CC BY
76
Вестник ПСТГУ
III: Филология
2011. Вып. 4 (26). С. 77-86
Первые памятники
АРАБО-ХРИСТИАНСКОЙ ЖИТИЙНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ И ИХ СВЯЗЬ С ВИЗАНТИЙСКОЙ АГИОГРАФИЧЕСКОЙ
ТРАДИЦИЕЙ
С. А. Моисеева
Статья посвящена двум наиболее ранним памятникам оригинальной арабо-христианской агиографии: «Мученичеству Антония-Равха» и «Мученичеству 'Абд аль-Масиха» (IX— X вв.). Автор статьи ставит вопрос о литературных связях между этими произведениями и уже прочно сложившейся к тому времени византийской житийной литературой и рассматривает их на уровне жанра (трансформация агиографического текста в автобиографию), сюжета (однотипные чудеса, описание обретения мощей) и присущих «классической» агиографии выразительных средств.
Как известно, арабо-христианская литература зародилась в среде православного (мелькитского) монашества Палестины и Синая в VIII в.1 Ее первые оригинальные2 произведения принадлежат преимущественно к апологетико-полемическо-му жанру3. Вскоре, предположительно в IX в., на арабском языке появляются и первые агиографические сочинения. Их героями становятся новомученики — святые, засвидетельствовавшие верность христианству не перед лицом язычества, как мученики первых веков, а перед лицом господствовавшего тогда на Ближнем Востоке ислама. Эти произведения составлялись в то время, когда уже прочно сложилась традиция византийской агиографии, повлиявшая на формирование и других традиций христианского Востока. Таким образом, встает вопрос о степени интеграции первых арабо-христианских житийных текстов в эту традицию, который мы рассмотрим на материале двух наиболее ранних арабских мученичеств.
1 Различные стороны этого процесса были подробно исследованы С. Гриффитом в работах, большая часть которых переиздана в сборнике: Griffith S. Arabic Christianity in the Monasteries of Ninth-Century Palestine. Aldershot et al., 1992.
2 Поскольку большинство авторов периода формирования арабо-христианской письменности помимо арабского, как правило, владели греческим и / или сирийским языком, их арабоязычные тексты изобилуют заимствованиями вне зависимости от переводного или непереводного характера (освещение этого вопроса на более широком языковом материале см.: Лихачев Д. С. Текстология (на материале русской литературы X—XVII веков) / При участии А. А. Алексеева и А. Г. Боброва. СПб., 2001. С. 397—404).
3 К их числу относится, прежде всего, анонимный трактат «О триединстве Бога» из рукописи Sinait. Arab. 154, датируемый 40-ми гг. VIII в., арабские полемические трактаты Феодора Абу Курры (ок. 750 — ок. 830) и трактат под условным названием «Summa Theologiae Arabica» (между 850 и 870).
Герой первого мученичества — монах Антоний, бывший знатный мусульманин из Дамаска, носивший имя Равх4, обратившийся в христианство и принявший монашество в Палестине, казненный в сирийском г. Ракка в 799 г. Второе мученичество повествует об арабе-христианине из Наджрана по имени Раби' ибн Кайс ибн Йазид аль-Гассани, уклонившемся в ислам, но впоследствии вернувшемся в христианство, ставшем игуменом Синайского монастыря с именем 'Абд аль-Масих и казненном в палестинской Рамле, вероятнее всего, в 60-х гг. IX в.
Древнейшие рукописи обоих памятников датируются концом 1Х—Х в. Оба они имеют однотипное заглавие («Во имя Отца и Сына и Святого Духа, Единого Бога. Это Мученичество святого такого-то, который принял мученическую кончину в таком-то городе тогда-то») и одинаковый зачин («Жил человек такого-то рода по имени такой-то»5). Как и указано в заглавиях, эти тексты следует относить не к житиям, а к мученичествам, т. е. к агиографическим произведениям, содержательно и композиционно сосредоточенным вокруг смерти святого за веру. Соответственно начальная часть в них посвящена не детству и юности святого как таковым, а лишь тем обстоятельствам, которые привели к обращению (в случае Равха) или возвращению (в случае аль-Гассани) в христианство из ислама, что и стало предпосылкой их мученической кончины. Однако, несмотря на хронологическую и типологическую близость, между этими двумя произведениями существует ощутимая разница как в текстологическом, так и в художественном плане.
