CC BY
142
Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2016. № 4 (12). С. 128-136.
УДК 902
А. В. Жук
ПЕРИОДИЗАЦИЯ ИСТОРИИ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ АРХЕОЛОГИИ. КРАТКИЙ ОЧЕРК. Часть I
Представлена периодизация истории отечественной археологии в кратком изложении. Первая часть, размещённая в настоящем номере, содержит обоснование принципов периодизации и выбора её критерия.
Ключевые слова: систематика; периодизация; археология; история науки.
A. V. Zhuk
THE PERIODIZATION OF THE HISTORY OF FATHERLAND ARCHAEOLOGY. BRIFF
ESSAY. Part I
The article is an analysis of the periodization of the history of fatherland archaeology in brief. Presented in this nummer the first part contains the justification of the principles of periodization and auswahl of criterions.
Keywords: systematic; periodization; archaeology; history of science.
Светлой памяти основателей богословского факультета Омского государственного университета Александра Ивановича Петрова (Т 2000), Геннадия Михайловича Порохина (Т 2008), Юрия Васильевича Балакина (Т 2014)
Периодизация истории нашей археологии, которая предлагается здесь вниманию заинтересованного читателя, по меркам человеческой жизни (да, впрочем, и по темпам развития современной науки) уже достигла почтенного возраста. В начале 1980-х гг. я разработал её и защитил в качестве диплома на историческом факультете Омского государственного университета (сотрудники факультета, в дальнейшем мои старшие товарищи Ю. В. Балакин и А. И. Петров оказались тогда небезразличными, действительно пристрастными читателями этого опуса, за что я им искренне и глубоко признателен).
В дальнейшем я базировал и продолжаю базировать на этой периодизации все свои исследования, в том числе кандидатскую диссертацию [5], монографию, посвящённую В. А. Городцеву [12], «Русских археологов во
Святой Земле» [18] и проч. В 1990-е гг. эта периодизация даже публиковалась пару раз наособицу; правда, делалось это спонтанно, по случаю, а потому в виде всего лишь предельно лапидарных тезисов [4; 6].
К началу 2000-х гг. эта периодизация была переложена на историю одного из направлений нашей науки - этноархеологии. В таком виде она вошла как часть коллективного труда в состав курса Основы этноархеологии, который создан трудами нашего замечательного этнографа Н. А. Томилова и читается на историческом факультете Омского государственного университета [7; 8; 9; 10; 11; 14; 16].
Сверх того, дважды, в 2006-м и 2011 г., т. е. в Новосибирске и Новгороде, эта периодизация представлялась на Всероссийских археологических съездах [13; 17]. К сожалению, досадная манера издателей «Трудов» археологических съездов править тексты без ведома авторов серьёзно испортила как первую, так и вторую публикации. Я бы не советовал коллегам судить о предлагаемой периодизации истории нашей науки только и исключительно по съездовским статьям.
© Жук А. В., 2016 128
На конец ноября 2016 г. Институт археологии РАН запланировал по линии Отдела теории и методики конференцию Развитие взглядов на интерпретацию археологического источника. В силу обстоятельств я не приму участие в работе этой конференции. Надеюсь, однако, что публикация, начатая в этом номере Исторического вестника, будет полезна моим товарищам по профессии в контексте заявленного форума и его ожидаемых последствий.
Принципы периодизации
Приступая к периодизации истории какого бы то ни было научного направления (в данном случае это археология), следует помнить, что всякая наука есть живой, органичный процесс. Напротив того, всякая систематика, в том числе и периодизация, представляет собой жёсткую структурную решётку, которая накладывается на этот процесс извне, волею систематизатора. По этой причине какая бы то ни было систематика - даже лучшая из возможных, наиболее обстоятельно разработанная - никогда не сможет отразить интересующий нас исторический процесс во всей его полноте; никакая периодизация не в состоянии исчерпать содержание этого процесса. Однако, для того чтобы сделать живой процесс научного исследования обозримым, доступным для понимания, его необходимо упорядочить, т. е. привнести в этот процесс известную систему, поставить его в жёсткие внешние рамки, установить этапы процесса развития, в данном случае этапы процесса развития археологической науки.
