CC BY
46
Г.Н. СЕМЕНОВА
ОТРАЖЕНИЕ НАЦИОНАЛЬНО-КУЛЬТУРНОЙ СПЕЦИФИКИ НАРОДА В ИМЕННЫХ КОМПОЗИТАХ (НА МАТЕРИАЛЕ РАЗНОСИСТЕМНЫХ ЯЗЫКОВ)
Язык нечто большее, нежели инстинкт интеллекта, ибо в нем сосредоточивается не свершение духовной жизни, а сама жизнь.
В. Гумбольтд
Именными композитами в настоящей статье названы двучленные наименования, структурно организованные по моделям определительных словосочетаний. В лингвистической литературе они называются сложными словами, составными терминами, композитными образованиями и т.д. Данные единицы фиксируются почти во всех естественных языках мира и являются языковыми универсалиями.
Преобладающее большинство подобных наименований в чувашском языке представляет собой терминологическую лексику самого различного профиля. Здесь встречаются названия представителей животного и растительного мира (делен пула «вьюн» (досл. делен «змея» + пула «рыба»); тимёр шапа «черепаха» (досл. тимёр «железо» + шапа «лягушка»); названия предметов хозяйственного
пользования и построек (тетте пашал «игрушечное ружье» (досл. тетте «игрушка» + пашал «ружье»); йывад ура «протез» (досл. йы-вад «дерево» + ура «нога»); мамак пир «пушнина» (досл. мамак «пух» + пир «домотканое полотно»); давар пура «подновленный
сруб у колодца» (досл. давар «выводок» + пура «сруб»); названия различных понятий, связанных с этнографией и историей народа (эпи карчак «повитуха» (досл. эпи «повитуха» + карчак «старушка»); адтаха дёлен «дракон (досл. адтаха «дракон» + дёлен «змея»); вуташ хёр «русалка» (досл. вуташ «русалка» + хёр «девушка») и т.д.
В настоящее время функциональный аспект взаимосвязи специфики национальной культуры и семантических исследований является одной из наиболее актуальных проблем. Изучение данного вопроса позволяет расширить онтологическую картину языка как общественного явления.
Характерно, у каждого народа, помимо символов, эталонов, общих с другими народами, существует система образов, характерных для данной лингвокультурной общности. В лингвистических исследованиях неоднократно упоминается о том, что, раскрывая образный стержень языкового выражения, можно восстановить воззрения народа на ту или иную эпоху. Это говорит об индивидуальности об-
разного мышления конкретного народа, представляющего собой сложный ассоциативно-психологический процесс.
Языковая избирательность, несомненно, связана с объективными факторами, в частности, с различием природных и социальноэкономических условий, в которых живут носители соответствующих языковых вариантов, особенно с практическими потребностями носителей соответствующего языка. Изучение именных композитов в гносеологическом и онтологическом аспектах позволяет изучить сам процесс отражения национальной культуры в языке и выявить факторы, способствующие образованию их значений в языке и речи.
Экологическая среда, при всей ее необходимой для существования человека однородности, значительно различается в разных уголках земли и особенностями климата, фауны, флоры, и чисто ландшафтными характеристиками. Попадая в сферу человеческой деятельности, природные образования вовлекаются в область культурных интересов социума и получают названия, отображающие общественный опыт носителей языка, их субъективные и прагматические оценки. Природные метафоры становятся своеобразным метафорическим мерилом окружающей нас самой же природы, принимая участие в образовании новых понятий. На операционном аспекте человеческой деятельности сказываются и особенности историко-культурного характера, поскольку человека окружают не только природные явления, но и предметы, созданные людьми, в которых осуществлена деятельность предшествующих поколений.
Далее эти положения мы попытаемся проиллюстрировать на отдельных (на наш взгляд, наиболее значимых) лексикотематических группах именных композитов чувашского и частично на примерах из других языков.
