ФИЛОЛОГИЯ
Н.Е. МУЗАЛЕВСКИИ
аспирант кафедры истории русской литературы и фольклора Института филологии и журналистики Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского E-mail: [email protected] Тел. 8 965 885 18 33
РАННИЕ ПЬЕСЫ А.Н. ОСТРОВСКОГО В ПИСЬМАХ П.В. АННЕНКОВА И И.С. ТУРГЕНЕВА
В статье проанализирован эпистолярный диалог П.В. Анненкова и И.С. Тургенева о литературном своеобразии ранних пьес А.Н. Островского и успешном театральном дебюте. Письма прочитаны с учетом творческой индивидуальности корреспондентов на большом временном пространстве двухтомного издания «П.В. Анненков. Письма к И.С. Тургеневу». подготовленном и прокомментированном Н.Н. Мостовской.
Ключевые слова: драматургия, критика, эпистолярий, театр, традиция.
В 2005 году вышло в свет двухтомное собрание писем П.В. Анненкова к И.С. Тургеневу [2]. Знакомство двух литераторов произошло в 1843 году в Петербурге в кружке Белинского. Однако искреннее дружеское общение началось почти десятилетием позже. Переписка продолжалась в течение тридцати лет с разной интенсивностью, но общение никогда не прерывалось. После смерти Тургенева Анненков стал его биографом, исследовавшим, прежде всего, путь духовного формирования писателя. В очерке «Молодость И.С. Тургенева (1840-1856)», написанном у свежей могилы писателя, Анненков рассказывает о времени до их сближения. Изложив некоторые биографические данные (обучение в Московском университете, отъезд за границу, конфликтные отношения с матерью Варварой Петровной, служба в канцелярии под началом В.И. Даля, светская среда, литературный круг общения), он сосредоточил свое внимание на духовной биографии Тургенева, раскрыв негармоничность внутренних состояний и этические несообразности, вызывавшие укоризны старших по возрасту: Белинского, Герцена и других. Молодость Тургенева, по мысли Анненкова, заканчивается романом «Рудин» в 1856 году. Это событие - появление первого романа Тургенева в печати - знаменует и серьезный перелом в творческом самосознании писателя как результат внутренней душевной работы: «Но зато с тех пор, как воссияла для Тургенева звезда самообразования и самовоспитания, он шел за ней неуклонно в течение 30 лет, поверяя себя каждодневно» [3, с. 378].
Своего рода продолжением истории душевной и духовной жизни Тургенева явилась следующая публикация Анненкова - «Шесть лет переписки с И.С. Тургеневым (1856-1862)», в которой он представил читателю письма друга, сопроводив
их своими пояснениями и сообщениями о малоизвестных фактах и обстоятельствах литературной и культурно-общественной жизни.
Неравномерность хронологических рамок писем, опубликованных в двухтомнике, объяснима временем прямого общения писателя и критика. Первый том (1852-1874) содержит 188 писем, написанных за 22 года. В период с 1875 по 1883 годы (второй том) написано 160 писем. Материалы корреспонденций свидетельствуют о редкой постоянной предрасположенности Тургенева к литературному собрату, имеющей глубокие психологические и более широкого спектра жизненные корни. Составитель эпистолярия Наталья Николаевна Мостовская в своей статье «История одной дружбы. Переписка П.В. Анненкова с И.С. Тургеневым» [2, с. 284-298] подробно обосновывает такие отношения. Первые слова статьи посвящены литераторам, с которыми у писателя были напряженные отношения: «На черновой рукописи романа “Новь” содержится малоизвестная краткая запись Тургенева: “С кем я рассорился”. В ней упомянуты: “Краевский, Некрасов, Гончаров, Катков, Л.Н. Толстой, Фет, кн<язь> П<етр> Вяземский”. Здесь не названы Достоевский, очевидно потому, что Тургенев не был с ним близок, Герцен, с которым он спорил и расходился» [2, с. 284].
