CC BY
281МИФЫ
От Российской империи к Союзу ССР*
Альгис Празаускас
...И если все принимают ложь, навязанную партией, если во всех документах одна и та же песня, тогда эта ложь поселяется в истории и становится правдой. “Кто управляет прошлым, — гласит партийный лозунг, — тот управляет будущим, кто управляет настоящим, тот управляет прошлым”.
Джордж Оруэлл. “1984” .
Независимо от воли и намерений отдельных ученых историография любой страны в большей или меньшей степени содержит элемент идеологического мифотворчества. Особенно оно характерно для многонациональных стран, в которых национальная интеграция, поддержание межэтнического согласия относятся к числу важнейших функций государства. Не менее важна идейно-воспитательная функция истории также для авторитарных режимов, обреченных на то, чтобы вечно доказывать собственную легитимность. Советская историография была призвана одновременно решать обе эти задачи идейно-воспитательного свойства и соответственно оказалась чрезвычайно насыщенной историческими мифами, до неузнаваемости искажавшими подлинную историю страны. Хотя в отличие от оруэлловской Океании архивные документы в Советском Союзе не подвергались переделке и, более того, в издававшихся небольшими тиражами работах на конкретные темы сквозь идеологическую мглу нередко четко просматривалась основная линия реальных событий, популярная, в особенности школьная, версия истории СССР была типичным образцом исторического мифотворчества.
Одно из центральных мест в нормативной историографии СССР занимал миф о “триумфальном шествии Советской власти” по национальным окраинам бывшей империи. Включенный во все школьные учебники, растиражированный в виде многочисленных литературных сочинений и произведений изобразительного искусства, он был предназначен для того, чтобы полностью заслонить очевидный факт — распад Российской империи как одно из следствий Первой мировой войны и Октябрьского переворота 1917 года. В отличие от дезинтеграции соседних “сухопутных” империй — Австро-Венгерской и Османской — фрагментация России на десяток с лишним государств оказалось, за некоторыми исключениями (Финляндия, Польша, в межвоенный период также прибалтийские государства и Бессарабия), как бы несущественным эпизодом, не заслуживающим внимания 1. Между тем распад империи и последовавшее ее восстановление большевиками имеют самое непосредственное отношение к таким сюжетам, как национальногосударственное устройство СССР, генезис советского тоталитаризма, вновь ставшие модными идеи евразийства и проблема единства нынешнего Российского государства. Более того, отражение реальных событий прошлого в памяти каждого народа и их интерпретация в популярных, в особенности школьных, версиях истории занимает одно из первых мест в ряду факторов, определяющих этнополитические процессы в пространстве бывшего Союза.
В общем и целом миф о триумфальной советизации национальных окраин не был воспринят неславянскими народами как ввиду нараставшей в последние десятилетия общей дискредитации режима, так и по той причине, что официальная версия слишком сильно расходилась с воспоминаниями о событиях относительно недавнего прошлого. Теперь, после распада Союза, в независимых государствах формируются новые варианты истории с неизбежным для них смещением акцентов, переоценкой ценностей и элементами мифотворчества. В связи с этим имеет смысл, насколько позволяют рамки журнальной статьи, объективно оценить этнополитическую ситуацию в предреволюционный период и методы воссоединения окраин бывшей Российской империи.
