CC BY
50
РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА Russian Literature
М.Ю. Люстров (Москва)
«О ОПАСНОМ ПОЛОЖЕНИИ ВРЕМЕНЩИКОВ»: ОБРАЗ ЭЛИЯ СЕЯНА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ XVIII В.
Аннотация. Статья посвящена проблеме восприятия русскими писателями XVIII в. одной из наиболее одиозных и хорошо известных в Европе фигур римской истории. Автор, опираясь на материал европейских, преимущественно французских памфлетов, перечисляет государственных деятелей XVII-XVIII вв., отождествлявшихся современниками с командующим римской преторианской гвардией эпохи императора Тиберия, знаменитым временщиком Элием Сеяном, и впервые в отечественной науке дает объяснение небольшого интереса к этому персонажу в России XVIII в. По мнению исследователя, такое отношение к Элию Сеяну в России связано не столько с недостаточным знанием римской истории, сколько с противоречивостью сведений о нем, содержащихся в русских переводах книг древних авторов. Безусловно отрицательным героем Сеян выглядел в «Анналах» Тацита, хорошо известных европейскому читателю XVII-XVIII вв. и не издававшихся на русском языке в течение всего XVIII столетия. В предлагаемой статье не исследуется проблема восприятия античного наследия в Европе, и представленный европейский материал служит фоном, позволяющим увидеть некоторые неочевидные особенности русской литературы XVIII в.
Ключевые слова: Элий Сеян; Тацит; русская литература XVIII в.; римская история; временщик.
M. Lustrov (Moscow)
"On the Danger Situation of Timeservers": Aelius Sejanus's Image in Russian literature of 18th Century
Abstract. The article deals with the perception of one of the most notorious and well-known European figures in Roman history by Russian writers of the 18th century. The author, based on the material of European, mainly French pamphlets, lists of public figures 17th and 18th centuries that were identified by contemporaries as the commander of the Roman Praetorian Guard era of Emperor Tiberius, famous timeserver Aelius Sejanus, and for the first time in domestic science provides an explanation of a small interest to this character in Russia in 18th century. According to the researcher, such kind of attitude to Aelius Sejanus in Russia isn't depends on lack of knowledge, but it's a result of conflicting information in Russian translation of ancient authors. Sejanus looked a certainly negative hero in the "Annals" by Tacitus that was well-known to European reader in 17th and 18th centuries, and unreleased in Russian during the 18th
century. This article doesn't examine the problem of perception of ancient heritage in Europe, and European material serves as a framework, that allows to see some non-obvious features of Russian literature in 18th century.
Key words: Aelius Sejanus; Tacitus; Russian literature of 18th century; Roman history; timeserver.
В европейских сочинениях XVII-XVIII вв. прославленные персонажи древней истории упоминаются регулярно. Алкивиад, Александр Македонский, Нума Помпилий, Цезарь, Сципион, Помпей, Ганнибал, Веспасиан, Тит выступают в качестве героев повествования или становятся историческими аналогами единоземцев автора. Примеров такого рода огромное количество, один из них - опубликованный в 1754 г. шведский «ответ» на вопрос, кого из великих королей Севера можно считать более великим, Густава II Адольфа Шведского или Христиана IV Датского. В конце статьи шведский автор сообщает, что великий Густав - правитель и воин, обладал всеми достоинствами Октавиана Августа, Александра Македонского, Ганнибала, Катона, Цезаря и Константина Великого1. Многие из называвшихся европейскими авторами героев оказываются фигурами противоречивыми: Ганнибал видится им то выдающимся военачальником, то «хитрым пунийцем», Помпей - то славным мужем, то побежденным Цезарем жалким беглецом, Александр - то не знающим поражений гением, то порочным язычником. По этой причине знаменитые герои древности отождествляются как со спасителями, так и с опасными врагами отечества. Некоторые же деятели римской истории воспринимаются европейскими писателями как бесспорно отрицательные.
