CC BY
45
УДК 821.161.1.09 "19"
Лобкова Нина Алексеевна
кандидат филологических наук Костромской государственный университет lobkova.nina.a@yandex.ru
П.В. АННЕНКОВ В «ВЕСТНИКЕ ЕВРОПЫ» (по письмам к М.М. Стасюлевичу)
П.В. Анненков с первого выпуска «Вестника Европы» в 1866 г. - сотрудник журнала и в дальнейшем - постоянный собеседник редактора-издателя М.М. Стасюлевича в письмах к нему. Анненков становится своего рода "проводником " молодого редактора в мир современной журналистики. В статье прослеживается влияние П.В. Анненкова на определение либерального курса журнала «Вестник Европы», приводятся его мнения о русской прессе и литературной жизни 1860-80-х годов. Особое внимание уделяется толкованиям Анненкова публикаций Тургенева в «Вестнике Европы» и откликов в прессе на тургеневские произведения. Рассмотрена позиция Анненкова по вопросу отношений Тургенева с Некрасовым и в связи с этим прокомментировано воспоминание о близости поэта к кружку литераторов "замечательного десятилетия ". В статье учтены мнения Анненкова о раннем и позднем творчестве Некрасова, о причинах популярности его поэзии. Суждения Анненкова о политических событиях в России уточняют представление о личности критика и мемуариста.
Ключевые слова: Анненков, «ВестникЕвропы», Стасюлевич, письма, "агапы", Тургенев, Некрасов.
Работы П.В. Анненкова любого жанра важны не только своим содержанием, но и своей интонационной окраской, возникающей в результате позиции автора, его особого «угла зрения» на действительность. «Такие фигуры, как Анненков, цементируют культуру эпохи, в которую им выпало жить. Их вклад в целое - не столько сами произведения, но атмосфера, в которой становится возможным настоящее искусство» [1, с. 5]. Этот тезис И. Сухих можно отнести и к переписке П.В. Анненкова. Два тома его писем к Тургеневу с богатейшими комментариями и статьями Н.Н. Мостовской и Н.Г. Жекулина [3, с. 260298] содержат бесценный литературный материал. Письма Анненкова к Стасюлевичу дополняют картину истории русской литературы и уточняют наше представление о личности критика.
Анненков, один из авторов «Вестника Европы» с первого его выпуска, приветствовал переход Стасюлевича с января 1868 г. «за Рубикон специальности» [11, с. 293], превращение его научного издания в ежемесячный журнал истории, политики и литературы, что даст свободу движения: «Жутко Вам становится при мысли сделаться из профессора журналистом в полной форме, но шаг необходим, а как он важен, можете судить по тому интересу и говору, которые возбуждены у публики слухом о Вашем предприятии. И она права! Идеал русского журналиста ей не знаком - и она думает, что он именно тут наклёвывается» [11, с. 296-297].
Идеал русского журналиста - этот высокий образ редактора «Вестника Европы» Анненков пока только предвидит как возможность, но дальнейшая история журнала, заметки критика почти по каждому его выпуску подтверждают безошибочность его чутья.
Анненков берёт на себя своего рода роль "проводника" молодого редактора в мир современной журналистики, о которой он делает несколько иронических замечаний в летних письмах 1867 г. Они
связаны с резким откликом в прессе на его статью «Русская современная история в романе И.С. Тур -генева "Дым"» («Вестник Европы», 1867, т. 2). Анненков подчеркнул в статье актуальность романа, объяснил, почему Тургенев в 1867 году обратился к спору западников и славянофилов, казалось бы, уже отшумевшему. В романе, по мнению критика, шла речь о скрытой сути европеизма - «не о той Европе, которой мы подражаем, а о той, которую мало видим и почти не знаем». Помимо «возмутительных явлений своего быта», она «занята устройством человеческой личности», «возвышением духовной природы человека». Прозрение этой Европы необходимо для развития в России «разумных отношений между людьми» («Вестник Европы», 1867, т. 2, июнь, с. 106, 109-110) [1, с. 334, 336-338].
