CC BY
11
ОТКРЫТАЯ ДИСКУССИЯ
Отклики читателей на статью Э. Райтера «Идея европейской цивилизации». См. «Современная Европа № 2
Дискуссия о принципах европейской архитектуры безопасности - характерная черта постбиполярного мира. Ее породили и продолжают подпитывать обстоятельства, возникшие после окончания "холодной войны", когда биполярное противостояние между Востоком и Западом, обусловливавшее относительную определенность места и роли Европы, отошло в прошлое. В сложившихся условиях Европа столкнулась с необходимостью поиска нового формата своего участия в между народных отношениях, который отвечал бы как современной международной обстановке, так и новым потребностям европейских государств.
В контексте относительной неопределенности и зыбкости контуров будущего в постбиполярном мире (об утверждении многополярности или однополярности говорить, по всей видимости, пока еще рано) к архитектуре европейской безопасности предъявлялись два сопряженных требования. Во-первых, она должна была дать формирующим ее государствам или группам государств более или менее достойные доверия гарантии международной стабильности, что предполагает эффективное и своевременное решение возникающих проблем. Во-вторых, она должна была дать им доступ к участию в принятии решений, определяющих ее функционирование и затрагивающих их интересы в масштабах охваченной ею территории.
Дискуссия, прямо или косвенно отражающая данные требования, продолжается до сих пор и происходит синхронно с фактическим формированием политического лица европейского континента. Участники, считающие себя непосредственно заинтересованными сторонами, стремятся не только выступить с изложением своей позиции, но и перенести ее в реальную жизнь. Это относится равным образом как к США и западноевропейским государствам (прежде всего к тем, кто является членом НАТО), так и к России, которая, несмотря ни на что, не сомневается в своем европейском призвании. Кроме того, в последнее время все с большей силой начинает звучать голос Европейского союза, развивающего собственное измерение в области внешней политики, безопасности и обороны и заявляющего о себе как об одном из факторов формирования архитектуры безопасности в Европе.
Идея построения на базе ЕС европейской федерации, занимающая сейчас умы Западной Европы, способна задать тон дальнейшему поиску элементов архитектуры европейской безопасности. Такая федерация, по всей видимости, уже будет присутствовать в отношениях безопасности в Европе как единое действующее лицо и неминуемо наложит отпечаток на их дальнейшее развитие и организацию.
Посвященная обоснованию строительства европейской федерации на базе ЕС статья заведующего военно-научным отделом министерства обороны Австрии Эриха Райтера подтверждает необходимость серьезного отношения к влиянию этой концепции на формирование архитектуры безопасности в Европе в целом. В частности, идея Э.Райтера заключается в создании на основе Европейского союза, обретающего новые возможности в области внешней политики, безопасности и обороны, так называемого европейского союза безопас-
ности и подключении к нему других государств Европы, предварительно выдержавших соответствующий экзамен на пригодность ("цивилизованность").
Автор фактически ставит знак равенства между формированием европейской системы безопасности, создаваемой для предотвращения отката Европы к "многополярной, объятой конфликтами межгосударственной системе прежних столетий", и Объединенной Европы на базе ЕС. Иными словами, проводится де-факто аналогия между европейской интеграцией на основе интеграционных процессов ЕС и строительством европейской архитектуры безопасности. При этом, однако, подразумевается, что будет существовать и другая, "более крупная", чем объединенная на основе ЕС, географическая Европа. Она охватит "остальные" европейские страны, не участвующие в интеграционных процессах ЕС и, соответственно, по Райтеру, в распространяющейся на большую часть континента европейской структуре безопасности и принятии решений в ее рамках.
Одновременно предполагается, что НАТО, с которой "будет тесно переплетена" данная структура, как бы уступит ей свое место, выйдя на более высокий уровень - глобально действующей организации с целью "защиты жизненно важных интересов индустриально развитых стран".
Если продолжать рассуждения в данном ключе, то становится видно, что "европейская идентичность или принадлежность к Объединенной Европе" (то есть фактически к расширенному ЕС) России, в обозримой перспективе в ЕС интегрироваться не собирающейся, вызывает в данном контексте серьезные сомнения. А это означает, что под сомнение ставится ее возможность участвовать в принятии решений в области безопасности на большей части европейского континента - решений, которые в силу своей масштабности вполне вероятно могут затронуть и российские интересы.
