CC BY
329С.В. Соколов
ПЕРВАЯ ДИСКУССИЯ ПО «ВАРЯЖСКОМУ ВОПРОСУ» В ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОМ ПРОСТРАНСТВЕ ЭПОХИ (К СПОРУ Г.Ф. МИЛЛЕРА И М.В. ЛОМОНОСОВА)*
В статье предложена реконструкция интеллектуального пространства, в котором состоялись дебаты между Г.Ф. Миллером и М.В. Ломоносовым по варяго-русскому вопросу. Под интеллектуальным пространством понимается комплекс идей, дискурсов, объяснительных стратегий и понятий, известных участникам дискуссии. Автор приходит к выводу, что интеллектуальное пространство было общим для обоих ученых. Определяющее влияние на направления поисков историков оказывал античный дискурс, который выражался в стремлении проследить историю русского народа в античную древность.
Ключевые слова: история исторической науки, историческая мысль XVIII в., античный дискурс, информационное пространство истории
Об авторе: Соколов Сергей Васильевич - кандидат исторических наук, доцент кафедры истории России департамента «Исторический факультет» Института гуманитарных наук и искусств Уральского федерального университета (г. Екатеринбург). Россия, 620137, г. Екатеринбург, ул. Сулимова, 6541. srg.sokolov@gmail.com
Каждый период в истории отличается своими особыми концепциями, понятиями, дискурсами, трендами. Изучение этой совокупности идей, характерных для той или иной эпохи, является важной задачей историка и отлично соответствует принципу историзма, постулирующему изменчи-
* Работа выполнена при финансовой поддержке гранта Президента РФ по программе государственной поддержки молодых российских ученых - кандидатов наук и докторов наук и ведущих научных школ Российской Федерации (договор № 14.125.13.4207-МК).
вость исторической реальности, особую суверенность каждой эпохи, ее исключительность и неповторимость.
На мой взгляд, именно исследование дискурсов и трендов является одним из наиболее плодотворных направлений истории. Дискурсы могут определять не только, как говорить, но и о чем говорить, то есть формировать определенные темы. Эта установка применима, конечно, не только к истории, но и к современной информационной среде. Вообще, понятия интеллектуальное пространство и информационное пространство сближаются, когда речь заходит о причинах обращения к определенным темам. В конечном счете, реконструкция интеллектуального пространства конкретной эпохи - это выявление источников тех идей, которые отражены в произведениях авторов рассматриваемой эпохи.
Предлагаемая статья является попыткой реконструкции интеллектуальной истории одной дискуссии (между Г.Ф. Миллером и М.В. Ломоносовым). В рамках данной статьи хотелось бы представить спор двух ученых не столько с точки зрения верифицируемости выводов каждого историка или их гражданской позиции, а как веху в интеллектуальной истории, взяв в качестве предмета исследования интеллектуальные истоки тех концепций и идей оппонентов, которые обсуждались на заседаниях Академического собрания. Нельзя сказать, что подобные попытки не предпринимались в историографии. Отличный пример являет собой недавняя работа С.И. Маловичко, в которой диспут Миллера и Ломоносова рассматривается, как конфликт разных историографических культур1. В этой работе автор, не исследуя выводы противников с точки зрения истины, пытается показать, что столкновение Миллера и Ломоносова было обусловлено их принципиально разными подходами к писанию истории: целью Ломоносова являлось формирование картины прошлого, которая должна вдохновлять современников через похвальный опыт; цель Мил-
1 Маловичко С.И. 2010, 283-297.
лера - реконструкция исторической реальности. Автор видит и в том, и в другом диспутанте историка, но один из них представляется стремящимся к прославлению народа, а другой ищет истину.
Дискуссия Г.Ф. Миллера и М.В. Ломоносова традиционно изучалась именно с точки зрения того, кто был в ней прав, а кто нет. Поскольку вопрос, дебатировавшийся в продолжении более чем двух десятков заседаний Санкт-Петербургской Академии наук, по-прежнему остается острым, оценивая роль каждого диспутанта, историки часто впадали в крайности. Н.В. Савельев-Ростиславич, писавший в середине XIX в., утверждал, что Миллер внес в нашу науку «скандинавское сказколюбие». «Взгляд Миллера, - считал Савельев, - должен вести неизбежно к превратному изображению всей нашей древности»2. И.Е. Забелин особенно настаивал на отсутствии у М.В. Ломоносова каких-либо вненаучных мотивов для спора с Миллером: «...до сих пор, в главном деле, в возражениях Ломоносова не примечается никакого особого патриотизма. Он самым ученым образом рассматривает тезисы Миллера и раскрывает их несостоятельность или несообразность, раскрывает их посредственную ученость»3.
