CC BY
88
________ВЕСТНИК ТОМСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА_________
2008 Филология №3(4)
УДК 81'37; 003; 81'22
И.Я Конончук
ПИСЬМА А.В. СУВОРОВА КАК ИСТОЧНИК ИЗУЧЕНИЯ СЕМАНТИЧЕСКОЙ АДАПТАЦИИ ЗАИМСТВОВАННЫХ СЛОВ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ
Рассматриваются основные направления семантических изменений заимствованных единиц в русском языке второй половины XVIII в. Анализируются слова иноязычного происхождения, зафиксированные в текстах писем А.В. Суворова в значениях, не отмеченных в словарях. В ходе исследования раскрываются информативные возможности суворовского эпистолярия как источника изучения семантических модификаций иноязычных слов.
Ключевые слова: заимствованные слова, семантическая модификация.
Семантическая адаптация иноязычных единиц в принимающей среде является одним из показателей их освоенности. Под семантической адаптацией слова понимается становление его семантических свойств, которое выражается в формировании лексико-семантических и синтаксических связей слова с другими лексическими единицами языка. Характерной особенностью этого процесса выступает то, что момент освоения тесно связан с моментом развития значения единицы. Это проявляется в изменении семантической структуры слова, в развитии переносных значений, в переходе единиц в другие функциональные сферы, а также в способности слова вступать в семантические отношения с другими единицами, исконными и заимствованными. Все перечисленное является показателем семантической активности слова. В этом случае можно говорить о том, что семантическая активность лексической единицы, как исконной, так и заимствованной, - это процесс дальнейшего ее освоения в языке.
Наряду с вопросом семантического освоения заимствования и роли в этом русской принимающей системы возникает проблема воздействия иноязычных слов на русскую лексико-грамматическую систему. Процесс заимствования приводит к количественному увеличению словаря, порождает тенденцию к контрноминации средствами принимающего языка и стимулирует словообразовательную активность самого русского словаря, что приводит к изменению как количественного состава русского словаря, так и его качественных характеристик.
Анализ иноязычных слов суворовского эпистолярия показал, что подавляющее большинство из 761 зафиксированной в нем единицы иностранного происхождения употребляются в тех же значениях, которые указаны в толковых словарях XVIII в. Кроме того, в исследуемом источнике зафиксирова -но значительное количество многозначных заимствованных слов (около 13 %), что могло быть как следствием многозначности заимствованных единиц в языке-источнике, так и результатом семантического развития в принимающей среде. При сопоставлении данных эпистолярия и данных словарей были обнаружены факты, позволяющие считать письма А.В. Суворова
источником, отразившим следующие особенности семантического освоения заимствованных единиц.
Во-первых, в письмах А.В. Суворова выявлены лексикографически не зафиксированные в XVIII в. иноязычные единицы (преимущественно немецкого и французского происхождения), употребляемые автором в значении, эквивалентном семантике слова в языке-источнике (гандель «торговля» < нем. Handel «сделка, торговая операция», тартана «маленькое судно» < фр. tartane «маленький корабль», шармюцель «стычка, перестрелка» < нем. Scharmutzel «перестрелка, стычка, пальба» и др.), и единицы, претерпевшие в процессе освоения семантические изменения (конвенанс «милость» < фр. convenance «удобство, соответствие, хороший тон», комбустия «замешательство, неразбериха» < фр. combustion «горение», унтеркунфт «комфорт» < нем. Unterkunft «приют, уютный уголок, убежище» и др.).
Во-вторых, в исследуемом источнике зафиксированы иноязычные единицы, употребленные А.В. Суворовым в значениях, не отраженных в словарях. В данном случае мы имеем в виду слово капитал, которое в суворовских письмах отмечено в следующем контексте: «Капитал мой - Берлад, где всегда главное правление и дежурство» [1. С. 176]. В указанном контексте капитал употребляется в значении «столица»: в Берладе находились штаб корпуса, магазины с продовольствием и военными припасами [1. С. 591]. В том же значении указанная единица зафиксирована в письмах Г.А. Потемкину: «Мне осмотром надлежит связать внимание здешнего ныне спокойного капитала с Бугскою стороною! куда, здесь управясь, поеду» [1. С. 110]; «Во все время прошедших происшествиев в херсонском капитале, имеющем влияние в части Вашею Светлостью мне порученные, облегчали меня и обезпечивали совершенно гг. Генералы Бибиков и Шевич» [1. С. 117]. Под капиталом (капиталем) (=столицею) Суворов подразумевает Херсон, основанный Г.А. Потемкиным в 1778 г. как база создаваемого Черноморского флота [1. С. 547].