Почему изложенная концепция, отводящая России столь скромную роль, заслуживает внимания аналитиков? Потому что она является одной из распространенных в Западной Европе и в этом смысле показательна, так как передает умонастроения части западноевропейской элиты, в том числе и той, которая задействована в современном строительстве Европейского союза, обретающего собственное измерение в области безопасности и обороны. Это одна из позиций, представленная в общеевропейской дискуссии об архитектуре безопасности Европы и способная в той или иной степени и форме быть воплощенной в жизнь.
Однако сама Россия тоже участвует в вышеупомянутой дискуссии (отрицать это сейчас вряд ли возможно) и тоже предъявляет к формирующейся архитектуре безопасности приведенные выше требования - обеспечение между народно й стабильности и возможность располагать реальным "правом голоса". Очевидно, что концепция, представленная Э.Райтером, им не отвечает.
Основной проблемой здесь является следующая: как оценивать вес и функции дальнейшего строительства Европейского союза в деле формирования политического лица Европы? ЕС может рассматриваться как "твердое ядро" европейской безопасности, однако такой подход чреват возникновением споров, сходных с теми, которые в свое время спровоцировало появление концепции "твердого ядра" самого Евросоюза, - тогда многие члены ЕС опасались быть исключенными из этого ядра и оказаться "европейцами второго сорта". Аналогичная ситуация представляется возможной и теперь, только уже на общеевропейском уровне. В этой связи следует отметить, что противоречия между европейцами "второго и первого сортов" никак не будут способствовать стабильности в Европе, а наоборот -скорее могут стать потенциальными генераторами между народно й напряженности.
Есть и другой аспект проблемы. "Твердое ядро" безопасности может поддаться соблазну искать обоснование своего существования в возможных вызовах за его пределами, а свои границы рассматривать как форпост, что практически неминуемо приведет к возврату
(в той или иной мере) к идеологии осажденной крепости, вредной не столько даже для окружающих, сколько для тех, кто взял ее на вооружение.
Существует иное видение. В нем становление ЕС как полноценного действующего лица в сфере европейской безопасности, в том числе с учетом расширения ЕС, представляет собой одно из слагаемых формирования общеевропейской архитектуры безопасности, являющееся безусловно важным, однако все же не единственным. Согласно этой концепции, общеевропейскую безопасность нужно строить не на базе ЕС, а вместе с ЕС. Однако для этого нужны реальные партнеры, с которыми ЕС мог бы на равных взаимодействовать и которых принимал бы всерьез. Если Европейский союз таких партнеров (возможно, ошибочно) не обнаружит, то окажется перед фактом своей единственности, что автоматически выведет его на путь, рассмотренный у Э.Райтера. Поэтому в их собственных интересах -инициировать данное партнерство, побуждая ЕС к диалогу в области безопасности и, при благоприятных обстоятельствах, к совместному решению проблем.
Что же касается России, то она все-таки руководствуется иными, чем очерченные у Э.Райтера, представлениями о целесообразности при построении общеевропейской архитектуры безопасности. Новая Концепция внешней политики Российской Федерации показывает, что в обозримой перспективе Россия видит себя как государство, ведущее активную политику на европейском направлении и принимающее деятельное участие в создании архитектуры безопасности в Европе.
Согласно российскому подходу, формирование системы безопасности в Европе не сводится только к процессам в рамках ЕС и НАТО (хотя они и являются составной частью ее строительства), а в интересах ее жизнеспособности и стабильности предполагает участие более широкого круга международных действующих лиц, в том числе и прежде всего России. Эту позицию Россия будет претворять в реальные действия, что станет непременным фактором развития европейской архитектуры безопасности и распространения ее на Россию, даже если изначально в Западной Европе по каким-либо причинам будет преобладать противоположная точка зрения. В принципе, ее основания понятны: если, например, отождествить формирование европейской системы безопасности с развитием ЕС, то, по словам Э.Райтера, Россия является настолько "огромной страной с таким количеством проблем", что целесообразность ее интеграции в ЕС явно вызывает сомнения. Однако сами по себе такие основания представляются спорными. Поскольку европейская система безопасности может быть безусловно рассмотрена гораздо шире, чему в немалой степени будет способствовать активная политика России как европейского государства.
И последнее — по поводу "глобальной" роли НАТО. Наряду с дискуссией о принципах архитектуры безопасности в Европе продолжается дискуссия о принципах архитектуры безопасности в мире. Вопреки отдельным утверждениям, она далека от завершения.