«Мученичество Антония» сохранилось, по меньшей мере, в трех арабских редакциях6, а также на эфиопском7 и грузинском8 языках. Почитание этого святого
4 В литературе встречаются и другие варианты прочтения имени: Равах и Рувах.
5 Перевод цитат с арабского здесь и далее мой. — С. М.
6 Первая редакция с небольшими вариациями представлена рукописями Sinait. Arab. 513. Fol. 363-372 (X в.); Sinait. Arab. 445. Fol. 437r-447v (1233 г.), Sinait. Arab. 448. Fol. 95v-99r (XIII в.), издана с французским переводом: Dick I. La passion arabe de St. Antoine Ruwah, neo-martyr de Damas (f 25 Dec. 799) // Le Museon. 1961. T. 74. P. 109-119. Вторая редакция, которая представляет собой автобиографию Антония, сохранилась в рукописи Vat. Arab. 175. Fol. 116v-121v (см.: Peeters P. L’autobiographie de Saint Antoine le neo-martyr // Analecta Bollandiana. Bruxelles, 1914. Vol. 33. P. 52-63). В единственном каталоге арабских рукописей Ватиканской библиотеки А. Маи указан 1285 г. (MaiA. Scriptorum veterum nova collectio. R., 1831. T. 4. P. 317-319). П. Петерс уточняет, что эта датировка относится только к одной из частей рукописи, притом не самой древней, а для той части, что содержит «Мученичество Антония», без каких-либо аргументов предлагает датировку второй половиной VIII в. (Peeters P. L’autobiographie... P. 56). Учитывая, что святой Антоний пострадал позже этого времени (799) и что от этого времени мы вообще не имеем датированных арабо-христианских рукописей, можно предположить опечатку, однако истинная датировка, предполагавшаяся Петерсом, остается неизвестной. Третья редакция (рукопись № 625 Восточной библиотеки университета св. Иосифа в Бейруте, л. 99-104 (XVII в.)) является сокращенным вариантом эфиопской версии; издана с латинским переводом: Peeters P. Saint Antoine le neo-martyr // Analecta Bollandiana. Bruxelles, 1912. T. 31. Р. 440-450. Новое издание двух арабских версий: Braida E, Pelissetti C. Storia de Rawh al-Qurasi. Torino, 2001.
7 Рукопись Paris. d’Abbadie. 179. Fol. 36r—38v (Национальная библиотека Франции, фонд д’Аббади) содержит неточный, а местами сильно искаженный перевод «Мученичества Антония» с арабского языка (оригинал неизвестен); см. изд.: Feeters P. Saint Antoine. Р. 422-440.
8 Грузинская версия издана с русским переводом И. А. Кипшидзе по рукописям Iver. 57.
зафиксировано в средневековых календарях нескольких этноконфессиональных групп9, а также известно из неагиографических источников10. «Мученичество Антония» включено в восточнохристианское литературное пространство и с содержательной точки зрения. Болландист П. Петерс, который открыл научную дискуссию вокруг этого памятника, обратил внимание на то, что особенностью всех его редакций является наличие двух повествований, имеющих параллели в греческой литературе,— это «Чудо о сарацине, пустившем стрелу в икону святого Георгия» и «Сказание о чудесном видении Евхаристии в церкви великомученика Георгия». Петерс не сомневался в том, что эти сказания были заимствованы автором «Мученичества Антония», и попытался определить, какие детали повествования и почему были им изменены. Вопрос о возможности заимствований упирается в два других — о датировке произведений и о совпадении деталей. Рассмотрим их на материале каждого из предполагаемых прототипов.
«Чудо о сарацине...»11 входит в греческий корпус чудес святого Георгия и датируется очень приблизительно — «когда христиане и сарацины оспаривали друг у друга господство в Палестине, Сирии и Малой Азии»12, т. е. УП—1Х вв. События, описываемые в «Чуде о сарацине. », происходят в нелокализован-ном храме святого Георгия. Общая линия повествования фактически та же, что и в «Мученичестве Антония»: некий мусульманин, зайдя в храм и желая выказать пренебрежение к христианству, стреляет из лука в икону мученика-воина (в «Мученичестве Антония» речь идет о св. Феодоре), стрела, не повредив икону, возвращается и пронзает руку стрелявшего, затем следует его обращение в
Fol. 107r—115v (библиотека Иверского монастыря на Афоне; X в.) и Sinait. Georg. 62. Fol. 1r—7v с учетом рукописей Sinait. Georg. 52 и Sinait. Georg. 71 (частично), см.: КипшидзеИ. А. Житие и мученичество св. Антония-Раваха II Христианский Восток. СПб., 1914. Т. 2. Вып. 1. С. 80—97.
