CC BY
164
С.А. Гудимова ПЕРВЫЕ ТЕОРЕТИКИ БАРОККО
Весь мир казался поэту или художнику эпохи барокко узором сложных сравнений и сопоставлений, клубком неразгаданных связей. «Украшения становились иероглифами, знаками; эмблемы постепенно переходили в аллегории, аллегории возвышались наконец до "Символической метафоры". Мир и был в их представлении метафорой, непрестанно открывавшей новое своим адептам», - отмечает И.Н. Голенищев-Кутузов (2, с. 347). Заслуживали внимания лишь те произведения, в которых проявлялась острота ума, сочетающая неожиданное и необычайное. Композитор Сеиченто вызывал изумление и восторг, его привлекал сложнейший контрапункт, величественные, грандиозные музыкальные метафоры.
Зачинателем одного из направлений барокко в Италии был неаполитанский поэт Джамбаттиста Марино (1569-1625). Марино и «маринисты» не воспевали неземные достоинства Донны, они писали о реальных женщинах и превозносили их, не идеализируя. В сборниках лирических стихов Марино преобладает сонет и другие ренессансные поэтические формы. Главную роль поэзии он видел в том, чтобы поражать, удивлять и очаровывать читателя. Выдумка его бесконечна, изобретательность неистощима. Кто не способен удивить, писал Марино, пусть отправляется к скребнице, его место в конюшне, а не на Парнасе.
Стихи Марино мелодичны, ритмы их разнообразны. Поэт владеет всем богатством поэтических приемов. Кроме метафор, он прибегает к аллитерациям, к антитезам, ассонансам и т. д.
Выше всех своих произведений Марино ставил огромную (40 тыс. стихов) поэму «Адонис». Поэма представляет собой лирическую кантату с многочисленными авторскими отступлениями, вставными эпизодами, развернутыми пейзажными описаниями.
29
С.А. Гудимова
Марино обработал мотивы античных поэтов, а также Полициано и своего любимого итальянского поэта Саннадзаро (1456-1530) и создал произведение, красочное и оригинальное по стилю.
С молодости Марино был знатоком и любителем живописи и музыки. Поэт много пишет о взаимосвязи искусств. Поэзию он определяет как говорящую живопись, живопись как молчаливую поэзию. Все искусства, постоянно подчеркивает Марино, должны возвышать и облагораживать души людей.
Марино провел в Париже восемь лет и стал как бы звеном, связующим итальянскую культуру с французской. Его творчество оказало влияние на формирование прециозного стиля во Франции. Из Италии и Франции новая поэтическая мода перекинулась на Англию, где возник так называемый метафизический стиль, английская разновидность барокко.
Н. Буало вынужден был признать, что новый стиль оказал влияние не только на архитектуру и поэзию, но и на все виды и жанры искусства. В «Поэтическом искусстве» Буало писал:
Повсюду встреченный приветствием и лаской, Уселся каламбур на высоте парнасской. Сперва он покорил без боя Мадригал; Потом к нему в силки гордец Сонет попал; Ему открыла дверь Трагедия радушно, И приняла его Элегия послушно; Расцвечивал герой остротой монолог; Любовник без нее слезы пролить не мог; Печальный пастушок, гуляющий по лугу, Не забывал острить, пеняя на подругу.
(Перевод Э. Линецкой)
Новые эстетические идеи буквально носились в воздухе. Сейчас трудно сказать, кто первым, испанец Грасиан или итальянец Тезауро, выдвинул новые категории эстетики, кто первым объявил, что античная поэтика не в состоянии объять все явления искусства и особенности эстетического познания мира. Во всяком случае Балтасар Грасиан-и-Моралес (1601-1658) первым опубликовал свою работу «Остроумие, или Искусство быстрого разума» (1642), в которой он ставит задачу на множестве примеров из
30
разных литератур изучить «природу остроумия» и преобразовать литературную критику своего времени. По мнению Грасиана, эстетика - наука, отличная от логики. Эстетическое познание есть познание интуитивное по своей природе. Оно открывает новые возможности познания действительности. Древние, писал Грасиан, нашли законы, управляющие логическим познанием, они создали и разработали систему силлогизмов, но она непригодна для «острого разума». Древние признавали, что «острый разум» свойствен только гениям, и восхищались его проявлениями, но не определили законов, которым он следует. Если возможно найти правила силлогизма, то вполне возможно найти их и для кончетто (остроумного замысла). Сегодня необходимо создать теорию быстрого ума, творческой интуиции, способной проникать в сущность отдаленных предметов и явлений, мгновенно комбинировать их и сводить воедино. Грасиан определял «остроумие» как акт познания неведомого с помощью интуиции (2). Термин «вкус», встречающийся у испанского теоретика, означает особую способность эстетического суждения, отличного от суждения логического. По мнению многих исследователей, идея Грасиана о «вкусе» стала одной из наиболее плодотворных идей, подхваченных эстетикой Нового времени.
