CC BY
31PERSONA GRATA
П. И. Новгородцев как теоретик демократии и авторитаризма
АнДрЕй МЕДуШЕВСКИй
Вашему вниманию представлена статья о выдающемся ученом конца XIX - начала XX веков, профессоре П. И. Новгородцеве, либеральном общественном деятеле, философе права, депутате Первой Государственной Думы. Профессор Новгородцев оказал существенное влияние на философско-правовую мысль России начала XX века, участвовал в разработке таких научных направлений, как теория возрождения естественного права, теория революционной и контрреволюционной диктатуры. В статье также содержатся сведения о политической деятельности П. И. Новгородцева, в том числе о его участии в конституционном движении.
Одной из непростых проблем теории права справедливо признается объективная коллизия между двумя интерпретациями демократии — как правления большинства и как защиты прав личности. Опираясь на трактовку демократии как непосредственного выражения народного суверенитета, воли народа или его большинства, приверженцы волюнтаристских теорий права, начиная с Руссо, обосновывали диктаторские режимы различной социальной направленности. Напротив, в либеральной трактовке демократии приоритет прав личности являлся главным критерием отнесения режимов к демократическим или антидемократическим. В наиболее острой форме столкновение этих позиций происходило в XX веке — в период радикальной трансформации традиционных аграрных обществ, революций и кризиса правосознания.
В России в этот период либерализм оказался перед дилеммой: принять популистскую трактовку права как механического выражения воли большинства или, отказавшись от нее, разработать новую теорию демократии, обеспечивающую преемственность этических оснований общества, приоритет и защиту прав индивида1.
Решение данной проблемы требовало переосмысления философских оснований права (осуществляемого с позиций нравственного идеала), определения допустимых границ вмешательства государства и политической власти в переустройство общества, а главное — отыскания эффективных инструментов защиты права от агрессивных коллективистских доктрин, ведущих к разрушению правового государства во имя социального равенства или классового господства. Классическое противопоставление демократии и авторитаризма как двух основных (и
взаимоисключающих) векторов политического устройства, господствовавшее в эпоху борьбы либерализма с абсолютистскими монархиями в Европе ХУШ—Х1Х веков, в этой новой социальной реальности становится недостаточным2.
Демократия на распутье
В условиях «восстания масс» и революционного разрушения права в XX веке мыслящих людей волновали вопросы о том, что составляет содержание права, каковы должны быть эффективные отношения общества и государства, как избежать тоталитарного перерождения общества, как сохранить свободу творчества и внутреннюю независимость в условиях господства примитивного коллективизма, возможно ли обращение к авторитаризму для защиты либеральных свобод от их врагов, какой тип авторитаризма в этом случае больше соответствует перспективе правового государства. Эти вопросы, имеющие во многом философский или «метаправовой» характер, оказались в центре внимания выдающегося российского теоретика права П. И. Новгородцева, определив одно из направлений политической борьбы русского либерализма с большевистским режимом и легитимирующей его «классовой» теорией права.
Павел Иванович Новгородцев (28.02.1866, Бахмут Екатеринославской губ. — 23.04.1924, Прага) — либеральный общественный деятель, философ права, член кадетской партии (партии Народной свободы) и депутат Первой Государственной Думы. Потомственный дворянин, статский советник, домовладелец, происходивший из
купечества по своему социальному статусу, он по своим взглядам, безусловно, принадлежал к русской интеллигенции. После окончания юридического факультета Московского университета (1888) Новгородцев был «оставлен для приготовления к профессорскому званию» по кафедре философии и права, затем продолжил образование в Берлине и Париже. Философские идеи Новгород-цева определялись магистральным направлением дебатов в западноевропейской (прежде всего, германской) теории права — между сторонниками естественного права и сторонниками юридического позитивизма (который в рассматриваемый период являлся господствующим направлением).
Стремление Новгородцева найти синтез двух доктрин стало отправной точкой его исследований. В своей магистерской диссертации «Историческая школа юристов, ее происхождение и судьба. Опыт характеристики основ школы Савиньи в их последовательном развитии» (1893) Новгородцев ставил целью анализ вклада историзма как метода позитивного изучения права3, в докторской диссертации «Кант и Гегель в их учении о праве и государстве. Два типических построения в области философии права» (1901) он обращался уже к метафизическим (этическим) основам права4. С 1903 года Новгородцев — экстраординарный, а в 1904—1911 годах — ординарный профессор Московского университета (по кафедре права), который он покинул вместе с другими либеральными профессорами в знак протеста против деятельности министра народного просвещения Л. А. Кассо и в который вернулся лишь после Февральской революции 1917 года. Одновременно Новгородцев — преподаватель Московского городского народного университета им. А. Л. Ша-нявского и Высших женских курсов. С 1906 года он был директором и профессором Московских высших коммерческих курсов (с 1907 года — Московский коммерческий институт). Он руководил также лекторием, созданным для пропаганды конституционализма. Политическая деятельность Новгородцева периода русской революции, гражданской войны и эмиграции определялась его философскими убеждениями, выражавшимися в поиске этических основ права и в борьбе за общественные идеалы добра, нравственного совершенствования и свободы личности.
Теория возрождения естественного права и правового государства
Новгородцев — один из создателей философской доктрины и направления общественной мысли, получившего известность как «возрождение естественного права». К этому направлению принадлежали (или же разделяли его позиции) такие крупные русские юристы начала XX века, как В. М. Гессен, Л. И. Петражицкий, С. Н. Трубецкой и отчасти Г. Ф. Шершеневич. Опираясь на философию неокантианства, данное направление стремилось переосмыслить существующее (позитивное) право с позиций высокого нравственного идеала, противопоставить сущему должное, действующей правовой системе русского само-
державия — концепцию либеральных правовых реформ. Задачу философии права Новгородцев усматривал в том, чтобы «оценивать факты существующего с этической точки зрения», что позволяло «критически отнестись к действительности и оценить ее с точки зрения идеала», выдвинуть «этический критицизм, в котором и состоит самая сущность естественного права»5. Программным произведением Новгородцева можно считать его статью «Нравственный идеализм в философии права», опубликованную в сборнике «Проблемы идеализма» (1902)6.
Все представители теории возрождения естественного права, несмотря на различные трактовки содержания его понятия, видели в нем альтернативу существующим правовым порядкам, рассматривали конфликт естественного и позитивного права как источник изменений в праве. Данный подход был, безусловно, новым шагом в развитии теории права. Господствующая традиционная юридическая наука (в основе своей позитивистская) исходила из того, что предметной областью права как науки являются нормы, закрепленные в законах. Теория естественного права видела этот предмет в соотношении права и правосознания — идеальных правовых конструкций, которые (особенно в эпохи социальных потрясений и революций) вступают в противоречие с действующим правом и определяют отношение к нему в обществе. Традиционная наука оперировала статичными категориями права, тогда как новая теория видела смысл своего существования в интерпретации динамики правовых порядков. Наконец, если традиционный подход опирался на методы и представления догмы права (формальных правил юридического мышления), то новая концепция искала социальный смысл правовых норм, стремилась раскрыть стоящие за ними социальные интересы и на этой основе определить социальный эффект правовых норм, указать направления желательных изменений — цель в праве. Выход из противоречия усматривался в возрождении ценностных категорий естественного права. Это означало необходимость выстраивания общественного идеала как нравственного, противостоящего экономическим интересам и амбициям, разделяющим общество по эгоистическим интересам. Новгородцева всегда интересовала проблема сохранения нравственного субстрата в условиях быстрых изменений формальных норм позитивного права. Он принимает тезис Канта о вневременном и надопытном характере законов нравственного сознания (выражавшихся понятием категорического императива)7.