Отсюда мораль. Ценность всякой без исключения периодизации определяется отнюдь не тем, сколь полно и адекватно она отражает естественный ход вещей (в данном случае историю археологической науки) -исчерпывающей полноты и адекватности здесь всё равно никогда не достичь. Ценность принятой периодизации определяется совершенно другим: тем, насколько она содействует пониманию предмета исследования. Если предлагаемая периодизация позволяет ответить на неразрешимые прежде вопросы, если она раскрывает новые перспективы в познании изучаемой дисциплины, то это хорошая, работающая периодизация, такая периодизация нужна и полезна. Издержки же и накладки, неизбежные при употреб-
лении всякой систематики, в данном случае извинительны и терпимы: гамбит - он и в историографии гамбит.
А далее начинаются требования и обязательства. Для того чтобы избранная периодизация стала полноценным рабочим инструментом исследователя, необходимо соблюсти два основных принципа. Во-первых, создаваемая нами периодизация должна быть единой для изучаемого предмета в целом. Какой бы аспект истории археологической науки мы ни рассматривали (будь это теория и методология, полевая и камеральная практика, хроника исследований, история научных школ и направлений, биографии наших людей, история учреждений, в рамках которых развивается археология, региональные особенности науки и прочее, и прочее), во всех без исключения случаях раз установленные рамки общей периодизации должны работать как система реперов. Не только история изучения того или иного памятника, не только судьба той или иной научной теории, но и личная судьба каждого археолога должна встраиваться в рамки единой периодизации истории науки - это sine qua non искомой систематики.
И, разумеется, такая периодизация не должна быть ограничена рамками отечественной археологии. В любой момент у нас должна быть возможность, корректируя даты, переложить принятую периодизацию на историю всякой другой национальной археологической школы. Иначе говоря, искомая периодизация - это периодизация истории археологической науки собственно как таковой. Последнее условие - это опять-таки sine qua non создаваемой системы. В истории археологической науки не должно быть несравненных сюжетов, эпизодов, коллизий, обстоятельств, школ и направлений; история нашей науки, рассматриваемая, образно говоря, как в микроскоп, так и в телескоп, должна быть сопоставима на всех уровнях, во всех своих гранях и деталях, иметь единую систему координат.
Сколь бы широко ни был взят предмет исследования и, с другой стороны, какой бы частный, локальный аспект этого предмета ни был принят к рассмотрению, избранная периодизация должна не только не искажать различные грани археологической науки, но
и прямо играть конструктивную роль - содействовать получению искомого историографического результата. Избранная периодизация должна быть такой, чтобы все без исключения объекты исследования в рамках нашей историографической дисциплины были выверены по одному реперу, чтобы у нас не оказывалось, ещё раз повторю, несравненного, несопоставимого материала.
Во-вторых, искомая периодизация должна соответствовать внутреннему механизму развития археологии, должна объяснять науку из неё самой. Более того, сама внутренняя логика, механика обустройства и движения науки должна раскрываться, проявлять себя посредством избранной периодизации, вытекать из её структуры. Иначе говоря, принимаемая периодизация должна обеспечить рассмотрение как археологии в целом, так и всякого без исключения её аспекта в качестве целостного, подчинённого внутренней логике развития гносеологического феномена.
Мы должны понимать археологическую науку, исходя из принятой периодизации её истории. Будем откровенны: никаким другим способом понять нашу науку мы всё равно не сможем. А потому искомая периодизация исторического процесса должна служить инструментом понимания, она должна разъяснять нам нашу науку - только тогда это будет правильная и полезная, действительно нужная, работающая историческая периодизация, а не вольная игра праздного, скучающего ума.
Категории науки
Очевидно, что периодизация, отвечающая столь высоким требованиям, может быть основана лишь на одном критерии, подобно тому как всякая вообще работающая система координат должна быть основана на одном исходном репере. Двойственность, а тем более множественность критерия очень скоро внесёт в периодизацию вирус - плюрализм, неконтролируемую дополнительность, разлад, сделает составные части предмета исследования несопоставимыми, несравненными.
Этого мало: искомый критерий следует брать не из случайно подвернувшегося под руку круга терминов нашей науки, но непременно из иерархически высшей понятийной сферы, т. е. из области категорий - основных,
наиболее общих понятий, которые определяют лицо, неповторимый облик науки, в данном случае археологии.