Нерушимую дружбу с Анненковым Н.Н. Мостовская объясняет так: «Был у Тургенева свой кодекс жизненной и гражданской морали, от ко -торого он никуда не отступал. Органически не переносил он и суетную “публицистичность”, и многоликую, любующуюся собой пошлость, которая всегда “права”. Все эти качества были присущи и П. В. Анненкову, что сближало двух друзей на протяжении более сорока лет. А если учесть, что редкая взаимная привязанность, подлинная муж-
© Н.Е. Музалевский
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ
ская дружба основывались на духовном родстве, общности культуры и воспитания (что не последнее), близости эстетических вкусов и литературных интересов, то совершенно очевидно, ни о каких размолвках и серьезных разногласиях между ними никогда не могло быть и речи» [2, с. 285]. Заметим, что отсутствие разногласий отнюдь не исключало несогласие, когда предметом обсуждения в переписке становились проблемы искусства и литературы, писательской судьбы и, конечно, житейские обстоятельства того и другого.
В предлагаемой статье мы остановимся только на письмах, имеющих отношение к Островскому. В именном указателе к двум томам писем Анненкова зарегистрировано 22 упоминания имени драматурга. По эпистолярному полю они разбросаны неравномерно, с годовым, а порой и большим интервалом. В комментариях к эпистолярию каждый случай обращения к имени драматурга имеет свои причины и объясняется с разной степенью полноты фактов.
Правомерны в характеристике переписки следующие вопросы: какие произведения Островского вызывают обоюдный интерес корреспондентов? Каково определение индивидуальности Островского-драматурга и его значения в современной литературно-театральной жизни? Поскольку первое письмо, где возникает имя Островского, датируется 1852 годом, а последнее 1878-м, то изменение критериев анализа неизбежно.
Письма к Тургеневу об Островском, относящиеся к его раннему творчеству, со всей очевидностью читаются как единый текст, где первые пьесы драматурга «трактуются» в первом приближении
- с сомнениями, даже с недоумениями и, вместе с тем, несомненным признанием таланта. В статье «Молодость И. С. Тургенева» Анненкову уже присуща мысль о жизни и творчестве как о непрерывном движении. Великий труд по подготовке Собрания сочинений Пушкина и «Материалов для биографии» русского гения был всеопределяющим в формировании взглядов Анненкова на природу искусства (ars longa) и судьбу художника - человека (vita brevis est). И в какой-то степени рубежный для перехода Тургенева в зрелый период 1856 год для Анненкова был временем самоопределения.
Ранние пьесы Островского воспринимаются Анненковым и Тургеневым очень лично, с неподдельным интересом, тревожными вопросами и спорами в связи с появлением нового имени в литературно-журнальном и театральном окружении. О каких пьесах ведут диалог душевно доверяющие и уважающие мнение друг друга корреспонденты?
Самым бесспорным фактом успеха стало появление великой комедии Островского «Свои люди - сочтемся!» («Банкрут»)1. Были ли известны Тургеневу, сосланному в родное Спасское, негласные репрессии власти (пьеса послужила Николаю I поводом установить над Островским надзор) и знал ли о них Анненков - трудно сказать. С ко -медией он познакомился изустно. Вернувшись из добровольного деревенского заточения в Москву, он услышал пьесу в доме В.П. Боткина в исполнении Прова Садовского - даровитого актера и друга Островского. Запись Анненкова выразительно лаконична: «Потрясающее ее действие» [3, с. 499]. Напиши Анненков биографию А.В. Дружинина, ко -торая была ему заказана Н.В. Гербелем [1, 27], мы имели бы ценнейшие суждения о первой комедии Островского, поскольку именно Дружинин совершенно безоговорочно высказывался об этой комедии как об уникальном явлении: «В Англии, Германии, Франции драматическое произведение с половиной достоинств новой комедии дало бы ее автору повсеместную европейскую славу» [5, с. 251].
По поводу статьи Тургенева о «Бедной невесте» Анненков пишет автору слова искреннего признания, оценивая рецензию как «поступок». Тургенев включит ее в Собрание сочинений по соображениям этического порядка. Что имел в виду Анненков, для которого слово «поступок» было семантически и этически знаковым? Скорее всего, упоминание Тургеневым в процессе рецензентской критики пьесы, заслуживающей всеобщего признания (комедии «Свои люди - сочтемся!»), бескомпромиссность тактичных суждений о «Бедной невесте» для острослова, не склонного к сантиментам, была достойна особой похвалы. Тургенев эти оттенки, конечно, воспринимал как приятную неожиданность: «Вы, иронический человек!» [11, с. 150]. Это свойство и эстетическая нацеленность восприятия проявились в обмене мнениями друзей о комедии «Не в свои сани не садись». Тургеневу читал эту комедию М. С. Щепкин, будучи у него в гостях в Спасском в 1853 году: «Прочел ее он отлично, и впечатление она произвела большое» [11, с. 154]. Анненков и Боткин видели комедию на сцене Александринского театра. Тургенев познакомился с текстом пьесы в классическом актерском прочтении.