Этнополитическая ситуация в Российской империи накануне 1917 года
Романовскую Россию одинаково неверно изображать и как “тюрьму народов”, и как царство межнациональной идиллии. В разных частях империи и в разное время национальная политика режима колебалась в очень широких пределах — от геноцида на Северном Кавказе до сохранения автономии в Бухарском эмирате, Хивинском ханстве, отчасти в Финляндии, Королевстве Польском, прибалтийских губерниях. Политика кооптации нерусского дворянства, например татарского, уживалась с дискриминацией коренного населения в сферах государственной службы, образования, землевладения и др. Соответственно различным было и отношение разных народов (и слоев) к империи. Среди окраинных
народов своей лояльностью к России выделялись армяне: “Да будет благославенен тот час, когда русские благословенной своей стопой вступили на нашу светлую землю и развеяли проклятый злобный дух кизильбашей. Пока есть у нас дыхание в устах, денно и нощно должны мы вспоминать пережитые нами дни и, увидя лицо русского, всякий раз перекреститься и прославить бога, — что он услышал нашу молитву”, — писал в XIX веке просветитель и родоначальник новой армянской литературы Хачатур Абовян (1809—1848) 2. Но подобное отношение, вполне естественное для армян и грузин, этническому выживанию которых постоянно угрожали Османская империя и Иран, было скорее исключением. Польские восстания, регулярные башкирские и татарские смуты, вечно беспокойный Кавказ свидетельствовали о том, что процесс национально-государственной интеграции на окраинах, за исключением ряда украинских, белорусских и поволжских губерний, а также населенной малыми народами Сибири, по существу не продвигался. Во многих этнорегионах происходил противоположный процесс: набирал силу локальный партикуляризм и примерно с середины XIX века — национализм с отчетливо выраженным антирусским компонентом. У многих народов антирусская направленность национализма была превалирующей, в некоторых случаях она оказывалась на втором плане вследствие специфических этнорегиональных противоречий, как это было, например, между автохтонными народами Закавказья, коренным населением и немцами в прибалтийских губерниях и поляками в северозападных губерниях.
Ответом режима на рост локального национализма было усиление русификации. Мощным толчком для развития русского национализма с неизбежным для идеологии доминирующей нации державным шовинизмом послужили польские восстания 1832 и 1863 годов, отчасти также Кавказская и Крымская войны. Еще в 1833 году министр народного просвещения граф С. Уваров сформулировал свои знаменитые принципы национальной политики: “самодержавие, православие, народность”. Губернии Привислинского края были приравнены к остальным губерниям, делопроизводство и обучение повсеместно переводились на русский язык. На этот период приходится и формирование крайних течений русского национализма.
В 1869 году вышла “Россия и Европа” Н.Я. Данилевского, в которой эклектическое соединение концепций Гегеля, Риккерта и представлений о Москве как “третьем Риме” использовалось для доказательства, что в империи лишь русский народ обладает необходимым творческим потенциалом в сферах религии, политики, культуры, экономики и поэтому представляет собой избранную нацию, способную на историческое развитие; инородцы же могут служить для нее в лучшем случае в качестве исторического удобрения. Взгляды крайних националистов явно разделял Александр III (1845—1894), который, по словам официального издания, твердо придерживался принципа “Россия — для русских” и “...ставил себе задачей устроить все так, чтобы русский народ на всем обширном протяжении империи был народом-хозяином” 3. В соответствии с этой установкой закрывались немецкие (в прибалтийских губерниях), армянские, грузинские и другие школы, а политика насильственной русификации достигла апогея. Эту политику вплоть до 1904—1905 годов продолжал и Николай I.
Об отношении царизма к проблемам культуры и просвещения нерусских народов, составлявших более половины населения страны, наглядно свидетельствует тот факт, что за весь имперский период на национальной периферии (за исключением Украины) не было открыто ни одного высшего учебного заведения. Нет достаточных оснований говорить также о повсеместном ускорении экономического развития национальных окраин: хозяйство развивалось относительно быстро лишь в районах, богатых природными ресурсами (левобережная Украина, Баку), либо занимавших выгодное географическое положение у Балтийского и Черного морей. Разрыв между относительно развитыми районами и аграрным “хинтерландом” (впрочем, как и в других империях) во многих случаях не только не сокращался, но, наоборот, возрастал.
В большей или меньшей степени недовольство неравноправным положением и ущемлением национальных интересов к концу XIX века было характерно для подавляющего большинства народов империи. Начиная с революции 1905 года, оно выражалось в основном в требованиях национальнорегиональных партий и отдельных деятелей о предоставлении национально-территориальной автономии и назревании (либо постоянном росте в случае поляков) сепаратистских устремлений. Временное правительство, образованное после свержения самодержавия, также отказалось от реформы государственного устройства, резонно полагая, что эти вопросы должно решать Учредительное собрание. Но едва ли инородческие окраины могли ожидать от него существенных уступок. Крупнейшие общероссийские партии, не отрицая права на сохранение и развитие национальных культур и языков, высказывались категорически против предоставления им национально-территориальной автономии, а радикально-националистические объединения (Союз русского народа, Русский монархический союз,
Союз Михаила Архангела) настаивали на том, чтобы гражданские, политические и культурные права нерусских народов были максимально ограничены 4. Из всех общероссийских партий лишь РСДРП, в программе которой было зафиксировано право наций на самоопределение вплоть до отделения, обязывалась считаться с волей нерусских народов империи, хотя классовый подход партии к “национальному вопросу” допускал в высшей степени произвольное толкование национальных интересов и в любом случае ставил их ниже интересов пролетариата (крайне малочисленного среди нерусских народов), а в действительности — интересов самой партии профессиональных революционеров.