Раз категории есть основные, наиболее общие понятия, их не должно быть много. В дальнейшем я опираюсь на излагаемую ниже систему категорий археологии как на разумную, хорошо работающую, реально проверенную временем систему.
В основе этой системы лежит памятник как результат человеческой деятельности, непосредственно данный исследователю. Иначе говоря, памятник - это объективно существующий артефакт, артефакт в его онтологическом аспекте. Памятник есть объективная реальность, независимая от сознания исследователя и даже от факта существования исследователя.
В том случае, когда памятник вовлекается в сферу науки, вводится в научный оборот, возникает источник - информация, которую исследователь извлекает из памятника. Иначе говоря, источник - это осмысленный, понятый артефакт, артефакт в его гносеологическом аспекте. В отличие от памятника источник существует лишь там и тогда, где и когда существует исследователь. Источник, в отличие от памятника, субъективен, источник неотделим от исследователя; источник есть компонент (составная часть) исследователя. Более того, источник есть атрибут (неотъемлемое свойство, sine qua non) исследователя. Исследователь может обладать многоразличным спектром возможностей и способностей, этот спектр зависит от многоразличных исторических и личностных обстоятельств, но если нет источника, то нет и исследователя.
Но, разумеется, источник не самоценен, он нужен не сам по себе. Следом идут такие категории, как объект и предмет исследования - вообще всё то, что изучается посредством источника, что воссоздаётся на его основе. При необходимости объект и предмет могут (и должны) рассматриваться как отдельные, особые категории археологии. Однако в нашем случае такой необходимости нет. А потому сфера изучаемого посредством источника, т. е. предмет-объектная сфера вполне может рассматриваться и как единое целое.
Венчает искомую категориальную систему метод - приёмы, способы, умения и на-
выки исследователя, которые делают возможным весь этот познавательный процесс.
Далее очень важно обратить внимание на то, как соотносятся между собой элементы изложенной здесь категориальной системы. А соотносятся они весьма примечательно: памятник превращается в источник, объект (предмет) изучается посредством источника; а, для того чтобы всё это стало возможным, к источнику прилагается метод. Таким образом, для исследователя существует как познавательная реальность прежде всего и более всего именно источник.
Собственно, когда наступает момент истины и уже не надо выбирать выражений, наши коллеги так прямо и говорят, к примеру тот же А. Г. Фурасьев по ходу дискуссии на майской 2007 г. конференции в Эрмитаже: «Любая историческая концепция может быть использована в идеологических целях. Поэтому наша задача в такой ситуации, как историков в первую очередь, сохранять как приоритет свои источниковедческие позиции. Поэтому давайте обсуждать источники» [2, с. 589].
И в самом деле, обсуждать концепции, т. е. предмет-объектную сферу, бессмысленно, ибо это - сфера интересов: на уровне версии концепция недоказуема (она лишь более или менее резонна); а на уровнях гипотезы и теории концепцию опять-таки нужно не обсуждать, но доказывать. Обсуждать памятники тоже особого смысла нет, ибо памятник просто перестаёт существовать по мере того, как археолог оформляет источник. Ещё в 1910 г. об этом хорошо сказал А. А. Спицын: «Раскопка уничтожает навсегда памятник древности» [20, с. 125]. Более того, «раскопки прежних поколений учёных - сплошная порча памятников» [Там же, с. 9]. О себе, любимом, как полевике каждый из нас может думать всё, что угодно, но нельзя не признать: спицынская максима справедлива и будет справедлива всегда вплоть до второго пришествия. Проще говоря, для того чтобы создать источник, нужно уничтожить памятник: «Исследователь обязан ни на минуту не забывать, что он уничтожает навсегда изучаемый памятник старины» [Там же, с. 8].
Сверх того, памятники исчезают и независимо от процесса формирования источни-
ка, о чём опять-таки очень хорошо написал А. А. Спицын: «Серьёзная государственная нужда вызывает необходимость усиленных, можно сказать, напряжённых археологических раскопок. Памятники старины непрерывно гибнут - то от неблагоприятных физических условий, то под давлением практических нужд, в виде распашки земли или же устройства зданий, то от хищнических раскопок кладоискателей, промышленников и любителей. Власть почти совершенно бессильна в деле их охраны» [20, с. 6].