Суждения Анненкова о комедии «Не в свои сани не садись» как о новой комедии подтверждают, что «Свои люди...» вошли в сознание и заслужили признание зрителя и читателя. Обсуждение комедии «Не в свои сани не садись» является ценным фактом, поскольку ответы Тургенева на письма Анненкова значительны. Моменты согласия и несогласия
ФИЛОЛОГИЯ
принципиальны и оттеняют индивидуальные эстетические подходы и представления о своеобразии комедийного жанра. В письме Анненкова говорится о тех несомненных достоинствах Островского, в которые автор послания успел поверить до появления новой комедии: «От Островского можно было всего ожидать: и характеров и таланту» [2, с. 18]. Это определение будет подтверждаться оценкой большинства произведений в течение всей жизни драматурга.
Однако парадоксально звучит утверждение, что от Островского «менее всего» можно было ждать ума: «А между тем он им и взял - удивил меня и других, сказать по правде» [2, с. 18]. Сюжетная интрига традиционно, привычно должна была бы подчиниться определенной морали, утверждаемой счастливой развязкой, а поведение героев должно следовать общепринятому в их сословии этическому кодексу - как правило, строгой стандартной регламентации.
Однако события, происходящие в комедии, взаимоотношения между главными персонажами и всеми остальными лицами, включенными в действие, ненавязчиво утверждали высокие моральнонравственные и общественные принципы жизнеустройства. В поведении Русакова, отца Авдотьи, едва не оказавшейся жертвой заезжего вертопраха Вихорева, и участие в этой рискованной ситуации всех персонажей пьесы, на первый взгляд, утверждали как патриархальные заповеди жизни, так и факты их нарушения. Между тем, нравственный императив Русакова им самим оставлен в стороне, когда он, потрясенный горем дочери, потерявшей надежду на благословение, оказавшись в смертельной опасности, соглашается с ее желанием. Как опытный человек он пытается спасти ее. советуя сказать проходимцу о лишении приданого в случае устройства свадебного дела. Тем самым он разоблачает лихого кавалериста и инициирует счастливую развязку сюжета. Поэтому психологически, философски в финале торжествует, прежде всего, человеческое начало - Русаков поступается непререкаемостью отцовской воли и власти, понимая чувства дочери и жалея ее (в скобках заметим, что и Маша Миронова в «Капитанской дочке» Пушкина не мыслила связать судьбу с Гриневым без благослов-ления родителей). Логичен вывод, что комедия «Не в свои сани не садись» не так уж безоговорочно вписывалась в славянофильские идеалы. Надо сказать, что в переписке Анненкова и Тургенева возникает слово «направления». То, что вопрос направлений является предметом обсуждения, говорит письмо Анненкова, в котором он несколько предостерегает Тургенева от некой вероломности Боткина: «Боткин
находится еще в направлениях. Этого следует остерегаться» [2, с. 18]. Выделяя это слово курсивом, он касается иного содержания. Тургенев парирует: «пиэса чрезвычайно умна, показывает в авторе замечательный драматический талант, - но ведь и здесь отразилось то “направление”, против которого Вы так справедливо возражаете, или, говоря точнее - то стремление к направлению» [11, с. 154]. В письмах Тургенева из Спасского встречается оценка «Москвитянина» как лучшего журнала. Его переписка с С.Т. Аксаковым, активно публиковавшимся в журнале, говорит об известной толерантности в спорах этого времени. Тургенев писал Дружинину по поводу противопоставления пушкинского и гоголевского направления, исключая однозначность выбора: «Вы помните, что я, поклонник и малейший последователь Гоголя, толковал Вам когда-то о необходимости возвращения пушкинского элемента, в противовесие гоголевскому. Стремление к беспристрастию и к истине всецелой есть одно из немногих добрых качеств, за которые я благодарен природе, давшей мне их» [11, с. 223].
В письме о жанре комедии «Не в свои сани не садись» возникает интереснейшая историколитературная ретроспектива. Во время чтения Щепкина у Тургенева возникла внезапная ассоциация: «у меня всё из головы не выходил “Р1еге de ГашШе” (“Отец семейства”, франц. - Н.М.) и другие драмы Дидеро» [11, с. 154]. Поэтическое восприятие Тургенева и ответ Анненкова не допускают возможности каких-то догадок о сознательном подражании: «А об Островском вы мне сделали услугу, назвав Дидро. Это очень метко» [2, с. 20].
