CC BY
72
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2010. № 4
Г.А. Кацюба
АНТРОПОСОФСКИЙ ДИСКУРС ПОЭТИКИ СИМВОЛИСТОВ И ФУТУРИСТОВ (роман А. Белого «Петербург» и повесть В. Хлебникова «Ка»)
Цель статьи - попытка раскрыть творческие аспекты антропософских исканий в символизме и футуризме. Сопоставительный анализ романа А. Белого «Петербург» и повести В. Хлебникова «Ка» показывает, что Хлебников, будучи представителем «будетлянского» футуризма, развил антропософские идеи глубже, чем основоположник символизма Белый. Основным объектом исследования являются отрывки из прозаических текстов Белого и Хлебникова, творчески преломляющие идеи и образы Рудольфа Штейнера.
Ключевые слова: Мусагет, Мава, арамейский эпос, эзотерические вероучения, солнцепоклонничество, Аменофис IV, «мозговая игра», «теневое сознание».
The aim of this paper is to try and reveal the creative aspects of anthroposophic searchings in symbolism and futurism (using Andrew Bely and Velimir Khlebnikov's works as an example). Comparative analysis of A. Bely's novel "Petersburg" and V. Khlebnikov's story "Ka" shows that Khlebnikov, as a representative of "budet-lyanskian" futurism, developed the anthroposophic wisdoms in greater depth than the founder of symbolism Bely. The main objects of investigation are excerpts from prosaic texts by Bely and Khlebnikov, which reflect the ideas and images from Rudolph Steiner.
Key words: Musaget, Goethe learning, Mava, Aramaic epic literature, esoteric dogmas, Sun worship, Amenophis IV, "shadowy consciousness".
Обычно сопоставление творчества А. Белого и В. Хлебникова опиралось на склонность обоих писателей к формальному эксперименту со звучанием слова; нередко предполагалось влияние Белого на Хлебникова. Так, Вяч. Вс. Иванов утверждает, что Белый в лучших своих произведениях приближался к футуризму, в прозе Хлебникова есть «отсвет более ранних метрических прозаических "Симфоний" Белого», а в журнальной редакции «Петербурга» Хлебников мог увидеть близкую заумь. Это сходство Белого и Хлебникова Иванов объясняет «и параллелизмом личного развития, и литературной атмосферой эпохи»1. Общие черты в поэтике Белого и Хлебникова, в их отношении к слову видит и С.С. Хоружий, ставя в один ряд с русскими писателями Джойса: «<...> в начале был звук - это запо-
1 Иванов Вяч. Вс. О воздействии «эстетического эксперимента» Андрея Белого // Андрей Белый. Проблемы творчества. М., 1988. С. 365.
ведь, общая для всех, для Белого, Хлебникова и Джойса. Звуковой образ слова - сразу исток, арена и орудие словотворчества, источник новых значений и слов»2. Н. Адаскина обнаруживает общее в символике Белого и Кандинского, объясняя эту общность интересом обоих к теософии; а уже Кандинского сравнивает с Хлебниковым: если Кандинский пытался найти объективные основы «впечатлений разных художников, вызванные переживанием цветов и форм», то Хлебников делал подобное ради «создания всеобщего мирового языка, т.е. подчинение всех живых языков тотальной глобальной
3
символизации» .
Об общих чертах в мировоззрении Белого и Хлебникова говорят реже. Среди немногих работ такого типа - статья В.П. Кузьменко, признающего Белого и Хлебникова единомышленниками. За десять лет книги Флоренского «Мнимости в геометрии», замечает Кузь-менко, Белый впервые дал образ выворачивания внутреннего во внешнее при подъеме на пирамиду Хеопса во время путешествия по Египту: «Андрей Белый говорит о перемене органов восприятия, характеризующей его, в сущности, как другого человека. Но ведь об этом же спустя 5 лет, в 1916 г., писал Хлебников, говоря о себе как о единице, равной V" - человека»4.
