CC BY
92
2007
ВЕСТНИК ПЕРМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
История и политология
Выпуск 3(8)
ИСТОРИЯ ПЕРМСКОГО КРАЯ
«ПЕРЕСЕЛЕНИЕ НАРОДОВ» В АРХЕОЛОГИИ СРЕДНЕГО ПРИУРАЛЬЯ
С.Н. Коренюк, А.Ф. Мельничук
Пермский государственный университет, 614990, Пермь, ул. Букирева, 15
Предпринята попытка проследить общие векторы влияния миграционных процессов, протекавших в степных пространствах Евразии в эпоху бронзы, раннего железного века и раннего средневековья, на социокультурную обстановку в таежной зоне Среднего Приура-лья.
Материалы археологических памятников различных исторических периодов в таежной зоне Среднего Приуралья, примыкающей к древней долине р. Камы, иллюстрируют более или менее динамичное взаимодействие древних общин региона и населения лесостепных и степных пространств Евразии. Наиболее ярко эти взаимоотношения проявляются в периоды сложных миграционных процессов, которые протекали на степных просторах Евразии в эпоху раннего металла, раннего железного века и раннего средневековья и приводили к серьезному нарушению культурно-социальной стабильности не только в среде южного населения, но и в таежном первобытном обществе Среднего Приура-лья.
Следует обратить внимание на то, что термин «Великое переселение народов», утвердившийся в историографии раннего средневековья, явно носит европоцентрич-ный характер и отражает в первую очередь мощное воздействие конгломерата культур степных евразийских масс, изменивших этнокультурную картину Центральной и Восточной Европы в этот период. Данное явление нашло воплощение в трудах позд-неантичных и восточно-римских историков (Дионисий, Иордан, Прокопий Кесарий-ский, Феофилакт Симокатта и др.), которые представляют нам сложную этническую мозаику из различных племен, входивших в сарматские, готские и гуннские суперсоюзы, а также катастрофические для поздне-античной цивилизации последствия движения этих масс населения на запад. По мнению В.П. Будановой, «Великое переселение народов - особый период исторического
развития, когда на значительном историческом пространстве (уже не античность, но еще не средневековье), ограниченном конкретными хронологическими рамками (II -VII вв.) и определенной территорией (Европа, Азия, Африка), взаимодействие варварства и цивилизаций достигло своей наиболее интенсивной фазы. Результатом этого взаимодействия, как следствия взаимопроникновения и взаимоуничтожения римского и варварского миров, явилось зарождение нового типа цивилизации»1.
Однако следует признать верной и точку зрения Я.А. Шера, согласно которой «кроме "Великого переселения народов" IV - VI вв. (сармато-аланы, гунны, авары и др.) были и не менее великие» движения групп людей, которые происходили «задолго до появления письменности и летописания» и оставили след в археологических источниках каменного и бронзового веков2. Эпохальные движения степных этносов в эпоху бронзы (срубно-андроновский мир) и эпоху раннего железного века (скифо-раннесарматский мир) не были известны древним историкам или не оказывали существенного влияния на античный мир (Геродот).
В связи с этим нам представляется интересным проследить общие векторы влияния миграционных процессов в степных пространствах Евразии в период раннего металла, раннего железного века и раннего средневековья на социокультурную обстановку в таежной полосе Среднего Приуралья.
Даже при беглом анализе исторических источников в археологии Среднего Приура-лья выделяются три яркие временные фазы,
© С.Н.Коренюк, А. Ф.Мельничук, 2007
которые по характеру материальной культуры, облику погребального обряда и, соответственно, идеологии, отражают серьезные изменения во внешне стабильных древних обществах региона, происшедшие явно под влиянием южных степных и лесостепных племен. Общим признаком для всех трех фаз служит появление в некрополях Среднего Приуралья погребальных комплексов, насыщенных предметами престижного воинского вооружения (клевцы, топоры-кельты, копья, мечи), что свидетельствует о начале формирования социальной дифференциации в древних общинах региона 3. Практически совпадает и география распространения этих инновационных измене -ний на карте Среднего Приуралья в различные исторические периоды - в сейминско-турбинскую эпоху (XVII - XV вв. до н.э.), раннюю стадию ананьинской культуры (IX - первая половина VI в. до н.э.), период «Великого переселения народов» (III -VII вв.).
Первая фаза знаменуется появлением в Среднем Приуралье комплексов турбинско-сейминского типа. Обнаружено 6 памятников этого хронологического периода, 4 из которых, включая крупный некрополь Тур-бино 1, - в окрестностях г. Перми. Е.Н. Черных и С. В. Кузьминых рассматривают «сейминско-турбинский транскультурный феномен» как результат мощного миграционного выброса населения (турбино-сей-минские мигранты) из Восточной Сибири (Алтай) на Запад, приведшего в короткий временной диапазон (XVII - XVI вв. до н.э.) к серьезному нарушению этнокультурного баланса в лесостепных пространствах Евразии4. Исследователи отмечают чрезвычайно «агрессивный характер» турбино-сеймин-ских групп населения. В их общественной структуре они склонны видеть «социально-клановую иерархию металлургов-коневодов»5.
