CC BY
5Е. А. ДОРОШ,
магистрант 1 года обучения, Минский государственный лингвистический университет, Республика Беларусь, г. Минск, ул. Захарова, 21, тел.: 8 9081 945 00 09, e-mail: eu.dorosh@ya.ru.
ПЕРЕВОД РАССКАЗА ХАЙКО ПАБСТА «OH, DU FRÖHLICHE...» НА РУССКИЙ ЯЗЫК (ЯЗЫК ОРИГИНАЛА - НЕМЕЦКИЙ)
КАК ПРЕКРАСНА ТЫ, РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ПОРА.
Воспоминания из дневника 1978 года
Часть 1: Выстрел в супермаркете. В преддверии Рождества.
Поход по магазинам вдвоем с ней. Ей хочется найти себе пальто, теплое и не слишком дорогое. В последние дни она часто мерзла. И еще джинсы, а если останется немного денег, то и симпатичную блузку.
На улице холодно и в магазинах тоже. Сегодня он снова ударил ее. Снова на виду у всех. И как прежде, никто из тех, кто видел эту сцену, не вмешался. Когда я думаю, что все эти люди вели себя совершенно обычно и что я сам в подобной ситуации поступил бы точно так же, мне становится тошно.
Он становится все более жестоким. И это еще больше осложняет наши и без того непростые отношения. Отношения, о которых он, во имя всего святого, не должен даже догадываться.
Меня терзает мое бессилие против этой необъяснимой жестокости.
Предрождественская суматошная атмосфера торговых
© Е. А. Дорош, 2018
центров проносится мимо меня. Лишь время от времени до моего сознания доходит, что мы уже в четвертом, пятом, шестом магазине и все еще не нашли ничего подходящего. Пальто и брюки за триста марок? У меня такое чувство, что над нами просто потешаются.
Когда она говорит, что, должно быть, такие, как мы, не достойны того, чтобы не мерзнуть в зимние холода, я не нахожу, что ответить, мне хочется просто взвыть. Прямо в гуще этой безмолвной, нагруженной рождественскими вещицами толпы.
Она не хочет, чтобы мы шли, держась за руки.
Она боится, что он может где-нибудь случайно наткнуться на нас.
Мне кажется, это полная чепуха, и я говорю ей об этом. Но признаюсь, что понимаю ее чувства.
Стоя на эскалаторе, я постоянно ожидаю выстрела. Об этом я ей, конечно, не рассказываю. Я даже не представляю, в кого бы он выстрелил: в меня или в нее.
Пестрые вязаные перчатки стоят всего четыре с половиной марки. На них написано LOVE. Мне они очень нравятся. Когда позавчера я ездил на велосипеде по Густавбургу, чтобы подсчитать количество кнопочных звонков на домах, я почти отморозил себе руки. Ума не приложу, что делает с этой информацией тот, кто платит мне за такую работу?
Так где же выстрел?
На черное меховое пальто - разумеется искусственное - денег бы хватило, но мне оно не нравится, как-то не гармонирует с остальными вещами. Она решает не брать его.
Неужели она не имеет права чувствовать себя зимой тепло и уютно?
И еще ее головные боли. Вдруг это что-то серьезное?
Это ужасающее бессилие против жестокости.
Так где же выстрел?
Часть 2: Размышления в пути
Дома отмечают Рождественский сочельник. Несмотря на это, я пришел к тебе, я рад снова тебя видеть.
Первый день рождественских выходных. Даже гуляния вместе с твоими родственниками становятся для меня праздником. Я замечаю только тебя, я счастлив быть с тобой. Вечер кажется мне самым прекрасным рождественским подарком. Только мы вдвоем. Смех. Разговоры. Нежность.
А потом отпуск.
Горы, деревья, снег, уединение.
Взобравшись на гору - оглядываемся. Наши следы на снегу. Насколько хватает взора.
Я смотрю на тебя. Кудри, выбившиеся из-под шапки. Веснушки. Улыбка. Белые облачка дыхания. Слегка покрасневший нос. Ты обнимаешь меня. Поцелуй.
