CC BY
142
раздел ИСТОРИЯ
УДК 399
БУДНИ ЗАЗЕРКАЛЬЯ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИКИ ХРУЩЕВСКИХ ВРЕМЕН
© Р. А. Хазиев
Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан, 450074 г. Уфа, ул. Заки Валиди, 32. Тел./факс: +7 (34 7) 273 6 7 78.
E-mail: khazievra@mail.ru
Впервые вводимый в научный оборот значительный массив архивных документов позволяет не только исследовать региональную специфику негласного функционирования на Урале в 1953-1964 гг. расхитителей и растратчиков, но и осветить целый ряд малоизученных вопросов, касающихся нелегальной экономической деятельности периода Хрущева. В статье показывается, как в результате прихода к власти Хрущева, отказавшегося от крайних методов авторитарного правления, в стране стало зримо проявляться такое социальное явление, как жажда наживы, ранее явно не выраженное, а порой и сознательно заглушаемое. Особое внимание уделяется деятельности милиции, суда, прокуратуры, действовавших в рамках «социалистической законности», означавшей отказ от внесудебных действий сталинской эпохи и реализовавших правосудие против теневых элементов в соответствии с установленными процедурами. Автор обращает внимание на то, что использование различных путей, способствующих личному обогащению, было в эпоху Хрущева вызовом советской системе, утверждавшей идеи равенства, уравнительности, стоицизма, что отвергалось отдельной частью населения страны, не попавшей в номенклатурную обойму.
Ключевые слова: спекуляция, нетрудовая деятельность, приписки, подпольное производство, теневая экономика, взяточничество, растратчики, расхитители.
В любом, даже самом демократическом обществе, были, есть и будут криминальные элементы. В этом плане Россия не является исключением. Ориентированность человека на обладание материальными благами была порой так сильна, что ни угроза попасть в лагеря на длительный срок ни даже расстрельные статьи не останавливали «любителей наживы». В сталинское время закон преступали порой не ради получения существенной прибыли. Все было проще: желание выжить вынужденно толкало залезать в «карман государства». Правда, после окончания Великой Отечественной войны заметно активизировалась тяга к «красивой жизни» как реакция на пережитые лихолетья. С приходом к власти Н. С. Хрущева еще очевиднее стало стремление выбраться из оков дефицита, ограничений и бедности [1, с. 884, 890-891]. Постепенно набирала обороты идея пожить в свое потребительское удовольствие, которое можно было открыто позволить при социализме. Тем более что в прошлое уходил грозный символ сталинизма - ГУЛАГ. Дамоклов меч правосудия уже не сек, как раньше, без разбора правых и виноватых. Поэтому стремление к благополучию явно перевешивало страх быть пойманным и сурово наказанным.
чих властных органах. Немаловажной стала принадлежность к партийному клану: тогда разгоревшийся скандал чаще всего быстро гасился, не выходя за пределы парткома-райкома [2].
Уже к середине 1950-х гг. министр МВД БАССР И. А. Кожин заявил о появлении «крупных дельцов» и критиковал республиканские подразделения ОБХСС за оперативную разработку одной «мелкоты» [3]. Партийные функционеры всерьез были озабочены ростом «частнопредпринимательской деятельности». На «решительную борьбу» с ней нацеливали прокуратуру, органы юстиции, суды и милицию [4]. Употребление в закрытом партийно-государственном документообороте таких понятий, как «делец», «частники», «махинаторы» и т.д., носило достаточно размытый характер. К данной категории могли причислить любого, кто покушался на экономические устои социалистического строя. Это могла быть даже огородница, «незаконно» торгующая зеленью на стихийном базаре.
К силам, которые представляли прямую экономическую угрозу государству и наносили небывалый хозяйственный ущерб, причислялись расхитители и растратчики «социалистической собственности». Очень часто использование тех или иных определений, в нашем случае, расхитители и растратчики, позволяет, тем, кто жил при социализме, не задумываясь, представить, о ком идет речь. Но если рассматривать социально-экономическую суть явления, не говоря о нравственной ее составляющей, то расхитители и растратчики «со-
Появившиеся «гении» различных коммерческих комбинаций отчетливо понимали, что время массовых расстрелов ушло. Наступала эпоха «блата», договоренностей, наличия «своих людей» в «нужных» структурах. Постепенно складывались неписанные правила, когда вопросы решались по дружбе, с помощью денег в милиции, суде и про-
Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ «Нелегальная экономическая деятельность на Урале в 1953-1964 гг. (анализ и систематизация рассекреченных документов)», проект №10-01-00049 а.
циалистической собственности» не имеют аналогов в иных экономических системах.
Можно ли всерьез говорить о расхитителях и растратчиках «рыночно-капиталистической собственности»? Это будут грабители или разработчики тайных схем по извлечению денежного дохода, ухода от налогов и т.д., а чаще всего, сугубо криминальные элементы. Конечно, к ним не относятся так называемые «несуны», которые брали помело-чи, «что плохо лежало» на предприятиях. Любое аморальное действие не подлежит оправданию. Однако незаконно промышлявшие в СССР «шли на дело», реально осознавая фатализм сложившейся ситуации. При фиксированных советских окладах, которых порой еле-еле хватало, чтобы свести концы с концами, да еще при полупустых полках в магазинах, ничего легально, кроме мизерной получки, заработать было практически невозможно.