Однако явление «сейминско-турбин-ского транскультурного феномена» имело скорее синкретический характер и было обусловлено не столько передвижением «металлургов-коневодов» из глубинных районов Сибири, сколько исключительно сложными социальными и демографическими процессами, протекавшими на территории андроновской культурной общности, где «выделилась группа военной эли-
ты - воинов-колесничих, сочетавших функции литейщиков и плотников - строителей колесниц и осуществлявших функции контроля за производством и дистрибуцией металла и охраны коллектива»6. По мнению Е.Е. Кузьминой, именно андроновскими племенами «были совершены важнейшие инновации в культуре в области металлообработки и транспорта и именно они установили широчайшие культурные связи не только с западными пастушескими племенами вплоть до Дона и Днепра, но и с северными охотниками Сибири,..»7. На территории андроновской историко-культурной общности, занимавшей огромные пространства Евразии, могла протекать миграция не только людей, но и идей, достижений и вещей . В связи с этим можно предположить, что неспокойный андронов-ский мир оказывал существенное влияние на население таежных областей Евразии и именно он выбрасывал в эти области небольшие группы мигрантов - носителей новых социально-экономических достижений, культурную принадлежность которых точно установить на основе современных исторических источников невозможно.
Инфильтрация этих небольших воинственных групп населения в Среднее При-уралье протекала из южных лесостепных районов Нижнего Прикамья вдоль широких пойменных пространств Камы, не исключено, что из бассейна р. Белой , где, согласно Е. Н. Черных и С. В. Кузьминых, обитала баланбашевская ветвь абашевского населе-ния9. Однако в бассейне левобережных крупных притоков р. Камы, за исключением р. Вишеры (Усть-Щугорское местонахождение), не известны металлические изделия, особенно оружие сейминско-тур-бинского типа. Наоборот, находки предметов сейминско-турбинского вооружения отмечены ближе к приустьевой части р. Камы и среднему течению Волги (Тактала-чук, Паново, Елабуга и т.д.)10. Отсюда предположение о появлении мигрантов из Западной Сибири по речным магистралям Урала «на больших лодках», позволяющих перевозить «даже лошадей»11, нам представляется необоснованным. Правда, в лесном Зауралье (Шайтанское озеро) недавно открыт крупный, очевидно, жертвенный комплекс сейминско-турбинских изделий, среди которых найдено много предметов
вооружения. По данным Ю.Б. Серикова, он соотносится с посудой коптяковского ти-па12. Любопытно, что посуда коптяковского типа и раннечеркаскульская керамика выявлены на постгаринском поселении Заоси-ново VII, близ г. Перми. Это позволяет полагать, что по р. Чусовой в область Среднего Приуралья предметы сейминско-турбинского типа попадали благодаря интенсивным культурным контактам местного населения с древними общинами лесного Зауралья, которые, возможно, обладали технологией изготовления бронзовых изделий в двухсторонних формах13. Эти культурные взаимоотношения по р. Чусовой были прочно налажены с эпохи энеолита, что хорошо отражается в материалах поселений гаринской культуры, содержавших комплексы керамики аятского и липчинско-го типов14. Кстати, вызывает сомнение и существование северного пути продвижения сейминско-турбинских групп населения на Печору, по линии Сатыга-Канино. Сей-минско-турбинские металлические предметы, вполне вероятно, могли попасть в бассейн Печоры в результате обменных операций по древнему традиционному пути: из верхней Камы по р. Вишере и р. Колве, затем по ее правому притоку р. Вишерке в озеро Чусовское, а из него по р. Березовке и с ее верховий по притоку р. Печоры - р. Во-лоснице15. Усть-Щугорское местонахождение сейминско-турбинского металла (2 кельта и вислообушный топор)16 является на сегодняшний день самым близким пунктом к находкам данного типа в Канинской пещере, которые, на наш взгляд, следует относить к обычным культовым дарам местного северного населения17, иначе непонятно такое утилитарное отношение древнего населения к драгоценным медно-бронзовым изделиям. В отличие от Среднего и Верхнего Прикамья в Печоро-Вычегод-ском регионе предметов воинского вооружения, за исключением кельта (Зарин-Яг), обломка наконечника копья и рукояти кинжала (Пижма II), не найдено. Это свидетельствует об отсутствии реальных данных о проникновении в столь северные широты востока Европы воинственных групп пришельцев из Западной Сибири. В настоящее время следует согласиться с мнением В.И. Канивца, исследователя Канинской пещеры, который соотносил найденные в
ней предметы сейминско-турбинского типа с раннелебяжской посудой18. Подобную точку зрения в последние годы защищает В.С. Стоколос19.
Сейминско-турбинское вооружение, выявленное на территории Среднего и Верхнего Прикамья, явно показывает, что в таежные районы региона проникли сравнительно небольшие активные группы людей, оснащенных передовым для того времени оружием юго-восточного происхождения. Но, к сожалению, авторы концепции «сей-минско-турбинского транскультурного феномена» совершенно игнорируют аборигенные группы населения, оставившие памятники поздней стадии гаринской культуры и постгаринского облика, которые были безусловно синхронны этому явлению.
