CC BY
19
Е. О. Негров
ОТНОШЕНИЯ РОССИИ С ГРУЗИЕЙ И УКРАИНОЙ В 2006 Г.: ОПЫТ АНАЛИЗА ОФИЦИАЛЬНОГО ПОЛИТИЧЕСКОГО
ДИСКУРСА В РФ
Понятие официального политического дискурса
В научной литературе нет единого подхода к ключевому понятию предлагаемой статьи — «политический дискурс», поэтому необходимо сразу указать, что в данном контексте дискурс понимается как исторически и социально обусловленное, хронологически и географически очерченное, количественно и тематически неограниченное кроссжанровое сверхтекстовое пространство, обладающее своей специфической модальностью и способное выступать как «машина порождения» высказываний, также обладающих указанной модальностью. Таким образом, дискурс является как бы «языком в языке» — это «использование естественного языка для выражения определенной ментальности, предусматривающее свои правила реализации этого языка... За единством дискурса стоит некий образ реальности, свой мир» (Саморукова, 2000, с. 4).
Но необходимо учитывать, что при переходе к понятию политического дискурса мы сталкиваемся с проблемой интердисципли-нарности самого этого концепта. Его изучением занимаются политологи, психологи, философы, социологи, филологи, экономисты, специалисты по теории коммуникации, лингвисты. Многие исследователи считают, что политическое мышление, политическое действие и языковая форма находятся в тесном единстве, тем самым признавая, что политический дискурс является объектом междисциплинарных исследований. Подтверждением бурного развития в русскоязычной науке различных ее направлений, занимающихся политическим дискурсом, является тот факт, что среди исследователей нет общепринятого определения самого языка политики.
В научной литературе наряду с понятием «политический дискурс» (Е. И. Шейгал, А. Н. Баранов) употребляются понятия «общественно-политическая речь» (Т. В. Юдина) «агитационно-политическая речь» (А. П. Чудинов), «язык общественной мысли» (П. Н. Денисов), «политический язык» (О. И. Воробьева). Помимо вышеперечисленных исследователей, проблематикой дискурс-анализа занимаются многие российские научные школы: Москвы (Д. О. Добровольский, М. В. Ильин, Ю. Н. Караулов, В. И. Тюпа), Екатеринбурга (Ю. Б. Феденева), Самары (Н. К. Данилова), Волгограда
© Негров Е. О., 2007
(Е. И. Шейгал), Санкт-Петербурга (М. В. Гаврилова, А. О. Зиновьев).
В научной литературе существует широкое и узкое понимание политического дискурса. Приведем высказывания ученых, придерживающихся широкого определения политического дискурса, под которым понимаются «любые речевые образования, субъект, адресат или содержание которых относится к сфере политики» (Шейгал, 2004, с. 23); «сумма речевых произведений в определенном пара-лингвистическом контексте — контексте политической деятельности, политических взглядов и убеждений, включая негативные ее проявления (уклонение от политической деятельности, отсутствие политических убеждений)» (Герасименко, 1998, с. 22); «совокупность дискурсивных практик, идентифицирующих участников политического дискурса как таковых или формирующих конкретную тематику политической коммуникации» (Баранов, 2001, с. 246). В качестве языкового материала могут быть использованы выступления политиков, политических обозревателей и комментаторов, публикации в средствах массовой коммуникации, материалы специализированных изданий на различные темы, касающиеся аспектов политики. При таком подходе исследование политического дискурса включает в себя изучение практически всех семиотических систем.
Но многие исследователи рассматривают политический дискурс как язык исключительно публичной сферы. Так, в коллективном исследовании «Politically speaking: a worldwide examination of language used in the public sphere» группа ученых выдвигает положение о том, что политическая функция характерна преимущественно для публичных высказываний. Таким образом, политический дискурс понимается как актуальное использование языка в социально-политической сфере общения и, шире, в публичной сфере общения. Принадлежность текста к числу политических определяется как его тематикой, так и его местом в системе политической коммуникации. Такое понимание «политического языка» как языка, используемого в публичной сфере, учитывает растущее влияние средств массовой коммуникации, развитие новых коммуникационных технологий, расширение процессов глобализации и процесс коммерциализации политической коммуникации (см.: Гаврилова, 2003).