Пожалуй, наиболее интересное преломление практика барокко получила в теоретических трудах итальянца Эмануэле Тезауро. Свое главное сочинение «Подзорная труба Аристотеля» он совершенствовал четыре десятилетия и опубликовал в 1655 г. Отвергнув «Поэтику» Аристотеля, Тезауро обратился к его «Риторике» и в ней нашел элементы, которые использовал для создания своей эстетической системы. Тезауро пишет: «Меня воодушевил и вдохнул в меня великие надежды, побудив мой ум исследовать истоки этого искусства, божественный Аристотель, самым тщательным образом испытавший все тайны риторики. Он открыл эти тайны тем, кто слушал его внимательно. Таким образом, можно назвать его риторику яснейшей Подзорной Трубой для рассмотрения всех совершенств и всех недостатков красноречия» (5, с. 625).
По мнению Тезауро, мир поэтических созданий живет по своим особым законам, отличным от законов рационального мышления и логики. Остроумный замысел - главное в новом искусстве. Важно найти истоки остроумия и показать почву, его породившую. Цель своего исследования Тезауро видел в том, чтобы до тонкости
31
определить причины, по которым одни произведения прекрасны, другие - безобразны.
Остроумный замысел (кончетто), как и «быстрых разумом» творцов искусства, Тезауро объявляет божественными. «Из несуществующего они творят существующее, из невещественного -бытующее, и вот - лев становится человеком, орел - городом. Они сливают женщину с обличьем рыбы и создают сирену как символ ласкательства, соединяют туловище козы со змеей и образуют химеру - иероглиф, обозначающий безумие» (цит. по: 2, с. 330).
Тезауро стремится построить теорию искусства, которая вела бы к постижению всемирного символа, Божественной Метафоры, восходя по ступеням познания от видимого к ощущаемому, от ощущаемого к произнесенному слову и музыкальной фразе, от внешнего к сокровенному.
Сам Господь, говорит Тезауро, создает мир метафор, аналогий и остроумных кончетто, которые представляются непосвященным простыми украшениями, в то время как речь идет о сотворении мира! (2)
Остроумие Тезауро понимает как одно из проявлений Разума. Из двух основных качеств Остроумия - Прозорливости и Многосторонности - Тезауро особенно ценил последнее. Прозорливость проникает в затаенные свойства предметов: «... в субстанцию, материю, форму, случайность, качество, причину, эффект, цель, симпатию, подобное, противоположное, одинаковое, высшее, низшее, а также и в эмблемы, собственные имена или псевдонимы». Многосторонность же быстро охватывает все эти существа в их соотношении, она «их связывает и разделяет, увеличивает или уменьшает, выводит одно из другого и с поражающей ловкостью ставит одно на место другого». Все эти свойства присущи Метафоре, которая является «матерью Поэзии, Остроумия, Замыслов, Символов и героических Девизов» (цит. по: 2, с. 327).
Люди, владеющие быстрым разумом, «кроме чудесных исключений», обычно несчастливы. И если житейски искушенная Прозорливость ведет людей к важным должностям и благоденствию, то острота ума отправляет их в богадельню. И тем не менее многие предпочитают славу Остроумия всем благам Фортуны.