Документы официального делопроизводства достаточно редко могут передать эмоциональный настрой времени. Если только это не подробная стенограмма с какого-либо форума, заседания и т.д., из которой становится предельно понятно, какие чувства обуревали выступающих. В нашем случае все, что относилось к тягчайшим проявлениям социально-экономической патологии социалистического строя, не только замалчивалось, но окружалось небывалой завесой секретности. Тем не менее содержание целого комплекса документов партийных и советских органов позволяет прийти к выводу, что правоохранительные органы, кроме того, что постоянно получали нагоняй из обкома партии, были откровенно растерянны. Они оказались не готовы противостоять обрушившемуся на них валу дел о хищениях.
Быстрее всех сориентировались работники торговых организаций. Они еще до официального развенчания культа личности Сталина моментально уловили начавшиеся невидимые изменения в политическом климате страны. Это стало своеобразным сигналом к незаконным действиям. Через год после смерти Сталина в лидеры по присвоению «социалистической собственности» вырвалось Свердловское городское управление торговли. Если в 1953 г. Свердловском горторге было похищено 77 000 руб., то в 1954 г. почти в три с половиной раза больше -279 000 руб. [5]. Не отставали от «коллег» в Орском торге, «облегчив» в 1954 г. государство на 158 000 руб. [6]. Растраты набирали такие обороты, что суды одной только Башреспублики рассматривали в 1955 г. по 100-110 такого рода дел в месяц [7].
Достаточно простую схему, ставшую золотой жилой, разработали отдельные умельцы из Пермского райпотребсоюза. Покупка у населения сырья и сельхозпродукции осуществлялась за наличные деньги. Выписываемые расчетные квитанции не
являлись документами строгой отчетности. Заготовители постоянно выдавали квитанций больше, чем реально закупали продукции, а образовавшуюся разницу в деньгах присваивали. Недостачу товаров списывали на порчу, естественную убыль и т.д. [8]. В Городковском районе Пермской области прославилась предприимчивостью заготовительница Ч. Какие только приемы не использовала она, чтобы получить теневую прибыль! Буквально штамповала липовые квитанции по уплате денег за приобретенный металлолом и мочала, выписывала фиктивные счета за перевозку заготовленной продукции в меньших размерах, чем было указано в накладной, сдавала ее на склад и т. д. Установив дружеские отношения с бухгалтером Д., три года избегала ревизии и инвентаризации. Только по выявленным за 1953-1955 г. эпизодам Ч. присвоила 37 000 руб. [9].
На поток поставил реализацию неучтенной продукции через четыре магазина председатель Юго-Камского райпотребсоюза Пермской области Ч. При его прямом покровительстве зав. складом межрайбазы Оболпотресоюза М. намеренно создавал излишки промтоваров, которые потом продавались в «надежных» магазинах. Левые товары образовывались в основном благодаря банальному жульничеству. Зав. складом постоянно недовешивал и недодавал отпускаемый товар в не «свои» магазины. Со склада в находящиеся на особом положении четыре магазина привозились не просто затребованные для поддержания обязательного ассортимента товары, а дефицит: кровельное железо, жесть, листовая сталь, краски, сапоги и т. д. В течение 1954-1955 гг. «организованная группа расхитителей» присвоила 104 767 руб. [10].
Директор Березниковского горкоопторга Пермской области М. и пятеро его подчиненных придумали свой способ получения дополнительного заработка. Горкоопторг постоянно заключал с колхозами договоры о приеме на реализацию сельхозпродукции. В результате всего лишь единичной сверочной проверки удалось обнаружить, что в договоре, который оставался для отчета в горкооп-торге, закупочные цены указывались выше, чем в договоре поставщика. Колхоз им. Хрущева сдал на реализацию 31 500 кг. семян подсолнуха по цене 9 руб. за 1 кг., а в горкоопторге, накинув свыше всего лишь 50 коп., ухитрились присвоить 15 750 рублей. Практиковалось и массовое лжесписание скоропортящейся овощной продукции, которая потом продавалась через коопторговский магазин [11].
