CC BY
49
М 11_ Н I Б Т
История военного дела: исследования и источники Специальный выпуск I
РУССКАЯ АРМИЯ В ЭПОХУ ЦАРЯ ИВАНА IV ГРОЗНОГО Материалы научной дискуссии к 455-летию начала Ливонской войны
ЧАСТЬ II ДИСКУССИЯ
Санкт-Петербург 2012
ББК 63.3(0)5 УДК 94
Редакция журнала: К.В. Нагорный К.Л. Козюрёнок
Редакционная коллегия: кандидат исторических наук О.В. Ковтунова
кандидат исторических наук А.Н. Лобин кандидат исторических наук Д.Н. Меньшиков кандидат исторических наук Е.И. Юркевич
История военного дела: исследования и источники. — 2012. — Специальный выпуск. I. Русская армия в эпоху царя Ивана IV Грозного: материалы научной дискуссии к 455-летию начала Ливонской войны. — Ч. II. Дискуссия. [Электронный ресурс] <http://www.milhist.info/spec_1>
© www.milhist.info
© Володихин Д.М.
М I L Н I S Т
Володихин Д.М. Ответ на отзыв О.А. Курбатова по поводу статьи о высшем командном составе русской армии при Иване Грозном
Ссылка для размещения в Интернете:
http: //www.milhist.info/2012/12/21 /volodixin_ 1
Ссылка для печатных изданий:
Володихин Д.М. Ответ на отзыв О.А. Курбатова по поводу статьи о высшем командном составе русской армии при Иване Грозном [Электронный ресурс] // История военного дела: исследования и источники. — 2012. — Специальный выпуск. I. Русская армия в эпоху царя Ивана IV Грозного: материалы научной дискуссии к 455-летию начала Ливонской войны. — Ч. II. Дискуссия. - C. 21-35 <http://www.milhist.info/2012/12/21/volodixin_1> (21.12.2012)
www.milhist.info
2012
ВОЛОДИХИН Д.М. доктор исторических наук
ОТВЕТ НА ОТЗЫВ О.А. КУРБАТОВА ПО ПОВОДУ СТАТЬИ О ВЫСШЕМ КОМАНДНОМ СОСТАВЕ РУССКОЙ АРМИИ ПРИ ИВАНЕ
ГРОЗНОМ
Входе дискуссии о русской армии времен Ивана Грозного появился отзыв О.А. Курбатова на мою статью «Высший командный состав русской полевой армии при Иване IV». В целом ряде случаев замечания автора отзыва важны и полезны, они могут быть учтены при дальнейшей работе над темой. Однако порой высказывания О.А. Курбатова либо выходили за рамки темы, предложенной в заголовке статьи, либо являлись результатом небрежного ознакомления с текстом.
Прежде всего, я должен со вниманием отнестись к замечаниям чисто историографического характера. В частности, О.А. Курбатов пишет: «Из современных исследований, как мне представляется, следовало бы упомянуть обобщающую книгу В. А. Волкова1, коллективную монографию под редакцией
2 3
А.П.Павлова, монографию А. В. Белякова и специальные статьи О. А. Курбатова4. Не говоря о чисто научной аккуратности, то, что автор не учёл некоторые из этих работ, не могло не отразиться на качестве рецензируемого исследования»5.
Надо согласиться с тем, что монография В.А. Волкова «Войны и войска
Московского государства» должна быть упомянута. Что касается обобщающего
труда по политической элите России под редакцией А.П. Павлова, то в этом нет
никакого резона, поскольку в соответствующих разделах до крайности мало
говорится о военном управлении, да и в целом книга имеет, мягко говоря,
«скользящее» отношение к заданной теме. В еще большей степени это
относится к работам самого О.А. Курбатова, и их упоминание в данном
контексте выглядит странно. Что же касается основательной и серьезной
21
работы А.В. Белякова, то она не введена в статью только по одной причине: в рамках дискуссии планировалась статья о службе иноземцев европейского происхождения в русской армии, что само по себе делает логичным появление и самостоятельной статьи о службе представителей неславянских народов Поволжья и Кавказа, прежде всего, татар. Там вопрос о роли чингизидов, о коих пишет А.В. Беляков, и должен быть рассмотрен со всей обстоятельностью. У меня они упомянуты мимоходом, и я не пытался анализировать их роль в высшем командовании русской армии.