Вся поэтика Тезауро зиждется на Метафоре. В ее высшем символическом значении Метафора становится последней целью Остроумия, которому приходят «на помощь» другие риторические
32
фигуры, и прежде всего кончетто - умение сводить несхожее. Пытаясь установить некую метафорическую иерархию, Тезауро обращается не только к литературе, но и к зодчеству. По мнению итальянского теоретика, простое подражание симметрии природных тел не способно вызвать к жизни гениальные картины или скульптуры. Только те создания заслуживают «титула гениальных», которые рождены острым разумом. Это проявление Остроумия осуществляется в необычных украшениях на фасадах зданий, в капителях колонн. И Тезауро далее перечисляет признаки барочного стиля в архитектуре: «...капители, изобилующие листьями, фригийские узоры, триглифы, фризы на колоннах дорического ордена, большие маски, кариатиды.» (5, с. 626). Он называет их «метафорами из камня, молчаливыми символами, которые способствуют прелести творенья, придавая ему таинственность» (5, с. 626-627). По Тезауро, украшения ведут человека к постижению Символической Метафоры, но это только первый шаг. Украшения составляют с большой архитектурой неразрывное целое. Одной из ступеней, ведущих к постижению символической Метафоры, являются эмблемы. Тезауро рекомендует использовать эмблемы, имеющие глубокий моральный смысл, как воспитательное средство и выставлять их всюду, где бывает большое стечение народа.
Внешние изображения должны способствовать выражению разнообразных душевных состояний и открывать разуму новые проблемы. Этому служат произведения живописцев и скульпторов, затем драма, где эффект выразительности усиливается словом и жестом, и, наконец, пантомима. Жизнь, говорит Тезауро, - это театральное действо, поэтому искусство должно быть декоративным, ярким, неожиданным. Вершиной искусства Тезауро считает звучащее слово, которое он торжественно называет «поэмой Бога».
Быстрый разум, или гений, Тезауро понимает как способность, аналогичную творческой способности Бога. Подобно Богу, гений творит образы и миры. Не есть ли Вседержитель - «остроумный оратор», который смеется над людьми и над ангелами, предлагая различные героические предприятия, символы фигур и высочайшие свои кончетто, спрашивает Тезауро. Гениальность свойственна не только людям, она заложена в природе. Одаренная гениальными мыслями природа изображает на огромном голубом щите небес символы и остроумные свои тайны. Посвященный в тайны природы
33
постигает ее остроумные замыслы, выраженные в числах, то звучащие, то немые.
Тезауро привлекало все, что может удивить неожиданностью, и в том числе научные открытия его времени. В «Подзорной трубе Аристотеля» он восторженно говорит о победе человеческой мысли и изобретательности над пространством и проникновении с помощью телескопа в загадки нашей Солнечной системы.
Любопытно, что в трактате «Моральная философия», приводя примеры разнообразной стилистической подачи одной мысли, Те-зауро обращается к «астрономической тематике» и научным представлениям своего века о Вселенной. Нижеследующий текст можно рассматривать как руководство поэтам и писателям «нового искусства» и как образчик жанровых возможностей и богатства стилевых приемов барокко: «Есть ли более серьезное и возвышенное явление на свете, чем звезды небесные? Можно ли высказать более серьезную и поучительную мысль, чем следующая: звезды являются наиболее плотными и непрозрачными частями эфирного пространства, которые, отражая лучи солнца, становятся светящимися? Вот пример ученого предложения, однако не остроумного. Если же ты скажешь: звезды - это зеркала эфира, которые, хотя и не оставляют светящегося следа, становятся ночными солнцами лишь тогда, когда солнце расточает им свои любезности, - это та же доктрина, однако до некоторой степени выраженная метафорически как по форме, так и по содержанию, и чем более форма удаляется от прямого выражения, тем она становится изящнее, но в конце концов переходит в забавное. Остроумно и в то же время серьезно следующее предложение: звезды - священные лампады вечного храма Божия. Прекрасна следующая сентенция: звезды - драгоценные узоры небесного павильона. Радостью исполнена фраза: звезды - блестящие цветы садов блаженных. Учена фраза: звезды - глаза небесного Аргуса, всю ночь следящего за смертными. Ужасающа фраза: звезды -небесные фурии, в чьих волосах вплетены сияющие змеи для того, чтобы не допустить злых на небо. Скорбью дышит фраза: звезды -печальные лики пылающей огнями траурной капеллы на погребении солнца. Напротив, забавным будет следующее речение: звезды -светлячки, порхающие в синеве небес. Еще забавнее сказать: звезды -фонари богов, всюду блуждающих ночью. Еще занятнее выражение: звезды - огарки, падающие с канделябра солнца. И, наконец,
34
если ты превратишь небо в решето, то [...] ты скажешь в духе буффонады о звездах: светящиеся дыры небесного решета. На этих примерах ты можешь убедиться в том, что все эти предложения возможны лишь благодаря приданной им остроумной форме, то есть с помощью Метафоры Пропорции, которая сходное заменяет сходным, но различным по содержанию; содержание это может быть в одних случаях более благородным, в других более низменным, в некоторых фразах прекрасным, в иных же безобидным» (5, с. 629-630).
