CC BY
440
ФИЛОЛОГИЯ И КУЛЬТУРА. PHILOLOGY AND CULTURE. 2012. №3(29)
УДК 821.161.1(092)
«ПЕТЕРБУРГ» А.БЕЛОГО КАК ПРОСТРАНСТВО СОЗНАНИЯ
© Н.Г.Шарапенкова
Статья посвящена проблеме художественной репрезентации Петербурга в одноименном романе А.Белого. Предметом научного осмысления выбрано городское пространство в контексте новых стратегий повествовательного дискурса. Мифопоэтическая модель Петербурга в романе А.Белого рассматривается как порождение визионерского сознания автора и его героев. Роман, ставший кульминацией «петербургского» текста русской литературы, демонстрирует возможности «мозговой игры».
Ключевые слова: А.Белый, роман «Петербург», «мозговая игра», «сознание сознания».
Творчество А.Белого, как известно, наметило пути развития русской и европейской литератур ХХ века в двух взаимосвязанных аспектах. Аспект содержания проявился в обращенности к глобальным проблемам бытия и истории; аспект формы - в стремлении обновить репертуар повествовательных стратегий литературного письма.
Город приобретает в творческом сознании А.Белого статус метафизического пространства, вбирающего опыт истории, культуры и мифологии русской нации. Роман «Петербург» (1913) предстает системным и нелинейным повествованием с многоуровневой структурой.
Художественно-претворенный Петербург
А.Белого лишь отчасти совпадает с материальной и овеществленной реальностью. Вяч.Иванов в свое время размышлял над скрытым сверхчувственным уровнем романного пространства. По словам поэта-символиста, «лишь мало значащими своими гранями соприкасается его [А.Белого. -Н.Ш.] роман с видимой и осязаемой плотью исторической действительности, - поэт хочет живописать сверхчувственную явь» [1: 404]. И далее: «Явь «астральная» должна преломиться в субъективной призме ясновидящего ока» [1: 404].
Архитектоника «Петербурга» предстает как отражение балансирующего сознания, пребывающего на грани двух реальностей (материальной и онейрической, земной и водной, телесной и астральной). Так, например, автор в тексте романа приводит слова-маркеры («Английская набережная», «Гагаринская набережная», «Исааки-евский собор», «Невский проспект», «Медный всадник»), но при этом сдвигает, «распыляет» реальное пространственное расположение объектов, закрепленных за ними. По неоднократному замечанию исследователей, передвижения героев «совершенно фантастичны» (И.Н. Сухих), «ус-ловно-символичны» (Л.К. Долгополов). Автор,
как отмечает И.Н.Сухих, создает «"поверх" петербургского текста русской литературы свой
палимпсест - новый текст» <...> Петербург Белого - третий, после реального города и его отражения в литературе XIX века» [2: 65].
Роман «Петербург» отличает особый характер повествования. Привлекая мотивно-сюжет-ный ряд русской литературы XIX века, автор тем не менее разрывает связь с традицией классического нарратива (объективными описаниями, портретной характеристикой персонажей, лирическими отступлениями). Нарративная техника романа усложняется, вводится, в числе прочего, второе измерение текста (на языке самого автора, «второе пространство», «астральный план»).
Размышляя о прозе А.Белого, следует, на наш взгляд, уточнить принципы «неклассического нарратива». Обозначенная в исследованиях последних лет особенность повествовательной структуры А.Белого как «неподчинение классической модели нарратива» [3: 100] нужно соотносить с пониманием модернистских текстов как «неклассических», относящихся к поэтике художественной модальности (С.Н.Бройтман).
В первой рецензии на «астральный» роман
Н.А.Бердяев наметил линию его интерпретации. Персонажи А.Белого, по словам русского философа, «декристаллизуются и распыляются»; в тексте утрачиваются «грани, отделяющие одного человека от другого и от предмета»; возникают странные взаимопереходы, когда «один человек переходит в другого», «один предмет переходит в другой», «физический план - в астральный план», «мозговой процесс - в бытийственный процесс» [4: 413]. В этом, по утверждению Н.А.Бердяева, «самом замечательном русском романе со времен Достоевского и Толстого», А.Белый «подвел итог столь странной столице нашей и странной ее истории» [4: 413], «изобразил конец Петербурга, его окончательное распыление» [4: 417].