Общеизвестно, что в периоды смены политической системы общества и выработанных ею политических ориентиров происходит крутая ломка общественного сознания. Так произошло в СССР в конце 80-х годов, то же самое происходило накануне и после переворотов 1917 года. В империи, единство которой обеспечивалось преимущественно силой либо угрозой ее применения, а социокультурная интеграция ограничивалась в большинстве случаев поверхностной русской аккультурацией части этнорегиональных элит, политическая мобилизация на национальных окраинах происходила преимущественно на платформе национализма. Эта тенденция не была неожиданностью для русских политиков того времени.
Многие из них задолго до революции высказывали сомнения по поводу лояльности нерусских окраин, а Пуришкевич в 1912 году негодовал в Государственной думе, что “...везде налицо сепаратистские устремления инородцев”, которые “...только и ждут грядущего пожара, чтобы оторвать от империи ту или иную окраину” 5. (В скобках нельзя не заметить, что он оказался куда дальновиднее, чем весь легион советских экспертов по национальным проблемам).
Опасения сбылись. В условиях мировой войны и распада центральной власти вследствие Октябрьского переворота без предварительных переговоров с “центром” в европейской и закавказской частях империи было провозглашено десять независимых государств; в Центральной Азии наряду с сохранявшими атрибуты собственной государственности Хивой и Бухарой возникли антибольшевистские автономии Туркестана (“Кокандская” и Алаш-Орды). Если к этому добавить, что в период гражданской войны новый режим в течение нескольких лет не контролировал многие исконно русские губернии, неизбежно приходится констатировать, что первым итогом большевистского переворота был распад, причем не только империи, но и Российского государства как такового.
Большевики: курс на воссоздание единого государства
Большевики во главе с В.Лениным ясно понимали, что без восстановления единого государства на большей части бывшей империи режим не выживет и заодно придется похоронить надежды на мировую революцию. Поэтому отделение окраин, вопреки программным установкам и политическим лозунгам, рассматривалось не как реализация права на самоопределение наций, а как следствие сепаратистских устремлений национальной буржуазии (или феодальных элементов применительно к Центральной Азии) и происков империализма. Предельно четко и откровенно эту мысль сформулировал И.Сталин в 1920 году: “В обстановке разгорающейся смертельной борьбы между пролетарской Россией и империалистической Антантой для окраин возможны лишь два выхода:
либо вместе с Россией, и тогда — освобождение трудовых масс окраин от империалистического
гнета;
либо вместе с Антантой, и тогда — неминуемое империалистическое ярмо.
Третьего выхода нет.
Так называемая независимость так называемых независимых Грузии, Армении, Польши, Финляндии и т.д. есть лишь обманчивая видимость, прикрывающая полную зависимость этих, с позволения сказать, государств от той или иной группы империалистов .
Для воссоздания единого государства как плацдарма будущей мировой революции большевики использовали все возможные средства: пропагандистские, политические, военные, дипломатические и, в ограниченном масштабе, экономические.
