CC BY
137
С. Н. Коренюк, А. Ф. Мельничук, М.Л. Перескоков. ДИСКУССИОННЫЕ ВОПРОСЫ ИЗУЧЕНИЯ ЭТНОКУЛЬТУРНОЙ ИСТОРИИ ПЕРМСКОГО ПРИУРАЛЬЯ НАЧАЛА РАННЕГО
ЖЕЛЕЗНОГО ВЕКА
В продолжение дискуссии об угорской проблеме в Предуралье в статье приводятся конкретные факты, доказывающие, что находки материальных свидетельств присутствия на территории Пермского Предуралья групп лебяжского и гамаюнского населения весьма незначительны, соответственно существенного влияния на изменение этнокультурной ситуации в регионе эти группы оказать не могли.
Ключевые слова: археология, дискуссия, этнокультурная ситуация, эпоха бронзы, ранний железный век
S.N. Korenyuk, A.F. Melnichuk, M.L. Pereskokov DISCUSSION QUESTIONS OF ETHNOCULTURAL HISTORY OF THE PERM CIS-URALS AT THE BEGINNING OF THE EARLY IRON AGE
In the development of the discussion on the Ugric problem in the Cis-Urals concrete facts show that material evidence of the presence of the Lebyazhsk and Gamayun population is very insignificant. It means that they could not have a considerable impact on the changes of the ethnocultural situation in the region.
Key-words: archaeology, discussion, ethnocultural situation, the Bronze Era, the Early Iron Age
Данная работа является продолжением дискуссии об этнокультурной ситуации в Пермском Прикамье в раннем железном веке и средневековье, активно развернувшейся в археологии Урала в последние годы. В предлагаемой работе мы обратимся к анализу материалов более узкого хронологического периода, связанного с раннеана-ньинской эпохой Среднего Приуралья. Раннеананьинское население Верхнего и Среднего Прикамья наши уважаемые оппоненты продолжают представлять, используя противоречивые и хронологически слабо документированные источники, только в системе преобладающего «угорского этнокультурного компонента» (Белавин, Иванов, Крыласова, 2009. С. 259). Параллельно авторы с поражающей легкостью разрешают проблему формирования раннеананьинских комплексов со шнуровой и шнурогребенчатой орнаментацией в Среднем Приуралье (Белавин, Иванов, Крыласова, 2009. С. 43-44). Однако имеющиеся на сегодняшний день археологические материалы никоим образом не дают основания для завершения изучения этого сложного вопроса в археологии раннего железного века обширного региона.
Мы уже отмечали, что отнесение нашими оппонентами памятников «классического ананьино» Среднего Приуралья к угорскому этносу, в первую очередь, связано с тем, что древнее население этой культурной системы декорировало свои сосуды преимущественно шнуровым и шнуро-гребенчатым орнаментом (Мельничук, Коренюк, Перескоков, 2009. С. 112). А.М. Белавин и его коллеги до сих пор безапелляционно утверждают в литературе точку зрения о монополии в Среднем Приуралье угорского этноса на шнуровой декор в орнаментации керамической тары на всем протяжении железного века (Белавин, Крыласова, 2009. С. 124). Можно смело утверждать, если бы декор среднеприуральских сосудов был значительно обеднен,
© Коренюк С.Н., МельничукА.Ф., ПерескоковМ.Л., 2012
как на памятниках волжских ананьинцев (постмаклашеевцы), то этническая атрибуция среднекамских и верхнекамских ананьинских общин со всей очевидностью связывалась бы авторами с прафинским этносом.
Таким образом, А.М. Белавин и В.А. Иванов при защите своих положений были вынуждены обратиться к проблеме формирования классических раннеананьинских шнуровых и шнуро-гребенчатых комплексов в Среднем Приуралье. Естественно, при изучении генезиса «классического ананьино» они сосредоточились не на анализе и хронологии материалов конкретных археологических памятников (вещественный материал, кроме керамики, стратиграфия, жилища, погребальный обряд), а на ряде историографических позиций отдельных исследователей, которые, как и все гипотезы, носят вероятностный, а не априорный характер. По мнению наших коллег, среднеприуральские памятники «классического ананьино» формировались под влиянием миграций «сюда праугорских групп с керамикой лебяжского типа» и «прото-угорских переселенцев» гамаюнской культуры. Именно эти мигрирующие в Среднее Приуралье группы населения в их этнокультурных построениях «стали первопричиной складывания единого праугорского пространства на.. .западных склонах Среднего Урала в последующий период раннего железного века, и открыли угорскую колонизацию Предуралья» (Белавин, Крыласова, 2002. С. 98; Белавин, Крыласова, 2009. С. 120; Белавин, Иванов, Крыласова, 2009. С. 259).
