационных лагерей в Праге», то теперь он торопит их, чтобы они запасались визой для переезда из Праги в Париж и «сделать это заблаговременно». Более того, он не соглашается с мнением С.Н. Прокоповича о том, что переезжать следует в Америку, и что «русские дела все нужно будет бросить», поскольку, во всяком случае, делать эту работу для Америки, по его мнению, «не очень удобно, если при-
7
Kraftprobe (нем.) - испытание силы.
шлось бы переселиться из villes Benes8 куда-нибудь в концентрационный лагерь», о которых он прежде советовал, как мы помним, «перестать говорить».
Переписка Милюкова с супружеской четой Кусковой и Прокоповича, если судить по ее содержанию, кроме взаимного информирования, имела одной из целей добиваться согласования политических позиций российских эмигрантских организаций по вопросам международного положения в мире в целом и в Европе в частности. Каналами, через которые решалась эта важная задача, являлись такие общественно-политические организации, как Земгор, РДС и РДО9, профессиональные объединения российских эмигрантов: инженеров, педагогов, медицинских работников, ячейки Российского Общевоинского Союза, офицерского и казачьего союзов, масонские ложи и т.п.
Особенно много хлопот и забот для той и другой сторон доставляли проблемы согласования решений внутриэ-мигрантских вопросов с правительственными структурами стран-реципиентов. Добиться согласованных действий в данной сфере было не просто. В качестве одного из образчиков возникновения серьезных противоречий между Парижем и Прагой в названной плоскости воспроизведем извлечения из письма Милюкова от 11 августа 1938 г. «Ну задали же Вы мне задачу! -писал Павел Николаевич. - Очевидно, Прага хочет воздействовать на Париж, а через Париж обратно - воздейство-
вать на Прагу. Получается кольцо круговой поруки, из которой выбраться нелегко, особенно если считаться с реакцией парижских решений на пражских друзей. Получать указания из Праги парижская газета, конечно, не может. Дружественность наша - жизненна, конечно, но Вы сами понимаете, что приравнять себя к здешним "оборонцам" мы не можем и указаний с rue grunelle10 принимать тоже не можем. Спор о пределах критики - и о "зоне" критики при нашей позиции по отношению ко всякой России - спор давний, даже и у нас с Вами. Отчасти тут можно говорить о "придирках", об "излишней резкости" и т.д. Трудно удержать от этого тона "эмигрантщину" и по приказу установить тон новый, без оттенков. А оттенки не всегда уловимы. Нельзя же всех [удовлетворить - Э.Щ.] и превращаться формально в официоз11. Вот например приказ "по линии": считать войну на ДВ [Дальнем Востоке - Э.Щ.] уже начавшейся и поддерживать "союзника". Во-первых, мы пока говорим о войне сдержанно, видя и обратную сторону, а во-вторых... мы "союза" не заключали и как пойдет для него война, предрекать не можем. Стало быть, всякому "уравнению" есть предел: обезличивать себя мы не можем, да и не нужно_это настоящему союзнику и другу. Что необходимо, быть может, в Праге, невозможно в Париже. Должен все таки прибавить, что в случае настоящей войны, мы, конечно, с врагами России не будем [подчеркнуто мною - Э.Щ.]; для этого нам не надо и изменять сроки.
17
8 villes Benes - вилла Бенеша; Бенеш Э. - министр иностранных дел Чехословакии, а затем -Президент Чехословацкой республики.
9 РДС - республиканско-демократический союз; РДО - республиканско-демократическое объединение.
10 rue grunelle - улица Парижа, где находилось Министерство иностранных дел Франции.
11 Речь идет о газете «Последние новости».
18
Я понимаю усиленную нервозность в виду непрошенных "совитов" [советов - Э.Щ.] Лорда. Ничего хорошего от этого якобы «частного» визита не жду. Понимаю и необходимость для Праги - лавировать, отступать, торговать и т.д. Но опять-таки наше положение? Что же нам целоваться, замазывать его шаги, продиктованные из Лондона, делать хорошую мину при плохой игре? Понимаю, что в Праге это необходимо, .но в Париже? Мы в интересах Чехословакии считали нужным бранить англичан, а теперь значит должны кланяться и приговаривать. Много благодарны! Я уже дал директиву о крайней осторожности в этом отношении; но же не перешибить палки. Заметка 5 августа, конечно, бестактна и я побраню ее составителя: но вообще-то трудно усвоить позицию, при которой хорошая мина обязательна во что бы то ни стало.