Данная (неокантианская) интерпретация основных понятий философии права включала в себя переосмысление вклада двух важнейших направлений правовой мысли, которые ранее рассматривались как противостоящие друг другу, — традиционной школы естественного права и исторической школы права. Если первая (особенно в эпоху Просвещения и Французской революции) понимала право исключительно как систему абстрактных рациональных норм, вытекающих из законов Разума, то вторая, представляя собой историческую реакцию на этот подход в Германии, напротив, видела в праве исключительно продукт длительного исторического развития «народного
духа». Первая отстаивала принципы рациональной (можно сказать, «геометрически» правильной) кодификации, вторая отрицала саму возможность этого. В конечном счете, эти два направления вступили в конфликт по вопросу о роли права в реформировании социальных отношений и возможности политики права как особой сферы деятельности.
Обращение Новгородцева к анализу взглядов исторической школы (которые традиционно рассматривались в позитивистской литературе как антитеза школе естественного права) показало существование в данном направлении мысли мощного метафизического компонента — категории народного сознания (или «народного духа»), выступавшего самостоятельным источником этических и правовых ценностей. А это, в свою очередь, давало возможность интерпретации данного направления в антипозитивистском духе и открывало перспективы его синтеза со школой естественного права (в новой неокантианской интерпретации ее положений). Этот синтез, полагал он, становится возможен за счет обращения к гегелевской философии права и ее интерпретации Иерингом. Гегельянская школа с ее методом возведения фактов к высшим идеям «удачно совмещала в себе приемы естественно-правовой философии с задачами исторической школы, отыскание общих начал с конкретным фактическим ис-следованием»8. С позиций неокантианства и этической интерпретации права Новгородцев стремился раскрыть «логический объем доктрины как системы абстрактных определений», найти синтез различных направлений философии права (в частности, теории естественного права и исторической школы).
Главным вопросом, который интересовал Новгород-цева на протяжении всей его жизни, был вопрос о кризисе современного правосознания. Причину кризиса Новгородцев усматривал в растущем разрыве позитивного права и нравственных основ общественной жизни. Он выступал, в противоположность Г. Кельзену, последовательным противником их разделения и резко критиковал позитивистские теории в юриспруденции. В лице Новго-родцева современники видели «основоположника и общепризнанного главу идеалистической школы в русской философии права», вся деятельность которого была посвящена «борьбе против юридического позитивизма и проповеди возрождения естественного права»9. Этот подход нашел теоретическое обоснование в работе Новго-родцева «Кризис современного правосознания» (1909)10.
Данная позиция сближала Новгородцева с идеями германского юриста неокантианца Р. Штаммлера и служила обоснованием этической (деонтологической) концепции права. На ее основании выстраивалась его критика других течений, в том числе искавших синтеза естественного права и позитивного права по линии психологической теории права11. Тезис о кризисе позитивистского правосознания сближал его подход с представлениями таких русских мыслителей, как Б. Н. Чичерин и В. С. Соловьев, которым он посвятил специальные работы. С Чичериным его сближала общая постановка вопроса о соотношении права и государства: они оба отвергали пози-
тивистский подход к праву, состоящий в рассмотрении позитивного права как простого веления государственной власти, и отстаивали тезис о праве как самостоятельном и объективном явлении, определяющем функционирование государства. С Соловьевым Новгородцева сближало представление об этической природе правовых отношений — понимание позитивного права как «гарантированного минимума нравственности»12.
Конфликт общественного идеала и позитивного права как движущая сила политических преобразований
Констатировав одним из первых новое деструктивное состояние общественного сознания революционного периода, Новгородцев видел его выражение в резком диссонансе реального (позитивного) права и «общественного идеала». Он приходил к выводу, что противоречие между старым положительным порядком и новыми прогрессивными стремлениями есть постоянная и неотъемлемая логика права. История права есть поэтому история постоянных изменений в праве, изменений, которые могут носить революционный характер. «Право, — говорил он в лекциях по истории философии права в 1904 году, — может обновляться, только отказываясь от своего прошлого. Это — Сатурн, пожирающий своих собственных детей. Путь, которым проходит история, означается, поэтому, обломками старых установлений, а нередко и потоками крови». Из подобных конфликтов и зарождается обыкновенно «естественное право как требование реформ и изменений в существующем строе». Правовые теории при такой интерпретации есть «идеальные планы общественного переустройства — планы будущего, более или менее близкого»13.
Поэтому важнейшим индикатором для познания логики развития права является смена общественных (и правовых) идеалов, выражающая радикальные перемены в правосознании. Данный подход, близкий к современным трактовкам интеллектуальной истории (как смены основополагающих теоретических парадигм), был положен Новгородцевым в основу разработки курса особой дисциплины — истории философии права. «История философии права, толкуемая им как история правовых и политических идеалов, — отмечал младший современник ученого, а впоследствии известный французский социолог права Г. Д. Гурвич, — была любимым и постоянным предметом его многолетнего университетского преподавания. По глубине и широте познаний в этой области ему не было равных ни в русской, ни в европейской науке». В силу обстоятельств, в условиях русской революции Нов-городцеву не было суждено завершить этот труд, который мог бы стать «монументальным классическим исследованием по истории правовых идеалов, в котором глубина проникновения в философские предпосылки сочеталась бы с живым чувством исторической действительности»14. Однако мы можем реконструировать направления данной исследовательской работы по публикациям частей лекционного курса Новгородцева, имеющих, впрочем, незакон-
ченный, предварительный характер (это, как правило, студенческие издания). Среди тем публикаций — политические идеалы Платона и Сократа15, политические идеалы древнего и нового мира16, вопросы истории философии права нового и новейшего времени17, методологические проблемы общей теории права18, в частности подходы к философскому изучению идей19. Основной завершающий труд Новгородцева — «Об общественном идеале» (1917 )20 — подводит итог этим размышлениям.