К сожалению, незнание конкретных археологических материалов по поздней бронзе и началу раннего железного века Верхнего Прикамья и Северного Приуралья, кроме опубликованных данных в научных трудах, сразу же проявляется в характеристике памятников лебяжского и гамаюнского культурных кругов этих регионов, которые наши оппоненты априорно пытаются представить в «угорской окраске». Для чего это необходимо? А именно для того, чтобы доказать преобладающую угорскую этническую принадлежность памятников с раннеананьинской шнуровой и шну-ро-гребенчатой керамикой в Среднем Приуралье.
Мы уже аргументировали, правда, в статье широкого хронологического диапазона, совершенную неправомерность столь далеко идущих в историографическое небытие положений оппонентов о выдающейся «первопричиной роли» памятников лебяжского и гамаюнского кругов в становлении «классического ананьино» с шнуровой и шнуро-гребенчатой керамикой в Среднем и Северном Приуралье (Мельничук, Коренюк, Перескоков, 2009. С. 110-112).
Нас просто поражает удивительное незнание лебяжской проблемы в археологии Северного Приуралья и Верхнего Прикамья, которую демонстрируют уважаемые коллеги. Создается впечатление, что они никогда не держали в руках посуду этого культурного круга, и следуют во многом ошибочным взглядам Г.М. Бурова, который в среде раннеананьинских древностей совершенно неоправданно вывел гипотетический позднелебяжский тип посуды, в который были включены сосуды с гребенчатым, шнуровым, шнуро-гребенчатым декором (Буров, 1967. С. 122-123. Табл. XXV-XXVI; 1983). Как всегда наши оппоненты не любят ссылаться на работы своих коллег, чья точка зрения не совпадает с их постулатом о «миграции сюда в Среднее Приуралье праугорских групп лебяжского типа».
Впервые лебяжской проблемой в Среднем Приуралье занялся один из авторов настоящей статьи в 90-х гг. ХХ в., когда, с открытием стоянки Усть-Лемва, обратился к вопросу от историко-культурной ситуации в Верхнем Прикамье (выше
устья р. Чусовой) в постгаринскую эпоху, обширные регионы которого, в отличие от Среднего Прикамья, в тот период представляли собой малозаселенную территорию (Мельничук, 1996. С. 5-8). Лишь сейчас можно говорить, что в этой области с середины II и до начала I тыс. до н.э. обитали разрозненные группы постгаринского лебяжского населения (Мельничук, 2007; Мельничук, Майстренко, 2010). На сегодняшний день в Верхнем Прикамье имеются крайне скудные материалы лебяжских древностей с очень непредставительной и измельченной посудой (6 пунктов) - Усть-Лемва (раскопки А.Ф. Мельничука, 1980 г.), Усть-Онолва (раскопки К.М. Русановой, 1975 г.), Глубокое озеро II (раскопки Д.А. Майстренко, 2009 г.), Ораловское озеро II (раскопки Д.А. Майстренко, 2009 г.), Подбобыка (раскопки В.П. Денисова, 1957 г.), Черное Озеро (раскопки А.В. Рублева, 1984 г.) (рис. 1). К настоящему времени на этих памятниках найдено всего около десятка небольших черепков керамики с мелкозубчатой орнаментацией этого культурного горизонта. Лишь на поселениях Северного Прикамья вблизи границ с Коми республикой отмечается несколько больший комплекс лебяжской посуды, насчитывающий около 5 сосудов (Васюково II, Молог I, раскопки В.П. Денисова, В.А. Оборина). Ни одного фрагмента лебяжской посуды с гребенчатой орнаментацией в Верхнем Прикамье ниже устья р. Яйвы, левого притока р. Камы, не обнаружено.
Северное Прикамье, как и Северное Приуралье, являлось естественным ареалом обитания подвижных охотников лебяжского культурного круга, обитавшего в Верхнекамско-Печоро-Вычегодском регионе, которые совершали по его просторам внутренние миграции, обусловленные, в первую очередь, спецификой их хозяйственно-культурной деятельности. Это и объясняет то, что по своему характеру памятники лебяжских групп населения напоминают промысловые стоянки мезолитических охотников (малая площадь стоянок, площадки по изготовлению каменного охотничьего вооружения, нередко из ножевидных пластин, крайне малое число сооружений, в основном сезонного характера). О подвижности лебяжского населения свидетельствует крайняя малочисленность и фрагментарность глиняной посуды.