О.А. Курбатов также требует дать перечень родов, входящих в «служилую аристократию», и это вполне справедливо6. Объем моей статьи около 1,8 авторского листа. Но, полагаю, добавление еще нескольких страниц не изменят его кардинально, и приблизительный перечень родов в статью вполне может быть введен.
Автор отзыва пеняет мне за то, что в статье нет «.. .ни слова об основных учетных документах верхушки служилого сословия — Дворовой тетради и Тысячной книге»7. Во-первых, трудно понять, почему Дворовая тетрадь и Тысячная книга оказались «основными учетными документами верхушки служилого сословия». А боярские списки — разве «менее основной» учетный документ? Или, может быть, разрядные книги не являлись столь же важным учетным документом? Тут, на мой взгляд, видна небрежность формулировки уважаемого рецензента. Во-вторых, моя статья имеет не источниковедческий, а чисто исторический характер. Так для чего в ней давать источниковедческий разбор? Разве условия сетевой дискуссии не делает необходимым сказать в первую очередь о главном — о том, что заявлено в теме статьи? Можно расширять тематику статьи до бесконечности, но от этого она только проиграет, и выход на чисто источниковедческие сюжеты, на мой взгляд, будет этому способствовать.
Далее О.А. Курбатов пишет: «Автором этих строк уже было высказано
предположение, что именно члены вновь избранной «тысячи» («дворяне
выборные»), среди прочего, были призваны замещать должности полковых
22
воевод и вновь учрежденных в 1550 г. сотенных голов. Из позднейшей практики известно, что сотенные головы дворянской конницы назначались, как правило, из выборных дворян, и реже — из дворовых детей боярских. Но
о
подкрепим этот тезис наблюдением за источниками середины XVI в.» После этого следует несколько страниц текста, посвященного службе сотенных голов, а также назначению в войска младших воевод из числа дворян, в том числе и городовых.
На мой взгляд, к теме высшего командного состава это имеет в лучшем случае смежное отношение, а по большей части — никакого. Думается, эти сюжеты ближе по материалу к статье В.В. Пенского о «среднем» командном составе» — головах и вторых-третьих воеводах9. Возможно, уважаемому рецензенту было бы уместнее написать самостоятельную, хотя бы и небольшую статью на данную тему для дискуссии, чем пытаться «уточнить» другую статью за счет произвольного расширения ее тематики.
Видно здесь и некоторое преувеличение О.А. Курбатовым роли «сотенной реформы». Так, например, он пишет: «Ясно, что до 1550 — 1552 гг. пятиполковое деление было предписано каждой отдельной конной рати в качестве «уставного», вне зависимости от ее численности. Согласно исследованию Ю.Г. Алексеева, в правление Ивана III регулярная практика заблаговременного назначения дворян внутри каждой рати воеводами полков Большого, Передового, Правой и Левой руки (а с 1501 г. — Сторожевого) была вызвана необходимостью заранее установить единоначалие и четкое соподчинение, особенно в случае, если сам великий князь не участвует в походе: иначе начинались неизбежные местнические споры и конфликты между воеводами10. ... До создания «сотенного» звена управления полковой воевода поместной конницы мог командовать «полком» от нескольких десятков до нескольких сотен всадников, то есть являлся непосредственным предводителем своего конного отряда в походе и на поле битвы. В результате «сотенной» реформы появилось промежуточное командное звено в виде
сотенных голов, и количество обязательных по уставу титульных полков снизилось до трех (трехполковая рать, без полков Правой и Левой руки)11».
Это было бы так, если бы в первые полтора десятилетия правления Ивана IV действительно существовало «уставное» требование составлять полевые соединения из пяти полков. Помимо случаев формирования трехполковых «судовых» ратей (июль 1541 г., апрель 1545 г.), разряды фиксируют действующую на литовском театре военных действий трехполковую конную рать (февраль 1535 г., Стародуб). Да и прежде конная рать не обязательно делилась на пять полков. Так, при Василии III, в 1508 г., на том же ТВД несколько раз боевые операции проводились конными соединениями четырехполкового состава. Скорее, можно заподозрить неполноту разрядных данных. Разряды за первую половину XVI в. довольно лапидарны, весьма возможно, операции небольших соединений в них фиксировались не всякий раз. А потому видно совершенное преобладание записей об армиях 5 -полкового состава.