9 Мелькитский календарь Хорезма Х в., зафиксированный в сочинении мусульманского энциклопедиста аль-Бируни «Хронология, или Памятники минувших поколений» (под 29 декабря: MohammadAlBirouni. Sur la celebration des jours de l’annee syrienne chez les chretiens Melchites I Ёd., trad. R. Griveau. Paris, 1914. Turnhout, 1988r. P. 299 [13] (Patrologia Orientalis; T. 10. Fasc. 4. N 49)); маронитский синаксарь каршуни из рукописи Vat. syr. 243, основанный на календаре из лавры святого Саввы Освященного близ Иерусалима (под 24 декабря; см.: Peeters P. L’autobiographie. P. 63); сиро-яковитский Мартиролог раббан Слибы (XIV в.; под 25 декабря: Peeters P. Le Martyrologe de Rabban Sliba II Analecta Bollandiana. Bruxelles, 1908. T. 27. Р. 144); ряд грузинских средневековых календарей (под 18-19 января: Le calendrier Palestino-Georgien du Sina'fticus 34 (Xime siecle) I Ёd. G. Garitte. Bruxelles, 1958. Р. 136, 197 (Subsidia Hagiographica; 30)); эфиопский синаксарь (не ранее XV в.; под 19I20 февраля: Сергий (Спасский), архиеп. Полный Месяцеслов Востока. М., 1997 (репринт изд.: Владимир, 1901). Т. 1. С. 647; Zotenberg H. Catalogue des manuscrits ethiopiens de la Bibliotheque Nationale. P., 1877. P. 175).
10 Трактат Феодора Абу Курры «О почитании святых икон» (TheodoreAbu Qurrah. A Treatise on the Veneration of the Holy Icons I Transl. S. H. Griffith. Leuven, 1997. P. 74 (Eastern Christian Texts in Translation)), хроники сиро-яковитских церковных историков Михаила Сирийца (XII в.; Chronique de Michel le Syrien, patriarche jacobite d’Antioche (1166-1199) I Ёd., trad. J.-B. Chabot. Paris, 1905. T. 3. P. 18-19 (франц. пер.)) и Бар Эвройо (Gregorius Barhebraeus. Chronicon Syri-acum I Ed. P. Bedjan. Paris, 1890. P. 132).
11 Bibliotheca hagiographica Graeca I Ed. Fr. Halkin. Bruxelles, 1957. T. 2. N 691 (SH; 8a). Сохранилось в рукописи XV в. См. изд.: Aufhauser J. B. Miracula sancti Georgii. Lipsiae, 1913. P. 90-93.
12 Aufhauser J. B. Miracula. P. V.
христианство и, впоследствии, мученическая кончина. Примечательно, что в «Чуде.» мусульманин просит священника прочесть ему житие св. Георгия, «написанное на нашем языке», т. е. на арабском, и священник выполняет его просьбу. Таким образом, описываемые события могли происходить не ранее середины VIII в., когда возникает христианская литература на арабском языке. Петерс считал не подлежащим сомнению, что греческое чудо было механически инкорпорировано в «Мученичество Антония», притом весьма неискусно, поскольку оно не оказывает никакого влияния на дальнейший ход повествования. Однако следует заметить, что об обращении Антония вследствие чуда от иконы св. Феодора писал уже его старший современник епископ Феодор Абу Курра в трактате «О почитании святых икон» (начало IX в.), причем со ссылкой на слова самого Антония13. Следовательно, возможны два варианта: либо уже существовавшее сказание о чуде св. Георгия было использовано агиографом Антония для описания схожей ситуации, либо соответствующий фрагмент «Мученичества Антония», утратив биографические детали, был впоследствии ошибочно соотнесен с агиографической традицией другого мученика-воина — Георгия и развился до отдельного сказания о чуде. Примечательно, что в этой традиции «Чудо о сарацине.» не стоит особняком. Существует еще по меньшей мере два повествования, в которых аналогичные чудеса связываются уже с основным центром почитания св. Георгия — г. Лидда (Диосполь) в Палестине: рассказ паломника, галльского епископа Аркульфа (ок. 680)14, и так называемое «Чудо о сарацинах»15, в котором, впрочем, при сходстве формы меняется самая суть чуда: если в других текстах оно служит к обращению мусульманина в христианство, то здесь ведет к наказанию его смертью за кощунство.