Русские авторы подхватывают эту традицию существенно позднее своих европейских коллег: в панегириках Петровской эпохи появляются «Помпей, великой вожд римский, многих царей и стран, восстающих на римское государство, победитель», «Сципион, преславный африканский победитель», «Франсибул Афинский, иже видя Афины, отечество свое, в мучителской неволи, поревновал о том, собра несколко воинства и тиранов, сиречь мучителей, уби» и т.д. Некоторым же популярным в Европе персонажам древней истории в русских сочинениях XVIII в. места так и не нашлось. В предлагаемой статье на одном из многочисленных примеров предлагается объяснение возможных и не всегда очевидных причин этого молчания.
Среди «сокрытых» для отечественного читателя героев древности оказывается Элий Сеян, командующий римской преторианской гвардией, а затем консул, временщик, вознесшийся в эпоху правления императора Тиберия, якобы намеревавшийся захватить трон, арестованный в момент ожидаемого триумфа и казненный к радости ненавидящего его народа.
Известно, что в XVII-XVIII вв. временщик Сеян являлся одним из наиболее любимых персонажей европейских драматургов. В 1603 г. увидела свет знаменитая трагедия Бена Джонсона «Падение Сеяна» (Sejanus: his fall), а в 1716 г. пьеса голландца Ван дер Занде «Смерть Элия Сеяна» (De
dood van Elius Sejanus). Кроме трагедий, в Европе появлялись прозаические сочинения, содержащие рассказ о бесславной гибели римского временщика или служащие целям воспитания истинных монархов. В 1617 г. французский писатель Пьер Маттье (1563-1621) издал книгу «Элий Сеян, исторический роман, собранный из различных авторов П. Маттье» (Elius Sejanus histoire romaine recueillie de divers Autheurs par P. Matthieu), Сея-ну же посвящен вышедший в 1658 г. труд австрийского историка Г.А. Эн-ненкеля (Ennenckel Georgius Acacius, 1573-1620) «Sejanus eder Lehr und Erinnerung von der Könige und Fürsten grossen gewalthabenden Dienern».
Известно также, что с Элием Сеяном ассоциировались павшие или активно действующие временщики при европейских дворах XVII в. Возможно, тому же П. Маттье принадлежит изданное в 1615 г. рассуждение «Французский Сеян. К королю» (Seianus François. Au roy) - на его авторство указывает карандашная надпись на титульном листе книги. Это предположение подтверждается содержащимися в тексте выпадами против фаворита Марии Медичи Кончино Кончини, маршала д'Анкра, известным противником которого был биограф Сеяна Маттье. Так, уже в самом начале сочинения отмечается, что «десять лет Сеян носил своего демона во Франции во время правления Великого Генриха, вашего отца»2. Поскольку во Францию Кончини прибыл в 1600, а Генрих IV был убит в 1610 г., несомненно, французским Сеяном здесь объявляется Кончини, через два года после выхода «Французского Сеяна» закончивший свою жизнь так же бесславно, как и его римский образец.
Другим временщиком, отождествлявшимся современниками с Элием Сеяном, являлся кардинал Джулио Мазарини. В 1649 г. (в начале которого двор тайно покинул Пале-Рояль, парламент вынес постановление об изгнании Мазарини из страны, Париж был блокирован принцем Конде, а чуть позже, в августе, парламент ратифицировал акт об окончании гражданской войны, и Людовик XIV прибыл в столицу) издается сразу несколько сочинений, где Мазарини сопоставляется с Сеяном.
В «Отражении двух противопоставленных лиц» (Le Miroir a deux visages opposez) в связи с министром Мазарини упоминаются вышеназванный временщик при императоре Тиберии Сеян и советник императора Гонория Стилихон. Во «Властолюбии, или Портрете Элия Сеяна как персоне кардинала Мазарини» (L'ambitieux ou Le portraict d'Aelius Sejanus en la personne du cardinal Mazarin) эти персонажи сопоставляются напрямую. Надо понимать, что во Франции в первой половине XVII в. героев, претендующих на роль новых Сеянов, было несколько, и в глазах современников между ними наблюдалось несомненное сходство. В том же 1649 г. во Франции вышел памфлет, в котором описывается явление духа маркиза д'Анкра кардиналу Мазарини, и дух бывшего временщика упрекает временщика современного.
Вне всякого сомнения, причина столь частого упоминания Сеяна в сочинениях первой половины XVII в. заключается в отличном знакомстве европейских авторов с многократно издававшимися в то время «Анналами»
Тацита. Из этого источника авторы черпали сведения об истории взлета и падения столь напоминающего современных временщиков Сеяна (в предисловии к своей трагедии Бен Джонсон прямо ссылается на «Анналы»).