Ваше резюме пражских мнений о Сталине лучше всего показывает трудность и неосуществимость рекомендуемой нам позиции чистого "оборончества". Часть этих тезисов верна, часть не верна, потому что чересчур оптимистична, а остальная часть слишком условна; в общем, вся позиция недоговорена и противоречива» [там же, л. 33].
Переходя к анализу основного содержания этого интересного письма как исторического источника, из которого нам удалось узнать об одной из серьезных коллизий, возникших между идейными руководителями респуб-ли кан ско-демократического направления российской эмиграции, находившимися в Париже и Праге, на почве
их взаимоотношений с правительственными структурами стран-реципиентов - Францией и Чехословакией, а также отчасти и Великобританией. Павел Николаевич как человек, имеющий известный опыт дипломатической деятельности, в письмах к Е.Д. Кусковой и С.Н. Прокоповичу дает ряд полезных советов своим коллегам, занимавшимся активной общественно-политической деятельностью в столице Чехословакии, где имелась весьма значительная российская диаспора.
Вслед за этим письмом новое отсылается меньше, чем через неделю. «Положение становится все тревожнее, и сидеть здесь более прямо невозможно, - пишет Павел Николаевич. - Вижу, что и у Вас люди потеряли терпение . Но провокаций не надо. Не следует давать оружия против вас - не только врагам, но и возможным союзникам. Это, конечно, не значит, что следует позволить застать себя врасплох. Но надо продолжать соблюдать крайнюю осторожность. "Посредника" сердить тоже не следует, он ведь зараз и "заложник". Пусть одним шансом за будет меньше. Терпите «'еекеп^ы лордов с князьями и принцами: ничего не поделаешь! Надо терпеть "лордов" с пактами. А.П.12 спрошу, хотя в слух Ваш как-то не верится. Может быть, тут действуют какие-нибудь замаскированные посредники, и он сам не знает, кому дает сведения. О "роковых годах" жду Вашего разноса: наверное, в оценке
« « »13
этой "существенной эпохи"13 разойдемся серьезно. Вы-то ни в тех, ни в сих, а я с ослами связал себя крепко:
12 Кто имеется в виду под инициалами А.П. выяснить не удалось.
13 «Роковые годы этой существенной эпохи» по всей очевидности - это время российской революции 1917 г. или годы НЭПа в Советской России, когда в вопросах новой тактики между Милюковым и Прокоповичем с Кусковой существовали существенные разногласия.
ЕК
читали ли мою характеристику у Троцкого?» [там же, л. 128]14.
Что касается советов, которыми отвечал П.Н. Милюков на вопросы, затронутые Екатериной Дмитриевной, то они, по существу, касались самых злободневных проблем взаимоотношений двух центров республиканско-демокра-тического лагеря российского зарубежья (Парижского и Пражского) и их связей с правительственными структурами стран-реципиентов, в которых действовали эти центры, приспосабливаясь к условиям той или другой страны (Франции и Чехословакии) и организуя связи и взаимодействия с аналогичными в идейно-политическом отношении европейскими центрами - Лондонским, Берлинским, Варшавским, Белградским, Софийским и другими.
Восклицание Павла Николаевича - «Ну и задали Вы мне задачу!» -свидетельствовало о том, что это не только стержневые, но и больные вопросы существования, деятельности, взаимоотношений (замкнутого кольца круговой поруки, которая исподволь и все сильнее беспокоила П.Н. Милюкова как руководителя левого крыла республиканско-демократического толка русской пореволюционной эмиграции) и связей его с правительственными кругами Франции и некоторых смежных с нею государств.