Более современные выводы исследователей (Л.И. Ашихмина, В.С. Стоколос), которые непосредственно занимались хронологией и культурной атрибуцией лебяжс-ких памятников Северного Приуралья, наших коллег совершенно не интересуют. Они продолжают упорно следовать давним взглядам ГМ. Бурова на хронологию и этническую природу лебяжского культурного круга (Буров, 1967; 1983). Взгляды В.Н. Маркова, последователя Г.М. Бурова в атрибуции типичной раннеананьинской керамики с шнуровым, шнуро-гребенчатым и гребенчатым орнаментом Северного Приуралья, как позднелебяжской или постлебяжской, и о ее влиянии на формирование керамических комплексов «классического ананьино» в Прикамье, ими принимаются за истину явно априорно (Марков, 2007. С. 56-57. Рис. 23-29; Белавин, Крыласова, 2009. С. 120 - 121; Белавин, Иванов, Крыласова, 2009. С. 259).
Однако В.С. Стоколос определяет, что «на бесспорно лебяжской керамике позднего этапа, включающей крестовидный элемент - шнур, змеевидный штамп и пр. поздних элементов - нет нигде» (Стоколос, 1997. С.259). Критика позиции В.Н. Маркова на формирование шнуро-гребенчатой керамики в Среднем Приуралье в результате миграций т.н. «позднелебяжского или постлебяжского населения» даны Л.И. Ашихми-ной и И.О. Васкулом: «Следуя логике В.Н. Маркова, раннеананьинские племена с территории ЕСВ приходят на Унжу, Ветлугу и Вятку. Однако в керамических комплексах поселений на этих территориях нигде не встречается в качестве примеси к гли-
не дресва, а только раковина. Керамика с примесью раковины и гребенчато-шнуровой орнаментацией изготовлялась населением Верхнего Прикамья (Васюковские стоянки). Видимо, именно с этим регионом следует связывать появление сосудов с гребенчато-шнуровой орнаментацией на указанных выше территориях» (Аших-мина, Васкул 1997. С. 333). Так называемую позднелебяжскую керамику Г.М. Бурова исследователи оправданно относят к ранней стадии развития ананьинской культурной общности - керамический тип Ласта (Буров Г.М., 1967. Рис. XXV, XXVI; Ашихмина, Васкул, 1997. С. 325. Рис. 5, 7-8). Таким образом, следуя В.Е. Лузгину, до сих пор «вопрос о поздней хронологической границе лебяжской культуры остается открытым» (Лузгин, 1967. С. 97). Определенным хронологическим маркером позднелебяжских комплексов с гребенчатым орнаментом служит появление на памятниках этого культурного круга явно зауральской посуды с крестово-струйчатой орнаментацией, аналоги которой В.С. Стоколос видит не традиционно в гамаюнской культуре, а в материалах молчановского типа Западной Сибири, относящихся к завершающей фазе эпохи бронзы (Ашихмина, 1984; Стоколос, 1997. С. 253).
Следует отметить, что раннеананьинская посуда Северного Прикамья (Чусовское озеро) чрезвычайно близка к т.н. «позднелебяжской или постлебяжской посуде». В настоящее время по керамическим комплексам раннего железного века Северного Прикамья археологами Пермского госуниверситета готовится ряд статей, где этот вопрос будет объемнее раскрыт. Однако уже ясно, что керамические комплексы различных периодов этого хронологического диапазона в Северном Приуралье и Верхнем Прикамье (до устья р. Чусовой) фиксируют не мощные миграции северного населения на юг, а ареал обитания небольших общин первобытных охотников и рыболовов с определенным хозяйственно-культурным типом, который и сказывался на некоем своеобразии облика их материальной культуры. Постоянные передвижения древнего населения в этом ареале в эпоху раннего железного века, в первую очередь, были связаны со способами его жизнедеятельности и адаптации к окружающей среде, а не с попыткой создания «единого праугорского пространства» в Среднем Приуралье. Не более того. Естественно, северное ананьинское население контактировало с родственными в этническом плане более южными оседлыми ананьинскими общинами Среднего Прикамья, что хорошо освещают материалы поселения Скородум, расположенного несколько выше от устья р. Чусовой. (Мельничук, Майстренко, 2010).