В критической заметке «Новая Европа» в «Отечественных Записках» (1867, № 6) был саркастически обыгран мотив прозрения новой Европы: «Новая Европа открыта П.В. Анненковым... и открыта не то чтобы при помощи повести "Дым", а, скорее, для того, чтобы оказать помощь самой этой повести», чтобы читатели смогли увидеть в ней «что-то кроме брюзгливости»; «... на наш грубый и непроницательный взгляд, - иронизирует рецензент, - всё это очень подозрительно», «мы не видели и не знаем» таинственных западников, о которых «с умилением говорит г. Анненков» («Отечественные Записки», 1867, кн. 6, с. 230, 236, 238); [о других откликах на роман «Дым» см.: 12, т. 9, с. 528-542]. По поводу заметки в «Отечественных Записках» Анненков писал Стасюлевичу 16 июля 1867 г.: «Ультра-патриотизм весь сосредоточился теперь на Литейной, у Краевского, и бушует в пустоте и на просторе, не покидая надежды при том на какую-либо субси-дийку. Прочтите, что наворотил Краевский по поводу моей статейки. Задела она их.» [11, с. 296]. И в тот же адрес - о звучании актуальной славянской темы: «Вопрос общеславянского единения по-
© Лобкова Н.А., 2019
Вестник КГУ^ № 1. 2019
115
пал теперь в очень хорошие руки: его сделал своим жизненным призванием Краевский со товарищи, так что газета его [«Голос»] делает совершенно ненужными ни «Московских новостей», ни «Дня», превосходя первые полонофобством, а второго славянофильством. Вы понимаете - какие громадные последствия могут произойти от этого развития Краевского для нашей расы» [11, с. 294]. Анненков предполагал обсудить с редактором «все те пункты, которыми "Вестник Европы" будет отличаться от всех других направлений».
Журнал заявил свой курс поддержки либеральных реформ и все годы проходил через разноголосицу изданий широчайшего диапазона от крайне радикальных до охранительных. Позднее Анненков признал искусство Стасюлевича: «...я высоко ценю Ваше плаванье через Ламаншский канал журнальных препятствий» [11, с. 314], - писал он в апреле 1875 г.
Первую книжку обновленного «Вестника Европы» в 1868 году украсил рассказ Тургенева «Бригадир», «маленький бриллиантик в 1,5 листа, весьма напоминающий те бриллиантики, из которых состоят "Записки охотника"» [11, с. 293-294]. Продолжая выполнять миссию «наставника» редактора «Вестника Европы», Анненков доказывает безосновательность его опасения, что Некрасов может овладеть повестью «Бригадир»: «Вот что значит заниматься одной серьёзной, исторической стороной литературы и не знать её задних комнат и гардеробов, где она о своих срамотах печётся. После того, что было между первым поэтом и первым нувелистом российскими - они уже сойдутся только перед престолом Всевышнего, когда он к нам пожалует. По крайней мере, в этом смысле ручаюсь за Тургенева» [11, с. 295].
Прощальное свидание Тургенева с умирающим Некрасовым состоялось по инициативе А.Н. Пы-пина и Стасюлевича в июне 1877 года, бывшие друзья пережили состояние «невыразимого душевного волнения», «ни слова не было сказано во время этого свидания», по воспоминаниям З.Н. Некрасовой [7, с. 456]. Тургеневская оценка Некрасова, поэта и личности, по мнению Н.Н. Мостовской, «осталась для потомства тайной». Мотивы внутреннего несогласия Тургенева с жизненной позицией Некрасова, с его эстетикой Н.Н. Мостовская рассмотрела в связи с обстоятельствами неучастия писателя в парижском вечере памяти поэта. Автор статьи считает, что заключительные строки стихотворения в прозе «Последнее свидание» - «Смерть нас примирила» - не следует понимать буквально. Пафос стихотворения «со всей очевидностью противоречил земным и тем более банальным оценкам»; в нем можно видеть образно-художественное обобщение любимой философской мысли Тургенева - «о тщете мирского перед таинством смерти как примирении, всепрощении» [6, с. 139-140].
Замечания Анненкова о Некрасове в письмах к Стасюлевичу дают дополнительные краски к образу поэта. Узнав о смертельно больном Некрасове, Анненков пишет Стасюлевичу 12 февраля 1877 г.: «Давно мы с ним разошлись, а жалко и очень жалко: много мы с ним, в былые года, съели хлеба, соли, надежд, стремлений и огорчений. Он успел всё это переварить без остатка, но меню старых старых агапов сохранил в памяти. И то ещё хорошо» [11, с. 339].