Советы эти были изложены столь точно и полно и, к тому же, так дипломатически корректно, что нет нужды давать к ним какие-либо комментарии. «Что необходимо, быть может, в Праге, невозможно в Париже», - делает вывод автор этих советов. Поясняя их, он применительно к условиям этого времени
замечает, что понимает усиленную нервность ситуации, спровоцированную непрошенными «советами» лорда Ренси-мена, от чьего (якобы «частного») визита ничего хорошего ждать не приходится. «Понимаю и необходимость для Праги лавировать, отступать, торговать и т.д., - продолжает рассуждать он. - Но опять-таки наше положение? Что же нам целоваться, замазывать его [Ренсиме-на - Э.Щ.] шаги, продиктованные из Лондона, делать хорошую мину при плохой игре? Понимаю, что в Праге это необходимо, но в Париже? Мы в интересах Чехословакии считали нужным бранить англичан, а теперь, значит, должны кланяться и приговаривать: Много благодарны!.. Я уже дал директиву о крайней осторожности в этом отношении. Должен все-таки прибавить, - подчеркивал перед этим Павел Николаевич, - что в случае настоящей войны мы, конечно, с врагами России не будем, для этого нам не надо изменять сроки».
Нам же, в свою очередь, важно отметить, что таким образом примерно за полтора месяца до Мюнхенского сговора, проложившего основной маршрут к Второй мировой войне, П.Н. Милюков сформулировал свое новое отношение к Родине, правящей силой которой в те годы была большевистская партия, являвшаяся для него главным политическим противником. Явно не случайно, как мы уже видели, он писал о всякой России, делая акцент на слове «всякая».
Думается, что в связи с этим обстоятельством в последнем письме, о котором идет речь сейчас, Павел Николаевич коснулся резюме Е.Д. Кусковой относительно пражских мнений о И.В. Сталине, которое, по его
19
14 Имеется в виду «искусство» Кусковой поддерживать отношения с политическими антиподами вроде Ленина и Колчака.
20
словам, «лучше всего показывает трудность и неосуществимость рекомендуемой нам (то есть Милюкову и его сторонникам) позиции чистого "оборончества"», вполне приемлемого, судя по словам последнего, для самой Кусковой и ее единомышленников.
Характеризуя кусковское резюме как сводку тезисов пражских мнений о Сталине, Павел Николаевич пишет, что «часть этих тезисов верна, часть неверна, потому что чересчур оптимистична, а остальная часть слишком условна», и, в общем, «вся позиция недоговорена и противоречива». Свою же оценку Сталину как политическому деятелю Милюков воздержался давать, тогда как всего лишь год-другой раньше он писал о «вожде народов» только в остро критическом ключе [см.: 2, с. 570-582].
Завершается это послание упреком Е.Д. Кусковой в том, что она несправедливо осуждала его за вероятно излишне благожелательный отзыв о А.А. Кизеветтере. «Как бы он. [Кизе-веттер А.А. - Э.Щ.] ни относился ко мне, какова бы ни была его политическая линия в Праге, я не мог, конечно, говоря о нем, забыть, что говорю о своем ученике, о своем товарище по науке и товарище по партии. Кроме того, забыть о его талантливости и бесспорных научных заслугах? Итак, за что же Вы меня так сурово осуждаете, -спрашивал П.Н. Милюков свою давнюю знакомую. - Право не понимаю». Этот факт, как мне представляется, лишний раз свидетельствует о высокой объективности, честности и порядочности Павла Николаевича как ученого, политического деятеля и человека.
Грубым нарушением международного права еще до аншлюса Австрии, о ко-
тором, как мы уже видели, в свое время писал П.Н. Милюков, была открытая оккупация в марте 1936 г. Рейнской демилитаризованной зоны, созданной по Версальскому договору вдоль границ Германии шириной 650 км. Кроме попрания этого договора оккупация открыто противоречила договоренностям, принятым на Локарнской международной конференции в 1925 г.
Тем не менее, и тогда еще не была утрачена возможность предотвратить Вторую мировую войну, если бы страны Запада заняли жесткую позицию по отношению к агрессору. Недаром Гитлер, рискуя получить отпор со стороны Англии и Франции, обязал командование направляемого им 35-тысячного войска в случае появления английских или французских частей немедленно повернуть назад.