Кроме рутинных растрат и хищений на суммы, превышающие в десятки раз обычные зарплаты советских тружеников, обнаруживались беспрецедентные случаи воровства. Они исчислялись сотнями тысяч и миллионами рублей. В ОРСе комбината Челябинскуголь в 1954 г. бесследно исчезло
2 564 000 руб. [12]. В Башпотребсоюзе, зная, что организация находится под колпаком ОБХСС, даже не подумали хотя бы на время умерить разыгравшиеся аппетиты. На 1 января 1955 г. в Башпотреб-союзе оказалось растрачено 5 906 000 рублей, а к 1 июля 1955 г. эта цифра возросла до 6 949 000 рублей
[13]. Прокуратура республики, бросив все силы на защиту «госсобственности», преимущественно работала над возвратом денег. К 1 октября 1955 г. только по пяти торговым организациям насчитывалось «невзысканных сумм» на 12 491 000 рублей
[14]. Аналогичной в 1955 г. была ситуация в Пермской области, где областная прокуратура сигнализировала в обком партии о хищениях на 10 653 000 рублей [15]. Какие бы усилия ни прикладывала прокуратура Челябинской области по борьбе с растратами и хищениями, в 1956 г. государство лишилось 13 474 000 руб., а за девять месяцев 1957 г. 10 256 000 руб. Львиная доля «растасканных денег» пришлась на потребительскую кооперацию области, в которой умудрились присвоить за 1956-1957 гг. 11 076 000 руб. [16]. Из бюджета государства исчезали огромные средства даже с учетом того, что покупательная способность банкнот, находившихся в обороте после реформы 1947 г., сократилась с 1 января 1961 г. десять к одному [17].
Однако все, что становилось известно ОБХСС, прокуратуре, внутриведомственным ревизорам, являлось надводной частью айсберга. Подлинные размеры хищений были намного больше. Нередко руководители предприятий и главные бухгалтеры, вступая в сговор, сознательно запутывали документацию. В отчетах давались ложные данные, не соответствовавшие действительности [18]. Почти до совершенства была отработана и практика проволочек по исполнению решений, вынесенных проверяющими органами в отношении материальноответственных лиц, уличенных в злоупотреблениях. В Уфгорпромторге попались на хищениях четыре человека, не сумевшие предъявить товаров на 9 677 руб. В нарушении существовавших тогда правил, материалы из промторга передавались в прокуратуру с опозданием и при этом их специально оформляли неправильно. В прокуратуре неверно составленные акты не принимали и отсылали на доработку в промторг. Там их «придерживали» под предлогом, что провинившимися работниками недостача погашена, и поэтому отпала необходимость вторично передавать документы в следственные органы [19]. Аналогичную тактику использовали в райторге Пластовского района Челябинской области, спасая от правосудия заведующих магазинов, кладовщиков и других работников, присвоивших от 2 до 15 тыс. рублей [20].
Продуманно разваливались дела расхитителей, доходившие и до суда. Один из должностных лиц
столовой №4 г. Уфы С. не смог объяснить отсутствие на момент проверки 13 625 руб. Случай присвоения денег был столь вопиющий, что районный суд в ноябре 1953 г. приговорил С. к трем годам лишения свободы и погашению недостачи. Прокурор района внес протест, считая приговор слишком мягким. Решение суда в законную силу не вступило, подозреваемый остался на свободе. Через несколько месяцев суд вторично подтверждает прежнее решение, прокурор его снова опротестовывает. В Верховном суде БАССР приговор вообще отменили и отправили на новое рассмотрение другому составу районного суда. В итоге дело прочно застряло на предсудебной стадии. Периодически назначаемые слушания по «неизвестным причинам» постоянно переносились в течение нескольких лет. В конце концов С. осужден не был, имущество не арестовано и присвоенные им деньги не возращены [21]. Можно только догадываться, почему советская Фемида оказалась столько благосклонна к работнику пищеторга, не стесненному в средствах и близкому к продуктам.
Это сейчас трудно представить, какова была социальная значимость человека, имевшего свободный доступ к продуктам вообще. Обладание съестным было не только вожделенной мечтой, но и своеобразной валютой, с помощью которой можно было решать очень многие вопросы. Иначе бы «трудящиеся» Уфы не вели себя так, что «в буквальном смысле расхватывали из магазинов соль, спички, мыло», как только в них поступали эти простейшие товары. В 1955 г. для жителей г. Салавата хлеб являлся не иначе как Манной небесной. Его в городе реализовывалось ежедневно почти в два раза меньше, чем того требовалось по самым скромным нормам [22]. При таком ажиотажном дефиците невероятно возвышался любой, кто мог достать не заморский деликатес, а обычную буханку ржаного хлеба.
В особом фаворе находились те, кто «был при мясных изделиях». Легендарной фигурой прослыл главный инженер Оренбургского мясокомбината Шишкин. Все невзгоды жизни обходили его стороной. Будучи исключенным из партии, он не только занимал ключевой пост на мясокомбинате, но по-прежнему продолжал устраивать на работе застолья, бесконтрольно брать мясопродукты и присваивать денежные средства. Шишкин, слывя за «своего парня», вторично был принят сначала в кандидаты, а потом в члены КПСС. Главный инженер, явно потеряв чувство меры и вызывающе живя на широкую ногу, попал в марте 1961 г. в поле зрения милиции. Его изобличили в присвоении колоссальной суммы - 13 272 деноминированных рублей. В защиту «товарища» горой встали парторганизация и администрация мясокомбината. В суд был снаря-
жен целый десант общественных защитников от партийной организации и трудового коллектива. Директор мясокомбината дала блестящую характеристику обвиняемому. Коллективный напор на суд такой стратегически значимой в условиях хронической нехватки продуктов организации как мясокомбинат значимо повлиял на судей, которые вынесли мягкий приговор - 5 лет лишения свободы условно [23].