Слово высокого звучания - агапы - вечери любви в греческом служении времен раннего христианства, по апостольской традиции, в память последней трапезы Христа с учениками - особым образом окрасило высказывание Анненкова. Но рядом с высоким словом - "агапы" - бытовое "успел переварить" и "меню". Старые старые агапы, в контексте фразы Анненкова, - это воспоминание о разговорах в кружке поклонников искусства 1840-50-х годов, о содружестве литераторов вокруг имени Белинского, сопоставимом по высоте идеалов с религиозным служением.
В «Замечательном десятилетии» Анненков объяснил, почему Белинский стал центральной личностью «общины мыслителей», что в нём покорило окружающих: «Необычайная честность всей его природы и способность убеждать других», проповедь «чуткости к правде, добру, красоте», презрение «ко всему пошлому, лицемерному, унижающему», «первые лучи социальной метафизики» [2, с. 179-182, 198]. В этой атмосфере и начинал Некрасов [10, с. 62-88]. Анненков, отправив рукопись «Замечательного десятилетия» Стасюлевичу в феврале 1878 г., сожалел, что в текст записок он не включил материал о Некрасове тех лет, и вспоминал, как в 1843 году «принялся за него Белинский, раскрывая ему сущность его собственной натуры и ее силы, и как покорно слушал его поэт, говоривший - "Белинский производит меня из литературной бродяги в дворяне"» [11, с. 352].
В 1846 г. Некрасов (вместе с И.И. Панаевым) стал издателем «Современника» и фактически главой журнала, вокруг которого группировались сторонники эстетики Белинского. Итогом этого благотворного периода для самого поэта был его сборник 1856 года. Социальность в стихах Некрасова вполне соответствовала высоким художественным принципам Белинского 1840-х годов. Урокам учителя Некрасов был верен, оспаривая идеи чистого искусства и утверждая право художника говорить о действительности. «Мне кажется, в этом деле верна одна только теория: люби истину бескорыстно и страстно, больше всего и, между прочим, больше самого себя, и служи ей, тогда всё выйдет ладно: станешь ли служить искусству - послужишь и обществу, и наоборот, станешь служить обществу - послужишь и искусству.», - писал в 1855 г. Некрасов В.П. Боткину [9, с. 193]. Ан-
ненков, наблюдавший развитие Некрасова «с водевильных пеленок» [9, с. 255], высоко ценил его ранние стихи. Перечитывая первый том и добрую часть второго в посмертном издании 1879 г., Анненков в письме к А. А. Буткевич от 12 апреля вспоминал молодого Некрасова, «пожираемого огнем творчества и святой злобы к пошлости. Как он был хорош!» [5, с. 102].
Круг литераторов замечательного десятилетия во второй половине 1850-х годов по историческим и социальным причинам стал распадаться; к началу 1860-х пути друзей по искусству разошлись. Художественные достижения позднего Некрасова Анненков признавал, но это был для него уже другой поэт. Несколько слов в процитированном письме к Стасюлевичу о принадлежности Некрасова к дружескому объединению поклонников искусства 1840-50-х годов прозвучали с иронией и сожалением: он «успел всё это переварить без остатка, но меню старых старых агапов сохранил в памяти. И то ещё хорошо».
Через год Анненков заметил о некрологе Некрасову, написанном Стасюлевичем: «Ваша статья о Некрасове очень хороший некролог: такую перепутанную фигуру <...> не уловишь на нескольких страничках. Упрощение, которое Вы в ней произвели, самое удобное и приличное для первого известия об уходе человека с земли на экзамен потомства» [11, с. 352]. Упрощение, о котором говорит Анненков, заключалось в главной мысли некролога - о просвещающей миссии Некрасова: его поэзия «вносит свет в минуты помрачения или ослабления общественной совести и будит то, что начинает дремать в нашей нравственной природе» («Вестник Европы», 1878, № 2, с. 909). Автор некролога не объясняет секрет обаяния таланта Некрасова, источник его художественной силы. О личности поэта говорится лишь в биографическом очерке первых лет его жизни, записанном Стасюлевичем при свиданиях с больным Некрасовым с его слов.