Для полноты картины следует, конечно же, помянуть и археологизацию памятника. С одной стороны, культурная форма, которая делает артефакт артефактом, неизбежно ветшает, распадается, уступая место естественным, природным компонентам памятника (в предельном случае вплоть до полного исчезновения артефакта). С другой стороны, утончается, делается всё более разрежённым и, наконец, исчезает культурный контекст, в котором памятник некогда существовал как актуальный артефакт (в предельном случае вплоть до полной утраты смысловой, содержательной стороны артефакта и обращения его в предмет неизвестного назначения). В обоих случаях памятник с течением времени делается всё менее содержательным, всё менее понятным. Не случайно Карл Ясперс ещё в 1949 г. подчёркивал: «Лишь прямое назначение орудий может быть понято однозначно, всё остальное остаётся нам недоступным» [21, с. 59].
Совсем другое дело - источник. Его гносеологический потенциал объективно неисчерпаем, а субъективно - зависит от глубины и силы ума исследователя, а также от общего состояния археологической науки (стояния на плечах великих предков). Во всяком случае, с течением времени археологический источник раскрывается со всё новых сторон, в новых смысловых пластах, делается всё более содержательным, всё более понятным.
Что же касается предмета и объекта, как бы их ни понимать, то они неизменно воссоздаются, т. е. представляют собой вторичную, умозрительную конструкцию, вырастающую в сознании исследователя из источника. Как бы мы ни формулировали объект / предмет нашего исследования, что бы мы ни изучали на любом уровне и в любом формате обобще-
ния, всё это всегда будет производной от источника, и ничем другим оно не должно быть (хотя, конечно же, может быть - голова, как известно, всё может; однако подгонку информации, извлекаемой из памятника, под a priori заданные объект и предмет исследования как занятие вненаучное я оставляю здесь без внимания). Метод же, сфера методическая и методологическая, вообще возникает и существует лишь там и постольку, где и поскольку возникает и существует археологический источник (как та пресловутая дверь, которая лишь постольку имя прилагательное, поскольку она к своему месту - дверному проёму приложена).
При этом, однако, общие памятники есть, к примеру, у археологов и почвоведов -но мы всегда отличим археолога от почвоведа. Общий метод может быть у археологов и геологов - но мы всегда отличим археолога от геолога. Можно даже сказать, что ни в геологии, ни в археологии, ни где бы то ни было ещё вообще нет своего метода в том смысле, что нет такого метода, который был бы присущ только и исключительно науке имярек - геологии, археологии etc. Общий объект может быть у археологов и этнографов - но мы всегда отличим археолога от этнографа. И, наконец, общий предмет может быть у археологов и историков - но мы всегда отличим археолога от историка.
Хорошая иллюстрация здесь - текстиль в его техническом отношении. Ибо технологию производства ткани равно изучают археологи, этнографы и технологи (соответствующего пошиба). У всех у них общие в данном случае памятник, объект и метод. А если принять во внимание, что все они историки (это справедливо даже по отношению к технологам), то и предмет исследования у них будет общий. Мы, однако, всегда различим применительно к технологии производства ткани спецификацию коллег и никогда не спутаем их профессионально-корпоративную принадлежность.
В своё время И. Е. Забелин обратил внимание на эту коллизию, причём как раз на иерархически высшем уровне, на уровне предмета исследования. «Задача археологии -воссоздать минувшую действительность во всех подробностях народного быта. Но ведь такая же задача и истории; где границы меж-
ду тою и другою наукою?» [19, с. 17]. В данном случае не так уж важно, как именно Иван Егорович провёл тогда, в середине 1870-х гг., эту границу (об этом подробнее см.: [3]); важно то, что он её действительно провёл.
Но ещё более важно сейчас, что возможность провести разграничительную черту между археологией и прочими родственными нам научными дисциплинами даёт именно источник - информация, которую исследователь извлекает из памятника и которая делает его, в силу нюансов этой информации, особливо археологом, почвоведом, геологом, этнографом, историком и проч.
Таким образом, источник - основная, иерархически высшая категория науки (в данном случае археологии). Только эта категория (а не памятник, не объект, не предмет и не метод) позволяет рассматривать науку о древностях как самостоятельную науку, т. е. как цельный, подчинённый внутренней логике развития гносеологический феномен. На всех прочих уровнях археология, как правило, сплетается и даже сливается (что, конечно же, очень хорошо и полезно) со многими естественными, точными и противоестественными науками.