В этнической интерпретации памятников лебяжского культурного круга, как «угорских», наши оппоненты пытаются также следовать давним взглядам ГМ. Бурова (Буров, 1967. С. 183). Однако в насыщенном источниками, но историографически устаревшем (термины турбинская и синдорская культуры) труде Г.М. Бурова «Древний Синдор» прямо ничего об угорской принадлежности лебяжской культуры не говориться. Исследователь в своей работе лишь отмечает «в синдорско-ванвиздинских племенах заманчиво усматривать каких-то угров, в том числе, предков современных угорских народов. С ванвиздинской культурой, по-видимому, связана гидронимика на -ым -им. Можно предполагать, что более древнее население, родственное носителям этой культуры (синдорское и лебяжское), создало гидронимику на -ень-га, -онга, -уга, -юга в долине Северной Двины, на ее притоках в Онежско-Двинском междуречье» (Буров, 1967. С. 183). Однако исследователь совершенно не рассматривал вопрос о том, откуда и какие угроидные культуры эпохи бронзы Западной Сибири принесли на Европейский Северо-Восток Европы шнуровую орнаментацию.
Тем более все якобы «угорские» гидронимические построения, указанные ГМ. Буровым, в современной ономастике не разделяются авторитетными специалистами (См: Мельничук, Чагин, 2010. С. 149: Самарова, 2010. С. 26).
Следует констатировать, что никаких позднелебяжских или постлебяжских комплексов с шнуро-гребенчатым декором в Северном Приуралье не существует. Все так называемые шнуро-гребенчатые комплексы «позднего лебяжья» Северного Приуралья относятся к ранней стадии ананьинской общности (тип Ласта) и, естественно, синхронны памятникам «классического ананьино» Среднего Приуралья. Таким образом, никакого заметного движения северных позднелебяжских групп в Прикамье и участия «в сложении «классического» (шнурового) варианта ананьина в реальности не было. В связи с этим, крайне некорректна ссылка в контексте защиты «угорской» принадлежности «позднего лебяжья» (Белавин, Крыласова, 2009. С. 121) на мнение С.В. Кузьминых, который рассматривает лебяжские комплексы как постга-ринские с гребенчатой орнаментацией и отмечает, что «на севере и северо-востоке Европы .... появляются памятники типа Ласта, в керамике продолжается развитие лебяжской (гребенчатой) орнаментальной традиции, а появление шнуровых и змеевидных отпечатков рассматривается в контексте взаимодействия с прикамскими и зауральскими (очевидно, с носителями крестово-струйчатой посуды) группами населения (Кузьминых, 2007. С. 43).
Взгляды С.В. Кузьминых на сложную культурногенетическую основу генезиса шнуровых и шнуро-гребенчатых комплексов «классического ананьино» в Северном и Среднем Приуралье вполне оправданны. В финале эпохи бронзы в Пермском Приуралье на памятниках ерзовской культуры появляется талькированная керамика с крестово-струйчатым декором, которая ассоциируется у исследователей с носителями гамаюнской культуры, под влиянием которой, по мнению В.П. Денисова, шло изменение облика ерзовской культуры, в результате чего «пришельцы были быстро ассимилированы местными племенами, которые, однако, восприняли от них некоторые орнаментальные узоры» (Денисов, 1967. С. 48; Денисов, 1969. С. 324). При обсуждении доклада В.П. Денисова на IV Уральском совещании в Перми, ему было сделано справедливое замечание о том, что «гамаюнский элемент в Прикамье был слаб, чистых комплексов нет.» (Оборин, 1967. С. 217).
Нас привлекает неожиданное мнение В.Д. Викторовой, прозвучавшее при обсуждении докладов на IV Уральском совещании, и на которое не обратили серьезного внимания. Исследователь отметил то, что «наиболее важную роль во влиянии на Прикамье сыграли не столько гамаюнские, сколько племена с бархатовским типом керамики» (Оборин, 1967. С. 219). Современные материалы раскопок ерзовс-ких памятников подтверждают наличие взаимосвязей между ерзовским и бархатов-ским населением (Заюрчим I, Заозерье IV). Характерно, что по современным радиоуглеродным данным, полученным на материалах Красногорского городища в При-тоболье (жилище N° 6), в котором находились развалы сосудов бархатовского и гамаюнского типов, контакты между носителями этих керамических традиций относятся к концу X в. до н.э. (Аношко, 2003. С. 260; 2007. С. 120). Очевидно, именно в этот период происходит оформление новых керамических традиций, знаменующих переход к раннему железному веку в Среднем Приуралье.
