CC BY
62
ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ М.В. ЛОМОНОСОВА
О.Е. Кошелева
Ключевые слова:
школьные наказания, школьные уставы, вина, страх, стыд, М.В. Ломоносов, эпоха Просвещения.
ПРОБЛЕМА НАКАЗАНИЙ УЧАЩИХСЯ В XVIII ВЕКЕ
И ЕЕ ОСМЫСЛЕНИЕ М.В. ЛОМОНОСОВЫМ
В статье показываются принципиальные изменения, произошедшие в XVIII веке в сфере школьных наказаний: страх перед болью заменялся стыдом (страхом перед бесчестьем). Новые государственные школы были созданы в это время, их Уставы определяли школьные порядки и дисциплину. Авторами таких Уставов были видные деятели российского Просвещения и среди них М.В. Ломоносов. Согласно его Регламенту для гимназии при Московском университете (1756 г.) все наказания разделялись на «приватные» и «публичные». В обоих «разрядах» главным было поставить провинившегося в постыдную ситуацию, показать, что он - хуже других, т.е. задеть его социальную честь. Легкие физические наказания также не исключались. Ломоносов действовал в духе основных идей своего времени.
Наказания есть методы подавления «опасного» (в разных смыслах этого слова) социокультурного поведения. Проблема наказаний - проблема антропологическая. Она является производной от ответов на вопросы «Что такое человек?» и «Каковы те болевые точки», при нажиме на которые его нежелательное поведение может быть пресечено?».
Наказания - это один из способов манипуляции человеческим поведением и, в первую очередь -поведением детей. Способы и методы наказаний можно отнести к вечным проблемам педагогики, они, однако, изменялись в зависимости от социокультурных традиций разных эпох.
Работа выполнена при поддержке гранта РГНФ 11-06-00277а.
158
© Кошелева О.Е., 2011.
Поэтому и анализ выработки Ломоносовым мер наказания для Устава Московского университета должен рассматриваться и оцениваться в контексте понятий своего времени [10, с. 115, 133]. Ломоносовский Устав Университета - один из нескольких Уставов учебных заведений, появившихся в России в век Просвещения. Наряду с М.В. Ломоносовым авторами школьных уставов были такие известнейшие деятели российского просвещения, как Феофан Прокопович, В.И. Татищев, гр. К.Г. Разумовский, И.И. Шувалов, И.И. Бецкой, Ф. Янкович де Мириево и др. Таким образом, пенитенциарные нормы ломоносовского Устава могут рассматриваться в их ряду, а также сравниваться с прошлыми и последующими формами наказаний, принятыми в школах России. В рамках такой шкалы они могут быть исторически осмыслены и оценены.
Общеизвестным наказанием в период Средневековья как в России, так и на Западе являлось применение розги [2]. Необходимость физического наказания детей следовала из церковных представлений о том, что именно в подростковом возрасте греховность человека проявляется с особой мощью, поскольку незрелый разум не в силах ее сдерживать. Борьба с этой греховностью подростка и его ориентация на путь добродетели заключалась в его смирении и в страхе Божьем, что на практике выражалось в побоях. Часто детей пороли не за какую-то конкретную провинность, а вообще «для порядка» - всех вместе по субботам [3, с. 82].
Отсутствие розги означало отсутствие исправления нрава ребенка, место и значение розги нечем было заменить. Поэтому тех, кто детей не наказывал, справедливо осуждали за невнимание к ним. Множество древнерусских текстов увещевали родителей заниматься воспитанием детей и объясняли, что именно попущение порокам детей, а не применение к ним розги есть жестокость. Поэт и учитель царских детей Симеон Полоцкий в отличие от других авторов обращался не к родителям, а к детям с «увещанием» разумно воспринимать наказания. Он старался объяснить им в доступной форме пользу, происходящую от розги, и убедить, что наказания исходят от любящих их людей.
«Целуйте розгу, бич и жезл лобзайте, та суть безвинная, тех не проклинайте, И рук, яже вам язви налагают, ибо не зла вам, но добра желают» [22, с. 122].
