CC BY
44
К.О. КИНОСЯН
ПЕРСОНАЖ КАК «HOMO CITAS»
В РОМАНЕ Н.С. ЛЕСКОВА «ОБОЙДЕННЫЕ»
Проблема цитирования в идиостиле Лескова может быть в равной степени рассмотрена как в аспекте конкретно-биографической особенности манеры автора, так и с точки зрения культурно-типологической, с позиций интертекстуальных контактов.
Суждение о характерной для Лескова «не вполне тождественной» цитации, неидентичности претекстам, неоднократно звучит в книге А.Н. Лескова «Жизнь Николая Лескова» [3, с. 262]. Лучший биограф писателя утверждал, что Лесков «не мог два раза рассказать о чем бы то ни было, не привнося каждый раз непроизвольных вариаций, в которые тут же сам начинал «глубоко и убежденно верить». Незыблемая точность тяготила. Даже в цитатах он не был строг, приводя их по памяти и сплошь да рядом - в отвечающей его задачам редакции [3, с. 249].
Самоидентификация «щедро автобиографичной» (А. Лесков) личности писателя реализуется не столько в антипедантизме, сколько в том, что ему, как человеку страстному, с его «неугасимой любовью к книге, жившей в нем «вне времени и лет» [3, с. 436], было свойственно «интимно» (А. Лесков) воспринимать чужие тексты. Даже факт совпадения его даты рождения с днем создания лермонтовского «Ангела» Лесков воспринимал провиденциально и «не преминул привнести в освещение четко зафиксированного события трогательную беллетристическую символику» [3, с. 59]. Все любимые персонажи Лескова либо читают, либо цитируют Лермонтова, Долинскому, герою романа «Обойденные», имеющему черты автобиографичности, в утешение, в трудную минуту поется романс Варламова на слова лермонтовского «Ангела».
При создании романа «Обойденные» (1865) читательское самосознание Лескова реализовалось с полной очевидностью самоидентификации.
Избрав центральным героем романа журналиста, писателя Долинского, Лесков окружает его людьми, если не классически образованными, то весьма начитанными, постоянно находящимися в ситуации чтения, полемики, обсуждения прочитанного, включающими в бытовую практику образы и высказывания, ориентированные на литературный и художественный мир. Фольклорные и книжные тексты являются частью коммуникативных отношений персонажей романа.
«Литературность», «книжность» естественно и органично присущи как персонажам первого ряда (Долинский, Дора, Анна, Журавка, Юлочка), так и находящимся на периферии центральных событий (Вырвич, Шпандорчук, Вера Сергеевна, Зайончек), в равной степени - действующим участникам конфликта и реконструктивно воссоздаваемым (князь Сурский и его «гости», мать Долинского, декабристки из мира княгини Стугиной). Реминисценции, аллюзии, точные и измененные цитаты входят в авторское повествование, в диалоги и внутренние монологи персонажей, в их предсонье, грезы и сны.
Речевое действие точного и неточного цитирования обретает у Лескова характерологическую функцию, становится важным средством индивидуализации персонажей, которых можно представить в определенной типологической системе.
Симпатичные автору Долинский, Анна, Журавка, пользующиеся «готовыми» формулами, присоединяясь к чужим словам, будь то сакральный текст, авторское высказывание или фольклорные образы, утверждаются в поле культурных традиций, доказывают правоту ссылкой на проверенную веками мудрость. Их функция - выражать идею стабильности, укорененности, торжества разума и устойчивых нравственно-этических норм. Вместе с тем их тяготение к «бабушкиным присказкам», стремление «разрешать себе все пословицами, то есть чужим умом» [4, с. 58], свидетельствуют о неуверенности как доминанте их характеров, приводящей в стан «обойденных», нереализовавших богатые возможности натуры.
К группе цитирующих «без редакции», но агрессивно утверждающих чужие истины, относятся и «начетчики», типа Вырвича и Шпандорчука. Для них цитата - щит, прикрывающий отсутствие самостоятельности и зрелости собственного ума. Заслоняясь софизмами, они ощущают себя пророками социального прогресса, имеющими право учить всех. Негативное отношение к этим «новым людям» со стороны автора выражено ироничной ссылкой на народную мудрость: «без этих людей, как говорят, и вода не святилась» [4, с. 72]. В эмоциональной тираде Дорушки очень точно определена двойственная суть «учителей жизни»: «других учат, а сами как дети лепечут <...> точно кукушки по чужим гнездам прыгают» [4, с. 76-77].
