CC BY
55
народной организации - Федерации исторических обществ Восточной Европы, которая в 1930-х гг. насчитывала до 40 членов. Работу Федерации возглавлял Президиум. Были образованы две постоянно действующие комиссии: издательская, выпускавшая периодический печатный орган «Бюллетень исторических наук в Восточной Европе», и по составлению словаря славянских древностей. Во все рабочие органы Федерации вошли представители русской эмигрантской науки. Их положение в этой организации, закрепленное официально, являлось исключительным, так как они в отличие от остальных членов являлись представителями не своей страны, а русских исторических институций, созданных за пределами родины, в странах пребывания эмигрантов из России.
1-я международная конференция исторических обществ Восточной Европы и славянских стран явилась самым ярким эпизодом, связанным с Федерацией, и сыграла определенную роль в координации деятельности историков, изучавших славянский мир. Она на два года опередила международный форум филологов-славистов (1929), который принято считать Первым съездом славистов. Конференция положила начало полезным инициативам, не получившим, однако, широкого развития в дальнейшем.
М.А. Робинсон
(Институт славяноведения РАН)
Первый Международный съезд славистов в Праге: надежды, разочарования и неосуществленные проекты (по материалам переписки русских славистов)
Намеченный на конец 1929 г. Первый международный съезд славистов и перспективы участия в нем явились предметом оживленной переписки. Слависты, особенно чешские и русские, осевшие в Праге, не оставляли надежды принять русских коллег у себя. Мурко заранее радовался, что Лавров приедет в Прагу 1, Францев писал Сперанскому: «Теяш 8е, ге пауШуНе, 2е ЪМе па§1ш ^1еш па 2. Получил приглашение
на съезд и Г.А. Ильинский, о чем он писал в Болгарию Попруженко. С самого начала надежды на поездку сопровождались у многих ученых сомнениями в возможности ее осуществлении, о чем писали и Ильинский, и Б.М. Ляпунов, и Туницкий, и Н.Н. Дурново.
Несмотря на сомнения, академики Лавров и Ляпунов подали официальные прошения о командировках, которые были поддержаны Отделением гуманитарных наук АН СССР. И вот, наконец, настал канун
Съезда и с ним полное разочарование практически всех представителей русского академического славяноведения. Ильинский эмоционально писал Ляпунову 5 октября 1929 г.: «Чуть не в последнюю минуту Главнаука назначила представителями московских славистов на Съезде славистов в Праге Сакулина (это еще куда ни шло) и ... Волгина, специалиста по истории социализма!» 3.
Почти обо всех участниках Съезда от Советского Союза мы можем обнаружить сведения и оценки в переписке славистов (и прежде всего Ильинского), не получивших разрешения посетить Прагу. Уже 27 октября 1929 г. Ильинский возмущенно писал Ляпунову: «Теперь окончательно выясняется: состав советской делегации в Прагу был назначен Мар-ром. Только этим можно объяснить, почему в ее состав попал никому не известный Быковский из Перми: он читал в Праге доклад о происхождении славян от яфетидов!! Странен также состав укр[аинской] делегации: она состояла из Немчинова и никому не известного Пилипенка!» 4.
Первый международный съезд славистов проходил с 6 по 13 октября 1929 г. Как писал в своем отчете Саккулин: «... председателем делегации (по назначению Отдела научных учреждений Совнаркома) был я; далее от РСФСР - С.Н. Быковский (из Вятки), Н.С. Державин и Н.М. Каринский; от Украины - К.Т. Нимчинов и С.В. Пилипенко; от Белоруссии П.Аф. Бузук» 5.
