CC BY
41
Вестник ПСТГУ
III: Филология
2007. Вып. 1 (7). С. 26-32
Персы в «Мученичестве Евстати Мцхетели»
Л.О. Башелеишвили
(Ин-т стран Азии и Африки при МГУ)
Статья посвящена описанию содержательной стороны одного из самых ранних памятников грузинской агиографической литературы — «Мученичества Евстати Мцхетели». На примере жизненного пути св. Евстати — перса, покинувшего свою родину и свой народ ради того, чтобы быть со Христом, — агиограф показывает проявление славы Божией в земном бытии человека.
С распространением среди картвелов христианства начинают переводиться книги Священного Писания и наиболее важные патрологические и литургические памятники, а также создаются собственные историографические сочинения, отображающие драматические события грузинской истории.
Уже в V в. было создано оригинальное сочинение: «Мученичество Шушаник» (476—483), а веком позже — «Мученичество Евстати Мцхетели»1.
Исследователю и комментатору литературного произведения, с одной стороны, необходимо учитывать его исторический фон: «из каких корней оно выросло», с другой стороны, как известно, «художественное произведение следует понимать и оценивать само по себе»2.
При анализе текста нельзя не учитывать тот факт, что агиография как жанр была органически связана с жизнью христианской Церкви и тем самым «ее Sitz im Leben (термин Германа Гункеля) был определён»3. Таким образом мы a priori не можем рассматривать главного героя мученичества в отрыве от христианской системы.
1 Евстати был казнен персами в 589 г. в древнейшей столице картвелов Мцхете. День памяти святого — 29 июля (11 августа по н. ст.), святые мощи мученика покоятся в кафедральном соборе Светицховели.
2 Вайс М. Библия и современное литературоведение. Метод целостной интерпретации. М., 2001. С. 21—22.
3 Einleitung in die Psalmen. Die Cattungen der religiösen lirik Israels. Cöttingen,
1975. S. 22-23.
Образ Евстати Мцхетели — это не образ-характер, а образ-идея, лик, что вполне соответствует каноничности средневековой литературы. Вся история древнегрузинской агиографической литературы связана не столько с личностью авторов, сколько с литературным типом (то есть с жанром), который лежит гораздо глубже, чем личное творчество.
События, описываемые «Мученичеством», разворачиваются в Мцхете. Среди древнего населения этого города были и персы. Композиционная асимметрия в соотношении описания главного героя с другими персонажами в «Мученичестве Евстати Мцхетели» не мешает агиографу представить персов не просто сообществом людей, чуждым ему, ворвавшимся в его ойкумену, но сообществом, которое принимает активное участие в истории. И это очень важно.
Начало повествования приходится на 541 г., т. е. десятый год правления Хосрова Ануширвана (532—579), когда марсзпаном Картли4 был Арванд Гушнасп. Главный герой, еще нося имя Гви-робандак, прибывает из Ирана, провинции Аршака, города Ганд-зака в Мцхету. Было ему тридцать лет, и, как сообщает агиограф, еще на родине его душа была охвачена смятением. Он сомневался в истинности маздеанства, веры своих предков, испытывая, несомненно, влияние как иудеев, так и христиан, которые жили в Гандзаке. Прибыв в Мцхету, он изучил сапожное ремесло, сблизился с картвелами, взял жену из христиан и внимательно наблюдал «за силой Богоявления Мцхетского Креста». Крестил Гвиро-бандака, дав ему новое имя — Евстати, сам Католикос Картли Самоел.
Упомянем о том, что явилось причиной странствия Гвиро-бандака-Евстати в столь далекую Мцхету. «Начиная с правления Пероза до десятого года царствования Хосрова Ануширвана, христиане в Иране жили в спокойствии, безвредно и свободно, но с этого года волхвы затеяли гонения на них»5. По мнению академика К. Кекелидзе, именно тогда, «формально некрещеный, но уверовавший в Христа, Гвиробандак бежал в далёкую христианскую
4 О том, как персидские цари управляли всеми религиозными общинами своей империи, см. Cersoyan N. Sekular Yurisdiction over the Armenian Church (IVth—VIIth centurues) // Harvard Ukrainian Studies. VII. 1986. P. 220—250. Мар-сзпан — правитель административной единицы в раннем Средневековье, учрежденный персами.
5 Кекелидзе К.С. История древнегрузинской литературы. Тбилиси, 1980. С. 509—510 (на груз. яз.).
страну, надеясь скрыться от пристального внимания соплеменников, не ожидая ничего хорошего для себя в родном городе»6.
Но и персы Мцхеты не выпускали из виду обособленно державшегося соплеменника и, соблюдая предписания и обычаи своей религии, искали повод свести с ним счеты. Мелкий люд, мастеровые и ремесленники-персы пригласили Евстати отпраздновать навруз: «Приди и присоединяйся к нашему веселью».