Но опасения эти оказались напрасными. Великобритания как основной гарант соблюдения Локарнских соглашений не только не выступила против этой захватнической акции, но даже способствовала ей. Министр иностранных дел Англии лорд Галифакс в ноябре 1937 г. в конфиденциальной встрече с Гитлером от имени правительства (о чем свидетельствовала сохранившаяся стенограмма беседы этих лиц) заявил, что Великобритания не станет препятствовать военным действиям Германии в Восточной Европе, осуществлению ее замыслов по территориальным претензиям.
Вот так, шаг за шагом, Англия потворствовала нарастанию агрессии, настойчиво направляя ее на Восток, против нашей страны (подобное происходит и ныне, если вспомнить планы расширения НАТО на Восток) [см.: 3, с. 252-253]15.
15
Pens patriots que fransais (фр.) - больше патриоты, чем французы.
«Очень жаль, - замечал Павел Николаевич в своем письме Е.Д. Кусковой, узнав, что ей не удалось побывать в Париже в дни подписания Мюнхенского соглашения, - иначе Вы увидели бы, как мы отнеслись к чешской катастрофе. Писать об этом в письмах трудно. До такой степени ужасно и гнусно все то, что произошло и еще происходит, что просто слов не хватит, чтобы выразить все наши переживания. Здесь особенно отчетливо видно, что значит поведение держав не только для Чехословакии, но и для всей Европы. Нас (газету и меня) здесь обвиняли из официальных кругов, что мы pens patriots que fransais - и даже грозили. Теперь вся печать повторяет то, что говорили П.Н. [«Последние новости» - Э.Щ.]. Все это, конечно, нисколько не утешает в случившемся. Гитлер в Саарбрюкене сам постарался развенчать Мюнхен и разъяснить публично, что у него руки свободны, а демократии - "накануне падения". Вот Вам новость: я еду в Америку жаловаться на Европу.» [1, л. 23].
В следующей открытке он же сообщал: «Слышали, что вы зимуете у себя дома. События идут таким ходом, и положение так быстро меняется, что может быть это самое благоразумное решение. Не пишу именно по той же причине. Чувства, которые обуревают, в открытке все равно не выразишь. А оценку фактов делаем в газете, хотя по местным условиям теперь уже нельзя говорить всего, что чувствуешь и думаешь. Праздник на улице "Возрождения", а на других улицах делают вид, что празднуют, хотя у самих на сердце кошки скребут и отрыжка, точно съели тухлые яйца. Какой профит будет от поездок в Берлин, уже не знаю: но вид-
но, что международная комиссия будет чертить карту, как условлено. Ужас! Последний удар - уход Б[енеша]. Неужели, приехав, не узнаю Праги. Новые люди - новые мысли. Здесь уже идет приспособление. Не может не придти и наш праздник» [там же, л. 30об.].
Но даже в этой, казалось бы, безнадежной ситуации, Павел Николаевич остается оптимистом и старается приободрить супружескую чету своей убежденностью в том, что «не может не придти и наш праздник». Не принимая советского режима власти на Родине, оставаясь воинствующим антибольшевиком, а если сказать корректнее - воинствующим антисталинцем, трудно представить, на чем основывалась такая убежденность историка, с которой, как мы уже отмечали, он умел делать правильные выводы из своих и его партии ошибок прошлого опыта, из уроков истории.
На этом письма из Парижа в Прагу Павла Николаевича заканчиваются, поскольку вскоре супружеская пара предпочла компромиссный план перебазирования на жительство и работу в соседнюю Швейцарию, в ее столицу -Женеву. Если переписка между семьями сохранилась, то, вероятнее всего, хотя бы концы ее где-то могут находиться. Их прежде всего следует искать в Париже, в Швейцарии или Соединенных Штатах Америки, чтобы на их основе продолжить изучение эволюции взглядов Павла Николаевича в последние годы жизни в условиях военного лихолетья в мире, а в нашей стране в особенности. Без эпистолярного наследия проследить эволюцию взглядов Милюкова в последние годы его жизни16, основываясь только на доку-
16 Умер Павел Николаевич в г. Экс-ле-Бен на юге Франции, а позже его прах был перезахоронен в семейном склепе в Париже.
