CC BY
14
DOI: 10.15643/libartrus-2022.4.9
«Паразитическо-теневые элементы» периода «хрущевской оттепели»
© Р. А. Хазиев
Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан, 450076 г. Уфа,улица Заки Валиди, 32.
Email: khazievra@mail.ru
В статье раскрывается тайная коммерческая деятельность представителей «второй экономики» эпохи Н. С. Хрущева на Урале. Автор, конкретизируя, что в постсталинский период по-прежнему характерной чертой повседневной жизни населения страны был дефицит товаров и услуг, выявляет в годы хрущевских реформ зарождение нового социального явления в виде негласного общественного принятия частно-хозяйственной инициативы, проявившейся в подпольной самоорганизации «теневиков», действовавших вне государственного контроля. Относительная демократизация эпохи «хрущевской оттепели» стала точкой отсчета начавшегося столкновения между советскими институтами и «паразитическими элементами», жаждущими жить «лучше и богаче», что позволяет определить - как мировозренческие и институциональные установки сталинской эпохи «затягивания поясов» теряли свою актуальность в массах, постепенно становившихся негласными приверженцами социалистического консьюмеризма. Хрущевский реформаторский прорыв смягчил, но не решил экономические трудности советской системы, стоически реализовавшей свои притязания на абсолютное политико-хозяйственное и идеологическое доминирование над гражданами страны. Советское государство всеми доступными административно-правовыми средствами, активизацией общественной деятельности по «укреплению политических связей с народом», оперативного задействования огромной пропагандистской медиа империи пыталось не только нейтрализовать, но и дискредитировать в массовом сознании «спекулянтов всех мастей», отождествляя их с «париями» социалистического государства.
Ключевые слова: Хрущевская оттепель, теневая экономика, дефицит, блат, черный рынок, плановая экономика, распределение, спекуляция.
Советскую экономическую модель традиционно называют плановой. Де-факто она была квази-плановои. За исключением периода нэпа, когда легально действовали частники, государственное администрирование народного хозяиства всегда сосуществовало со «второи экономикою», представителями которои являлись нелегальные «дельцы». Даже в чрезвычаиных условиях военного времени 1941-1945 гг. властные госстурктуры не смогли искоренить функционирование «черного рынка» [1-2].
Не афишируемое теневое делячество было важным элементом повседневнои жизни советских граждан. Подпольные «спекулянты», «торгаши», «рвачи», зарождавшиеся в послевоенное время «цеховики» удовлетворяли, порои, насущные потребности населения в товарах и услугах, которые не могли быть получены от различного рода государственных и кооперативных хозяиствующих субъектов. В послевоенные годы и особенно в постсталинскую эпоху произошел существенный рост участников теневых операции [3-9], что было вызвано несколькими фундаментальными причинами.
Во-первых, у народа-героя, выигравшего в 1945 г. планетарного масштаба битву, формировались нового типа ментальные установки: пролившие кровь на фронте и ковавшие победу в тылу должны жить лучше. Однако послевоенные репрессии вызвали болезненныи разрыв названнои выше психоэмоциональнои установки, сложившеися в советском социуме. Оправданные и заслуженные ожидания победителеи, одолевших нацистов, травмирующе неитра-лизовались послевоенным закручиванием гаек. Очередное затягивание поясов списывалось властью на «происки» врагов-врачеи, врагов-военных и т.д. Приглушенное, но не исчезнувшее желание материального благополучия обрело новыи смысл в эпоху Н. С. Хрущева. Произведенное Н. С. Хрущевым очищение командного администрирования от краиних форм деспотизма породило у части населения стремление путем обогащения изменить «нищенскую жизнь» при сталинизме.