В сопоставлении Дидро и Островского возникло два понятия: «сентиментальность» и «естественность»: «У Островского нет сентиментальности, которая терзает Вас у Дидеро - но сентиментальность, славу богу, кажется, навсегда умерла» [11, с. 154], - пишет Тургенев. Сентиментальность указывает на некоторое морализирование - программный принцип, авторское кредо Дидро. Анненков почти соглашается с Тургеневым и высказывает надежду о будущем молодого драматурга: «Что далее будет
- увидим. Ужасно приятно видеть жизненную прогулку всякого автора» [2, с. 20]. Естественность же -это приземленность, то, что, по мнению Тургенева, противоречит художественному совершенству: «С сильной начинкой естественности и морали - я не думаю, чтобы эта дорога вела к истинному художеству» [11, с. 154]. Для автора «Записок охотника» преднамеренность, тенденциозность стояли на пути истинности, объективности, то есть подлинной правды жизни.
Такую же индивидуальную трактовку имеет
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ
понятие пошлости. Семейная ситуация: отец, дочь, ее судьба, проблема замужества - повтор некоторой сюжетно-композиционной жанровой схемы Дидро у Островского выявляет принципиальные отличия его как писателя-реалиста.
В 1857 году, в письме из Петербурга в Париж к Тургеневу и Л. Н. Толстому, Анненков сообщает о новой пьесе Островского «Доходное место»: «Вышла “Русская Беседа” с комедией Островского, которая чудесна» [2, с. 58]. По всей вероятности, Анненкову показался не очень убедительным в реалистической картине пьесы романтический мечтатель Жадов. Отсюда и ироническое восприятие данной жизненной ситуации, сомнения в правдоподобии её: «Начинается она пошлым изображением благородного человека, который глупо кокетничает своим образованием» [2, с. 58]. Заметим, что понятие пошлости, которое использует Анненков, далеко от своего вульгарного смысла, оно, скорее, приравнивается к обыденному изображению жизни. Как пишет Анненков, пьеса кончается «пошлым примирением его с дурацкой женой» [2, с. 58].
Стремление к доходному месту, возможности брать взятки - в этом сюжетный конфликт пьесы в восприятии Анненкова, который подводит его к гражданскому протестному обобщению: «Но между этими двумя пошлостями - картина роковой необходимости взяточничества, порождаемого землей нашей, как рождается на ней крапива под каждым забором» [2, с. 58]. Характерологически и сценически взяточничество в этой пьесе Островского выглядит вполне обыденно и даже невинно: «картина особенной физиономии взяточничества, идущего об руку с некоторого рода честностию, с добротою души, правилами, отчего она еще отвратительнее,
- все это так глубоко, так великолепно, так сильно, что становится документом. Это история - точно сама земля наша дала голос!» [2, с. 58]. Вот так и объединяются в пьесе быт и бытие. В завязке действия пьесы Островского быт подается сценически щедро, а бытие проступает постепенно через обыкновенность. Горькая правда развязки семейной драмы, конечно, не менее обличительна, чем все иерархическое сообщество взяточников. В системе взглядов Анненкова понятие об идеале, идеальном герое было почти тургеневским.
«Пьеса “Доходное место” начата 8 ноября и окончена 20 декабря 1856 года <...> Материалами для “Доходного места” Островского в значительной степени послужили впечатления, полученные им во время его семилетней службы в суде» [9, с. 392]. Она напомнила читателям о комедии «Свои люди - сочтемся!» - такого мнения был и Н. Г. Чернышевский [9, с. 392].
1856 год знаменателен для Островского, Тургенева и других авторов журнала «Современник»2 - это время доброго сотрудничества, доверия, дружеского расположения. Стала хрестоматийно-популярной редчайшая фотография сотрудников журнала «Современник», на которой мы узнаем Гончарова рядом с сидящим в центре Тургеневым, Дружинина, Григоровича, молодого, в военной форме, Л.Н. Толстого и Островского, который сидит вполоборота, повернувшись к литераторам. Возможно, именно короткое общение в «Современнике» дало право Островскому называть Толстого на «ты»: «Толстой сходился с людьми туго, и было удивительно, как легко перешли на “ты” с Островским. В литературной среде это “ты” было у Толстого первое» [7, с. 305].