Далее О.А. Курбатов пишет о возможных «кандидатах» на воеводские должности в списках разных статей Тысячной книги и Дворовой тетради. По его словам, «из Дворовой ... тетради формально выделить кандидатов в полковые воеводы (за исключением «думских» чинов) не представляется возможным, поскольку градация по «статьям» там отсутствует»12. Смысл этого действия («выделения кандидатов») неясен. Имена реально действовавших воевод известны по разрядным записям. По ним очень хорошо видно, кто из них раньше оказался записан в Тысячной книге и Дворовой тетради. В конце концов, существует классическая работа Н.В. Мятлева «Тысячники и московское дворянство XVI столетия» (1912 г.). Существуют работы С.Б. Веселовского и В.Б. Кобрина, которые четко прослеживают судьбы огромного количества воевод второй половины XVI в., указывая на их упоминание в Тысячной книге и Дворовой тетради. Какие уж тут «кандидаты»!
Заслуживает особого внимания замечание О.А. Курбатова
относительного того, каких воевод следует включать в состав высшего
военного командования: «трудно согласиться с полным исключением из «высшего командного состава» воевод дворовых и у Наряда. Автор, к сожалению, не потрудился подробно обосновать, по каким причинам он относит к «высшему командному составу» воевод Большого полка, как главнокомандующих, и воевод «титульных полков», но решает исключить из их числа указанные выше должности. Можно лишь догадаться, что определяющим здесь является их местнический статус по «Приговорам» о местах полковых воевод 1550 и других годов: у дворовых воевод он был «неопределенным», а у Наряда — «менее почетным» по отношению к уровню воевод «титульных полков». Но такой принцип несколько непоследователен. Во-первых, в «приговорах» не определяется еще и статус ертаульных воевод, которых, надо полагать, Дмитрий Михайлович все же включает в свои расчеты. Во-вторых, низкая местническая честь воеводы «у Наряда» требует специального обоснования, а не априорного утверждения. Наконец, и с
13
дворовыми воеводами все не так убедительно» . Далее следует освещение деятельности дворовых воевод и степеней их местнической «чести», долженствующее доказать тот тезис, что дворовых воевод все-таки надо включать в состав высшего военного командования. Обоснование логичное и, за исключением некоторых частностей, почти верное. Но. совершенно ненужное.
Приходится привести текст моей статьи в том месте, которое критикует уважаемый рецензент: «К высшему командному составу русской армии 1530-х — 1580-х гг. автор этих строк относит воевод, командовавших самостоятельными полевыми соединениями, а также отдельными полками внутри этих соединений. Их иерархия в составе действующей армии была задана «Приговором» о полковых воеводах 1550 г.14 До него действовал порядок старшинства, отличающийся от нового незначительно.
Роль командующего самостоятельным полевым соединением, в
соответствии с этим документом, выполнял первый воевода Большого полка.
Из состава иерархии воевод были исключены:
25
1. «Дворовые воеводы», то есть военачальники, командующие «Государевым полком» или, иначе «Государевым двором», когда он выходил в поле. Их старшинство по отношению к воеводам Большого полка вызывает вопросы и к настоящему времени не может считаться до конца установленным.
2. Воеводы при «наряде» — передвижном артиллерийском парке.
3. Воеводы «на посылку», иначе говоря, для командования «летучими отрядами» быстрого реагирования.
Воеводские назначения из второй и третьей групп считались менее «почетными» по сравнению с назначениями на должности полковых воевод»15.
Таким образом, я вовсе не исключал дворовых воевод из состава высшего военного командования. Более того, я их самым явным образом туда включил, написав: «А также отдельными полками внутри этих соединений». Государев полк является одним из таковых. Что же требовалось доказывать О.А. Курбатову? Очевидное? «Приговор» исключил дворовых воевод из иерархии стандартного армейского соединения, поскольку Государев полк выходил в поле относительно редко. Но это вовсе не значит, что мною они исключены из состава высшего армейского командования: текст статьи свидетельствует о прямо противоположном.