В.В. Мавродин в 1949 г., в символическую годовщину 200-летия дискуссии Миллера и Ломоносова, на волне компании против космополитизма выступил с ан-тинорманистской лекцией. Он поддержал Ломоносова, солидаризовавшись с мнением о том, что Миллер написал «пасквиль на русский народ». Саму же дискуссию Мавродин рассматривал не иначе, как «начало борьбы с норманизмом»4. Сходным образом, разве что несколько мягче по риторике (все-таки это был уже 1961 г.) выступил М.Т. Белявский. Он писал, что «Ломоносовские замечания на диссертацию, его возражения и ответы Мил-
2 Савельев-Ростиславич Н.В. 1845, ХЫХ.
3 Забелин И.Е. 1876, 79.
4 Мавродин В.В. 1949, 10.
леру показывают, что он не только правильно понял ее антинаучный характер и реакционные политические цели, но и вступил в борьбу с норманистами прекрасно подготовленным, обнаружив хорошее знание летописей и других доступных в то время источников»5. М.Н. Тихомиров утверждал, что Ломоносов «по своим историческим знаниям... стоял не ниже, а выше Миллера». «Новейшие изыскания показали, - считал Тихомиров, - как прав был Ломоносов в своих замечаниях на диссертацию Миллера»6.
Согласно Н.М. Карамзину, «Ломоносов хотел опровергнуть ясную, неоспоримую истину, что Рюрик и братья его были скандинавы», Миллер же, наоборот, эту истину отстаивал7. М.П. Погодин также упоминал дискуссию в контексте аргументации8. Достаточно интересными и необычными в общем контексте были историографические наблюдения П.Н. Милюкова, которые не только и даже не столько рассматривал аргументы участников дискуссии, сколько обращал внимание на истоки их взглядов. Правда, этот анализ был достаточно кратким и свелся к нескольким формулам. В частности, стиль Ломоносова Милюков называл «пухлым», «риторическим», рассматривал его сочинения как результат «приложения к области истории ложно-классических теорий», считал «типичным продуктом времени Елизаветы»9. Но были формулы вполне обычные. Так, Милюков считал, что Ломоносов «не был подготовлен» к занятиям историей.
В.А. Мошин, опубликовавший в 1931 г. одно из наиболее полных исследований дискуссии по варяго-русскому вопросу, касался, конечно же, и полемики Миллера с Ломоносовым. Он также упоминал прежде
5 Белявский М.Т. 1961, 93.
6 Тихомиров М.Н. 1962, 68, 70.
7 Карамзин Н.М. 1818, 63.
8 Погодин М.П. 1846, 135, 269.
9 Милюков П.Н. 1898, 34-36.
всего аргументы сторон и затронул мотивы М.В. Ломоносова, который, по его мнению, «не ограничился лишь научными доводами», а присоединил к ним обвинения Миллера в антипатриотизме10.
М.А. Алпатов обращал внимание прежде всего на то, что «варяжский вопрос родился не в сфере самой науки, а сфере политики. Став затем научным, он не только не утерял прямую связь с политикой, но, напротив, навсегда оказался связанным со жгучими политическими и национальными проблемами современности»11. А.Б. Каменский обращал внимание на научное значение дискуссии. «Миллер, - считал он, - подходил к решению вопроса как ученый, а имеющиеся в его распоряжении источники (которые он, кстати, в то время знал лучше Ломоносова), иного решения не допускали12. Л.С. Клейн также анализирует прежде всего аргументы участников дискуссии, причем делает это с точки зрения науки своего времени (книга Клейна написана в 1960 г.). Проанализировав утверждения Ломоносова, Клейн приходит к выводу, что тому «не удалось убедительно доказать свои собственные положительные выводы по этому вопросу», хотя выводы Байера и Миллера и были результативно опровергнуты. Выступление Ломоносова, по мнению Клейна, было обусловлено его страстным патриотизмом, он «не мог потерпеть такого унижения национальной гордости россиян и злоупотребления фактами из русской истории»13. Е.А. Мельникова отмечала, что Ломоносов «широко прибегал к народным этимологиям», а его выступление в целом объясняется патриотическими мотивами14.
В целом можно сказать, что дискуссия Г.Ф. Миллера и М.В. Ломоносова по варяжскому вопросу, состоявшаяся в 1749 - 1750 гг., вызвала живейшую
10Мошин В.А. 1931, 123.
11 Алпатов М.А. 1985, 9.
12 Каменский А.Б. 1989, 146.
13 Клейн Л.С. 2009, 21-22.
14 Мельникова Е.А. 2009, 56.