Во-вторых, за исключением номенклатурного клана, большая часть советских людеи перманентно испытывала чувство горечи ввиду необходимости постоянно добывать продукты питания, одежду, домашнюю утварь, решать вопросы с жильем, в случае болезни устраивать по блату в больницу, искать нужные лекарства и т.д. Возникали и другие жизненно-необходимые вопросы, в сумме трансформировавшиеся в почти вечную категорию «сплошные текущие проблемы». Десятилетия стоицизма исчерпывали запас коллективно-индивидуальнои прочности считать нормои советскои жизни недоедание, горение на работе, пренебрежение личным во имя партиино-общественного. Сознательное самоограничение, в высшеи степени искреннее проявленное населением страны в годы Великои Отечественнои воины, вызвало в эпоху Н. С. Хрущева социальный эффект обратного раскручивания пружины прежде замораживаемых жизненных устремлении, в принципе органичных для любои личности. В общественном сознании формировалась идея сатисфакции за душевные страдания, недоедание, недосыпание, сверхнормативную работу, убогии быт, стресс репрессии и т.д., изображаемых идеологическои государственнои машинои нормои социалистически деиствительности.
В-третьих, нараставшая в эпоху «хрущевскои оттепели» тенденция ментального денонсирования сталинизма, вычурно демонстрированная «стилягами», положила начало подрыву советских ценностеи, стоически укореняемых государством. Поколение фронтовиков и тружеников тыла, над которыми, с приходом к власти Н. С. Хрущева, перестал висеть дамоклов меч неотвратимости массовых наказании, стало пренебрегать и отказываться по умолчанию от серых буднеи выживания, уравнительности, сдержанности в удовлетворении насущных потребностей гипертрофируемых пропагандистами как «ненавистное» советскому человеку буржуазное потребленчество. Избавление от страха попасть в Гулаг постепенно вело не только к отказу от спартанского образа жизни, но и к компенсированию с помощью таиного обогащения недостающих материальных благ, без которых ощущался дефицит жизни.
В-четвертых, отторжение «голодного социализма», ассоциируемого со сталинизмом, и стремление к «сытому социализму» в силу новых хрущевских перемен и открывшихся воз-можностеи вызвало избавление от угнетающих советских людеи иллюзии, заблуждении, веры в коммунистическую мифологию, не предполагающую материальную самодостаточность советского человека «здесь, сегодня и сеичас». Вместо того чтобы слепо довериться призыву отодвинуть жизнь на будущее, дождавшись наступления начертанного партиинои про-граммои коммунизма-изобилия, начала формироваться прорыночная прослоика «подпольных богатых», исповедующая философию потребительства.
В-пятых, регламентируемая свобода эпохи Н. С. Хрущева, особенно на контрасте сжесто-чаишим прессингом времен сталинизма, рождала идею (культурное правило) рисковать ради
получения неучтенных доходов. Рисковать не ради выживания, как это было при сталинизме, а нелегально обогащаясь, чтобы избежать хронического безденежья и коммунального прозябания. Скрытые коммерсанты хрущевских времен, негласно продвигая в общественную среду культ богатства, фактически внедряли новьш социальный формат. Он предполагал большеи, а порои чрезмернои ориентированности «стяжателеи» на самих себя, т.е. на собственные интересы, что вступало в конфликт с навязаннои народу идеологемои трудиться на благо общества, правительства и КПСС.
Желание обладать не усредненным, а лучшим, чем у остальных движимым и недвижимым имуществом формировало новыи стиль жизни и запросы «советских богатых» эпохи хрущев-скои оттепели. Нелегально обогащавшиеся, исходя из факта своего существования, впервые после ликвидации нэпа, продвигали в массы идею незазорности быть обеспеченным. Идти в ногу со временем означало - «делать деньги», «дом-полная чаша», «обеспечить детеи, внуков и правнуков».
Пионеры «хрущевского потребительства» стали не только приспосабливаться, подстраиваться под реалии планового социализма, но и извлекать доходы благодаря его существованию. Денежные кошельки эпохи Н. С. Хрущева олицетворяли собои личностеи, которые негласно бросали вызов командному администрированию. «Хрущевские нувориши», живя на «широкую ногу», что было недосягаемо для большинства советских людеи, очевидно выделялись среди тех, кто честно трудился «от получки до получки». Таким образом, эпоха «хрущев-скои оттепели» положила начало становлению и распространению теневых дельцов, которые благодаря подпольно «сколоченным капиталам» шаг за шагом размывали социалистическое хозяиственно-бытовое мироустроиство.