Гораздо интереснее проблема соотнесения дворовых воевод с воеводами Большого полка в действующих полевых соединениях. Она требует самостоятельного большого исследования, и автор этих строк не готов признать существование какой-либо строго определенной нормы на сей счет.
О ертаульных воеводах речь не заходит по одной причине: мы знаем их
имена относительно редко. В подавляющем большинстве разрядных записей
заданного периода ертаулы с их воеводами не упоминаются. Что же касается
воевод «у наряда», то в подробных разрядных записях, где они упоминаются,
их имена неизменно идут после имен всех полковых воевод. И если О.А.
Курбатов найдет хотя бы одно местническое дело, где полковой воевода
жалуется на то, что его обошли «в отечестве», поставив выше него по месту
одного из воевод «у наряда», то он таким образом добудет убедительное
26
доказательство тому, что у артиллерийских командиров был высокий статус в армейской иерархии. Автор этих строк не знает подобных местнических тяжеб, а потому считает более низкую «честь» и более низкое положение воевод «у наряда» по сравнению с полковыми воеводами делом самоочевидным.
О.А. Курбатов поставил под сомнение ряд важных тезисов моей статьи. Он не считает верным то мое утверждение, согласно которому «...Редкое участие родовитых представителей старомосковского боярства («нетитулованной») в военных походах в качестве первых воевод — это «серьезный показатель падения служилого статуса нетитулованной знати», а в более благоприятные времена, например, правления Ивана III, у них существовали возможности карьерного роста в воеводских чинах (!)...»16 С точки зрения О.А. Курбатова, «.непонятно, как неучастие в походе может нанести ущерб местническому статусу дворянина или боярина; можно ли вообще говорить о «карьерной лестнице» воеводских чинов в условиях господства местнических отношений; нельзя ли объяснить эти ситуации традиционным распределением ролей различных служилых групп и родов в государственном управлении. Последний тезис, кстати, уже принят в современной историографии в отношении Государева двора в целом: уже «в конце правления Василия III все большее распространение получал семейный принцип, когда члены отдельных семей, преданных государю, специализировались на выполнении определенных государственных функций из поколения в поколение»17. При анализе Дворовой тетради и Тысячной книги бросается в глаза, что если среди бояр князья незначительно превышают число «нетитулованных» особ, то должности окольничих, оружейничего, казначеев почти сплошь заняты потомками старомосковской знати. Вообще, распределение ролей, когда связанные с великокняжеской семьей представители «нетитулованной» знати отвечают за различные отрасли дворцового хозяйства и государственного управления, а недавно вошедшие в состав элиты служилые князья возглавляют рати и участвуют в военных
походах, вытекало из самой логики развития Русского централизованного
18
государства» .
Полагаю, следует различать, местнические «потерьки» и «находки» с одной стороны и служебную карьеру — с другой. Участие в походах на командных должностях, разумеется, дает знатному человеку «случаи» именных назначений, коими он сам и его род смогут пользоваться в будущем. Отсутствие «случаев» — отсутствие опоры в местнических тяжбах. Но дело не только в этом. С течением времени, с приобретением опыта и постепенным уходом из службы старых воевод, у военачальников появляется возможность занимать более высокие должности, чем при начале службы. Возможность подобного рода служилой карьеры хотя и ограничивалась местническими порядками, но отнюдь не уничтожалась. Десятки биографий полководцев второй половины XVI века демонстрируют маршруты карьерного роста. Возраст, лояльность государю и наличие боевого опыта учитывались при расстановке воевод в действующие полевые соединения наряду с соображениями местнического плана. Но для того, чтобы дать соответствующую аргументацию, необходимо писать еще одну статью. Если участники дискуссии сочтут это необходимым, что ж, автор этих строк подобную статью предоставит.
Что же касается цитаты, взятой уважаемым автором отзыва из коллективного труда по истории русской политической элиты, то она вырвана из контекста. А в контексте она имеет несколько иное звучание: принцип родового занятия определенных должностей при дворе отнесен лишь к нескольким семьям и к нескольким строго определенным сферам управления. Например, к казначейской службе. Можно пройти по ссылке и убедиться, что в соответствующей главе отнюдь не постулируется всеобщее «разделение труда» между различными аристократическими семействами. И уж совсем ничего не сказано о каком-то разделении сфер деятельности на военное и гражданское управление.