В словарях русского языка XVIII в. форма капитал(ь) зафиксирована как один из вариантов следующего ряда омонимов:
1. Капитал (1708 г.), капиталь (1724 г.) «линия, делящая угол укрепления пополам»; «часть укрепления, отделенная такой линией» [2. Вып. 9. С. 243]. Источником заимствования является фр. capital (linie) «главная линия».
2. Капитал, капител, капителло, капитело (1709 г.), капитель (1697 г.), капиталь (1735 г.) «верхняя часть колонны, столба» [2. Вып. 9. С. 244-245]. Источник заимствования - нем. Kapitell в том же значении, восходящее к лат. capitellum «утолщенный конец, головка, капитель», образованному с помощью деминутивного суффикса -ell- от caput, capitis «голова».
3. Капитал (1715 г.), капиталь (1772 г.) «общая сумма денег; имущество в денежном выражении»; «запас продуктов, имеющий денежную стоимость»; «деньги вообще» [2. Вып. 9. С. 242-243].
В русский язык указанная единица пришла при посредничестве нем. Kapital «крупная собственность (сумма денег)» или фр. capital «запас, ценности», источником которых является ит. capitale «главная сумма», восходящее к лат. capitalis «главный, выдающийся», деривату caput, capitis «ос-
новная сумма, главный фонд, капитал». Результатом переосмысления указанных значений слова капитал, вероятно, следует считать его употребление в письме А.К. Разумовскому: «Но Италианская настоящая армия, по мере тлетворных Тугутовых замыслов, остается мертвый капитал, как я сам здесь ныне, и целый Эрцгерцог Карл...» [1. С. 362]. Как показывает контекст, Суворов сравнивает потерпевшую поражение итальянскую армию с «мертвым капиталом», т. е. с запасами, деньгами, которые уже не принесут пользы.
Таким образом, значение «столица (=главный город)», отмеченное в суворовском эпистолярии в нескольких контекстах у лексемы капитал (капиталь), в словарях не зафиксировано. Исторически указанная единица восходит к фр. capitale «столица» [3. С. 194] (от лат. capitalis < caput, capitis). В данном значении рассматриваемое слово может быть включено в группу представленных выше лексических омонимов иноязычного происхождения и его употребление Суворовым является, по всей видимости, результатом знания автором писем французского языка и активного владения им.
В-третьих, материал суворовских писем позволяет судить о направлении семантических сдвигов у некоторых заимствованных единиц, связанном с развитием у них переносных значений (картель, аул, казан, бахрома, каприоль, карнавал и др.).
Так, существительное картель в суворовском эпистолярии зафиксировано в единичном контексте в письме В.А. Зубову: «Ежели Кур[акин] - что приказу? Выйдет картель. Докладывать - представлять. разумно и законно. Изправить можно, разобрать с одним поляком - разобрать и с другим. Дела равные» [1. С. 322]. В цитируемом письме Суворов сообщал следующее: литовский помещик Бельский подал прошение о возмещении ущерба, причиненного ему войсками полководца во время боев в 1794 г. Подобные иски подали польский граф Ворцель и польский майор Выгановский. По мнению Суворова, если генерал-прокурор А.В. Куракин, не разобравшись в сути дела, прикажет заплатить по искам, то спор может дойти до дуэли (=картеля) [1. С. 694]. Согласно данным словарей, слово картель в русском языке известно с начала века (картель 1703 г., кортель 1707 г.) и зафиксировано в 2 значениях: «договор о размене и выкупе пленных и дезертиров» и «письменный вызов на поединок». В русский язык указанная единица пришла при посредничестве пол. kartel или нем. Kartell «соглашение, (письменный) вызов на дуэль» из французского языка [2. Вып. 9. С. 264]. Фр. cartel «письменный вызов на поединок» [3. С. 201] восходит к ит. cartello «карточка», источником которого является лат. charta «бумага, исписанный лист» (из гр. /артп? «лист из папируса для письма») [4. С. 145]. Новое значение «дуэль», в котором слово зафиксировано в суворовском эпистолярии, по нашему мнению, возникло на базе второго значения вследствие метонимического переноса «письменный вызов на поединок» ^ «поединок» (=«дуэль»), что свидетельствует о достаточной степени освоенности указанной единицы в русском языке и расширении ее семантики к концу XVIII в.