Иной тип представляют персонажи, употребляющие цитаты «без редакции», в узко утилитарных, прагматических целях. Они вводят высокие литературные образы в ежедневный обиход, травестируя их ценностное содержание. Избрав Долинского, «прихрамывающего на поэзию», на роль мужа-жертвы, Юлочка Азовцова точно по книге цитирует Пушкина:
Вообрази: я здесь одна,
Меня никто не понимает;
Рассудок мой изнемогает,
И молча гибнуть я должна.
Индивидуальность характера Юлочки проявляется в умении, играя «на слабостях», приспособить «чужое» слово, включив его в нужный эмоциональный контекст. Комментируя признание пушкинской Татьяны: «ведь это забавно», - Юлочка невольно проговаривается, обнаруживая свое актерство. Однако Долинский доверчиво уравнивает судьбу дорогой ему литературной героини и «эффектницы», «интересанки» Юлочки. «Троянский конь» цитаты в искаженной интерпретации актерки, с одной стороны, и эмоционально-наивного восприятия - с другой, характеризует участников диалога как героев-антиподов, предопределяя одну из линий конфликта.
Цитирование пушкинского текста - первый акт «хитро скомпонованной пьесы» [4, с. 32], которую, «как по нотам» разыгрывает Юлочка.
Другая героиня романа, Вера Сергеевна Онучина, имеющая свои «виды» на Долинского, движимая сочувствием к нему, потерявшему любимую женщину, также разыгрывает свою пьесу, буквально «по нотам». Двойное цитирование - музыкальное и словесное - организовано в сюжетном построении режиссера, актера, психолога весьма талантливо. Цитатный сценарий сюжета включает тексты А. Фета, В. Петрова, Н. Грецова, М. Лермонтова и точно соответствует эмоциональному состоянию Долинского: тоска-печаль - безнадежность -утешение. Литературно-музыкальный монтаж построен по всем законам романного действия, где экспозицией являются измененные слова А. Фета «Я пришла сюда с приветом», а развязкой - «Ну, запой же! Ну, начни же! «Соло-
вей, мой соловей». В результате: «Долинский не выдержал и сам без зова пристал к голосу певицы, тронувшей его за ретивое» [4, с. 222-223]. Казалось бы, Вера Сергеевна творит благое дело: трогая струны души, пробуждает к новой жизни нестарого еще человека. Однако авторское отношение к действиям персонажа, «homo citas», явно ироническое, о чем красноречиво свидетельствует программное название главы - «Птицы певчие».
Наибольшим субъективизмом в толковании «чужого» слова, творческим преломлением готовых формул обладает младшая из сестер Прохоровых, Дарья Михайловна. По степени близости персонажа и автора, с точки зрения «homo legens», Дорушка - в большей мере, чем другие герои романа, может быть названа «alter ego» Лескова. Ей писатель «дарит» любимых авторов (Шекспир, Белинский, Лермонтов, Пушкин), из ее уст звучат его любимые строки. В страстно-отрицающей интерпретации Дорушки предстают ненавистные Лескову сентенции, формулы из «сорных» книг «нигилистничающих» «развива-телей».
Метафорический образ из статей Белинского о живых людях, «с искрой божией», которые остаются друг для друга «вечно, так сказать недочитанною книгою» [4, с. 156], дважды сочувственно повторен именно в отношении Дорушки, в контексте ее судьбы. В свою очередь, в споре с «волхвами», Дора, редко безоговорочно присоединяющаяся к чужим словам, ссылается на суждение Белинского: «Белинский прекрасно говорит, что тому нет спасения, кто в слабости своей натуры носит своего врага» [4, с. 78]. Как читательница, Дора являет пример органичного преломления «чужого» слова. Эмоционально совпадая с позициями авторов, созвучных ее внутреннему «Я», она с большей или меньшей страстностью отталкивается от литературного и фольклорного опыта, чуждого ей.
Читательская индивидуальность Дорушки мотивирована доминантой ее характера. Автор-повествователь и персонажи романа «Обойденные» постоянно подчеркивают независимость суждений, самостоятельность высказываний, смелое толкование известных текстов и словотворчество «заблудившейся к людям ундины или никсы». Авторская характеристика: «...обо всем имела собственное, иногда не совсем верное, но всегда вполне независимое мнение» [4, с. 71]. Анна о сестре: «Ты всегда увидишь то, чего нет, и чего никто не видит» [4, с. 4]. - «Опять новое слово, - заметил весело Долинский, - то было комонничать, а теперь марфунствовать» [4, с. 158].
