CC BY
11стку дня вопрос о практической реализации кардинальной военной реформы. Если В.Путин пойдет на налаживание отношений с Альянсом, -а его последние заявления свидельствуют о таком намерении, то Москва лишится сколь либо значимых аргументов против расширения НАТО, так как протестовать против роста рядов де-факто партнерской организации бессмысленно. Именно поэтому можно предположить, что часть российского генералитета постарается истолковать инициативу Э.Блэра по созданию некоего нового совместного совета с участием России и НАТО как фактическое членство в Альянсе, дающее Москве право вето при принятии решений. Поскольку НАТО не согласится с такой интерпретацией, это даст возможность консервативным элементам российской военной элиты возобновить критику Альянса и по существу работать на подрыв нового внешнеполитического курса.
Это - лишь часть возможных вызовов, с которыми придется иметь дело фактически одному человеку - президенту Российской Федерации. Внешняя политика - зеркало внутреннего состояния страны и общества. Трагедия 11 сентября потребовала от России четко определить свое место в мире. В.Путин это, кажется, сделал. Вопрос в том, станет ли выбор Путина также и выбором России.
♦ ♦ ♦
ОТНОШЕНИЯ МЕЖДУ РОССИЕЙ И ЗАПАДОМ: НОВОЕ КАЧЕСТВО ПАРТНЕРСТВА ИЛИ ВРЕМЕННАЯ КОАЛИЦИЯ
Д.А. Данилов,
Зав. отделом европейской безопасности Института Европы РАН
Фраза «11 сентября мир изменился и уже не будет прежним» прочно утвердилась в качестве рефрена в международном политическом лексиконе. Совершенно очевидно, что эти изменения затрагивают не только повестку дня международной политики безопасности, в которой борьба с международным терроризмом переведена в разряд бесспорных и, вероятно, долгосрочных приоритетов. Речь идет о качественных переменах как всей системы международных отношений, так и европейской системы безопасности. В этом контексте вопросом принципиальной важности является следующий: перерастет ли сближение (изначально во многом эмоциональное) России и Запада в ответ на атаки против США в устойчивую, широкомасштабную тенденцию; или же это сближение будет ограничено преимущественно рамками временной коалиции «по интересам» и
практическим взаимодействием в решении задач противодействия международному терроризму?
Целый ряд весомых факторов «работает» на формирование именно нового качества партнерства России и Запада. Прежде всего, по существу, впервые после распада биполярной системы Россия и Запад столкнулись с общим врагом в лице международного терроризма. Казалось бы, в Европе уже прочно укоренилось понимание существования общих вызовов безопасности. Но до сих пор это так и оставалось преимущественно политической риторикой, обслуживавшей далеко не совпадающие интересы Запада и России. Вспомним широко обсуждавшуюся в начале 90-х годов в Европе «угрозу с Юга», которая затем постепенно вышла из моды наряду с другими атрибутами политического диалога, такими, как «единая система безопасности от Ванкувера до Владивостока» и «общеевропейский дом». Теперь общая угроза стала осязаемой и более, чем конкретной. Ни одно из государств евро-атлантического пространства не может воспринимать совершенные теракты как удар лишь по Соединенным Штатам. И самое главное -не только в силу политических мотивов, важнейшим из которых являются союзнические обязательства, а, так сказать, физически, поскольку отныне любое из этих государств является потенциальным объектом атаки. Это заставляет Россию и Запад объединять усилия в противодействии общей угрозе терроризма, являясь одновременно убедительным аргументом для формирования новых структур их политического сотрудничества в сфере безопасности.
В этом отношении важно не только то, что восприятие европейской безопасности как неделимой обрело в нынешней ситуации практический смысл, но и то, что очевидной стала неделимость трансатлантической безопасности. Той самой - «от Ванкувера до Владивостока», которая в одночасье превратилась в реальность.