Идеал правового государства, который также должен рассматриваться как одна из идеальных моделей, выработанных человечеством, на практике может принимать различные исторические формы. Согласно Новгородцеву, он включает следующий ряд параметров: равенство перед законом; гарантии личных прав; регулирующая роль государства; стремление к разрешению социальных конфликтов путем целенаправленной политики достижения консенсуса. Новгородцев выводит эту концепцию из представлений Макиавелли, Гоббса и Руссо, видевших в государстве замену церкви и источник нравственной жизни людей, а также Гегеля, провозгласившего государство воплощением нравственной идеи на земле. Теорию правового государства представляли: в Англии — Бентам, во Франции — Б. Констан и А. Токвиль, в Германии — Гегель и Л. Штейн. На основе их взглядов и учений конструировался своеобразный идеальный тип правового государства, который затем использовался при анализе его конкретных исторических и национальных проявлений. Новгородцев говорил о построении «идеального государства» — «иероглифа разума», конструируемого «с устранением всех случайностей исторической обстановки», но подчеркивал необходимость различать этот идеал и реальность.
Он фактически развивал идеи, близкие к М. Веберу, создавшему теорию идеальных типов как метод познания социальных и правовых явлений. Эта теория способствовала преодолению утопических и догматических построений в социальных науках. «Горячий противник всяческих утопий, политических и социальных, П. И. Новгородцев, — отмечал Н. В. Тесленко в 1924 году в речи, посвященной его памяти, — боролся против них еще и потому, что эти утопии, приводимые в жизнь, всегда только угнетали человечество. Выше всего должна стоять человеческая личность; она должна быть величиной самодовлеющей, а не служить средством достижения каких-либо целей». Нельзя надеяться на создание социального строя, способного окончательно разрешить существующие проблемы, например вполне реализовать идеал свободной личности. К этому можно только стремиться. Теории, декларирующие такую возможность, как, например, коммунизм, методологически порочны, потому что допускают прекращение движения — конец истории. Поэтому «оставленное им научно-философское наследство будет крупнейшим вкладом в ту литературу, которая борется с социализмом»21.
Вклад Новгородцева в гуманитарную мысль состоит в чрезвычайно ясной постановке вопросов о соотношении идеологии и утопии, общественного идеала и способов
его достижения. Активно разрабатывавшиеся в XX веке К. Маннгеймом, Х. Арендт, Р. Ароном, К. Поппером и другими либеральными мыслителями, эти вопросы восходят фактически к Новгородцеву, ясно видевшему опасность беспочвенных радикальных доктрин, которые, овладевая массовым сознанием, обретают самостоятельное функционирование в обществе, причем могут играть чрезвычайно деструктивную роль. Утопический характер и недостижимость коммунистического идеала делают его сторонников фанатиками, бессильными перед логикой истории. Не все современники могли признать этот вывод. Новгородцев, по мнению левых критиков, увидел в кризисе большевизма кризис социализма и коммунизма как стремления найти рай на земле. Но плох был, считали они, не идеал, а его искажение большевиками22. Сейчас, когда появилась возможность сравнивать опыт различных диктатур XX века, мы знаем, что прав был именно Новгородцев, а не его критики. Отметим справедливость самого подхода Новгородцева: его позиция выражалась в отрицании всякого финализма — веры в возможность окончательного и безусловного торжества какой-либо одной идеологии или проектируемых ею институтов, веры, которая объединяет сторонников самых различных тоталитарных доктрин — от большевиков и национал-социалистов до красных кхмеров и исламских фундаменталистов. Поэтому он критиковал различные формы утопизма — консервативного, социалистического и даже либерального (например, в виде представления о возможности окончательной реализации одной формы правового государства, которая далее не будет подвержена никаким изменениям).
Политическая деятельность в конституционном движении
Участие П. И. Новгородцева в политической деятельности определялось его философскими убеждениями умеренного либерализма. Современники определяли его идеологические убеждения как неолиберализм, поскольку, в отличие от приверженцев классического либерализма, он считал необходимым выступать в защиту не только политических, но и социальных прав личности. «По существу, Новгородцев, — отмечал один из них, — был одним из самых крупных мыслителей неолиберализма, под который он подводил углубленный философский фундамент»23. В книге «Кризис современного правосознания» и очерке «О праве на достойное человеческое существование» (1906) Новгородцев с позиций неолиберализма отстаивал возможность вмешательства государства в социальные отношения для защиты социальных прав лич-ности24. В этом направлении интерпретировались им и идеалы партии Народной свободы25.
Новгородцев входил в «Союз освобождения» (член его Совета) и участвовал в разработке конституционного проекта — «Проекта Основного закона Российской империи». Он являлся одним из основателей Конституционно-демократической партии, был кооптирован в состав ее ЦК (1906), был избран депутатом Первой Государствен-
ной Думы от Екатеринославской губернии. В качестве члена конституционно-демократической фракции Думы принимал участие в комиссиях: о неприкосновенности личности, редакционной, по вопросам гражданского равенства. Участвовал в подготовке и подписании законопроектов о гражданском равенстве, о собраниях, о неприкосновенности личности, о внесении изменений в статьи 55—57 Учреждения Государственной Думы. Подписав Выборгское воззвание, Новгородцев, как и ряд других либеральных деятелей, был приговорен к 3 месяцам тюрьмы и лишен избирательных прав26.
Законодательная комиссия партии, разработавшая во время Первой Думы законопроекты о свободах, о гражданском равноправии, о неприкосновенности личности, в последующий период разделилась на два отдела: Московский и Петербургский. В первый входили П. И. Новгородцев, Ф. Ф. Кокошкин, С. А. Муромцев, С. А. Котля-ревский, Г. Ф. Шершеневич, Н. В. Тесленко и В. А. Маклаков; в состав второго — М. М. Винавер, А. И. Каминка, В. Д. Набоков, И. В. и В. М. Гессены и др. Перед созывом Второй Думы оба отдела были заняты пересмотром законопроектов, не принятых ранее, причем Московский отдел сосредоточил усилия на пересмотре законопроекта о всеобщем избирательном праве. Разработанные при активном участии Новгородцева законопроекты о свободах и о неприкосновенности личности были пересмотрены в обоих отделах, а законопроект о гражданском равноправии дополнен положениями об уничтожении сословных, национальных и вероисповедных различий. Наконец, для согласования работы петербургской и московской групп была образована новая комиссия в составе П. И. Новго-родцева, М. М. Винавера, С. А. Котляревского, А. И. Ка-минки, Н. В. Тесленко и П. Б. Струве, завершившая подготовку блока законопроектов27.
Новгородцев активно участвовал в конституционных дебатах и разработке законопроектов. Еще на Первом съезде Конституционно-демократической партии он выступал за конкретизацию ее программы, внесение в нее статьи о том, что «русский закон признает право на достойное человеческое существование, право на труд и нормальное приложение труда». Необходимость данной статьи обосновывалась им отсутствием ясного введения в программу, которое прояснило бы «демократизм партии». Большинство участников обсуждения этого вопроса, однако, сочли данный пункт излишним28. Позднее дискуссия возобновилась в Юридическом совещании при Временном правительстве в 1917 году, когда готовилась для Учредительного собрания декларация прав будущей конституции.