Анненков в своей работе «Шесть лет переписки с И.С. Тургеневым. 1856-1862» («Вестник Европы», 1885, № 3-4), излагая откровенные беседы с Некрасовым, его покаяния, делает вывод: «. никто яснее Некрасова не видел собственных проступков и прегрешений и никто не следовал так постоянно по раз выбранному пути, хотя бы и осужденному его совестью. Это была странная настойчивость, которую подчас он старался искупить великодушием и готовностью на многочисленные жертвы. Можно сказать, что он всю жизнь состоял под настоятельной потребностью самоочищения и искупления, не исправляясь от грехов, в которых горячо каялся» [2, с. 431].
О «грехах» Некрасова упоминают многие авторы мемуаров. Пишет о них и Н.Н. Скатов в некрасовской биографии в серии ЖЗЛ как о неизбежных компромиссах - особенно в издательской деятель-
ности; в той же книге рассказано о многих случаях щедрой помощи Некрасова тем, кто нуждался. Н.Н. Мостовская отметила существенный для Анненкова «четкий водораздел между Некрасовым-поэтом и человеком» [3, кн. 1, с. 294]. Но следует признать, что Анненков не раз утверждал прямую зависимость таланта от личностных качеств художника. В одном из писем к Тургеневу 1853 г. он размышлял "о роковой связи, какая находится между талантом и жизнью" [3, кн. 1, с. 16]. Эту глубокую связь Анненков учитывал в своих статьях и высказываниях о Писемском, Островском, Герцене, Салтыкове, Л. Толстом. Все случаи упоминания Некрасова в письмах Анненкова к Стасюлевичу говорят о его стремлении дать всестороннее объяснение творческой личности поэта.
Ещё одно замечание Анненкова о Некрасове связано с публикацией «пакостниками "Нового Времени"» 4 мая 1880 г. некрасовской эпиграммы: «.полагаю, что эпиграмма на меня, живущего только для брюха, - пишет он Стасюлевичу 25 мая н. с. 1880 г. - сочинена в редакции и Некрасову принадлежать не может. Я имею от него письма за последнее время, после опубликования им поэмы о декабристах, в которых выражает большое уважение к моему характеру и суждению, не говоря уж о словесных заявлениях. А впрочем, может быть, и он состряпал - таков был человек. Если эпиграмма подлинная, то, вероятно, скропана она была тогда, когда он занимался ограблением Белинского или когда задумал он оттянуть 500 душ от Огарева» [11, с. 387]. Анненков упомянул о фактах некрасовской биографии, имевших горячий отклик в литературных кругах, - об отказе Некрасова сделать Белинского соиздателем «Современника» [8, с. 73-74, 78] и об «огаревском деле». Эти события имели не столь однозначную оценку, какую дал в письме Анненков; сложные обстоятельства, с которыми связаны эти факты, приведены в книге Н.Н. Скатова о Некрасове, где прокомментированы отклики на них в письмах современников [10, с. 26-27, 116-122, 288; 270-278]. В научном издании Некрасова его эпиграмма на Анненкова «За то, что ходит он в фуражке.», в соавторстве с А.В. Дружининым, отнесена к 1856 году. Стихи, конечно, не предназначались для печати. Известно, что в кругу «Современника» «такого рода эпиграммы были в ходу, и, по негласному уставу кружка, на них не принято было обижаться. Все упражнялись в этой игре» [4, с. 169-170].
Газета «Новое время» напечатала эту давнюю эпиграмму в мае 1880 г. в связи с публикацией «Замечательного десятилетия» Анненкова в «Вестнике Европы» (1880, № 1-5). Затерянная эпиграмма на автора воспоминаний - находка для фельетонистов «Нового времени», ещё один выпад в последовательных «разоблачениях» направления «Вестника Европы». Анненков прекрасно знал цену
газеты. «Признаться ли Вам, что я люблю читать "Новое время"? - пишет он Стасюлевичу в декабре 1882 г. - Чего оно только не делает? И колесом пустится, и зажженную паклю глотает, и крылья подвяжет себе, чтобы летать, и каждый № есть представление новой штучки. Недоумеваю, как может держаться оно и ещё с успехом целые года. Разве только потому, что часто объявляет бенефисы в пользу "правительства", в качестве балагана, взятого ко двору. Но все-таки удивительно - как это одни объявления о предстоящих бенефисах могли ему составить репутацию патриотического органа?» [11, с. 410-411].