В данном контексте атака против США стала одновременно и ударом по американскому менталитету, по усилившимся в американской политике тенденциям унилатерализма и изоляционизма. Оказалось, что уход от конфронтации с СССР и Россией действительно не является достаточной гарантией безопасности США. Заявляя об этом в качестве формальной мотивации создания национальной ПРО, Соединенные Штаты все же вряд ли всерьез верили в реальность нападения «стран, вызывающих опасения», и руководствовались иными стратегическими целями. Но даже если это не совсем так, или совсем не так, американцы оказались действительно уязвимы. Стало понятно, что обеспечение собственной безопасности требует от США практической опоры на партнеров. (Статья V Вашингтонского договора, рассматривавшаяся как основа американских гарантий европейской безопасности, была задействована в защиту самих Соединенных Штатов!). Для России крайне важно, что ее роль как партнера США многократно возрастает, о чем американцы заявили уже достаточно определенно. Это - очень крутой разворот в сторону России, которой еще полгода назад давали ясно понять, что она не будет включена в
список политических приоритетов новой американской администрации. Сама Россия также не питала особых иллюзий. В Концепции внешней политики РФ, принятой в середине 2000 г., говорится отнюдь не о наращивании двустороннего сотрудничества, а о задаче «преодоления значительных трудностей последнего времени в отношениях с США». И хотя улучшение российско-американских отношений наметилось после встреч двух президентов в Любляне, оно во многом основывалось на личностном факторе. Теперь обоюдные симпатии обрели прочную основу взаимных государственных интересов.
Открывшаяся перспектива активизации отношений между Россией и США снимает существенные препятствия для развития европейского вектора российской политики. Российско-европейский диалог и сотрудничество в области международной политики и безопасности развивались в последнее время по нарастающей, что все более диссонировало с содержанием и динамикой российско-американских отношений. Движение Европы в сторону России по существу достигло того предела, за которым оно означало бы движение от США. То, что европейские партнеры Соединенных Штатов, формулирующие свои интересы безопасности в трансатлантическом русле, попросту не могут перешагнуть такой рубеж, отчетливо проявилось уже на саммите Россия - ЕС в мае 2001 г. Риторика о важности партнерства контрастирует с практическими итогами саммита, который фактически не выполнил решения предыдущей встречи о формировании специальных механизмов консультаций по вопросам безопасности и обороны и об определении модальностей участия России в будущих антикризисных операциях ЕС. Даже если согласиться, что «техническим» препятствием стали сложности, возникшие между ЕС и НАТО в ходе выработки договоренностей о предоставлении ресурсов Альянса для таких операций, главное все же в другом. Учитывая приоритетное значение атлантического аспекта в формировании «европейской политики в области безопасности и обороны», ЕС не может и не хочет подвергать отношение к этой политике со стороны США и НАТО риску «чрезмерного» двустороннего сближения с Москвой. В результате попытки России сформировать своего рода «особые отношения» с ЕС в сфере управления кризисами и за счет этого добиваться изменения соответствующих западных подходов к решению проблем европейской безопасности, политически оказывались все более непродуктивными.
Круг замкнулся. После Косово российско-европейский диалог в сфере безопасности получил развитие во многом как компенсация трудностей в отношениях между Россией и США/НАТО. Данный потенциал оказался относительно ограниченным, и ключом к его наращиванию стало качественное улучшение отношений Россия - НАТО. Но это в любом случае было бы невозможно без серьезных позитивных сдвигов в российско-американских отношениях.
Новый контекст и динамика этих отношений после 11 сентября открывают возможности для того,
чтобы раскрутить этот клубок в обратную сторону. О том, насколько они широки, свидетельствует уже тот факт, что в экспертных кругах поднимается вопрос о потенциальном присоединении России к НАТО. И хотя это вряд ли можно считать реалистичным, перевод отношений Россия - НАТО в новое качество уже поставлен на повестку дня практической политики. Принципиальная договоренность об этом была достигнута в ходе европейских визитов В. Путина осенью 2001 г. На этом фоне логичным видится и результативность октябрьского саммита Россия - ЕС, на котором, в частности, было принято решение об учреждении механизма постоянных консультаций по вопросам политики безопасности. Этот механизм рассматривается как прообраз создания в перспективе специального совместного органа в данной сфере.