Отойдя на время от политической деятельности, Новгородцев вновь возвращается к ней накануне Первой мировой войны, когда он занял пост товарища председателя экономического совета Всероссийского союза городов, а также стал московским уполномоченным Особого совещания для организации мероприятий по обеспечению топливом (1916). По воспоминаниям современников, он проявил прекрасные организаторские способности и добился взаимодействия административных учреждений и
бизнеса в решении этой ключевой проблемы. Как и С. А. Котляревский, Новгородцев допускал возможность сотрудничества с другими политическими партиями (например, с прогрессистами), но при условии сохранения кадетами их «политического лица»29. При обсуждении возможных избирательных коалиций Новгородцев всегда выступал за союз либералов с правыми, полагая, что левые партии потенциально более деструктивны относительно укрепления государственности. Он считал этот вывод правильным в отношении опыта Государственной Думы дореволюционного периода, применял его при анализе расстановки сил периода гражданской войны на Украине и на Кавказе, наконец, в эмиграции, отказавшись принять участие в совещании членов Учредительного собрания (8—21 января 1921 года), на котором предполагалось, по инициативе П. Н. Милюкова, заключить союз с умеренными социалистами.
Важный вклад был сделан Новгородцевым в разработку программных положений партии конституционных демократов по церковному вопросу. Он отстаивал идею реформирования православной церкви на началах соборности и независимости от государственной опеки, выступал за отделение церкви от государства, но полагал, что церковь и государство должны сохранять отношения партнерства. Реализуя принцип «свободного самоустроения», православная церковь, полагал он, является институтом публично-правового характера, которому государство должно оказывать покровительство и материальную поддержку (что не исключало, однако, поддержки государством и других вероисповеданий соответственно их значению и распространению). Позднее, в годы эмиграции, Новгородцев, правда, счел эту конструкцию отношений государства и церкви компромиссной и недостаточной, выступал за большую интеграцию этих институтов во имя социального консенсуса30.
В период деятельности Временного правительства Новгородцев активно участвовал в разработке партийной тактики. Он выступал на IX съезде Конституционно-демократической партии (23—28 июля 1917 года) с изложением причин выхода из состава Временного правительства 2 июля 1917 года министров — членов партии Народной свободы и по вопросу о переговорах кадетских представителей с А. Ф. Керенским 14 — 21 июля 1917 года31. На X съезде (14—16 октября 1917 года) он формулировал задачу создания сильного центра для противодействия экстремизму: «При нынешнем партийном и классовом распылении партия Народной свободы воплощает в себе идею общенационального единства, и, не отступая от своей линии, традиции и программы, она может явиться объединяющим центром и для групп правее и левее ее — не ассимилируя их, но вводя в орбиту поведения к.-д., при непременном условии сохранения полной партийной определенности»32. Данная позиция была направлена на поиск конструктивной основы объединения всех политических сил, способных противостоять революционному перевороту. Эта линия проводилась Новгородце-вым как участником Государственного совещания, разработчиком кадетской тактики в отношении Временного
Совета республики33. Он был избран депутатом Учредительного собрания от Московского столичного избирательного округа по списку Конституционно-демократической партии.
В ходе разворачивания революционного кризиса Новгородцев, как и лидер партии П. Н. Милюков, выступил сторонником установления диктатуры в качестве альтернативы большевизму, предприняв ряд практических шагов по организации возможного переворота. Раз война с внешним противником началась, считал он, нельзя сохранять противника внутреннего. Таковым он признавал на заседании ЦК партии 11 — 12 августа 1917 года Совет рабочих депутатов, который считал необходимым уничтожить. Общий вывод его размышлений: «Надо покончить с большевистской революцией»34.
Революционный кризис и поиск правового выхода из него
После октябрьского переворота 1917 года Новгородцев выступил последовательным противником советского режима. Он входил в основные контрреволюционные организации, стремившиеся отстоять либеральные ценности в условиях формирующейся однопартийной диктатуры, был членом Совета общественных деятелей, Правого центра и Всероссийского Национального Центра, где выступал в поддержку восстановления в России сильной государственной власти в форме конституционной монархии или единоличной диктатуры. «Большевизм, — полагал Новгородцев в 1918 году, — свергнут не будет, но нам предстоит пережить термидоровскую реакцию, т. е. поворот большевиков к буржуазным путям политики. Мировой разум заставляет большевиков творить свою волю, большевизм рассосется, и процесс уже начался. Путь термидоровской реакции — это тот путь, по которому нам придется идти»35. В известной работе «О путях и задачах русской интеллигенции», написанной в 1918 году, Новгородцев подчеркивал утопизм идеологии большевизма. Он видел смысл деятельности мыслящих людей в противостоянии ему, подготовке юридических актов переходного периода36. Однако Новгородцев считал нецелесообразным в условиях кризиса (май 1918 года) решать общие вопросы, например заниматься разработкой конституции, поскольку не решены окончательно фундаментальные вопросы, такие как положение окраин, в частности Украины. Он был убежден, что, «когда Россия начнет воссоздавать свой организм, он возродится на началах равноправия национальностей и областных автономий, возврата к старому быть не может». Тогда и следует поставить вопрос о конституции и реализации проекта территориального устройства Ф. Ф. Кокошкина37.
О мужестве и духовной силе Новгородцева в период большевистского террора рассказывает И. А. Ильин, на защите диссертации которого Новгородцев выступал оппонентом 19 мая 1918 года, сразу после проведенного у него чекистами ночного обыска, когда он чудом избежал ареста и расстрела: «Тревожно простился я с ним, уходящим; я знал уже, что такое подвал на Лубянке.
— Поберегите себя, Павел Иванович! Они будут искать вас...
— Помните ли вы, — сказал он, — слова Сократа, что с человеком, исполняющим свой долг, не может случиться зла ни в жизни, ни по смерти?»38
С 1918 года Новгородцев становится участником сопротивления большевизму на Юге, поддерживая в целом программу А. И. Деникина. Новгородцев одним из первых в либеральном движении оценил большевизм как диктатуру качественно нового типа и указал на ее угрозу миру. В условиях гражданской войны на Юге России и революции в Германии он отмечал ограниченность выбора альтернативной большевизму формы политического устройства. Данный выбор в условиях революционного кризиса оказывается возможен не между демократией и авторитаризмом (как это было ранее в период борьбы с самодержавием), но между диктатурами двух типов — социалистической, разрушительный характер которой соответствует утопичности ее идеологии, и военной диктатурой, основная цель которой — восстановление стабильности и возвращение к правовой норме. Та дилемма, которая возникла в России в период конфликта Керенского и Корнилова, предвидел он, будет неоднократно повторяться в истории, а ее разрешение возможно путем установления либо режима большевистского типа, либо диктатуры бонапартистского типа. В связи с этим он подчеркивал (в январе 1919 года), как важно разъяснить союзникам мировую опасность большевизма (поскольку они недооценивают «внешней привлекательности большевистской отравы»), преодолеть внутренние разногласия антибольшевистского движения (связанные с различием внешнеполитических ориентаций) и организовать эффективную и быструю иностранную помощь антибольшевистскому движению в России, «пока она не опоздала»39.