Порой устраивались и показательные акции, явно являвшиеся отдушиной для выпуска социального напряжения. Населению позволяли увидеть в лицо тех, кто объедал, обкрадывал и наживался за счет простых граждан. Очень умело использовался психологический прием переноса ответственности за обездоленное существование с партии на публично обличаемых «ворюг». С треском был снят с работы, исключен из партии и отдан под суд директор Магнитогорского стекольного завода, «разбазаривший» стекла на 20 тыс. руб. Правда, «возмездие» настигло Л. только благодаря анонимке, посланной «доброжелателями» в ЦК КПСС. Под горячую руку начавшихся по анонимке проверок попал директор одного из магазинов Магнитогорска Ч. Его также исключили из рядов КПСС и отдали под суд, инкриминировав покрывательство растратчиков и присвоение денежных средств. Следующей жертвой стал экспедитор-кладовщик артели «Металлист» А., у которого обнаружилась недостача 115 тонн крайне дефицитного по тем временам кровельного железа. Наказание последовало немедленно: исключение из партии и передача дела в суд. Замкнул череду громких дел народный судья Н., пойманный на взятках. Н. сняли работы и завели на него уголовное дело [24]. Следует иметь в виду, что подобные громогласные действия по наказанию хапуг преследовали цель содействовать формированию между государством и народом своего рода идейно-нравственного консенсуса в восприятии дельцов чуждыми паразитическими элементами, абсолютно несвойственных социалистической системе. В общество намеренно внедрялось противоядие по отторжению «ворюг», являвшихся чужеродным проявлениями, не соотносимыми с советским образом жизни. Что касается всех этих четырех историй, то, когда волна общественного возмущения улеглась, уголовные дела на бывших, можно полагать, небедных членов партии, были закрыты по амнистии [25].
Наибольшее количество материальных ценностей изымалось «ловкачами» в провинциальных хозяйствующих субъектах. В глубинке и контроль был слабее, и местечковая взаимовыручка сильнее. Не иначе как ужасающими выглядели результаты проведенной в 1955 г. проверки Мелеузовского деревоотделочного комбината треста «Башуглест-
рой». В ходе ревизии обнаружились хищения на 1 232 792 рубля. Действовали с размахом и на Стерлитамакской межрайонной базе потребкооперации, присвоив разнообразной продукции на 549 135 рублей [26].
Руководство ОРСа Минлеспроса БАССР буквально пребывало в панике, когда стало ясно, что ситуация с воровством стала неуправляемой. Только за девять месяцев 1955 г. внутренние контролеры обнаружили 50 случаев растрат на 349 000 рублей. В ОРСе, не дожидаясь худшего развития событий, а также стремясь быстрее снять с себя ответственность, срочно обратились за помощью в следственные органы [27].
Проявленное рвение не нашло поддержки у правоохранителей. Государственная триада (милиция, прокуратура и суды), территориально располагавшаяся в районах, раздраженно реагировала на сигналы из правления ОРСа. Следственные органы вели расследование крайне медленно, прокуратура отказывала в возбуждении уголовных дел, а суды выносили удивительно мягкие приговоры [28]. В результате в убытке оставался ОРС, требовавший разобраться с растратчиками и помочь вернуть украденные деньги. Столь вопиющее, если не сенсационное, для социалистических времен «крышева-ние» милицией, прокуратурой и судами районного масштаба некоторых выявленных фигурантов -растратчиков, кроется в феномене провинциального традиционализма. Конечно, не поголовно, но в отношении отдельно взятых и, прежде всего, социально значимых по деревенским меркам фигур, (находившихся, например, при дефиците) мощно срабатывал исторически сложившийся на периферии институт круговой поруки и взаимопомощи. Выше «социалистического правопорядка» оказывался в сельской местности институт личных связей, дружбы семьями, знакомства, признания и почитания дальних родственников, национальное кумовство, тесная жизнь «друг у друга на виду» и т.д. Поэтому, как бы ни старались в ОРСе наказать виновных руками правосудия, «в головной конторе» проигрывали раунд за раундом районной Фемиде и местным партийно-советским начальникам. Они не сдавали своих «односельчан» столичным «уфимцам ».
Прокуратура Бурзянского района БАССР признала правомерность действий ОРСа, уволившего своего районного руководителя М. и главбуха Е., обвиненных в растрате 152 тыс. рублей. Тем не менее в возбуждении уголовного дела было отказано. Жалоба ОРСа в прокуратуру БАССР никакого действия не возымела. Она была отправлена для проверки районному прокурору, который привел вышестоящему начальству убедительные доводы неподсудности названных лиц. За «своих» срочно
заступились в районом комитете КПСС, сняв их с работы, наложили строгое партвзыскание, но из партии не исключили. Это автоматически означало получение иммунитета от уголовного преследования. О чем и сообщил в ОРС Минлеспроса БАССР заместитель прокурора БАССР Баширов. Очень скоро М., допустивший крупные растраты государственных средств, но однажды попавший в номенклатурную обойму и сохранивший заветный партбилет, совершил карьерный взлет. Его существенно повысили в должности, назначив заведующим торговым отделом Бурзянского райсовета. Теперь в подчинении уволенного из ОРСа управленца-партийца находилась вся торговля района [29].