Вместе с тем, несмотря на столь значительные изменения в сфере международной политики, нельзя сбрасывать со счетов и те болевые точки в отношениях России и Запада, которые как раз и препятствовали выходу на новые формы равноправного сотрудничества. Способны ли Россия и Запад преодолеть перед лицом новой общей угрозы их политические разногласия по таким вопросам, как расширение НАТО, урегулирование в Чечне, роль международных организаций, (Н)ПРО? Нельзя не заметить, что и в этом отношении ситуация меняется в лучшую сторону.
В. Путин, заявив о неизменности российской позиции по вопросу расширения НАТО, в то же время внес в нее крайне важную поправку: несмотря на несогласие России с политикой расширения, это не должно продуцировать деструктивные эффекты в ее отношениях с НАТО. По сути, принято единственно верное, конструктивное решение - бороться не против расширения, но за свои интересы. А интересы эти связаны с развитием партнерских отношений с Западом и с НАТО в частности, с формированием совместных механизмов выработки и принятия решений по ключевым проблемам безопасности, представляющим общий интерес, с выходом на этой основе на совместные или скоординированные действия. При этом вряд ли наши партнеры согласятся с российским президентом в том, что с учетом нынешней ситуации вступление в НАТО не повышает безопасность стран-кандидатов. Для них, напротив, аргументы в пользу вступления лишь усиливаются, поскольку коллективные гарантии НАТО уменьшают риск нападения и обеспечивают прямую поддержку в случае агрессии. Однако возникновение новой угрозы глобального характера, соответствующее смещение приоритетов политики безопасности Запада, изменившийся удельный вес российского фактора - все это, очевидно, снижает заинтересованность НАТО и стран-участниц в быстром и масштабном расширении и, соответственно, остроту этой проблемы в отношениях Запада и России.
Проблема Чечни, вполне естественно, также выглядит по-иному. Достаточно четко по этому поводу высказалась К. Райс, помощник президента США по национальной безопасности, заявив, что ее страна не может выступать против международного
терроризма в Афганистане и благоприятствовать ему в Чечне. «Обмен мнениями» по Чечне между Россией и ее европейскими партнерами сменился поддержкой Европейским союзом «усилий российского руководства, направленных на политическое урегулирование», как это следует из документов октябрьского саммита Россия - ЕС. Этот же саммит продемонстрировал и готовность обеих сторон сотрудничать в повышении роли международных организаций. Стороны договорились «углублять диалог и взаимодействие по вопросам глубокой реформы ОБСЕ».
Видимых подвижек в российско-американском диалоге по ПРО пока нет. Однако условия для выхода на взаимоприемлемый компромисс, по-видимому, также улучшаются. Этому благоприятствует в первую очередь обоюдное стремление России и США к поддержанию и наращиванию новой динамики их взаимоотношений. Убежденность Соединенных Штатов в необходимости модернизации Договора по ПРО укрепилась, что, казалось бы, снижает их способность к достижению какого-либо компромисса. Но нельзя забывать и о том, что теперь у России появились весомые основания для понимания Соединенных Штатов, а, следовательно, возросла и готовность к более конструктивному подходу. Повысилось также и значение аргументов России, призывающей американцев отказаться от односторонних подходов в противодействии потенциальным угрозам. И здесь она может теперь рассчитывать не только на поддержку европейцев, но и на встречное движение со стороны США.
Конечно, отчасти уход на второй план противоречий между Россией и Западом объясняется резкой актуализацией угрозы международного терроризма и взаимным стремлением объединить усилия в борьбе с ней. Однако не стоит, очевидно, искать причины сближения только в этом. Изменился ли характер российской внешнеполитической стратегии после 11 сентября? В принципиальном плане -нет. В последнее время наша страна все более настойчиво искала пути укрепления партнерских отношений с Западом. Россия призывала западных партнеров разработать модели равноправного сотрудничества в обеспечении европейской безопасности, включая механизмы совместного принятия решений. Москва явно старалась избегать острых углов в диалоге и с Европой, и с США, практически полностью исключив из своего политического лексикона жесткую риторику в адрес Запада. Но, по-видимому, планка российских ожиданий была слишком высока, а политический реализм и горький опыт обманутых надежд удерживали от поспешных шагов в сторону Запада. В этом смысле изменение международной ситуации после атаки на США не требовало от России модернизации стратегии, а, напротив, открыло новые возможности для ее реализации. Президент В.Путин проявил необходимую в этой ситуации смелость и настойчивость, дав Западу ясные доказательства российского стремления к практическому переводу отношений с трансатлантическим сообществом в русло реального, а не просто декларативного
стратегического партнерства. Эта ставка настолько высока и важна, что лишает всяких оснований появившиеся было рассуждения о том, на что Россия хотела бы «разменять» свое участие в антитеррористической коалиции (варианты - расширение НАТО, ПРО, долги и т.д.).