полемику в историографии. Для антинорманистской позиции сторонников М.В. Ломоносова характерен пафос защитников славянства, подчеркивание способности славян к созданию государства. Сторонники «норманист-ской» позиции Г.Ф. Миллера указывают, что он стоял на позиции истинной науки, защищая ее от «ложно понятого патриотизма». Основные аргументы М.В. Ломоносова при этом рассматриваются как ненаучные.
С точки зрения истории идей важно выделить ключевые темы (в отношении истории Древней Руси), которые интересовали ученое сообщество в середине XVIII в. Эти темы были общими вне зависимости от того, кто выступал по конкретному предмету: Миллер, Ломоносов, Штрубе де Пирмонт, Татищев и т.д. Первой такой темой можно считать вопрос о происхождении имени народа.
В своей концепции происхождения имени русь Г.Ф. Миллер впервые соединил три элемента: финское название шведов (ruotsolainen), славянское русь и призвание варягов15. Во многом это было обусловлено тем, что Миллеру были известны две группы текстов: летописные, где происхождение имени русь связывалось с варягами и работы шведских историописателей XVII в., а также Г.З. Байера, в которых варяги отождествлялись со скандинавами.
В историографических исследованиях достаточно подробно освещен вопрос о том, как в историописании XVII - начала XVIII вв. возникает и развивается идея о скандинавском происхождении варягов. Еще А.Л. Шлёцер указывал, что шведские авторы этого периода: О. Верелий, О. Рюдбек, А. Моллер, А. Скарин, Э. Биорнер и др. выводили варягов из Швеции16. Первым из шведов к этой мысли, как отмечал А.А. Куник17, пришел П. Петрей в 1614 г.18
15 Миллер Г.Ф. 2006, 366-398.
16 Шлецер А.Л. 1809, 367-368.
17 Куник А.А. 1878, 652.
18 Петрей П. 1867.
Версия шведских ученых XVII в. практически не была известна в России, что вполне понятно в силу пе-риферийности для российской историографии интеллектуального пространства Скандинавии. Исключение -сочинения Ю. Крижанича, но он заявлял лишь о своем самом общем неприятии взглядов П. Петрея19. Для русского историописания XVI - XVII вв. этническое происхождение варягов Рюрика было не вполне ясным и не слишком интересным вопросом. Старый летописный
пассаж, в соответствии с которым «ся зваху тьи варязи
20
русь, яко се друзии зовут ся свие, друзии же урмане»20 и т. д. практически перестал воспроизводиться. Более значимым был вопрос о происхождении Рюрика, которого стали рассматривать как потомка римского императора Октавиана Августа21.
Как указывал М.А. Алпатов, Г.Ф. Миллер написал о скандинавском происхождении варягов еще в 1732 г. в издававшемся в Санкт-Петербурге на немецком языке журнале «Sammlung Rusischer Geschichte», то есть даже раньше Г.З. Байера22. Несмотря на то, что Байер не был первым, кто постулировал скандинавское происхождение варягов, он предложил наиболее значимую на тот момент систему аргументации (скандинавские имена князей, скандинавская этимология слова варяг, обоснование связи варягов с византийскими варангами и скандинавскими вэрингами, данные «Бертинских анналов»). При всем этом Г.З. Байер не утверждал скандинавское происхождение руси и имени русь. Имя русь, по мнению Байера, могло происходить от слова рассеяние. Ученый даже специально указывал, что имени русь в Скандинавии «не было ведомо», а потому «не от скандинавов бы-
23
ло дано имя руссам»23.
19 Крижанич Ю. 1965, 488, 502, 504, 624.
20 Повесть временных лет. 2007, 13.
21 Дмитриева Р.П. 1955, 154.
22 Алпатов М.А. 1985, 19-20.
23 Bayer T.S. 1741, 411.
Завершенный вид скандинавской концепции придал Г.Ф. Миллер. Отправной точкой для него стала «Повесть временных лет» (Миллер называл ее летописью Нестора). В отличие от шведских историописателей, которые не знали о связи варягов и руси, и от Г.З. Байера, Миллер вполне доверился сообщению летописца о том, что «от тех варягов находников прозвашася русь и оттоле словет Русская земля». Поскольку варяги были скандинавами, следовательно, по мысли Миллера, имя русь должно быть связано со Скандинавией. Однако, предприняв поиски, Миллер, как он сам писал, не смог обнаружить в Скандинавии «сего имени следов»24.