Это была идея народного фронта, привлечения всех сил справа и слева, безусловное принятие любой формы власти при одном условии — если она настроена на борьбу с большевизмом. Именно Новгородцев добился принятия партийным совещанием при ЦК партии 29—30 июня 1919 года известной Екатеринодарской резолюции о существе «национальной диктатуры» главнокомандующего вооруженными силами Юга России и полной ее поддержке со стороны партии Народной свободы. В основе концепции «национальной диктатуры» лежит представление Новгородцева о том, что революцию можно преодолеть только одним способом — взяв у нее достижимые цели и сломив ее утопизм, демагогию и анархию непреклонной силой власти. «Новая система управления, имея в виду привести Россию к широким демократическим реформам и к новой жизни, — констатировалось в резолюции, — должна заключаться вместе с тем в открытой и прямой борьбе с большевизмом». Данная система имеет центристский характер: ее цель не в том, чтобы возглавить революцию или реставрацию, а в обуздании обеих этих крайностей. Поэтому первоочередной задачей являлось преодоление революции и установление твердого порядка — «единоличной диктаторской власти». Ее существо определялось следующим образом: «Диктатор, ко-
торого как временную власть до созыва Учредительного собрания приветствует партия Народной свободы, должен быть не только диктатором-освободителем, но и диктатором-устроителем: его задача заключается не только в том, чтобы освободить от большевизма, а также и в том, чтобы утвердить порядок, пресекающий возврат большевизма слева и проявление большевизма справа, установив в тесном сотрудничестве с общественными силами и при их дружественной поддержке те основные предпосылки всякого государственного порядка, вне которых не может быть осуществлено правильное и сознательное волеизъявление народа»40.
Являясь активным деятелем Всероссийского Национального Центра на Юге России, Новгородцев разработал Основные положения Программы Национального Центра (1919), в которой нашли отражение идеи внеклассового характера государственной власти, правового решения земельного и рабочего вопросов, организации центрального и местного управления, временной государственной власти (диктатуры) и ее законодательного оформления, а также последующего формирования учредительной власти (обсуждались различные ее формы в виде Учредительного собрания, Народного собрания и другие, различавшиеся масштабом прерогатив этого института и характером его отношения к временной исполнительной власти)41. Новгородцев был автором ряда других принципиальных документов: проекта декларации Добровольческой армии по земельному и рабочему вопросам; внешнеполитических заявлений (обращения Центра к Сибирскому правительству адмирала Колчака, письма Центра В. А. Маклакову о политическом положении в связи с вопросом об отношении к союзным державам и заявления об отношении Центра к совещанию на Принцевых островах). Он также занимался анализом текущих событий гражданской войны в России, вопросами стратегического взаимодействия армий Восточного и Южного фронтов, перемещения центров власти на Украине, в частности анализом ряда переворотов, ставших результатом меняющегося соотношения сил союзных войск и группировок антибольшевистского движения42.
С поиском основы национального единства связаны его позиции по другим принципиальным вопросам, в частности по земельному вопросу. Новгородцев настороженно относился к идее провозглашения принудительного отчуждения земли, видя в ней скорее популистский лозунг для привлечения крестьянства, нежели рациональную концепцию решения вопроса, уступку требованиям анархии и аграрного бандитизма. Однако было ясно, что предрассудки крестьянства не позволяют одномоментно решить проблему путем восстановления частных прав (в реализации этого он усматривал основную ошибку гетманского режима на Украине). Аграрная революция, наподобие той, которая произошла в России в 1905 году и была представлена затем махновским движением, считал Новгородцев, не может быть преодолена радикальными аграрными законами, поскольку ее движущими силами являются люмпенизированные слои и уголовные элементы. Развивая эти идеи Новгородцева,
П. Б. Струве определял махновщину как «разложение большевизма на бандитизм» или «разложение коммунизма на разбойничьи молекулы», основным способом уничтожения которых является организация твердой власти на местах (полиции)43.
Новгородцев отчетливо понимал, что стабильная политическая власть возможна в России только при опоре на устойчивый класс средних и мелких собственников. Поэтому при обсуждении во Всероссийском Национальном Центре вопроса о границах допустимого вмешательства государства в земельный вопрос он внес поправку о том, что «принудительное отчуждение» земель может проводиться государственной властью исключительно «в целях создания крепких средних и мелких хозяйств», чем устранялась та (эсеровская) трактовка отчуждения, которая давала право на общее наделение землей. При обсуждении проекта аграрной декларации Добровольческой армии Новгородцев разъяснял, что имеется в виду прагматическая концепция возвращения к правовой ситуации: «Вообще под временным устройством, которое выдвигает проект декларации, следует разуметь совокупность мер двоякого рода: размежевание между захватчиками и прежними владельцами, по возможности полюбовное, а в случае надобности и принудительное, и обеспечение возможности приобретать землю». Среди мер отмечались и способы облегчения покупки земли, известные дореволюционной практике: содействие Крестьянского банка, выделение на отруба и другие виды землеустройства44.
Другой стороной проблемы переходной формы правления становился вопрос о легитимности власти. Эта легитимность была необходима для консолидации власти, хотя не исключала (и даже предполагала) ее авторитарность. Моделью служил национальный консенсус, достигнутый в период Смутного времени. В русской истории этого периода вопрос легитимности власти был центральным вопросом. «Наша история, — отмечал Новгородцев, — наглядно показывает, как шаток оказался трон Василия Шуйского, «выкрикнутого» боярами и московскими людьми без участия всего народа, между тем династия Романовых, поставленная всенародным Земским Собором, прочно укоренилась». Из этого следовал вывод о необходимости зафиксировать в программных установках идею Учредительного собрания как «наиболее желательной и ясной формы народного волеизъявления»45.
В идеале, считал Новгородцев, следует объявить, что «идет твердая государственная власть, не боящаяся смелых преобразований, но проводящая их на почве права и порядка и не позволяющая ни грабить, ни мстить за грабеж»46. Это означало выдвижение такой концепции диктатуры, которая была наиболее близка к ее римскому пониманию: предоставление неограниченных полномочий избранному народом правителю, который реализует их по воле народа (римского Сената или Учредительного собрания) и исключительно в переходный период, необходимый для восстановления государственности. Как говорил позднее Д. С. Пасманик, Новгородцев выдвинул формулу: «Цезарь, благословляемый патриархом и церковью на восстановление государственности и нацио-
нальной державности» и добавлял: «Что ж, если это кадетские идеи, то останемся кадетами»47.