Однако вопрос о том, насколько далеко готов Запад пойти навстречу России, остается открытым. И в этом плане ситуация также принципиально не изменилась. Запад по-прежнему стоит перед выбором перспективной стратегии в отношении России. Проблема выбора стала особенно острой именно теперь, когда процесс структуризации Большой Европы вокруг западных институтов был переведен в практическое русло и стал необратимым, а заинтересованность в России - важной как никогда.
До сих пор развитие сотрудничества с Россией сводилось к тому, чтобы убедить ее играть по западным правилам и на западных условиях. Логика была довольно проста: не являясь членами клуба, вы не имеете права вето. Или еще один постулат: мы готовы развивать сотрудничество, но в зависимости от того, какого прогресса достигла Россия в деле демократического реформирования экономики и общества. Справедливости ради надо заметить, что и Москва, указывая на необходимость учета партнерами взаимных интересов, подразумевала под этим собственные интересы. Пример - расширение НАТО. Да, оно вызывает вполне законную озабоченность России. Но ведь и готовности с должным вниманием отнестись к расширению именно как к «интересу» Запада Москва не проявляла. В результате по большинству спорных вопросов Запад либо «дожимал» Россию, которая сдавала позиции, либо Россия проявляла упорство в отстаивании собственных интересов и оказывалась в оппозиции Западу. И то, и другое затрудняет интеграцию нашей страны в Большую Европу, не позволяет рассчитывать на Россию как на стабильного и предсказуемого партнера.
Альтернатива требует изменения логики сотрудничества на принципах, которые, собственно, и предлагает сегодня Россия. Если есть общие стратегические цели (формирование единой Европы, противостояние общим угрозам) - значит необходимо создавать общие механизмы для их реализации. Если Запад заинтересован в демократической России, -необходимо вместо дозированного сотрудничества активно включать ее в демократическое пространство и сообщество. Именно такой подход был применен Западом в отношении стран Центральной и Восточной Европы, а еще раньше - к побежденным Германии и Италии. После 11 сентября акцент в отношениях России и Запада смещается в сторону именно этой логики, но насколько устойчивой окажется эта эволюция - пока далеко не очевидно.
Вместе с тем, временные ресурсы новой президентской линии российской политики довольно ограничены и, чтобы стать политикой России, она должна доказать свою результативность. Готовы ли наши партнеры работать на этот результат?
Если Запад не ответит России взаимностью, и «новое качество партнерства» не получит практиче-
ского развития, российско-западные разногласия и противоречия неизбежно усилятся вновь и, возможно, в более острой форме. Неудовлетворенность и разочарование России в западных партнерах, особенно с учетом предпринятых ею серьезных шагов в сторону Запада, неизбежно будут отталкивать ее от последнего. Вопрос, кто больше проиграет от этого, лишен всякого смысла, поскольку потери будут ощутимы для обеих сторон. Поэтому так важно не упустить время, использовать открывшиеся возможности, начать создавать практические механизмы взаимодействия. Когда восприятие трагических событий 11 сентября перестанет быть столь острым, когда капитулирует Талибан, когда будут приняты неотложные меры по сдерживанию международного терроризма, - Западу и России уже может не хватить политической воли и энергии для формирования структур стратегического партнерства, которое представляется важным и логичным с сегодняшних позиций.