Религиозные верования. В представлении наших предков язычников человек и природа были едины. Закономерности номинативной деятельности человека, имеющие древнейшие корни в дологическом мышлении, во все времена привлекали внимание научной мысли. Исследователи дологического мышления, т.е. мышления, отложившегося в языке, мифологии, религии, искусстве, должны начинаться с поисков первичных, доисторических форм зарождения представлений человека о мире, не базирующихся на категориях рассудка. Автор книги «Мифоязыческая картина мира», в которой изложены вопросы картины мира, мифологии, языческой религии, а также магические обряды чувашского народа, Г. М. Матвеев отмечает: «Религиозно-мифологическая информация народа о мире не менее важна, чем научная, т.к. она является одним из источников для анализа этноса, его менталитета, образа жизни, традиций и обрядов, т.е. его материальной и духовной культуры» [7, с. 3].
Язычество - это та религия, которая в представлении дохристианских чувашей почитала культ сил природы (воды, огня, жи-
вотных, птиц, растений, а также небесных светил (главным из которых было Солнце), их перевоплощение в человека и наоборот. Язычество служило для наших предков одним из объединяющих начал. «Эти верования в те далекие времена были очень устойчивы и в силу этого они в известной мере «модифицировали многие понятия ислама, а позже и христианства», - отмечает М.Р. Федотов [11, с. 62].
Так, языческие культовые обряды незаметно слились с культом мусульманских и христианских святых, с сохранением привычных им терминов или заимствованием новых слов, многие из которых все еще сохраняются у чувашей, мари, мордвы, удмуртов, коми и даже у тюрок-мусульман (татар, башкир и т.д.) в одинаковом или сходном звучании. Например, культ богородицы (чув. тура амашё) - понятие, заимствованное их христианского вероучения. Оно внедрилось в сознание благодаря тому, что у чувашей издавна существовала вера в ама «самка», «мать», «название богини, которая считается матерью всего мира». То же мы наблюдаем у соседних тюркских и финно-угорских народов, где обожествляется идея рождения. Сравните: чув. шыв амашё «матерь воды»; тат. су анасы «матерь воды»; морд. ведь-ава «мать воды».
Если явления природы рождаются, значит, у них есть родоначальница - мать. Видимо, поэтому основной частью собранного нами материала по этой лексико-семантической подгруппе составляют названия женских божеств: хёвел амашё «мать солнца», дёр амашё «мать земли», кулё амашё «мать озера (воды)», дут амашё «матерь света», киремет амашё «матерь киремети», тыра амашё «матерь злаков», вут ами «мать огня» и т.д. Видимо, они возникли еще в эпоху матриархата.
Среди собранных нами двухкомпонентных названиий древних божеств встречаются образования с глагольными компонентами п\рен (от глагола пур - «предопределять, предназначать»): пурен тура «назв. божества, предопределяющего судьбу человека»; хай пурен «дарующий жизнь»; паран (от глагола пар - «давать, преподносить»): пылак паран «дающий сладость»; перекет паран «дарующий экономию»; курка паракан «преподносящий ковш»; тытан (от глагола тыт - «держать, управлять»): тёнче тытан «управляющий миром», тивлет тытан «управляющий порядком, духовностью») и т.д.
Магическая функция языка в архаичных культурах обусловлена мифологическими представлениями народа, одухотворением всего окружающего мира. По мысли Э. Кассирера, структура мифологического и языкового мира в значительной степени определяется одинаковыми духовными представлениями: «Миф оживает и обогащается
благодаря языку, а язык - благодаря мифу» [5, с. 41].
Стараниями многих поколений фольклористов и этнографов удалось сохранить уникальные образцы заговорного искусства зна-
харей чувашского народа. Д. Месараш в своей книге подробно описывает заговоры знахарей-чувашей.1 Их названия представляют собой композитные образования разных структурнословообразовательных типов: шат чёлхи «наговор от припадка»,
иййе чёлхи «наговор от козней иййе», вупарла хаяр «наговор от козней злого духа», вупкан чёлхи «наговор от злого духа», келе шавкамё «порча, причиненная келе», сар чир «желтуха», ача тумал-ли чёлхе «наговор для чадородия», шал суракан чёлхи «заклинание от зубной боли», дёр шавкамё (дёр синкерё) «паралич земли, несчастье от земли», шыв синкерё «заклинание от болезни, насланной духом воды», харак синкерё «заговор от болезни конечностей», дил синкерё (дил-тавал синкерё) «заговор от несчастья, насланного духом ветров или духом вихрей», вут чёлхи «наговор от пожара», варлан-таракан чёлхе «приворотный наговор», дёлен чёлхи «наговор от укуса змей», тимёр чёлхи «наговор от пореза железом», шыд чёлхи «наговор от опухоли или нарыва», шал чёлхи «наговор от зубной боли», варвитти чёлхи «наговор от послабления в желудке» и т.д.