Когда исполнявший в 1705 году дипломатическую миссию во Франции A.A. Матвеев там узнал, что есть методы, способные заменить розгу в исправлении детского нрава, он был поражен. В ряду иных своих особо значимых парижских впечатлений Матвеев отметил следующее:
«Больше же всего тот порядок в том народе хвален есть, что дети их никакой косности, ни ожесточения от своих родителей, ни от учителей не имеют, но от добраго и остраго наказания словеснаго (курсив мой - O.K.), паче, нежели от побоев в прямой воле и смелости воспитываются и без всяких трудностей вышеозначенным своим обучаются наукам» [21, с. 197]. Конечно, Матвеев несколько идеализировал французское воспитание, в нем розга тоже занимала важное место [2], но для нас, в первую очередь, интересна его реакция на такую новую форму воспитания.
Церковная точка зрения на греховность человека от момента его рождения в XVIII веке стала сосуществовать с иными воззрениями.
Во-первых, с мыслью о том, что нравственность является врожденным качеством человека и ребенок приобретает пороки, лишь встретившись в детстве с дурными нравами и плохими примерами (Ж.-Ж. Руссо).
Во-вторых, что новорожденный представляет собой «чистый лист» и приобретает нравственность через воспитание (Симеон Полоцкий, Дж. Локк). Каким бы то ни было способом, но пороки легко приобретаются ребенком и среди разнообразных средств, предлагаемых для их уничтожения (таких, как добрые примеры наставников, нравоучения и нравственные беседы, поощрения), наказания, безусловно, оставались как важнейшие, однако, в измененном виде. Они стали продуманы, ранжированы, разнообразны и более гуманны.
Теперь наказания - это важная часть открытого в XVIII веке нового феномена - феномена воспитания. Правильное воспитание детей осмысливалось в качестве революционного средства переустройства жизни: оно давало надежду взрастить поколение, отличающееся благородством, а также свободой от пороков и преступлений. Мысль о том, что преступность возникает из пороков, не искорененных в детстве воспитанием, нашла особое распространение в XVIII веке.
Эта идея правильного воспитания захватила внимание и общества, и государства. Школы оказались в фокусе интереса государства потому, что с их помощью открывалась возможность осуществлять «мягкий» социальный контроль за подданными [1, р. XXII]. Но государственными школами процесс образования отнюдь не ограничивался: дворянство создавало частные пансионы, организовывало домашнее обучение детей. Цели и методы воспитания равно, как и наказания в системе частного обучения и в семье, оказывались отличными от школьных методов, они образовывали разные воспитательные парадигмы. В XVIII в. появилось большое количество текстов, с разных сторон ставивших вопрос о наказаниях для детей, до этого времени такие тексты насчитывались единицами. Среди них были и указанные выше школьные уставы.
Наказания в них в первую очередь назначались за нарушение школьных правил, закрепленных теми же школьными уставами. Считалось, что приучение в школе к дисциплине, к подчинению властям и установленным нормам сформирует поведение подданных в их взрослой жизни. В Правилах для учащихся народных училищ (СПб., 1807 г.) говорилось: «Кто в юности учителю не послушен, тот, возмужавши, и власти гражданской обыкновенно не покоряется, и для сего ученику подлежит в училище к повиновению благовременно привыкать».
Наиболее ранний текст школьных уставов - это написанные в 1721 г. Феофаном Прокоповичем Регулы для своей школы-семинарии в Петербурге на р. Карповке. В них он перечислил проступки, требующие наказания. «Необычного» наказания требовали непристойные слова и «срамные» телодвижения, запрещались тайные-разговоры учеников, пересылка и передача друг другу писем (даже «добрых»), получение писем и их чтение без предварительного просмотра учителем, имение у себя еды и, особенно, вина и водки, имение денег, дружба со слугами, пересказ слухов о «людях сановитых». Каждый, кто знал о каком-либо из этих проступков и не донес начальству, подвергался такому же наказанию, как и виновный [20, с. 197-200]. Эти правила были похожи на тюремные, и Феофан сам это понимал, поскольку писал: «Таковое младых человек житие кажется быти ... заключению пленническому подобное. Но кто обыкнет так жить, хотя через един год, тому весьма сладко будет» [27, с. 52].
Эти правила не предполагали наличие «добрых начал» в учениках, они были направлены исключительно на предотвращение их злокозненных действий. О том, какие конкретно воспоследуют наказания за вышеуказанные проступки, Феофан написать счел излишним, кроме того, что они будут жестокими: ожидать следовало «за преступление жестокого наказания, и не надеясь оправдаться никаковыми отговорками» [20, с. 199]. Нетрудно догадаться, что под «жестокими наказаниями» Феофан имел в виду традиционную порку.