Упорно защищала свою землячку Г., завпунк-том ОРСа в Нуримановском районе БАССР, местная прокуратура. Не было сомнения, что Г. присвоила материально-товарных ценностей на 8 631 руб. Тем не менее на все представления ОРСа открыть против нее уголовное дело прокурор Нури-мановского района отвечал отписками. Когда упорство ОРСа, требовавшего наказать Г., сломить не удалось, то ей виртуозно помогли избежать ответственности. Вначале прокуратура предъявила Г. гражданский иск, а затем народный суд Нурима-новского района удовлетворил его в пользу ОРСа. Решение суда никто и не думал исполнять. По прошествии некоторого времени Г. признали «несостоятельной и неплатежеспособной» [30].
Постоянно отмахивались от ОРСа как в прокуратуре, так и в районном отделении милиции Улу-Телякского района республики. Прокурор района Плетнев два месяца продержал «под сукном» представление на заведующего складом местного леспромхоза В., у которого нашли недостачу на 17 427 руб. Череда писем из ОРСа заставила прокурора передать материалы начальнику районного отделения милиции, который их просто взял и похоронил. Какие бы усилия ни прилагались ОРСом, в районной прокуратуре и райотделе милиции упорно отнекивались. Никто не предпринимал никаких действий, чтобы взыскать с З., заведующего магазином в поселке Кысык, недостающие в кассе 6 611 руб., с заведующего магазином К. Лемезин-ского сплавучастка 20 662 руб. и еще десятки тысяч рублей с целого ряда других обнаруженных растратчиков. Ни одному из дел, переданных ОРСом с 1953 по 1958 год в правоохранительные органы Улу-Телякского района, не был дан ход [31].
Местечковое сознание, своеобразный провинциальный менталитет, разница культурного кода между городом и национальной провинцией играли важную роль в защите «своих», когда речь шла о хозяйственных правонарушениях. Нельзя сбрасывать со счетов и вынужденную «аморфность» пра-
воохранительных органов, в которых прекрасно осознавали, что разразилась настоящая эпидемия индивидуально-группового обогащения. Высокопрофессиональные и преданные делу специалисты были не в состоянии эффективно противодействовать, а тем более искоренить тотально обрушившуюся напасть - хищения и растраты. У правоохранительных органов, особенно в глубинке, не хватало сил, средств и возможностей поставить надежный заслон массовому натиску «хапуг».
Словно рыба об лед, бился начальник Мечет-линского районного отдела милиции майор Юнусов, пытаясь найти управу на распоясавшихся расхитителей. Вне досягаемости следственных органов и также вне подсудности оказались шестнадцать членов партии, присвоивших в 1955 г. 38 354 руб. Данная сумма составляла 26% к общему числу всех 147 105 похищенных рублей. Местные парторганизации надежно защищали партийцев от наказания, нейтрализуя тем самым деятельность милиции, суда и прокуратуры. Использовался целый набор средств, дававший четко понять правоохранительным органом, что их усилия по преследованию ряда коммунистов обречены на неуспех. Растратчиков демонстративно принимали из кандидатов в члены КПСС, избирали делегатами на районную партконференцию, срочно снимали с партучета и позволяли выехать из района «в неизвестном направлении» [32].
В отдельных случаях проштрафившихся коммунистов выручал обком партии. Не всегда, особенно на волне разоблачения культа личности Сталина, областные комитеты партии должным образом реагировали на представления прокуратуры и милиции. У переживших репрессии партийцев было порой скептическое отношение к информации правоохранительных органов. Комитеты партии однозначно показывали, что отныне исключительно партия, а не КГБ, МВД и прокуратура являются вершителями судеб. Осенью 1956 г. в компетентные органы поступил «сигнал» о творящих безобразиях на Лысьвенском турбогенераторном заводе. Комплексная проверка показала, что начальники ряда служб (отдел снабжения, административнохозяйственный, главный бухгалтер и др.) закупали по заниженной стоимости строительные материалы, а чаще всего их присваивали. Не смогли на заводе объяснить, куда ушло 120 тонн металлолома и других материалов. В областном комитете партии делу ход не дали, все закончилось дежурным обсуждением вопроса на заседании Лысьвенского горкома партии [33].
Системным явлением стали хищения в торговле. Тем более что к середине 1950-х гг. часть торговых работников совершенно не угнетал страх неизбежности возмездия. Во многом этому способ-
ствовало формирование среди работников прилавка аморального типа мышления: «не обманешь, не проживешь», «имеешь деньги и связи, то откупишься». «Белоручки» или бежали из торговли, прогорев на «организованной» недостаче, или принимали установившиеся правила игры. А они были суровые: хочешь работать, то обманывай, обсчитывай и делись с вышестоящим начальством.