Чтобы устранить это противоречие Г.Ф. Миллер предложил гипотезу, которая легла в основу современной этимологии имени русь. Он отметил, что «финны шведов, неведомо по какой причине, и поныне называют россами, по их языку россалейне», в то же время современных русских именуя «веннелейне, то есть венедами». Следовательно, заключал Миллер, «новгородские славяне, услышав имя россов от финнов, оным всех из северных стран пришельцов нарицали, почему и варяги от славян россианами названы. А потом и сами славяне, будучи под владением варягов, имя россиан приняли», так же, как галлы стали называться франками, а британцы англичанами25.
Таким образом, Миллер первым в отечественной историографии указал на то, что имя русь появилось у восточных славян через посредство финнов. Почему Г.Ф. Миллер выдвинул эту гипотезу? Дело, вероятно, в том, что Миллер был знаком с соответствующими работами шведских авторов (Ю. Буре, И. Локцений), которые пытались объяснить, почему финны называют Швецию Ю. Буре в «своем словаре древнешведского языка выводил финское слово - от древних названий области Рослаген Яоёквп и Rodhzlagen»26. Побы-
24Миллер Г.Ф. 2006, 395-396.
25 Миллер Г.Ф. 2006, 395-396.
26 Шаскольский И.П. 1967, 132.
вавший в русском плену в период Северной войны шведский офицер Ф.И. Страленберг в своем историко-географическом сочинении о России, выпущенном в 1730 г., писал: «финны шведское государство Родслаген назвали (ибо шведское слово Родаре в немецком языке гребца значит)»27. По-видимому, определяющим для Миллера было мнение Г.З. Байера. В статье «О варягах» Байер писал, что финны и эсты называют шведов «ро-залайн или рос народ»28. Однако до утверждения о том, что славяне заимствовали имя русь для отделения шведов от финнов Байер не дошел.
Гипотеза Г.Ф. Миллера о происхождении имени русь от финского названия Швеции вызвала горячие возражения со стороны М.В. Ломоносова. Говоря о его собственной положительной концепции, Ломоносова чаще всего вспоминали, что он связал варягов со славянами, охарактеризовав последних как «славный», имевший «дальнюю древность» народ. Гораздо реже отмечалось, что М.В. Ломоносов связал первоначальную русь и роксолан29. Мотивы, заставившие Ломоносова возражать Миллеру, обсуждались уже не раз и здесь трудно добавить что-либо новое. Иное дело вопрос о том, почему именно в роксоланах видел М.В. Ломоносов предков руси. Специального исследования данного вопроса не проводилось, исследователи ограничивались в лучшем случае констатацией того, что источником для Ломоносова послужил «Синопсис», где роксоланы соотносились со славянами30. Между тем, рассмотрение истоков представлений Ломоносова позволяет понять, почему спор по этому вопросу занимал ключевое место.
Думается, можно с полным основанием утверждать, что концепция, которой придерживался М.В. Ломоносов, была весьма популярной в ученом со-
27 Страленберг Ф.И. 1986, 24.
28 Байер Г.З. 1767, 30.
29 Клейн Л С. 2009, 22.
30 Алпатов М.А. 1985, 66-67.
обществе Европы его времени. По-видимому, впервые роксолан и русских стали отождествлять в среде итальянских гуманистов в середине XV в. Наиболее раннее из обнаруженных отождествлений было сделано Э.С. Пикколомини, который в 1458 г. был избран папой римским под именем Пия II. Он указывал, правда, с некоторым сомнением, что «русские (которых Страбон, кажется, именует россанами) сопредельны с Литвой»31. Следующее упоминание роксолан как русских также происходит из Италии и принадлежит гуманисту Рафаэлю Маффеи, известному под прозвищем Волатеран. Он в 1506 г. писал, что предками русских являются те самые роксоланы, которые согласно Страбону «сражались с полководцами Митридата Евпатора»32.
Вероятно, от итальянских авторов это мнение распространилось в первой трети XVI в. по остальной Европе. Так, например, роксолан как русских рассматривал И. Фабри в своем сочинении «Религия московитов» (1525 г.). «Народы, - писал он, - теперь называемые нами общим именем московиты, некогда, по свидетельству Плиния, именовались роксоланами, коих, однако, Птолемей, изменив немного букву, на восьмой карте Европы называет ро-соланами, а равно и Страбон... И они суть те самые народы, которые некогда, по сообщению Страбона, стойко сражались с полководцами Митридата Антипатора»33.
Сходных взглядов придерживались кардинал П. Иовий (1526 г.), немецкий гуманист В. Пиркгеймер, астроном и географ И. Боемус, а также автор «Ванда-лии» А. Кранц (1519 г.)34. Особую популярность роксоланская концепция происхождения русских получила в Польше, где она отлично сочеталась с выдвинутым еще Я. Длугошем предположением о том, что предками сла-
31 Эверс Г. 1825, 198, 350; Аепеае БуМ. 1717, 115.