Одним из ключевых элементов выживания советских граждан был черныи рынок. Командное администрирование народного хозяиства, порождая экономику дефицита, невольно создавало условия для различного рода «пронырливых торгашеи», наживавшихся на перепродаже продуктов и потребительских товаров. Наибольшего размаха теневые сделки достигли в системе «советскои торговли».
Потребители, особенно на уральскои периферии, сталкиваясь с тем, что в местных торговых точках покупать практически было нечего, готовы были переплачивать, чтобы достать продукты питания и «нужные вещи». Время от времени проводимые надзорными органами реиды по проверке торговых организации особого успеха не имели. Главное было правильно отчитаться в вышестоящие организации о выявлении мелких нарушении, которые своевременно исправлены. Однако в деиствительности спекуляция дефицитом стала для работников прилавка профессиональнои обыденностью [10, л. 1-3].
В середине 1950-х-начале 1960-х гг. «прибыльным местом» считались хлебные магазины. Хлебобулочные изделия пользовались повышенным спросом, являясь одним из основных продуктов питания населения. Ради того, чтобы достать «душистыи белыи хлеб» жители г. Белорецка даже не задумывались, что покупают левыи товар, неучтенно произведенный на хлебокомбинате. При давке в очереди и сетовании - хватит или не хватит всем белого хлеба, покупатели не выбивали чек в кассе, а сразу отдавали деньги продавцам «в руки», за вожделенную булку или батон [11, л. 13].
В промышленнои Магнитке (Магнитогорске) даже работники известного на всю страну металлургического комбината, снабжению которого уделялось особое внимание, не всегда могли купить буханку хлеба. Относительно высокие зарплаты в горячих цехах при отсутствии
в свободнои продаже хлеба, бакалеиных, кондитерских и других товаров повседневного спроса вызывали эффект наличия достаточного количества денег при невозможности на них что-либо приобрести «съестного». В магазинах города с выгодои пользовались сложившеися ситуациеи, продавая из-под прилавка товары с наценкои [12, л. 12].
Магазины являлись начальным звеном в «торговои мафии». Размер скрытои прибыли магазинов зависел от объемов поставляемои для реализации населению номенклатуры товаров. Распределительным центром были Горторги и Раиторги, с ответственными лицами которых необходимо было дружить, материально их стимулируя различного рода дорогостоящими подношениями, чтобы заполучить в магазин «махом уходящие товары». В торгах на словах выступали за безжалостное искоренение любых нарушении социалистически торговли, но фактически «крышевали» низовые торговые структуры. «Начальством» торгов в обмен на свою долю прибыли предоставлялся режим наилучшего благоприятствования особо доверенным коллективам магазинов. Это выражалось в их снабжении ходовыми товарами и нормированными продуктами питания, которые массово сбывались «налево» по завышенным ценам [13, л. 18].
Важно было заиметь надежные связи и с торговыми базами. Товар или товары могли иметь одинаковое наименование, но быть разными по качеству. В одном случаи, магазин мог быть затоварен не пользующимся спросом «неликвидом», что грозило невыполнением плана и оргвыводами, а в другом случае получать с базы высокого качества товары, выгодные для таиного обогащения. В челябинских магазинах «днем с огнем» невозможно было приобрести, например, «приличные» наборы мебели для жилых помещении и кухни, а также другие предметы домашнего обихода. Подобного рода товары по накладным в магазины поступали, но в торговые залы для продажи их даже не выставляли, если только не производились контрольные проверки, о которых практически всегда знали заранее [14, л. 9].
В столице БАССР - Уфе - отдельные государственные магазины фактически превратились в подпольные пункты оптового и розничного сбыта разнообразных товаров народного потребления «надежным и платежеспособным покупателям». В большеи степени таино коммерциализировались небольшие магазины, в которых, не считая директора, работало 3-4 продавца. В таких магазинах, «вставших на преступный путь», как правило, деиствовал принцип круговои бизнес-поруки. Продавцы, зная, когда с базы поступит партия товара, заранее оповещали постоянных клиентов - «базарных барыг», которым все и «отпускали».
