6. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу: в 3 т. М., 1995. Т. 1. С. 70.
7. Энциклопедия символов, знаков, эмблем / сост. В. Андреева, В. Куклев, А. Ровнер. М., 2000. С. 94.
8. Кожемяко В.С. Валентин Распутин. Боль души. М., 2007. С. 58.
9. Смоленцев А. И свет во тьме светит (О повести В. Распутина «Дочь Ивана, мать Ивана»: опыт прочтения) // Подъем. 2004. № 12. С. 171.
Поступила в редакцию 26.02.2008 г.
Kalinina I.P. Is Ivan’s daughter against Ivan’s mother? (The image of the river in V. Rasputin’s story). The article deals with the polysemantic image of the river in the Rasputin’s story in this article. The structure and the symbolic meaning of the image is connected with the evolution of the author's world outlook and the character of recreated epoch. The specific structure of the whole story is determined with the help of comparison by the river's image and the nature of the main character in the story “Ivan’s Daughter, Ivan’s mother”.
Key words: «rural prose», Rasputin literary heritage research, mythological poetics, gender literary criticism.
«ПАДЕНИЕ СЕЯНА» БЕНА ДЖОНСОНА КАК ОБРАЗЕЦ АНГЛИЙСКОЙ КЛАССИЦИСТИЧЕСКОЙ ТРАГЕДИИ ЭПОХИ ВОЗРОЖДЕНИЯ
Т.В. Щербакова
В статье на примере трагедии «Падение Сеяна» рассматриваются особенности жанра в творчестве Бена Джонсона. Обращение автора к читателю, предшествующее трагедии, свидетельствует о компромиссной позиции Джонсона-классициста, а история постановки трагедии доказывает невозможность примирения требования догматической поэтики классицизма со вкусами публики общедоступного театра.
Ключевые слова: трагедия, Джонсон, классицизм.
Бен Джонсон (1573-1637) известен нашим зрителям и читателям прежде всего как драматург, младший современник Шекспира. Его перу принадлежат многочисленные комедии, маски, трагедии, а также лирические стихи и эпиграммы. Многие отзывы Джонсона о современных ему писателях вошли в анналы английской литературной критики.
Бен Джонсон был одним из самых образованных драматургов и большим знатоком античных классиков. «Действительно, Джонсон изучал Петрония, Плиния Младшего, Тацита, потому что находил великолепным их стиль, постоянно читал и перечитывал Горация и Квинтилиана, т. к. они сказали много полезного о теории поэзии. Ювенал, Марциал, Персий, Пиндар занимали его из-за того, что давали пищу как уму, так и воображению» [1]. Внимание к вопросам теории объяснялось новаторскими замыслами драматурга, поскольку он хотел реформировать английскую драму, которая казалась ему во многом примитивной и наивной. Свои взгляды на драму Бен Джонсон изложил в посвящениях, прологах, вводных сценах к пьесам, в посланиях «К читателю», в высказываниях
различных персонажей его произведений. Кроме того, сохранились его суждения по многим вопросам поэтики в сочинении «Леса, или Открытия и наблюдения над людьми и явлениями, сделанные во время ежедневного чтения и отражающие своеобразие отношения автора к своему времени», изданном посмертно в 1641 г.
Затрагивая вопрос о современной трактовке пьес Шекспира, Роберт Вейманн в одной из своих статьей замечает, что «наши современные ценности происходят из того же самого исторического процесса, что и ценности в произведениях Шекспира» [2]. В головах поколения Шекспира прочно закрепилось осознание того, что явления современности и прошлого имеют сходные причины, и это сходство делает возможным лучше понять прошлое и настоящее. В Италии в пьесах мести вопросы современности связывались с самыми вопиющими примерами тирании и бунта в средневековой Европе. Чапмэн, используя примеры из недавней истории Франции, отражал более утонченной формой государственный абсолютизм собственной страны. Но ни Италия, ни Франция не
предлагали такого размаха, как история Древнего Рима. Здесь можно было найти объективные и четко изложенные факты взлета и падения республики, соперничества диктаторов, свержения институтов свободы и замены их деспотизмом, основанном на демагогии, системе информаторов и всеобщем уничтожении ценностей. «Жизнеописания» Плутарха, переведенные на английский язык Нортом, предлагали целую галерею ярких портретов людей, участвовавших в подобных событиях, и делали Катона, Помпея, Брута, Юлия Цезаря и Антония виртуальными современниками. Правильный подход требовал не простого повторения фактов, а их выборочную обработку, сосредоточенную на моментах истории, имевших непреходящее значение, таким как осуществление власти, понятие свободы и значение самой истории в судьбе отдельной личности. Периодом максимального напряжения считались годы возвышения Цезаря и гражданских войн, закончившихся падением республики и установлением империи.