В самооценке Доры утверждение независимости от чужих мнений также занимает ведущее место: «Я очень хорошо знаю, что я такое. У меня есть совесть и, какой случился, свой царь в голове, и, кроме их, я ни от кого и ни от чего не хочу быть зависимой.<...> Моя душа не дудка; и я не позволю на ней играть никому» [4, с. 73]; «Я никогда не унижалась до прозы» [4, с. 175]. Оценивая других, Дора прежде всего отмечает степень самостоятельности личности. Осуждая оппонентов - Вырвича и Шпандорчука, «ученая швейка», «философствующая вздержка» страстно произносит: «все вычитано, все чужое, взятое напрокат.» [4, с. 75].
Юная Дора, доказывая свое «я», обращается, как правило, к текстам, содержащим отрицание, антонимичность и оксюморонность. «Не надо мне с волею в свете ничего» [4, с. 50]; «Здесь нет мебели богатой | Нет ни бронзы, ни картин!..» [4, с. 66]; «То без речей, то говорлива. | То холодна, то жжет в ней кровь» [4, с. 85]; «Да скорей, скорей уж, что ли, везите меня с этого «милого севера в сторону южную» [4, с. 114].
Ищущая «своего выражения и формы» (И.А. Гончаров), героиня Лескова проявляет себя в смелой трансформации устойчивых книжных и устнопоэтических формул. Дерзкий вызов, желание поддразнить, зацепить, вырвать любимых ею людей из состояния покорного следования обстоятельствам, выражающегося и в их тяготении к «бабушкиным присказкам», реализуется Дорой в «расподоблении» пословиц и поговорок, на которые ориентированы Анна и Долинский: «У тебя все как бы так, чтоб и волк наелся и овца б была целою», [4, с. 54] - упрекает Дора сестру. Замена множественного числа на единственное, усиливает экспрессию, конкретизирует ситуацию. Упрекая Долинского в отсутствии воли следовать декларируемым принципам, Дора говорит о себе и сестре: «Мы с ней люди простые, в пансионах не воспитывались: едим пряники неписаные» [4, с. 144].
Следование «ходячим монетам» (В.И. Даль), с точки зрения Доры, означает отсутствие личной инициативы и самосознания: «Вот, вот, вот! Это - самое лучшее средство разрешать себе все пословицами, то есть чужим умом! Ну, и поздравляю вас, и оставайтесь вы при своем, что вороны куста боятся, а я буду при том, что соколу лес не страшен. Ведь, это тоже пословица» [4, с. 58].
Лесков контаминирует несколько народных изречений с оппозицией «ворона-сокол»: «Из-за куста и ворона остра», «Не пугай сокола вороной», «Был бы сокол, а вороны налетят», «Сердце соколье, да смельство воронье», «Наряд соколий, а походка воронья» [2, с. 262].
В пословице, придуманной Дорой, наряду с традиционной антонимично-стью «трусость-смелость», подчеркнута оппозиция «куст-лес», т.е. низкое - высокое, мелкое - значительное. В своей любви к Долинскому Дора стремится разрушить «воронье» самоощущение избранника сердца, дать ему то, чего у него не было или что он утратил (волю и смелость) и чего, на ее взгляд, не могла дать любимому Анна.
Дора «ломает» пословицы и фразеологизмы в идейных спорах с Вырви-чем и Шпандорчуком. «Не только света, что в окне», - заявляет она «скучным людям» в навязанной ими дискуссии о правах женщины.
Индивидуальность Доры как личности по-своему оригинально проявляется в собственном истолковании классиков, в самоидентификации с образами Шекспира, в частности: «...Я почти так же велика, как Шекспир. У него Гамлет говорит, чтоб никто не женился, а я говорю - пусть никто не выходит замуж» [4, с. 50].
Оценивая окружающих, Дора прибегает к сравнениям - антропонимиче-ским цитатам или именным аллюзиям из широкого круга литературных источников: «совершенно слепой Аргус» [4, с. 70], - о Журавке; «Успокойся, моя Софья Павловна, твой Молчалин жив» [4, с. 90], - обращаясь к Анне; для Долинского Дора находит свои литературные параллели: «.этакий интересный Наль, тоскующий о Дамаянти» [4, с. 167]; «Вот Фигаро нетленный: все ткни его носом да покажи» [4, с. 201]. В логике характера любимой героини Лескова есть опора на ценностно-смысловое содержание цитируемого текста, который уже не отделим от ее собственного мира.
Литературные реминисценции о «фуриозном обществе» героя немецких стихов Меркурия, строки из Карамзина, а также из приписываемых Лермонтову произведений, становятся психологическим подтекстом и прелюдией к решительному объяснению Доры в любви к Долинскому. В контексте ситуации уместно звучат строки:
Но сердцу как ума не соблазнить?
И как любви стыда не победить?
Любовь для неба и земли - святыня,
И только для людей порок она [4, с. 172].