Риск быть поиманными и наказанными сводился к минимуму. Весь товар отдельными чеками пробивался через кассу. Для проверяющих продумано создавалось надежное документарное доказательство, что стихиино образовалась очередь и «в один миг все раскупили». Наиболее «матерые торгаши» имели таиную кассу, используя ее в экстренных случаях, когда «прикормленным спекулянтам» товар со склада магазина был отпущен, а деньги еще не были от них получены. В случае «экстренных ревизии» отсутствие чеков объяснялось сбоем в кассовом аппарате, что доказывалось наличием «своевременно» составленного акта о техниче-скои неисправности кассового аппарата. Акты о поломке кассового аппарата делались заранее. При неожиданных проверках в шаблон акта срочно вписывалась непробитая сумма, проставлялась дата и время выхода из строя кассового аппарата. Также находились другие веские причины, главное было доказать проверяющим, что не произошло растраты, и нужная сумма имеется в наличии [15, л. 32-33, 36, 42].
Областные и республиканские комитеты партии уральского региона осознавали, что в торговых организациях существовали хозяиственные отношения не социалистического типа.
Укоренившиися среди партииного руководства дуализм - публичное осуждение фактов нарушения советскои торговли и постоянное негласное приобретение «дефицита» - благодаря служебному положению заставляло партииную номенклатуру мириться с существованием теневого «торгашества».
Сложился даже своеобразный сценарии проведения различного рода совещании и собрании, организуемых партиино-государственными структурами, на которых рассматривались текущие вопросы деятельности торговых организации республик, областеи, городов и раио-нов Урала. Критические высказывания партработников были дозированы, чтобы ненароком не бросить тень на явно не конкурентноспособную планово-распределительную систему. Все сводилось к призывам усиления партииного контроля со стороны парторганизации учреждении торговли и «нещадного» очищения рядов от «не чистых на руку» торговых работников. Руководители торговых организации, признавая отдельные недостатки и выверенно занимаясь самобичеванием, основнои акцент делали на «плохои работе» производителе^ не только постоянно срывавших графики поставки продовольствия и промтоваров, но производящих продукцию низкого качества, которую невозможно было продать [16, л. 2, 8-9,17].
В эпоху Н. С. Хрущева торговые точки раионных союзов потребительских обществ в боль-шеи степени напоминали складские помещения, имевшие неприглядный вид. Достаточно часто в «раипотребсоюзных» лавках или мобильных киосках съестная продукция раскладывалась вперемешку с промышленными товарами. Подобная культура торговли объясняется как высокомерным посылом «королев» сельских лавок, что и так «все сметут», было бы чем торговать хоть и по завышеннои цене, так и возможностью безнаказанно обогащаться в «сель-скои глуши» [17, л. 78, 82-83].
В ряде раипотребсоюзов Свердловскои области и БАССР продавцы стационарных и особенно передвижных лавок внедрили прибыльное для них новшество - «таиный стол заказов» на краине необходимые в сельскои местности товары. Привилегированные покупатели, входя в ближнии круг продавцов, были только рады переплатить, но иметь возможность приобрести сапоги резиновые, соль, спички, керосиновые лампы, мыло, бритвенные лезвия, кастрюли, ложки, оконные стекла, замки и т.д. [18, л. 3-4, л. 7; 19, л. 135].
Скрытая экономическая деятельность получила распространение и в специальных торговых подразделениях - Отделах рабочего снабжения (ОРСах), которые существовали в крупных транспортных и строительных организациях, на предприятиях различных отраслеи промышленности регионального и общесоюзного значения. Магазины ОРСов, имея статус ведомственных, нередко находились на территории организации, в которых существовал пропуск-нои режим. В такои ситуации всегда имелась возможность избежать различного рода неожиданных ревизии со стороны контролирующих государственных органов. Многие ОРСы на Урале стали «золотои жилои» для обогащения отдельных лиц, которые считали, что честным трудом невозможно заработать на обеспеченную жизнь.