Этого подхода придерживается и один из ведущих исследователей данной проблематики, известный нидерландский ученый Т. Ван Дейк. Он считает, что политический дискурс — это класс жанров, достаточно четко ограниченный социальной сферой, а именно политикой. Правительственные обсуждения, парламентские дебаты, партийные программы, речи политиков — это те жанры, которые принадлежат сфере политики. Таким образом, политический дис-
_ 133
ПОЛИТЭКС. 2007. Вып. 3. №3
курс — это исключительно дискурс политиков. Ограничивая политический дискурс профессиональными рамками, деятельностью политиков, ученый отмечает, что политический дискурс в то же время является формой институционального дискурса. Это означает, что дискурсами политиков считаются те дискурсы, которые производятся в такой институциональной окружающей обстановке, как заседание правительства, сессия парламента, съезд политической партии. Высказывание должно быть произнесено говорящим в его профессиональной роли политика и в институциональной окружающей обстановке. Таким образом, дискурс является политическим, когда он сопровождает политический акт в политической обстановке (см.: Van Dijk, 1998). Такой же точки зрения придерживается и известный российский ученый М. В. Ильин, который по этой причине, кстати, ставит под сомнение саму интердисциплинарность политического дискурса, считая, что его изучение должно являться исключительно прерогативой политической науки (см.: Ильин, 2002).
Однако глубокого противоречия между двумя этими подходами нет. Так, дополняя суждение Ван Дейка, австрийский исследователь Р. Водак утверждает, что «политический язык находится как бы между двумя полюсами — функционально обусловленным специальным языком и жаргоном определенной группы со свойственной ей идеологией. Поэтому политический язык должен выполнять противоречивые функции, в частности быть и доступным для понимания (в соответствии с задачами пропаганды), и ориентированным на определенную группу (по историческим и социально-психологическим причинам)» (см.: Водак, 1998, с. 24). Вывод из вышесказанного очевиден: политический дискурс можно определить как текст, отображающий политическую и идеологическую практику какого-то государства, отдельных партий и течений в определенную эпоху. В этих текстах актуализируется общественное сознание, и политический дискурс, таким образом, отражает политическую ситуацию, а его изучение дает более наглядную картину предпочтений в современном обществе, существенно дополняющую иные способы решения данной задачи, к примеру социологические исследования. При анализе языка политического дискурса обнаруживается совокупность всех речевых актов, использованных в политических дискуссиях в современном обществе.
Таким образом, учитывая все вышеизложенное, под официальным политическим дискурсом мы понимаем устойчивый набор высказываний на темы важнейших общественных категорий, норм, ценностей и теорий, используемый для публичного объяснения намерений и действий элиты того или иного общества. Определение «публичное» имеет здесь принципиальное значение, поскольку
134 -
ПОЯИТЭКС- 2007. Вып. 3. №3
иные, неофициальные высказывания и недоступны, и не являются официальным дискурсом по определению. От идеологии, картины мира, системы взглядов дискурс отличается своей социальной составляющей, а именно подразумеваемым существованием не только носителя (или коммуникатора), но и аудитории. При этом для продуцента дискурса важна не только собственная позиция, но и предполагаемая позиция аудитории. Важнейшей целью официального политического дискурса является воздействие на слушателя. Одновременно дискурс дает возможность аудитории получить представление и о самих коммуникаторах.
Еще один важный момент, который следует учитывать в данном контексте, состоит в том, что необходимо четко понимать различие между дискурсом и идеологией. Если идеология представляет собой целостные постулаты, которые априорно известны исследователю, то дискурс включает в себя набор разнородных элементов, которые могут складываться в ту или иную конкретную, но заранее неизвестную, конструкцию. Так, методологически изучение идеологии предполагает сравнение индивидуальных взглядов политика или общественного деятеля с уже известными идеологическими константами, а изучение дискурса, наоборот, базируется на извлечении общих закономерностей из разрозненных и неочевидных элементов, содержащихся в речах или письменных высказываниях субъекта. Принципиальная особенность дискурса состоит в том, что он не сводим ни к тексту, ни к речи. Дискурс охватывает всю символическую деятельность политиков и граждан, реализуя свои интенции уже в отнюдь не символических, а конкретных действиях власти и общества. Анализу специфики этого процесса в современных российских условиях и посвящена данная статья.