Существительное аул зафиксировано в исследуемом источнике в следующем контексте: «С аулами поступлю точно по повелению Вашей Светлости» [1. С. 126]. Цитируемое письмо было ответом полководца на письмо
Г.А. Потемкина, в котором последний сообщал об отправке в Збурьевск 25GG аулов (палаток), в которые предполагалось перевести из землянок солдат, с разъяснением того, как ставить и утеплять аулы [1. С. 559]. В этом же значении слово аул зафиксировано и в другом ответном письме Потемкину: «Аулы не везде в употребление вошли, но я и сего дня ускорю» [1. С. 128]. Этимологически рассматриваемая единица восходит к тюркским языкам: тат., казах., кыпч. aul «деревня»; «юрты, находящиеся на одном месте», тур., азерб. ayyl «загон для овец» [5. C. 41]. В русском языке XVIII в. слово употреблялось для номинации татарского, башкирского или кавказского поселения, становища кочевников, а также при обозначении их самих [2. Вып. 1. С. 11б]. Материал суворовских писем свидетельствует о расширении семантики тюркизма и появлении не отмеченного словарями значения «палатка», которое могло появиться, по нашему мнению, под влиянием значения «юрта» в других тюркских языках (тат., казах., кыпч.).
Другое иноязычие тюркского происхождения казан в суворовских письмах зафиксировано дважды. Так, в письме С.М. Кузнецову, заведовавшему канцелярией по управлению всеми вотчинами А.В. Суворова, субстантив казан, как определенно показывает контекст, употребляется для номинации сосуда для приготовления вина: «Из моих денег купи, Матвеич, и отправь винные казаны в Рождествено по примеру как в Ундоле для сидки вина и водок» [1. С. 94]. Значение данного слова «большой котел (обычно винокуренный)» указано и в словарях [2. Вып. 9. С. 192]. Источником распространения данной единицы являются тюркские языки: тур., тат. kazan «котел для приготовления пищи». Однако ранее в письме А.И. Иловайскому слово казан отмечено в другом значении: «Новая наша собратия, которых Ваше Превозходительство нижайше прошу жаловать, сего дня все за Малоейским нашим кордоном (кроме тех 4GGG казанов, приклоненных к разврату - Зако-пыльских), жнут теперь хлебец и собираются на Уральскую степь в неблизкий поход.» [1. С. 88]. Казанами полководец называет едичкульцев, которые кочевали за Копылом и намеревались уйти за Кубань, в турецкое подданство, хотя прежде их удалось привести к присяге. По всей видимости, называя едичкульцев казанами, автор письма кладет в основу данной номинации яркую черту тюркского быта - казан.
Существительное клепсидр зафиксировано в суворовском эпистолярии в письме В.А. Зубову: «Сион в клепсидры поедет» [1. С. 323]. Контекстный анализ дает нам основание считать, что А.В. Суворов употребляет рассматриваемое слово в значении «время, срок»: К.О. Сион отправлялся в Кобрин в тревожное время (в клепсидры), так как приближался срок выплаты по векселям. Указанная единица была заимствована из французского языка в конце XVIII в. в значении «водяные часы» [2. Вып. 1G. С. 1б]. Фр. clepsydre восходит к лат. clepsydra «водяные часы, клепсидра», источником которого выступает гр. кігуибра «водяные часы», образованное от кігятш «красть, похищать» и 'ибшр «вода». Клепсидрами в древнее время называли водяные часы, по которым определяли время выступления оратора в суде. Например, у Плиния Младшего встречается выражение binas clepsydras dare буквально «по две клепсидры дать» = «установить оратору время выступления, равное
двум клепсидрам». По всей видимости, это послужило причиной развития у рассматриваемой единицы вторичного значения «время, срок».