Ее участниками являются не только НАТО и ее члены, в первую очередь США, или Европейский союз, но также и постоянные члены Совета Безопасности ООН Россия и Китай, другие влиятельные государства (например Индия), в НАТО не входящие. Потенциальная натовская "однополярность" может вызвать у них целый ряд вопросов относительно гарантий безопасности, стабильности и уважения интересов именно применительно к ним, а не только к членам НАТО, а также опасения оказаться в роли пассивного объекта натовской политики, лишенного возможности сказать свое слово. В данном контексте вполне правомерно ожидать от них курса на предупреждение такой "однополярности", который станет характерной особенностью международного ландшафта, однако при этом совсем не обязательно будет носить конфронтационный характер.
Е. Э. Горбатова, политолог
ЗДРАВОМУ СМЫСЛУ ВОПРЕКИ
Статья д-ра Эриха Райтера -одна из многих в современной европейской печати, авторы которых настойчиво отлучают Россию и Белоруссию от «европейской идентичности» в силу их «географической» удаленности от настоящей Европы и отсутствия в их истории «гре-ко-римской культуры». При этом почему-то Армения и Грузия такой «европейской идентичностью» обладают, хотя, подобно России и Белоруссии, исторически они развивались в русле византийско-православной цивилизации.
Единственным отличием статьи Э.Райтера от других подобных является занесение в черный список «неевропейских» стран... Украины, к вящему ужасу «самостийников» вот уже восемь лет рвущихся в НАТО и ЕС и во имя долларовых траншей отрекающихся от своего славянско-православного прошлого и дореволюционного понятия «малороссы» (т.е. малые - младшие- русские).
Оказывается, с точки зрения автора, Россия, Белоруссия и Украина относятся совсем к другой цивилизации - евразийской, несовместимой с «европейской идентичностью». Дополнительным аргументом, по Э. Райтеру, не допускать Россию в «Федерацию Европы» является «фактор ее величины» (размеров территории).
Между тем всякому, кто хотя бы элементарно знаком с историей России (Белоруссии, Украины) за последние триста лет, хорошо известно, что начиная с Петра I и его прорубания «окна в Европу» формирование «просвещенных классов» этих ныне независимых стран шло в русле приспособления к «европейской идентичности».
Что изучали A.C. Пушкин, будущий князь A.M. Горчаков и будущие декабристы в знаменитом Царскосельском лицее? Евразийскую культуру с китайским, японским или турецким языками? Нет, они, как и вся последующая русская, украинская и белорусская интеллигенция XIX- начала XX вв., учились в русле греко-романской культуры. Любая губернская классическая гимназия давала два древних - латынь и греческий - и два современных -французский и немецкий - языка. Причем два последних настолько хорошо, что дореволюционная Российская империя не имела ни одного института иностранных языков - выпускники гимназии свободно объяснялись по-французски и по-немецки.
При этом ни историю Византии, ни историю православия в гимназиях не изучали (что было очень плохо!).
Большевики, казалось бы, поступили вопреки установкам «золотопогонников» - «два мира - две системы»! Латынь и древнегреческий в общеобразовательной трудовой средней школе-девятилетке отменили, французский, как «белогвардейский» и «салонный», - тоже, но немецкий - оставили - вначале как «язык мировой революции», затем как «язык техники».
Но оставили в школьных программах и историю Древней Греции и Древнего Рима. То есть вопреки своим первоначальным установкам оставили именно то, что Э. Райтер именует «отпечатком греко-романской культуры и дальнейшего христианского развития античного наследия». В вузах даже при Сталине и СССР (хотя наш уважаемый автор и называет его «искусственным государством») продолжалось изучение всеобщей (читай - европейской!) истории.
Иными словами, и в «царские» и в «советские» времена несколько десятков поколений интеллигенции и в России, на Украине и в Белоруссии обучались и воспитывались в русле европейской культуры.
Отсюда попытки автора отделить часть Восточной Европы - Россию, Украину и Белоруссию - от остальной Европы и ЕС выглядят абсолютно искусственными. Тем более, что 80% населения РФ проживает именно в Европейской ее части.
«Отлучение» трех славянских государств СНГ от объединенной Европы диктуется, конечно, отнюдь не якобы глубинными различиями в «европейской идентичности», а текущими геополитическим интересами части строителей объединенной Европы. В их рядах еще с довоенных времен боролись две тенденции. Одни - вспомним пакт Бриана-Келлога 1929 г. о пан-Европе, к которому присоединился и СССР - считали, что объединенная Европа без СССР (России, Украины, Белоруссии) - нонсенс. В их числе находился и генерал де Голль: его «Европа от Гибралтара до Урала» не игнорировала СССР.