В случае со «Сказанием о чудесном видении Евхаристии в церкви великомученика Георгия»16 вопрос о характере литературного заимствования тоже не мо-
13 См. прим. 10, а также: Griffith S. H. Theodore Abu Qurrah’s Arabic Tract on the Christian Practice of Venerating Images // Journal of the American Oriental Society. New Haven, 1985. Vol. 105. № 1. P. 53-73.
14 Adamnan’s De Locis Sanctis / Ed. D. Meehan. Dublin, 1958. P. 110-114 (русский перевод: Аркульфа рассказ о св. местах, записанный Адамнаном ок. 670 г. // Православный Палестинский сборник. СПб., 1898. Т. 17. Вып. 1 (49). С. 110-111).
15 Aufhauser J. B. Miracula... P. 8-12. В начале «Чуда.» говорится, что в палестинском городе Лидда «некогда раскинули свой стан сарацины: взяв в плен всех жителей, они разбили там шатры и отдыхали, предаваясь пирам и разгулу». Как известно, Лидда была захвачена мусульманами не позднее 638/639 г. (согласно ат-Табари — в 15 г. хиджры, т. е. в 636 г.) и под арабским названием Лудд являлась столицей округа Фаластын вплоть до основания Рамлы в 715-717 гг., после чего пришла в упадок (см.: Большаков О. Г. История халифата. М., 1993. Т. 2. С. 31; Sharon M. Ludd // The Encyclopaedia of Islam: New edition. Leiden, 1986. Vol. 5. P. 798803). Поэтому есть основания предполагать, что «Чудо о сарацинах» появилось ненамного позже этого времени, т. е. раньше «Мученичества Антония». Впоследствии это чудо вошло и в эфиопский сборник чудес св. Георгия (Miraculorum S. Georgrii megalomartyris collectio altera / Ed. V. Arras. Louvain, 1953. Vol. 1. P. 63-66 (Corpus scriptorum christianorum orientalium; 138. Scriptores Aethiopici; 31)).
16Sancti Gregorii Decapolitae Sermo // Patrologia Graeca. T. 100. Col. 1201-1212 (русский перевод: Григорий Декаполит, прп. Историческое сказание. / Пер. Ю. В. Максимова // Альфа и Омега. 2002. № 3 (33). С. 70-75; славянская версия: Муретов С. Д. Сказание Григория Дека-полита о чудесном видении сарацина. М., 1894).
жет быть решен однозначно. «Сказание.» приписывается прп. Григорию Дека-политу (f 842) и, хотя относительно этой атрибуции высказывались сомнения17, нет достаточных оснований ее отвергать18. Петерс видел здесь снова «плагиат» со стороны агиографа Антония; некоторые современные исследователи предполагают обратное развитие, в результате которого «пересказываемая из уст в уста и обрастающая новыми подробностями история святого Антония дошла до преподобного Григория Декаполита»19. Вопрос осложняется тем, что речь идет о мотиве, гораздо более распространенном, чем чудо со стрелой, пущенной в икону святого,— видении Евхаристии в виде жертвоприношения младенца или ягненка (агнца). Древнейшие его следы можно найти уже в сборнике «Apophthegmata patrum» (IV-VI вв.)20, где подобное видение служит для уверения сомневающегося монаха. В дальнейшем эта традиция получила развитие как на Западе (в связи с легендой о святом Граале), так и на Востоке (в древнерусской и румынской литературах)21. Если заимствование сюжетов или деталей повествования из греческой агиографической традиции, связанной со св. Георгием, все же имело место в «Мученичестве Антония», его причины легко определимы. Резкое обращение мусульманина в христианство требовало объяснения, и, так как в литературе уже имелись сюжеты, где поводом для обращения служило чудо, естественным шагом средневекового автора было их заимствовать.