Специфика современного российского официального политического дискурса состоит из двух важных компонентов. Первый проявляется в полной монополизации важнейшего канала ретрансляции политического дискурса — телевидения. Телевидение как средство массовой информации существует чуть более полувека, однако даже за такой небольшой по историческим меркам промежуток времени оно стало одной из важнейших социальных потребностей человека; ни одно из ныне действующих средств массовой коммуникации не может соревноваться с телевидением по величине и силе влияния на общественные процессы. Сейчас в России телевидение достигло такого влияния, что уже не только политический дискурс транслируется в его рамках, но оно само может изменять его или, по крайней мере, корректировать. Включая телевизор, реципиент постоянно получает на данном канале одну и ту же систему ценно_ 135
ПОЛИТЭКС. 2007. Вып. 3. №3
стей, норм и представлений, единый дискурс, который зависит от позиции канала. Последствия вышеизложенного сводятся к тому, что «если тебя нет в телевизоре — тебя как бы нет вообще», причем такое положение вещей справедливо как для политических акторов, так и для политических событий, и основные ретрансляторы ОПД вполне осознали эту поистине огромную роль телевидения. Второй момент логически вытекает из первого и заключается в пе-риферийности для ретрансляции ОПД иных средств коммуникации, в первую очередь печатных средств массовой информации и, в то же время, более взвешенным и выверенным подходом к самой такой трансляции. Для исследователя такое положение вещей позволяет, определив оригинальный канал трансляции ОПД, определить основную цель адресанта — пропагандистскую, направленную на массовое сознание в первом случае или информационную, направленную на донесение своей позиции до определенных адресатов во втором1.
ОПД в современной России стал, по сути, «вещью в себе». Сегодняшнее политическое пространство распалось на узкий круг лиц, формирующих политическую повестку дня, и всех остальных, причем в числе последних оказались и политологи. Механизм принятия политических решений становится все более недоступным для людей, напрямую к нему не причастных, усиливая неадекватность традиционных инструментов политологических исследований, основанных на анализе публичной политики. Более того, сегодняшняя ситуация привела к такому неожиданному и крайне нуждающемуся в своем описании последствию, как проблема интерпретации интенций официального политического дискурса. Небольшое количество адресантов такого дискурса, входящее в состав высшей политической элиты страны, сталкивается с тем, что его адресаты, то есть, в первую очередь, те, кто по долгу службы должен реализо-вывать эти интенции, — среднее и низшие звено исполнительной власти (и только потом представители общества) интерпретируют их, основываясь на своем представлении о тактических и стратегических задачах, стоящих за исполнением того или иного решения, что в условиях непрозрачности и непубличности описываемых процессов приводит зачастую к непрогнозируемым заранее последствиям. Наблюдаемые в современных российских условиях интенции ОПД можно представить в виде единой модели коммуникации с несколькими уровнями адресации, передаваемыми
1 В этой связи весьма показателен способ трансляции в публичное пространство последствий противостояния среди силовых структур страны, наиболее ярко выразившийся в виде статьи директора Федеральной службы РФ по контролю за оборотом наркотиков В. Черкесова (см.: Коммерсантъ, 2007).
136 -
ПОЯИТЭКС- 2007. Вып. 3. №3
сколькими уровнями адресации, передаваемыми последовательно. В результате этой передачи и происходят всевозможные искажения, вызванные всеми вышеперечисленными причинами. В качестве эмпирического материала для подтверждения выдвинутой модели выступают политические события 2006 г.
Уровни трансляции официального политического дискурса
В условиях вертикали власти, ее централизации и замыкания на единый центр принятия решений первый уровень трансляции представляет один адресант — президент Российской Федерации В. Путин.
На следующем, втором уровне присутствуют те представители высшей политической элиты страны, которые доводят интенции первого уровня до детализации, или, в случае невозможности озвучивания первым лицом государства по каким-либо причинам щекотливые для власти вопросы, являются основными ретрансляторами ОПД. Круг адресантов второго уровня крайне узок и в 2006 г. насчитывал всего четыре человека. К нему следует отнести по должности председателя правительства Российской Федерации в рассматриваемый период М. Фрадкова; по публичности и представленности в СМИ первого вице-премьера правительства РФ Д. Медведева и вице-премьера правительства, министра обороны РФ С. Иванова1; и, наконец, по оказываемому влиянию на официальный политический дискурс, заместителя главы Администрации Президента РФ В. Суркова.