Как мы видим, решение о советском представительстве было чисто политическим. П.Н. Сакулин, отличавшийся и до революции левыми взглядами, развивал теорию «социологизма», попадал в категорию «попутчиков» и располагал доверием властей. Державин, имевший стойкую репутацию «подлаживающегося» к властям, активный приверженец учения Марра, авторитетом среди славистов не пользовался. Труды С.Н. Быковского, воинствующего марриста, к славистике и в целом к академической филологической науке отношения не имели. Писатель С.В. Пилипенко был заметной фигурой в общественной жизни Украины, в конце 1920-х он был директором научно-исследовательского института Тараса Шевченко в Харькове, но единственным его достижением в славистике были несколько лет учебы в Киевском университете (1909-1912), откуда он был исключен за революционную деятельность. К.Т. Нимчинов, национально ориентированный лингвист, занимался изучением истории украинского языка, возводя его непосредственно к праславянскому.
С полным основанием к славистам можно отнести Бузука и Карин-ского. Репутация Каринского в академических кругах уже давно была неважной, и все более ухудшалась ввиду его сотрудничества с группой
«лингвистов-марксистов» во главе с марристом В.Б. Аптекарем и «язы-кофронтовцем» Г.К. Даниловым. В поведении Бузука также отмечали его особую «советскость».
Таким образом, перечисленный состав делегации вряд ли мог вызвать особый интерес у зарубежных ученых славистов. Это обстоятельство сразу же отразилось и в переписке. Буквально по горячим следам, через неделю с небольшим после завершения съезда, Ильинский получил информацию о нем от одного из зарубежных участников. В письме содержались положительные отзывы о Кульбакине и Трубецком, но, как отмечал Ильинский: «О нашей делегации он хранит гробовое молчание» 6 Совершенно ясно, что на фоне представителей русской научной эмиграции, советская делегация выглядела очень слабо.
Но от советской делегации зависело принятие важных решений, в частности о предлагавшемся проекте создания Славянского лингвистического атласа. Как писал С.Б. Бернштейн: «...на закрытом заседании советской делегации Н.С. Державин решительно выступил против участия советских ученых в совместной работе с зарубежными лингвистами, отрицающими новое учение о языке Н.Я. Марра. Н.С. Державина поддержали Н.М. Каринский и руководитель делегации литературовед П.Н. Саккулин. В данной научной проблеме хорошо разбирался только один член делегации - белорусский ученый П.А. Бузук, но он промолчал» 7. Казалось, что этим решением вопрос был закрыт. Но через два года дело получило продолжение.
Получив весной 1931 г. назначение на должность директора Института языкознания Белорусской АН, Бузук решил вспомнить об идее создания славянского лингвистического атласа и инициировал обращение президента Белорусской АН на имя непременного секретаря АН СССР В.П. Волгина. В обращении упоминалось создание во время работы съезда в Праге Комиссии по подготовке «общего лингвистического атласа славянских языков», о том, что от СССР в нее вошел П.А. Бузук. Отмечалось, что ученые из «буржуазных государств» интересуются ходом работы в СССР. В обращении предлагалось «сконцентрировать общее руководство этой работой в Белорусской Академии Наук, возложив на нее наблюдение за развертыванием в СССР работы по составлению лингвистического атласа славянских языков» 8, а ответственным за работу назначить Бузука. Предложение БАН обсуждалось на заседании Группы языка и литературы Отделения гуманитарных наук. Ее решение выглядело следующим образом: «Довести до сведения Непременного] С[екретаря], что Группа считает целесообразным возглавление и руково-
дство данной работой со стороны КРЯЗ; работа должна вестись в тесном контакте с БАН, в частности, при сотрудничестве проф. Бузука» 9 Руководитель ГЯЛ Державин доложил ее решение на заседании ОГН, которое это решение поддержало. Державин, отвергавший идею международного сотрудничества по составлению славянского лингвистического атласа, не возражал открыто против передачи руководства проектом Комиссии русского языка. Он знал, что КРЯЗ переходит в подчинение Института языка и мышления, а там проблемами диалектологии заведовал с 1931 г. Ка-ринский, другой противник идеи атласа. Таким образом, решение о работе по проекту атласа оказалось во власти ИЯМа, то есть Н.Я. Марра, и уже ничто не мешало спокойно отказаться от каких-либо попыток реанимировать проект.