События, герои, топография Петербурга суть результат «мозговой игры» героя, за которым стоит объемлющее его и весь романный мир
«сверхсознание» автора. Последнее утверждение может быть поддержано «признанием» самого А.Белого: «Мой «Петербург» есть в сущности зафиксированная мгновенно жизнь подсознательная людей, сознанием оторванных от своей стихийности <. > подлинное место романа -душа некоего неданного в романе лица, переутомленного мозговою работой, а действующие лица - мысленные формы, так сказать, недоплывшие до порога сознания» [5: 35]. В письме к Р.В.Иванову-Разумнику автор романа признается: «Быт, «Петербург», провокация с происходящей где-то на фоне революцией - только условное одеяние этих мысленных форм. Можно было бы роман назвать "Мозговая игра"» [5: 35].
Генезис категории «мозговая игра» восходит к дуализму А.Шопенгауэра («Мир как воля и представление») и к теории И.Канта о непознаваемости «вещи-в-себе», к представлению о том, что мир - это только мозговой феномен. А.М.Саяпова справедливо пишет: «Термин "мозговая игра" мы используем по аналогии с кантовским определением "игра душевных сил", которая обнаруживается в процессе эстетической оценки "предмета"» [6].
Восприятие романа «Петербург» как потока сознания, как феномена «мозговой игры» было подхвачено филологической наукой (Л.К.Долгополов, В.М.Пискунов, А.В.Лавров, Л.Силард, А.М.Саяпова, И.Н.Сухих). По наблюдению Л.Силард, в «Петербурге» А.Белый нашел «соответствующую технику» [7: 278] для реализации своего понимания природы художественного, предметом которого могут быть «горизонты собственного сознания» [7: 278].
Образы в романе А.Белого перетекают один в другой, являясь порождением разных сознаний -геройного и нарратора, причем «неклассического толка». В тексте романа автор рисует первую встречу на Невском проспекте будущих героев-антагонистов, революционера Александра Ивановича Дудкина и проезжавшего мимо в карете сенатора Аполлона Аполлоновича Аблеухова. Затем эта встреча воспринимается читателем лишь как нечеткий абрис, воссозданный в голове (черепной коробке) героя:
«Аполлон Аполлонович был в известном смысле как Зевс: из его головы вытекали боги, богини и гении. Мы уже видели: один такой гений (незнакомец с черными усиками), возникая как образ, з а б ы т и й с т в о в а л далее прямо уже в желтоватых невских пространствах, утверждая, что вышел он - из них именно: не из сенаторской головы; праздные мысли оказались и у этого незнакомца; и те праздные мысли обладали все теми же свойствами.
Убегали и упрочнялись.
И одна бежавшая мысль незнакомца была мыслью о том, что он, незнакомец, существует действительно; эта мысль с Невского забежала обратно в сенаторский мозг и там упрочила сознание, будто самое бытие незнакомца в голове этой - иллюзорное бытие.
Так круг замкнулся» [8: 35].
А.Белый в жанре автокомментирования пишет: «...окаламбуренный бред вылезания из сенаторской головы сенаторских мыслей, которые начинают бытийствовать <...> сам сенатор же - выюркнувшая из автора «праздная мозговая игра» <... > люди воображают, будто <... > мозг находится в голове; совсем нет: он проносится ветром со стороны» [9: 323].
Незнакомец с черными усиками, «забытийст-вовав», сам воспринимает себя творцом мысле-форм, вынашивает собственные «праздные мысли», т.е. наделен собственными рефлексиями. Облаченная в плотную телесную оболочку мысль о незнакомце «забежала обратно в сенаторский мозг», вновь развоплотилась и «убежала из мозга» [8: 35].
А.Белый определил главный прием, претворенный в романе, как «превращенье сознания в бытие» [9: 323].
Итак, автор воссоздает в сознании героя процесс запоминания пока еще нечеткой мысли (мысли, согласно которой разночинец может быть опасен), затем «образ» наделяется собственным бытием с «праздными мыслями».
Интересно, что метафора-сравнение «Аполлон Аполлонович был в известном смысле как Зевс» реализуется в художественной ткани романа: идет «рождение» в голове сенатора самого разночинца. А.Белый дает краткий пересказ одного из мифов о Зевсе («из его головы вытекали боги, богини и гении»).
Александр Дудкин предстает в сознании сенатора «Палладой»:
«Аполлон Аполлонович был в известном смысле как Зевс: едва из его головы родилась вооруженная узелком Незнакомец-Паллада, как полезла оттуда другая, такая же точно Паллада.
Палладою этою был сенаторский дом» [8: 35].