На этом фоне подлинным новшеством автора арабской редакции из рукописи Vat. Arab. 175 выглядит превращение «Мученичества Антония» в автобиогра-фию22. За исключением завершающего отрывка с описанием последнего допроса и казни святого, повествование ведется от первого лица и открывается благодарственной молитвой святого за дарование ему истинной веры. По замечанию Петерса, подобная модификация может быть объяснена популярностью на Востоке «Истории Дионисия Ареопагита», за которой в науке закрепилось название «Автобиография [Псевдо-]Дионисия Ареопагита»23. Однако, на наш взгляд, это
11 Beck H.-G. Kirche und theologische Literatur im byzantinischen Reich. Mtachen, 1959. S. 579.
18 Sahas D. J. What an Infidel Saw that a Faithful Did Not: Gregory Dekapolites (d. 842) and Islam // Greek Orthodox Theological Review. Brookline (Mass.), 1986. Vol. 31. N 1-2. P. 47-67 (здесь: Р. 64-65).
19 [Электронный ресурс]. URL: http://www.pravoslavie.ru/orthodoxchurches/41675.htm. См. также: Csepregi I. Mysteries for the Uninitiated: The Role and Symbolism of the Eucharist in Miraculous Dream Healing // The Eucharist in Theology and Philosophy: Issues of Doctrinal History in East and West from the Patristic Age to the Reformation / Ed. I. Perczel e. a. Leuven, 2005. P. 97-130 (здесь: P. 130, not. 76).
20 Apophthegmata Patrum // Patrologia Graeca. T. 65. Col. 156-160.
21 Веселовский А. Н. Разыскания в области русского духовного стиха. XVII: Амфилог — Evalach в легенде о св. Граале // Сборник Отделения русского языка и словестности. СПб., 1889. Т. 46. № 6. С. 331—349.
22 От этой редакции происходит грузинская версия, изданная Кипшидзе. Последний считал, что автобиография, хотя и не является подлинной, лучше передает историческую основу сказания, чем само «Мученичество». Он также предполагал существование кратких записок о жизни Антония, если и не автобиографического характера, то, во всяком случае, записанных современником (Кипшидзе И. А. Житие и мученичество. С. 57). Однако Петерс убедительно доказал, что автобиография вторична по отношению к «Мученичеству».
23 Peeters P. L’autobiographie... P. 60. Об «Истории Дионисия Ареопагита», а также латин-
маловероятно. С одной стороны, самая ранняя рукопись, содержащая сирийскую версию «Истории.», лежащую в основе арабских переработок, датируется лишь началом IX в. (804). С другой стороны, как по времени (апостольский век), так и по характеру главных описываемых событий (таинственное видение в Гелиополе) «История.» относится не к агиографической, а к новозаветной апокрифической литературе (при всей условности этого разделения). В агиографии же попытка адаптации жанра автобиографии автором арабского «Мученичества Антония», насколько нам известно, не имела прецедентов и не получила продолжения. Зато в древнерусской литературе можно наблюдать обратный процесс сознательного превращения автобиографии в житийное повествование — знаменитое «Житие протопопа Аввакума» и «Житие Епифания»24.
Второй интересующий нас памятник раннеарабской агиографии —«Мученичество 'Абд аль-Масиха» — сохранился лишь в трех арабских рукописях, из которых в настоящее время доступны только две25. Нужно отметить, что в науке дебатировался вопрос о языке оригинала. Г. Граф, первым поднявший его, высказывался в пользу греческого языка, ссылаясь на наличие в тексте греческих
ский перевод сокращенной арабской версии см.: Idem. La vision de Denys l’Areopagite a Heliopolis // Analecta Bollandiana. Bruxelles, 1910. T. 29. Р. 302-322.
24 Более ранние примеры наличия автобиографического повествования в древнерусских житиях, хотя и создали предпосылки для возникновения двух этих памятников, не носят жанрообразующего характера — речь идет о включении в жития автобиографических записей святого, изначально не претендовавших на интеграцию в агиографическую литературу (см.: Крушельницкая Е. В. Автобиография и житие в древнерусской литературе: Жития Филиппа Ирапского, Герасима Болдинского, Мартирия Зеленецкого, Сказание Елеазара об Анзерском ските: Исследование и тексты. СПб., 1996).