Таким образом, национальное мировоззрение наших предков проявлялось на всех уровнях бытия нации, т.е. на уровне индивидуального существования человека, его бытия и стиля жизни, на уровне хозяйственного уклада общества. Все это сохраняет и передает следующим поколениям язык.
Термины родства. Терминами родства, как известно, называются слова, образующие определенную лексико-семантическую группу с интегральным признаком «родственные отношения между людьми». В чувашском языке они обозначаются терминами, которые представляют собой в структурном плане именные композитные образования: ару-таванлах терминёсем, таванлах-хаталах термииёсем.
Терминология родства относится к наиболее архаическим пластам лексики. В этой лексико-семантической группе названия, отражающие главнейшие родственные отношения, бесспорно, входят в основной словарный фонд каждого языка. По подсчетам исследователей, в чувашском языке тематический ряд, включающий термины родства, включает более сорока названий. Описанию и изучению семейнородственных отношений у отдельных тюркских народов посвящены работы многих отечественных ученых, прежде всего в этнографическом плане. Есть такие работы и у чувашских исследователей (Н.И. Ашмарин, В.Г. Егоров, Н.И. Егоров, В.И. Сергеев и др.).
В частности, Н.И. Егоров так характеризует современное состояние чувашской терминологии родственных отношений в истори-
Д. Месараш - венгерский тюрколог, фольклорист и этнограф. В начале XX в. находился в научной командировке в Казанской и Симбирской губерниях. Он изучал язык, образ жизни, традиции и обряды чувашей, связанные со старой верой. Его книга «Памятники старой чувашской веры» представляет собой полное описание сохранившихся к началу XX в. остатков чувашских языческих верований.
ко-этимологическом плане: «В своей основной, архаичной части она через последовательные диахронические уровни восходит к пратюрк-ской терминологии родства, которая была общим достоянием предков всех или большинства современных тюркоязычных народов. Наряду с архаичными элементами современная чувашская терминология родства и свойства содержит в своем составе ряд инноваций, проникших в булгаро-чувашский язык главным образом в золотоордынский и казанский периоды среднебулгарской эпохи. В новобулгар-скую или собственно чувашскую эпоху система чувашской терминологии родства обогащалась в основном за счет русских заимствований» [3, с. 3].
Мы коснемся лишь некоторых особенностей чувашской системы родства, относящихся к объекту нашего исследования, а именно тех терминов, которые представляют собой именные композиты.
Родство у чувашей, как и у других народов, распадается на родство по отцовской линии и родство по материнской линии. Для названия бабушки и дедушки со стороны отца используются композиты, образованные сложением двух слов асла «старшая» + анне «мать», асла «старший» + атте «отец». По этому же типу образуются слова для обозначения бабушки и дедушки со стороны отца в других тюркских языках (уйг. чан ана, кирг. чон эне, тур. буйук анне, кирг. чон ата, ног. карт атай и т.д.) [2, с. 34].
В современном чувашском языке, как и в некоторых других тюркских языках, на уровне диалектов существуют по два, иногда по три и более термина для обозначения одного и того же родственного отношения. Есть они и для обозначения бабушки (аслапай, асапай < асла апай; ват асанне < ват «старая» + асанне «бабушка»; ват кукамай «старая бабушка» и ват асатте < ват «старый» + асатте «дедушка»; ман асатте < ман «крупный, большой» + асатте «дедушка»).