И только особый, археологический взгляд на памятник, особое, археологическое осмысление памятника превращает исследователя посреди всех возможных профессионально-корпоративных вариантов именно в археолога. Иной взгляд, иное осмысление того же самого памятника дадут нам антрополога, ихтиолога, палеографа и т. д. На уровнях же прочих категорий научные спецификации будут сливаться даже и персонально, систематически давая нам в одном лице геолога и археолога, почвоведа и археолога, охотоведа и археолога, этнографа и археолога, лингвиста и археолога, этнографа и археолога, историка и археолога и проч. Более того, будем откровенны: никак иначе настоящий специалист и выглядеть не может, но это предмет уже совсем другого разговора.
Критерий периодизации
Это ещё не всё. Изложенная выше категориальная система с очевидностью свидетельствует, что история науки - это прежде всего и более всего история мысли. Разумеется, в науке существует множество различ-
ных по своей типологической природе мыслей. Но столь же очевидно и то, что раз история науки - это история мысли, то в первую очередь это история самой главной мысли, которая есть научное самосознание, т. е. понимание исследователем своей науки. Соответственно, в качестве искомого критерия периодизации истории науки следует избрать понимание одной из категорий, разумеется, основной, иерархически высшей категории. Меняется понимание такой набольшей категории - меняется лицо и язык науки, наступает новый этап её развития.
Итак, история археологии - это прежде всего история археологической мысли. Все прочие историографические аспекты нашей науки производны от этого обстоятельства, восходят к нему и могут быть поняты лишь из него и через него. Другими словами, основное содержание истории нашей науки -это то, как исследователи понимают археологию и как это понимание трансформируется со временем. В соответствии со всем вышеизложенным критерий периодизации истории археологической науки можно предварительно сформулировать как понимание археологического источника.
Но и это ещё не всё. Источник по природе своей - довольно сложная категория. На любой стадии развития археологической мысли мы видим несколько типов источника. Правда, типов археологического источника вообще немного: это в основе своей отдельно взятый предмет, который, сверх того, существует в контексте типологического ряда и / или археологического комплекса. Здесь важно, однако, то, что в разное время разные типы источника выходят на первый план и тем определяют движение науки, её лицо, иначе говоря, структуру и облик как источниковой базы, так и всего того, что воссоздаётся на её основе.
Получается, что каждая стадия развития археологической мысли может и должна характеризоваться тем, какой из типов источника оказывается в тот или иной период на роли основного. А потому в окончательном виде критерий периодизации истории археологической науки может быть сформулирован как понимание основного археологического источника.
От прото-археологического сознания к археологической науке
Если стратифицировать уровни археологической мысли в их исторической последовательности, то получится следующая картина: прото-археологическое сознание - археологическое сознание - археологический интерес - археологическое знание - археологическая наука.
Начнём ab ovo. Разумеется, тот факт, что старая вещь есть памятник древности, всегда был очевиден. Во всякой культуре, на сколь бы низком уровне развития она ни стояла, можно обнаружить старые вещи, а также сооружения, культурно значимые природные объекты, урочища и прочие материальные следы и остатки прошлого (независимо от того, как именно данная культура воспринимает и осмысляет феномен прошлого). В каждой культуре такие артефакты имеют смысл (как правило, большой), занимают важное место в культурной (как правило, культовой) практике. Но столь же очевидно и то, что этим памятникам в контексте архаичного мировосприятия отказано в гносеологическом содержании. В рамках архаичного понимания древности могли иметь либо сакральный, либо утилитарный смысл. Как удачно сформулировал ещё К. Н. Бестужев-Рюмин, «важность памятника определялась его святостью или его ценностью» [1, с. 150]: с памятником ассоциировалось поклонение (или поругание), с ним ассоциировалось корыстование (или отсутствие такового), но никоим образом не познание.
Своеобразное восприятие такого рода вещей, комплекс идей и представлений, связанных с этими вещами, могут быть определены как прото-археологическое сознание. В каждой культуре, начиная с древнейших времён и вплоть до современности, мы можем обнаружить более или менее значительные пласты этого сознания.