25 Древнейшая из них — Sinait. Arab. 542 — датируется IX в. либо рубежом IX и X вв. Она положена в основу издания С. Гриффита: Griffith S. The Arabic Account of 'Abd al-Maslh an-Nagranl al-Ghassanl // Le Museon. 1985. Vol. 98. P. 331-374 (переиздание: Idem. Arabic Christianity.). Другая рукопись — Lond. Brit. Mus. Orient. 5019. Fol. 103v—105v (X-XI вв.), по которой Мученичество было впервые опубликовано Х. Зайятом в 1938 г. (Zayyat, Habib. Min al-hazanah as-sarqiyyah: Suhada’ an-nasraniyyah fi-l-islam // al-Masriq. Bayrut, 1938. T. 36. P. 359-365), известна тем, что содержит одно из наиболее ранних хронологических указаний на арабохристианскую литературу, а именно датировку перевода сказания об убиении синайских и раифских иноков в начале IV в. (Fol. 58v) 771/772 г. (о сложностях, связанных c этой датировкой, см.: Griffith. The Arabic Account... P. 337-339). Этот манускрипт вместе с рукописью Lond. Brit. Mus. Add. 26.117 (XI в.) составляет единый сборник житий и проповедей (описан М. ван Эсбруком: EsbroekM., van. Un recueil premetaphrastique arabe du XIe siecle (Brit. Mus. Add. 26.117 et Or. 5019) // Analecta Bollandiana. 1967. Vol. 85. P. 143-164). Еще одна рукопись — Sinait. Arab. 396 (XIII в.). Мученичество Абд аль-Масиха входит в состав Минология за ноябрь. Эта рукопись не была введена в научный оборот, поскольку не была микрофильмирована в 1950 г. в ходе совместной экспедиции на Синай от Библиотеки Конгресса и Александрийского университета, результатом которой был хенд-лист А. С. Атыйи. Четвертая рукопись, включавшая текст этого памятника, № 14 по каталогу антиквара К. Хирземана, датированная X в. (Hierse-mann K. W. Katalog 500: Orientalische Manuskripte: arabische, syrische, griechische, armenische, persische Handschriften des 7.-8. Jahrhunderts. Leipzig, 1922. S. 10-12), сгорела при пожаре в Лувене во время Второй мировой войны. Оглавление к этой рукописи, по всей видимости, представлено рукописью Mingana Chr. Arab. 248, 1400 г. (Mingana A. Catalogue of the Mingana Collection of Manuscripts. Cambridge, 1939. Vol. 3. P. 52). См. также: Swanson M. N. The Martyrdom of 'Abd al-Maslh, Superior of Mount Sinai (Qays al-Ghassanl) // Syrian Christians under Islam / Ed. D. Thomas. Leiden; Boston, 2001. P. 107-129.
заимствований и включение текста в сборник, преимущественно состоящий из переводов с греческого. С. Гриффит показал неубедительность этих доводов и выдвинул несколько контраргументов, основным из которых является отсутствие памяти 'Абд аль-Масиха в греческих и грузинских календарях, что было бы практически невозможно при наличии его греческого «Мученичества». Наряду с этим Гриффит, отмечая очевидное сирийское языковое влияние, считает весьма маловероятным и сирийский оригинал, поскольку от IX—X вв. не известно ни одно оригинальное произведение на сирийском, которое бы происходило с Синая. Таким образом, «Мученичество 'Абд аль-Масиха», по всей видимости, было написано автором, для которого родным еще оставался сирийский, но которого общая языковая ситуация той эпохи вынуждала писать на ставшем общеупотребительным арабском. В этой связи «Мученичество 'Абд аль-Масиха» представляет особый интерес с точки зрения процесса становления арабского языка в качестве литературного среди христиан палестино-синайского региона в IX—XI вв. Эта специфика была выявлена Гриффитом, использовавшим в своем издании две рукописи синайского происхождения, древнейшая из которых (Sinait. Arab. 542) показывает, что ее составитель (скорее переписчик, чем автор «Мученичества») писал хотя уже «на арабском», но еще «по-сирийски». Для переписчика более позднего манускрипта (Lond. Brit. Mus. Orient. 5019) арабский, напротив, очевидно, является родным, и он часто исправляет своего предшественника. Это редактирование включает: 1) исправления в области синтаксиса, грамматики и лексики в связи с нормами литературного арабского языка; 2) введение дополнительных слов, поясняющих фразу; 3) корректировку цитат из Священного Писания. К последней группе относится интересный случай, когда переписчик скорректировал цитату из Мф 19. 26: «Невозможное у людей возможно для Бога»,— звучащую в более ранней Синайской рукописи так: «То, чего не могут люди, легко (yasir) для Бога»26. Возможно, что автор этого варианта был знаком с коранической фразеологией: выражение «Это для Аллаха легко (sahl)» неоднократно встречается в Коране (IV 30, 169; XIX 9; XXII 70; XXIX 19; XXXIII 30 и др.), хотя и с использованием другого, синонимичного прилагательного.