Мировоззрение среди некоторых работников торговых организаций сформировалось такое, что обман потребителей рассматривался как средство избавления от собственного прозябания и создания комфортной жизни, насколько себе это могли позволить «торгаши» в СССР. Правоохранительные органы реально пасовали перед неистребимой мотивацией «хапуг» любыми путями зарабатывать, чтобы существовать безбедно. Желавших «красиво жить» было намного больше, чем реальных возможностей у государства вначале выявить всех «дельцов», а потом им всем поголовно воздать по заслугам. Начни стопроцентно действовать принцип неотвратимости наказания, пришлось бы сажать торгами, магазинами, ресторанами, базами и т. д. При всех возможных ухищрениях (взятки, местничество, друзья, знакомые, сохранение членства в партии), которыми пользовались махинаторы, у правоохранительных органов элементарно не доходили руки до разработки всех обнаруженных ими правонарушений. А сколько еще оставалось дельцов, которым удавалось выходить сухими из воды и не попадать в поле зрения карательных органов. Поэтому порой и приходилось лишь констатировать, что в Стерлитамак-ском торге за один только 1954 г. «наворовали» 153 тыс. рублей, из которых удалось вернуть 23 тыс. руб. [34]. Приказа сверху не последовало и, следовательно, 130 тыс. государственных средств преспокойно остались у махинаторов.
Не должно создаваться впечатление, что все те, кто делал деньги на обмане государства или потребителей, являлись личностями с социальной патологией. В значительной степени посягательство на «государственное имущество» было своеобразным вызовом социалистическому строю. Плановая система реально оказалась неспособной помочь простым гражданам вырваться из порочного круга нужды, очередей и вечной нехватки продуктов питания и «промтоваров». Повышенный спрос на отсутствовавшие в свободной продаже товары рождал подпольную коммерческую инициативу на промышленных предприятиях.
На одном из закрытых заводов («ящиков») г. Уфы слаженно действовали 10 человек, сумев -шие до их разоблачения районной прокуратурой, получить теневой доход более одного миллиона рублей [35]. В данном случае неистовая ретивость прокуратуры по разоблачению «ворюг» и их осуж-
дение Верховным судом БАССР к солидным срокам наказания вполне объяснимы. Теневая деятельность данной категории подпольных дельцов приравнивалась к катастрофе. Она разразилась не среди привычных «торгашей», у которых «ничего святого не осталось». «Чрезвычайное происшествие» случилось в святая святых социалистической плановой экономики - на одном из крупнейших и технологически передовых в СССР предприятий оборонного значения.
Тщательно скрываемый от общественности скандал получил продолжение. В социалистическом обществе, изначально как бы не предусматривающем наличия питательной среды для частной инициативы, обнаружились процветающие «преступные группы» [36]. Под началом директора Ме-леузовского деревообрабатывающего комбината М. и его заместителя П. действовали тринадцать человек, сумевшие «нагреть» государство на 1 млн. 230 тыс. руб. Более скромным оказался нелегальный приработок расхитителей с Чешмагушского птицекомбината. Директору М. и его семерым сподручным, удалось «поживиться» на 300 000 руб. [37].
Важно отметить, что действовали «преступные группы» не в крупных городах, а в малых населенных пунктах, куда лишний раз не наведывались с проверками. Тайных бизнесменов находили случайно или по доносам. Свой левый доход они тщательно скрывали, тихо, «по-семейному» расхищая государственное имущество. На уровень какого-либо межгруппового сотрудничества, как это случилось позднее в эпоху Брежнева, махинаторы не выходили. Тем не менее в силу ресурсных возможностей невольно способствовали развитию подпольных рынков незаконных товаров и услуг. Далеко «преступным группам» было и до диверсификации своей деятельности, чтобы, например, формировать под себя службы поддержки в виде коррумпированных партдеятелей и сотрудников правоохранительных органов.
При всех неоспоримых достижениях социализма (индустриализация страны, почти поголовная грамотность, бесплатное и в целом доступное образование), мобилизационный по своей сути социально-экономический уклад жизни порождал среди некоторой части населения ощущение вечных изгоев. Повседневность отягощалась многочасовым стоянием в очередях, в вечном доставании по блату или покупке «с рук» у спекулянтов. Надрывная жизнь по-советски стала отчасти компенсироваться в период Хрущева ростом воровства «народного добра». Особый спрос ввиду нерешенности в стране жилищного вопроса был на строительные материалы. Небезопасные ночные походы на охраняемые строительные площадки позволили гражданам построить в 1955 г. вокруг г. Салавата
не отдельно взятые жилища, а несколько «неплановых поселков» [38]. Местным властям ничего не оставалось делать, как только де-факто мириться со столь масштабным «самостроем», который, конечно, официально не оформлялся. Появление юридически неузаконенных поселков-призраков наглядно демонстрировало не только размах так называемого «нахал-строя», но и проявление гражданского своеволия. Конечно, это не был прямой вызов властям. Тем не менее явный гражданский поступок, на который государство вынужденно закрывало глаза. Важнее было сохранить социально-экономическое спокойствие среди населения, чем взрывать обстановку, посылая бульдозеры для сноса незаконно возведенных жилищ.