В нашей комнате по-уютному тепло. Я люблю засыпать рядом с тобой.
Ты хочешь еще на секундочку выйти. На пороге ты улыбаешься мне.
С громким скрипом захлопывается тяжелая дубовая дверь. Свет, исходящий от трех свечей, не в силах пробить мрак комнаты.
Холодно.
Тишина.
Кап... кап... кап.
Непрерывно падают капли с огромного сводчатого потолка. Я хочу подняться. Ничего не получается. Раздается лишь тихий треск массивного стула.
Капелька росы повисла на тончайшей серебристой нити, которую плетет большой черный паук. Он работает методично, не спеша. Есть что-то завораживающе-прекрасное в наблюдении за ним.
Легкая, становящаяся все плотнее паутина. Она уже опутала мое колено. Мои плечи, руки. Стул. Мое лицо. Теперь я вплетен в эту комнату.
Трещины в стене. Из них медленно сочится что-то темное. Темно-красное.
Я хочу проснуться, хочу, чтобы это был лишь сон.
Всего лишь кошмар.
Часть 3: Рождественский сочельник
После обеда
Каждый шаг вызывает приглушенный шум. Отпечатки резиновых сапог на снегу. Дорожка ведет прочь из деревни. Проселочная дорога по направлению к сахарному заводу. Потом она поворачивает направо. Пересекает запорошенные снегом поля.
Мои следы на снегу. Следы зайцев и птиц. Может быть, диких уток.
Вчера была облавная охота. Я видел ее из автомобиля, когда ехал домой. На поле, встав в круг, собрались около двадцати охотников. Ружья на изготовку. Гончие. Несколько детей. В центре круга застыл заяц. Я не хочу смотреть. Может быть, он уже мертв?
Все мои мысли о Хайке, я думаю о разрыве наших отношений.
Внезапно рядом со мной выскакивает испуганный заяц и, петляя зигзагом, убегает прочь. Всех зайцев они все же не поймали. У небольшого ручья резвится еще парочка.
Я подхожу к трем деревьям, которые стоят на берегу ручья тесно прижавшись друг к другу и все равно кажутся всеми покинутыми. Я думаю о Хайке. Почему в наших отношениях так внезапно наступила зима? Уединенно стоят здесь эти деревья, совсем без листвы. Но, по крайней мере, они не одиноки.
Я иду дальше. Вдоль ручья. Я думаю о Хайке.
Кое-где ручей замерз. На занесенном снегом льду видны следы птиц.
Приятно прогуливаться по снегу. Я был бы рад, если бы рядом шла Хайке. Я иду по полям. Мимо могучего орехового дерева. Я все еще думаю о ней.
Вспоминаю картину, которая ей так сильно нравится.
Не спеша возвращаюсь я в деревню. Следы зверей попадаются все реже. Чаще встречаются отпечатки сапог на снегу.
Вечером
Подарки уже давно распакованы. Я в гостях у Уши. Пока мы играем в сого, ее отец снова жалуется на боли. У него геморрой. Болезнь, которая вечно становится предметом шуток.
Спустя некоторое время мы с Уши отправляемся ко мне домой. Нас встречает ледяная атмосфера. Пока меня не было, мать успела поссориться с моей сестрой. Безмолвие. Насколько я могу вспомнить, Рождество у нас дома всегда проходит именно так. Ссора. Слезы. Молчание.
Уши хочет еще раз проверить состояние своего отца.
Боли стали практически невыносимыми. Я сижу на кухне, собираю пазл, который не закончил Ханс Бертхольд, думаю о Хайке и слушаю, как отец Уши мычит от боли.
Мы едем в скорую к дежурному врачу. Он приходит и осматривает пациента. Я слышу крик, и мне хочется плакать.
Мы едем в аптеку. Я не нахожу слов, чтобы утешить Уши. Я думаю о Хайке. Все это приводит меня в отчаяние.
В половине третьего я ложусь спать. Я думаю о Хайке. Я слишком измотан, чтобы плакать.
(Перевод Евгении Дорош, 2 место)