Видимо, слово асла «большой, старший» было в особом почете у наших давних предков. Оно встречается в составе не только других терминов родства асла акка, ман акка «старшая из сестер; асла ывал «старший сын»; асла инке «жена старшего из старших братьев моего мужа»; асла кин «старшая сноха»; асла хёрсем «старшая из младших сестер мужа» и т.д.), но и при обозначении разных понятий и предметов, связанных с историей и этнографией народа, к которым представители его относились с особой почтительностью и уважением: аслати «гром»; аслати амашё «мать бога-грома»; аслати турри «бог грома»; аслати тухна асла ыра «назв. божества, которому подчинена та часть неба, где возникает гром»; асла ыра «главная киреметь (божество)»; асла ыр тёми «холм главной киремети»; асла типё «великий пост»; асла даварни «воскресенье перед масленицей»; асла дул «большая дорога»; асла димёк «пятница перед троицей»; асла калам «четверг на православной пасхе».
К широко употребляемым терминам родства по крови относятся термины ывал «сын» и хёр «дочь». Они являются не только терминами родства в собственном смысле слова, но обладают более широкой семантикой: выражают понятия «мальчик», «дитя мужского
пола», «юноша» и «девочка», «девушка», «дитя женского пола». Это свойственно многим тюркским и нетюркским языкам. На основе этих двух терминов образуется множество терминов-композитов, состоящих в основном из двух, реже трех и более компонентов.
Младшие братья мужа, за исключением первого из них, которого сноха зовет «ывалсем», прочие называются чипер ывал «второй деверь» (досл. «красивый, пригожий сын»); ваталах ывал «третий деверь» (досл. «средний сын»); сара ывал «четвертый деверь» (досл. «русый (светлый) сын»); шур ывал «пятый сын» (досл. «белый сын»); кёдён ывал «младший деверь» (досл. «младший сын»). Самыми употребляемыми цветообозначениями у чуваш являются прилагательные сара «желтый, светлый»; шура «белый, светлый».
Термин хёр также является общетюркским, оно имеет лишь различные фонетические окраски в соответствии с характерными для того или иного языка фонетическими особенностями. Этой группе вариантов можно дать условно единое обозначение - кыз со значением «дочь». Исключение составляет лишь тувинский язык, где кыс означает «самка» (кыс адыг «медведица»). И термин ывал «сын», и термин хёр «дочь» употребляются в составе композитов ывал ача «мальчик» (досл. ывал «сын» + ача «дитя, ребенок»), хёр ача «девочка» (досл. хёр «дочь» + ача «дитя, ребенок»). Сравните: тат. ир бала «мальчик», алт. дул была «мальчик», тат. кыз бала «девочка», алт. кыс бала «девочка». Встречаются часто примеры употребления с определением, уточняющим и конкретизирующим их семантику и обычно связанные с обозначением возраста: асла ывал «старший
сын», асла хёр «старшая дочь», кёдён ывал «младший сын», кёдён хёр «младшая дрочь», дитённё ывал «взрослый сын», дитённё хёр «взрослая дочь, дочь на выданье».
Антропонимика. Каждый национальный язык имеет исторически сложившуюся систему антропонимов. Как и в других языках, современная чувашская антропонимическая система слагается из имен, отчеств, фамилий, прозвищ. Далее попытаемся охарактеризовать некоторые их особенности, полагая, что в основе этих наименований (для этого отобраны в структурном плане двухкомпонентные образования) отражаются менталитет народа, его история, события повседневной жизни и быта.