Теория революционной и контрреволюционной диктатуры
Истории нового и новейшего времени известны два типа диктатуры: революционная и контрреволюционная диктатура. Концепция революционной диктатуры — один из наиболее спорных вопросов марксистской правовой и политической мысли. В сочинениях К. Маркса и Ф. Энгельса теория государственной власти вообще и диктатуры в частности представлена достаточно фрагментарно. Маркс, как полагают современные исследователи его взглядов, разрабатывая этот вопрос после революции 1848 года, отнюдь не ставил под сомнение демократическое государственное устройство, но рассматривал его как необходимый компонент народного правления. Даже использовав дважды понятие «диктатура пролетариата» в «Критике Готской программы» (впрочем, без конкретных пояснений), он понимал его в смысле утверждения классового характера власти, но отнюдь не в смысле реальной формы политического правления. Интерпретацию «диктатуры пролетариата» именно в последнем смысле (как формы правления, основанной на неограниченной, диктаторской власти революционного государства и партийного авангарда) дал В. И. Ленин в ходе русской революции, причем вывел из нее целую теорию необходимости ликвидации демократических институтов и социальных слоев в переходный период48. Даже левые оппоненты большевиков (К. Каутский и Р. Люксембург) обвиняли их в установлении «татарского социализма», подавлении демократических свобод и создании бюрократического режима, который неизбежно завершится термидорианским перерождением революционной диктатуры в контрреволюционную диктатуру49. Либеральные оппоненты большевиков, не входя в рассмотрение оттенков марксистского учения, сформулировали концепцию контрреволюционной диктатуры. Ее принципиальное отличие от революционной диктатуры усматривалось в следующих параметрах: надклассовый характер; правовые ограничения возникновения и функционирования диктаторской власти; четкое определение срока действия чрезвычайных полномочий и порядка их прекращения50.
Целесообразно сопоставить взгляды Новгородцева на диктатуру с идеями, которые позднее в Веймарской республике развивал К. Шмитт. Принципиальное значение имел для обоих мыслителей юридический подход к разделению двух типов диктатур. Эта классификация, в отличие от марксистской, не основывалась на социальной (классовой) природе данных режимов, а проводилась по критерию правовых оснований приобретения диктаторских полномочий, их юридических рамок, а также соответствующих функций в обществе. Один из этих типов определялся Шмиттом понятием «суверенная диктатура», где диктаторские полномочия предоставлялись конституирующей (учредительной) властью. В задачу данного типа диктатуры (примеры: революционное Нацио-
нальное собрание Франции и «диктатура пролетариата» в России) входило установить новую конституцию вместо старой. Сохраняя формальную зависимость от воли доверителя (французской нации или пролетариата), данный тип диктатуры фактически не мог быть ограничен правовым путем в силу факта самообретения власти (или ее узурпации). Этот тип диктатуры, следовательно, был направлен на революционное разрушение общества. Другой тип диктатуры — «комиссариатская диктатура» — был назван так потому, что диктаторская власть (комиссары) наделялась полномочиями конституированной (учрежденной) властью. Эта диктатура известна с римских времен, она была характерна для абсолютистских монархий и представлена народными комиссарами Французской революции. Смысл диктатуры данного вида состоял не в изменении, а в сохранении существующей конституции путем временного приостановления действия ее статей. Это был, следовательно, чрезвычайный режим, направленный на защиту status quo51. Данная концепция Шмит-та была призвана обосновать временное ограничение конституционных прав во имя сохранения конституции как целого перед лицом сил, вообще отрицающих ценность права.
Эта позиция близка к той постановке проблемы, которую находим у Новгородцева в период гражданской войны на Украине. Участниками Белого движения обсуждались три подхода к государственному устройству. По авторитетному свидетельству И. И. Петрункевича (1919), одни считали необходимым сохранить гражданский правопорядок в неизменном виде там, где это оказалось возможным, другие настаивали на учреждении Директории, третьи — на необходимости диктатуры. В качестве идеолога третьего направления он называет «екатеринодар-цев» — П. Д. Долгорукова и Новгородцева, наиболее проникнутых «атмосферой действующей армии», которые «горячо отстаивали военную диктатуру, видя в ней залог успеха и подчиняя ей все другие вопросы»52. Новгородцев становится неформальным участником Особого совещания при главнокомандующем, выступая по теоретическим вопросам организации движения, а также участвуя в разработке ряда законопроектов. В январе 1919 года в Одессе на заседании Совета государственного объединения России он выступил с докладом о создании ЮжноРусской власти, призывая ввести военную диктатуру. В Крыму он занимался преимущественно педагогической деятельностью (в Симферопольском университете).
Концепция диктатуры в качестве инструмента постреволюционной стабилизации основывалась у Новгородцева, как и у других русских деятелей этого времени, на исторических прецедентах — опыте английской и французской революций, политики Бисмарка в Германии и Столыпина в России. Содержание переходного режима во всех этих случаях усматривалось в восстановлении национальной государственности путем объединения страны сверху. Новгородцев являлся сторонником бонапартистской модели власти, считая ее наиболее рациональной для переходного периода. В период революции и гражданской войны бонапартизм выступает как либе-
ральная альтернатива большевизму. Либеральная концепция бонапартизма, восходящая к Токвилю, видела в нем естественное порождение неконтролируемых тенденций процесса перехода к демократии и рассматривала его в силу этого как меньшее зло в сравнении с народной революцией, как необходимый корректив экстремизму. П. Н. Милюков, П. И. Новгородцев, Ф. Ф. Кокошкин выступали за установление военной диктатуры в целях противодействия большевистской диктатуре. Стратегия ее установления (например, диктатуры Корнилова или Колчака) рассматривалась ими как меньшее зло в сравнении с однопартийной большевистской диктатурой.
Выдвигая идею национального и духовного возрождения России, Новгородцев видел возможность этого возрождения в социальной консолидации, позволяющей «забыть свои особые интересы во имя общего национального интереса». «Если всякая революция, — пояснял он, — в стихийном своем течении превращается в дис-солюцию, в разложение государства и народа, то обратный процесс восстановления и возрождения начинается с собирания народной силы воедино». Новгородцев выдвигает на первый план «национальное чувство», «сознание общей связи» и патриотизм против революционной идеологии и партийного догматизма. Примерами создания политического режима, опирающегося на широкий социальный консенсус, служили для него выход из Смутного времени в России начала XVII века и постреволюционная стабилизация в Европе, «когда Франция под водительством гениального Бонапарта выходила из своей революции XVIII века»53. Сходная интерпретация функций бонапартистской модели власти давалась непосредственными участниками корниловского движения, а также его наблюдателями и оппонентами. Наиболее полно данная альтернатива большевизму представлена генералом А. И. Деникиным в «Очерках русской смуты», второй том которых получил выразительное название «Борьба генерала Корнилова». Предпринятая им попытка государственного переворота и установления военной диктатуры предстает как «мучительное искание наилучшего и наиболее безболезненного разрешения кризиса власти», «единственный выход из положения, созданного духовной и политической прострацией власти»54. Новгородцев, развивая эту позицию, приходил к однозначному выводу, напоминающему идеи Шмитта в Веймарской республике: «Нет кадетизма и демократизма, а есть национальная задача объединения». «Очередной задачей является создание власти. А пока власть создается, нельзя добиваться свободы и гарантий таковой. Если у нас сейчас ничего не осталось от нашего демократизма, то это прекрасно, ибо теперь нужна диктатура как созидающая власть»55. Демократия для защиты от своих врагов должна, следовательно, позаимствовать их методы, став на время авторитарной. Но не приведет ли это к ее крушению?