32 Кудрявцев А.Н. 1998, Прим. 36.
33 Кудрявцев А.Н. 1998, 17.
34 Иовий П. 1836, 27; Кудрявцев А.Н. 1998, Прим. 33; Мыльников А.С. 1999, 45.
вян являются сарматы (роксоланы же, согласно античным географам, - сарматский народ). Профессор Краковского университета М. Меховский в своем «Трактате о двух Сарматиях» (1517 г.), касаясь географии земель, лежавших к востоку от Польши, писал, что «первой. перед нами лежит Руссия, некогда называвшаяся Роксо-ланией»35. М. Стрыйковский (чье сочинение являлось источником для «Синопсиса») поддерживал отождествление Волатераном роксолан и русских36.
В первой половине ХУШ в. роксоланская версия оставалась достаточно популярной в ученом мире Европы. Она встречалась и в географических сочинениях, таких, например, как выпущенное в 1701-1706 гг. «Представление о древних странах или полная география» Христофора Целлария37, где указывалось, что «слово роксоланы составлено из слов россы и аланы»38. В 1729 г. и в 1731 г. в диссертациях, изданных в Дрездене и Лейпциге, немецкий историк и филолог И. -Х. Шеттген пытался доказать, что русские происходят от роксолан39. Роксоланская версия содержалась в обобщающих и справочных изданиях таких, как достаточно популярная в Европе «Всеобщая история с древнейших времен до настоящего времени», издаваемая Лондонским королевским обществом с 1736 г. (в России была известна М.В. Ломоносову в немецком переводе). Там среди народов, покоренных Митридатом, указывались «роксоланы, от которых ныне выводят русских или моско-витов»40. Значимость роксоланской версии подтверждается и тем, что в первых своих статьях ее разделял Г.З. Байер41.
35 Меховский М. 1936, 94.
36 Stryjkowski M. 1846, 110.
37 Cellarius Christophorus. 1701-1706.
38 Ломоносов М.В. 1952, 46.
39 Christianus Schoettgenius. 1731; Шлецер А.Л. 1809, рмд; Миллер Г.Ф. 2006, 369-370.
40 Ломоносов М.В. 1952, 554.
41 Bayer T.S. 1728, 398.
Отсюда понятнее становится, почему в поздних работах Г.Ф. Миллер обратился к роксоланской концепции. Дело было, вероятно, не только в том, что Миллер усвоил урок, преподанный ему решением Академической канцелярии (уничтожение речи и отставка с поста ректора Академического университета), но и в том, что Миллер не смог полностью отказаться от столь влиятельно мнения. Обнаружив в «Равеннском географе» (компилятивном географическом сочинении VIII в.) имя роксолан на побережье Балтики, Миллер согласился, что роксоланы действительно могли быть оттуда призваны новгородцами (подобное мнение высказывал ранее М.В. Ломоносов)42. При этом роксолан Миллер считал германцами.
В исторической науке XX в. на первый план в дискуссии Г.Ф. Миллера и М.В. Ломоносова стали выдвигать вопрос о происхождении древнерусской государственности. Л.С. Клейн указывает, что в качестве основного в концепции Миллера выступает тезис о том, что «древнерусское государство и его культура созданы не самими восточными славянами, а норманнами»43. Считалось, что именно здесь М.В. Ломоносов нанес главный удар по «норманнской теории», верно указав на решающее значение внутренних факторов в историческом развитии. Заслуга М.В. Ломоносова в том, отмечал М.А. Алпатов, что «он первый подошел к коренному вопросу всей проблемы - вопросу об уровне развития восточнославянского общества, о переходе от родового строя к государству». Из наблюдений М.В. Ломоносова, по мнению М.А. Алпатова, «вытекало, что славяне прошли стадию родового строя и уже далеко продвинулись в своем общественном развитии»44.
Однако мыслил ли вообще М.В. Ломоносов такими категориями как «родовой строй»? И обсуждался ли в дискуссии вопрос о происхождении государства? Точнее, ви-
42Миллер Г.Ф. 1773, 110.
43 Клейн Л.С. 2009, 19.
44 Алпатов М.А. 1985, 41-42.
димо, будет говорить, что спор шел не о государстве в смысле набора определенных институтов, а о происхождении власти у восточных славян, об этнической принадлежности первых правителей и об их статусе.