Многие читатели представляют римскую трагедию исключительно на примере шекспировских пьес. «Мы изучали древнюю историю по нему и представляли образы Цезаря, Брута, Кассия и Марка Антония по его героям», - пишет Д.У. Левер в монографии «Трагедия государства» [3]. Но следует помнить, что Шекспир был лишь одним из выражений огромного потока идей и мнений. Римские пьесы других драматургов также основывались на чтении классической истории, но их меньше, чем Шекспира, интересовали сами характеры, а больше политические силы, приводившие в действие людей.
Римская трагедия Джонсона «Падение Сеяна» происходит именно из этой традиции. Она основана на реальных фактах, а не на легенде или мифе. Автора больше интересуют политические силы в действии, а не добродетельные или злые личности.
В обращении «К читателю», предпосланному трагедии «Падение Сеяна», Бен Джонсон высказывает свои взгляды на жанр трагедии и считает нужным отметить отступления от классических канонов трагедии [4]. Этих отступлений два. Во-первых, отсутствие хора. Джонсон говорит, что отказался от него, потому что опыт доказал неприменимость его в условиях современного театра.
Никто, по его словам, не справился с задачей оправдать участие хора в действии современной трагедии. В самой трагедии он вывел хор из оркестры на помост, разбил его на отдельных исполнителей, дал им соответственные имена и предоставил комментировать действие в ходе его развития. Непосредственным результатом этого оказалось огромное количество участников спектакля: тридцать пять именных и девять групп отдельных персонажей. «Давать личную характеристику хоревтам Бен Джонсон не счел нужным - это чрезмерно разбивало бы внимание слушателей и нарушало бы идею коллективности хора, поэтому комментаторы разделены просто на «хороших людей» (строфа) и «прохвостов» (антистрофа)» (т. 1, с. 58).
Во-вторых, как говорит сам Джонсон, «бесполезно также или невозможно в наши времена и при тех слушателях, каким обычно играют пьесы, соблюдать древний стиль или великолепие драматических поэм, с сохранением удовольствия для народа» (т. 1, с. 114). Он обещает привести более развернутые доводы по этому поводу в замечаниях на «Искусство поэзии» Горация, которые планировал издать в скором времени. К несчастью, этот комментарий, построенный в форме диалога, был уничтожен пожаром, вспыхнувшем в квартире поэта в 1623 г.
Не следуя внешним приемам античной трагедии, Джонсон все же придерживается тех принципов, которые составляют сущность трагедии; а она состоит «в правильности трактовки, достоинстве лиц, важности и возвышенности речей, полноте и частости сентенций».
Действие трагедии «Падение Сеяна» происходит во времена правления Тиберия, через 80 лет после главных сражений гражданской войны, когда Римская республика неотвратимо превращалась в мировую империю. Во главе когда-то свободного общества стоит престарелый император и им лично назначенный фаворит. Времена республики еще помнят, но дух свободы ушел с уходом ее сторонников.
Времена! Нет, люди,
Люди не те. Как низки мы, бедны,
Какие выродки пред пышным ростом Отцов великих! Где теперь душа Богоподобного Катона? Добрым Смел быть, когда был Цезарь злым. Сумел
Не жить рабом, но умереть владыкой...
Иль постоянный Брут, что, победя Лесть выгод, свой удар великолепный Направил в сердце изверга, который Безжалостно порабощал страну? <...> Отважный Кассий был последним в роде.
(т. 1, с. 87-96, 104).
В новой ситуации лицемерие и ужас разрушили человеческое благородство. Сенаторы, соперничая друг с другом, приветствуют каждую реплику Тиберия и льстят его мини-стру-выскочке Сеяну. Потенциальных оппонентов выслеживает сеть секретных агентов. Чтобы представить ситуацию в ее истинном свете, Джонсон использовал технику стороннего наблюдателя, поместив на сцене группу комментаторов, чья критика необходима для интерпретации и понимания двойственности режима. Инакомыслящие (Аррунций, Саби-ний, Корд, Силий) могут только говорить, но не действовать.
После нескольких кратких появлений основных действующих лиц и сатирических комментариев Аррунция и его друзей, политическая ситуация проясняется. Мы видим, как Тиберий отвергает культ личности и публично отказывается от божественных почестей, хотя сам принимает лесть своего двора. Сеян, фаворит, обладающий безграничным доверием своего имперского хозяина, получает всю исполнительную власть и использует ее для устранения наследников Тиберия, чтобы самому занять трон императора. В число наследников входят Друс, сын императора, и отпрыск Германия, брата Тиберия. До начала действия Германий, названный так в честь победоносных кампаний против германских племен, был удален из центра политической деятельности с помощью простого назначения с миссией за границу, где его отравляют, а его семье приходится скрываться от имперских шпионов. Как говорит Сабиний:
Когда к вождю Растут любовь и почесть, есть приемы Всегдашние у зависти царей. <.> Посольства ли, войны, чего-нибудь Подобного - услать в чужие страны,
Где слава меркнет, тает. Так и с ним. <.>
(т. 1, с. 159-161, 164-166).