«Баснословно наживались», манипулируя с государственными ценами, в магазинах ОРСов БАССР. Как правило, у работников различных отраслеи промышленности, кто имел право покупать товары в магазинах или лавках «своих ОРСов», была «приличная» заработная плата по советским меркам. Это рождало эффект высокого потребительского спроса при ограниченности товаров, «моментально сметаемых с накруткой» в магазинах ОРСов. Покупатели ОРСов-ских магазинов были довольны самим фактом приобретения нужного товара, как правило, не задумывались и не выясняли, почему их покупка оказалась несколько дороже, чем в других
магазинах, но где можно было что-то купить «если только повезет» или «достанется после многочасового выстаивания в огромнои очереди». Работать в магазинах ОРСах было «прибыльно», поэтому его сотрудники «горои стояли» друг за друга, так как только принцип кол-лективнои сопричастности к теневым махинациям, чтобы все были «повязаны» и взаимозависимы от общего дела, позволял стабильно получать подпольныи доход [20, л. 33-34].
Во времена советского дефицита возможность «достать», особенно продукты питания, породила специфическии способ самоутверждения в виде «добытчика» пропитания для себя или семьи. Торговцы дефицитом осознано пользовались ситуациеи, когда покупатель, сумев-шии приобрести, например, достаточное количество мяса отличного качества, испытывал не только положительные эмоции, но и чувство благодарности к продавцу. Банальный рубщик мяса или продавец колбасных изделии в ОРСовском магазине становился чуть ли не культо-вои фигурои, неким благодетелем, которому не грех было накинуть энную сумму «сверху» за его «труды» - отпущенный «деликатесный товар» [21, л. 53, 71]. Время хрущевских перемен, пришедшее на смену сталинских ограничении, невольно формировало культуру «культа еды», но лишь как форму житеиско-обыденного устоичивого потребления. Укоренение масштабного потребительского сознания, конечно, является гораздо более поздним событием, отчетливо проявившимся в 1960-е гг.
В период «хрущевскои оттепели» базы и магазины ОРСов ради получения теневои прибыли постоянно пренебрегали принципами «социалистически торговли». Ее ключевым элементом являлся негласный договор между правительством и населением-потребителем, по которому промежуточное звено - торговые организации - обязывались по поручению государства предоставлять «советским трудящимся» возможность купить определенное количество промтоваров и продуктов питания. В торговых точках ОРСов, пользуясь ведомственнои экстерриториальностью, постоянно утаивали от покупателеи значительную номенклатуру ширпотреба, таино сбывая его «базарным барыгам», продавали «с черного хода» нужным людям, обменивали по бартеру на товары, нужные торговым работникам ОРСов [22, л. 7; 23, л. 4, 12, 14].
Таким образом, распространение в эпоху «хрущевскои оттепели» различного рода теневого «делячества» являлось в определеннои степени социальнои реакциеи на «ненавистное» нормирование, которое торпедировалось ростом подпольнои коммерциализации ради «сы-тои жизни при социализме». В годы «хрущевскои оттепели» начался сбои массового мобилизационного мышления - ограничивать себя в еде, одежде, услугах и т.д. как, например, это было в годы Великои Отечественнои воины. Хрущевское время перемен синхронизировалось с прозрением части населения, что в мирное время, как и прежде, налицо кризис прожиточного минимума. Особенно это было очевидно в продовольственнои сфере. Государство, ввиду нехватки продовольствия, не справлялось со своеи главнои обязанностью - справедливои ре-ализациеи среди населения продуктов питания. Аналогичнои была ситуация и по номенклатуре товаров массового спроса.
Несмотря на все усилия партиино-государственных органов по улучшению качества жизни советских людеи, сложились два канала товарного обеспечения населения: государственный с фиксированными ценами, но ограниченный в удовлетворении минимальных запросов потребителей подпольныи, но хаотичный, непостоянный и, поэтому, ненадежный, к тому же с высокими ценами по причине товарного дефицита и переплаты таиным «дельцам» за их риск быть поиманными и наказанными.
Эти два отчетливо проявившиеся явления проходили в эпоху «хрущевскои оттепели» стадию взаимного сращивания. Любои сбои в планово-социалистическои системе хозяиствова-ния заставлял людеи пользоваться услугами подпольных дельцов, что, в свою очередь, провоцировало отток товаров в «альтернативную» или нелегальную экономику. В целом эпоха «хрущевскои оттепели» оказала существенное воздеиствие на социальную контекстуализацию теневых операции, ставших фактическои необходимостью для удовлетворения базовых потреб-ностеи в товарах массового спроса.