Форма выражения и содержание связаны неразрывно; когда меняется одно, неизбежно изменяется и другое. Не пустую игру риторическими фигурами, не мастерство ради мастерства, кончетто ради кончетто декларирует автор «Моральной философии». Выбирая систему выражений, писатель должен думать, пригодна ли она для того содержания, для той эмоциональной тональности, которые он хочет передать, соответствует ли она жанру данного произведения.
Как прозаик Тезауро следовал рецептам, им же самим созданным.
Другим крупным теоретиком эпохи был Даниэле Бартоли (1608-1685). Его проза красочна, музыкальна, пластична. Вот, например, как он пишет о «замысловатом стиле»: «Этот стиль - удел душ возвышенных, так как, подобно индийской птице, названной райской, он никогда не прикасается ногой к земле, никогда не снижается, но вечно парит в небесах, ясных и великолепных. Драгоценной мозаикой из тысячи остроумных мыслей он составляет свои образы» (1, с. 631). Только перо, владеющее «замысловатым стилем», способно живо выразить то, что видит или переживает автор, ибо наша культура утончилась и мы уже забыли о тех временах, когда люди вместо конфет ели желуди. Однако Бартоли весьма иронично относится к эпигонам барочного стиля. Произведения этих «мучеников», пишет он, напоминают сновидения больных или подобны хвосту павлина, который ослепляет разнообразием красок, но неудобен для движения.
Остроумный замысел, по мнению Бартоли, «должен быть реальным, а не ложным, не беспорядочным, а лишь дерзновенным и, главное, всегда уместным» (1, с. 632). Быстрый ум не должен принимать кристаллы за алмазы, суждение не должно выталкивать
35
С.А. Гудимова
замыслы туда, куда они не могут войти, подобно тому как варвары, надрезающие кожу на лице, чтобы вставить туда драгоценности, не соображают, что только уродуют себя, а не украшают. Не следует злоупотреблять украшениями и хитроумными мыслями, «ибо в богатстве быстрого разума может таиться бедность суждения» (1, с. 633).
Превыше всего Бартоли ставил «блаженство вкуса - наслаждение писателя». Удачно найденное выражение Бартоли уподоблял божественному нектару. Многие из идей Бартоли (о свободе творчества, о гении, выразительности и грации и др.) восприняли романтики.
Как Грасиан и Тезауро, Бартоли разграничивал область разума и логических идей от вдохновения и поэтического гения, эстетическое и рациональное. Возможно, Бартоли полемизировал с Буало, когда писал: «Есть люди, стремящиеся обозначить время и ограничить цель свободному полету гениев, заключая их в тесноту того, что уже найдено, как будто ничего другого и нельзя найти» (цит. по: 2, с. 339).
Теоретики барокко прекрасно понимали, что игра образами, которую Тезауро сравнивал с искусством фокусника, может легко превратиться в блистательное, но пустое острословие. Высмеивая эпигонов Марино, итальянский сатирик Сальватор Роза (1615-1673) писал:
В упряжке конской души он повез, Им предоставив праздное пространство -Конюшню звезд и вечности овес... То экивоки, то кончетто тянет Клещами, рифмы лепит кое-как Ивиршеплетствовать не перестанет...
(Перевод И.Н. Голенищева-Кутузова)
Вычурные метафоры, вымученные замыслы, сравнения и образы всегда были в поле зрения теоретиков барокко, поэтому они, как отмечает И.Н. Голенищев-Кутузов, из недр Риторики извлекли Суждение и Проницательность, которые должны были направлять полеты фантазии.
36
Список литературы
1. Даниэле Бартоли // Памятники мировой эстетической мысли. - М., 1964. - Т. 2. -С. 630-633.
2. Голенищев-Кутузов И.Н. Романские литературы. - М., 1975. - 531 с.
3. Голенищев-Кутузов И.Н. Теоретики барокко // История всемирной литературы: В 9 т. - М., 1987. - Т. 4. - С. 64-66.
4. Ренессанс. Барокко. Классицизм. - М., 1966. - 347 с.
5. Эмануэле Тезауро // Памятники мировой эстетической мысли. - М., 1964. -Т. 2. - С. 624-630.
37