Исследователя, судящего с позиций традиционного агиографического канона, «Мученичество ‘Абд аль-Масиха» поражает своей, если можно так выразиться, неагиографичностью. Убрав заглавие и заключительную фразу с прославлением Святой Троицы, мы получим чисто нарративный текст, автора которого интересуют исключительно факты. Мы не найдем буквально ни одной риторической похвалы в адрес святого. Единственные определения, которыми награждает своего героя автор в начале, не выходят за рамки положительной, но стилистически нейтральной характеристики — «благочестивый, понимающий свои права и обязанности»27. Интересно, что вторая его часть (fahima bima lahu wa-‘alayhi) вообще противоречит образу христианского праведника, который должен думать о своих обязанностях, но не о правах. В византийском житийном тексте такое выражение было бы абсолютно неуместно. Здесь же, как нам кажется, речь может идти о статусе зимми (иноверный подданный в мусульманском го-
26 Griffith S. The Arabic Account. P. 363.
27 Ibid. P. 361.
сударстве), положение которого как раз и определялось балансом прав (свобода вероисповедания) и обязанностей (признание господства мусульман, выплата налога и, иногда, некоторые социальные ограничения).
Автор «Мученичества ‘Абд аль-Масиха» не использует даже те детали, которые дают почву для очевидных аллюзий и которые любой «стандартный» агиограф мог бы развить до целого абзаца. Так, весьма аккуратный в указании временных промежутков, автор сообщает, что аль-Гассани в двадцатилетнем возрасте отступил от христианской веры и провел вместе с мусульманами 13 лет, однако как будто совершенно не замечает, что его обращение, следовательно, произошло в возрасте 33 лет — полных лет земной жизни Спасителя. Имя 'Абд аль-Масих, соответствующее греческому Христодул («раб Христов»), которое аль-Гассани получил в монашестве, автор упоминает, когда его герой уже становится игуменом, но и тогда оставляет без замечаний. Ярким контрастом выглядят аналогичные отрывки из арабского агиорафического произведения, всего лишь на век отстоящего от «Мученичества ‘Абд аль-Масиха», — «Жития Антиохийского патриарха Христофора»: «Позже он получил имя Христофор28,— когда стал готов исполнить то, что значит это имя, то есть уподобиться своему Тезке. Некогда он облекся во Христа крещением, но ему предстояло большее — облечься в Него своей кровью... Ему дали имя Христофор, поскольку, — чему подтверждение его дела, — он стяжал всякую добродетель в своей душе, а вернее — воистину принял Христа в свое сердце...»29
«Мученичество ‘Абд аль-Масиха» закономерно завершается рассказом об обретении мощей святого, и именно здесь, на наш взгляд, проявляется его преемственность в отношении византийской агиографии. Автор повествует: «По прошествии девяти месяцев [после кончины святого] пришли с Синайской горы монахи и стали сговариваться с некоторыми из жителей Рамлы. Те поначалу сильно испугались, опасаясь властей, а также по причине глубины колодца, поскольку он был около трех ба в глубину. Наконец на дело отважились десять крепких юношей. Приготовив веревки и большую корзину, они отправились в нижнюю церковь и оставались там, пока все вокруг не заснули. Тогда, взяв свечу и огонь, они вышли в путь в сопровождении монахов. Привязав одного из монахов к веревке с корзиной, они спустили его в колодец со свечой и огнем в руке. Достигнув дна, он зажег свечу и обнаружил пепел, доходивший ему до колен, от дров, которыми забросали тело. Первое, что показалось из пепла, был череп, блиставший как снег. Монах отыскал в пепле остальные части тела, которые огонь не только не сжег, но даже ничуть не повредил, чему он весьма обрадовался и изумился. Он взял руку святого и спрятал ее, также взял некоторые его кости, а оставшееся сложил в корзину и закричал, чтобы ее поднимали. Подняв корзину, бывшие наверху стали ее выхватывать друг у друга и вместе с ней убежали в нижнюю церковь. От них отстали только трое — они вытащили монаха и, как только вытащили, побежали в церковь Мар Кириака и застали остальных в ссоре. Монах, который спускался вниз, не успокоился до тех пор, пока не по-
28 В переводе с греческого имя Христофор (Хрютофброд) означает «несущий Христа».