Литература
1. Пушкарев В. С. «Черный рынок» в СССР в годы Великой Отечественной войны и его влияние на состояние внутреннего рынка страны // Экономический журнал 2008. №2(12). С. 212-225.
2. Тумаков Д. В. О хищениях и спекуляции на советской периферии в период Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.: официальный взгляд и объективные причины (по материалам ярославских архивов) // Вестник НИИ гуманитарных наук при Правительстве Республики Мордовия. 2021. №4(60). С. 57-69.
3. Столетова А. С. Теневые стороны организации советской торговли в оценках массового сознания 19601980-х гг. (интерпретация писем в центральные органы власти и средства массовой информации) // Вестник Томского государственного университета. 2021. №472. С. 153-163.
4. Блинова В. В. Уголовно-правовые меры по борьбе с экономической преступностью в послевоенные годы // Труды Оренбургского института (филиала) Московской государственной юридической академии. 2018. №35. С. 10-14.
5. Мамяченков В. Н. «Продавцы покровительствуют спекулянтам»: борьба органов правопорядка со спекуляцией продовольственными и промышленными товарами в начале 1950-х гг. (на материалах Свердловской области) // Научный диалог. 2016. №9(57). С. 160-174.
6. Твердюкова Е. Д. Contradictio т adjecto: «буржуазные» ценности советской торговли 1950-1960-х гг. // Советский мегаполис: Ленинград в процессе модернизации: сборник статей / Под ред. А. И. Рупасова, А. Н. Чистикова. СПб.: Северная Звезда, 2014. С. 152-187.
7. Крушанова Л. А. Особенности экономической преступности в Приморском крае в середине 1950-1960-х гг. // Ойкумена. Регионоведческие исследования. 2011. №2(17). С. 86-93.
8. Андрюхин Е. А. Неофициальное предпринимательство в СССР в 60-80-х гг. XX в. // Известия Алтайского государственного университета. 2010. №4-2(68). С. 9-12.
9. Богданов С. В., Орлов В. Н. Тоталитарная государственность и экономическая преступность в СССР в первые послевоенные годы // Научные проблемы гуманитарных исследований. 2009. №6-2. С. 15-20.
10. Объединенный государственный архив Челябинской области (ОГАЧО). Ф. 288. Оп. 17. Д. 13.
11. Национальный архив Республики Башкортостан (НА РБ). Ф. 122. Оп. 32. Д. 1601.
12. ОГАЧО. Ф. 288. Оп. 17. Д. 137.
13. ОГАЧО. Ф. 288. Оп. 19. Д. 185.
14. ОГАЧО. Ф. 288. Оп. 18. Д. 224.
15. НА РБ. Ф. 122. Оп. 32. Д. 2178.
16. Объединенный государственный архив Оренбургской области (ОГАОО). Ф. 371. Оп. 17. Д. 21.
17. ОГАЧО. Ф. 288. Оп. 18. Д. 225.
18. Центр документации общественных организаций Свердловской области (ЦДООСО). Ф. 4. Оп. 59. Д. 201, Оп. 60. Д. 229.
19. НА РБ. Ф. 122. Оп. 32. Д. 2178.
20. НА РБ. Ф. 122. Оп. 32. Д. 2178.
21. ОГАЧО. Ф. 288. Оп. 20. Д. 161.
22. Центральный государственный архив Удмуртской Республики - Государственный архив общественно-политической истории (ЦГА УР-ГАОПИ). Ф. 16. Оп. 1. Д. 8414.
23. ОГАЧО. Ф. 288. Оп. 20. Д. 162.
Поступила в редакцию 04.08.2022 г.
DOI: 10.15643/libartrus-2022.4.9
Parasitic and shadow elements in the period of Khrushchev Thaw
© R. A. Khaziev
Bashkir State University 32 Zaki Validi Street, 450076 Ufa, Republic of Bashkortostan, Russia.