В составленном Феофаном же Духовном Регламенте в главе о «домах училищных» (т.е. школах) решение о том, как провинившийся будет наказан, перекладывалось на усмотрение «власти», которой обладали префект и ректор училища, и здесь уже предписывалось применять не только розгу, но и «слово угрозительное» [27, с. 52]. Школа для Прокопо-вича стояла в одном ряду с тюрьмой и с армией, в которых должна была царить дисциплина. Его отношение к «преступлениям и наказаниям» детей отражало суровую православную традицию.
Однако традиция эта все же имела ограничения в своей жесткости.
Так Львовский школьный Устав 1624 г., (в его Луцком варианте) рекомендовал ученика «за непослушание наказывать, но не тирански, а наставнически; не сверх меры, а по силам, не с буйством, а кротко и тихо...» [цит. по: 16, с. 134].
В Уставе для горнозаводских школ (1736 г.) В.И. Татищева впервые главной формой наказания названа не порка, а чувство стыда [6, с.166-178]. В нем о наказаниях говорилось следующее: «... ленивых наказывать, однакож не столько битьем, как другими обстоятельствы, а наипаче чтоб более стыдом, нежели скорбию, яко стоя у дверей, привязану к скамье и на земли сидя кому учиться, или неколико часов излишнее пред другими в школе удержать. И если такие наказания жестокосердому недостаточны, тогда биением по рукам или лехкою плетью по спине, токмо того весьма храниться, чтоб часто не бить, ибо тем более побои в уничтожение и ученики в бестрашие приводятся...» [23, с. 84]. Таким образом, Татищевым только для «жестокосердых» (отпетых) учеников предполагались физические наказания. Концепция наказаний у Татищева поддерживалась и в конце века. В «Экономе» И. Ляликова легко узнается текст Татищева, расширенный и дополненный за счет характеристики детских нравов [14, с. 143-144].
Инструкция президента Академии наук графа К.Г. Разумовского для Академической гимназии С.-Петербурга (1750 г.) отличалась особым вниманием к такой провинности, как нанесение бесчестья и профессорам, и товарищам-студентам. К нему отнесены «ослушание», «непочтение», «нанесение обиды». Мерой для суровости наказания являлась высота чина «обиженного» - за ректора полагалось две недели карцера, за профессора - неделю, за простого учителя - три дня, за товарища - день. Такой подход имел несомненное сходство со штрафами за нанесение бесчестья в Соборном Уложении 1649 г. «Бесчестье» вдпервую очередь задевало «чин», а не «личность» обиженного и постановляло меру наказания, соответственную чину. К проступкам отнесено также пьянство, ночевка вне дома. За эти нарушения «благопристойности» также полагался карцер, а за пропуск лекций и невыученные уроки - ношение специального «серого кафтана». Таким образом, наказанием для юного возраста становилась уже не порка, а карцер наподобие военной гауптвахты и «унижение его чина» через неподобающую тому одежду, которая вызывала смех и презрение окружающих [15, с. 195-196].
Пятью годами позже началось составление уставов для создававшегося Московского университета. Сначала наказания в гимназии при Московском университете определялись Инструкцией И.И. Шувалова (1755 г.) [9, с. 292], а затем - Регламентом М.В. Ломоносова (1756 г.)
[18, с. 459-461]. Шувалов очертил стратегию наказаний в самом общем виде: за «непристойные поступки» ученики должны наказываться способами, которые уже известны «по примеру других школ», но суть их - наказание «стыдом» через какое-либо символическое унижение. К малолетним ученикам были применимы легкие физические наказания. Наказания можно было заменять денежными штрафами и пускать деньги на благотворительные цели.
М.В. Ломоносов написал для университетской гимназии более обстоятельный регламент. В 7-ой главе «О поощрениях и наказаниях» он разделил все наказания (как и поощрения) на две группы: «приватные» и «публичные». «Приватные» наказания следовали за проступки небольшие, к которым отнесены «неисправление школьной должности или непристойные в доме и в школе поступки»„«публичные» - за серьезные нарушения, которые состояли в «великих пренебрежениях школьных должностей, чрезвычайной резвости или в важных преступлениях законов». Иначе говоря, проступки здесь имели следующую градацию: нарушение школьных правил, нарушение благопристойности, нарушение государственных законов.