С пропагандистской точки зрения ключевое значение имел программный лозунг права наций на самоопределение, особенно на фоне прямолинейных (хотя и более честных) установок белого лагеря на воссоздание единой и неделимой России. Однако и у большевиков самоопределение не стало крупной козырной картой, поскольку в качестве выразителей воли народов признавались исключительно местные большевистские организации и их лидеры. Они не помышляли о самоопределении как ввиду партийной дисциплины, так и в связи с ориентацией на пролетариат, который практически на всех национальных
окраинах был по преимуществу русским. К тому же большинство большевистских лидеров во многих бывших нерусских губерниях было слабо связано с культурными традициями коренного населения и хуже понимало его устремления, чем лидеры местных национальных (“националистических”) партий. Наглядный пример тому — “Декларация об организации власти”, принятая III краевым съездом советов Туркестана (ноябрь 1917 года), в которой был следующий пункт: “.... привлечение в настоящее время мусульман (то есть коренных жителей. — А.П.) в органы высшей революционной власти является неприемлемым как ввиду полной неопределенности отношения туземного населения к власти солдатских, рабочих и крестьянских депутатов, так и ввиду того, что среди туземного населения нет пролетарских классовых организаций, представительство которых в органе высшей Краевой власти (большевистская) фракция приветствовала бы” 7. Вопрос об автономии края съезд даже не обсуждал, и неудивительно, что в том же месяце на краевом мусульманском съезде в Коканде была провозглашена автономия Туркестана и было образовано правительство, в состав которого, помимо мусульманских лидеров, вошли представители русских деловых кругов и офицерства. Правительство “Кокандской автономии” поддержали эсеры, меньшевики, руководство казахской Алаш-Орды, казачий атаман Дутов и бывший комиссар Временного правительства в Хиве полковник Зайцев. Но позиция большевиков оставалась бескомпромиссной: IV Съезд советов Туркестана (январь 1918 года) объявил “... самую беспощадную борьбу буржуазной автономии, возглавляемой кучкой русских и мусульманских реакционеров” 8. Аналогичной была реакция руководства большевиков на провозглашение независимой Украины Центральной Радой: буквально через несколько недель, 3 декабря 1917 года, Ленин направил в Киев “Манифест к украинскому народу с ультимативными требованиями к Украинской Раде”: формально подтверждая право Украины на самоопределение, он потребовал прекратить разоружение советских войск Красной армии на Украине и содействовать в борьбе против Каледина 9. Вслед за этим посланием ВСНК и ВЦИК направили “Обращение к украинскому народу”, призывая немедленно передать всю власть Советам и переизбрать Раду. После подобных демаршей у большинства национальных лидеров исчезли всякие иллюзии относительно готовности большевиков на деле соблюдать право наций на самоопределение.
Потеряв идейно-политическую привлекательность на национальных окраинах, советский режим сделал основную ставку на сочетание политических и военных методов воссоединения единого государства. (Здесь уместно заметить, что в течение последних четырех месяцев 1918 года численность Красной армии возросла с 600 тыс. до 2 млн.человек 10). Используя влияние в армии и преимущественно в русской рабочей среде, большевики создали правительства, немедленно признанные центральным руководством единственными представителями окраинных народов. Практически во всех случаях большевики контролировали только часть провозглашенных советскими республик: Латвии, Литвы, Эстонии (Эстляндской трудовой коммуны), Украины (со столицей в Харькове), Белоруссии. Руководство советской России не было готово смириться с отделением и тех государств, независимость которых оно официально признало. В январе 1918 года в Хельсинки большевики организовали восстание, объявили национальное правительство низложенным и провозгласили социалистическую республику. Ее правительство тут же заключило договор о дружбе и братстве с Россией, в то время как отступившее на север национальное правительство подписало договор с Германией, по которому в обмен на военную помощь сейм избрал принца Фридриха Карла Гессенского королем Финляндии. Свержение монархии в Германии помешало ему приступить к выполнению своих обязанностей, но до того, как Финляндия была провозглашена республикой (17 июля 1919 года), объединенные финско-германские войска весной 1918 года подавили коммунистический мятеж и отстояли независимость Финляндии.