В Среднем Приуралье сих пор не обнаружены поселения мигрантов. Во всяком случае, даже если пришлые группы населения находилась в регионе около 100 лет, то где они жили? Неужели мигранты обитали на освоенной гаринским населением территории без каких-либо контактов с ним, пополняя людские ресурсы только абашев-скими инкорпорантами?20 В позднегарин-ское время (первая половина II тыс. до н. э.) у аборигенного гаринского населения наблюдается перенесение жилых поселений на более низкие уровни боровой террасы р. Камы или на участки ее высокой поймы (Дикое Озеро, Рычино, Чашкинское озеро П-ГУ, Затон Ь^, Богомолово, Заосиново I и т. д.), что свидетельствует о значительном потеплении климата в этот период. В последующее, постгаринское, время (ближе к середине II тыс. до н.э. ) жилые поселения полностью примыкают к высокой пойме и в настоящее время перекрыты аллювиальными стерильными напластованиями (Заосиново VII, Партизанское)21. Следует отметить, что постгаринское поселение Заоси-ново VII обнаружено в непосредственной близости от разрушенного турбинского могильника Заосиново и в его кремневой индустрии ярко проявляются турбинско-сей-минские традиции22. Именно керамический комплекс этого поселения фиксирует своеобразные типы постгаринской посуды с гребенчатым орнаментом вместе с сосудами коптяковского и раннечеркаскульского облика, которые хронологически сопряжены с сейминско-турбинской эпохой23. К со-
жалению, не выявленные в свое время в пойменных пространствах среднего течения р. Камы памятники типа Заосиново VII могут в настоящее время находиться на дне водохранилищ.
В материалах Турбинского некрополя при ярко выраженном сибирском компоненте проявляются и восточно-европейские абашевские черты24. Это иллюстрируется также тем, что значительное число медных изделий абашевского облика в виде украшений найдено в жилых сооружениях поздней стадии гаринской культуры (Красное Плотбище, Старушка, Базов Бор и т.д.). Помимо украшений в ареале гарин-ской культуры были найдены два медных наконечника копий с разомкнутыми втулками абашевского облика: один - на многослойном поселении Заюрчим I, близ г. Перми (исследования В.П. Денисова, 1956 г.), где изучены остатки позднегарин-ских жилищ, а второй - на острове Якимово Веретье (сборы О. Пуляра), напротив поселка Бор-Ленва Добрянского района Пермской области25. В связи с этим любопытно то, что эти наконечники копий обнаружены близ предполагаемых сеймино-турбинских могильников Заосиново и Бор-Ленва. По типологии они относятся к середине II тысячелетия до н.э. Характерно, что выявленным абашевским древностям этого времени в ареале распространения поздне-гаринских памятников сопутствуют находки каменных балановских боевых топоров (7 местонахождений), три из который найдено в окрестностях г. Перми, а один - у д. Гущата Добрянского района Пермской области, также вблизи сейминско-турбинских некрополей26. Таким образом, ближе к середине II тысячелетия до н.э. в таежной полосе Среднего и Верхнего Прикамья произошел выброс разнообразных синкретичных культурных импульсов юго-западного и юго-восточного происхождения, связанный со сложными этносоциальными процессами, протекавшими в лесостепных и степных пространствах Евразии. Появление сейминско-турбинских древностей в Среднем Приуралье знаменует своеобразный этап в процессе перехода культуры местного позднеэнеолитического населения в эпоху бронзы. Логично этот постгаринский переходный период в древней истории Среднего Приуралья рассматривать, следуя
М.Ф. Косареву и В.И. Матющенко (самусь-ко-сейминская или самусько-ростовкинская эпоха в Западной Сибири)27, как отдельную турбинскую эпоху.
Проникновение немногочисленных южных мигрантов в ареал распространения гаринской культуры вряд ли привело к существенным этническим изменениям. Они просто растворились в среде местного населения. Потомки гаринских общин составили основное этническое ядро последующих культур эпохи бронзы и раннего железного века Среднего Приуралья. В эпоху поздней бронзы в ареале распространения ерзовской культуры нет никаких материалов о существовании некрополей, за исключением отдельных погребений, слабо насыщенных инвентарем, на Заозерском могильнике (раскопки С.Н. Коренюка), что, видимо, обусловлено крайней бедностью металлических находок. Локализовать могильники этого периода на песчаных боровых террасах Среднего Приуралья, где органические остатки не сохраняются, довольно проблематично. Кстати, скудостью металлического инвентаря, отличаются и могильники более южной, приказанской, культуры эпохи поздней бронзы28. Данное явление следует объяснить тем, что в степных пространствах Восточной Европы и Центрального Казахстана в этот относительно мирный период наблюдается «тенденция к уменьшению находок бронзовых изделий в могильниках» и фиксируется отсутствие кодификации наборов вооружений воинских погребений29.