«Приватные» наказания определены такие: «1-е) выговоры и угрозы, 2-е) понижение места, 3-е) чтоб тем кланяться в школе, которые себя хорошо оказали, 4-е) ставить среди школы на колени, 5-е) бить по рукам ферулею, 6-е) лозами по спине. Наказания «публичные»: «за великие пренебрежения школьных должностей и за чрезвычайную резвость: 1-е) отлучать от общего стола прочих школьников и кормить за особливым столом хлебом и водою, 2-е) надевать дурное платье в заплатах (коммент.1) и ставить при выходе всех школьников из Гимназии [коммент. 2), 3-е) садить в тюрьму, где бы кроме голого полу, ни сидеть, ни спать было не на чем, и кормить хлебом с водою, 4-е) давать на каждое утро по нескольку разов лозами». За важные преступления законов «держать до определения в тюрьме скованных, потом из Гимназии отсылать к суду гражданскому, куда надлежит». Передача школьников в гражданский суд, как и исключения из гимназии, могла производиться только по решению ректора и кураторов.
Таким образом, наказания «публичные» связаны для Ломоносова не с тем, что они совершались на «публике» (кланяться хорошим ученикам или стоять на коленях среди школы - тоже вполне публичное действо), а с тем, что они отделяли провинившегося от коллектива, делали его временным изгоем, «неприкасаемым» - он ел отдельно, носил дурное платье, сидел в тюрьме. Физические наказания,
как и во всех других уставах, не исключались, но должны были быть легкими (битье лозой или линейкой по рукам). В обоих «разрядах» наказаний главным для Ломоносова было поставить провинившегося в постыдную, униженную ситуацию, показать, что он - хуже других, т.е. задеть его социальную честь.
В 1758 г. М.В. Ломоносов повторил с небольшими изменениями эти же правила о наказаниях в регламенте для Академической гимназии [19, с. 166-169]. Подобный подход к наказаниям не был случайным - он соответствовал духу времени, когда «унижение чести» человека, или «нанесение бесчестья» было одним из самых болезненных оскорблений и состояло в основном в том, что человека понижали в его социальном статусе. Поэтому переодевание провинившегося в драную крестьянскую одежду символизировало именно такое «унижение» чина.
Созданные при активном участии Екатерины II Устав Кадетского шляхетского корпуса, Устав Института благородных девиц (оба - И.И. Бецкой), Устав народных училищ (Ф. Янкович) детально рассматривали вопрос о наказаниях, хотя наказания подчеркнуто не занимали главного места в воспитании учащихся [26]. Рекомендовалось провинившихся стыдить, лишать удовольствий и ограничивать в движениях. Екатерина склонялась к тому, что наказаний должно быть как можно меньше. Она писала: «Напрасно или не по важности вины употребляемая строгость бывает обыкновенно поводом к преступлению...». Екатерина указывала на проступки, свойственные детскому возрасту, и советовала не придираться к детям по каждому пустяку, давать им разумную свободу, не спуская, однако, проступков, происходящих «от злонравия, лености, упрямства, а паче от злобы» [24, с .5-15].
Давая распоряжения для составления Устава шляхетского корпуса, Екатерина указывала на то, что главным видом наказания должен быть стыд: «Послушаемся только законов природы; она дала человеку стыд для терзания его. Последуем ей, и зделаем, чтобы бесчестное стыду подвер-жение было главным наказанием» [24, с. 5]. Здесь стыд понимается уже не как понижение статуса, а как «категорический императив». Помимо стыда Екатерина обращалась и к совести как к внутреннему регулятору человеческого поведения: имеющий совесть не нуждается в наказаниях, поскольку совесть, «следуя за человеком везде, не дает ему пощады ни в каком случае» [24, с. 5]. А именно счастье человека являлось, по мнению Екатерины и ее просвещенных современников, целью образования.
Уставы для церковных школ - семинарий - предполагали следующие наказания для «неблагонравных и строптивых» семинаристов:
«А) увещание и выговор Инспектора в комнате перед соучениками.