В исследуемом источнике нами зафиксированы и другие заимствованные единицы, претерпевающие семантические сдвиги (не отмеченные в лексикографических источниках) вследствие развития метафорических и метонимических отношений (например, гекатомба, каприоль и др.).
Так, существительное гекатомба в суворовском эпистолярии зафиксировано в следующем контексте: «Слетя с Олимпа, странствую я по каменной степи, обросшей лесом, который для меня освященный лог для гекатомба премудрому Земному Богу» [1. С. 212]. Цитируемое письмо адресовано последнему фавориту Екатерины II П.А. Зубову и было написано полководцем в период его службы на границе с Финляндией, где он руководил строительством укреплений. Своим назначением Суворов был крайне недоволен (словно «слетел с Олимпа»), сравнивал свое положение со странствием по обросшей лесом каменной степи, а свою деятельность, в которой он не мог проявить себя как полководец, считал «гекатомбой премудрому Земному Богу», своеобразным жертвоприношением. Рассматриваемая единица появилась в русском языке в значении «жертвоприношение» в середине XVIII в. при посредничестве лат. Ьееа^шЬе «торжественное жертвоприношение ста животных» или непосредственно из гр. 'гкато^Рп «большая общественная жертва», образованного от 'гкaт6v «сто» и Рои<; «бык» [6. С. 165]. То есть в данном случае мы также можем говорить о семантических сдвигах, повлекших за собой развитие значения от прямого к переносному.
В суворовских письмах существительное каприоль зафиксировано в единичном контексте: «Потворство научит впредь шире заячьи каприоли делать» [1. С. 132]. Известно, что заяц, спасаясь от преследователей, запутывает следы хитроумными прыжками (=каприолями). Оценивая свое положение, Суворов сообщает адресату о необходимости больше хитрить, изворачиваться и использует для придания фразе иносказательного смысла указанное заимствование в сочетании «шире заячьи каприоли делать». То есть полководец, по всей вероятности, употребляет слово каприоль в переносном значении «хитрость, изворотливость». В русском языке данное заимствование получило распространение во второй половине XVIII в. в значении «прыжок, скачок (например, прыжок лошади, антраша в балете)»: каприоль (1755 г.), кабриоль (1786 г.), каприол (1798 г.) [2. Вып. 9. С. 185]. Источником заимствования является ит. еарпо1а «прыжок, скачок, кувырок» [7. С. 164], восходящее, по всей видимости, к лат. сарга «коза». На русской почве существительное каприоль получило распространение при посредничестве нем. Карпо1е «скачок, прыжок» [8. С. 321], чье влияние, вероятно, оказалось доминирующим при закреплении в русском языке варианта каприоль.
Примерами расширения семантических валентностей заимствованных слов выступают ориентализмы бахрома и калиф.
Слово бахрома «род украшения, отделки (на мебели, портьерах, платье, шали и т.п.), состоящий из свисающих кистей, шнурков» в русском языке известно с XIV в. Источником заимствования являются тюркские языки: тур. шакгаша «большой платок с полосатыми узорами, род салфетки»; крым.-тат. макрама «вуаль для женщины». Первоисточником следует считать
араб. mahrama «платок», восходящее к глаголу haruma, harima «запрещать, быть запрещенным, утаивать, убирать». Появление начального б вместо м в древнерусском слове бахрома - результат межслоговой диссимиляции губных согласных (м:м > б:м) [9. Т. 1. С. 241]. В суворовском эпи-столярии указанная единица зафиксирована в единичном контексте: «Обра-тясь я в Кевкенсильде, где брега его не столь облачены камнем, как в Кутве-нетайполе, где еще не успели омшиться, и здесь только видна их бахрома» [1. С. 240-241]. Полководец перечисляет пункты своей инспекционной поездки и называет «бахромой берегов» берега каналов и укреплений, которые заканчивались облицовкой камня. В данном случае слово бахрома употребляется в метафорическом значении «окантовка, отделка чего-либо» (например, берега, канала). В основу переноса, по всей видимости, положено сходство кистей бахромы и краев берега.