Email: khazievra@mail.ru
The author of the article analyzes the underground activities of participants of the "second economy" in the Urals of the period of N. S. Khrushchev. The author is concretizing that in the post-Stalin period the shortage of goods and services was still a characteristic feature of the daily life of the country's population, is revealing the emergence of a new social phenomenon in the years of Khrushchev's reforms in the form of an unspoken public acceptance of private economic initiative, which manifested itself in the underground self-organization of "shadow" outside state control. Some of the democratization of the "Khrushchev thaw" became the starting point for the clash between Soviet institutions and "parasitic" elements, who wished to live "better and richer". It is shown that the worldview and institutional settings of the Stalinist era of "belt tightening" gradually lost their relevance among the masses. They became unspoken adherents of socialist consumerism. Khrushchev's reformist breakthrough alleviated but did not solve the economic difficulties of the Soviet system, which stoically realized its claims to absolute political, economic and ideological dominance over the country's citizens. The Soviet state, by all available administrative and legal means, by intensifying social activities to "strengthen political ties with the people", by promptly using a huge propaganda media empire tried not only to neutralize but also to discredit in the mass consciousness "speculators of all stripes", identifying them as the "pariahs" of the socialist states.
Keywords: Khrushchev thaw, shadow economy, deficit, cronyism, black market, planned economy, distribution, speculation.
Published in Russian. Do not hesitate to contact us at edit@libartrus.com if you need translation of the article.
Please, cite the article: Khaziev R. A. Parasitic and shadow elements in the period of Khrushchev Thaw // Liberal Arts in Russia. 2022. Vol. 11. No. 4. Pp. 306-314.
References
1. Pushkarev V. S. Ekonomicheskii zhurnal. 2008. No. 2(12). Pp. 212-225.
2. Tumakov D. V. Vestnik Nilgumanitarnykh naukpri Pravitel'stve Respubliki Mordoviya. 2021. No. 4(60). Pp. 57-69.
3. Stoletova A. S. Vestnik Tomskogogosudarstvennogo universiteta. 2021. No. 472. Pp. 153-163.
4. Blinova V. V. Trudy Orenburgskogo instituta (filiala) Moskovskoigosudarstvennoiyuridicheskoi akademii. 2018. No. 35. Pp. 10-14.
5. Mamyachenkov V. N. Nauchnyi dialog. 2016. No. 9(57). Pp. 160-174.
6. Tverdyukova E. D. Sovet-skii megapolis: Leningrad v protsesse modernizatsii: sbornik statei. Ed. A. I. Rupasova, A. N. Chistikova. Saint Petersburg: Severnaya Zvezda, 2014. Pp. 152-187.
7. Krushanova L. A. Oikumena. Regionovedcheskie issledovaniya. 2011. No. 2(17). Pp. 86-93.
8. Andryukhin E. A. izvestiya Altaiskogo gosudarstvennogo universiteta. 2010. No. 4-2(68). Pp. 9-12.
9. Bogdanov S. V., Orlov V. N. Nauchnye problemygumanitarnykh issledovanii. 2009. No. 6-2. Pp. 15-20.
10. Ob''edinennyi gosudarstvennyi arkhiv Chelyabinskoi oblasti (OGAChO). F. 288. Op. 17. D. 13.
11. Natsional'nyi arkhiv Respubliki Bashkortostan (NA RB). F. 122. Op. 32. D. 1601.
12. OGAChO. F. 288. Op. 17. D. 137.
13. OGAChO. F. 288. Op. 19. D. 185.
14. OGAChO. F. 288. Op. 18. D. 224.
15. NA RB. F. 122. Op. 32. D. 2178.
16. Ob''edinennyi gosudarstvennyi arkhiv Orenburgskoi oblasti (OGAOO). F. 371. Op. 17. D. 21.
17. OGAChO. F. 288. Op. 18. D. 225.
18. Tsentr dokumentatsii obshchestvennykh organizatsii Sverdlovskoi oblasti (TsDOOSO). F. 4. Op. 59. D. 201, Op. 60. D. 229.
19. NA RB. F. 122. Op. 32. D. 2178.
20. NA RB. F. 122. Op. 32. D. 2178.
21. OGAChO. F. 288. Op. 20. D. 161.
22. Tsentral'nyi gosudarstvennyi arkhiv Udmurt-skoi Respubliki - Gosudarstvennyi arkhiv obshchestvenno-politicheskoi istorii (TsGA UR-GAOPI). F. 16. Op. 1. D. 8414.
23. OGAChO. F. 288. Op. 20. D. 162.
Received 04.08.2022.