Вторая фаза существенного влияния южных степных элементов на материальную культуру древнего населения Среднего Приуралья связанна с раннеананьинскими древностями региона (конец X - VI в. до н. э.). В первую очередь, как и в случае с турбинскими древностями, это влияние проявляется в ярких погребальных комплексах данного периода, которые насыщены предметами воинского вооружения, часто импортного происхождения. На первой стадии развития погребального обряда ран-неананьинских общин (конец X - IX в. до н.э.) в составе захоронений обнаруживаются изделия периода Кобан II , по В.И. Ко-зенковой30 (железные наконечники копий, бронзовые булавы, кинжалы кабардино-пятигорского типа), фракийского гальштата
стадий HaB 1 и HaB 2 (железные наконечники копий) и новочеркасского типа (конское убранство). В VIII - начале VII в. до н.э. продолжаются связи с кобанской культурой (период Кобан III Б). В погребениях также встречаются вещи, аналогичные позднечерногорским, новочеркасским и раннесакским. В ананьинских древностях этого времени среди предметов вооружения выделяются биметаллические и железные кинжалы с брусковидным или валикообраз-ным навершием и прямым перекрестьем кабардино-пятигорского типа, двулопаст-ные втульчатые наконечники стрел, а также предметы конского убранства (бронзовые двукольчатые и стремявидные удила, трех-петельные с лопастью и трехдырчатые пса-лии, шлемовидные бляхи). В конце этого периода появляется оружие, близкое к скифскому, - биметаллические акинаки. В третьей стадии развития погребального обряда раннеананьинских общин (VII - первая половина VI в. до н. э. ) в захоронениях отмечаются частые находки вооружения и конского убранства раннескифского (второй - третий этапы раннескифской культуры, по Н.Н. Медведской31) и сакского облика32. Распространяются железные акинаки, боевые топоры-чеканы, топоры-секиры, бронзовые трехлопастные втульчатые наконечники стрел.
Материалы раннеананьинских некрополей объективно иллюстрируют формирование социальной стратификации древнего общества, в частности, с выделением вождей и воинских групп33. На основе анализа раннеананьинских могильников Волго-Камья Т.С. Патрушева различает девять групп мужских захоронений, принадлежащих представителям как привилегированных, так и непривилегированных страт ананьинского населения. Причем пять первых слоев составляют милитаризированные социальные группы - военные вожди, военачальники, воины различных рангов34.
Для представителей привилегированных страт в ананьинских некрополях характерны большие размеры и сложность погребальных конструкций. Выделяются бревенчатые и выложенные каменными плитами камеры-склепы (Першино, погр. 63-64; Ананьино, погр. G). Любопытно, что на территории ананьинских могильников выделяются специальные погребальные
комплексы для знатных людей, которых хоронили в престижных местах рядом с сородичами. Эти своеобразные «дома мертвых» не имели перегородок и очевидно, являлись семейными усыпальницами35. При исследовании Першинского некрополя выделено несколько групп погребений, в центре которых находились одна или несколько наиболее крупных богатых могил. Центральные погребения были окружены кольцом бедных захоронений, инвентарь в которых практически отсутствует36.
Социальные и имущественные различия в раннеананьинских обществах могли возникать не только внутри родового клана, но и между родственными общинами. Об этом свидетельствует сравнительный анализ двух одновременно существовавших некрополей - Першино и Залазная, которые расположены в 1,5 км друг от друга на правом берегу р. Камы. На Залазнинском могильнике в отличие от насыщенного оружием Першинского некрополя массивного вооружения из цветного металла и железа (наконечники копий, кинжалы, кельты), за исключением кремневых наконечников стрел, не выявлено. Это, очевидно, объясняется тем, что община, оставившая некрополь Першино, социально доминировала над населением, связанным с Залазнинским могильником37. Возможно, в раннеананьин-ских социумах существовали какие-то первичные формы межобщинной эксплуатации, например, в виде определенных натуральных повинностей38.
Появление военизированных страт в общинах раннего железного века в таежной зоне Среднего Приуралья обусловлено, на наш взгляд, непосредственным влиянием миграционных процессов, протекавших в степной Евразии в конце эпохи бронзы -начале раннего железного века (рубеж II и I тыс.- начало I тыс. до н.э.) и приведших к созданию феноменального скифо-сармат-ского кочевого мира39. Нам представляется, что серьезные социальные подвижки в ран-неананьинском обществе не могли происходить без участия небольших военизированных групп, пришедших, возможно, из южных районов Волго-Камья. Они могли стать катализатором в процессе создания первобытной военной структуры, куда впоследствии вошло аборигенное мужское население.