21
22
ментах научной, публицистической и иной творческой деятельности историка и политика, воспоминаниях знакомых и особенно родственников, будет трудно. Осложняется решение такой задачи еще и тем, что мнения современных исследователей по интересующему нас аспекту сильно разнятся.
Одни из них пишут об этом, хотя и лаконично, в объективно светлых тонах; другие - совершенно иначе, а точнее - в остро негативном ключе; третьи - предпочитают занимать позицию золотой середины, ограничивая палитру красок в освещении патриотического настроя Милюкова по отношению к родной земле, России, пусть и советской, исключительно розовым цветом, а применительно к сталинско-большевистскому режиму власти в СССР - чаще всего коричнево-черным колером.
Чтобы конкретнее показать, как все это выглядит на деле, в качестве иллюстраций остановимся на примерах каждой из названных групп суждений. Один из образчиков первой группы мнений возьмем из биографического словаря «Политические деятели России. 1917», подготовленного Центром политической и экономической истории России РОСПЭНа в тандеме с Научным советом РАН РФ по проблеме «История революций в России» и изданного издательством «Большая Рос-
сийская Энциклопедия» в 1993 г. Биографический очерк о П.Н. Милюкове для этой книги написал некто А.Ф. Ростов. По всей вероятности, это псевдоним, поскольку ни в одном из современных биографических словарей и в иной литературе ни один из специалистов-историков, пишущих о Павле Николаевиче, под такой фамилией не значится [см.: 4, с. 53-54; 5, с. 362-368; 6; 7]. В заключительной части этого в целом интересного биографического эссе читаем, что П.Н. Милюков приветствовал в 1939 г. заключение пакта СССР с Германией и объявление СССР войны Финляндии, а с начала нападения Германии на Советский Союз тяжело переживал поражение Красной Армии на первом этапе этой войны. Не разбирая достоинств и недостатков подобного рода одномерной характеристики взглядов Милюкова последних лет его жизни, приходится предполагать, что либо ее писал не профессионал-историк, а дилетант-публицист, пожелавший остаться неизвестным для массового читателя, либо это результат вмешательства редакции в авторский текст, граничащий с грубейшим искажением авторских прав, - делом буквально подсудного свойства17. Попутно заметим, что так называемая зимняя война продолжалась без малого почти два с половиной месяца с конца 1939 г. по 13 марта 1940 г.
17 О том, что последние случаи в практике этого издательства водятся, я испытал на себе: впервые за пятидесятилетний стаж своей работы был вынужден переиздавать изуродованную в томе 14 БРЭ (М., 2009. С. 488-491) большую часть своего текста о коллективизации сельского хозяйства в СССР в статье сборника статей Всероссийской научной конференции «Вторая мировая и Великая Отечественная войны: исторические уроки и проблемы геополитики», посвященной 65-летнему юбилею Великой Победы (М., 2010. С. 35-62). Речь идет о моем очерке «Современная историография альтернатив "революции сверху" в советской деревне в свете новых документов о трудовом вкладе ее населения на алтарь Великой Победы». Ср. этот текст с изуродованным текстом моей статьи, которая опубликована в вышеупомянутом томе «Большой Российской энциклопедии» как анонимная поделка главной редакции этого по существу официозного издательства, за публикацию которой в столь безобразном виде я вынужден был отказаться от гонорара.
О современных мнениях противоположного свойства есть возможность судить по заявлению группы видных российских эмигрантов в составе Марка Алданова, Ивана Бунина, Дмитрия Мережковского и др., в котором эта война характеризуется как «преступное безумие», сеявшее правительством Советского Союза в Финляндии «смерть, разрушения и ложь». По существу, в столь же хлестком стиле клеймят ту же войну и современные радикалы-исследователи из среды не только историков, но и публицистов, обвиняют в ее развязывании целиком руководство СССР так же, как это делает снискавший печально-позорную и геростратовски известную репутацию не только в нашей стране, но и во всем читающем мире, автор «Ледокола», чьи миллионные тиражи и более десятка других скандальных книг публикуются частными издательствами нашей и других стран ради все той же прибыли - символа современного полиграфического производства крупно-капиталис ти че ско го характера. К сожалению, некоторые прежде широко популярные отечественные историки и обществоведы иного профиля превратились в единомышленников Суворова-Резуна и вступили с ним в своеобразное «хулительное» соревнование по грубому искажению недавнего отечественного прошлого на поприще реформирования и перели-цевания исторической памяти российского народа и его соотечественников за рубежом. К еще большему сожалению, ничего не меняется к лучшему и от таких мер, как создание государственной комиссии по преодолению фальсификации российской истории и официального Российского исторического общества.