Однако работ, угадывающих в творчестве Хлебникова антропософские идеи и сопоставляющих Хлебникова с Белым как с антропософом, практически нет. Пожалуй, только К.А. Кедров признает близким к антропософскому «поэтическое тайнозрение» Хлебникова, увидевшего, как «из первоатома звука <.. .> рождается вся Вселенная»5; Кедров пытается расшифровать «звездную азбуку» Хлебникова, состоящую из движущихся во времени и пространстве согласных и гласных, напоминающих то, что осуществил в своей эвритмии Рудольф Штейнер6.
В настоящей статье впервые предпринята попытка сопоставительного анализа романа Белого «Петербург» и повести Хлебникова «Ка» в контексте антропософских идей и образов.
2 Хоружий С.С. Поэтика Джойса: русские связи и соответствия // Российский литературоведческий журнал. 1993. № 1. С. 173.
3 Адаскина Н. Символизм в творчестве авангардистов. О «символистском формализме» // Искусствознание. 2001. № 1. С. 356.
4 Кузьменко В.П. Синхронное открытие физической сущности мнимости Ве-лимиром Хлебниковым, Андреем Белым и Павлом Флоренским // Творчество Ве-лимира Хлебникова в контексте мировой культуры ХХ века: VIII Международные Хлебниковские чтения. 18-20 сентября 2003 г.: Научные доклады и сообщения / Сост. Н.В. Максимова. Астрахань, 2003. Ч. 1. С. 185-186.
5 Кедров К. «Звездная азбука» Велимира Хлебникова. Литературоведческая гипотеза // Мастерство писателя. Антология журнала «Литературная учеба» 1930-2005. М., 2005. С. 433, 429.
6 См.: Кедров К.А. Метакод. М., 2005. С. 137.
Значение антропософии для Белого хорошо известно, и мы не будем на этом подробно останавливаться. Хлебников, по свидетельству П. Карпова, заинтересовался оккультным движением в 1913 г., после смерти близкой для него Елены Гуро7. Увлечение эзотерическими книгами пробудило у Хлебникова интерес к антропософии. Хлебников никогда не видел Штейнера и не мог слышать его доклады, читаемые по-немецки в Европе. Но можно предположить, что он знал о содержании лекций Штейнера от своего друга - поэта Бенедикта Лившица, часто бывавшего за границей. Хлебников, периодически живший в Москве, не мог не знать и о чтениях Белого в «Мусаге-те» - они были у всех на устах.
И у Белого, и у Хлебникова свою роль в увлечении антропософией сыграла неразделенная любовь. У Белого это не сложившиеся личные отношения с Л.Д. Блок: разбитая вдребезги программа «жиз-нестроения» спровоцировала уход писателя в антропософию, как в своего рода старчество. Поворотным моментом в судьбе Хлебникова стала встреча с К.Л. Богуславской - женой художника И. Пуни. В 1912 г. в наброске неоконченной статьи Хлебников, полный надежды, писал: «Мы хотим девы слова, у которой глаза зажги-снега .. .»8. В 1914 г.: «Вступил в брачные узы со Смертью и таким образом женат»9. Пережив муки безответной любви, поэт решил обвенчаться со Смертью в теософском толковании - с Вечностью. Предпосылки этого «серьезного шага» ощущались в стихотворении Хлебникова 1909 г.: «И я хочу верить, что есть что-то, что остается, / Когда косу любимой девушки заменить, например, временем»10.
В стихотворении 1910 г. Хлебников рассказывал о сделанной им «предсвадебной» фотографии: «Я был снят с черепом в руке»11. В 1914 г. произошло бракосочетание Хлебникова с Антропософской Вечностью. В это время в статье Хлебникова «Закон поколений» (сентябрь 1914) впервые появилось имя «Блаватская».
Повесть «Ка» (1915) была написана через год после публикации романа Белого «Петербург» (окт. 1913 - март 1914)12, и впечатления от романа Белого, как мы попытаемся доказать, отразились в «Ка».
7 См.: Карпов П.И. Пламень; Русский ковчег; Из глубины. М., 1994. С. 67.
8 Хлебников В. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 6. Книга первая. Статьи (наброски). Ученые труды. Воззвания. Открытые письма. Выступления. 1904-1922 / Под общ. ред. Р.В. Дуганова; сост. научн. текста и примеч. Е.Р. Арензона и Р.В. Дуганова. М., 2006. С. 200.