Но всегда, со времен Версальской системы 1919-1939 гг. и ее «санитарного кордона» вокруг СССР, действовало немало единомышленников Эриха Райтера, изначально отлучавших восточнославянские народы от «подлинной» Европы. Форма этого отлучения была разной - «русская угроза» (при Наполеоне Бонапарте или в период Крымской войны), «коммунистическая угроза» (во времена СССР), «угроза русской мафии» (ельцинская Россия), - но суть одна: «русского медведя» в европейскую фарфоровую «лавку» пускать не следует - все поломает и перебьет...
Фактически Эрих Райтер от имени нейтральной Австрии перелагает старую доктрину Збигнева Бжезинского о продолжении конфронтации с СССР (Россией, Украиной, Белоруссией), наиболее подробно для русскоязычных читателей изложенную в переводе его книги «Большая шахматная доска». Напомню, что в этой книге глава о России называется... «Черная дыра».
Между тем перед географической Европой на пороге третьего тысячелетия стоят гораздо более важные проблемы, чем продолжение конфронтации с Россией, Украиной и Белоруссией в интересах США и НАТО и в ущерб ЕС и «евро».
Ведь прежний послевоенный каркас - Ялта-Потсдам-Хельсинки-75, сдерживавший географическую Европу, основательно «поизносился», и вот уже более десяти лет Европа живет как бы в безвоздушном правовом пространстве: нового Хельсинки, зафиксировавшего бы изменение границ и баланса политических сил на континенте, нет до сих пор.
И в этом - главная геополитическая проблема Европы в начале XXI века, а вовсе не в продолжении политики военно-политической конфронтации с остатками бывшего «соцлагеря» в виде трех государств СНГ, как это предлагает Эрих Райтер.
В.Г. Сироткин, д.и.н. профессор Дипакадемии МИД РФ
ОБЪЕДИНЕННАЯ ЕВРОПА... БЕЗ РОССИИ
Статья написана на актуальную тему. В ней поднимается целый спектр весьма важных, недостаточно разработанных, во многом нерешенных вопросов, волнующих не только руководство и общественность, но и широкие слои населения европейских стран.
В статье убедительно показана объективная необходимость интеграционнных процессов, набирающих силу на европейском континенте и вовлекающих в сферу своего влияния новые, в том числе и весьма удаленные от него страны и регионы. Особое внимание уделено экономическим факторам интеграции, необходимости объединения усилий в решении экологических, социокультурных и военно-политических проблем.
Немало интересных мыслей высказано по проблеме европейской идентичности. Автор -сторонник дифференцированного подхода к различным странам европейского континента как субъектам интеграционного процесса, в котором каждая из них играет свою собственную роль, придерживается определенной концепции, исходит из той или иной направленности и степени участия в создании объединенной Европы. Автор указывает на проблемы, трудности и противоречия, которые имеются на этом пути, предостерегает от их недооценки и попыток форсированного решения во избежание негативных последствий, которые оцениваются им, как правило, не основе социально-политического прогнозирования.
Завершающая часть статьи, в которой рассматривается организация объединенной Европы, характеризующая федеральный принцип ее устройства, отличается высокой степенью проработанности, определенности, и, в силу этого, представляет наибольший практический интерес.
Естественно, что наряду с несомненными достоинствами статьи, в ней имеются и спорные моменты, позиции и утверждения, с которыми далеко не во всем можно согласиться. Это объясняется не только сложностью и недостаточной разработанностью темы, но и многообразием, разноплановостью рассматриваемых в ней вопросов.
Так, в понимании автора, под жизнеспособностью большой (объединенной) Европы подразумевается «реализация руководящей роли в мире», что не может не означать стремления к гегемонии в глобальном масштабе. Требует пояснения и, очевидно, корректировки, утверждение о том, что европейская система безопасности предполагает распространение на Восток возникшей на Западе континента в результате европейской интеграции «зоны» стабильности. Такой подход таит в себе опасность вмешательства во внутренние дела государств, находящихся пока в стороне от интеграционного процесса, при игнорировании их проблем и трудностей, в преодолении которых внешний фактор далеко не всегда может иметь не только решающее, но и сколь-нибудь существенное значение.
Немалые сомнения, если не сказать больше, вызывает тезис о глобализации НАТО, распространении ее зоны ответственности практически на весь мир. При этом в качестве ключевой задачи альянса выдвигается «глобальная защита жизненно важных интересов индустриально развитых стран». Тем самым ведущие государства мира получают дополнительную мощную поддержку (в том числе военную) в решении своих проблем. При этом ничего не
говорится об остальных странах, имеющих значительные и даже возрастающие трудности в своем развитии и испытывающих гораздо большую необходимость в многосторонней помощи и поддержке.