Институциональное представление о государстве еще только закладывалось в европейской науке того времени. Как указывал Кв. Скиннер, лишь в конце
XVII в. в работах Т. Гоббса государство становится пол-
45
ноценным актором и отделяется от личности государя45. В российском интеллектуальном пространстве слово «государство» приобретает самостоятельное значение в петровскую эпоху (на Полтавском поле Петр призывает сражаться «не за Петра, а за государство Петру вручен-ное»46), но в то время государство было, скорее, синонимично «отечеству», либо, если речь шла об иностранных государствах, то ближе всего было понятие «страна». Именно в таких качествах понятие «государство» употреблено в речи Г.Ф. Миллера47.
В последнее время в историографии принято отмечать, что происхождение государства историки
XVIII в. понимали не как процесс, а как событие, связанное с появлением верховной власти, князя, дина-стии48. Однако внимание М.В. Ломоносова к внутренним процессам, протекавшим в восточнославянском обществе и в политической сфере, на самом деле имело место. Но если постараться изобразить это внутреннее политическое состояние словами Ломоносова, то получится схема, не вполне умещающаяся в классические представления советской историографии о Ломоносове, как об историке демократического направления. Ломоносов действительно «указал на внутренние силы, свойственные русскому народу, которые дали ему возможность без посторонней помощи подняться из "небытия"
45 Скиннер Кв. 2002, 44-58.
46 Хархордин О. 2002, 177-178.
47 Миллер Г.Ф. 2006, 366, 367, 388, 390.
48 Артемьева Т.В. 1998, 47.
и встать во весь свой исполинский рост.»49, но зрелость эта заключалось по Ломоносову в наличии самодержавного правления.
Согласно мнению М.В. Ломоносова, среди роксолан (т.е. славян, носивших имя русь), переселившихся в Прибалтику, «произошли великие споры» от того, что их «народ. весьма размножился». Тогда, по объявлению Ломоносова, к согражданам обратился знатный муж Вейдевут, имя которого и слова речи Ломоносов позаимствовал из сочинения прусского историописателя XVII в. М. Претория. Вейдевут будто бы сказал, что в народе должен быть один владетель, «протчие внимают послушно». «Назначьте себе государя, - призывал Вейдевут, - пусть он судит наши распри, отвращает обиды и убийства, защищает правду и печется о всеобщей безопасности., дайте ему полную власть живота и смерти над всеми». После этих слов, народ выбрал Вейдевута королем «для знатности и разума его». «Вейдевут принял на себя притом чин верховного жреца, положил в народе порядок, и в будущия времена узаконил, что бы после смерти его наследник был в летах престарелых, сановит благочестием, и знающий дела священныя»50. Таким образом, варяго-россы отличались от прочих славян монархической формой правления. Им надлежало сыграть важную роль в славянской истории, поскольку для приведения прочих славян «под самодер-жавство необходимо нужен был герой с храбрым народом, приобыкшим добровольно повиноваться, каков был Рурик с варягами россами»51.
Совершенно по-иному М.В. Ломоносов описывал политические отношения других славянских племен. «Славяне жили обыкновенно семьями рассеяно, общих государей и городы редко имели», даже Кий, Щек и Хо-рив, хоть и «были по случаю особливой знатности или
49 Мавродин В.В. 1949, 10.
50 Ломоносов М.В. 1766, 49.
51 Ломоносов М.В. 1766, 54.
храбрости над оными главные повелители», не оставили потомства52. Следовательно, у других славян было общенародное или демократическое правление.
Парадоксально, но в оценке состояния политической сферы общества новгородских славян к моменту призвания варягов Г.Ф. Миллер стоял близко к М.В. Ломоносову. Миллер не отрицал, как на это иногда указывали, наличие властных институтов у славян. Согласно Миллеру в Новгороде «правление было демократическое, причем Гостомысл честный и благоразумный муж пред другими отменную власть имел». Однако Миллер не соглашался с «Новгородским летописцем» (НШЛ), согласно которому Гостомысл был князем. «Новгородский летописец» - источник поздний, в Несторовой же летописи ничего о княжеском достоинстве Гостомысла нет. «Нестор называет Гостомысла старейшиною, - писал Миллер, - а тогда и другие славен-ские народы такими же старейшинами были управляемы, по свидетельству греческаго императора Константина Багрянородного». В итоге Миллер приходил к выводу, что «новгородцы были без владетелей», т.е. без князей, но не без власти вообще, «пока варягов для принятия княжения назад не призвали»53. Таким образом, уровень развития восточнославянского общества определялся не развитием институтов, а скорее, титулатурой правителя, в чем можно усмотреть логику монархической эпохи, когда в титуле было выражено и достоинство государя, и масштабы его власти.
Это обстоятельство позволяет лучше понять, в чем заключалось, по мнению М.В. Ломоносова, оскорбление, нанесенное Г.Ф. Миллером русскому народу. Дело в том, что, назвав славянских вождей «старейшинами», Миллер в то же время именовал скандинавских правителей царями. Причем эти цари, по мнению Миллера, издревле повелевали восточными славянами. Отталкива-
52 Ломоносов М.В. 1766, 53-54.