В трогательном письме Тургенева к Островскому из Парижа, написанном в том самом 1856 году, упоминаются «москвитянинцы» Писемский и Ап. Григорьев. В письме также говорится о полном сочувствии, симпатиях и заинтересованности в них, при нескрываемом разногласии эстетических кредо: «Слышу я, что Писемский в Москве хандрит. Отчего он хандрит? Вы, кажется, имеете на него влияние
- встряхните его. Что его роман? Поклонитесь от меня также Григорьеву. Так вышло - к крайней моей досаде, что не удалось мне увидать его в нынешнем году в Москве» [11, с. 231]. Тургенев завершает письмо весьма трогательно: «Прощайте, любезный А.Н. Будьте здоровы <.> и пишите. Пишите коме -дии, драмы, повести - и хоть одно письмо ко мне. Жму Вам дружески руку и остаюсь душевно Вас любящий Ив. Тургенев» [11, с. 231].
Существует и возрастает большой пласт исследовательских работ, анализирующих и круг писателей, первоначально вошедших в редакцию «Москвитянина», то есть славянофилов, а также труды, обновляющие изучение представителей так называемой эстетической критики [10]. Особенно ценны публикации в специальных сборниках про-
и 3
изведений критиков3.
О спорах с Григорьевым Тургенев пишет Островскому из Парижа в 1856 году: «Мы бы спорили с ним до упаду, но я чувствую, что мы бы очень тесно сошлись. Меня влечет к нему; он напоминает мне покойного Белинского» [11, с. 231].
Позднейшие письма 1860-х годов Анненкова к Тургеневу требуют каждый раз отдельного рассмотрения и введения их прочтения в общий контекст общественно-политической и литературной жизни. Какие-то пьесы Островского не принимаются, но признание его как выдающейся фигуры, создателя новой драматургии и русского национального театра высказываются без колебаний. Во время «кри-
ФИЛОЛОГИЯ
тической бури» по поводу «Грозы» Островского, неожиданно поднявшейся после торжественного признания пьесы, Анненков дал сокрушительную отповедь, развязавшую эту скандальную ситуацию [4]. Не считая нужным выступать с какими-то доказательствами и опровержениями, он создал сатирический портрет почти водевильного персонажа, не понимающего ни искусства, ни этики и, понятно, Островского. Уже никакой «амбивалентности», присущей статьям Анненкова, «оговорочноуклончивого» литературно-критического толкования, как заметил в свое время Б.Ф. Егоров, здесь уже не было [6, с. 252-253]. В недавнем сборнике «Русская трагедия. Пьеса А.Н. Островского “Гроза” в русской критике и литературоведении», собравшем статьи от современной Островскому критики до нашего времени, выступление Анненкова читается в самом положительном ряду.
Последние итоговые суждения Анненкова содержатся в его литературном эссе «Художник и простой человек. Из воспоминаний об А.Ф. Писемском», где даются доброжелательные оценки молодой редакции «Москвитянина», Островскому и Тургеневу, где мы находим исторически достоверную картину литературной жизни 1850-х годов.
В заключение обратимся ещё к одному моменту
- перепечатке Тургеневым в последнем Собрании сочинений (1880) ранней рецензии на «Бедную невесту» (18..) [12, с. 387], содержащей нарекания в адрес автора пьесы. Тургенев объясняет эту
републикацию в сноске: «Помещаю ее теперь скорее с целью некоторого самобичевания. <. > моя оценка “Бедной невесты” <...> оказывается неверной, хотя некоторые отдельные замечания, быть может, и не лишены справедливости» [12, с. 387]. Сегодня, попросту читая это объяснение, ощущаешь какую-то недосказанность. Ю.В. Лебедев в статье «И.С. Тургенев и А.Н. Островский в начале 1850-х годов» раскрывает сложный индивидуальный подтекст тургеневской рецензии: «И все же есть в таком объяснении доля авторского лукавства. Почему бы не указать читателям, какие именно “замечания” в его статье “не лишены справедливости”?» [8, с. 192]. Нам представляется, что статья Лебедева является значительной страницей в тур-геневедении и прочтении Островского. Сопоставив произведения Тургенева тех же лет («Дневник лишнего человека», «Где тонко, там и рвется»), автор приходит к убедительному выводу о том, что два художника отдалены друг от друга в самом выборе идеала: «Тургенева прельщал идеальный смысл любви» [8, с. 196], а «Островский видит призвание женщины в семейной жизни, в воспитании детей» [8, с. 197]. Статья подкупает тонкой безупречной аргументацией.