В мае 1879 г., комментируя небывалое событие в книжной торговле - оплату за два месяца всего издания Некрасова в 4 томах, Анненков увидел в этом «своего рода знамение времени»: «Чувство литературного достоинства сочинений Некрасова, конечно, входит составной частью в этот неимоверный успех, но есть к нему и ещё двигатель. <...> Если явится какой-нибудь этнографический Гумбольд, который способен разобрать подводное течение нашего общества, тот и скажет - какой это двигатель. Подождем» [11, с. 368-369].
Можно предположить, что подводное течение нашего общества, в котором Анненков видит ещё один двигатель успеха издания Некрасова, - это усиление протестных настроений в молодежной среде 1870-х годов, возрастание сочувствия к положению простого народа в связи с застарелыми социальными болезнями в России и бездействием власти. Это подводное течение обнаружило себя хождением в народ (тема романа «Новь» - «Вестник Европы», 1877, № 1-2) и в фактах террора. Протестное движение получило искаженные формы при невозможности иным образом заявить требование необходимых перемен в российской действительности.
В декабре 1876 г. Анненков писал Стасюлеви-чу: роман «Новь» - «поэтическая и драматическая защита» нового поколения, с мужественной откровенностью, не утаивающей никаких темных или сомнительных сторон дела. Это и есть художнический способ заявлять своё уважение к поколению.» [11, с. 336]. Откликаясь на анализ интеллектуальной атмосферы в столице после публикации «Нови», на сообщение об истории похождений в цензуре 2-й части романа, о пропуске её в печать благодаря вмешательству «Нептунов» [11, с. 371], Анненков в письме к Стасюлевичу от 19/7 февраля 1877 г. вопрошал: «Значит, старая цепь порядков тянется и до дня сего, несмотря на то, что под ней проскочили, кувырком как мальчишки, реформы и преобразования» [11, с. 339]. Читая в марте о процессе наших пропагандистов, изумляясь, что «Тургенев угадал заранее их ходы и приёмы», Анненков объяснил, за что рассердилась на писателя «псевдо-радикальная партия»: она исходит из фан-
тастических представлений об истинных героях; ей надобны «сверхъестественные люди, чистые от подозрения принадлежать к породе человеческой» [11, с. 340-341; о спорах вокруг «Нови» см.: 12, т. 12, с. 524-540].
Одобрительно отзывается Анненков о статьях Л. Полонского и А.Н. Пыпина в «Вестнике Европы» по злободневному Славянскому вопросу: «Истинно пора было сказать правду по нашему движению и осветить некоторые далеко не героические и не поэтические его стороны» [11, с. 334]. Но господствующий тон в русской прессе Анненков комментирует иронически: в апреле 1877 г., когда вся Европа была в страхе по случаю угрозы войны с Турцией, - «одно утешение для нас составляют теперь русские публицисты, которые ничего не боятся, ни в чем не сомневаются, ни о чем не беспокоятся», ибо Россия - «волшебное царство фантазии». «Фантазия там напирает снизу, сверху, из газет, монастырей, канцелярий, сходок, заговоров, не останавливаясь ни перед госпиталями с тифом, оспой и чумой, ни перед пустыми банками, погаными биржами.» [11, с. 342]. Фантазии разного рода вместо обсуждения реальных проблем развития - такова оценка Анненкова русской публицистики.
Анненков просит Стасюлевича переслать ему июльский и августовский номера «Вестника Европы», которые он не захватил в Петербурге, - «иначе придется смотреть на отечество или с точки зрения изолгавшегося клоуна [А. А. Краевский] или с точки зрения московского, классически образованного сыщика [М.Н. Катков]» [11, с. 349]. Журнал Стасюлевича оказывался «в положении метеорологической обсерватории, знающей, где есть давление атмосферы, откуда может идти штурм и другая чепуха, с которой надо справляться административным и всяким другим корабельщикам» [11, с. 340]. Получив от Стасюлевича вырезанное цензурой «Внутреннее обозрение» Л. Полонского для первой книжки журнала 1879 г., Анненков делает горький вывод: жалуются, что общество не даёт поддержки администрации, а когда умная поддержка народилась, её вырезают; «дельный мыслящий консерватизм» не нужен администрации, «давайте нам поддержку в роде Московских ведомостей, где Охотный ряд является представителем православия и народности, - вот это хорошая поддержка» [11, с. 364]. Обозрение и хроника «Вестника Европы», по словам Анненкова, имели «вид золотоносных песков, промыв которые получаешь куски дорогого металла. Жаль, что нет монетного двора - общественного мнения, - которое тотчас бы их перечеканивало и обращало в ходячую монету», - с сожалением заметил он в письме от 1 ноября 1882 г. [11, с. 407].