Из этого-то исходного, прото-археоло-гического сознания и вызревает собственно археологическое сознание - такое состояние ума, для которого артефакт, т. е. искусственно созданная вещь, уже есть исторический источник. Далее археологическое сознание порождает археологический интерес. Происходит это тогда, когда искусственно созданная вещь начинает не просто восприни-
маться как исторический источник, но признаётся за таковой в качестве гносеологической необходимости, насущной потребности.
В свою очередь, археологическое знание возникает с первыми попытками систематизации накопленного в значительном количестве, а потому ставшего неудобообозри-мым материала. На этом этапе археологический источник уже существует, но он всё ещё подводится в познавательном отношении под источники иных давно и хорошо известных наук. И наконец, археологическая наука может быть констатирована с того момента, когда её системы начинают строиться на внутренних, собственно археологических, т. е. формально-типологических, основаниях. Иначе говоря, археологическая наука возникает тогда, когда кладётся начало процессу создания собственно археологического источниковедения.
Каждый предыдущий уровень археологической мысли относится к последующему как действительность к перспективе. Каждый предыдущий уровень, а также их совокупность, есть непременное условие существования последующего. Каждый предыдущий уровень археологической мысли есть системообразующая составная часть, смысловое ядро последующего уровня. Каждый предыдущий уровень гносеологически шире, глобальнее, но вместе с тем и гносеологически мельче, поверхностнее последующего.
Итак, исходная стадия собственно археологической мысли - это археологическое сознание, т. е. восприятие вещи в качестве исторического источника. Как потенциальный исторический источник искусственно созданная вещь, т. е. памятник, обладает двумя важнейшими свойствами. С одной стороны, всякий артефакт по ходу своего исторического бытия археологизируется, т. е. выпадает из того культурного контекста, в котором он был создан, а затем функционировал как актуальный предмет культуры. Но вместе с тем этот артефакт, будучи археоло-гизированным, продолжает оставаться носителем исторической информации.
Кстати, этнографический памятник - это тот же артефакт, и он также несёт историческую информацию. Но, в отличие от памятника археологического, этнографический памятник пока ещё пребывает в живом культурном
контексте. Налицо, таким образом, возможность исследовать археологический материал методами этнографии (палеоэтнология), а этнографический материал - методами археологии (этноархеология). В конечном счёте памятники у археолога и этнографа одни и те же; различаются лишь данные тому и другому исследователю контексты бытования этих памятников. На выходе же формируется различное видение археологом и этнографом одних и тех же памятников...
И если теперь поставить проблему возникновения археологического сознания, то разрешение её естественно начать с проблемы прототипов археологического памятника. Что же необходимо для того, чтобы артефакт, т. е. искусственно созданная вещь, превратился в археологический памятник?
Прежде всего такая вещь должна быть по преимуществу древней, т. е. должна исчезнуть определённая часть культурного контекста, «культурного слоя», который придаёт и функциональный, и символический смысл данной вещи собственно как таковой. Чем вещь древнее, т. е. чем меньше в ней смысла явного и больше смысла сокровенного (или, что, строго говоря, то же самое, чем теснее круг памятников), тем больше её, вещи, гносеологическая значимость. Соответственно, возникает проблема археологизации артефактов, т. е. проблема размывания, исчезновения их культурных контекстов, смыслов.
Иначе говоря, перед нами проблема того, как обиходная вещь постепенно становится археологической вещью (памятником), проблема того, каким образом функциональное содержание вещи оттесняется на задний план её, вещи, гносеологическим содержанием. Из предмета актуальной, т. е. «живой», культуры такой артефакт превращается в предмет «мёртвой», т. е. переставшей существовать, культуры.
При акценте на этом обстоятельстве археологические памятники обыкновенно именуются древностями. И, кстати, antiquities -это не только памятники древности собственно как таковые, но и вообще старинные обычаи, традиции, всё, что уже отжило, потеряло силу, в том числе старомодные, почтенные, дряхлые люди, аристократия и проч.
Далее археологизированная вещь должна быть по преимуществу ущербной. Такая
вещь должна утратить полностью или частично способность функционировать по прямому назначению либо же заведомо быть созданной непригодной для утилитарного использования. С действительно повреждёнными вещами, битыми горшками и разрушенными сооружениями проблемы и в самом деле нет. Но, вообще-то, на практике многие археологические памятники оказываются вполне пригодными для работы, обитания, использования в качестве украшений, предметов культа и проч.