О семантических сдвигах можно говорить и применительно к другому ориентализму, субстантиву калиф (халиф). Этимологически указанная единица восходит к араб. khalifa «наследник, представитель» и в XVIII в. употреблялась для номинации верховного правителя мусульман в арабских странах, а также титула египетского и турецкого султанов [2. Вып. 9. С. 214]. В исследуемом источнике зафиксировано в единичном контексте в письме Г.Р. Державину, в котором Суворов проявился и как поэт: «О вы, Варшавские калифы! Какую смерть должны принять! Пред кем дерзнули быть строптивы, Не должно ль мстить вам и карать?» [1. С. 287]. В данном случае можно говорить о расширении семантики заимствованной единицы от значения «правитель в мусульманских государствах» до значения «государственный правитель, власть держащий». Это повлекло за собой и изменение сочетательных возможностей иноязычной единицы: Варшавские калифы = власть держащие в Варшаве.
Развитие переносного значения и расширение синтаксических валентностей слова иностранного происхождения наблюдается и у заимствования древнерусской поры, существительного хламида (др.-рус. ХЛАМИДА), которое пришло в русский язык из гр. x^a^vq, /la^vSoq 'п «верхнее мужское платье, надеваемое поверх хитона, плащ, мантия» [10. Т. 3. С. 1369]. В исследуемом источнике слово хламида зафиксировано в единичном контексте: «Разве и только: 1-е, Тугуту не быть или обнажить его хламидою немыслия и предательства; 2-е, мне всюду, где бы ни случился, в союзных войсках быть главным начальником» [1. С. 371]. Цитируемый отрывок свидетельствует о развитии метафорического значения (хламида = то, что покрывает ^ хламида = покров вообще как отвлеченное понятие) и расширении сочетательных возможностей рассматриваемой единицы.
Семантические изменения претерпевает и заимствованная терминологическая лексика, вследствие чего расширяются возможности употребления слов-терминов, приводя иногда к изменению статуса иноязычных единиц, связанному с их переходом из специальных сфер в состав общеупотребительной лексики. Исследуемый источник является свидетельством того, как в результате семантического развития театральная терминологическая лексика используется для номинации понятий, находящихся вне театральной жизни.
Так, существительное кулиса, зафиксированное также в вариантах кулисы (17б3 г.) и кулиссы (1792 г.), получило распространение в русском языке с последней трети XVIII в. как театральный термин, обозначая боковые декорации на сцене и проход за сценой. Источником распространения указанной единицы выступил французский язык. Фр. coulisse, производное от глагола couler «течь, бежать, литься, скользить», получило значение «боковая декорация» не раньше XVII в. [9. Т. 1. С. 452]. В суворовских письмах рассматриваемое заимствование зафиксировано в следующем контексте: «Разберите, вы найдете сию истину нелестну, хотя часто с первого виду я только за кулисом, и степени не препятствую» [1. С. 239]. В цитируемом письме Д.И. Хвостову полководец выказывает недовольство тем, как оценены его военные и прочие заслуги перед отечеством. Суворов, занимая активную жизненную позицию, при решении важных вопросов (и не только военных) часто проявлял инициативу и деятельное участие, не дожидаясь высочайших распоряжений (=находясь за кулисом, т.е. вне официальной обстановки), поэтому на первый взгляд его роль не видна. Таким образом, быть за кулисом приобретает значение «быть скрытым, быть не на виду», т. е. данное заимствование теряет статус театрального термина. Указанное переносное значение проявляется и в образованном от существительного кулиса адъективе закулисный, также зафиксированном в исследуемом источнике: «Польша (никогда как ныне я уничтожен не был), Валериан за столом наклонил - Суворов один в Финл[яндии] необходим: закулисный там лутче Короля» [1. С. 241]. По мнению полководца, отзывы Валериана Александровича Зубова, брата фаворита Екатерины II, влияли как на оценку его деятельности, так и на новое назначение (речь идет о поручении Суворову руководства строительством укреплений на границах с Финляндией), так как «закулисный (=скрытый, не на виду) там лутче Короля».