Шаг за шагом замыслы Сеяна продвигаются. Его первая жертва - Друс. Используя
подкупленного врача в качестве посредника, Сеян обольщает Ливию, жену Друса, и они втроем разрабатывают заговор и подсыпают Друсу яд. После этого Сеян убеждает Тиберия, что семья Германия и их сторонники представляют серьезную угрозу, и предлагает уничтожить оппозицию, но не одним ударом, а постепенно одного за другим. Не используя на сцене каких-либо ужасов или сенсационных эффектов, пьеса показывает ситуацию, когда общество оказывается в тисках государственного террора. Тиберий председательствует в Сенате с показным безразличием, а подкупленные обвинители выступают со сфабрикованными обвинениями. Корда обвиняют в том, что он опубликовал историю, в которой прославляет Брута и описывает Кассия как «последнего из всех римлян». После красноречивой защиты свободы слова его отсылают и отдается приказ об уничтожении его книг.
Велите книги сжечь! О, как смешно Безмозглое усердие Сената И мысль, что может нынешняя власть Развеять память у времен грядущих! <.> Того не видеть этим жестоким Запретам их в ярости сжигать:
Позор и срам останутся за ними,
А автору навек прославят имя.
(т. 3, с. 471-474, 477-480).
Силий, бесстрашный старый генерал, обвинен в вымогательстве и измене. Он заканчивает свою речь вызовом и закалывает себя:
Римляне, если сыщитесь в Сенат,
Хотите гнев Тиберия презирать,
Смотрите - Силий учит умирать.
(т. 3, с. 337-339).
За Сабинием следят в его собственном доме двое агентов, спрятавшись под крышей, а третий провоцирует выступление против императора-тирана, чтобы схватить и отправить в Гемоний. Аррунций, единственный оставшийся в живых комментатор, озвучивает с жестокой иронией страхи всех приличных людей, кто живет во времена государственного террора:
А можно мне молиться
Тайком - и уцелеть? Да? Или вслух,
Открыто, если я не поминаю
Сеяна и Тиберия? Ведь должен Раз начал? Тяжело! Могу я думать И в пытку не попасть? Болтать во сне И кашлять? Как на этот счет законы?
А головой качать без слов? Сказать «Дождь» или «Ведро» и меня не бросят В Г емоний?
(т. 4, с. 300-309).
Когда процесс заканчивается, старших детей Германия изгоняют, а младших помещают под домашний арест. Сеян еще больше укрепляет свою позицию после того, как старый император уезжает на Капри, где может дать волю своим тайным порокам вдали от общества. Тем временем Сеян заручается поддержкой войск, расположенных вокруг столицы, и концентрирует всю власть в своих руках.
Поворотный момент настает, когда Сеян, абсолютно уверенный в свом влиянии на Тиберия, просит позволения женится на Ливии, вдове Друса, которая уже была его любовницей. Как только Сеян уходит, Тиберий назначает Макро личным агентом и поручает ему следить за сверхамбициозным фаворитом, чтобы, когда настанет подходящий момент, свергнуть его. Макро подходит для этого задания как нельзя лучше: он не знает угрызений совести и не позволяет личным симпатиям влиять на свое безудержное стремление к продвижению:
Велят мне заговор предпринимать На ближнего, жену мне оторвать От жара губ, любимую, как вздох,
Родителей убить, родной росток Зарезать - сына, всех вести родных На гибель, не отнять сетей тугих От дружбы ли, невинности ли, бога,
Что? - всех богов чернить: исполню строго Барыш и знатность видя в поручении -Путь ввысь в покорности и угождении.
(т. 3, с. 726-735).
Макро приступает к исполнению своего поручения, под маской уважения следит за действиями Сеяна и одновременно собирает свою гвардию. Тиберий тем временем создает дымовую завесу, присылая туманные и противоречивые послания в Сенат и своему фавориту. День расплаты настает, когда Сенат срочно собирается для заслушивания послания от императора. Макро расставляет своих солдат на дверях, и послание зачиты-
вают. В нем хитроумно звучит и похвала, и критика Сеяна, а сенаторы изо всех сил пытаются понять скрытый смысл в словах Тиберия. В заключении письмо велит лишить Сеяна всех его должностей, предлагает Сенату рассмотреть вопрос о конфискации его собственности и мягко намекает, что в качестве расплаты правосудие может потребовать и его жизнь. Тиберий до конца остается политиком и маскирует государственный переворот в одежды правосудия. От Макро деликатности не требуется, он тут же отдает команду и без промедлений отправляет Сеяна на казнь.