В Европе об Элии Сеяне помнили и в ХУШ в. В январе 1772 г. был арестован, а в апреле того же года жестоко казнен фаворит датского короля Христиана VII немецкий врач Иоганн Фридрих Струензе. Среди многочисленных памфлетов, изданных его противниками и получивших самые необычные названия (как то «Сокрушение диавола из-за погибели его державы 17 января» или «Житие Струензе Пивная Кружка»), есть и брошюра «На погибель датского Сеяна»3. Из этого краткого и не претендующего на научную основательность экскурса следует, что в европейской литературе XVП-XVШ вв. Элий Сеян являлся одним из самых востребованных героев римской истории, идеальным прототипом современных авторам временщиков.
В России XVIII в. временщиков, потенциальных русских Сеянов, было более чем достаточно. На эту роль могли претендовать и Меншиков, и Бирон, и Потемкин. Однако русских сочинений, авторы которых видели бы черты Сеяна в своих соотечественниках, кажется, не появлялось. В изданной в самом начале XIX в. «Картине жизни и Военных деяний ... А.Д. Меньщикова, фаворита Петра Великого» сказано, что «Меньщиков будучи из ничего возвышен до первых достоинств в Государстве, мог бы без сомнения окончить жизнь свою со славою, естьлиб не обладала им самая безрассудная страсть любочестия, чтоб иметь потомков своих на Престоле - о сей-то камень многие любимцы подобно ему расшибались»4, но кто относится к числу этих любимцев, автор не указывает.
Иностранцы же, пишущие о России этого времени, новых Сеянов там обнаруживали и их называли. Так, в «Секретных записках о России» Ш. Массон отмечает, что после смерти Екатерины II известный своим варварством генерал-губернатор Петербурга Архаров «.был утвержден в прежних должностях и даже возведен в новые. Меж тем ропот честных людей и крики народа не смолкали. Поговаривали, что, когда Павел ехал на коронацию в Москву, весь путь его был вымощен прошениями, которые население подавало против этого нового Сеяна». Правда, по мнению Массона, Архаров становится новым Сеяном не как захвативший власть временщик, но как «человек или, скорее, дикий зверь», который «сделался известным с давнего времени своим варварством, достойным палача Атиллы»5.
Кажется, первым русским автором, вспомнившим о Сеяне, стал А.Н. Радищев. В части «Песни исторической», посвященной правлению императора Тиберия, он пишет: «Время, в царствии драгое, // Истощая в сих утехах, // Исполненье своей власти // Злой тиран отдал Сеяну. // Сей, орудье его зверства, // Шел во власти и в тиранстве // Наравне с ка-прийским богом. // Погубив его семейство, // Он уж смелую десницу // На трепещуща тирана // К поражению возносит, // - Но сам пал.»6. В XVIII же столетии русский читатель находил имя Сеяна в «Мнениях нра-
воучительных на разные случаи с правилами и рассуждениями господина графа Оксенштирна» (М., 1792) - в переводе «Pensées sur divers sujets de morales» (1736) шведского моралиста Ю.Т. Уксеншерны (J.T. Oxenstierna). В статье, в русской версии получившей название «О опасном положении временщиков», в частности, отмечается: «Ежели рассмотрим плачевный конец Аманаю, пагубную перемену Сежана, смерть Клитову, злоключение графа Ессекского в Англии, участь маршала Франции Данкра и бедствия других многих временщиков, злоключения претерпевших, коими истории наполнены, то невозможно не бояться такого щастия, которое состоит в искренней поверенности, какую вельможи подавать охотно готовы»7. Никакими комментариями переводчика этот фрагмент не сопровождается, об известном французскому читателю XVII в. сходстве между Сеяном и Кон-чини здесь, естественно, не говорится ни слова, а сам Элий Сеян назван Сежаном.