9 Хлебников В. Творения. М., 1986. С. 641.
10 Там же. С. 61.
11 Там же.
12 По инициативе Вячеслава Иванова на его «башне» были устроены чтения Белым отрывков из романа, которые пользовались большим успехом и обостряли влияние писателя на других авторов.
Белый замечал, что «Петербург» был написан под впечатлением путешествия по Египту: «<...> ощущение сфинкса и пирамид сопровождает мой роман "Петербург"»13. Аполлон Аполлонович Облеухов, восседающий за чашкой чая, казался «написанной на ковре фигуркою египтянина»14, напоминал «профилем мумию фараона Рамзеса Второго»15. В эпилоге Николай Облеухов уезжает в Египет, где читает «Книгу Мертвых» и часами сидит перед Сфинксом: «Николай Аполлонович провалился в Египте, и в двадцатом столетии он провидит - Египет»16.
В «Ка» воплощена восходящая к Древнему Египту традиция эзотерических вероучений. «Ка» заканчивается обращенной к потомкам речью фараона Древнего Египта Аменофиса IV: «Я здесь велю молиться мне там! И, вы, чужеземцы, несите в ваши времена мою речь»17. В брошюре «Время мера мира» (1916) Хлебников так объяснил философскую смысловую структуру «Ка»: «В 1378 году фараон Аменофис IV совершил переворот, заставив подданных вместо неясных божеств поклоняться великому Солнцу»18. Умирающий Аменофис (Эхнатэн), закрывая глаза своему Ка, изложил свою последнюю волю: «Иди и дух мой передай достойнейшему!»19. Ка передал главному герою повести, т.е. самому Хлебникову, «запечатанное черной смолой абракадаспа» завещание Аменофиса, после чего
20
в поэта вселился дух древнеегипетского царя-солнцепоклонника .
Известно, что «солнцепоклонником» объявлял себя Рудольф Штейнер, ставя под сомнение научное представление о Солнце как о светящемся газовом шаре: «Солнце, несмотря на то что по-своему отражает нам мировой свет, как оно его воспринимает, является насквозь духовным существом»21. Андрей Белый причислял себя к «детям Солнца» - избранникам Вечности («Золото в лазури»), в стихотворении «Золотое руно» (1903) призывал: «Довольно страданий! / Броню надевайте / из солнечной ткани!»22. Из стихотворения «Солнце» (1903): «Солнцем сердце зажжено. / Солнце - к вечному стремительность. / Солнце - вечное окно / в золотую ослепитель-
13 Белый А. Петербург. Л., 1981. С. 684.
14 Там же. С. 178.
15 Там же. С. 190.
16 Там же. С. 418.
17Хлебников В. Творения. С. 125.|
18 Там же. С. 700.
19 Там же. С. 533.
20 Там же. С. 536.
21 Штайнер Р. Человек и звезды / Пер. с нем. Калуга, 1994. С. 72-73.
22 Белый А. Сочинения: В 2 т. Т. 1. Поэзия; Проза / Вступ. статья, сост. и подгот. текста В. Пискунова; коммент. С. Пискуновой, В. Пискунова. М., 1990. С. 48.
ность»23. В стихотворении «В полях» (1904) Белый драматизировал закат «солнца контура старинного, /золотого, огневого, / апельсинного и винного»: «<...> все земное нам снится / утомительным сном»24. В рассказе «Световая сказка» (1904) Белый писал о «солнцепоклонниках»: «Поют о Солнцах дети Солнца, отыскивают в очах друг у
друга солнечные знаки безвременья и называют жизнью эти поиски
25
светов» .
Н. Бердяев в статье «Астральный роман. Размышление по поводу романа А. Белого "Петербург"» отмечал в «Петербурге» «художественное ощущение космического распластования и распыления, декристаллизации всех вещей мира, нарушения и исчезновения всех твердо установившихся границ между предметами»26, объясняя это способностью писателя улавливать космические ритмы новой эпохи.