Партийные чиновники, конечно, не ставили под сомнение, что противоправные действия во многом вызваны недостатками командноадминистративной системы. Поэтому и срабатывала годами сложившаяся советская практика поиска виновника бед трудящихся. При Сталине все просчеты, неудачи и откровенные провалы автоматически списывали на «врагов народа». В период Хрущева, с началом пандемии воровства, приписок, мошенничества и прочего, мишенью для критики стала ОБХСС. Среди сотрудников данного ведомства моментально обнаружились пьяницы, неквалифицированные специалисты, морально разложившиеся личности, сами замешанные в воровстве и т.д. [39]. На самом деле употребление на рабочем месте алкоголя, непрофессионализм, мздоимство и т.д. сполна было и в других госучреждениях и партийных органах. Традиционно был использован дежурный набор доказательств, якобы сполна объяснявших в чем корень зла - некомпетентность ОБХСС. Действительно, значительная часть подразделений ОБХСС, особенно в сельских районах, не располагала «культурными и грамотными» кадрами. В ОБХСС не скрывали, что при мизерных зарплатах от 525 руб. до 1790 руб. к ним «толковые» оперативникам не попадали. Среди тех, что имелись в штате, единицы были со средним образованием. Им было не под силу распутывать сложные и специально придуманные схемы увода денег [40].
Безусловно, правоохранительные органы не сидели сложа руки. Они профессионально совершенствовались, подбирали новые кадры, постепенно набирались опыта и умения. Да и партийные комитеты, что называется, не давали спуска, жестко требуя от органов милиции, прокуратуры, суда, юстиции постоянно бороться с незаконно обогащавшимися элементами. На первый взгляд, победными выглядели результаты, полученные прокуратурой и милицией Оренбургской области в преследовании мошенников. За первое полугодие 1961 г.
только по линии Облпотребсоюза, управления торговли и ОРСов удалось вскрыть хищения на 216 200 деноминированных рублей [41]. На данную сумму можно было приобрести 42 машины Волга ГАЗ-21, являвшейся символом советской роскоши. Проведение устрашающих акций по привлечению к уголовной ответственности 277 человек и незаконное досудебное изъятие имущества у подозреваемых позволило вернуть государству 206 000 деноминированных рублей [42].
Казалось бы, победа налицо: зло наказано, правда восторжествовала. Однако любой здравомыслящий партийный чиновник понимал, что это только часть правды, так как речь шла о раскрытых махинациях. В партийных структурах никто и никогда не производил каких-либо расчетов и тем более не давал заданий определить истинные размеры получаемых дельцами теневых доходов. Не отважились бы партийные бонзы на введение такой крамольной практики в условиях пропагандируемого «торжества» социализма. Поэтому и воспринималось не иначе как победа раскрытие ряда дел, при этом тщательно скрываемых от общественности. Оренбургские сыщики в середине 1961 г. обнаружили не одну группу махинаторов, в которых ведущие роли играли коммунисты. Первой ласточкой стали «окопавшиеся» в Оренбургском горпищеторге «аморальные личности», растратившие более 12 тыс. рублей «нового номинала» [43]. Сами оперативники были ошеломлены, когда напали на «группу дельцов» комбината кожгалантерейных изделий Оренбургского управления местной промышленности. Мало того, что из 14 человек - 7 было членами КПСС, нелегальное содружество так умело поставило дело, что часть фабрично выделанной кожи и различных полуфабрикатов, минуя учетчиков, прямо попадала на тайный склад. «Неоприходованная» продукция, находясь в полном распоряжении теневых дельцов, сбывалась по налаженным каналам кустарям. Выявленный доход группы за один лишь 1962 г. составил невообразимую для обывателя сумму - 44 000 «новых рублей» [44].
Настоящим эльдорадо по извлечению нелегального дохода для нарождавшихся в начале 1960-х г. цеховиков стали «карликовые предпри -ятия местной промышленности». Очень часто маленькие заведения располагались в крайне непрезентабельных зданиях-развалюхах, имели примитивное оборудование, небольшой штат сотрудников, особую атмосферу дружной производственной семьи, не выносившей сор из избы на обсуждение профкома или парткома. Именно в таких сплоченных коллективах и ковались пронырливыми руководителями целые состояния. Преимущество «малышей» перед заводами или фабриками состояло в том, что они сплошь и рядом работали без
«производственного плана», сырьем по разнарядке не обеспечивались, выпускаемую продукцию не учитывали. Немыслимое для других предприятий хозяйственное раздолье позволяло проворачивать коммерческие сделки с левой продукцией, деньги от продажи которой присваивались [45].