Что же касается России, то, если бы сбылись желания автора и, одновременно с усилением роли Турции, в НАТО вступили бы Япония и Австралия, ее положению не позавидовала бы ни одна страна мира. Автор попросту закрывает глаза на принципиально негативную позицию военно-политического руководства РФ в связи с расширением НАТО на Восток и стремится «решить» проблему путем дальнейшего усиления возможностей воздействия на Россию по крайней мере еще с двух геостратегических направлений. Естественно поэтому, что идея глобализации НАТО, имеющей в активе новую наступательную стратегию, апробированную в 1999 г. в Югославии, представляется безусловно неприемлемой.
Недостаточно конструктивной выглядит позиция автора и по такой важной проблеме, как возможность интеграции России в ЕС. По существу, им выражены большие сомнения в отношении позитивного решения вопросов активизации сотрудничества России с европейским сообществом, делается упор на сложностях современного этапа ее развития и некоторых неблагоприятных факторах, тормозящих это взаимодействие. Конечно, Россия не является «чисто» европейским государством в географическом смысле, подобно другим западным странам на континенте. Ее специфика определяется не только огромной территорией, потенциалом, военной мощью, но и уникальностью исторического пути, своеобразием культуры. Однако, поскольку безопасность, стабильность и интеграция в Европе немыслимы без России, Европа должна предлагать Москве роль активного участника в решении всех важнейших вопросов. И это понимают многие реалистически мыслящие политики. Так, например, по мнению статс-секретаря МИД ФРГ Вольфганга Ишингера, речь в этом плане должна идти о развитии «стратегического партнерства, стабильного и мирного добрососедства и тесного сотрудничества». Такая точка зрения, безусловно, представляется оптимальной.
В заключение хочется поблагодарить редакцию жу рнала «Современная Европа» за возможность высказать свою позицию по столь актуальной и значимой проблеме. Обмен мнениями между представителями западных государств и России крайне важен в условиях, когда интеграционные процессы, вопросы сотрудничества между странами и народами предполагают все более активное участие в их оптимизации не только видных государственных деятелей, политиков, ученых, но и всех граждан.
В.И. Лутовинов, доктор философских наук сотрудник Центра военно-стратегических исследований Генерального штаба ВС РФ
"ТОВАРИЩИ ПО НЕСЧАСТЬЮ"
Военное сотрудничество между Веймарской Германией и Советской Россией - фактор мира или войны?
Специалистов по периоду между двумя мировыми войнами, а также читателей их трудов особенно волнует вечный вопрос о том, можно ли было предотвратить катастрофу Второй мировой войны. Снова и снова предпринимаются попытки с достаточной степенью достоверности установить, кто из великих держав и держав помельче, обладавших необходимыми для этого возможностями и силами, действовал в соответствии со своей ответственностью перед человечеством, а кто не выдержал экзамена на политическую зрелость. В спектре встающих в данном контексте проблем свое место занимает и тема отношений между будущими главными антагонистами великого противостояния - между Германией и Россией (СССР).
В вихре антикоммунистического пропагандистского похода, развернутого в ходе перестройки и после распада Советского Союза, как-то даже не возникало сомнений в предосудительности любых контактов между Москвой и Берлином, любого сотрудничества между ними в 20-е и 30-е годы. Однако дело обстояло совсем не так просто, как это порой пытались представить опровергатели устоявшихся истин, бывшие, как правило, кем угодно по своей основной специальности, но только не историками. Лишь сейчас, когда постепенно вызревают условия для, того чтобы более объективно оценивать события недавнего прошлого, стали появляться серьезные исторические исследования, позволяющие взглянуть на историческую реальность так, как она того заслуживает - не надевая розовых очков, но и не раскрашивая все в черную краску.
В процессе прояснения истинной исторической картины событий принципиально важную роль играют такие книги, как недавно вышедшая в свет фундаментальная работа С.А. Горлова о военных аспектах рапалльского периода сотрудничества между Германией и Советской Россией1. Молодой российский историк более десяти
1 Сергей А. Горлов. Совершенно секретно. Москва -Берлин 1920-1933. Военно-политические отношения между СССР и Германией, Москва, 1999.
лет исследовал эту тему, охватив по существу все имеющиеся материалы российских и германских архивов по ней и сопоставив их данные с необъятной массой зарубежных, прежде всего германских, и отечественных публикаций. Основательность проведенного исследования нашла свое отражение и в том, что оно увидело свет под эгидой Института всеобщей истории РАН, отнюдь не поощряющего любительские опыты в исторической области. В результате мы имеем дело со скрупулезным изложением реальной картины событий шаг за шагом и день за днем, когда читатель имеет возможность разобраться что же действительно происходило в сфере конкретного сотрудничества таких по определению несовместимых формирований, как рейхсвер и Красная армия, осознать и постичь значение этого взаимодействия для смертельной схватки между ними, развернувшейся всего несколькими годами позже.