Повествовательная интонация агиографа наполняется эмоциональными обертонами, когда он вкладывает в уста Евстати ответ на приглашение. Логика поведения героя диктуется как духом христианской веры, так и законом жанра. Импульсивность текста усиливается обратным порядком слов: в грузинской языковой системе речь Евстати воспринимается не спокойным ответом, а почти вызовом. «Ваш праздник темный есть, и вы, празднующие, тоже пребываете во мраке, а я принял печать Христа и праздную праздник Христа, потому что запечатлен я печатью Христовой и удален от мрака сего»7 (праздник Пасхи в том году совпадал со временем празднования навруза огнепоклонников)8.
Как поступают персы? Они доносят на Евстати начальнику крепости города Мцхеты Устаму: «Он хулит нашу веру и срамит нас и говорит, что я христианин. А ты позови его и спроси, потому что ты правитель этого града»9. Не вызывает сомнения, что для пер-сов-огнепоклонников уже неприемлем перс-христианин: стать христианином означало для перса поставить себя вне закона и вне социума.
Агиограф ничего не говорит о том, что «в пятнадцатом году царствования в Иране Хорсова Ануширвана был издан приказ для всех земель, на которых простиралось правление иранского царя. Если кто-либо из персов окажется исповедником Христа, пусть его пленят, посадят в тюрьму и подвергнут жестоким мучениям, пока не отрекутся они от христианства. Силой вернуть их в лоно солнца и огнепоклонства»10. Пока этот приказ дошел до Мцхеты, Евстати и его друзья, видимо, жили спокойно11.
6 Кекелидзе К.С. Указ. соч. С. 510.
7 Наше сокровище. Грузинская классическая литература. Т. 1. Тбилиси, 1960. С. 28. (На груз. яз.).
8 Кекелидзе К.С. Указ. соч. С. 511.
9 Наше сокровище... С. 28.
10 Кекелидзе К.С. Указ. соч. С. 510.
11 Очевидно, что во время персидского правления Древняя Грузинская Церковь обладала довольно мощной силой. Христианство принимали
Начальник крепости Устам приказывает Евстати явиться к нему. Будущий мученик сначала колебался, ибо знал, что надо исполнять свое предназначение в свое время, но все-таки явился к «цихиставу» и твердо стоял в вере.
Устам, не имея полномочия наказывать или миловать Евста-ти, отправляет его к марсзпану Картли — Арванду Гушнаспу вместе с другими семью христианами, арестованными по настоятельному требованию тех же самых персов. «Мужи эти прежде были нашей веры, сейчас они христиане. Я их пленил и предпосылаю к тебе, к господину, потому что тебе подвластно их судить»12.
Бахдиад, Борзо, Панагушнасп, Перозак, Зармил (Самоел), Сте-фанэ, Гушнак и, конечно, Евстати предстали перед Арвандом. Христиане, обращенные персы, держались стойко. Марсзпан приказал обрить их, проколоть им носы, заковать в кандалы и бросить в темницу. Психологическое и физическое давление принесло свои плоды, и двое отреклись. Конечно, обещанного вознаграждения они так и не получили.
Перед отъездом в Иран к Арванду Гушнаспу пришли питиахш Картли Аршуша, Католикос Самоел, Григол Мамасахлиси, знатные картвелы и попросили освободить пленённых христиан-пер-сов. Марсзпан внял их просьбе: «Этих мужей собирались умертвить, но раз вы ходатайствуете за них, я отпущу их»13. Агиограф не комментирует решение Арванда Гушнаспа. Поскольку имя Арванда Гушнаспа упоминается еще и в армянском памятнике «Мученичество св. Григол МаначШра», где именно по его приказу казнили святого14, мы можем лишь предположить, что либо его действительно связывали дружеские отношения с картлинской знатью, либо он был уверен, что соплеменников-христиан рано или поздно все равно не минует кара.
Через три года новый марзпан Картли Вежан Бузмир опять же по настоянию мцхетских огнепоклонников призвал в Тбилиси Евстати и его друга Стефанэ, чтобы судить их. Евстати повествует перед Вежаном о своей прежней жизни в родном Гандзаке, о своих
целыми семьями. Запрет прозелитизма встречал упорное сопротивление. Например, у Стефанэ, одного из персов-христиан нашего Мученичества, по сообщению агиографа, жена и дети, родители, братья и сестры были христианами.
12 Наше сокровище. С. 30.
13 Там же. С. 31.
14 Мученичество св. Григола МаначШра / Комментарии и исследования Г. Тер-Мкртчяна. Арарат, 1901. С. 468—474.
духовных исканиях среди иудеев, огнепоклонников и христиан. Он с благоговением вспоминает Самоела, архидьякона, донесшего до него слова Евангельского благовестия (носившего то же имя, что и Католикос Картли — Самоел). Вежан Бузмир пытается образумить Евстати, напоминая ему о молодости, о семье, о детях и радостях жизни, и советует Гвиробандаку вернуться в лоно огнепоклонства и не продаваться христианам.