Уход Сталина из жизни и начавшееся при Хрущеве явное потепление политического режима раскрепостило общество. Постепенно улетучившийся страх положил начало развитию как созидательных, так и деструктивных явлений. Поэтому в данной статье не ставилась задача добавить еще одну ложку дегтя в очернении социализма. Уже морально устаешь от того вала негативной информации, которая порой камня на камне не оставляет на непростом прошлом России. Вопрос заключался в том, чтобы раскрыть как мотивы, побудившие отдельно взятую категорию людей заняться несанкционированной коммерческой деятельностью, так и показать степень представительства дельцов, действовавших на свой страх и риск среди миллиона честных советских тружеников.
ЛИТЕРАТУРА
1. О феномене культуры бедности см.: Хазиев Р. А. Культура советской торговли эпохи Хрущева: виртуозы обвеса, обсчета и продажи «из-под полы» // Вестник Башкирского университета. 2010. Т. 15. №3. С. 884-891.
2. ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 58. Д. 196. Л. 107-108; ЦГАОО РБ. Ф.
122. Оп. 32. Д. 1393. Л. 3. Д. 1959. Л. 25.
3. ЦГАОО РБ. Ф. 122. Оп. 32. Д. 1958. Л. 16.
4. ЦГАОО РБ. Ф. 122. Оп. 32. Д. 1958. Л. 107.
5. ЦДООСО. Ф. 54. Оп. 107. Д. 79. Л. 81.
6. ЦДНИОО. Ф. 371. Оп. 17. Д. 2017. Л. 35.
7. Подсчитано по: ЦГАОО РБ. Ф. 122. Оп. 32. Д. 1959. Л. 80.
8. ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 22. Д. 131. Л. 88.
9. ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 22. Д. 131. Л. 92-93.
10. ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 22. Д. 131. Л. 89.
11. ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 22. Д. 131. Л. 96.
12. ОГАЧО. Ф. 288. Оп. 18. Д. 132. Л. 60.
13. ЦГАОО РБ. Ф. 122. Оп. 32. Д. 1959. Л. 81.
14. ЦГАОО РБ. Ф. 122. Оп. 32. Д. 2178. Л. 2.
15. ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 23. Д. 104. Л. 211.
16. ОГАЧО. Ф. 288. Оп. 21. Д. 97. Л. 151.
17. ЦГАОО РБ. Ф. 122. Оп. 32. Д. 2178. Л. 41.
18. ЦГАОО РБ. Ф. 122. Оп. 32. Д. 2178. Л. 42.
19. ЦГАОО РБ. Ф. 122. Оп. 32. Д. 2178. Л. 46.
20. ОГАЧО. Ф. 288. Оп. 17. Д. 137. Л. 7.
21. ЦГАОО РБ. Ф. 122. Оп. 32. Д. 2178. Л. 63.
22. ЦГАОО РБ. Ф. 122. Оп. 32. Д. 1906. Л. 1 об.
23. ЦДНИОО. Ф. 371. Оп. 20. Д. 1375. Л. 47.
24. ОГАЧО. Ф. 288. Оп. 17. Д. 145. Л. 189-190.
25. ОГАЧО. Ф. 288. Оп. 17. Д. 145. Л. 190.
26. ЦГАОО РБ. Ф. 122. Оп. 32. Д. 1959. Л. 81.
27. ЦГАОО РБ. Ф. 122. Оп. 32. Д. 2178. Л. 52.
28. ЦГАОО РБ. Ф. 122. Оп. 32. Д. 2178. Л. 53.
29. ЦГАОО РБ. Ф. 122. Оп. 32. Д. 2178. Л. 53.
30. ЦГАОО РБ. Ф. 122. Оп. 32. Д. 2178. Л. 54-54 об.
31. ЦГАОО РБ. Ф. 122. Оп. 32. Д. 2178. Л. 55-56.
32. ЦГАОО РБ. Ф. 122. Оп. 33. Д. 203. Л. 2-2 об.
33. ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 22. Д. 129. Л. 158-159.
34. Подсчитано по: ЦГАОО РБ. Ф. 122. Оп. 32. Д. 1601. Л. 25.
35. ЦГАОО РБ. Ф. 122. Оп. 32. Д. 1939. Л. 7, 13.
36. ЦГАОО РБ. Ф. 122. Оп. 33. Д. 203. Л. 139.
37. ЦГАОО РБ. Ф. 122. Оп. 33. Д. 203. Л. 139.
38. ЦГАОО РБ. Ф. 122. Оп. 32. Д. 1958. Л. 95.
39. ЦГАОО РБ. Ф. 122. Оп. 32. Д. 1959. Л. 113, 118, 127.
40. ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 54. Д. 172. Л. 6.
41. Подсчитано по: ЦДНИОО. Ф. 371. Оп. 20. Д. 1375. Л. 34.
42. Подсчитано по: ЦДНИОО. Ф. 371. Оп. 20. Д. 1375. Л. 34.
43. ЦДНИОО. Ф. 371. Оп. 20. Д. 1375. Л. 34.
44. ЦДНИОО. Ф. 371. Оп. 20. Д. 1375. Л. 51; Д. 1478.
45. ЦДНИОО. Ф. 371. Оп. 20. Д. 1375. Л. 51.
Поступила в редацию 06.09.2011 г.