Пути преодоления кризиса правосознания
В годы революции, гражданской войны и эмиграции Нов-городцевым были написаны философские сочинения,
призванные дать объяснение явлению, получившему позднее название «тоталитаризм». Это, в первую очередь, главный труд ученого — «Об общественном идеале» (1917), а также статьи последующего (эмигрантского) периода, например: «Демократия на распутье» (1923)56 и «Восстановление святынь» (1923)57. В них можно проследить эволюцию взглядов Новгородцева в направлении религиозных оснований права, которая, по выражению Зеньковского, вытекает из его общего «радостного признания абсолютных начал»58. В этом контексте представляет интерес вопрос о том, какую позицию занимал Новгородцев в известном споре славянофилов и западников. Первоначально Новгородцев последовательно выступал с позиций либерального западничества, разделяя общие идеалы конституционных демократов и критикуя последние «отзвуки славянофильства» как выражение правового нигилизма. После поражения Белого движения Новгородцев бежал из Крыма в Берлин (1920), а позднее переехал в Прагу, где при поддержке правительства Чехословакии организовал Русский юридический факультет при Пражском университете (1922). Новгородцев сыграл видную роль в организации научной работы и преподавания в среде русской эмиграции. Он являлся членом правления Союза русских академических организаций за границей и русской академической группы в Чехословакии, руководителем и участником ряда других эмигрантских учреждений в этой стране. В эмиграции, когда Новгородцев, по воспоминаниям современников, пережил «глубокий духовный перелом», начинается серьезное переосмысление его взглядов: на почве религиозных исканий последних лет своей жизни Новгородцев стал сближаться со славянофильством, даже прочитал в Русском институте в Праге цикл лекций на тему «Кризис западничества». Эти размышления, свойственные в эмиграции многим сторонникам евразийства, не означали окончательного отказа Новгородцева от прежней неокантианской философии и идеологии неолиберализма, но могут рассматриваться, скорее, как поиск нового синтеза западничества и славянофильства, который должен был дать ответ на трудный вопрос о причинах невосприимчивости русской души к идеалу правового государства59.
Кризис новейшего времени, считал Новгородцев, проявился в утрате нравственных категорий, связывающих современное общество. Составляющими кризиса являются движение общества к демократии и всеобщему равенству, с одной стороны, и отказ от нравственности и права как способа социального регулирования — с другой. Центральная проблема общества при переходе к демократии — как разрешить конфликт «интересов личности с интересами большинства». Новгородцев вслед за Токвилем говорит о возможной «тирании большинства» и о необходимости оградить от нее права личности. В связи с этим объектом критики становится, прежде всего, коммунистическая и социалистическая идеология, которую роднит с анархизмом полный отказ от права и государства в будущем.
С этих позиций отвергается свойственное социалистической идеологии противопоставление совершенного
государства будущего и правового государства, ибо «государство вне права немыслимо, если, конечно, оно не обратится в нравственное обещание». Основная функция государства — не подавление, а гармонизация социальных отношений: установление «единого и равного для всех права» в целях объединения классовых, групповых и личных интересов, «сочетание частных интересов единством общего блага». Основной вектор мирового политического развития определяется Новгородцевым как движение общества к идеалу правового государства. Этот идеал наиболее четко выражен Кантом, у которого «высшей целью истории объявляется объединение всего человечества под господством единого и равного для всех права». Результат развития политической философии нового времени заключается в том, чтобы «найти условия для правомерного существования власти, сделать право основанием государственной жизни, обеспечить равенство и свободу не только в отношениях между гражданами, но и в отношении к ним государства»60.
Право, считал Новгородцев, есть компромисс, основанный на признании законности притязаний обеих сторон и, как всякий компромисс, оно указывает на соотношение сил этих сторон. Но право, вопреки марксизму, не сводится к механическому выражению этого соотношения сил. Оно представляет собой некоторую самостоятельную реальность — совокупность нравственных традиций, институтов и норм, а также правил социального поведения. Поэтому вместо насильственных переворотов и партийной борьбы, за которой вырисовывается призрак гражданской войны, право создает новое средство изменения общества в виде мирных реформ. Таким образом, альтернативой чистым формам демократии и авторитаризма выступает правовое государство — идеальный тип реализации демократии, при котором эгоистические стремления большинства и самой государственной власти находятся под контролем права как высшей социальной и этической ценности.
Андрей Медушевский - доктор философских наук, профессор Государственного университета -Высшей школы экономики, академик РАЕН.
1 Модели общественного переустройства. ХХ век. М.: РОС-СПЭН, 2004.
2 Медушевский А. Н. Демократия и авторитаризм: российский конституционализм в сравнительной перспективе. М.: РОС-СПЭН, 1998.
3 Новгородцев П. И. Историческая школа юристов, ее происхождение и судьба. Опыт характеристики основ школы Са-виньи в их последовательном развитии. М., 1906; современное издание: Новгородцев П. И. Историческая школа юристов. СПб.: Лань, 1999.
4 Новгородцев П. И. Кант и Гегель в их учении о праве и государстве: Два типических построения в области философии права. М., 1901; Современное издание: Новгородцев П.И. Кант и Гегель в их учениях о праве и государстве. СПб.: Але-тейя, 2000.
5 Новгородцев П. И. Лекции по истории философии права т-КК вв. М.: Высшая школа, 1918. С. 8.
6 Новгородцев П. И. Нравственный идеализм в философии права // Проблемы идеализма. М., 1902.
7 Новгородцев П. И. Нравственная проблема в философии Канта. М.: Изд-во С. Н. Яковлева, 1903. С. 11.
8 Новгородцев П. И. Историческая школа юристов, ее происхождение и судьба. Опыт характеристики основ школы Са-виньи в их последовательном развитии. М.: Изд-во А. С. Ящен-ко, 1896. С. 62, 121.
9 Гурвич Г. Д. Профессор П. И. Новгородцев как философ права // Современные записки. 1924. Т. ХХ. С. 389-393.
10 Новгородцев П. И. Введение в философию права: Кризис современного правосознания. М., 1909; современное издание: Новгородцев П. И. Введение в философию права: кризис современного правосознания. СПб.: Лань, 2000. См. также: Новгородцев П. И. Сочинения. М.: Раритет, 1995.
11 Новгородцев П. И. К вопросу о современных философских исканиях (Ответ Л. И. Петражицкому) // Вопросы философии и психологии, 1903; Он же. Психологическая теория права и философия естественного права // Юридический вестник. Кн. 3. 1913.