На следующем, третьем уровне количество продуцентов ОПД уже не является постоянной величиной. К нему необходимо отнести федеральных чиновников уровня министра, от которых и зависят действия представителей их ведомств, представителей высшей региональной элиты (глав субъектов федерации), в современных условиях вынужденных однозначно придерживаться «генеральной линии» ОПД, формально третье лицо в государстве, председателя Совета Федерации РФ С. Миронова, и высокопоставленных представителей ведущей фракции нижней палаты российского парламента и партии, озвучивающей и комментирующей большинство инициатив ОПД, партии «Единая Россия» и тому подобных адресантов. Стоит отметить, что именно на этом этапе процесса трансляции ОПД идет наиболее заметная его трансформация, существенное дополнение и/или искажение.
Следующий, четвертый, уровень выполняет функцию донесения интенций ОПД до общества, и здесь количество его адресантов
1 Должности указаны по состоянию на конец 2006 г.
_ 137
ПОЛИТЭКС. 2007. Вып. 3. №3
не ограничено. Несомненно, к нему должны быть отнесены сами средства массовой информации, которые, в силу своих функций, осуществляют сразу три действия: они обязаны транслировать ОПД первых трех уровней, предоставлять площадку для его интерпретации адресантам четвертого уровня и выражать свою собственную позицию или позицию своих авторов (что в условиях ретиальности российского ОПД означает, по сути, одно и то же). Среди отдельных адресантов четвертого уровня могут быть такие разные фигуры, как пресс-секретарь правления РАО «Газпром» С. Куприянов, ведущий воскресного выпуска программы «Время» Первого телеканала П. Толстой, лидер партии ЛДПР В. Жириновский, член ГД Г. Гудков, член СФ от Тувинской Республики Л. Нарусова и так далее.
Наконец, последний, пятый уровень трансляции ОПД включает низовых представителей власти и активных членов общества. Именно на этом уровне идет уже не символическая, а конкретная реализация его интенций, именно здесь, «на выходе», мы можем быть свидетелями того, как на практике реализуются замыслы власти, какие формы они принимают и какие имеют последствия для страны.
Предваряя анализ ОПД на важнейшие политические темы 2006 г. на предмет соответствия построенной модели, стоит отметить, что эта пятиступенчатая цепочка не во всех случаях хронологически последовательна, так как некоторые события в силу тех или иных политических причин требуют предварительного комментария адресантов более низкого уровня. Однако пятый уровень, уровень действия, неизменно завершает конкретные интенции ОПД.
2006 г. был беден на те события, которые принято называть судьбоносными для страны. Глобальных политических и экономических потрясений не происходило, политическая элита страны могла осуществлять свои планы, не боясь каких-либо катастрофических происшествий, способных существенно поколебать ее намерения. Однако и в этих условиях мы оказались свидетелями процессов, которые стали весьма и весьма важными как в тактическом плане, определяя характер политической жизни страны в нынешнем электоральном цикле, так и в стратегическом, влияя на геополитическое положение России и ее внутренний вектор развития. Для подтверждения выстроенной модели проводится анализ дискурса одной из сторон внешней политики страны, главной в которой на протяжении 2006 г. была тема обострения отношений с республиками бывшего СССР, в первую очередь с Грузией и Украиной.
Политический дискурс российско-грузинского конфликта
В условиях благоприятной мировой политической и экономической конъюнктуры в 2006 г. на первый план вышло желание правя-
138 -
ПОЯИТЭКС- 2007. Вып. 3. №3
щей элиты страны утвердить Россию в качестве мировой энергетической державы и региональной сверхдержавы, способной удерживать в орбите своего влияния государства бывшего СССР. Целый комплекс причин сделал символом такого желания ситуацию с Грузией, противостояние с которой стало, по сути, «хитом номер один» всего политического сезона. Перманентный конфликт с этим государством, начавшийся с приходом к власти в этой республике в результате так называемой «революции роз» молодого прозападного политика М. Саакашвили, достиг своего апогея осенью 2006 г., когда в Тбилиси были арестованы российские военнослужащие, обвиняемые в шпионаже. Реакция официальной российской власти была беспрецедентно жесткой, начиная с самого высокого уровня. Президент России В. Путин охарактеризовал эти действия как «акт государственного терроризма с захватом заложников»1, а вице-премьер правительства, министр обороны РФ С. Иванов заявил в связи с проводимой в те дни эвакуацией граждан России с территории Грузии: «Бандитизм в Грузии приобрел государственные масштабы»2.