Установление контакта с имперским правительством Германии не было проблемой для большевиков, которые вопреки очевидности громогласно и постоянно провозглашали, что Первая мировая война была развязана вовсе не рейхом, а "всеми империалистами вместе" (кое-какие факты действительно говорили в пользу такого утверждения, но отрицать "инициативную роль" Германии могли только те, кто не очень утруждал себя поисками истины). История рос-сийско-германских переговоров и заключения мира в Бресте в марте 1918 года четко свидетельствует об отсутствии у новых российских правителей каких-либо иных забот, кроме подготовки всемирной пролетарской революции, опорным пунктом которой стала в их глазах Красная Россия. Отдав Германии или марионеточным режимам под ее началом почти половину европейской части страны, большевики не колебались в дальнейшем обращаться к Берлину с просьбами поддержать их против попыток интервенции со стороны стран Антанты (например, предотвратить продвижение на юг английского десанта в Мурманске или нейтрализовать бунт "белочехов").
Именно тогда стала закладываться психологическая основа того, что впоследствии выглядело как неформальный союз Германии и России. Эти страны, одинаково обделенные версальскими порядками в послевоенной Европе, видели друг в друге "товарищей по несчастью", призванных в общем и целом держать "совместную оборону" против покушений на оставшуюся у них минимальную собственность. В первую очередь это относилось к развернувшей чрезвычайную наступательную активность Польше Пил-судского, которая вооруженной рукой отхватывала куски территории то у одного своего соседа, то у другого. Оккупация спорных областей в германской Силезии, захват литовского Вильнюса с прилегающими землями, присоединение половины Украины в результате нападения на Россию в 1920 году - только части этих подвигов хватило бы, для того чтобы заставить соседей объединить свои усилия для обуздания зарвавшегося претендента на господство в Восточной Европе. Однако никакие контрмеры не смогли изменить царившую в Варшаве идеологию превосходства над соседями - правившая Польшей каста полковников получила безусловную поддержку со стороны Франции, с готовностью и удовольствием взявшей на себя роль гегемона в послеверсальской Европе. Для французских политиков, чрезвычайно редко выделяющих из своей среды людей действительно исторического масштаба, именно постоянно бряцавшая оружием Польша стала тем самым "восточным валом", который должен был сдержать и неизбежный реваншизм Германии, и революционный энтузиазм большевистских преобразователей мира, а самое главное - не дать им соединиться друг с другом. Посвященная "польскому фактору" глава исследования С .А. Горлова читается как мастерски написанный приключенческий роман (сс. 26-49).
Вопреки часто встречающемуся в зарубежной литературе тезису о том, что военное сотрудничество между Германией и Россией было составной частью Рапалльского договора 16 апреля 1922 года, С.А. Горлов четко фиксирует, что содержанием договора был лишь взаимный отказ от претензий, связанных с последствиями войны (сс. 62-63). В то же время он не оставляет сомнений в том, что отказ России от репараций с Германии, перспективой выплаты которых Париж и Лондон заманивали ее в западный лагерь, создал необходимые предпосылки для реализации существовавших уже ранее планов кооперации в военной области. Обычно исследователями на первый план выносится то обстоятельство, что такая кооперация позволяла германским вооруженным силам в определенной мере обходить ограничения, которые были на них наложены по Версальскому договору. С.А. Горлова совершенно справедливо интересует в первую голову то, какую пользу военное сотрудничество приносило вооруженным силам СССР. Ведь не
составляет секрета, что гражданская война и иностранная интервенция привели практически к полному истощению оборонного ресурса страны и "чудо на Висле" (катастрофическое поражение наступающей Красной Армии уже у стен Варшавы в 1920 году) объяснялось прежде всего именно этим.