С волнением откликается Анненков на исторические события. В августе 1877 г. он просит
сочувствия Стасюлевича, признаваясь, что таскает «с собой свою горькую и беспощадную думу и тоску» [11, с. 348]; он уезжал из Петербурга «в лихорадочном состоянии», «в самую минуту опубликования нашего печального дела под Плевно, с 1800 убитыми, которое 4 дня держали в тайне» [11, с. 347]. Горестные размышления Анненкова прозвучали по поводу отношения Европы к России: «Страшные вещи происходят в Турции, но страшнее их всеобщая европейская радость от наших неудач. Точно от кошмара все освободились и вздохнули свободнее, получив возможность думать, что Россия совсем не могущественная и первостепенная держава. Если бы существовала у нас свободная пресса, то очень любопытно бы было разъяснить, почему это так» [11, с. 348]. Но свободной прессы в нашем отечестве нет, «без дозы холопства перед кем-нибудь никакая газета существовать не может в России. <...> Газетчик без барина и не желающий никого надувать и обкрадывать - в России! Если бы здешние гомары и креветки знали по-русски - они бы засмеялись при этом известии» [11, с. 349].
Анненков сожалеет об устойчивом негативном образе России в европейском восприятии, даже после окончания войны с Турцией: «Никто и верить не хочет, чтобы Россия могла существовать без какого-либо бедствия. Даже и права за ней не признают добиваться звания благоустроенного государства. Это принадлежит одной Европе и всякие попытки составить себе человеческое положение со стороны России считается оскорблением Европы. Как дошли люди здесь до такого взгляда и убеждения - понять не могу.» [11, с. 366]. Но ужасное событие в Петербурге (покушение А.К. Соловьева 2 апреля 1879 г. на Александра II. - примечание М.К. Лемке) - «четыре выстрела у Главного Штаба прокатились по Европе и буквально подняли ее на ноги». Анненков пишет о всеобщей радости, «что злодейство не удалось. Куда же девалась ненависть к России, злорадство по поводу всех ее бед? <...> Должно быть, чувство общечеловеческих преступлений и страх перед ними сильнее антипатий и расчетов в Европе» [11, с. 368].
Факты террора в России были сигналами приближения политического кризиса, что неизбежно вело к катастрофе. В феврале 1880 г. Анненков пишет Стасюлевичу, что его ошеломила петербургская новость (взрыв С. Халтурина 5 февраля в Зимнем Дворце, от которого сильно пострадали солдаты Финляндского полка на карауле). После убийства Александра II в марте 1881 г. Анненков в письме к Стасюлевичу от 3 апреля высказал надежду, что «в эти страшные дни злодейства и понятной белой горячки в умах галлюцинация не сделается нормальным состоянием общества» [11, с. 396]. Что имел в виду Анненков, опасаясь галлюцинации в состоянии общества? Вероятно,
в результате понятной белой горячки в умах - ненависть «ко всему либеральному», убежденность в необходимости сильной полицейской власти.
Ещё резче и откровеннее высказался Анненков о трагических перспективах русской истории в письме Тургеневу от 5/17 марта 1881 г.: «.на нашей почве политическая жизнь сводится на динамит, порох, кинжал и револьвер. Ответом на них будут, разумеется, виселицы, новые убийства, новые виселицы и так в бесконечность. <.> Какая история, какой конец, какая будущность у несчастной земли нашей» [3, кн. 2, с. 135].
В письмах Анненкова к Стасюлевичу преобладают, конечно, суждения литературного содержания. Огорчает Анненкова отсутствие взаимопонимания внутри русского литературного мира; комментируя в письме от 16 апреля 1879 г. чествование Тургенева 13 марта в Петербурге, обстановку на обеде в его честь, он писал: «Хорош Достоевский! Не распознал у Тургенева - идеалов и пожелал на обеде его - выставить его пунцовым драконом, каковые китайцы пишут на своих знаменах. Смелая мысль, не уступающая другой таковой же Салтыкова, который назвал "Новь" водевилем с переодеваниями. Вот образцы справедливости, разумения и чувства дела, а между тем люди эти не Авсеенки и Маркевичи, и, несомненно, высокие таланты и честные деятели. Это явление именно и составляет самую печальную сторону нашего быта.» [11, с. 367].