Автор статьи «Структурно-функциональное развитие антропоними-ческих формантов в тюркских языках» В.У.Махпиров отмечает, что мужские и женские имена у тюрков различались отчасти и по семантике: «названия хищных животных и птиц, слова со значениями доблести, геройства, силы, мудрости и т.п. становились именами мальчи-
ков, а наименования цветов и драгоценностей, слова, выражающие понятия красоты, нежности и т.п. составляли основу женских имен» [8, с. 37-43]. Это подтверждается и на материале чувашского языка. В состав дохристианских личных женских имен в качестве постпозиционного элемента часто входил формант пи (пике «сударушка, госпожа»), а первыми компонентами становились «слова-посулы»: уйах «луна»;
хёвел «солнце»; салам «привет»; сывлах «здоровье» и т.п.; Уйахпи,
Хёвелпи, Илемпи, Кёмёлпи, Салампи, Сывлампи, Ырпи, Пикепи, Сар-пи, Айпи и т.п. Первыми компонентами в подобных случаях могли быть и другие слова, например, имена давались в зависимости от
времени рождения (Эрнепи «рожденная в пятницу»; Ы1тлапи «рожденная во вторник»; Туйпи «рожденная во время свадьбы»; Ханапи «рожденная при гостях или в гостях»). Далее приведем примеры мужских и женских личных имен с препозиционными (в качестве первого компонента сложного имени) элементами: а) ипт-: Ишей, Ишек, Ише-нек, Ишетер, Ишук, Ииут, Ишмет, Иштул и т.д. (во всех тюркских языках этот корень употребляется со значением «друг, товарищ, приятель»); б) мин-: Минук, Миней, Минулла, Минкке, Минтук, Минюх-ха, Минеслу, Минисса, Минсук, Минюкка (в тюркских языках корень «мин» употребляется со значением «родимое пятно». По поверью, родинка приносит счастье и оберегает от дурного глаза); в) кён: Кёневер, Кёншей, Кёнерпи, Кёнеслу, Кёнечей, Кёнуд, Кёнтепи (корень «кён» употребляется со значением хёвел «солнце»).2
В целом многообразие предметных систем, объединяющих прозвища, может быть сведено к нескольким сферам: внешние признаки (Вётти Алюшё «досл. мелкий, низкорослый Алеша»; Варам Ваддиль «досл. длинный Василий»; Мантар Юрик «тучный, толстый Юра»; Самар Суйкка «полная, тучная Зоя»; Кукаль Пуд «досл. пирог-голова»; Купаста Пуд «досл. капуста-голова»; Шанар Петя «досл. сухожилие Петя»; Катра Матёрне «досл. кудрявая Матрена»); внутренние признаки (ярко выступающие те или иные
особенности характера или поведения лица): Парад кут «досл. па-
рад «перец» + кут «задница» (неугомонная, очень живая бабушка); Башкир Лаши «досл. башкирская лошадь» (трудолюбивая, выносливая молодая женщина); +амах Павал «досл. дамах «клецки»
+ Павел (нерасторопный, необщительный); Шарчак Гали «досл. шарчак «сверчок» + Галя» (заносчивая, неуравновешенная женщина»; Малти Туня «досл. малти «передняя, в первых рядах» + Антонина» (женщина, имеющая качества лидера); Суя Макдам «досл. суя «ложь, обман» + Максим» (любитель приврать); род деятельности (профессия, любимое занятие): Кантак Якур «стекольщик
Егор»; Кётуд Петёр «пастух Петр»; Арман Кёркури «мельник Григорий»; Стрелук Вадди «стрелочник Василий»; Купаста Лисукё
Примеры приводятся из книги И.А. Андреева «+ын ячёсем» (Имена).
«досл. Капуста + Елизавета» (любит печь пироги из капусты);
Почта Вали «почтальонка Валя»; Катка Петёр «досл. кадка + Петру (родители были бондарями); Купас Толи «гармонист Толя»; Варман Якурё «досл. лес + Егору (работает лесником); Алёд Ген-нади «мастер на все руки Геннадий»; Пыл Петти «досл. мед + Петру (занимается пчеловодством); цветообозначения, Хёрли Миш-ши (хёрлё «красный»); Симёс Вадди (симёс «зеленый»); Сарри Ве-нери (сарри «желтая, светлая»); Хура Микула (хура «черный»); Хёрлё-Симёс Сантар (хёрлё-симёс «красно-зеленый») и т.д. По-видимому, характеристики хура «черный», хёрлё «красный» даны по фамилиям (Чернов, Краснов), характеристика сара «желтый» по светлости, а наиболее часто встречающееся определение симёс «зеленый» - по недостатку, недоразвитию или недозрелости определяемого лица.
Часто в прозвище присутствует название той или иной национальности, но это не означает, что называемое лицо является именно представителем данной национальности. Мотивирующей основой здесь часто является или внешнее сходство: Яппун Волочё (похож на японца); Монгол Пети (имеет монгольские черты лица); Чикан Иванё (похож на цыгана); или склонность говорить на русском языке: Вырас Толи (вырас «русский»), вырас Валери, Вырас Юрки, или какой-либо другой признак: Еврей +ерукё (имеет еврейские замашки); нимёд Валери (картавит); Латыш Праскийё (отец служил в Латвии); Француз Алеш (имеет Фамилию Французов); и т.д.