29 ZayatH. Vie du patriarche melkite d’Antioche Christophore (967) par le protospathaire Ibrahim b. Yuhanna: Document inedit du X siecle // Proche-Orient Chretien. Jerusalem, 1952. T. 2. P. 18, 26.
лучил голову. Ему оставили и руку, которую он взял себе еще в колодце. Останки погребли в диакониконе, за исключением костей руки и ноги, которую оставили, чтобы выносить людям, желающим получить от нее благословение. Голову 'Абд аль-Масиха монахи отнесли на Синай»30.
Очевидной особенностью этого фрагмента является реалистичность, при которой подробно излагаются даже неприглядные моменты укрытия части мощей и препирательств за обладание ими. Примеры подобного отношения к мощам при их захоронении нередко встречаются в византийской агиографии начиная уже с V в., причем как раз в IX в. происходит возрождение этой традиции после полуторавекового перерыва31. Присутствие сцен расчленения мощей во многих агиографических произведениях объясняется тем, что они «никогда не воспринимаются агиографами как надругательство, но лишь как dypoixta — неотесанность, простоватость, рвение не по уму, то есть нечто в целом извинительное»32, зато наглядно иллюстрируют ценность останков святого в глазах народа и, следовательно, служат возвеличиванию его образа — основной цели агиографа. Особенность «Мученичества 'Абд аль-Масиха» здесь, как и на протяжении всего текста, заключается в отсутствии какой-либо оценки происходящего со стороны автора, в то время как византийские агиографы, особенно позднейшего времени (с IX в.), обычно сопровождали происходящее комментариями. Так, автор «Жития Никона Метонаите» (XI в.) пишет: «.народ. преисполнился божественного рвения и сбежался со всех сторон с чрезвычайной горячностью, дабы сподобиться благословения от святого, наподобие того, как рой пчел слетается на мед... Стекаясь таким образом, они стремились продемонстрировать горячность и пламенность своей веры и отваживались совершать нечто глуповатое и грубое. Один спешил оторвать пучок грязных волос с головы блаженного, другой — клок из его бороды.»33
Итак, на примере двух наиболее ранних арабских «Мученичеств» мы видим, что арабская агиографическая традиция, возникшая на основе византийской, с одной стороны, сохранила некоторые присущие ей черты (включение определенного типа чудес, подход к описанию обретения мощей). С другой стороны, мы находим и следы новаторства, как в жанровом плане (автобиография Антония Равха), так и в стилистическом (строгая нарративность, отсутствие традиционных выразительных средств в «Мученичестве ‘Абд аль-Масиха»). К сожалению, ввиду малого числа сохранившихся памятников, сложно сказать, были ли эти новшества единичными попытками самоопределения молодой литературной традиции или получили продолжение в дальнейшем.
30 Griffith S. The Arabic Account. P. 369-370.
31 Иванов С. А. Благочестивое расчленение: парадокс почитания мощей в византийской агиографии // Восточнохристианские реликвии / Ред.-сост. А. М. Лидов. М., 2003. С. 121-131 (здесь: C. 128). В статье приводятся примеры из житий святых Авраамия Карийского (f в первой половине V в.), Ипатия Руфинианского (f 446), Даниила Столпника (f 493), Феодосия Кино-виарха (f 529), Евтихия Константинопольского (f 582), Алипия Столпника (первая половина VII в.), Игнатия Константинопольского (f 877), Евстратия Авгарского (IX в.), Василия Нового (середина Х в.), Феоктисты Лесбосской (начало X в.), Лазаря Галесийского (XI в.) и др.
32 Там же. С. 128.
33 Там же. С. 126-127.
Ключевые слова: арабо-христианская агиография, византийская агиография, мученичество, Антоний-Равх, ‘Абд аль-Масих, чудеса св. Георгия, автобиография.
The first pieces of Christian Arabic hagiography
and THEIR RELATIONSHIP TO THE BYZANTINE
hagiographical tradition Sofia A. Moiseeva
The article deals with the two earliest known pieces of Christian Arabic hagiography: the Martyrdom of Saint Antony-Rawh and that of 'Abd al-Masih (IX-X cent.). The author raises the question of literary relationship between these two texts and the Byzantine hagiography at the level of genre (transformation of a hagiograpic text to an autobiography), plot (the miracles of the same type, «pious dismemberment») and stylistics of the «classical» hagiography.
Keywords: Christian Arabic hagiography, Byzantine hagiography, martyrdom, Antony-Rawh, 'Abd al-Masih, miracles of Saint George, autobiography.