На первый взгляд, драматическая структура пьесы Джонсона соответствует концепции трагедии, поскольку изображает падение великой личности. Сеян в один день падает с высоты власти до самой низшей точки, его тело разрывает на части толпа, так что даже палач остается без работы. Но в истории нет возвышающего урока, в действии нет места божьему промыслу. Даже Фортуна, к которой Сеян взывает и которой бросает вызов в V акте, не имеет влияния на развитие событий. Историю делают люди, и она такая же безжалостная и аморальная, как и они. Джонсон не видит надежды на лучшее, т. к. падение Сеяна оказывается возвышением Макро, точно такого же беспринципного негодяя, первым действием которого становится приказ об уничтожении невинных детей его жертвы:
А как закон
Не позволяет нам казнить девицу,
То хитрый и жестоко-злобный Макро
Ее отдал растлить и опозорить
Бесстыдной страсти грубых палачей,
Чтоб после удавить с несчастным братом.
(т. 5, с. 849-854).
Те люди, которые провозгласили бы Сеяна императором, если бы ему удалось осуществить свой замысел, жестоко обошлись с ним, когда он впал в немилость. Что же до тирании в государстве, полицейского террора, всеобщего лицемерия и коррупции, все остается по-прежнему: «разрушительная сатира Джонсона изображает трагедию не одного человека, а трагедию всего общества» [3, р. 69].
В подходе автора к материалу очевидна еще одна отличительная черта: тщательная
подготовка. Он заимствовал материал в основном у Тацита, сопровождая его многочисленными деталями из других авторов. Но Джонсона волновала не только фактическая точность. Автор решил все речи своих действующих лиц строить на цитатах, оговоренных в примечаниях к тексту, чтобы избежать обвинений в вольномыслии его римлян и в поступках злого императора или его любимца. «Пьеса приобрела никогда не встречавшийся в истории театрального текста вид: подстрочные примечания в ней разрослись настолько, что могли смело спорить с научным трактатом» (т. 1, с. 57). Построение пьесы свидетельствует о тщательной организации материала, и тонкость ее композиции раскрывается только внимательному читателю. Вряд ли возможно довести до зрителя то обстоятельство, что Тиберий, слушая восторженную декламацию Сеяна на тему о том, каким путем надлежит губить опасного врага, уже давно решил погубить самого Сеяна именно таким же образом. Предоставив ему истреблять потомство Германика, он готовит ему погибель в ту минуту, когда фаворит закончит возложенное на него поручение и станет ожидать обещанной награды. Вряд ли способен зритель оценить указание Аррун-ция на Макро как достойного заместителя Сеяна, которого он только что уничтожил: для этого такой зритель должен помнить, что Макро действительно стал начальником преторианской гвардии и что именно он задушил Тиберия подушкой.
Показательна история постановки трагедии «Падение Сеяна». Ее сыграли в коронационный 1603 г., к открытию сезона. Сам Джонсон говорит в посвящении лорду Оби-ньи, что его пьеса потерпела «от здешнего народа не меньше, чем ее герой от ярости народа римского», поскольку зрители парте-
ра выражали свое неодобрение громкими криками, и премьера была практически сорвана. В утешение автору прислали восемь похвальных поэм, литературные и университетские круги наперебой свидетельствовали свое восхищение, и пьесу было решено перенести из «Глобуса», открытого театра, в закрытый зал Блекфрайерской слободы. Там эта трагедия стала пользоваться неизменным успехом.
Трагедия «Падение Сеяна» и высказывания Бена Джонсона о жанре интересны в том отношении, что показывают невозможность примирить требования догматической поэтики ренессансного классицизма с вкусами публики, для которой писали драматурги общедоступного театра.
1. Решетов В.Г. История английской литературы: эпоха Возрождения - XVII век. Рязань, 2006. С. 92.
2. Weinmann R. Shakespeare on the modern stage: past significance and present meaning // Shakes-pear Survey. L., 1967. P. 116.
3. Lever J.W. The tragedy of state. L., 1971. P. 60.
4. Джонсон Б. Драматические произведения / вступ. статья И. А. Аксенова. М., 1931. Т. 1. Далее Б. Джонсон цитируется по этому изданию с указанием тома и страниц.
Поступила в редакцию 29.11.2007 г.
Shcherbakova T.V. Ben Johnson’s «Sejanus» as an example of English Renaissance neo-classical tragedy. The article is concerned with Ben Jonson’s tragedy Sejanus and deals with his peculiarities of the genre. The preface to the tragedy reveals a compromise position of Jonson-classist, and its stage history proves that it was impossible to reconcile dogmatic rules of neo-classicism with the demands of audience in popular theatre.
Key words: tragedy, Johnson, classicism.