Отмечалось, что имя Сеяна упоминается русскими авторами в 20-х гг. XIX в.: К.Ф. Рылеев называет его в стихотворении 1820 г. «К временщику», где с Сеяном сопоставляется Аракчеев; А.С. Пушкин в письме от 2425 июня 1824 г. П.А. Вяземскому рассказывает о своей ссоре с М.С. Воронцовым, которого отождествляет с Сеяном, а императора Александра - с Тиберием8 («Тиверий рад будет придраться, а европейская молва о европейском образе мыслей графа Сеяна обратит всю ответственность на меня»9). В данном случае не так важно, на каком основании современники сопоставляют описываемую ими персону с Сеяном: временщик ли он, прибравший к рукам государственную власть, или жестокий градоначальник. Важно, что в какой-то момент его имя начинает фигурировать в текстах русских авторов.
Интерес к Сеяну в России 20-х гг. XIX в. может быть связан с неоднократно отмечавшимся всплеском интереса к тем же «Анналам» Тацита, где о преступлениях Сеяна рассказывается очень подробно. Упоминалось также, что в России Тацита знали достаточно давно, на него ссылается В.Н. Татищев, однако особенно популярным он становится в декабристской среде, а первые переводы «Анналов» на русский язык появляются в самом начале XIX в.10
Русским читателям XVIII в. этот один из наиболее одиозных персонажей римской истории был известен мало, и падение Меншикова ассоциировалось у современников с падением куда более известного героя. В письме И.А. Черкасову Е.И. Пашков замечает: «Прошла и погибла суетная слава прегордаго Голиафа, которого бог сильною десницею сокрушил; все этому очень рады, и я, многогрешный, славя святую Троицу, пребываю без всякаго страха, у нас все благополучно и таких страхов теперь ни от кого нет, как было при князе Меншикове». Однако дело, как представляется, не только в плохой осведомленности участников этой переписки.
В переводах сочинений древних авторов, выполненных в России в XVIII в. и посвященных римской истории, Сеян встречается нередко, и есть основания говорить о его репутации в глазах русской читательской
публики. Сеяна безусловно осуждают Тацит и Дион Кассий, но «Анналы», как отмечалось, были переведены поздно, а «Римские истории» не переводились вовсе. В то же время 1774 г. в России появляются переводы сочинений Светония и Веллея Патеркула, где отношение к Сеяну сформулировано не столь однозначно, как у Тацита или Диона.
Из книги Светония следует, что Сеян был всего лишь орудием в руках Тиберия, при помощи которого он хотел погубить детей Германика, «а внука своего, сына же Друзова Тиверия, утвердить на наследстве после себя в Империи»11. В свою очередь, в «Сокращенной Греческой и Римской истории» Веллея Патеркула русский читатель мог обнаружить апологию Сеяна:
«Редко случается, чтобы первые достоинством мужи не имели при себе великих людей, на которых бы могли возложить часть своих дел ... В самом деле великие дела требуют великих помощников: да в малых, хотя и не столько оные нужны. Тиверий, последуя сим примерам, вознамерился особливо возложить на Елия Сеяна, которого еще теперь видим мы главнейшим его помощником ... Сила его тела соответствовала бодрости духа, сверх того был важен, но с приятностию, в веселости уподоблялся древним, трудолюбив, старателен, чего, однако, не показывал; ничего себе не присвоял, но чрез то самое все получал, ставил себе всегда ниже, нежели как другие, и скрывал под спокойным видом всегда заботящийся дух. Давно уже об нем такое мнение имеют государи и все граждане»12.
Правда, это описание сопровождается комментарием, содержащим ссылку на Тацита:
«Веллей почитает Сеяна наилучшим изо всех граждан и наипочтеннейшим человеком в государстве; но послушаем Тацита, который нам оставил истинное его начертание и который темными красками, какими пишет сего министра, предает его вечному проклятию людей, как то говорит г. Галлиар ... Он родился в Вульсинии от Сея Стравона, Римского дворянина. Во младости прилепившись к Каию Цезарю, внуку Августа, привлек на себя обвинения, аки бы он за деньги склонился на блуд с Апикием, богатым и расточительным человеком. Потом разными коварствами так овладел Тиверием, что сей государь, скрывающийся от всего света, открывал ему все свои тайны, не столько по проворству Сеяна, ибо он сам от того погиб, сколько по гневу богов к Республике, которой он как во время своего пребывания в милости, так и при своем падении был пагубен. Он был к трудам приобыкший, дерзкий, искусный самого себя скрывать, а других пятнать, гордый и льстец с наружи казался спокойным, а во внутри пожираем желанием царствовать, чего ради иногда был роскошен и щедр, а по большей части рачителен и бдителен, что не меньше порочно, когда под тем честолюбие скрывается»13.