Ссылка на давнюю научно-популярную книгу О.Н. Бадера и В.А. Оборина ничего существенного в «угорскую концепцию» наших оппонентов не вносит. Авторы
Рис. 1. 1. Находки гамаюнской керамики: 1. Васюково II; 2. Камень Варыш; 3. Камень Бычок; 4. Камень Филин; 5. Заюрчим I; 6. Заосиново VI; Крохово II. 2. Находки лебяжской керамики: 1. Молог I; 2. Васюково II; 3. Глубокое Озеро II; 4. Ораловское озеро II; 5. Подбобыка; 6. Усть-Онолва; 7. Усть-Лемва; 8. Черное Озеро. 3. Селище Скородум. 4. Северная граница ареала ерзовской культуры.
этой книги справедливо определяли, что «классическое ананьино» складывалось выше устья р. Вятки, т.е. на о территории всего Среднего Приуралья (Бадер, Оборин, 1958. С. 95). Однако гипотетический «толчок из-за Урала», принудивший ран-неананьинское население со шнуровой и шнуро-гребенчатой керамикой, мигрировать на запад, Нижнюю Каму, Среднюю Волгу, не подтверждается современными археологическими материалами. Неужели наши оппоненты верят в то, что это серьезное побуждение к обширным миграциям, якобы, создали мизерные группы гамаюнского населения, оставившие в районе г. Перми на поздних ерзовских памятников несколько сосудов.
По нашим подсчетам, на территории Среднего Приуралья найдено не более десятка талькированных сосудов гамаюнского облика, которые, как отмечают стратиграфические наблюдения, хронологически относятся к переходной поре от поздней бронзы к раннему железному веку (финальная бронза, исход бронзового века). Наибольшая их концентрация выявлена на позднеерзовских памятниках близ г. Перми, где они представляют крайне незначительную примесь к местному культурному горизонту финальной бронзы (Заюрчим I, Заосиново VI, Крохово II). В остальных частях Пермского Предуралья она найдена в предгорных районах (жертвенное место Камень Бычок на р. Вишере, камень Варыш на р. Березовая, камень Филин на р. Чусо-вая). Еще один небольшой комплекс гамаюнского облика выявлен на поселении Васюково II (Чусовское озеро) в Северном Прикамье на границе Пермского края с Коми Республикой (рис. 1). Судя по дисперсности местонахождений гамаюнской керамики в регионе, ее носители могли проникать в Верхнее и Среднее Прикамье не только с восточного склона Урала, но и из Северного Приуралья. Например, между гамаюнскими местонахождениями Васюково II (Северное Прикамье) и Усть-Волосница (бассейн Печоры) расстояние по прямой не более 50 км (Денисов, 1969. С. 324).
Под влиянием гамаюна возникает мода на украшение шейки сосудов пояском ямок с «отворотиками». Эта мода была кратковременной, и характерна только для начального этапа ананьинской культуры (3 тип «ерзовки» по В.П. Денисову). В это же время на раннеананьинской керамике изредка встречается резной крестовый орнамент. Таким образом, носители зауральской талькированной посуды могли играть определенную роль только в формировании раннеананьинской керамической традиции в Среднем Приуралье. Однако трудно предположить, что примитивные охотники и рыболовы, коими являлись малочисленные гамаюнские группы населения, могли оказывать существенное влияние на развитую культуру с производящей экономикой среднекамских позднеерзовских общин. Они как неожиданно появились, так и быстро растворились в среде местных намного более многочисленных обитателей в начале I тыс. до н. э.
Что касается нашей собственной этнокультурной оценки гамаюнских древностей, то мы солидаризируемся с осторожным мнением основного их исследователя В.А. Борзунова (Борзунов, 1992. С. 143), и склоняемся к точке зрения В.С. Стоколоса, основного исследователя памятников эпохи палеометалла Северо-Востока Европы, который считает, что в этот регион именно «на исходе бронзового века из-за Урала проникают самодийские группы с крестовой керамикой» (Стоколос, 1997. С. 276). Сам В.С. Стоколос, очевидно, опирался на положение М.Ф. Косарева, который считал что для территории Западной Сибири «мы вправе рассматривать население с крестово-ямочной и струйчато-ямочной керамикой, с одной стороны, и носителей гре-
бенчато-ямочного орнаментального комплекса, с другой стороны, в русле единой развивающейся самодийской общности» (Косарев, 1997. С. 317).