В этом плане события, зафиксированные в начале раннего железного века в Вол-го-Камье, напоминают проявление сейми-но-турбинского феномена в этом регионе. Проникновение небольших военизированных групп населения и распространение престижных предметов вооружения в Среднее Приуралье, судя по географии расположения этих находок на раннеананьин-ских памятниках, особенно некрополях, явно осуществлялись, как и в эпоху бронзы, вверх по течению р. Камы. Самый северный могильник ранней стадии ананьинской культуры находился на месте д. Скородум, чуть выше по р. Каме предполагаемого могильника турбинского типа Бор-Ленва40. Севернее раннеананьинских некрополей не выявлено. Престижные предметы вооружения представлены на территории северных раннеананьинских общин с их традиционной присваивающей экономикой в виде случайных единичных находок (Курган , Уржа - Северное Прикамье; Слудка, Усть-Лыжа - Печоро-Вычегодский бассейн)41. Следует отметить то, что если бы в погребениях раннеананьинских некрополей не фиксировалась глиняная посуда как основной культуроопределяющий маркер, то возникла бы проблема их соотнесения с местными поселениями, так как в четко стратифицированных «закрытых» поселенческих ананьинских комплексах престижного вооружения алтайского, северокавказского, скифского и сакского происхождения не было найдено. Находки же некоторых драгоценных высокохудожественные изделий и предметов вооружения в Среднем Приуралье не имеют никакой привязки к конкретным раннеананьинским памятникам (Курган, Сарабаиха, Балатово, Усть-Качка, Юг)42. В середине VI в. до н.э. выразительные некрополи ранней стадии ананьинской культуры неожиданно, как и появились, прекращают свое функционирование. В поздний этап ананьинской культуры (V - III в. до н.э.) и в пьяноборско-гляденовское время (II в. до н.э. - III в. н.э.) материальная культура аборигенного населения приобретает типичный первобытный эгалитарный характер. Это явление, по справедливому замечанию В.А. Иванова, обусловлено тем, что «во второй половине и в конце I тысячелетия до н.э. со стабилизацией этнополитической обстановки в
Приуралье, когда территория региона оказалась довольно четко поделена между сарматами и финно-угорскими племенами, у последних происходит нивелировка военно-социальной структуры. Это было обусловлено и самим уровнем социально-экономического развития сарматов, оседлых племен региона, и в первую очередь зависимостью от окружающей экологической среды, отнюдь не способствующей созданию избыточного продукта, столь необходимого для содержания непроизводящей части населения (вожди, дружинники и т.д.)»43. Даже насыщенные вещественным материалом пьяноборские и караабызские некрополи не носят такого воинственного и социально-стратифицированного характера, как раннеананьинские могильники44. В Среднем Приуралье позднеананьинские и ранне-гляденовские могильники имеют очень бедные, почти безинвентарные захоронения, в которых найдены единичные костяные и железные наконечники стрел (Городок, Заосиново, Устиново, Болгары)45. Со стабилизацией военно-политического положения на юге у населения Среднего Приуралья в позднеананьинскую и гляде-новскую эпоху военизированные страты размываются и превращаются, очевидно, в обычные родовые легковооруженные формирования без четкого иерархического подразделения. Военная власть главарей в общинах позднеананьинского населения, вероятно, трансформируется в теократиче-
46
скую . Это подтверждается появлением в позднеананьинскую эпоху крупных общинных святилищ (Гремяча, Конец-Гор, Половинное I, Ермаши, Гляденово, Юго-Камск), часть которых в гляденовское время продолжали функционировать как своеобразные жертвенные места - костища47. Именно в этих эгалитарных святилищах во время культовых церемоний аккумулировались престижные изделия из цветных и драгоценных металлов и распределялся избыточный ресурс производимых древними общинами продуктов земледелия и животноводства.
Аналогичные инновационные процессы протекали в Среднем Приуралье в конце раннего железного века - начале раннего средневековья (IV - VII вв.), которые непосредственно связаны с зафиксированной не только археологическими, но и историче-
скими источниками эпохой Великого переселения народов в степных просторах Евразии. Эти чрезвычайно динамичные процессы в степях Восточной Европы нашли реальное отражение в археологических источниках Среднего Приуралья, о чем свидетельствуют, материалы памятников харин-ского (бродовского) типа48. Так же, как тур-бинские и раннеананьинские древности, харинские памятники включают погребальные комплексы с четко выраженным «милитаристским» уклоном и следами серьезной имущественной дифференциации.
В работах В.Ф. Генинга, Р.Д. Голди-ной, В.А. Оборина появление курганных харинских комплексов в таежной полосе Среднего Приуралья определенно рассматривается как инородный этнический всплеск (угорский, тюркский, готский) в ареале обитания местного, гляденовского,
49
населения . К сожалению, многие курганные могильники харинской эпохи разграблены в древности, что значительно снизило информационную ценность этих памятников как источников изучения социальных процессов в древних обществах Среднего Приуралья.