В «Ка» также можно увидеть, как «образы людей <.> декрис-таллизуются и распыляются, теряются твердые грани, отделяющие одного человека от другого и от предметов окружающего его мира <. > Один человек переходит в другого человека, один предмет переходит в другой предмет, физический план - в астральный план, мозговой процесс - в бытийственный процесс»27.
В романе «Петербург» революционер Николай Аполлонович Об-леухов - вывернутый наизнанку бюрократ - неотделим от отца-сенатора: «Николай Аполлонович <.> был чувственно абсолютно равен отцу; более всего удивляло его то обстоятельство, что психически он не знал, где кончается он и где психически начинается в нем самом дух сенатора»28. В повести Хлебникова «бездноглазый» бунтарь Ка, вышедшая из повиновения часть души главного героя, время от времени сливался со своим господином. Герои «Петербурга», не имея четких границ, перетекали один в другого. Сын Николай Облеухов в какой-то момент становился отцом - Аполлоном Аполлоновичем Облеуховым, террорист Александр Дудкин превращался то в пушкинского Евгения из «Медного всадника», то - в бронзовую фигуру Петра I. Персонажи «Ка» проживали несколько жизней: Ка, проглоченный белугой, оборачивался морской галькой, потом - красным журавлем; фараон Аменофис IV, отравленный жрецами, параллельно
23 Там же. С. 49.
24 Там же. С. 54, 55.
25 Белый А. Симфонии / Вступ. ст., сост., подгот. текста, примеч. А.В. Лаврова. Л., 1990. С. 467.
26 Бердяев Н. Философия творчества, культуры, искусства: В 2 т. Т. 2. М., 1994. С. 440.
27 Там же.
28 Белый А. Петербург. С. 108-109.
существовал в виде большой черной обезьяны - Эхнатена; героиня арамейского эпоса Лейли возникала в мире обезьян под именем Белая; главный герой воплощался то в арийского завоевателя острова Цейлон воина Виджаи, то - в Медлума, возлюбленного Лейли. В повести Хлебникова процесс «распластования бытия» происходил масштабнее. У Белого в комнату Александра Ивановича Дудкина вламывался Медный всадник, у Хлебникова герой вместе со своим Ка совершал «экскурсии» по разным историческим эпохам, располагаясь в столетиях «удобно, как в качалке»29.
Композиция «Петербурга» и «Ка» Хлебникова построена по типу антропософской модели сновидений. Штейнер в статье «Как достигнуть познания высших миров?» (1904) описывал сновидения как духовную практику «посвященных»: «Душа человека, астральный организм, "Я" -существо выходят из физического тела, человек внутри наполняется отражениями планетарных движений и звездных конфигураций»30.
В «Петербурге» Белый раскрыл антропософское толкование сна в главе «Второе пространство сенатора», где заснувший Аполлон Аполлонович Облеухов сбросил чувство телесности: «<...> что-то с ревом, похожим на ветер в трубе, стало быстро вытягивать сознание сквозь темянную синюю брешь: в запредельность <. >. Аполлон Аполлонович вылетел через круглую брешь, в темноту, над своей головой (показавшейся планетой земля), и разлетелся на искры»31.
«Второе пространство» - это мир сновидений, образов и галлюцинаций. В «Ка» Хлебников добивался «галлюцинирования» персонажей, включая в сюжетную схему мотив «сна во сне». Приключения главного героя происходят во время сна, когда, отделившись
от тела, его астральный двойник Ка - «посланник при тех людях, что
32
снятся храпящему господину» - перемещался по космическому пространству: «Мы <...> научились спать на ходу. Ноги сами шли куда-то, независимо от сна. Голова спала»33. Герой заснул в дупле дуба со съеденной корой, и повесть «Лейли и Медлум» навестила «сон усталого смертного»34. Когда Лейли обвила руками его шею, он воскликнул: «Может быть, я был продолжением ее сна?»35, лишний раз подтверждая: все происходящее в повести - только сон.
Важное для него слово «тень» Белый впервые использовал в 1908 г., характеризуя свое поколение: «<...> мы - не мы вовсе,
29 Хлебников В. Творения. С. 524.
30 Штайнер Р. Человек и звезды. С. 132.