Реальную глубину диалектики происходящих с П.Н. Милюковым перемен в предвоенный период выявляют отечественные исследователи третьей группы, которые рассматривают ее через призму отношений между Германией и СССР конца 30-х - начала 40-х гг. прошлого столетия. Так, к примеру, М.Г. Вандалковская в своей весьма интересной монографии «Историческая мысль русской эмиграции 20-30-х годах ХХ века» справедливо утверждает, что в отношении Германии и Советского Союза к войне П.Н. Милюков справедливо усматривал существенного рода различия. Если для Германии и ее фашистского вождя война была вполне нормальным и здоровым явлением жизни, а для Гитлера мир означал лишь «перемирие между двумя войнами», то П.Н. Милюкову война мыслилась как «божественное предначертание», необходимое в целях «поддержания героизма духа "избранной расы", содержащееся в менталитете немецкого народа, для которого война со времен Вал-ленштейна и Фридриха II оставалась предметом выгодного "экспорта"» [8, с. 364]. Современный рецидив германской агрессии выдающийся российский историк рассматривал как продолжение исторических посягательств Вильгельма II на гегемонию всего мира и подчеркивал, что борьба с этой агрессией значительно усложнилась. По размаху германо-фа шист ские планы установления нового порядка в мире напоминали Милюкову «империализм наполеоновских войн» с той лишь разницей, что несли они с собой не наполеоновские идеи, а совершенно иную задачу: поработить народы, превратив их в бессловесных роботов, бесконтрольное иго, похлеще татаро-монгольского и неограниченную монопо-
23
24
лию. Планы Гитлера по возвышению Германии за счет Европы и всего земного шара Павел Николаевич называл «сумасшедшими» [9-11].
Что касается отношения к войне СССР, то его Милюков, по верному определению М.Г. Вандалковской, расценивал принципиально иначе. Он считал, что «теоретически» коммунисты выступали против войны, ее поджигателями признавал капиталистическое окружение как таковое, оговариваясь при этом, что война возможна и может быть оправдана только в качестве самозащиты и в целях освобождения «угнетенных народов и классов от угнетателей и классового врага»[8, с. 350-351].
Кроме того, Милюков справедливо отмечал «усиленную осторожность» СССР в вопросах внешнеполитического характера, его многочисленные опровержения в прессе по поводу якобы своей агрессивности, противоречивость и борьбу позиций Наркоминдела и Коминтерна, которая наблюдалась в вопросах войны и мира. При всей противоречивости советской предвоенной политики он, как пишет Вандалковская, отводил СССР самостоятельную роль в этой сфере. «Мнение о том, что СССР в руках Гитлера, - опровергал он версию, получившую широкое распространение в связи с советско-германским пактом о ненападении, - давно пора оставить. Вернее, что их дороги расходятся - чем дальше, тем больше. На той же почве они расходятся с недавними членами оси [Берлин - Рим - Токио - Э.Щ.]» [10].
Предпринятая в настоящей статье попытка на материалах непредвзятого изучения писем П.Н. Милюкова Е.Д. Кусковой и ее мужу проследить
эволюцию социально-политического мировоззрения одного из корифеев отечественной исторической науки на заключительном этапе его творчества показала, что, несмотря на свой преклонный возраст, Павел Николаевич не только продолжал вести напряженную общественно-политическую деятельность (например, создал Рес-публиканско-Демократическое объединение, осуществлявшее в новых политических условиях его либерально-демократическую программу), но и активно действовал как одаренный историк-педагог: читал лекции по русской истории и культуре в Сорбонне, в Колледже социальных наук, во Франко-русском институте; писал, как мы видели, не только письма, но и научно-публицистические статьи, влияя через прессу на формирование общественно-политических взглядов русской диаспоры в эмиграции.