Непонятно какую роль, по мнению оппонентов, играет локальный чаркобожс-кий керамический тип в генезисе раннеананьинских памятников Среднего Приура-лья (Белавин, Крыласова, 2009. С. 120). В данном регионе не найдено ни одного черепка посуды этого культурного явления. В Северном Приуралье нет никаких данных по их относительной хронологии. Исследователи лишь констатируют, что сосуды типа «Чаркабож» лишь в этом регионе обитания их носителей «зафиксировали контакты зауральского и ананьинского населения и последующее смешение традиций». Эти керамические комплексы предположительно синхронны раннеананьинс-ким материалам с шнуро-гребенчатой керамикой типа Ласта (Ашихмина, Васкул 1997. С. 326, 333). Отдельные находки крайне небольшого числа раннеананьинской керамики с резным крестовым орнаментом известны в бассейне р. Вятки и Нижней Камы (Чутайские I и II городища, городище Черепашье, поселение Курган) (Марков, 2007. С. 57. Рис. 30, 1-4; 31). Можно лишь полагать, что появление столь незначительных керамических комплексов в Вятском бассейне и на Нижней Каме есть результат сезонных миграций северных ананьинских охотников или обыкновенной культурной взаимосвязи. Сомнительно, что эти явления оказывали какое либо влияние на изменение этнической обстановки в регионе.
Заданность «угорского вектора» во взглядах уважаемых коллег на этнокультурную ситуацию в Среднем Приуралье столь очевидна, что им совершенно не принципиальны проблемы хронологии ананьинских древностей, особенности погребального обряда древнего населения Волго-Камья, а «прежде всего, интересует этнокультурный аспект формирования ананьинской общности» (Белавин, Иванов, Крыласова. С. 32). Никто не отрицает, что в разных районах Волго-Камья и Приуралья процесс генезиса древностей АКИО носил своеобразный характер, обусловленный территориальной и природной спецификой отдельных регионов. В этом нет ничего удивительного. Однако культурная и этническая многокомпонентность в сложении ананьинского культурного мира не является постулатом, допускающим «складывания единого праугорского пространства на западных склонах Среднего Приуралья» в раннем железном веке. По С.В. Кузьминых мы видим, что в процессе формирования АКИО участвовали маклашеевские, «текстильные», лебяжские и другие постга-ринские популяции на исходе бронзового века. Взаимодействие данных групп населения и привели в разных частях обширного ананьинского мира к созданию несколько обособленных в культурном плане образований в виде акозинских, пост-маклашеевских и классических ананьинских древностей со шнуровой и шнуро-гре-бенчатой керамикой (Кузьминых, 2007. С. 43).
Наши оппоненты в качестве аргумента для определения угорской принадлежности памятников Среднего Приуралья с шнуровой и шнуро-гребенчатой керамикой подчеркивают суждение А.А. Чижевского, о том, что «культуры входящие в состав АКИО, несмотря на наличие у них некоторых общих черт, весьма специфичны и отражают, вероятно, существование разных этнических групп в пределах единой культурной области» (Чижевский, 2008. С. 86). На наш взгляд, они искренне заблуждаются. Всем известно, что в древности этничность могла определяться и в ареале родственных по языковой принадлежности племен, обладающих наличием у них некоторых общих черт и весьма специфических отличий. Например, культуры восточных славян в раннем
средневековье до образования Древней Руси связаны с племенами вятичей, кривичей, радимичей, новгородских словен и др., каждые из которых рассматривались
В.В. Седовым в качестве «отдельной этнографической единицы славянства» (Седов, 1982. С. 270). Подобные примеры можно привести, используя археологические материалы скифо-сарматского мира Евразии.
Мы не отрицаем, что в период сложения ананьинского культурного мира в Среднем Приуралье существовали связи с культурами Зауралья и Западной Сибири (например, бархатово и гамаюн), связанными с уграми или самодийцами, но никакого существенного влияния на надуманный процесс «вмещения» прапермского этноса в «праугорское пространство» в силу их малочисленности и более низкого уровня развития первобытной экономики они оказать не могли.
В связи с этим позиция С.В. Кузьминых о том, что «многими исследователями (и мною в том числе) ананьинская культурно-историческая общность (в широком понимании этого термина) рассматривается как колыбель предков прибалтийских, волжских финнов и пермских народов» намного предпочтительнее (Кузьминых, 2007. С. 450).