И последнее. Важно понять, что даже при максимально успешном проведении операции в Афганистане напряженность в этом регионе будет по-прежнему очень высока. Более того, выдавливание талибов из Афганистана связано с большой опасностью дестабилизации ситуации в других странах мусульманского мира, возможно и на территории СНГ. В долгосрочном плане юго-восточная периферия России и СНГ будет зоной повышенной кон-фликтогенности. Не исключена вероятность того, что потенциальный конфликт локального характера, особенно с участием экстремистских сил и движений, может перерасти в региональный. Российское участие в таком конфликте было бы неизбежным - как с точки зрения обеспечения собственной безопасности, так и учитывая союзнические обязательства России по Ташкентскому договору. Это вряд ли оставляет возможность для Запада остаться не вовлеченным в подобный конфликт. Такая опасность особенно ощутима в контексте 11 сентября, действий антитеррористической коалиции и их пока еще слишком непредсказуемых последствий. Поэтому стратегическое партнерство между Россией и Западом должно распространяться и на пространство СНГ.
♦ ♦ ♦
МАКЕДОНИЯ: НОВЫЙ ВИТОК КОНФЛИКТА НА БАЛКАНАХ?
А.А. Язькова,
Главный научный сотрудник ИМЭПИ РАН
«Черный вторник» 11 сентября, связанный с гигантскими по своим масштабам трагическими событиями в США, увязывается многими международными наблюдателями не только с наиболее очевидным, «афганским» источником угрозы, но и - по характеру преступных акций - с другими известны-
ми узлами противостояния и конфликтов. Многие аналитики также задаются вопросом о самом существе понятия «терроризм» и о том, что в действительности стоит за ним: назревавший на протяжении длительного времени конфликт цивилизаций и конфессий, национальных и этнических групп; «антиглобализм» как идея фронтального противостояния «бедных» и «богатых», принимающего формы марионеточного «бунта молодежи»; политический и религиозный экстремизм или же глубоко замаскированные интересы и намерения группировок преступного бизнеса, раскинувших сеть по всему миру. Конечно же, существующие в мире конфликты могут иметь и иную основу, важно, однако, внимательнее присмотреться к каждому из них для того, чтобы вовремя понять породившие его причины и тем самым не допустить последующего расширения сетей международного терроризма.
К числу европейских регионов с повышенной степенью конфликтности, несомненно, можно отнести Балканский полуостров, где на протяжении 90-х годов в различных районах распавшейся Югославии практически не прекращались локальные войны. Очагом наиболее серьезного и трудно разрешимого конфликта стало во второй половине 90-х годов входящее в состав Сербии, но фактически ей не подчиняющееся Косово. Февраль 2001 г. ознаменовался началом вооруженного вторжения боевиков Армии Освобождения Косово (АОК) в Македонию и установления контактов АОК с албанскими боевиками Освободительной Национальной Армии (ОНА -аналог АОК на территории Македонии). Словесная поддержка македонской стороны Евросоюзом и НАТО не принесла результатов, а на предъявленный македонским руководством ультиматум - в течение 24 часов сложить оружие или покинуть территорию Македонии - лидеры боевиков заявили, что не собираются подчиняться этим требованиям. «Мы будем продвигаться вперед и открывать новые фронты», - заявил в марте 2001 г. агентству «Франс пресс» один из главарей АОК1. О том, что такого рода заявления не были голословными, свидетельствуют данные о совершенных АОК террористических актах на территории Косово. Существуют, в частности, официальные данные о том, что только в 1998 г. на территории Косово ею были совершены 1884 теракта, в результате чего погибли около 300 человек и столько же были ранены2.
Заявления о поддержке Македонии со стороны НАТО последовали уже после того, как конфликт вошел в опасную фазу, и албанские боевики оказались в нескольких километрах от столицы Скопье, а в ряде западных районов страны власть фактически перешла в их руки. В июне 2001 г. Генеральный секретарь НАТО Дж. Робертсон впервые упомянул о готовности Альянса направить «в случае необходимости» воинский контингент в Македонию, но лишь после того, как македонское правительство заключит с лидерами ал-
1 Независимая газета. - М., 2001. - 22 марта.
2 ЕигоЬа1капБ. - 1998/1999. - № 33. - Р. 53