Этнокультурная принадлежность мелких военизированных групп населения, проникших в таежную область Среднего Приуралья, требует специального изучения. Нам представляется, что, как и в предыдущие исторические эпохи, инфильтрация пришлых групп населения вместе с инновационными веяниями с юго-востока и юго-запада была связана с районами Нижнего Прикамья (Башкортостан, Татарстан), где обитали близкие в этническом плане к гляденовскому населению Среднего При-уралья позднепьяноборские и позднекараа-бызские общины, которые оказались вовлечены в сложные военно-политические процессы, протекавшие в лесостепных и степных пространствах Восточной Европы в период гуннского нашествия. Движение пришлого населения осуществлялось, как в турбинскую и раннеананьинскую эпохи, не по пойменным пространствам р. Камы, а, скорее всего, по водораздельным, относительно равнинным территориям южных районов Среднего Приуралья, которые впоследствии, в эпоху позднего средневековья, служили ареалом обитания кочевого древ-небашкирского населения. Недаром некро-
поли харинской эпохи, за исключением до-брянской группы (Бурково, Большой Висим), расположены в относительном удалении от поймы р. Камы (бассейны средней Тулвы, Нижней Мулянки, Сылвы, Косы). Культурные инновации в лесной зоне Среднего Приуралья в IV - V вв. носили явно синкретический характер (сарматы, угры, готы). Мнение Р.Д. Голдиной о проникновении позднесаргатского населения в район Кунгурской лесостепи из юго-западной области Сибири через истоки рек Чусовой и Сылвы нам представляется слабо аргументированным известными археологическими источниками50. Дело в том, что по течению р. Чусовой не обнаружено ни одного курганного некрополя харинской эпохи. Древности харинского времени отмечены только в среднем течении р. Чусо-вой в виде небольшой группы селищ с позднегляденовской посудой (Пеньки, Саранское, Заозерье, Ромахино). В верхнем течении р. Сылвы также нет курганных ха-ринских некрополей и синхронных им поселений. Можно было бы предположить о движении позднесаргатского населения по лесостепным водораздельным пространствам вдоль р. Ирени. Но и в этом районе, несмотря на постоянные поиски, не выявлены реальные комплексы эпохи Великого переселения народов.
Серьезные социокультурные изменения в харинский период, безусловно, реанимировали процессы, связанные с усилением имущественного расслоения и милитаризации общества, протекавшие в регионе в сейминско-турбинскую эпоху и в раннеананьинский период раннего железного века. В указанный период общество в лесной полосе Среднего Приуралья отличается от пьяноборских военных общинных структур наличием небольших континген-тов тяжеловооруженных всадников и воинов, имеющих мечи (51,5%) и копья (53%) . Процесс «милитаризации» нашел отражение в культовой металлопластике гляденовского населения. Ранние культовые фигурки всадников гляденовских костищ обычно изображались или невооруженными, или оснащенными луком. Изображение всадника с мечом на поясе, выявленное на селище Пеньки на р. Чусовой (конец IV - V в.), относится к позднегляде-новскому времени52.
Однако система военизированных страт постепенно растворилась в недрах традиционных первобытных общин Среднего Приуралья. В погребальных комплексах позднеломоватовского времени (VIII -IX вв.) и родановской культуры (X -XIV вв.) также отразилась социальная стратификация общества, о чем свидетельствуют погребения вождей или главарей общин, насыщенные большим количеством вооружения и конского снаряжения, но четко не обособленных от погребений простых общинников53. Это служит показателем стабилизации военно-политической обстановки в южных районах Волго-Камья, где возникает государство Волжская Булгария, с которым налаживаются интенсивные торговые отношения54. Появление многочисленных городищ в ареале распространения родановской культуры может свидетельствовать о военных конфликтах между северными и южными общинами древнего коми-пермяцкого населения.
Таким образом, при анализе археологических материалов разных эпох (турбин-ская, раннеананьинская, харинская) обнаруживаются общие моменты в формировании и развитии социальных структур древних обществ в Среднем Приуралье:
1. Проникновение небольших пришлых военизированных групп населения из южных лесостепных районов Волго-Камья.
2. Формирование военных страт и, соответственно, возникновение социальной и имущественной дифференциации во время глобальных военно-политических событий в лесостепных пространствах Евразии (сей-минско-турбинская эпоха - XVII - XV вв. до н.э.; раннеананьинская эпоха - IX -VI вв. до н.э.; харинская эпоха - IV - VII вв. н. э ). Значительное снижение уровня вооруженности населения со стабилизацией политической обстановки и превращение военных структур в обычные воинские формирования типа ополчений, вооруженные копьями и луками.
3. Образование общего для всех эпох географического ареала распространения инноваций, что свидетельствует об интеграции древних обществ в единую этническую (прапермскую, древнепермскую) среду, за исключением географического ареала культурных изменений в харинскую эпоху, расширяющегося не только в связи с
внешними инфильтрациями южного населения, но и благодаря внутренней миграции позднегляденовских общин, осваивавших среднее течение р. Сылвы и бассейн р. Об-вы.
4. Протекание в Среднем Приуралье эпохальных процессов под влиянием климатических изменений, связанных с потеплением.
5. Синкретичный характер культурного влияния во все эпохи: в турбинскую эпоху значительное влияние андроновской историко-культурной общности и абашев-ского населения лесостепных областей Восточной Европы, в раннеананьинскую -проявление связи с южными районами Западной Сибири и Казахстаном (ранние саки), Северным Кавказом (поздний Кобан, киммерийцы), степными пространствами Восточной Европы (ранние скифы, савро-маты), в харинский период - проникновение разнообразных в этническом плане культурных импульсов (поздние сарматы, древние угры, готы).
6. Отражение в исторических временных фазах эпохальных изменений в социальной и экономической жизни древних общин Среднего Приуралья: в турбинской эпохе - перехода от позднего энеолита к эпохе бронзы, окончательного утверждения производящей экономики в регионе; ранне-ананьинском периоде - перехода от эпохи бронзы к эпохе раннего железного века, становления черной металлургии в экономике, увеличения численности населения, консолидации прапермского населения в бассейне средней Каме, проявления внут-риобщинных социальных конфликтов, строительства многочисленных укрепленных поселений; в харинском времени - перехода от эпохи раннего железного века к эпохе раннего средневековья, формирования культуры и этнической территории древних коми.