Серьезной источниковедческой несуразицей является тезис наших коллег о том, что «своим появлением в регионе носители «классического ананьино» вызвали в начале продвижение среднекамского (ерзовского) населения вниз по долине р. Камы до низовьев Белой. Но затем, сюда же, продвигаются и носители раннеананьинской ямочно-шнуровой керамики «классического» типа» (Белавин, Иванов, Крыласова, 2009. С. 43). Интересно откуда могли прийти в Среднее Прикамье носители «классического ананьино», если до сих пор «истоки керамики, украшенной сложной шнуровой орнаментацией, остаются во многом пока неясными»? (Марков, 2007. С. 56).
Мы уже в недавней в своей статье отмечали, что позднеерзовское население Средней Камы, относящееся к концу эпохи бронзы, которое наши оппоненты пытаются связать типологически то с маклашеевцами, то с курмантаусцами, никоим образом хронологически не совмещаются с носителями «классического ананьина», что доказывается чистыми жилищными комплексами и хроностратиграфией расположения жилищ на многослойных памятниках близ г. Перми (Коренюк, Мельничук, 2011. С. 179-180). В виду этого нам, неоднократно изучавшим комплексы этих периодов в Среднем Прикамье, совершенно непонятно, как носители «классического ананьина» раннего железного века вызвали миграцию позднеерзовского населения поздней бронзы из под Перми в низовья р. Белой, а затем, в силу каких-то неизвестных причин, это раннеананьинское сообщество со шнуро-гребенчатой керамикой продвинулось вниз по Каме, и в результате этого процесса в регионе «как бы раздвинуло предананьинское население» (Белавин, Иванов, Крыласова. С. 43). На наш взгляд, у авторов этой концепции, что-то неладное с хронологическим восприятием памятников эпохи поздней бронзы и раннего железного века Среднего Приуралья.
Прежде чем говорить о серьезных миграциях, необходимо изучить их причины, относительную демографическую ситуацию в зоне исхода мигрантов и в зоне колонизируемой ими территории, отметить цепочку памятников и местонахождений, связанных с миграционным потоком по пути его движение (Коренюк, Мельничук, 2011. С. 183-184). Никаких конкретных аргументов по этому поводу наши оппоненты не приводят, и их выводы носят явно декларативный характер.
Таким образом, ананьинских культурный мир, следуя С.В. Кузьминых, складывал-
ся под действием внутренней интеграции и относительных внутренних миграций разнообразных культурных систем эпохи поздней бронзы лесной полосы Восточной Европы (Кузьминых, 2007. С. 43). Если внешние миграции в начале I тыс. до н.э. и присутствовали (зауральское гамаюнское население), то они не представляли собой серьезного миграционного потока, который мог бы в корне изменить этническую картину Северного и Среднего Приуралья и создать здесь классический ананьинский мир в виде «угорского пространства».
Исследователям, работающим по изучению проблем переходной поры от поздней бронзы и раннего железного века Северного и Среднего Приуралья предстоят еще значительные усилия в более реальном познании культурогенетических процессов, протекавших в этих обширных районах. Для этого необходим не только детальный анализ уже добытых археологическими раскопками источников, но и поиск новых, в первую очередь, однородных в хронологическом контексте древних объектов, которые будут исследованы с новейших методических научных позиций.
Список литературы:
Аношко О. М., 2003.Переходное время от эпохи бронзы к эпохе раннего железного века в Притоболье // Проблемы изучения эпохи поздней бронзы и переходного времени Южной и Западной Сибири. - Барнаул: АГУ - С.259-263.
Аношко О. М., 2007. Общая характеристика бархатовской культуры позднего бронзового века Зауралья // Проблемы археологии: Урал и Западная Сибирь. - Курган: КурГУ - С. 114-121.
Ашихмина Л. И., 1984. Керамика гамаюнского типа на поселениях бассейна Печоры // Археолого-этнографические аспекты изучения Северного Приуралья. Труды Института языка, литературы и истории. Вып.33. - Сыктывкар: Коми филиал АН СССР. - С. 112-122.
Ашихмина Л. И., Васкул И. А., 1997. Памятники ананьинской культурной общности // Археология республики Коми. - М.: «ДиК». - С. 314-348.
Бадер О. Н., Оборин В. А., 1958. На заре истории Прикамья. - Пермь: Пермск. кн. изд-во. - 244 с.
Белавин А.М., Иванов В.А., Крыласова Н.Б., 2009. Угры Предуралья в древности и средние века. - Уфа: БГПУ - 285 с, ил.
Белавин А. М., Крыласова Н. Б., 2002. Эпоха бронзы в Пермском Предуралье // Очерки археологии Пермского Предуралья. - Пермь: ПГПУ - С.89-100.