На третьем уровне российского официального политического дискурса было предложено поступать с Грузией как с террористической организацией. Так, спикер Государственной думы РФ, лидер партии «Единая Россия» Б. Грызлов говорил: «Не все санкции еще введены. Поскольку мы характеризуем действия грузинского руководства как политику государственного терроризма, все меры, которые предполагает законодательство России в борьбе с терроризмом, применимы и к Грузии»3. Далее Б. Грызлов применяет излюбленный прием официального политического дискурса — прием разделения власти и народа государств, в отношениях с которыми существуют проблемы: «Санкции должны быть направлены исключительно против политического режима Саакашвили, а не против грузинского народа»4.
Понятно, что после таких заявлений были введены многочисленные санкции, которые коснулись транспортного сообщения (были отменены все возможные маршруты в Грузию), экономики (заблокированы все почтовые отправления, включая денежные переводы в обе стороны), торговых отношений (по приказу Г. Онищенко был приостановлен ввоз на территорию России сельхозпродукции
1 Интерфакс, 01.10.06.
2 РИА Новости, 28.09.06.
3 Эхо Москвы, 03.10.06.
4 Эхо Москвы, 03.10.06.
из Грузии). Интересно, что даже такую, казалось бы, сугубо внутреннюю тему, как вал публикаций в СМИ об эпидемии алкогольных отравлений, связанную с желанием государства перераспределить алкогольный рынок России в свою пользу, в официальном политическом дискурсе использовался для дополнительного обострения отношений с Грузией. Главный санитарный врач РФ Г. Онищенко, выступая в программе «Вести» на телеканале «Россия», сказал буквально следующее: «Появление суррогатов в таком количестве стало ответом на внятную, совершенно четкую и эффективную политику вытеснения их из России, (так как они поступали. — Е. Н.) от производителей тех спиртосодержащих жидкостей, которые недавно завозились в нашу страну и известных вам стран... Я имею в виду две страны, из которых мы завозили 40% так называемого "вина" до недавнего времени»1.
Очевидно, что власть сознательно пошла на открытый публичный международный конфликт, рассчитывая на поддержку российского общества, однако последовавшие события превзошли все возможные ожидания. Мощная пропаганда и готовность российского общества к негативной консолидации вызвали неожиданный эффект выхода ситуации из-под контроля властей. Милиция принялась проверять школы с целью выявления детей с грузинскими корнями, налоговые органы предъявили претензии к известному писателю Г. Чхартишвили, пишущему под псевдонимом Б. Акунин, и президенту Академии художеств РФ З. Церетели. Памятуя о том, что террористов следует «мочить в сортире», слоган «Грузия — бандитское государство» был немедленно взят на вооружение большинством средств массовой информации, ставших старательно эксплуатировать образ криминального грузина, и принят к сведению органами правопорядка, ставшими настолько рьяно проверять бизнес, образ жизни и поведение всех граждан с грузинскими фамилиями, что это вызвало огромные имиджевые потери российского государства как демократического и цивилизованного общества. Картинки с отправкой грузовыми самолетами депортированных грузин на родину, облавами рядом с грузинскими церквами в Москве и пикетами прокремлевских молодежных организаций у посольства Грузии обошли весь мир, вызвав эффект прямо противоположный задумкам власти.
В итоге сложившаяся ситуация привела к переориентации грузинского потребляющего сектора на соседние Азербайджан и Турцию, экономики на Евросоюз и США, а Россия предстала перед мировым сообществом в качестве страны с неуклюжей внешней поли-
1 Газета.ру, 11.11.06.
140 -
тикой и ксенофобским обществом. Очевидно, что изначально власть не рассчитывала на такие последствия, делая свои заявления с целью заставить Грузию считаться с политикой России на Кавказе и не желая проглатывать обиду с рассекречиванием кадровых офицеров ГРУ. Но на низших уровнях ОПД власть на местах и общество восприняли сигналы власти именно таким образом, который привел к вышеозначенным последствиям, что подтверждает предложенную модель политической коммуникации.