Возрастающая зрелость души читательницы и яркой личности Даши выявляется в переосмыслении жизненных и литературных ценностей, в том, как она воспринимает любовь «молочной красавицы» Жервезы: «Совершенно французская идиллия из повести или романа <...> благородная крестьянка, коровки, дети, куры, молоко и лужайка. Как странно! Как глупо и пошло мне это представлялось в описаниях, и как это хорошо, как спокойно ото всего этого на самом деле» [4, с. 179].
В образе Дорушки писатель воплотил тип читателя, находящегося, по определению Бахтина, «в активно-диалогическом понимании (споре-согласии) в отношении к текстам «мир-жизнь» и «литература» [1].
Цитирующих персонажей в романе Лескова «Обойденные» можно представить в определенной типологической системе:
1) «буквалисты» - «присоединяющиеся» - т.е. повторяющие «чужой» текст, будь это авторский или фольклорный, без изменения: точная цитата, ссылка;
2) «прагматики», приспосабливающие к месту «чужое» слово в утилитарных целях: «закавыченная» цитата, квазицитата;
3) «homo citas» - «homo creans», «человек творящий», т.е. осуществляющий творческое действие над текстом, вступая в спор-диалог с претекстами по идейным или художественно-эстетическим мотивам.
К группе творчески цитирующих персонажей можно отнести и самого авто-ра-повествователя. Его читательское присутствие столь очевидно, что о нем тоже можно говорить как о персонаже-читателе. Изменив всего одно слово в пушкинском тексте «им овладело беспокойство <...> немногих добровольный крест», Лесков полемически точно охарактеризовал «неонегинскую», эпоху: «. и многих добровольный крест». По воле автора, княгиня Стугина называет нигилистов нелюдями, чем-то «в роде Ягу, которые у Свифта» [4, с. 226]. Известно, что в романе-памфлете «лохматые, грязные» существа называются «иеху». Контаминированный образ из имени шекспировского злодея и свифтовского определения человекоподобных полуживотных - гротесковый портрет - символ всего, что было ненавистно Лескову. Продолжая линию идейного сопоставления «века нынешнего» и «века минувшего», Лесков включает в диалог двух старушек еще одну цитату:
- Люди были; «был век богатырей», как написал Давыдов.
- А нынче все это. какая-то.
- Дребедень, - решила княгиня [4, с. 229].
В художественном мире романа «Обойденные» идейно-эстетическое значение имеет так называемое «нулевое цитирование» (А. Чавдарова). Лесков пишет: «Стихотворение это я не выписываю, опасаясь, чтобы оно не ко времени не припомнилось кому-нибудь из моих читателей <.>. Я не хочу, чтоб эти прекрасные стихи заставили впечатлительного несчастливца возненавидеть очень хорошего поэта Альфреда Мюссе» [4, с. 230]. Демонстративно подчеркнутый отказ от цитирования - открытое выражение эстетического неприятия лжи, «красивостей» в светских романах «одной русской писательницы» [4, с. 230].
Читателю Лескова нетрудно заметить межтекстовые связи романов «Некуда» и «Обойденные». Автоцитаты в виде сквозных образов нигилистов, иронического портретирования «одной русской писательницы» свидетельствуют о постоянстве нравственно-эстетических позиций художника.
В романе «Обойденные» книга, чтение, устно-поэтические образы являются неотъемлемой частью жизни героев, входят в их коммуникативные отношения. Широкий круг художественно-словесных инкорпораций в виде атрибутированных и неатрибутированных цитат, квазицитат, «нулевых цитат» и автоцитат свидетельствует об интертекстуальной природе романа «Обойденные» и характеризует Лескова как писателя с широким кругом чтения мировой и русской классики, своим романом вступающим в полемику с современными ему литературными авторитетами.
Литература
1. Бахтин М.М. Собрание сочинений / М.М. Бахтин. М., 1996. Т. 5. С. 200.
2. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. / В.И. Даль. М.: Изд-во Рус. яз, 1980. Т. 4. 683 с.
3. Лесков А.Н. Жизнь Николая Лескова. 2-е изд. / А.Н. Лесков. Тула: Приок. кн. изд-во, 1981.
647 с.
4. Лесков Н.С. Собрание сочинений: в 12 т. / Н.С. Лесков. М.: Изд-во «Правда», 1989. Т. 3. 464 с.
КИНОСЯН КАРИНА ОГАНЕСОВНА родилась в 1981 г. Окончила Марийский государственный педагогический институт. Главный редактор газеты «Учитель» Марийского педагогического института. Область научных интересов - литература, творчество Н.С. Лескова в аспекте проблемы «Персонаж как читатель». Автор 10 научных работ.