12 Новгородцев П.И. Идея права в философии Вл. С. Соловьева: Речь, произнесенная на торжественном заседании психологического общества в память Вл. С. Соловьева 2 февраля 1901 г. // Вопросы философии и психологии. Кн. 56. 1901.
13 Новгородцев П. И. Из лекций по истории философии права. М.: Книжное дело, 1904. С. 36, 118.
14 Гурвич Г. Д. Указ. соч. С. 392.
15 Новгородцев П. И. Политические идеалы Платона: Пробная лекция, читанная 10 февраля 1894 г. в Московском университете // Сборник правоведения. Т. 4. С. 1-14; Он же. Сократ и Платон: Из лекций по истории философии права, читанных на Высших женских курсах и в Московском университете. М.: Власов, 1901.
16 Новгородцев П. И. Политические идеалы древнего и нового мира. М., 1914.
17 Новгородцев П. И. История философии права: Лекции, читанные П. И. Новгородцевым в 1897 году. М., 1897; Он же. Лекции по истории философии права. Учения нового времени XVI-XVШ и XIX в. М., 1912; Он же. Лекции по истории философии права XVI—XIX вв. Изд. 4-е, исправл. М.: Высшая школа, 1918; См. также: Конспект к лекциям по истории философии права П. И. Новгородцева: Издание для студентов. М.: Саблин, 1908.
18 Новгородцев П. И. Из лекций по общей теории права. Часть методологическая: Издание студенческое. М., 1904; Он же. Значение философии // Научное слово. 1903. Кн. 2. С. 198.
19 Новгородцев П.И. Об историческом и философском изучении идей // Вопросы философии и психологии. Кн. 54, 1900. С. 658-685.
20 Новгородцев П. И. Об общественном идеале // Вопросы философии и психологии. Кн. 9. 1917; современное издание: Новгородцев П.И. Об общественном идеале: Статьи разных лет. М.: Пресса, 1991.
21 Протоколы заграничных групп Конституционно-демократической партии. М.: РОССПЭН, 1999. Т. 6. Кн. 2: (19231933 гг.). С. 254.
22 Лихницкий В. В поисках общественного идеала: Рецензия на книгу: Новгородцев П. Об общественном идеале. М.: Слово, 1921 (изд. 3-е) // Современные записки. 1922. Т. IX. С. 247268.
23 Гурвич Г. Д. Указ. соч. С. 390.
24 Новгородцев П. И. О праве на существование: Социально-философские этюды. СПб.: Вольф, 1911.
25 Новгородцев П.И. Идеалы партии народной свободы и социализм. М.: Народное право, 1917.
26 Новгородцев П. И. // Общественная мысль России XVIII — начала XX века: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2005. С. 348—349; См. также: Государственная Дума России: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2006. Т. 1: Государственная Дума Российской империи (1906—1917). С. 432—433.
27 Отчет ЦК Конституционно-демократической партии за два года, с 18 октября 1905 г. по октябрь 1907 г. // Съезды и конференции Конституционно-демократической партии. М.: РОССПЭН, 1997. Т. 1: (1905-1907 гг.). С. 542-543.
28 Съезды и конференции Конституционно-демократической партии. Т. 1: (1905-1907 гг.). С. 158.
29 Протоколы Центрального Комитета Конституционно-демократической партии. М.: РОССПЭН, 1997. Т. 2: (19121914 гг.). С. 29.
30 Съезды и конференции Конституционно-демократической партии. М.: РОССПЭН, 2000. Т. 3. Кн. 1. С. 705.
31 Там же. С. 722.
32 Там же. С. 736.
33 Там же. С. 738-740, 747.
34 Протоколы Центрального Комитета Конституционно-демократической партии. М.: РОССПЭН, 1998. Т. 3: (19151920 гг.). С. 384.
35 Там же. С. 423.
36 Новгородцев П. И. О путях и задачах русской интеллигенции // Из глубины. Париж, 1969.
37 Протоколы Центрального Комитета Конституционно-демократической партии. Т. 3: (1915-1920 гг.). С. 433-434.
38 Ильин И. А. Памяти П. И. Новгородцева // Русская мысль. Берлин, 1924. № IX-XII. С. 274.
39 Журнал заседаний № 10 // Всероссийский Национальный Центр. М.: РОССПЭН, 2001. С. 54-56.
40 Протоколы Центрального Комитета Конституционно-демократической партии. Т. 3: (1915-1920 гг.). С. 502-505.
41 Всероссийский Национальный Центр. С. 59-62.
42 См. изложение его письма от 28 марта 1919 года, описывающего переход власти в Одессе к французскому командованию: Всероссийский Национальный Центр. С. 159.
43 Всероссийский Национальный Центр. С. 317—318.
44 Там же. С. 78.
45 Журнал заседания № 11 (Екатеринодар, 31 января —13 февраля 1919 г.) // Всероссийский Национальный Центр. С. 75.
46 Журнал заседания правления (1/14 февраля 1919 г.) // Всероссийский Национальный Центр. С. 78.
47 Протоколы заграничных групп Конституционно-демократической партии. М.: РОССПЭН, 1999. Т. 6. Кн. 2: (1923— 1933 гг.). С. 299.
48 Маркс К. Критика Готской программы // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 19. С. 1—32; Ленин В. И. Государство и революция // Полное собрание сочинений. Т. 33.
49 Люксембург Р. О социализме и русской революции. М.: Политиздат, 1991.
50 Начало споров по этому вопросу относится к периоду столыпинских реформ: Леонтович В. В. История либерализма в России. 1762-1914. Париж, 1980.
51 Schmitt C. Die Diktatur. München, 1921.
52 Письмо И. И. Петрункевича Н. И. Астрову 1-14 марта 1919 г. // Съезды и конференции Конституционно-демократической партии. Т. 3. Кн. 2: (1918-1920 гг.). С. 195.
53 Новгородцев П. И. Об общественном идеале. М., 1991. С. 572-573.
54 Деникин А. И. Борьба генерала Корнилова // Деникин А. И. Очерки русской смуты. М.: Наука, 1991. С. 35-43.
55 Протоколы Центрального Комитета Конституционно-демократической партии. Т. 3: (1915-1920 гг.). С. 483.
56 Новгородцев П. И. Демократия на распутье // София. Проблемы духовной культуры и религиозной философии. Берлин: Обелиск, 1923.
57 Новгородцев П. И. Восстановление святынь // Путь. 1926. № 4. С. 54-71; современная публикация: Новгородцев П. И. Об общественном идеале. М.: Пресса, 1991.
58 Зеньковский В. В. История русской философии. Т. II. Ч. 2. Л.: Эго, 1991. С. 126-128.
59 См.: Philosophie und Recht // Russische Rechtsphilosophie / Dr. Emse, Dr. Fr. Raab (Hrsg.). Osterwreck-Harz, A. W Zick-feldts Verlag, 1922—1923 (2.Heft). См. рец. Sergius на это издание: Современные записки. 1923. Т. XVII.
60 Новгородцев П. И. Лекции по истории философии права. С. 7-9.