Б) назначение особенного места за столом ниже всех и в стороне от прочих. С) осуждение на хлеб и на воду от одного до 7-ми дней. Сии три степени наказания определяются по благоусмотрению инспектора» [25, с. 15].
Таким образом, школьные Уставы XVIII в. признавали стыд в качестве главной формы наказания, трактуя его в разных вариантах, однако, полностью не отказывались и от «лозы», признавая ее необходимость для малолетних, а также при особо серьезных нарушениях дисциплины. Наказания стыдом подразумевало перевод ученика в изолированное (карцер) или ущербное состояние (плохая одежда, дурацкий колпак, лишение удовольствий и др.) по сравнению с другими учениками.
Эта идея наказания стыдом в дальнейшем также была отвергнута. В XIX веке школьные правила предлагали избегать уже не физических наказаний, а именно наказаний «унижением», которые рекомендовали Уставы XVIII в. Унижение, которое испытывал ученик, подвергавшийся наказанию стыдом, ломало в нем чувство собственного достоинства, которое в XIX в. стало одним из объектов воспитания. Так в «Уставе сельскохозяйственной школы», написанном Н.П. Огаревым в 1837 г., автор в первую очередь исходил из «отсутствия понятия о личном достоинстве» у простого народа, отчего, по его мнению, происходила «косность в нравственном и индустриальном отношениях», и стремился чувство личного достоинства привить своим крестьянским ученикам [17, с. 408].
Даже в школьном Уставе захолустной сельскохозяйственной школы Бежецкого уезда (1884 г.), в которой учились преимущественно крестьянские дети, к разделу о наказаниях было сделано следующее Примечание: «Употреблять позорящие наказания, унижающие юношу и оскорбляющие в нем чувство чести, например, постановка в угол или на колена пред цельным классом пагубно, как для имеющих возраст и сознающих свое достоинство» [5, л.4-5 об.].
К концу XVIII в. стали обращать внимание на особенности именно детских провинностей: понимание «шалости» как естественного свойства детской натуры, как «болезни возраста», не вызывающей больших опасений и не требующей особенной строгости встречается у разных авторов [8, с. 231]. Это различение вошло и в школьные уставы XIX в., в которых должны были быть «строго указаны и изложены градации между проступками и шалостями» [4, л. 4]. В XVIII в. при назначении наказаний не учитывали мотивацию детских проступков, к концу XIX в. их учет стал нормой, так в «Правилах о взысканиях» 1874 г., выпущенных Министерством Народного Просвещения, указывалось, что при наказании
в школах следует учитывать все мотивы и обстоятельства совершенного проступка.
Итак, школьные правила менялись вместе с изменением отношения к детству как к особому возрастному периоду, в котором к нарушениям норм поведения следует относиться соответствующим образом. Однако ни в коем случае нельзя ставить знак равенства между тем, о чем говорилось в школьных Уставах, и тем, что на самом деле происходило в учебных заведениях [12, с. 258-270; 11, с. 61,77], особенно военных, где далеко не все учителя разделяли идеи гуманного отношения к учащимися. Даже учащихся гимназии Московского университета нередко наказывали розгами, относя их к категории младших, для которых устав допускал легкие физические наказания, например, ученик, продавший книги, полученные им как неимущим за счет университета, был высечен в присутствии соучеников [7, с. 62].
Школьные уставы являются лишь одним из множества текстовых дискурсов о наказаниях детей, в то время как только привлечение разных жанровых текстов (трактатов о воспитании, школьной документации, автобиографических материалов) способно раскрыть всю глубину и противоречивость этой проблемы.
Возвращаясь к М.В. Ломоносову и его текстам о наказаниях, следует расценить их как свойственную и другим его просвещенным соотечественникам попытку найти новые формы воздействия на учащихся, помимо сечения их розгами. Важно не то, что он не отказывается от их применения в особых случаях, - это естественно для его времени (ком-мент. 3), важно, что Ломоносовым представлено самое ранжированное из всех школьных уставов описание как проступков, так и наказаний. Он хотел детально разделить разные степени провинности, что весьма отлично, например, от его предшественника Феофана Прокоповича, ограничивавшегося одним понятием «чинить жестокое наказание».
- Комментарии -
1. В университетской канцелярии сохранились документы за 1762 г. о пошиве для этих целей шести «мужицких кафтанов» [См.: 13, с. 275].