53 Миллер Г.Ф. 2006, 396.
ясь от сообщения летописи о варяжском господстве над словенами и кривичами, Миллер для реконструкции этого господства привлекал в качестве источника скандинавские саги Саксона Грамматика. «Деяния данов» Сак-сона, написанные на латинском языке в конце XII в., рассказывали историю Дании с древнейших времен. Значительное место в них отведено походам датских правителей на восток. Личности этих правителей легендарны либо вообще полностью вымышлены Саксоном, а регион, в который они совершали походы и над которым господствовали, он называет Русью (Ruscia либо Ruthenia)54 Г.Ф. Миллер некритически воспроизводил эти сведения Саксона, оговариваясь, правда, что «мы. имя России употребляем о первейших временах, когда об оном еще не знали, не для того, чтоб кто заключал, что и тогда было уже оно в употреблении, но для лучшего вразумения о каких землях мы говорим»55.
По-видимому, доверие Миллера к сагам Саксона Грамматика (которые он характеризовал как «сказки» в поздних своих работах) обусловлено не только стремлением привнести скандинавскую историю на славянскую почву. Г.Ф. Миллер мог поддаться общей для XVIII в. тенденции удревнения догосударственного периода истории восточных славян. В этом Миллер поступал в сущности так же, как и Ломоносов, с той разницей, что доверился не новгородским источникам XVII в. и не Степенной книге, а аутентичным, на его взгляд, скандинавским текстам.
Суммарно пересказ саг Саксона занимает в речи Г.Ф. Миллера / объема. Понятия tyrannus и rex56, использованные Саксоном, Г.Ф. Миллер перевел как «царь». Вот почему в этой части упомянуты «российский царь» Троннон, «царь российской» Герравд, три российских царя Олимар, Енев, Даг, «российский царь»
54 Saxo Grammaticus, 1979.
55 Миллер Г.Ф. 2006, 380.
56 Saxo Grammaticus. Gesta Danorum. URL: http://norse.ulver.com/src/other/saxo/ 14.11.2012.
Бой, воевавший «в отмщение брата своего Балдера, славного у датчан героя». Все эти правители, согласно Миллеру, должны были царствовать в I - V вв. Таким образом, Миллер делал вывод о том, что в древние времена скандинавы «победоносным оружием покорили себе Россию, или лучше сказать Австрию, Острогардию, Гардарикию, Голмгардию, Хунигардию, Гунниландию, которыми именами тогда наши земли от соседственных народов назывались, не зная еще тогда о российском имени»57. Всю эту часть, по мнению М.В. Ломоносова, «должно было автору почти без остатку выкинуть»58.
Разумеется, для М.В. Ломоносова существенным было и то, что славяне оказывались в речи Г.Ф. Миллера объектом скандинавского завоевания (часто цитируют слова Ломоносова о том, что в речи Миллера «на всякой почти странице русских бьют. скандинавы побеждают»)59. Однако в том, что касается оценки общественного развития новгородцев, Ломоносов и Миллер были близки.
Таким образом, если рассмотреть дискуссию Г.Ф. Миллера и М.В. Ломоносова с позиции интеллектуальной истории, то можно выявить несколько ключевых для середины XVIII в. тематик, которые определяли предмет спора. Во-первых, это поиски происхождения этнонима русь. Этнонимическая тематика была характерна для всей историографии этой эпохи, выяснение истоков народного имени обычно тесно сочеталось с установлением истории этого народа. Вторая тематика касалась источника верховной власти. Точнее, вопроса о том, откуда появилась верховная власть и кто ее легитимизировал. Для России этот вопрос стал особенно важным, поскольку призвание князей описано в летописях достаточно туманно, что допускало множественные толкования. Можно сказать, что Ломоносов и Миллер неплохо понимали друг друга, поскольку для них этот
57 Миллер Г.Ф. 2006, 378-379, 381, 382, 385.
58 Ломоносов М.В. 1952, 39.
59 Ломоносов М.В. 1952, 21.
спор шел о принципиальных вещах. Набор дискурсов также был единым. Говоря о названии народа они обращались к различным созвучным словам, не имея еще возможности доказать свои взгляды с помощью методов научной исторической лингвистики. Другой важный момент для диспутантов - опора на античные источники, поиски корней народа в античную эпоху. Это тенденция была характерна для европейской и польской историографии в XV-XVИ вв., в России она расцвела в первой половине XVIII в. (хотя можно указать и более ранние попытки проследить античную историю русских). Обсуждение форм правления для Древнейшей Руси также шло с опорой на античную мысль, в этом случае - политическую. Другие дискурсы не менее важные для двух ученых - это дискурсы славности истории народа и древности его истории. Отсюда такой яростный спор именно по поводу дорюриковой истории Руси. Была ли она славной? Ломоносов считал, что да, это был славный период в истории русского народа; Миллер полагал, что в тот период Россией владели скандинавы.