По всей видимости, для русского читателя XVIII в., знакомого с деяниями Сеяна по переводным текстам, он однозначно отрицательным персонажем не был, и с этим обстоятельством связано отсутствие сочинений,
содержащих сопоставление современных временщиков с Сеяном. Ситуация изменилась после знакомства русских читателей с переводом Тацита.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Svar pâ den frâgan: Hvilken varit storre Konung antingen Gustaf Adolph I Sverige, eller Christian den IV I Danmarck / Vâra Fôrsôk. Vol. 2. Stockholm, 1754. P. 146.
2 Seianus François. Au Roy. Paris, 1615. P. 3
3 Коган М.А. Просвещенный абсолютизм в Дании. Реформы Струензе: лекция. Л., 1972. С. 17.
4 Картина жизни и Военных деяний российско-императорского генералисси-ма, князя Александра Даниловича Меньщикова, фаворита Петра Великого. М., 1801-1803. С. 276.
5 Массон Ш. Секретные записки о России времени царствования Екатерины II и Павла I. Наблюдения француза, жившего при дворе, о придворных нравах, демонстрирующие незаурядную наблюдательность и осведомленность автора. М., 1996. С. 117.
6 РадищевА.Н. Стихотворения. Л., 1975. С. 110.
7 Мнения нравоучительные на разные случаи с правилами и рассуждениями господина графа Оксенштирна. М., 1792. С. 339.
8 Готовцева А.Г., Киянская О.И. Сатира К.Ф. Рылеева «К временщику». Опыт историко-литературного комментария // Вопросы литературы. 2010. № 3. С. 297340.
9 Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: в 10 т. Т. 10. М., 1966. С. 92.
10 Казанский Н.Н., Любжин А.И. Античная литература в культуре XVIII века // Русско-европейские литературные связи. XVIII век: энциклопедический словарь. СПб., 2008. С. 291.
11 К. Светония Транквилла. Жизни двенадцати первых цесарей римских. СПб., 1774. С. 293.
12 Веллея Патеркула сокращение Греческия и Римския истории. СПб., 1774. С. 317-320.
13 Там же. С. 318-319.
References (Articles from Scientific Journals)
1. Gotovtseva A.G., Kiyanskaya O.I. Satira K.F. Ryleeva "K vremenshchiku". Opyt istoriko-literaturnogo kommentariya [Satire by K.F. Ryleev "To Favorites". The Experience of Historical and Literary Comment]. Voprosy literatury, 2010, no. 3, pp. 297-340. (In Russian).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
2. Kazanskiy N.N., Lyubzhin A.I. Antichnaya literatura v kul'ture XVIII veka [Antique Literature in the Culture of 18th Century]. Russko-evropeyskie literaturnye
svyazi. XVIII vek: entsiklopedicheskiy slovar' [Russian-European Literary Connections. 18th Century: Encyclopedic Dictionary]. St. Petersburg, 2008, p. 291. (In Russian).
(Monographs)
3. Kogan M.A. Prosveshchennyy absolyutizm v Danii. Reformy Struenze: lektsiya [Enlightened Absolutism in Denmark. Struenze's Reforms: Lecture]. Leningrad, 1972, p. 17. (In Russian).
Михаил Юрьевич Люстров - доктор филологических наук, профессор, профессор РАН; профессор кафедры истории русской классической литературы Института филологии и истории РГГУ
Научные интересы: русская литература XVTI-XVTII вв., русско-скандинавские литературные связи в XVIII в.
E-mail: [email protected]
Mikhail Lustrov - Doctor of Philology, Professor, Professor of Russian Academy of Sciences (RAS); Professor of the Department of Russian Classical Literature History of the Institute for Philology and History, Russian State University for Humanities (RSUH).
Research interests: Russian literature of 17th and 18th centuries, Russian-Scandinavian literary relations in the 18th century.
E-mail: [email protected]