Перед нами - ироническое обыгрывание древнегреческого мифа о рождении богини («вооруженный узелком», рожденный из головы). Согласно олимпийской мифологии, Афина Паллада родилась от брака Зевса и Метиды (от греч. «metis» - «мысль», «размышление»). Атрибутом Афины считалась эгида - щит «с головой змеевласой Медузы». В романе «Петербург» глава Учреждения Аполлон Аполлонович обладает «силой в ньютоновском смысле», будучи «по-
Н.Г.ШАРАПЕНКОВА
следней инстанцией - донесений, прошений и телеграмм» [8: 50]. Иными словами, герой - Зевс бюрократической машины России. Сознание героя концентрируется «в единственной точке (меж глазами и лбом)» [8: 50], из которой «мысли-молнии разлетались, как змеи, от лысой его головы» [8: 50]. И далее:
«И если бы ясновидящий стал в эту минуту пред лицом почтенного мужа, без сомнения пред собой он увидел бы голову Горгоны медузы.
И медузиным ужасом охватил бы его Аполлон Аполлонович» [8: 50].
А.Белый выстраивает сознание своих героев (отца и сына Аблеуховых, террориста Дудкина) по модели, близкой авторскому сознанию. Творческая мысль в художественном мире А.Белого обладает своим бытием (она онтологична!), своей энергией, она порождает реально существующий мир: «Каждая праздная мысль развивалась упорно в пространственно-временной образ, продолжая свои - теперь уже бесконтрольные -действия вне сенаторской головы» [8: 35].
«Петербург» А.Белого должен быть вписан в жанровую традицию романа «потока сознания». Согласимся с утверждением А.М.Саяповой: «В литературе же «потока сознания», к которой относится творчество А.Белого, очевидно стремление изгнать все оформленное и организованное в текучих переживаниях в угоду иррациональному становлению одного переживания в другое» [6].
«Текучесть форм» - одна из важнейших категорий художественного мира писателя. Само искусство в восприятии символиста предстает как «плавление форм». А.Белый противопоставил искусство XIX века с его «гармонией формы» [10: 247] новому искусству эпохи модернизма. Классическое искусство имеет «доступную форму» и «внутреннюю форму», которую прозревают лишь «избранные». «Таков аристократизм лучших образцов классического искусства, спасающегося под личиной обыденности от вторжения толпы» [10: 247]. «Задача нового искусства -не в гармонии форм, а в наглядном уяснении глубин духа». В образцах символического искусства «сорвана, разбита безукоризненная маска классического искусства» [10: 247].
Сознательные и бессознательные импульсы становятся в тексте романа главным содержательным планом. Автор демонстрирует процесс онтологизации человеческой мысли, превращая роман в историю его написания. В романе возникает иерархия сознаний: разночинец - сенатор -Петербург - повествователь - автор-демиург.
«Мозговая игра» становится в тексте А.Бе-лого и объектом размышлений автора, и процес-
сом сотворения образов, событий, самого города (тем самым он лишается укорененности в бытии, статус достоверности и «оседлости бытия» отменяется вообще), и воплощением игры сознания, и реализацией жанровых потенций модернистского романа.
Подлинной реальностью художественного пространства романа становится всеобъемлющее сознание творца, способного порождать мир оформленных образов. Вслед за М.М.Бахтиным под авторским сознанием мы понимаем «сознание сознания», «объемлющее сознание героя и его мир» и «завершающее это сознание героя моментами, принципиально трансгредиентными ему самому, которые, будучи имманентными, сделали бы фальшивым это сознание» [11: 10]. Тем самым мы фиксируем связь автора с актом моделирования в художественном тексте эстетической действительности. М.М.Бахтин впервые заговорил об эстетической функции автора, который при таком подходе предстает как «носитель напряженно-активного единства завершенного целого», обладающий избытком видения и знания» [11: 12].
Петербург в романе А.Белого предстает как город-сновидение, зловещий кошмар, морок, губитель, «сон сна Петербурга» [12: 638]. Р.В.Ива-нов-Разумник связывает «Петербург» А.Белого и «Возмездие» А.А.Блока с петербургскими романами Ф.М. Достоевского и «Медным всадником»
A.С.Пушкина через «страшные» сновидения героев и автора, в которых они взыщут ответа на сакраментальные вопросы: «Странный и страшный ли только сон - Петербург?», «Сон или явь?» [12: 611].
Литературная и мифологическая традиция восприятия города на Неве прочно связала его с онейрическим (сновидческим) планом сознания. Идею об «онейрическом» хронотопе Петербурга выдвинули и обосновали Ю.М.Лотман и
B.Н.Топоров. Последний относит к главным словам-маркерам «петербургского» текста русской литературы «театр», «сцену», «кулисы», «декорации», «тень», «силуэт», «призрак», «двойник», «зеркало» и «отражение» [13: 62].