В теории же, утверждение, согласно которому нетитулованная знать взяла на себя дворцовое и государственное управление, а титулованная — военное, доказано быть не может. Во-первых, у нас нет достаточно данных о том, кто занимал должности судей в приказах и глав отдельных дворцовых служб в середине XVI века. Во-вторых, в любом случае, падение процентного состава нетитулованной знати в военном командовании — это ее отступление из области военного управления. А до какой степени оно оказалось компенсированным управленческими прерогативами в других областях, нам не даст установить скверное состояние источниковой базы. Вот и приходится констатировать: позиции старинных московских родов в армии ухудшились. Точка. Добавить нечего, кроме красивых фраз о «самой логике развития Русского централизованного государства».
О.А. Курбатов задается вопросом: «Можно ли вообще говорить о некоем соперничестве «титулованной» и «нетитулованной» знати как факторе внутриполитической жизни страны, а не только как результате статистических подсчетов, сознавали ли себя представители Государева двора членами двух сплоченных конкурирующих корпораций, помимо принадлежности к определенным служилым династиям. Кроме произвольно истолкованной эволюции процентного соотношения князей и не-князей в полковых воеводах
19
по разрядам, трудно найти подтверждение этому в иного рода источниках» .
В источниках середины — второй половины XVI в. вообще сложно
отыскать какие-либо данные о коллективном сознании социальных групп,
образовывавших Государев двор. Зато родословные источники позволяют
увидеть четкие различия в происхождении титулованной и нетитулованной
знати к началу второй трети XVI в. Княжеские аристократические рода хранили
память о властвовании в самостоятельных уделах, а у боярской части русской
знати такого рода «коллективной памяти» не имелось. У старомосковских
боярских родов на протяжении нескольких поколений видна служебная связь с
династией Даниловичей, а у выезжих князей и князей, лишившихся своих
уделов, подобной связи нет. Таким образом, отличие между ними в середине
29
XVI века, на мой взгляд, должно было чувствоваться. Разумеется, и речи быть не может о переносе подобного рода представлений на XVII век.
О.А. Курбатов делает возражение относительно статуса главнокомандующих в полевых соединениях. По его мнению, «При выяснении вопросов о «высшем командном составе» автор оказывается в рамках тезиса, который сам постулировал без особых доказательств — главнокомандующим является первый воевода Большого полка. Между тем, в русском войске XVI —
XVII вв. это зачастую откровенно компромиссная фигура, от статуса которой зависел своего рода «местнический комфорт» остальных воевод»20.
Каким бы «компромиссным» ни был первый воевода Большого полка, а в «Приговоре» 1550 г. об иерархии воевод четко сказано: «В Большом полку быти большому воеводе». Думается, словосочетание «большой воевода» трудно трактовать как-то иначе помимо «старший среди всех воевод армии», «главнокомандующий».
Важным представляет замечание О.А. Курбатова о причинах падения численности воевод с княжеским титулом в годы опричнины: «Не проще ли объяснить выявленное автором падение численности «княжат» на воеводских должностях в начале опричнины не мифической победой «нетитулованной знати», а конкретной царской опалой. В 1565 г. «послал Государь в своей государской опале... в Казань и в Свияжской город на житье и в Чебоксарской город» значительную часть ростовских, ярославских и стародубских князей, а также «иных много» детей боярских. Их вотчины были «отписаны на Государя», а взамен ссыльные, среди которых на долю князей приходилась
половина, получили поместья и превратились в рядовых детей боярских —
21
«казанских», «свияжских» и «чебоксарских жильцов» . Указанные
корпорации, образованные после завоевания Казани в 1550-х гг., не имели в
своем составе выборного и дворового чина, так что подвергшиеся опале
потомки удельных князей лишались возможности продолжать придворную
службу. Одновременно, в опричный удел был взят Суздаль, суздальские князья
также лишились вотчин, а им самим были предоставлены поместья в уездах
30
«земщины». Впрочем, эта первая массовая опала продлилась недолго: половина затронутых ею князей и детей боярских была возвращена на свои прежние земли уже в 1566 г., «а другую половину дворян взял и пожаловал Государь после» — еще через год. Родовые вотчины им стали возвращаться, однако далеко не всем и ненадолго22. Естественно, в 1565—1567 гг., а то и позже, опальные не могли занимать воеводских или даже «головинных» должностей. Да и не успели «княжата» опомниться от одной грозы, как грянула другая: в 1569 г. Ростовский и Ярославский уезды были включены в опричнину, их землевладельцы, по общему порядку, подверглись разбору, и не заслужившие царского доверия выселялись в иные «Московские города». ... Так что вряд ли в этих опричных «переборах людишек» стоит видеть некое удовлетворение амбиций, реванш «нетитулованной знати». Не исключено, что ее представители сами были не в восторге от выпавшего им «счастья» непрерывно водить на
23
службу опричные и земские полки» .