Как видно из примеров, персоналии получают название как по существенному, так и по несущественному признаку. Выбор наименования животного или птицы в качестве прозвища зачастую определяется своеобразием окружающего мира, населяющего данную территорию, распространенностью или хозяйственной ценностью того или иного животного: Сысна +имунё «досл. свинья + Семен»
(разбогател на продаже свинины); Мулкач Ваньки «досл. заяц + Иван» (любил охотиться за зайцами); лаша Петёрё «досл. лошадь + Петр» (всю жизнь работал конюхом); Шаши Толи «досл. мышь + Толя» (имеет маленький рост). Многие названия-прозвища от
фамилий: Кошкин Николай - Кушак Коли; Арланов Василий -
Арлан Вадди; Грачева Мария - Курак Марйи; Галкин Дмитрий -Чавка Дими; Козлов Виталий - Качака Витали и т.д.
В прозвищах Чапай Алюш (Чапай - Чапаев, герой гражданской войны), Гусар Валери, Сутник Иванё (сутник - сотник), Партизан Кули, несомненно, определились исторические события. Ряд прозвищ, нам представляется, относятся к древним родовым названиям: Чумкка Таидё, Хатар Юрки, Мёрек Нади, Чеппёр Улькки, Мулса Мишши, Айрак Гени, +аппа Петти, Шеппи Мишши, Пан-тти Оли, Пухха Мишши и т.д. Лишь глубокие этимологические
изыскания могут помочь исследователю восстановить их первоначальные лексические значения.
В прозвищах, где семантическая мотивированность строится на названиях пищи, можно сделать вывод о традиционных повседневных и праздничных блюдах, употребляемых носителями языка-основы: Шарттан Микули (шарттан - рубец, начиненный рубленым мясом и зажаренный); Шаркку Бери (шаркку - жаркое); Чакат Коли (чакат - домашний сырок); Салма Али (салма - разновидность клецек); Пёлём Хветли (пёлём - блины); Кёлентёр Гени (кёлентёр - крендель); Премёк Рози (премёк - пряник) и т.д.
Топонимика. Наблюдения показывают, что основной моделью чувашского географического имени является двухкомпонентная синтагма, образующаяся часто за счет географических номенов. Они представлены атрибутивными и предикативными разновидностями, из которых первая составляется непритяжательной и притяжательной атрибутивными синтагмами с их многочисленными вариантами. Таковые могут иметь в качестве второго компонента безаффик-сальное имя нарицательное и имя собственное, или имя нарицательное аффиксальное. В притяжательную атрибутивную синтагму входят и такие сочетания слов, которые в тюркологической литературе принято называть «изафетом», при этом компоненты могут быть оформлены: а) без фонетических изменений и б) с фонетическими изменениями. Например, исследователь А.С.Канюкова приводит следующие примеры топонимов Цивильского района с компонентами ту (диал. тав) «гора» и уй (диал. ой) «поле»: Хуралту «Караульная гора»; +аватайкки «название леса, который находится вблизи скотомогильника, на горе»; Хултавай «название горы, находящейся вблизи города»; Туда «Деревня Тойси», Уйкас «Полевой выселок»; Хорнуй «Березовое поле»; Упуй «Медвежье поле»; Йёсуй «Поле жести, латуни, желтой меди» [4, с. 130-131]. Этот список
можно продолжить и примерами из нашей картотеки: Тукас, Йа-ламкас, Анаткас, Нискасси, Энёшкасси, Энёшпуд, Микушкел, Йа-вашкел, Тушкил, Мулекел, Йёлмел, Йёрёхшни, Шупуд, Арапуд, Шуршал, Сёнтёрварри и т.д.