Примечания
1 Буданова В.П. Варварский мир в эпоху переселения народов. М., 2000. С. 7.
2 Шер Я.А. Об одном из «великих переселений народов»? // Палеодемография и миграционные процессы в Западной Сибири в древности и средневековье. Барнаул, 1994. С.42.
3Алекшин В. А. К вопросу о методике реконструкции социальной структуры по данным погребального обряда (по материалам древне-
земледельческих культур) // Предмет и объект археологии и вопросы методики археологических исследований. Л., 1975. С.51.
4 Черных Е.Н., Кузьминых С.В. Памятники сейминско-турбинского типа в Евразии // Археология СССР. Эпоха бронзы лесной полосы. М., 1987. С.103-105; Они же. Древняя металлургия Северной Евразии. М.. 1989. С. 269-277.
5 Черных Е.Н., Кузьминых С.В. Памятники сейминско-турбинского типа... С. 104.
6 Кузьмина Е. Е. Место андроновской культурной общности в Евразии // XV Урал. археол. совещ. Оренбург, 2001. С. 88-89.
7 Кузьмина Е.Е. Место андроновской культурной общности. С.88-89.
8 Шер Я.А. Об одном из «великих переселений народов»...С.42.
9 Черных Е.Н., Кузьминых С.В. Древняя металлургия.. С.274.
10 Там же. Указатели 1 1; 2,1..
11 Черных Е.Н. , Кузьминых С.В. Древняя металлургия. С.273.
12 Устное сообщение Ю.Б. Серикова (Нижний Тагил).
13 Викторова В.Д., Шорин А.Ф. Коптяки V, селище, Коптяковская культура // Уральская историческая энциклопедия. Екатеринбург, 1998. С. 276.
14 Бадер О.Н. Поселения турбинского типа в Среднем Прикамье // Матер. и исслед. по археологии СССР. 1961. № 99. С.40, 60, 183.
15 Оборин В.А. Культурные связи племен Верхнего Прикамья с племенами северо-востока Европы в эпоху железа // Древности Восточной Европы. М., 1969. С. 156-157.
16Мельничук А.Ф., Тавризян М.В. Малоизвестные бронзовые предметы турбинского хронологического горизонта из Верхнего Прикамья // Пермское Прикамье в истории Урала и России. Березники, 2000. С. 29-32.
17 Канивец В.И. Канинская пещера. М., 1964. С.49-65.
18 Там же. С.82.
19 Стоколос В. С. Бронзовый век Северного Приуралья в свете новых данных. Сыктывкар, 2005. С. 20.
20 Черных Е.Н. , Кузьминых С.В. Древняя металлургия. С.274.
21 Денисов В.П., Мельничук А.Ф. Заосинов-ское VII поселение и проблема формирования культуры эпохи бронзы в Среднем Прикамье // Поздний энеолит и культуры ранней бронзы лесной полосы европейской части СССР. Йошкар-Ола, 1991. С. 107; Материалы исследований Н.Л. Решетникова. Хранятся в Сарапульском краеведческом музее.
22Денисов В.П.. Мельничук А.Ф. Заосинов-ское VII поселение . С.104, рис. 2.
23 Косарев М. Ф. Первый период развитого бронзового века Западной Сибири (самусько-
сейминская эпоха) // Археология СССР. Эпоха бронзы лесной полосы СССР. М., 1987. С. 268269; Шорин А.Ф. Среднее Зауралье в эпоху развитой и поздней бронзы: автореф. дис. ... канд. ист. наук. Новосибирск, 1988. С.12.
24 Бочкарев В.С. К вопросу о хронологическом соотношении Сейминского и Турбинского могильников // Проблемы археологии Поднеп-ровья. Днепропетровск, 1986. С. 78-111.
25 Бадер О.Н. Древнейшие металлурги Приуралья. М., 1964. С.167, рис. 122,7; Денисов
B.П., Мельничук А.Ф. Новые находки предметов вооружения эпохи бронзы в пермском Приура-лье // Историко-культурное наследие: новые открытия, сохранение, преемственность. Березники, 1999. С.34-35.
26Денисов В.П., Мельничук А.Ф. Местонахождения сверленных балановских топоров на территории Пермской области // Проблемы древней и средневековой истории Среднего Поволжья. Казань, 2002. С. 59-63.
27 Косарев М.Ф. Первый период. С. 268; Матющенко В. И. Древняя истории Сибири. Омск, 1999. С. 84-86.
28Халиков А.Х. Приказанская культура // Археология СССР. Свод археологических источников В1-24. М., 1980. С.24-25, 28, 31-33, табл. Д, Е, Ж, З.
29 Григорьев С.А. Древние индоевропейцы. Опыт исторической реконструкции. Челябинск,
1999. С.273.
30 Козенкова В.И. Хронология кобанской культуры: достижения, опыт, уточнения, нерешенные проблемы // Сов. археология. 1990. № 3.