Тезис О.А. Курбатова вызывает удивление: разве потери земельных владений титулованной знатью, набор в Думу и в воеводский корпус опричнины выходцев из нетитулованных родов в ущерб титулованным — это не реванш нетитулованной знати? О.А. Курбатов хотел бы объяснить «проще», но сказал то же самое, только другими словами. Да, значительная часть княжеской знати оказалась в сложном положении и не могла нести службу в прежнем статусе. Но почему тогда титулованная знать — могла? Выходит, репрессивная политика второй половины 1560-х гг. также может рассматриваться как один из аспектов названного «реванша». Выходит, она имела определенную социальную направленность, в меньшей степени заостренную против представителей старинных боярских родов, нежели против выходцев из княжеской знати.
Что же касается того, кто и сколько раз испытывал «восторг», водя полки,
то тут, как представляется, ученый должен отложить перо и не пытаться
додумывать что-либо за наших воевод, не имея на то никакого подтверждения в
источниках. Отчего это, например, в семействе Плещеевых, откуда вышло
31
несколько опричных воевод, старшее поколение, служившее на должностях военачальников задолго до опричнины, испытывало «восторг» от такой службы на протяжении десятилетий, а молодое, оказавшееся на воеводстве только при опричных порядках, «восторга» должно было лишиться? Необычная психология.
Мы также расходимся с О.А. Курбатовым в оценке причин тяжелых поражений, постигших русскую армию в конце 1570-х — начале 1580-х гг. О.А. Курбатов полагает, что основная причина неудач — многократное превосходство неприятеля в живой силе. С точки зрения автора этих строк, не менее важными обстоятельствами надо считать разорение страны и огромные потери воеводского корпуса, сделавшие русскую армию слабоуправляемой.
О.А. Курбатов пишет: «Нетрудно заметить, что русские проигрывали только при многократном и доселе небывалом превосходстве сил противника. Другим хорошо известным фактором стало эффективное применение поляками зажигательных снарядов против деревянных русских крепостей — бесперспективное лишь в случае каменного Пскова. Зато на остальных участках западного ТВД ситуация была иной. Осенью 1579 г. боярин кн. В.Д. Хилков сделал набег за Двину и повоевал Литву почти до самой Вильны; в октябре 1580 г. поход оршанского староста Ф. Кмиты на Смоленск закончился разгромом его войска; в июне 1581 г. удачный набег русской смоленской группировки на Шклов и Могилев задержал третий поход С. Батория; в феврале 1582 г. кн. Д.И. Хворостинин разбил шведскую армию в Сумерской волости. Так что говорить о том, что «к концу Ливонской войны Россия пришла со слабоуправляемыми вооруженными силами», ввиду деградации воеводского
24
корпуса, довольно опрометчиво» .
Вопрос, по большому счету, частный. Можно было бы, конечно, выстроить рядом с перечнем успехов русских войск того периода перечень их поражений, гораздо более солидный. Но полезнее было бы вспомнить конкретно о разгроме под Венденом 1578 г. и о крупных неудачах в Западной
части Тверской земли — там, куда основные силы Стефана Батория не
32
добрались и действовали только его авангардные отряды. В обоих случаях поражения в значительной степени явились результатом воеводской слабости, нерешительности, отсутствия необходимого опыта.