Семантическое переосмысление в исследуемом источнике претерпевает и другой театральный термин - балет. Указанная единица получила широкое распространение в русском языке в середине XVIII в. в значении «театральное представление, состоящее из танцев и мимических движений под музыку» при посредничестве фр. ballet, источником которого является ит. baletto, деминутив от ballo «танец», восходящего к лат. ballare «плясать». В суворовском эпистолярии рассматриваемое слово встречается в единичном контексте в письме дочери, Н.А. Суворовой: «У нас все были драки сильнее, нежели вы деретесь за волосы; а как вправду потанцовали, то я с балету вышел - в боку пушечная картечь, в левой руке от пули дырочка, до подо мною лошади мордочку отстрелили: насилу часов через восемь отпустили с театру в камеру» [1. С. 122]. Здесь следует отметить, что при описании военных действий Суворов часто использует лексику, обозначающую понятия и реалии, не связанные с войной и военной службой. Особенно в этом отношении выделяются его письма дочери и близким друзьям, в которых часто война сравнивается с морской бурей или театральным представлением. Это привносит в текст писем полководца элементы образности, иносказательности, иногда окрашенные тонким суворовским юмором и иронией и по отношению к себе, и по отношению к событиям своей жизни. Отсюда и переосмысление театрального термина балет, который в цитируемом отрыв-
ке становится семантически эквивалентным сочетанию военное сражение со своими действующими лицами, расстановкой сил и т.п.
Результатом подобного переосмысления следует считать и отмеченные в суворовском эпистолярии существительные карнавал и академия. Первое встречается в русском языке с конца XVII в. и в источниках отмечено в следующих вариантах: карнавал, каранавал, коронавал (1697 г.), кранавал (1707 г.), карновал (1719 г.), кроновал (1727 г.), карневал (1728 г.) [2. Вып. 9. С. 260-261]. На русской почве слово получило распространение при посредничестве фр. carnaval, нем. Kareval или пол. carnawal, восходящих к ит. carnovale, образованному на базе carne «мясо» и vale «прощай», источником которых являются соответственно лат. caro, carnis «мясо» и vale, форма императива глагола valere «быть сильным, здравствовать». Карнавал получил свое название в Италии в XIII в., когда он был официально приурочен к празднованию масленицы, после которой начинался пост с его запретом на мясную пищу, что и является основанием для номинации [6. С. 307]. В русском языке XVIII в. указанная единица употреблялась в значениях «праздник у католиков, соответствующий русской масленице»; «вообще празднество с народными гуляниями, маскарадами и т.п.»; «масленица» [2. Вып. 9. С. 260-261; 11. С. 285]. В исследуемом источнике слово зафиксировано в единичном контексте в письме Ф.В. Ростопчину: «Скучил я вам, вот мой карнавал» [1. С. 383]. В цитируемом письме полководец жаловался адресату на плохое самочувствие, что было следствием затянувшейся простуды. Суворов подробно описывает свое состояние и в заключение письма называет перипетии и неприятности, связанные с болезнью, карнавалом, расширяя семантические рамки данного заимствования. Обращает на себя внимание и тот факт, что письмо датируется 14-м февраля, т.е. могло совпасть с празднованием масленицы и способствовать переосмыслению заимствованной единицы.