31 Медведская И.Н. Периодизация скифской архаики и Древний Восток // Рос. археология. 1992. № 3.
32 Коренюк С. Н. О находках изделий сак-ского типа в пермском Прикамье // Пермское Прикамье в истории Урала и России. Березники,
2000. С.33-35; Он же. Ананьинская культура в трудах А.П. Смирнова и новые данные в ее изучении // Научное наследие А.П. Смирнова и современные проблемы археологии Волго-Камья. М., 2000. С.68-79.
33 Збруева А.В. История населения Прикамья в ананьинскую эпоху // Матер. и исслед. по археологии СССР. 1952. № 30. С.156; Халиков А. Х. Волго-Камье в начале эпохи раннего железного века (VIII -VI вв. до н.э.). М., 1977.
C. 94-95; Иванов В.А. Вооружение и военное дело финно-угров Приуралья в эпоху раннего железного века . М., 1984. С.84.
34 Патрушева Т.С. Общественные отношения в Волго-Камье в VII - VI вв. до н.э. (опыт археолого-социологического анализа материала могильников) // Финно-угры России. Йошкар-Ола, 1993. Вып. 1. С. 158-181.
35 Коренюк С.Н. Ананьинская культура в трудах А.П. Смирнова и новые данные ее изу-
чения // Научное наследие А.П. Смирнова и современные проблемы археологии Волго-Камья. М., 1999. С.36, рис. 1.
36 Коренюк С.Н. О форме социально-политической организации ананьинского общества // Проблемы древней и средневековой истории Среднего Поволжья. Казань, 2002. С.100-101.
37 Коренюк С.Н. О форме социально-политической организации... С.101.
38 Куббель Л.Е. Возникновение частной собственности, классов и государства // История первобытного общества. Эпоха классообразова-ния. М., 1988. С. 209.
39Мошкова М.Г. Предисловие // Археология СССР. Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время. М., 1992. С. 5.
40 Бадер О.Н. Могильник Скородум и ранний этап ананьинской культуры // Учен. зап. Перм. ун-т, 1960. Т. 12, вып. 1. С.132-151.
41 Ашихмина Л.И., Васкул И.О. Памятники ананьинской культурной общности // Археология республики Коми. М., 1997. С.346, рис. 13.
42 Коренюк С.Н., Денисов В.П. Находки мечей ананьинского времени в Пермском Прикамье // Пермское Прикамье в истории Урала и России. Березники, 2000. С.39-42; Денисов В.П., Коренюк С.Н. Чекан с р. Сарабаихи // Археология и этнография Среднего Приуралья. Березники, 2001. Вып. 1. С.137-142.
43 Иванов В.А. Вооружение и военное дело... С.84.
44 Там же. С.85; Зубов Э.В. Роль военного фактора в среде оседлых племен Волго-Камья и Западного Приуралья в эпоху Великого переселения народов // XIII Урал. археол. совещ. Уфа. 1996. Ч. 2. С.14.
45 Поляков Ю.А. Гляденовская культура // Археология и этнография Среднего Приуралья. Березники, 2001. С. 11.
46 Коренюк С.Н. Образ волка-собаки в идеологии населения Прикамья в раннем железном веке // Оборинские чтения. Пермь, 2004. Вып. 3. С.53.
47 Лепихин А.Н., Мельничук А.Ф. Гляденов-ское костище: каталог коллекции из собрания Пермского краеведческого музея. Пермь. 1997. Вып. 3. С. 45.
48 Голдина Р.Д. Ломоватовская культура в Верхнем Прикамье. Иркутск, 1985; Голдина Р.Д., Водолаго Н.В. Могильники неволинской культуры в Приуралье. Иркутск, 1990.
49 Генинг В. Ф. Очерк этнических культур Прикамья в эпоху железа // Тр. Казан. филиала АН СССР. Казань, 1959. Вып. 2. С. 182-189; Голдина Р.Д. Древняя и средневековая история удмуртского народа. Ижевск,1999. С.261-267; Бадер О.Н., Оборин В.А. На заре истории Прикамья. Пермь, 1958. С. 137-145.
50 Голдина Р.Д. Древняя средневековая история . С. 276.
51 Зубов С.Э. Роль военного фактора.
С.14.
52Мельничук А.Ф., Соболева Н.В. Селище Пеньки - памятник харинского времени на р. Чусовой // Приуралье в древности и средние века. Устинов, 1986. С.105, рис 2, 10; Мельни-чук А.Ф. Гляденовские всадники // Научное наследие А. П. Смирнова и современные проблемы археологии Волго-Камья. М., 1999. С.50-53.
53 Голдина Р. Д. Ломоватовская культу-ра.С.166.
54 Белавин А.М. Камский торговый путь. Пермь, 2000.
«AGE OF MIGRATION» IN ARCHAEOLOGY OF MIDDLE PRIURALYE
S. N. Korenyuk, A. F. Melnichuk
Perm State University, 614990, Perm, Bukireva, 15
The authors try to expose the main vectors of influence effected by migration processes of the Eurasian steppe in the bronze, iron and early medieval ages on the social and cultural situation in the taiga zone of Middle Priuralye.