Официальный политический дискурс экономико-политических проблем российско-украинских отношений
Похожее развитие событий можно наблюдать и в случае экономико-политического противостояния с Украиной, выразившегося в так называемой «газовой войне». В конце 2005 г. вся страна следила за эпопеей с подписанием соглашения о поставке газа в Украину на 2006 г., и договор после серии взаимных обвинений и демаршей был подписан лишь 4 января 2006 г. Политические и экономические последствия для отношений России и западных партнеров составляют предмет для отдельного исследования, в нашем же случае стоит проанализировать ОПД данных событий. На первом уровне трансляции президент РФ В. Путин заявлял по поводу скандала, связанного с незаконным отбором газа украинской стороной и снижением поставок российского голубого топлива европейским клиентам, последовавшего в первых числах нового года: «Наша ошибка заключалась в том, что мы недостаточно ясно, четко и вовремя объяснили суть происходящего. Если бы люди поняли, в чем состоит суть договоренностей между Россией и Украиной, они бы вздохнули с облегчением и были бы благодарны за принятое решение»1.
Стоит отметить, что начиная с самого высшего уровня, ОПД при конфликте с каким-либо государством, будь то экономический или политический конфликт, противопоставляет народ этого государства и управляющую элиту. Эта особенность берет свое начало еще от советской традиции и имеет как внутренние (представление любого конфликта для массового сознания как результата заговора элит, а не объективных различий в векторе развития общества соседних стран), так и внешние (переложение ответственности за развязывание конфликта на противоположную сторону) причины. Так, президент России несколько раньше, до первого процитированного высказывания прямо говорил: «Украина — это не абстрактное начальство, не нефтегазовые бароны, которые в любом случае
1 РИА Новости, 16.01.06.
_ 141
обеспечат свои интересы, а в первую очередь это братский украинский народ и мы должны подумать о всей совокупности отношений России и Украины»1. Далее ОПД развивался именно по этому, предложенному на самом высшем уровне, сценарию. На четвертом уровне интерпретации, в данной конкретной ситуации самом главном (так как главным актором выступало не государство, а РАО «Газпром»), пресс-секретарь председателя правления «Газпрома» С. Куприянов говорил: «Мы были готовы пойти навстречу украинскому народу, но получили отказ, и это означает, что с самого начала украинские власти были настроены на конфликт, на то, чтобы с 1 января отбирать, а вернее, воровать газ у европейских потребителей... Точные объемы, которые были украдены за сегодняшний день Украиной, будут готовы 2 января» . После этого обвинения украинских властей в воровстве ретрансляторы ОПД низших уровней позволяли себе практически все: от сентенции о «. тырящих наш газ малороссах», высказанной в главной аналитической передаче Первого канала страны ее ведущим П. Толстым3 до появившихся во многих СМИ пренебрежительного образа как самой страны (Малороссия, на Украине) и картины становления ее государственности, описываемой политологами, призванными ретранслировать ОПД (Г. Павловский, С. Марков, В. Никонов), так и ее народа, вопреки изначальным установкам ОПД первых уровней (опять же тиражируемый многими СМИ образ хитрого и нечестного «хохла», проверка законности пребывания на территории РФ граждан Украины в свете изменившегося положения о сроках пребывания без регистрации с 30 до 3 дней и т. д.).
Необходимо заметить, что ретрансляторы ОПД, начиная с третьего уровня, не скрывали, что «газовая война» — результат не только экономических, но и политических проблем между двумя государствами. Политическая ситуация в Украине, сложившаяся в ходе событий зимы 2004-2005 гг., известных как «оранжевая революция», и приведших к управлению страной прозападную элиту, взявшую курс на тотальное выведение Украины из-под орбиты влияния России, вплоть до вступления страны в НАТО, не могла не раздражать российскую политическую элиту, которая и стала применять экономические рычаги для изменения сложившегося положения дел, тем более само общество в Украине по вопросу своего дальнейшего развития отнюдь не консолидировано, и реальные политические процессы могут еще не раз перевернуть ситуацию на 180 градусов. Так, на втором уровне трансляции тогда еще пре-
1 Вести.ру. 31.12.05.
2 Газета Нефтегаз инфо, 09.01.06.
3 Программа «Воскресное Время» Первого канала», 08.01.06.