Здесь, однако, важны два обстоятельства. Во-первых, такие вещи в принципе не могут быть использованы именно для того, для чего они создавались, в силу исчезновения соответствующего культурного контекста. А во-вторых, эти сооружения и вещи обнаруживаются, добываются и осваиваются вовсе не для того, чтобы использовать их утилитарно, по прямому назначению. Так, православные иноки Египта и Сирии издавна обживали древние гробницы и каменоломни; камни древних построек и могильные плиты шли в кладку православных храмов; рязанские крестьянки издавна надевали по праздникам ожерелья, набранные из бусин, добытых в древних могилах (в домашних шкатулках городов и сёл Поочья до сих пор хранится множество таких бус); каменные топоры -традиционный на Руси, вплоть до наших дней, груз колодезных вёдер; и даже семипалатинские археологи на исходе XIX в. на своих учёных собраниях ничтоже сумняше-ся, не делая из этого тайны, резали бронзовыми ножами и скифскими кинжалами вполне современную колбасу.
Примеры такого рода, т. е. примеры ритуального причащения древности через памятники людьми всех без исключения народов и культур, можно приводить бесконечно. Сохраняя форму, но утрачивая при этом изначальную функциональность, искусственно созданная вещь многократно увеличивает тем самым свой сакральный (гносеологический) потенциал. И этот кумулятивный эффект понятен, ибо археологическая вещь тем-то и хороша, что принадлежит одновременно двум мирам: 1) тому миру, где она некогда функционировала как актуальный артефакт (была вещью), и 2) тому миру, где она есть сейчас (стала памятником). Выпадая из
культурного контекста, артефакт начинает ненавязчиво выступать как медиатор, как опредмеченный исторический процесс, т. е. как исторический процесс, который застыл, умер в продукте.
При акценте на этом обстоятельстве археологические памятники обыкновенно именуются следами и остатками. На языке наших западных коллег - remains; под этим именем подразумеваются не только руины, развалины, но и отбросы, остатки трапезы, мусорные кучи, останки усопших, палеонтологические окаменелости. А сверх того, что примечательно, и уцелевшие фрагменты произведений древних писателей.
Наконец, археологизированная вещь должна быть по преимуществу ископаемой. Это значит, что вещь или сооружение должны быть получены (стать доступными) такими способами, которые соответствовали бы характеру и смыслу искомых артефактов как археологических памятников. Вещь, которая возникает из прошлого, должна быть обставлена соответствующими ритуалами, соответствующими атрибутами процесса своего явления. Более того, способ, которым добыта древняя вещь, должен обеспечить соответствующую культуру её бытия в новой ипостаси - теперь уже как источника познания прошлого.
Но вот что обращает на себя внимание: здесь - в сфере приёмов и способов, методики обретения источника - особливый термин за именем археологического материала так и не закрепился. «Ископаемость» ни в одном из языковых вариантов так и не стала сколько-нибудь характеристичною аттестацией того, что вообще-то составляет преимущественный интерес археолога. Хорошо известное fossile - это, собственно, окаменелости, палеонтология, ископаемые минералы. Лишь в обиходе так скажут о человеке с устарелыми, консервативными взглядами, вообще о чём-то допотопном, но не более того. И уж менее всего fossile - это собственно археология, следы и остатки древности, так вообще не говорят. Здесь есть, над чем задуматься...
Нет сомнения, что корни прото-археоло-гического сознания восходят к изначальным состояниям культуры. И в древнейших известных нам культурах мы обнаруживаем немало важного в данном случае материала. Однако искать уже достаточно зрелые про-
явления этого сознания сподручнее всего на прото-государственных, т. е. варварских, героических уровнях культуры. Соответственно, ближайшие истоки археологического сознания нужно искать на тех стадиях общественного развития, которые непосредственно предшествуют цивилизации. Само же археологическое сознание вполне надёжно констатируется применительно к античности и Средним векам; здесь, впрочем, пока ещё нет археологического интереса.
Возникновение же археологического интереса (а вслед за ним и археологического знания) приходится в различных местах нашего глобуса на довольно широкий историко-культурный спектр - от эпохи Ренессанса и вплоть до Нового времени. А вот складывание собственно археологической науки -это уже сравнительно короткий и вполне определённый отрезок времени: 1760-1880-е гг., т. е. в среднем где-то в спектре четырёх-пяти поколений от кануна Французской революции до становления Германской империи, от прадедов к правнукам [15, с. 9-12].