Сон в романе «Петербург» является средством выхода в другую, необъектную реальность («второе пространство сенатора» [8: 137], «сон-видение над бомбой» сына сенатора). «Второе пространство» - художественный сновидческий образ «астрального мира», особый тип сознания (Р .Штайнер), «пространство человеческого сознания».
Таким образом, с одной стороны, изображение Петербурга как сновидческого, фантасмагорического, призрачного и театрального про-
странства связано с предшествующей литературной традицией. С другой стороны, автор-символист открывает в романе четвертое (астральное) измерение Петербурга, который явился точкой касания бытия к космосу (как подсознания, так и универсума). Художественно-преломленный Петербург предстает в романе А.Белого как порождение феномена «мозговой игры» автора-демиурга. Индивидуальноавторские дефиниции («мозговая игра», «второе пространство») являются проявлением особого плана романа - пространства сознания - и реализацией новой повествовательной формы («поток сознания»).
1. Иванов Вяч. Вдохновение от ужаса (О романе Андрея Белого «Петербург») // Андрей Белый: pro et contra. Личность и творчество Андрея Белого в оценках и толкованиях современников / сост., вступ. ст., коммент. А.В.Лаврова. - СПб: Изд-во Рус. христиан. гуман. ин-та, 2004. - С. 401 - 410.
2. Сухих И.Н. Прыжок над историей (роман А.Белого «Петербург») // Серебряный век русской литературы: сб.ст. - СПб: Факультет филологии и искусств СПбГУ, 2009. - С. 51 - 75.
3. Вафина А.Х. Формы выражения авторского сознания в автобиографической прозе Андрея Белого: дис. ... канд. филол. наук. - Казань, 2011. -126 с.
4. Бердяев Н.А. Астральный роман. Размышления по поводу романа Андрея Белого «Петербург» // Андрей Белый: pro et contra. Личность и творчество
Андрея Белого в оценках и толкованиях современников / сост., вступ. ст., коммент. А.В.Лаврова. - СПб: Изд-во Рус. христиан. гуман. ин-та, 2004. - С. 411 - 418.
5. Андрей Белый и Иванов-Разумник. Переписка. 1913 - 1932 гг. / публ., вступ. ст. и коммент. А.В.Лаврова и Дж.Мальмстада. - СПб: Atheneum, Феникс, 1998. - 733 с.
6. Саяпова А.М. Белый и Толстой: к проблеме традиций «потока сознания» // URL: http://
www.ksu.ru/miku/info/sob/konf_tolstoi/s25.htm (дата обращения 14.03.2012).
7. Силард Л. Поэтика символистского романа конца XIX - начала XX века // Проблемы поэтики русского реализма конца XIX - начала ХХ вв.: сб.ст.
- Л: Изд-во ЛГУ, 1984. - С. 265 - 284.
8. Белый А. Петербург. - СПб: Наука, 2004. - 699 с.
9. Белый А. Мастерство Гоголя. - М.: МАЛП, 1996.
- 323 с.
10. Белый А. Символизм как миропонимание / сост., вступ. ст. и прим. Л.А.Сугай. - М.: Республика, 1994. - 526 с.
11. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. -М.: Искусство, 1979. - 423 с.
12. Иванов-Разумник Р.В. Вершины. Александр Блок. Андрей Белый // Андрей Белый: pro et contra. Личность и творчество Андрея Белого в оценках и толкованиях современников / сост., вступ. ст., коммент. А.В.Лаврова. - СПб: Изд-во Рус. христиан. гуман. ин-та, 2004. - С. 543-678.
13. Топоров В.Н. Петербургский текст русской литературы. Избранные труды. - СПб: Искусство-СПб., 2003. - 612 с.
«PETERSBURG» OF ANDREI BELY AS THE SPACE OF CONSCIOUSNESS
N.G.Sharapenkova
In this article the city of Saint Peter in the novel «Petersburg» (1913) by Andrei Bely is represented as an outcome of visionary consciousness of the author and the characters, its “brain phenomenon”. As an object of scientific reflection the city-space is used, and the myth-poetical grasping of the city on the Neva, going out to the new narrative strategies in the novel, becomes the culmination of the Petersburg-text in the Russian literature.
Key words: Andrei Bely, the novel «Petersburg», «brain-game», «consciousness of the consciousness».
Шарапенкова Наталья Геннадьевна - кандидат филологических наук, доцент, и.о. заведующего кафедрой скандинавских языков Петрозаводского государственного университета.
E-mail: natshar@mail.ru
Поступила в редакцию 20.03.2012