В то же время были и существенные отличия в подходе Г.Ф. Миллера и М.В. Ломоносова к дискурсам и трендам. В особенности это касалось работы с античным наследием. Миллер отверг все предыдущие концепции происхождения русского имени и, опираясь на изыскания Г.З. Байера, предложил собственную концепцию происхождения имени русь от финского названия Швеции. Разумеется, новая концепция, как и все новое, не обладала достаточным авторитетом. Это делало атаку на нее со стороны Ломоносова и других ученых Академии (на самом деле, почти все они выступили против Миллера) более легкой. В итоге Миллер почел за лучшее от этой концепции отказаться.
Литература
Bayer T.S. 1741: Origines Russicae II Commentarii Academiae Scien-tiarum Imperialis Petropolitanae. VIII, 388-436. Saxo Grammaticus. 1980: The History of the Danes I Hilda Ellis Davidson (editor). Cambridge.
Saxo Grammaticus. Gesta Danorum. URL: http:IInorse.ulver.comIsrcIotherIsaxoI
Stryjkowski M. 1846: Kronika Polska, Litewska, Zmódzka. Warszawa.
Алпатов М.А. 1985: Русская историческая мысль и Западная Европа XVIII - первая половина XIX в. М.
Байер Г.З. 1767: Сочинение о варягах автора Феофила Сигефра Беэра, бывшаго профессора восточной истории, и восточных языков. СПб.
Белявский М.Т. 1961: М.В. Ломоносов и русская история II Вопросы истории. 11, 91-106.
Дмитриева Р.П. 1955: Сказание о князьях владимирских. М.; Л. Забелин И.Е. 1876: История русской жизни. Ч. I. М. Иовий П. 1836: Книга о посольстве, отправленном Василием Иоанновичем II Библиотека иностранных писателей о России. I, СПб. 1-93.
Каменский А.Б. 1989: Академик Г.Ф. Миллер и русская историческая наука XVIII в. II История СССР. 1, 144-159. Карамзин Н.М. 1818: История государства российского. СПб. Клейн Л.С. 2009: Спор о варягах: История противостояния и аргументы сторон. СПб.
Кудрявцев А.Н. 1998: Трактат Иоганна Фабри «Религия московитов» II Россия и Германия. Вып. 1. М.
Куник А.А. 1878: Замечания (по поводу критики г. Фортинского) II Записки АН. 33, 652-655.
Ломоносов М.В. 1766: Древняя Российская история. СПб. Ломоносов М.В. 1952: Полное собрание сочинений. Т. 6. М.; Л Мавродин В.В. 1949: Борьба с норманизмом в русской исторической науке. Л.
Маловичко С.И. 2010: Спор М. В. Ломоносова и Г.-Ф. Миллера как конфликт разных историографических культур II Imagines Mundi. Екатеринбург, 283-297.
Мелъникова Е.А. 2009: Ренессанс средневековья? Размышления о мифотворчестве в современной исторической науке II Родина. 3, 56-58. 5, 55-57.
Миллер Г. Ф. 1773: О народах издревле в России обитавших. СПб. Миллер Г.Ф. 2006: О происхождении имени и народа российского // Фомин В. В. Ломоносов. М., 366-398.
Милюков П.Н. 1898: Главные течения русской исторической мысли. М.
Мошин В.А. 1931: Варяго-русский вопрос // Slavia. Casopis pro slovanskou filologii. X, 109-136, 343-379, 501-537. Мыльников А.С. 1999: Картина славянского мира: взгляд из Восточной Европы. Представления об этнической номинации и этничности. СПб.
Петрей П. 1867: История о великом княжестве Московском. М. Пештич С.Л. 1965: Русская историография XVIII в. Т. 2. Л.
Повесть временных лет. 2007: СПб.
Савельев-Ростиславич Н.В. 1845: Славянский сборник. СПб. Скиннер Кв. 2002: The State // Понятие государства в четырех языках. СПб., 12-74.
Шаскольский И.П. 1967: Вопрос о происхождении имени Русь в современной буржуазной науке // Критика новейшей буржуазной историографии. Л., 128-176. Шлецер А.Л. 1809: Нестор. СПб.
Эверс Г. 1825: Предварительные критические рассуждения о русской истории. М.