Белавин А. М., Крыласова Н. Б., 2009. Шнуровой орнамент - этнический маркер в культурах Предуралья эпохи железа! // Труды КАЭЭ. Вып. VI. - Пермь: ПГПУ!
- С.118-124.
Борзунов В. А., 1992. Зауралье на рубеже бронзового и железного веков (гама-юнская культура). - Екатеринбург: УрГУ - 188 с.
Буров Г. М., 1967. Древний Синдор. - М.: Наука. - 220 с.
Буров Г. М., 1983. О нижнем хронологическом пределе лебяжской культуры // СА. № 2. - С.34-50.
Денисов В. П., 1967. Культуры эпохи поздней бронзы в Верхнем и Среднем Прикамье и их роль в формировании ананьинской культуры // УЗ ПГУ, № 148. Труды IV Уральского археологического совещания. - Пермь: ПГУ - С.29-50.
Денисов В. П., 1969. Свидетели древности - камень, бронза, железо // На западном Урале. Вып. 5. - Пермь: ПОКМ. - С.312-327.
Коренюк С. Н., Мельничук А. Ф., 2011. Спорные вопросы изучения этнокультурных процессов на территориях Пермского Приуралья в эпоху поздней бронзы // Труды КАЭЭ. Вып. VII. - Пермь: ПГПУ -С.175-187.
Косарев М. Ф., 1987. Некоторые вопросы этнической истории Западной Сибири // Эпоха бронзы лесной полосы СССР. Археология СССР. - М.: Наука. - С.314-317.
Кузьминых С. В., 2007. Этно- и культурогенетические процессы на севере Восточной Европы в финале бронзового и раннем железном веке // Пермские финны: археологические культуры и этносы. Материалы I Всероссийской научной конференции. - Сыктывкар: ИЯЛИ КНЦ УРО РАН. - С.41-47
Лузгин В. Е., 1967. Предананьинское время на Печоре // УЗ ПГУ, № 148. Труды IV Уральского археологического совещания. - Пермь: ПГУ - С.93-100.
Марков В. Н., 2007. Нижнее Прикамье в ананьинскую эпоху (Об этнокультуных компонентах ананьинских общности). - Казань: ИИ АН РТ. - 136 с.
Мельничук А. Ф., 1996. Усольское Прикамье в эпоху бронзы // Усольская старина. Коноваловские чтения. Вып. 2. - Березники. - С.5-8.
Мельничук А. Ф., 2007. Верхнее Прикамье в эпоху бронзы // XVII Уральское археологическое совещание. - Екатеринбург-Сургут: Магеллан. - С. 160-161
Мельничук А. Ф., Коренюк С. Н., Перескоков М. Л., 2009. Шнуровой орнамент
- этнический индикатор в культурах железного века Среднего Приуралья ? // Пермские финны и угры Урала в эпоху железа. Труды КАЭЭ. Вып. VI. - Пермь: ПГПУ-
С. 109-117.
Мельничук А. Ф., Майстренко Д. А., 2010. Культурно-хозяйственный тип населения Северного Прикамья в эпоху бронзы-раннем железном веке // III Северный международный конгресс. - Ханты-Мансийск-Екатеринбург: «ИздатНаукаСервис».
- С.113-114.
Мельничук А. Ф., Чагин Г. Н., 2010. Современное состояние «угорской» концепции в свете письменных и ономастических источников Пермского края // Вестник Пермского университета. История. Вып. 2(14). - Пермь: ПГУ - С. 140-153.
Оборин В. А., 1967. Обсуждение докладов и сообщений по проблемам происхождения ананьинской культурной области и ее локальных вариантов // УЗ ПГУ. Труды IV Уральского археологического совещания. №148. - Пермь: ПГУ!- С.216-223.
Самарова М.А., 2010. Топоформанты в гидрологии Удмуртии // Вестник Удмуртского университета: история и филология. Вып.2. - Ижевск: УдГУ- С.22-28.
Седов В.В., 1982. Восточные славяне в VI-XIII вв. // Археология СССР. - М.: Наука. - 328 с.
Стоколос В.С., 1997. Энеолит и бронзовый век // Археология республики Коми. -М.: «ДиК». -С. 213-313.
Чижевский А. А., 2008. Погребальные памятники населения Волго-Камья в финале бронзового-раннем железном веке: Предананьинская и ананьинская культурно-исторические области. - Казань: РИЦ «Школа». - 172 с.