Душевное состояние и внутренняя борьба героя очень важна для агиографа. Смятение, выражение веры, ощущение своей правоты, благодарение за участь мученика в молитвах — указанные элементы облекаются в соответствующие словесные одежды, тем самым создавая образ человека, который доказывает свое понимание человеческой правды, свое право на выбор, на неприкосновенность личного пространства.
Диалог с марзпаном переходит в монолог-манифестацию веры Евстати. Можно сказать, что данный отрезок самый теоло-гизированный в памятнике. В уста героя агиограф вкладывает изложение веры. Мы должны помнить, что агиограф не был собственно богословом, и его источником оказывается не только каноническая литература, но и персидские или грузинские таргумы, а также апокрифы15.
Речь Евстати против огнепоклонства можно разделить на две части: полемическую, имеющую своего рода «апофатический» характер, и обвинительную — с элементами апологетики.
«Солнце, луна и звезды не есть Бог. Бог повелевает солнцу осветить день, а луне и звездам осветить ночь, и они — не боги. Бог прикажет облакам и перекроют они блеск солнца и затмят луну. Луна и солнце поэтому не боги»16. Астральные образы сменяются образом огня. «Огонь потому не есть Бог, что человек зажигает огонь и человек тушит (его), человек — господин огня, и поэтому не Бог огонь. Если огню удастся уйти от кого-то и обратиться к чему-либо, либо к лесу, либо к дому, или человек ему встретится, сожжет огонь все. Но соприкоснется он с водой, и эдакая сила огня развеется и невидимым станет огонь сей, и поэтому огонь не Бог, а мы Богом веруем».
Далее Евстати выступает обличителем огнепоклонников и говорит о том, что «Богом сотворенные человеки стали подобны
15 См. Harnack A. Das Martyrium des heiligen Eustatus von Mzcheta / Sitzungs erichte der königlich preussischen Akademie der Wissenschaften zu Berlin. 1901. XXXVIII.
16 Наше сокровище... С. 40.
стаду бессловесных овец. И сообразно им, бессловесным тварям, при случке не распознающим родителей и детей своих»17, совокупляются люди.
Схожие обличительные мотивы против огнепоклонства с такой же аргументацией мы можем расслышать в более раннем памятнике древнегрузинской литературы «Мученичестве св. Шуша-ник» (476—483)18. Позже аллюзии на монолог Евстати встречаются в речи против волхвов другого святого Грузинской Православной Церкви — Абибоса Некресели (одного из тринадцати сирийских отцов, которые прибыли в Картли в VI в.)19. Это позволяет судить о важности данной темы в древнегрузинской литературе20 и об актуальности проблемы отношений между персами, которые оказались по разные стороны духовных «баррикад».
Вежан Бузмир приказал обезглавить Евстати и бросить его тело на пустынном месте, чтобы его склевали птицы и, главное, чтобы не нашли христиане. Хотя агиограф молчит о том, пытались ли единоверцы спасти Евстати, но это напряженное молчание совсем не воспринимается как свидетельство о бездействии: тело мученика было найдено и погребено в «граде Божьем» Мцхете.
Евстати казнили слуги марсзпана. Агиограф сообщает, что они не хотели умерщвлять святого, лишь один из них настоял на смертной казни, и у невольных палачей слезы были на глазах. Но правда человеческая не определяется как Правда Божья. Слезы палачей, благородный жест Арванда Гушнаспа, старания Вежана Бузмира образумить Евстати — это для грузинского агиографа правда людская, и образы огнепоклонников в памятнике воспринимаются через эту призму. Любовь к человеку без его любви к Творцу для христианского автора немыслима.
Заключительная часть произведения свидетельствует главным образом о том изумлении, которое вызывает у агиографа проявление Божьей славы через земное бытие человека, и доказательством этого для автора служит мученичество св. Евстати Мцхетели.
17 Наше сокровище... С. 40.
18 Джанашия Н.С. Мученичество св. Шушаник. Тбилиси, 1980. С. 198— 200 (на груз. яз.).
19 См. Land D. L. Lives and Legends of the Georgian Saints. Crestwood, NY,
1976. P. 57-80.
20 Об антимаздеанской полемике см.: Кекелидзе К. Философское обоснование антимаздеанской полемики в древнегрузинской литературе // Этюды по истории древнегрузинской литературы. Т. 3. Тбилиси, 1955. С. 42-60.
3 1
Persians in the «Martyrdom of Eustathius of Mtskheta»
L. Basheleishvili
The article presents a conceptual description of one of the earliest monuments of Georgian hagiography, «Martyrdom of Eustathius of Mtskheta». Exemplifying the life of St. Eustathius, a Persian by birth who left his native land and his people in order to be with Christ, the hagiographer makes evident the manifestation of God’s glory in man’s everyday life.