Пожалуй, самым исчерпывающим образом по сравнению со всей бескрайней литературой о российско-германском военном сотрудничестве С.А. Горлов раскрывает те выигрыши, которые оно принесло Красной армии. Шаг за шагом прослеживает он, какой прогресс достигался во всех трех "цитаделях" указанного сотрудничества - в совместном авиационном центре в Липецке, в единой для представителей обеих армий танковой школе в Казани и на испытательном полигоне для химического оружия "Томка" в Саратовской области (все три вида вооружений были запрещены для Германии Версальским договором). Пожалуй, только в области авиации российская сторона могла вести дело с немцами более или менее на равных (да и то ею проявлялся неподдельный интерес к перспективе развертывания "Юнкерсом" производства аэропланов в России (сс. 94-103). По танкам и по химическо-му оружию Советская Россия являлась преимущественно берущей стороной. Сотрудничество с Германией обеспечивало ей самое главное: техники и конструкторы наших оборонных предприятий получали возможность "перескочить" начальные ступеньки и вести дальнейшие разработки уже с уровня, достигнутого немцами, сохранявшими передовые позиции в Европе в области военного производства.
С.А. Горлов тщательно прослеживает процесс совместного создания и эксплуатации школ и полигонов и подводит практические итоги их работы для РККА. Относительно военной авиации он констатирует, что "прогресс в советском авиастроении достигался во многом за счет элементарного освоения и тиражирования достижений иностранной, в том числе немецкой, технической мысли, хотя в этом, конечно, нет ничего предосудительного". Автор добавляет, что советские военные летчики "обучались на основе предписаний и инструкций, разработанных в Липецке" и что немцы передали советским коллегам в декабре 1932 года "около десятка наставлений по ведению боевых действий в воздухе" (сс. 216-217).
Еще более четко проглядываются плюсы, полученные советской стороной в области конструирования и использования бронетехники. "Изучение немецких чертежей, ознакомление с материальной частью немецких боевых машин и результатами испытаний позволили нашим инженерам практически использовать немецкий опыт", - пишет С.А. Горлов. Элементы немецких конструкций внедрялись при создании новых типов советских танков; немецкая методика обучения танкистов стрелковому делу использо-
валась при составлении "Руководства по стрелковой подготовке танковых частей РККА"; с учетом немецких теоретических выкладок и практических разработок принималось решение о создании в Вооруженных силах СССР самостоятельных мехкорпусов (первые механизированные корпуса появились в составе Украинского и Ленинградского военных округов в конце 1932 - начале 1933 годов). Все это позволяет автору сделать обоснованный вывод об успешной для советской стороны работе танковой школы в Казани (сс. 221-222).
Особое значение приобрел испытательный полигон для химического оружия "Томка", где советская сторона начинала практически с нуля (С .А. Горлов цитирует внутренний документ Совета труда и обороны СССР уже начала 30-х годов, где речь идет о все еще не ликвидированной "отсталости химвооружения РККА и необходимости добиться решительного перелома"). Поскольку на полигоне испытывались не только средства нападения, но и средства защиты в возможной химической войне, можно согласиться с автором, так подводящим итоги ее работы: "...Менее чем за 10 лет Красная армия сумела создать собственные химвойска, организовать научные исследования и испытания, наладить производство средств химического нападения и защиты и, таким образом, встать в области военной химии вровень с армиями ведущих мировых держав. В СССР появилась целая плеяда талантливых военных химиков - специалистов по хим-защите..." (сс. 228-229). Совместная работа немцев и русских на полигоне "Томка" имела своим следствием, возможно, и то, что Гитлер так и не решился на применение отравляющих веществ в ходе Второй мировой войны: специалисты вермахта отлично знали, что ответ СССР окажется уничтожающим для Германии.
Однако работа вышеперечисленных конкретных совместных объектов не исчерпывала чрезвычайно интенсивного и многогранного военного сотрудничества русских и немцев. В него входили военно-промышленная кооперация, обучение красных командиров в Германии, взаимные поездки высших штабных офицеров на маневры и даже обмен разведданными. Все эти аспекты получили детальное освещение в рассматриваемой книге. В течение целых 10 лет руководство советских Вооруженных сил контролировало жизнедеятельность германской военной машины и развитие военного мышления в стране, готовившейся к новому раунду борьбы за передел мира. В результате стереотипы поведения германской военной касты, ее реакция на возникновение стандартных ситуаций, механизм ведения типовых войсковых операций не были секретом для высшего генералитета РККА в момент нападения фашистской Германии на Советский Союз. Даже безумные чистки 1937 года не смогли полностью уничтожить знания о стране-противнике, накопленные советскими
военными за уникальные годы, когда они могли хотя бы частично заглядывать за кулисы. И это также помогло выковать Победу.