142 -
ПОЛИТЭКС. 2007. Вып. 3. №3
мьер-министр РФ М. Фрадков говорил по поводу ограничения поставок мяса из Украины: «Эти ограничения введены не от хорошей жизни, а в связи с необходимостью защиты потребителей от некачественной продукции»1, но на четвертом уровне лидер партии ЛДПР В. Жириновский прямо указывал на истинную подоплеку этой меры: «Этих мер недостаточно. Надо объявить им полную блокаду, чтобы понимали, кого слушаться»2, а на третьем председатель ГД РФ, лидер партии «Единая Россия» Б. Грызлов озвучивал один из главных пунктов ОПД, касающийся политической стабильности и недопустимости украинского или грузинского сценариев: «Пример Украины демонстрирует, что каждая страна должна выбирать такие формы демократии, которые наиболее адекватны для нее, а не следовать отвлеченным от реальной действительности шаблонам» .
По итогам обоих приведенных примеров необходимо сказать о том, что нынешнее российское руководство считает потерю позиций России, стремительную в одних случаях и постепенную, но поступательную — в других, результатом не собственных внешнеполитических ошибок, не внутренним осознанным выбором национальных элит соседних с нашим государством стран, а позицией Запада, направленной на ослабление геополитического влияния России. Наиболее выпукло эту позицию ОПД выразил неоднократно упоминавшийся вице-спикер ГД РФ, лидер партии ЛДПР В. Жириновский, призванный озвучивать наиболее одиозные его интенции: «Британские спецслужбы вместе со спецслужбами США подготовили и провели так называемые «цветные революции» в Грузии и на Украине с тем, чтобы ослабить позиции России в этих регионах, но не все у них получается. Вот, например, в Узбекистане, Белоруссии у них этого не получилось и не совсем получилось в Бишкеке — так что можно сказать, что счет 3:2 в нашу пользу»4.
Именно из-за вышеприведенных искажений ОПД, происходящих на третьем-четвертом уровнях, а также из-за нехватки публичного пространства для дискуссий, непрозрачности механизмов принимаемых решений и высокой готовности социума к негативной консолидации, на выходе общество реагирует не так, как изначально хотелось бы адресантам высших уровней трансляции. В итоге власть оказывается в неудобном положении, создается образ России как отсталого и архаичного общества.
1 РИА Новости, 27.01.06.
2 Интерфакс, 02.02.06.
3 РИА Новости, 08.07.06.
4 NEWSru.com, 25.04.06.
Итак, интенции официального политического дискурса в 2006 г. развивались по предложенной пятиуровневой модели, в результате чего на выходе, на «этапе реализации» дискурса власть получала весьма неожиданные результаты и последствия.
Литература
NEWSru.com, 25.04.06.
Van Dijk T. A. What is political discourse analysis? // Political linguistics. Amsterdam, 1998.
Алтунян А. Г. Анализ политических текстов. М., 2006.
Баранов А. Н. Введение в прикладную лингвистику. М., 2001.
Вести.ру. 31.12.05.
Водак Р. Специальный язык и жаргон: о типе текста «партийная программа» // Язык. Дискурс. Политика, Волгоград, 1998.
Гаврилова М. В. Лингвистический анализ политического дискурса // Политический анализ. СПб., 2003. Вып. 3.
Газета Нефтегаз инфо, 09.01.06.
Газета.ру, 11.11.06.
Герасименко Н. А. Информация и фасцинация в политическом дискурсе // Политический дискурс в России-2. М., 1998.
Ильин М. В. Политический дискурс как предмет анализа // Политическая наука. 2002. № 3.
Интерфакс, 01.10.06.
Интерфакс, 02.02.06.
Коммерсантъ. 2007.
Макаров М. Л. Основы теории дискурса. М.: ИТДКГ «Гнозис», 2003. - 280 с.
Программа «Воскресное Время» Первого канала», 08.01.06.
РИА Новости, 08.07.06.
РИА Новости, 16.01.06.
РИА Новости, 27.01.06.
РИА Новости, 28.09.06.
Саморукова И. В. Художественное высказывание как литературоведческая категория: постановка проблемы / Научные доклады и лекции Самарского государственного университета. Самара, 2000.
Современные теории дискурса. Екатеринбург, 2006.
Шейгал Е. И. Семиотика политического дискурса, М.: ИТДГК «Гнозис», 2004. - 326 с.
Эхо Москвы, 03.10.06.
Эхо Москвы, 03.10.06.