«Роль и значение географического фактора в формировании и функционировании топонимиконов различных этносов (к примеру, оседлых и кочевых) не одинакова», - замечает Е.А. Керимба-
ев [6, с. 10]. При этом он отмечает далее, что большинство казахских народных географических терминов связано со скотоводством (с типами пастбищ, водоемов, укрытий для скота и т.п.) и сравнительно мало терминов связано с земледелием. Роль географического фактора прослеживается и в топонимах, содержащих указание на наличие полезных ископаемых, руд, цветных металлов, горных пород. Например, весьма часты в топонимии Казахстана названия с компонентом коса «охра». Оранжевая минеральная
краска охра играла большую роль в ритуальной косметике, цвето-символизме и полихромном искусстве многих племен и народов с древнейших времен. В полихромном искусстве кочевников Сибири и Казахстана популярны были красные, синие, желтые тона и использовались наряду с такими тонами-красками как хна, мумие, киноварь и охра. Есть подобные примеры и в чувашской топонимике (Йёсуй «поле жести, латуни, желтой меди», Там дырма «гли-
няной овраг») и т.д. Исследователь отмечает, что «топонимия выступает своеобразной системой кодов, в которой географическая среда и разнообразнейшие стороны хозяйственной и культурной деятельности людей с помощью человека-номинатора (средствами языка) закодировали разнообразную информацию, представляющую научную ценность для ряда общественных и естественных наук» [6, с. 16].
Автор статьи «Национально-культурные семы в структуре значения английских фразеологических единиц» Н.Д.Петрова, анализируя названия административно-территориального устройства (названия британских и американских городов и штатов), подчеркивает, что эти названия отражают своеобразие природно-географической среды и истории, особенности быта и обычаев населения. При этом приводятся следующие примеры: штат Миссисипи - Магнолиевый штат (это дерево широко распространено в этом штате, оно с 1938 года является официальным его символом); штат Орегон -Бобровый штат (название ассоциируется с той ролью, которую играла пушнина, в частности, шкурки бобра, в истории орегонского края. Жители штата Орегон с гордостью воспринимают прозвище «бобры», так как с ними у американцев ассоциируются такие качества, как сообразительность, трудолюбие, изобретательность). «Данные наименования можно отнести к вариантам топонимов как по функциям значения названий, так и по их эмоциональной и социальной
нагрузке», - заключает автор [9, с. 16].
И в чувашском топонимическом материале можно выделить группы, связанные с различными названиями атрибутов материальной культуры, с разными сферами духовной культуры чувашского народа, его исторического прошлого и настоящего: Пакачав тавё «досл. гора Пугачева», Чапаев варманё «досл. Лес Чапаева», Ки-ремет дырми «досл. Овраг Киремети», Пасарман дырми «досл. Овраг бусурманов»; Чарту «досл. Гора войска», Туруй «досл. Божье
поле»; Сысна дырми «досл. Свиной овраг», Лаша кулли «досл.
Лошадиное озеро», Тарна шурё «досл. Журавлиное болото», Мул-кач дырми «досл. Заячий овраг», +акар вар «досл. Хлебный овраг», Чей дырми «досл. Чайный овраг», Парда дырми «досл. Гороховый овраг», Там дырми «досл. Глиняный овраг», Юрату варманё «досл. Лесочек любви» и т.д.
Среди топонимов много названий, построенных по модели «прилагательное + существительное»: Таран вар «досл. Глубокий
овраг», Тип вар «досл. Сухой овраг», Варам дыр «досл. Длинный
овраг», Асла шур «досл. Большое болото», Паха уй «досл. Благодатное поле», Хавал дырма «досл. Пустой (дупло) овраг», Тёпсёр кулё «досл. Бездонное озеро» и т.д. Немало среди них «цветовых» прилагательных, служащих названиями топонимических объектов: Хёрлё дыр «Красный овраг» (назв. деревни), Хёрлё пылчак «Красная грязь» (назв. карьера), Хура дал «Черный родник» (назв. родника), Хёрлё дул «Красная дорога» (назв. дороги), Симёс урам «Зеленая улица» (назв. улицы), Шур хуран «Белая береза» (назв. пруда) и т.д.
Интересен вывод исследователя Е.А.Керимбаева относительно казахских имен, обозначающих тот или иной цвет, величину, форму, размер: «Это объясняется большим значением (ролью) зрительного
(визуального) восприятия кочевниками реалий окружающей их среды, физико-географических объектов» [6, с. 19].