Заимствование древнерусского периода академия, источником которого является лат. Acadaemia, восходящее к позднегр. ’Акабпща «название сада, где учил Платон; философская школа Платона», в русском языке XVIII в. употреблялось в следующих значениях: «высшее учебное заведение, университет»; «сообщество ученых»; «высшее научное и учебное заведение по различным отраслям художества и искусства; академия художеств»; «философская школа Платона в Древней Греции, его ученики и последователи; место их собраний»; «картежный дом» [2. Вып. 1. С. 33-34]. В значении «высшее учебное заведение» указанная единица зафиксирована в письмах Суворова в нескольких контекстах: «В прежнем два Героя под протекциею Академии хвалились, что они будут С-m» [1. С. 170]; «И так как я при оных был начальником, то не токмо мне, но и каждому офицеру терпеть лжи невозможно, потому Академия наук, представляя сочинение сие, которая бла-гоусмотрит из реляциев, колико оное описание противоречущее, следственно, и не имеющее внимания свету, - уничтожить» [1. С. 464]. Кроме того, контекстный анализ позволяет говорить о появлении у рассматриваемой единицы переносного значения, не отмеченного в словаре: «Простите мне сию плодовитость: она мне нужна наконец ради исторжения из меня в мрак моей чести и честности; ему ж, клянусь Вам, и ныне и всегда истинный
приятель и вернее по доброй душе всей из премудрой Академии» [1. С. 132]. Суворов называет «премудрой Академией» находившихся в Херсоне сухопутных и морских начальников, теоретиков, оторванных от боевой практики и ценивших форму выше содержания. Подобное семантическое переосмысление указанной единицы не только является показателем дальнейшего развития ее значения, но и служит источником отрицательной коннотации. Это позволяет характеризовать и самого Суворова как личность, не принимающую не подкрепленную практикой теорию и тех, кто ею руководствуется.
Таким образом, в процессе изучения текстов писем А.В. Суворова были выявлены иноязычные единицы, зафиксированные в эпистолярии в значениях, не отмеченных в лексикографической практике XVIII в. Как показал исследуемый источник, семантические модификации претерпевали не только ранние заимствования (академия, бахрома, хламида), но и иноязычия суворовского времени (балет, гекатомба, каприоль, клепсидр). Результат семантического освоения иноязычных слов в русском языке XVIII в. связан с развитием у слов иностранного происхождения переносных значений на основе семантических тенденций, действующих в языке-реципиенте в данный период. Так, ряд представленных в источнике заимствованных единиц употребляется в значении, возникшем в результате метафорического (карнавал, балет, бахрома, гекатомба, каприоль, хламида) или метонимического (аул, казан, картель, клепсидр) переосмысления А.В. Суворовым первоначального значения единиц, а также придания им отрицательной коннотации (академия, карнавал). Подобные семантические модификации являются показателями семантической активности представленных иноязычных единиц, что, на наш взгляд, свидетельствует об их дальнейшем семантическом освоении в принимающей среде. Семантические сдвиги способствовали изменению статуса иноязычных лексических единиц в русском словаре, связанному с их передвижением из специальных сфер в состав общеупотребительной лексики (балет, кулиса) и изменением их синтаксических свойств (калиф, хламида). Все это в полной мере проявилось в текстах писем А.В. Суворова, что делает их значимым информативным источником исторической лексикологии при изучении основных направлений семантического развития заимствованных слов.
Литература
1. Суворов А.В. Письма. М.: Наука, 1986.
2. Словарь русского языка XVIII в. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1984-2004. Вып. 1-14.
3. Dictionnaire de L'Academie franjaise. 5th ed. Paris, 1798.
4. DauzatA. Dictionnaire etymologique de la langue franjaise. Paris, 1938.
5. Шипова Е.Н. Словарь тюркизмов в русском языке. Алма-Ата, 1976.
6. Крысин Л.П. Толковый словарь иноязычных слов. М.: Рус. яз., 2003.
7. Зорько Г.Ф. Новый большой итальянско-русский словарь. М.: Рус. яз.: Медиа, 2004.
8. PaulН. Deutsches Worterbuch. Halle, 1961.
9. Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: В 2 т. М.: Рус. яз., 1999.
10. СрезневскийИ.И. Материалы для словаря древнерусского языка. СПб., 1893-1903. Т. 1-3.
11.Нордстет И. Российский с немецким и французским переводом словарь. СПб., 17801782. Ч. 1-2.