Два тома писем П.В. Анненкова, письма И. С. Тургенева, как и все материалы эпистолярия русских классиков XIX века в целом, представляют собой богатейший фундамент для увлекательного повествования о жизни замечательных людей.
Примечания
1. Пьеса «Свои люди - сочтемся!» сразу получила известность и признание в литературных кругах. Островский читал комедию в 1849 году в доме М.П. Погодина в присутствии Гоголя, который положительно отозвался о пьесе. Известны суждения А.В. Дружинина, В.Ф. Одоевского, М.Е. Салтыкова-Щедрина, которые ставили комедию четвертым «нумером» к шедеврам Фонвизина, Грибоедова и Гоголя.
2. Редактору журнала Некрасову была обещана пьеса «Козьма Захарьич Минин-Сухорук», над которой Островский начал работать в 1855 г. Но ее история от рукописи до печати и сцены затянулась на много лет. Передача «Доходного места» в «Русскую Беседу», как писал Островский Некрасову, была вынужденной.
3. Нельзя не учитывать, что научно подготовленные издания трудов Ап. Григорьева, Анненкова, Хомякова несколько десятилетий осуществлялись Б.Ф. Егоровым. Их методологическая основа кратко может быть охарактеризована заглавием очень давней статьи ученого «’’Эстетическая” критика без лака и дегтя» («Вопросы литературы», 1965, №5. С. 142-160). Таков же подход к изданию статей Ап. Григорьева. На наш взгляд, является событием репринтное издание сочинений Ап. Григорьева, подготовленное Александром Блоком и открывающееся его статьей «Судьба Аполлона Григорьева», написанной в 1915 году.
Библиографический список
1. Алдонина Н.Б. А.В. Дружинин (1824-1864). Малоизученные проблемы жизни и творчества. Самара: Изд-во СГПУ, 2005. 532 с.
2. Анненков П.В. Письма к И.С. Тургеневу. Изд. подгот. Н.Н. Мостовская и Н.Г. Жекулин. Отв. ред.
Б.Ф. Егоров. СПб.: Наука, 2005. Кн. 1 (1852-1874). 534 с.
3. Анненков П.В. Литературные воспоминания. М.: Правда, 1989. 686 с.
4. Анненков П.В. «Гроза» Островского и критическая буря. Ответ критику «Грозы» в журнале «Наше время». Русская трагедия. Пьеса А.Н. Островского «Гроза» в русской критике и литературоведении: Сборник статей. СПб.: Азбука-классика, 2002. С. 141-161.
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ
5. Дружинин А.В. Литературная критика. М.: Советская Россия, 1983. 384 с.
6. Егоров Б.Ф. О мастерстве литературной критики. Жанры. Композиция. Стиль.Л.: Советский писатель,
7. Лакшин В.Я. А.Н. Островский. М.: Искусство, 1976. 528 с.
8. Лебедев Ю.В. И.С. Тургенев и А.Н. Островский в начале 1850-х годов.Щелыковские чтения 2006. В мире
А.Н. Островского: Сборник статей. Кострома: Изд-во Авантитул, 2007. С. 191-198.
9. Островский А.Н. Полное собрание сочинений: в 16 т. М.: ГИХЛ, 1950. Т. 2. Пьесы 1856-1861. 408 с.
10. Славянофильство: pro et contra. Творчество и деятельность славянофилов в оценке современников. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2009. 1056 с.
11. Тургенев И.С. Собрание сочинений: в 12 т. М.: ГИХЛ, 1958. Т. 12. Письма 1831-1883. 695 с.
12. Тургенев И.С. Полное собрание сочинений и писем: в 28 т. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1963. Т. 8. 582 с.
N. E. MUZALEVSKY A.N.OSTROVSKY'S EARLY PLAYS IN P.V.ANNENKOV AND I.S.TURGENEVA'S LETTERS
In the given article epistolary dialogue of P.V.Annenkov and I.S.Turgenev is about a literary originality of the early plays ofA.N.Ostrovsky and his successful theatrical debut are analysed. Letters are read taking into the account creative individuality of the authors in the big time space of the two-volume edition «P.V.Annenkov. Letters to I.S.Turgenev» , prepared and commented on by N.N.Mostovsky.
Key words: dramatic art, criticism, letter writing, theatre, tradition.
1980. 320 с.