К сожалению, даваемый в книге внешнеполитический анализ событий после января 1933 года, когда к власти в Германии пришел Адольф Гитлер с его программой территориального расширения рейха на восток "за счет России и ее окраинных государств", носит зачастую поверхностный характер. Нет оснований противопоставлять "курс Чичерина" сменившему его "курсу Литвинова" и последующему "курсу Молотова". Главной и основной заботой всех хозяев кабинета наркома иностранных дел СССР было воспрепятствовать созданию единого антисоветского фронта ведущих держав мира, поскольку в этом случае выживание Советской России становилось практически невозможным. В соответствии с наличными шансами получить партнеров среди враждебного большевистскому государству окружения Г.В. Чичерин сделал ставку на обездоленную Версалем Германию. Это создало условия для широчайшего, в том числе и военного, российско-германского сотрудничества в 20-х и начале 30-х годов. Однако нацистский фюрер в качестве хозяина Германии превратил ее саму в главную угрозу для СССР. Логично, что после 1933 года Москва попыталась с помощью "курса М.М. Литвинова" добиться чего-то вроде антигитлеровской коалиции с целью предотвратить или хотя бы оттянуть начало фашисткой агрессии на восток. Мюнхенский сговор 1938 года между Англией, Францией, Италией и Германией о разделе Чехословакии и с попыткой учредить "четырехстороннюю директорию" в Европе (без участия СССР) показал, что надеяться на помощь Лондона и Парижа по крайней мере опрометчиво. Тогда появился "курс В.М. Молотова", явившийся по существу выражением отчаяния советского руководства, признавшего крах всей своей проводившийся дотоле внешней политики.
В свете такого положения вещей слабо аргументированным предстает тезис автора о том, что "пакт Молотова - Риббентропа" 1939 года явился выражением "новой дружбы", "реанимацией Рапалло", которые "казалось, неразрывно связали Москву и Берлин" (с. 320). Весь имеющийся по этому периоду документальный материал, если подходить к нему непредвзято, свидетельствует о том, что СССР пошел на соглашение с Гитлером вследствие безысходности ситуации, в которую он был поставлен "умиротворением" Германии со стороны Лондона и Парижа. Мечтой близоруких политиков Запада было столкнуть лбами Германию и Советский Союз, с тем чтобы ослабить их обоих, а затем продиктовать свою волю выжившему в этой схватке гигантов. И после Мюнхена, где делили Восточную Европу без каких бы то ни было консультаций с Москвой (но зато с учетом пожеланий Варшавы), дело целенаправленно велось именно в таком
направлении. Поставьте любое правительство любой страны на место тогдашнего советского -и вы увидите, что его решение перед лицом обращения Гитлера стало бы таким же, как то, которое не без колебаний принял Сталин в августе 1939 года: любая отсрочка конфликта лучше, чем война немедленно, без надежных союзников (скорее всего, вообще без союзников), с границ, пролегающих у жизненных центров государства, с обществом и армией, дезорганизованными чистками.
Другое дело, что разгром вермахтом польской армии всего за две недели (в Москве ожидали поражения Польши, но совершенно не были готовы к подобной скоротечности), бездействие Запада в ходе "странной войны", а затем капитуляция Франции лишь после месяца боев страшно напугали советское руководство, исходившее до того, как и большинство экспертов, из затяжного характера военных действий по примеру Первой мировой войны. Страх - плохой советчик, и Москва наделала в этот период множество глупостей, шарахаясь от почти полного пресмыкательства перед неожиданно быстро ставшей победоносной Германией до попыток шантажировать Гитлера, который все больше терял связь с реальной действительностью. Конечно, каждому вольно усматривать в сталинских тостах за "вечную дружбу" с немцами мрачные планы внезап-
ного нападения на Германию, "когда она будет смотреть в другую сторону", или установления мирового господства, но для них существует другое, гораздо более прозаическое объяснение. Сознавая неподготовленность СССР, "хозяин" всеми силами старался оттянуть начало германо-советской войны, не давая немцам ни малейшего повода использовать его слова или дела в качестве предлога для нападения. Однако, как очень скоро выяснилось, Гитлеру и не нужны были никакие предлоги.
Похоже, что после недавних шараханий в оценке событий минувшего, когда Советскую Россию обвиняли даже в тех грехах, которые она и не помышляла совершать, наше общество начинает возвращаться к осознанию важности объективного факта вопреки идеологической предвзятости. Книга С.А. Горлова вносит свой серьезный вклад в этот процесс, знакомя читателя с действительным положением дел в области, которая старания цензоров эпохи развитого социализма оставалась герметически закрытой не только для широкого читателя, но даже и для большинства специалистов страны. Чем глубже и подробнее мы будем знать реальности нашего прошлого, тем легче и естественнее будет складываться та самая русская идея, ради которой стоит созидать и защищать созданное.
И. Ф. Максимычев, доктор политологии