Начатая нападением Гитлера на Польшу Вторая мировая война, оккупация по существу всей Европы и, в том числе, большей части Франции и последующий мощный бросок на Восток, захват советских территорий вызвали у Павла Николаевича чувство глубокой боли и не меньшей тревоги. Пристально следя за ходом военных действий, он, как истинный патриот своей Родины, всей душой желал разгрома нацистской Германии и ее союзников. «Это не верно, - замечал он в письме М.А. Осоргину, - что история не делится на картины. Сейчас одна такая картина перед нами: Сталинград. Вот и размышляйте, что будет в случае того или другого исхода. Во всяком случае, тут поворот, и картина будет другая» [12, с. 548].
Самыми важными часами дня для него, по мнению близкого к нему со-
ЕК
трудника газеты «Последние новости» и притом известного масона Н.П. Ва-кара [см.: 13, с. 158], были те, когда он, «прильнув ухом к настольному радио, ловил шепот швейцарских и лондонских передач. Душевный мир был нарушен, но воля оставалась прежней. Высадка союзников в Африке, отступление немцев с Волги были, вероятно, его последней радостью. Вера давала силы»[14, с. 378].
Публикации статей Милюкова в «Последних новостях», а также в других изданиях, которые в значительной мере обобщили его предвоенные наблюдения вокруг Мюнхенской сделки, ставшие предметом нашего внимания, внесли заметный вклад в историческую мысль этой эпохи. С позиций нынешнего дня, как верно заметила М.Г. Вандалковская [8, с. 345-346], они не во всем новы, хотя в них содержалось немало оценок и выводов, которые отстаивают большинство современных отечественных исследователей, единодушно и аргументировано опровергающих ложные мнения геростратовски известного автора «Ледокола» и десятка других поделок этого деятеля и небольшой группки его последователей в нашей стране.
В заключение хочется выразить надежду на то, что переписка Павла Николаевича с Е.Д. Кусковой после переезда ее с мужем С.Н. Проко-повичем в Швейцарию в конце 1939 г. в последующие три с лишним года продолжалась, а это значит, что будущие историки могут получить возможность ознакомиться с неизвестными страницами их эпистолярного наследия.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Пражская коллекция. -Ф. 5865. - Оп. 1. - Д. 322.
2. Политическая история русской эмиграции 1920-1940 гг. Документы и материалы. -М., 1999. - С. 570-582.
3. Шутов А.Д. Мюнхенский сговор - путь к войне // Материалы Всероссийской научной конференции «Вторая мировая и Великая Отечественная войны: исторические уроки и проблемы геополитики». -М., 2010. - С. 252-253.
4. Историки России ХХ века. Биографический словарь: в 2-х т. - Т. 2. - Саратов: Саратовский государственный социально-экономический университет, 2005.
5. Вандалковская М.Г. Милюков П.Н. // Историки России ХХ века. Биографический словарь : в 2-х т. - Т. 2. - Саратов: Саратовский государственный социально-экономический университет, 2005.
6. Вандалковская М.Г. П.Н. Милюков, А.А. Ки-зеветтер: историки и политики. - М., 1992.
7. Думова Н.Г. Либерал в России: трагедия несовместимости, исторический портрет П.Н. Милюкова. - Ч. 1. - М., 1993.
8. Вандалковская М.Г. Историческая мысль русской эмиграции в 20-30-е гг. ХХ века.
- М., 2009. 25
9. Милюков П.Н. Кто зачинщик // Последние новости. - 1940, 14 февраля.
10. Милюков П.Н. Правая и левая рука СССР. Цели войны и враг № 1 // Последние новости. - 1939, 22 декабря.
11. Милюков П.Н. Положение накануне войны // Новый журнал. - 1943. - № VI.
12. Осоргина-Бакунина Т.А. Письма П.Н. Милюкова М.А. Осоргину 1940-1942 // Новый журнал. - 1988. - № 172-173.
13. Сорков А.И. Русское масонство 17312000. Энциклопедический словарь. - М.: РОССПЭН, 2001.
14. Вакар Н. Милюков в изгнании // Новый журнал. - 1943. - № VI. ■