Казалось бы, логичное решение о руководстве проектом атласа в филологическом центре союзной Академии наук, за которое единодушно выступили наиболее видные отечественные ученые, объективно вело к ликвидации проекта. Возможно при другом решении передать дело атласа в руки БАН, где всю работу возглавил бы Бузук, дело могло бы и продвинуться, хотя времени для работы у Бузука оставалось бы уже немного, в начале 1934 г. он был арестован и в 1938 г. погиб.
Можно смело утверждать, что достойного представительства на Первом международном съезде славистов русская наука не получила. Ведущие отечественные слависты, обладавшие европейской известностью и уважением зарубежных коллег, остались по политико-идеологическим причинам за бортом делегации. Во многом по вине советской делегации были созданы препятствия для начала серьезной работы над важнейшим международным проектом по созданию Славянского лингвистического атласа. Идея создания Общеславянского лингвистического атласа (ОЛА) возродилась почти через три десятилетия, в 1958 г., на IV Международном съезде славистов, проходившем в Москве.
1 ПФ АРАН. Ф. 172. Оп. 1. Д. 166. Л. 84.
2 Там же. 312. Л. 19.
3 ПФ АРАН. Ф. 752. Оп. 2. Д. 117. Л. 227.
4 К истории создания второго издания «Праславянской грамматики»
Г.А. Ильинского / Вступ. ст. и подг. текста Г.С. Баранковой // Русский язык в научном освещении. 2002. № 2(4). С. 28.
5 Саккулин П.Н. Литературоведение на I Конгрессе филологов-славистов // Извес-
тия АН СССР. VII Секция. Отделение Гуманитарных наук. 1930. № 6. С. 415.
6 Цит. по: К истории создания второго издания «Праславянской грамматики»
Г.А. Ильинского. С. 228.
7 Бернштейн С. Б. Общеславянский лингвистический атлас (ОЛА). Критические
заметки // Вопросы языкознания. 1990. № 6. С. 6.
8 ПФА РАН. Ф. 1. Оп. 1-1931. Д. 259. Л. 83об.-84.
9 Там же. Л. 80 об.
Секция
«Славянские литературы: история и современность»
Н.Н. Пономарева
(Институт славяноведения РАН)
Вклад Д.Ф. Маркова в возрождение советской литературоведческой болгаристики
Образованное в середине 40-х гг. ХХ в. на филологическом факультете МГУ им. Ломоносова отделение славистики столкнулось с нехваткой (и даже иногда полным отсутствием) квалифицированных кадров (преподавателей, доцентов, профессоров). Правда, болгарская лингвистика, несмотря на тяжелейший довоенный период для славистики в целом, сумела сохранить свой научный потенциал и передать ее традиции студентам. Что касается советской литературоведческой болгаристи-ки, то ее не существовало вовсе, и надо было решать сложнейшую задачу ее создания по сути с нуля. Стимулом к возрождению научного интереса к болгарской литературе и появлению молодого поколения болгаристов-литературоведов послужил курс лекций («Болгарская поэзия первой четверти ХХ века»), прочитанный студентам-болгаристам в 1949 г. Д.Ф. Маарковым, в то время доцентом Педагогического института города Сумы. В них он не ограничивался поэзией - студенты получили представление и о прозе, литературной ситуации в Болгарии первой половины столетия, некоторые из них стали переводчиками, популяризаторами болгарской литературы, ее исследователями. Таким образом, была пробита первая брешь в глухой до этого времени стене советской болгари-стики в области литературы и литературоведения. Д.Ф. Марков оказался у истоков ее создания.
Следующим этапом в развитии советской литературоведческой болгаристики стало появление фундаментального труда «Очерки исто-