2. Ср. с обычаем ставить нарушившего социальные нормы члена общины перед входом в православную церковь, чтобы он просил прощение у входящих в нее.
3. Даже век спустя Н.И. Пирогов в циркуляре «Основные начала правил о поступках и наказаниях учеников гимназий Киевского учебного округа» (1859 г.) отвергая розгу, советовал применять ее
в гимназиях нечасто и в каждом отдельном случае - лишь по постановлению педагогического совета. Его желание ограничить практику телесных наказаний обернулось обвинением в негуманном отношении к ученикам.
- Литература -
1. Melton J.H. Absolutism and the eighteenth-century origins of compulsory schooling in Prussia and Austria. - Cambridge, 1988.
2. Бертрам Д.Г. История розги. - М.,1992.
3. Винский Г.С. Мое время // Русский Архив. 1877. Кн.1. Вып.1.
4. ГАТО (Государственный архив Тверской области). Ф. 862. Д.1. Л.4.
5. ГАТО. Ф. 862. Д.1. Л.4-5 об.
6. Демидова Н.Ф. Инструкция В.Н. Татищева о порядке преподавания в школах при Уральских казенных заводах // Исторический архив. 1950. Т. V.
7. Документы и материалы по истории Московского университета второй половины XVIII в. (в 3-х т.) / Подг. к печати Н.А. Пенченко. - М., 1962. Т. 2.
8. Долгоруков И.М. Повесть о рождении моем, происхождении и всей жизни // Кошелева О.Е. «Свое детство» в Древней Руси и в России эпохи просвещения (XVI - XVIII вв.). - М., 2000.
9. Инструкция, присланная от И.И.Шувалова директору Университета A.M. Аргамакову. Апрель-май 1755 г. // Белявский М.Т. М.В. Ломоносов и основание московского университета. - М., 1955.
10. Кон И.С. Запрещение телесных наказаний - глобальная проблема современной цивилизации // Рабочие материалы 9 международных лихачевских чтений / (на правах рукописи). 14-15 мая. - 2009.
11. Кон И.С. Телесные наказания в школах царской России// Вопросы воспитания. - 2011. - № 1 (6).
12. Кошелева О.Е. Краткая жизнь Дьяконова Приюта: идеалы и повседневность // Казус-9. - М., 2007.
13. Кулакова И.П. Университетское пространство и его обитатели. - М., 2006.
14. Ляликов И. Городской и деревенский эконом или книга домашней пользы, содержащая в себе: наставление городским и деревенским жителям, домоправителям, учителям - М., 1796.
15. Материалы по истории Санкт-Петербургского университета. XVIII век: Обзор архивных документов / Составители Е.М.Балашов, О.В.Иодко, Н.С. Прохоренко / Под ред. Г.А. Тишкина. - СПб., 2001.
16. Медынский E.H. Братские школы Украины и Белоруссии в XVI-XVII вв. и их роль в воссоединении Украины с Россией. - М., 1954.
17. Огарев Н.П. Народные земледельческие училища //Антология педагогической мысли России первой половины XIX века. - М., 1987.
18. Проект Регламента московских гимназий//Ломоносов М.В. Поли, собр. соч./ АН СССР. - М.-Л., 1950-1983.
19. Проект регламента Академической гимназии // М.В. Ломоносов о воспитании и образовании. - М., 1991.
20. Регулы семинарии преосвященного Феофана, архиепископа вели-коновгородского и великолуцкого // В. Смирнов. Феофан Прокопо-вич. - М., 1994. Приложения. - С.197-200.
21. Русский дипломат во Франции: Записки Андрея Матвеева / Публ. И.С. Шарковой. - Л., 1972. - С.197.
22. Симеон Полоцкий. Букварь, 1679 г.
23. Татищев В.Н. Инструкция «О порядке преподавания в школах при уральских казенных заводах» (1736 г.) //Антология педагогической мысли России XVIII века. - М., 1987.
24. Устав императорского шляхетного сухопутного кадетского корпуса. - СПб., 1766. - С.5-15.
25. Устав семинарий. - М., 1817.
26. Учреждения и уставы, касающиеся до воспитания и обучения в России юношества обоего пола. Т.1 и 2. - СПб., 1774.
27. Феофан Прокопович. Духовный регламент //Антология педагогической мысли России XVIII века. - М., 1985.