Очень интересны комментарии Анненкова к собственным историко-литературным работам и воспоминаниям при публикации их в «Вестнике Европы», но эта тема требует отдельного разговора.
Библиографический список
1. Анненков П.В. Критические очерки / сост., подг. текста, вступ. статья и примеч. И.Н. Сухих. -СПб.: Изд-во Русского Христианского гуманитар. ин-та (РХГИ), 2000. - 416 с.
2. Анненков П.В. Литературные воспоминания. - М.: Худож. лит., 1983. - 694 с.
3. Анненков П.В. Письма к И.С. Тургеневу. Кн. 1-2 / подг. изд. Н.Н. Мостовской, Н.Г. Жекули-на. - СПб.: Наука, 2005.
4. Лебедев Ю.В. Жизнь Тургенева. - М.: Цен-трполиграф, 2006. - 607 с.
5. Литературное наследство. Т. 51-52. - М.: Изд-во АН СССР, 1949. - Кн. 2: Н.А. Некрасов. - 675 с.
6. Мостовская Н.Н. Тургенев и вечер памяти Некрасова в Париже // Некрасовский сборник. -2001. - Т. 13. - С. 135-140.
7. Некрасов Н. А. в воспоминаниях современников. - М.: Худож. лит., 1971. - 598 с.
8. Переписка И.С. Тургенева: в 2 т. / сост. и ком-мент. В. Баскакова, Т. Головановой и др. - М.: Ху -дож. лит., 1986. - Т. 1. - 607 с.
9. Переписка Н. А. Некрасова: в 2 т. / сост. и ком-мент. В. А. Викторовича, Г.В. Краснова, Н.М. Фортунатова. - М.: Худож. лит., 1987. - Т. 1. - 543 с.
10. Скатов Н.Н. Некрасов. - М., 2004. - 412 с.
11. Стасюлевич М.М. и его современники в их переписке: в 5 т. / под ред. М.К. Лемке. - СПб.: Тип. М. Стасюлевича, 1912. - Т. 3. - 789 с.
12. Тургенев И.С. Полное собрание сочинений и писем: в 28 т. Сочинения: в 15 т. - М.; Л.: Наука, 1960-1968.
References
1. Annenkov P.V. Kriticheskie ocherki / sost., podg. teksta, vstup. stat'ya i primech. I.N. Suhih. - SPb.: Izd-vo Russkogo Hristianskogo gumanitar. in-ta (RHGI), 2000. - 416 s.
2. Annenkov P.V. Literaturnye vospominaniya. -M.: Hudozh. lit., 1983. - 694 s.
3. Annenkov P.V. Pis'ma k I.S. Turgenevu. Kn. 1-2 / podg. izd. N.N. Mostovskoj, N.G. ZHekulina. - SPb.: Nauka, 2005.
4. Lebedev YU.V. ZHizn' Turgeneva. - M.:
Centrpoligraf, 2006. - 607 s.
5. Literaturnoe nasledstvo. T. 51-52. - M.: Izd-vo AN SSSR, 1949. - Kn. 2: N.A. Nekrasov. - 675 s.
6. Mostovskaya N.N. Turgenev i vecher pamyati Nekrasova v Parizhe // Nekrasovskij sbornik. - 2001. -T. 13. - S. 135-140.
7. Nekrasov N.A. v vospominaniyah sovremennikov. - M.: Hudozh. lit., 1971. - 598 s.
8. Perepiska I.S. Turgeneva: v 2 t. / sost. i komment. V Baskakova, T. Golovanovoj i dr. - M.: Hudozh. lit., 1986. - T. 1. - 607 s.
9. Perepiska N.A. Nekrasova: v 2 t. / sost. i komment. VA. Viktorovicha, G.V. Krasnova, N.M. Fortunatova. - M.: Hudozh. lit., 1987. - T. 1. -543 s.
10. Skatov N.N. Nekrasov. - M., 2004. - 412 s.
11. Stasyulevich M.M. i ego sovremenniki v ih perepiske: v 5 t. / pod red. M.K. Lemke. - SPb.: Tip. M. Stasyulevicha, 1912. - T. 3. - 789 s.
12. Turgenev I.S. Polnoe sobranie sochinenij i pisem: v 28 t. Sochineniya: v 15 t. - M.; L.: Nauka, 1960-1968.