Следующая часть работы как раз и будет посвящена переложению этой принципиальной схемы на периодизацию истории отечественной археологии.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бестужев-Рюмин К. Н. Русская История. - Т. I. -СПб., 1872.
2. Диктофонная запись дискуссий на заседаниях конференции «Сложение русской государственности в контексте раннесредневековой истории Старого Света» (18 мая 2007 г.) // Труды Государственного Эрмитажа. - Т. XLIX. -СПб., 2009. - С. 539-628.
3. Жук А. В. Проблема соотношения исторической и археологической наук на III Всероссийском археологическом съезде в Киеве в 1874 г. // Источники по истории Западной Сибири (история и археология). - Омск, 1987. -С. 96-102.
4. Жук А. В. Российская археологическая мысль в её развитии // Вопросы истории исследования и историографии археологии Западной Сибири. - Омск, 1992. - С. 35-40.
5. Жук А. В. Организация археологических исследований в Западной Сибири. 1860-1920-е годы : автореф. дис. ... канд. ист. наук. - Барнаул, 1995. - 29 с.
6. Жук А. В. Становление Сибирской археологии : программа спецкурса. - Омск, 1996. - 5 с.
7. Жук А. В., Тихонов С. С., Томилов Н. А. Введение в этоноархеологию : программа спецкурса. - Омск, 2000. - 15 с.
8. Жук А. В., Тихонов С. С., Томилов Н. А. Введение в этноархеологию. - Омск, 2003. - 71 с.
9. Жук А. В., Тихонов С. С., Томилов Н. А. Материалы к истории археолого-этнографических исследований в Сибири в ХХ веке // Этногра-фо-археологические комплексы. Проблемы культуры и социума. - Т. 6. - Новосибирск, 2003. - С. 32-48.
10. Жук А. В., Тихонов С. С., Томилов Н. А. Введение в этноархеологию : программа спецкурса для студентов исторических факультетов высших учебных заведений // Этнографо-археологические комплексы. Проблемы культуры и социума. - Т. 6. - С. 99-104.
11. Жук А. В., Томилов Н. А. Очерк истории этно-археологического направления // История. Антропология. Культурология. Программы и избранные лекции. - Ч. II. - Омск, 2004. -С.110-131.
12. Жук А. В. Василий Алексеевич Городцев в рязанский период его жизни, службы и научной деятельности. - Омск, 2005. - 535 с.
13. Жук А. В. Периодизация истории отечественной археологии // Современные проблемы археологии России : материалы Всероссийского археологического съезда. - Т. II. - Новосибирск, 2006. - С. 417-419.
14. Жук А. В., Тихонов С. С., Томилов Н. А. Этноархеология : программа курса (для магистрантов исторических факультетов высших учебных заведений). - Омск, 2009. - 16 с.
15. Жук А. В. Оружие мёртвых (к проблеме прото-археологического сознания) // Этнографо-ар-хеологические комплексы. Проблемы культуры и социума. - Т. 11. - Омск, 2009. - С. 9-31.
16. Жук А. В., Тихонов С. С., Томилов Н. А. Введение в этноархеологию : учебное пособие для студентов исторических факультетов высших учебных заведений // Этнографо-археологические комплексы. Проблемы культуры и социума. - Т. 11. - С. 79-124.
17. Жук А. В., Томилов Н. А. Периодизация истории этно-археологического направления отечественной науки // Труды III (XIX) Всероссийского археологического съезда. Великий Новгород - Старая Русса. - Т. II. - СПб. ; М. ; Великий Новгород, 2011. - С. 326-327.
18. Жук А. В. Русские археологи во Святой Земле. - Омск, 2015. - 100 с.
19. Забелин И. Е. В чём заключаются основные задачи археологии как самостоятельной науки // Труды III Археологического съезда в Киеве в 1874 году. - Т. I. - Киев, 1878.
20. Спицын А. А. Археологические раскопки. -СПб., 1910. - 127 с.
21. Ясперс К. Смысл и назначение истории / пер. с нем. - М., 1991. - 528 с.