Итак, остается поблагодарить О.А. Курбатова за ряд ценных замечаний и, в то же время, рекомендовать уважаемому рецензенту несколько более внимательное чтение текстов коллег.
1 Волков В.А. Войны и войска Московского государства. — М., 2004.
Правящая элита Русского государства IX — начала XVIII вв.: Очерки истории / Отв. ред. А.П. Павлов. — СПб., 2006.
"5
Беляков А.В. Чингисиды в России XV—XVII веков: Просопографическое исследование. — Рязань, 2011.
4 Курбатов О.А. Реорганизация русской конницы в середине XVI в.: Идейные источники и цели реформ царского войска // Единорогъ: Материалы по военной истории Восточной Европы эпохи Средних веков и Раннего Нового времени. — М., 2009. — Вып. 1. — С. 196—227; Курбатов О.А. Очерки развития тактики русской конницы «сотенной службы» (сер. 16 — сер. 17 вв.). // Военная археология. — М., 2011. — Вып. 2. — С. 53—82.
5 Курбатов О.А. Отзыв на статью Д.М. Володихина «Высший командный состав русской полевой армии при Иване IV» [Электронный ресурс] // История военного дела: исследования и источники. — 2012. — Специальный выпуск. I. Русская армия в эпоху царя Ивана IV Грозного: материалы научной дискуссии к 455-летию начала Ливонской войны. — Ч. II. Дискуссия. — С. 1. <http://www.milhist.info/2012/12/18/kyrbatov 1>
6 Там же. — С. 2.
7 Там же.
8 Там же.
9 Пенской В.В. «Центурионы» Ивана Грозного (средний командный состав русского войска 2-й пол. XVI в.: к постановке проблемы) [Электронный ресурс] // История военного дела: исследования и источники. — 2012. — Специальный
выпуск. I. Русская армия в эпоху царя Ивана IV Грозного: материалы научной дискуссии к 455-летию начала Ливонской войны. — Ч. I. Статьи. — С. 42—68. <http: //www.milhist.info/2012/12/09/penskoy_3 >
10 Алексеев Ю.Г. Походы русских войск при Иване III. — СПб., 2007. — С. 91, 320, 325, 395, 397; Курбатов О.А. Рец. на книгу: Алексеев Ю.Г. Походы русских войск при Иване III. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2007. // Единорогъ: Материалы по военной истории Восточной Европы эпохи Средних веков и Раннего Нового времени. — М., 2011. — Вып. 2. — С. 527, 528.
11 Курбатов О.А. Отзыв на статью Д.М. Володихина «Высший командный состав русской полевой армии при Иване IV». — С. 3—4.
12 Там же. — С. 4—5.
13 Там же. — С. 5.
14 Законодательные акты Русского государства второй половины XVI — первой половины XVII века. — Л., 1986. — С. 29—30.
15 Володихин Д.М. Высший командный состав русской полевой армии при Иване IV [Электронный ресурс] // История военного дела: исследования и источники. — 2012. — Специальный выпуск. I. Русская армия в эпоху царя Ивана IV Грозного: материалы научной дискуссии к 455-летию начала Ливонской войны. — Ч. I. Статьи. — C. 4—5.
16 Курбатов О.А. Отзыв на статью Д.М. Володихина «Высший командный состав русской полевой армии при Иване IV». — С. 8.
17
Правящая элита Русского государства IX - начала XVIII вв.: Очерки истории.
— С. 194, 195.
18
Курбатов О.А. Отзыв на статью Д.М. Володихина «Высший командный состав русской полевой армии при Иване IV». — С. 8—9.
19 Там же. — С. 9.
20 Там же.
21 Скрынников Р.Г. Россия в начале XVII в. «Смута». — М., 1988. — С. 14—18.
Флоря Б.Н. Сведения об опричнине в новых документах из светских феодальных архивов // Российское государство в XIV—XVII вв.: Сборник статей, посвященный 75-летию со дня рождения Ю. Г. Алексеева. — СПб., 2002. — С. 269—273.
23
23 Курбатов О.А. Отзыв на статью Д.М. Володихина «Высший командный состав русской полевой армии при Иване IV». — С. 10—11.
24 Там же. — С. 16.