31 Белый А. Петербург. С. 140.
32 Хлебников В. Творения. С. 524.
33 Там же. С. 525.
34 Там же. С. 529.
35 Там же. С. 536.
а чьи-то тени»36. В «Петербурге» слово «тень» и производное от него «теневой» оказались ключевыми: «<...> сознание Аполлона Аполлоновича есть теневое сознание, потому что и он - обладатель эфемерного бытия и порождение фантазии автора»37. Мозговая игра автора плодила образы-тени, которые обретали в романе собственную жизнь. Эфемерное «теневое» сознание персонажей «Петербурга» порождало «тени» других героев: «<...> мы видели, наконец, еще праздную тень - незнакомца. Эта тень случайно возникла в сознании сенатора Аблеухова, получила там свое эфемерное бытие»38.
Вяч. Вс. Иванов заметил, что «из разговора овеществленной заумной галлюцинации - Шишнарфнэ ("перевертня" - если пользоваться хлебниковской терминологией - Енфраншиша) могла возникнуть тема "теневого мира", мелькающая в стихотворных набросках Хлебникова»39. В «Ка» все персонажи являлись порождением праздного «теневого» сознания главного героя, и слово «тень» и его производные повторялись многократно. Хлебников характеризовал Ка героя как «тень души, ее двойник», в другом месте называл его - «теневой храбрец»; ученый 2222 года, обсуждая описание современного человека, клал свой «худой светящийся череп на теневой палец»; Аменофис объяснял герою и его Ка: «Если Шеш держит гибкой рукой тень, то не от меня ли там спасает меня здесь ее рука?» (в древнеегипетской мифологии Шеш - тень)40. Ка скакал по полю на диком полосато-золотом коне, позволяя ему кусать «свои
теневые, но все же прекрасные колена» и с бешенством грызть свой 41
«теневой локоть» .
Белый в письме к Р.В. Иванову-Разумнику (декабрь 1913 г.) уверял, что «Петербург» можно было бы назвать «Мозговой игрой»: «<...> подлинное место действия романа - душа некоего не данного в романе лица, переутомленного мозговой работой; а действующие лица - мысленные формы, так сказать, не доплывшие до порога сознания», «<...>весь роман мой изображает в символах места и времени подсознательную жизнь искалеченных мысленных форм»42. События в «Ка» тоже можно трактовать как результат мерцающего сознания героя, от лица которого ведется повествование. Однако «мозговые феномены» в обоих произведениях неравнозначны. Если в «Петербурге» «все, промелькнувшее мимо <.> было одним раздражением мозговой оболочки, если только не было хроническим
36 Белый А. Арабески. М., 1910. С. 59.
37 Белый А. Петербург. С. 56.
38 Там же.
39 Андрей Белый. Проблемы творчества. С. 365.
40 Хлебников В. Творения. С. 525.
41 Там же. С. 530.
42 Белый А. Петербург. С. 516.
недомоганием ... может быть, мозжечка»43, то в «Ка» «хроническому недомоганию» был положен конец. Искрящееся юмором, пронизанное светом смеховое пространство повести можно рассматривать карнавальный римейк «Петербурга», с его «мрачно-серыми, черноватыми иль вовсе бесцветными линиями»44. Игра Хлебникова в Апокалипсис запечатлена в комедийных образах загорающего на берегу моря антихриста и наблюдательных дождевых червей, которые вывели на песке «звериное число» - 666 45. В отличие от тревожного финала романа «Петербург» конец повести «Ка» - оптимистичен. В «Петербурге» одинокий отшельник Николай Облеухов нашел успокоение в философии Григория Сковороды. «Родители его умерли» - так завершился роман. В «Ка» осчастливленный главный герой соединился со своей возлюбленной Лейли и стал царем-солнцепоклонником вместо убитого фараона Аменофиса.