Исследования функционирования топонимов проливает свет на проблему взаимодействия языков и является отражением общего языкового процесса взаимовлияния и взаимообогащения контактирующих языков. Например, для выяснения вопросов культурно-исторических схождений и расхождений чувашского, марийского и других народов большую ценность представляют прежде всего названия населенных пунктов, маркированные формантами -кар, -мар-мер), -ваш(-вёш).
Относительно -кар (со значением гнездо, город) известный чувашский исследователь М.Р. Федотов замечает, что помимо того, что он входит в состав шести чувашских топонимов, он часто встречается в топонимах Коми АССР (Сыктывкар, Шурышкар и т.д), Удмуртской АССР (Ошак-Кар, Жутэм-Кар, Зуй-Кар, Садей-Кар, Пор-Кар и т.д.). Сюда же относится марийское назание горы в Сернурском районе: Мышкар курык (р. Муш + кар + курык «гора»), букв. «Крепостная гора на р. Муш» [11, с. 13]. Автор делает вывод о том, что общность топонимов с формантом -кар указывает на общность их создателей, которыми были финно-угры, возможно, времен пермской общности финно-угорских племен. Но он также допускает вариант кавказского заимствования и высказывает мнение, что ряд слов чу-васшкого языка подтверждает существование контактов между тюркоязычными и ираноязычными племенами.
В словаре Н.И. Ашмарина приводятся примеры ойконимов (17 селений) с компонентом Хапас: Анаткас Хапас, Ман ял Хапас, +ён ял Хапас, Чиркуллё Хапас (по-русски Абызово) и т.д. М.Р. Федотов приводит следующую словарную статью относительно этого слова: «Арабское слово хафиз (знающий наизусть Коран) у казанских татар (абыз) означает ученого, а у чуваш (апас) - знатока молений, а также повитуху» [12, с. 21]. В словаре Н.И.Ашмарина дается следующий комментарий относительно значения данного слова: «Нечто в роде жреца на молениях. «Апас» - глава совершающих моленье, он знает молитвы, употребляемые при жертвоприношениях лучше, чем другие. Когда сварят кашу и выложат ее в посуду, то прика-
жут призвать жреца и велят ему совершить моленье. Также означает бабку-повитуху, очевидно, по той причине, что повитухи являются исполнительницами некоторых обрядов, связанных с рождением ребенка» [I т., с. 285].
Таким образом, онимия любого народа содержит огромный информационный культурно-исторический потенциал. Она может заключать в себе данные о расселении и этническом составе народов, данные о материальной и духовной культуре, отражать религиозное мировоззрение и верования, обычаи и другие сферы духовной и социальной жизни народа.
Литература
1. Ашмарин НИ Словарь чувашского языка: В 17 т. Чебоксары: Руссика, 1994-2000.
2. Егоров В.Г. Этимологический словарь чувашского языка. Чебоксары, 1964.
3. Егоров НИ. Опыт этимологизации чувашских терминов родства и свойства // Исследования по лексикологии и фразеологии чувашского языка. Чебоксары, 1982.
4. Канюкова А.С. Чувашская диалектология. Чебоксары, 1965.
5. Кассирер Э Сила метафоры // Теория метафоры. М., 1990.
6. Керимбаев Е.А. Этнокультурные основы номинации и функционирования казахских собственных имен: АДД. Алма-Ата, 1992.
7. Матвеев ГМ. Мифологическая картина мира: Конспект лекций. Чебоксары,
2003.
8. Махпиров В.У. Структурно-функциональное развитие антропонимических формантов в тюркских языках // Сов. тюркология. 1985. № 4.
9. Петрова Н.Д. Национально-культурные семы в структуре значения английских фразеологических единиц // Вопросы филологии. 1999. № 2.
10. Сергеев Л.П. Чаваш самахё. Шупашкар, 1994.
11. Федотов М.Р. Чувашско-марийские языковые взаимосвязи. Саранск, 1990.
12. Федотов М.Р. Материалы к историко-этимологическому словарю чувашского языка. Чебоксары, 1992.
СЕМЕНОВА ГАЛИНА НИКОЛАЕВНА родилась в 1951 г. Окончила Чувашский государственный университет. Кандидат филологических наук, доцент кафедры методики преподавания чувашского языка и литературы. Имеет более 40 статей в области словообразования чувашского языка, лингвокультурологии, методики преподавания чувашского языка.