Вячеслав Иванов, придумавший название «Петербурга», свою статью о романе озаглавил «Вдохновение ужаса». Андрей Белый в письме к Иванову-Разумнику (декабрь 1913 г.) именовал свой роман «теневой проекцией <.> провокации душевной, зародыши которой многие из нас долгие годы носят в себе незаметно, до внезапного развития какой-нибудь душевной болезни (неклинической), приводящей к банкротству»46. В другом письме (январь 1914) утверждал, что ему «то роман нравится, то вызывает почти отвращение; и тогда кажется, что нет позорного слова, которым бы можно было его заклеймить»47. В следующем письме (14 июля 1914 г.) Белый сокрушался, что подал критикам справедливое право укорять его «в нигилизме и отсутствии положительного credo»48.
Спустя год в письме от (20 ноября 1915 г. Белый сообщал, что в задуманной трилогии о России «Серебряный голубь» - «Петербург» собирался написать третий роман «Моя жизнь», в котором «сами собой встают "новые задачи" симфонического письма: они звучат уже потому, что я хочу коснуться положительных устремлений душевной жизни»49. (Из намечавшихся трех томов Белый написал только две части первого тома «Детство, отрочество и юность» - «Котик Летаев» и «Крещеный китаец»). Писатель планировал построить последний роман «Моя жизнь» следующим образом: «В третьей части трилогии формула будет такова: сознание, органически соединившееся со
43 Там же. С. 36.
44 Там же. С. 684.
45 Хлебников В. Творения. С. 527.
46 Белый А. Петербург. С. 516.
47 Там же. С. 518.
48 Там же. С. 519.
49 Там же. С. 520.
стихиями и не утратившее в стихиях себя, есть жизнь подлинная»50. В повести «Ка» Хлебникову удалось воплотить неосуществленный проект «жизни подлинной». Но уже не по Белому, не по Штейнеру, а по Хлебникову.
В «Петербурге» антропософские идеи растворились в бытовом и историческом контексте, в «Ка» автор поднялся выше расхожих антропософских архетипов и нашел для них иную космическую перспективу, свойственную уже не символизму, а футуризму.
Список литературы
Адаскина Н. Символизм в творчестве авангардистов. О «символистском
формализме» // Искусствознание. 2001. № 1. Белый А. Арабески. М., 1910. Белый А. Петербург. Л., 1981. Андрей Белый. Проблемы творчества. М., 1988.
Белый А. Симфонии / Вступ. ст., сост., подгот. текста, примеч. А.В. Лаврова. Л., 1990.
Белый А. Сочинения: В 2 т. Т. 1. Поэзия; Проза / Вступ. статья, сост. и подгот.
текста В. Пискунова; коммент. С. Пискуновой, В. Пискунова. М., 1990. Бердяев Н. Философия творчества, культуры, искусства: В 2 т. Т. 2. М., 1994.
Карпов П.И. Пламень; Русский ковчег; Из глубины. М., 1994. Кедров К. «Звездная азбука» Велимира Хлебникова. Литературоведческая гипотеза // Мастерство писателя. Антология журнала «Литературная учеба» 1930-2005. М., 2005. Кедров К.А. Метакод. М., 2005.
Кузьменко В.П. Синхронное открытие физической сущности мнимости Велимиром Хлебниковым, Андреем Белым и Павлом Флоренски // Творчество Велимира Хлебникова в контексте мировой культуры ХХ века: VIII Международные Хлебниковские чтения. 18-20 сентября 2003 г.: Научные доклады и сообщения / Сост. Н.В. Максимова. Астрахань, 2003. Ч. 1.
Хлебников В. Собр. соч.: В 6 т. Т. 6. Книга первая. Статьи (наброски). Ученые труды. Воззвания. Открытые письма. Выступления. 1904-1922 / Под общ. ред. Р.В. Дуганова; сост. научн. текста и примеч. Е.Р. Арензона и Р.В. Дуганова. М., 2006. Хлебников В. Творения. М., 1986.
Хоружий С.С. Поэтика Джойса: русские связи и соответствия // Российский
литературоведческий журнал. 1993. № 1. Штайнер Р. Человек и звезды / Пер. с нем. Калуга, 1994.
Cведения об авторе: Кацюба Галина Александровна, соискатель кафедры русской литературы XX века филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова, редактор журналов «Высокий полет» и «Международный аэропорт», член Союза писателей России. E-mail: [email protected]
50 Там же. С. 516.