Аналогичным образом развивались события в прибалтийских государствах. Разница была лишь в том, что большевики провозгласили создание социалистических республик на несколько месяцев раньше, чем это сделали национальные партии. Советская Россия немедленно признала эти марионеточные правительства и оказала им военную и экономическую помощь. На некоторое время национальные правительства Литвы и Латвии были вынуждены переместиться соответственно в Каунас и Лиепаю. Прибалтийские страны едва ли могли оказать эффективное сопротивление превосходящим силам Красной армии без поддержки извне. Опасаясь экспансионистских устремлений советского режима, Великобритания, США, Германия, отчасти скандинавские страны оказали военную поддержку новым государствам (хотя и не торопились с официальным признанием). Конец попыткам аннексии положил полный провал вторжения Красной армии в Польшу в июле 1920 года. Тем не менее еще осенью того же года большевики не теряли надежду присоединить Польшу. Во всяком случае на Первом съезде народов Востока, проходившем в сентябре в Баку, Г.Зиновьев высказался на этот счет весьма оптимистично: “Товарищи, в настоящее время над Варшавой еще развевается белый флаг. Многие из нас, как и рабочие
других народов, были обеспокоены теми неудачами, которые постигли нашу Красную армию у стен Варшавы. Вы знаете, что наша армия докатилась почти до этих стен, но польский капитализм с помощью англичан, которых вы хорошо знаете, с помощью французских офицеров, которых вы также знаете, с помощью буржуазии всего мира, которую мы все ненавидим, нанес удар нашей Красной армии и заставил отойти на короткое время. Но, товарищи, наши армии опять собрали силы и, если не обманут все признаки и если можно говорить на основании прежнего опыта, то мы можем сказать: не понадобятся месяцы, а понадобятся недели для того, чтобы наша Красная армия вновь протянула свою красную руку к Варшаве” 11. Отчасти это удалось осуществить 19 лет спустя, когда было заключено соглашение с нацистской Германией о разделе Восточной Европы.
На большей части Украины советская власть также была установлена путем интервенции. В 1918 году из России были направлены десятки тысяч солдат и большое число управленцев; к весне 1919 года численность Красной армии на Украине превысила 188 тыс. человек 12. Трижды в течение 1918—1919 годов Красная армия брала Киев, и только потом советская власть смогла укрепиться на Украине, за исключением ее западных областей, ранее входивших в состав Австро-Венгрии и аннексированных Польшей.
Советизация Закавказья
В 1918 году депутаты Учредительного собрания создали Закавказский сейм с исполнительным органом — Закавказским комиссариатом. Так возникла Закавказская Демократическая Федеративная Республика, которая отказалась признать новое правительство в Петрограде. В противовес ей немногочисленные большевики (всего 8,2 тыс.человек, из них четверть в Баку) 13 призвали к установлению советской власти, а пробольшевистский армейский съезд, проходивший под руководством Степана Шаумяна, избрал Ревком для осуществления советизации Закавказья. До весны 1918 года успехи большевиков ограничивались организацией локальных мятежей; наиболее значительный из них произошел в Абхазии, где большевики использовали антигрузинские настроения абхазов. Подрывная деятельность большевиков была одной из главных причин, побудивших местных лидеров объявить о формальном отделении Закавказья от России. Через месяц Федерация распалась: 26—28 мая 1918 года Грузия, Армения и Азербайджан провозгласили себя независимыми государствами.
Судьба новых независимых государств в Закавказье во многом решалась внешними силами: Россия, Турция, Германия и Великобритания стремились установить контроль над Баку, на долю которого в начале века приходилась половина мировой добычи нефти, и направляли в этот регион свои войска.
Как и на других окраинах, большевики стремились расширить массовую базу партии. С этой целью в конце 1919 года было принято решение о создании национальных компартий, которое было претворено в жизнь в первой половине 1920 года. Однако в составе РКП(б) осталось Кавказское бюро (Кавбюро), в которое наряду с местными лидерами Н.Наримановым, А.Мясникяном и Б.Мдивани входили С.Киров, Е.Стасова, И.Смилга, Р.Орджоникидзе. Именно этот орган “... возглавил борьбу за установление Советской власти в Азербайджане, Армении и Грузии” 14.
2 января 1920 года Г.Чичерин в официальной ноте потребовал, чтобы Азербайджан и Грузия вступили в военный союз с Россией с целью подавления “контрреволюции” на Северном Кавказе. Правительства закавказских стран отклонили это предложение, ссылаясь на принцип невмешательства во внутренние дела России. “Увидим, как на это посмотрят рабочие и крестьяне Азербайджана и Грузии”, — ответил Ленин 15. Он распорядился перевести на подготовку восстания 74 млн.рублей, отправить в Баку 1200 винтовок и пулеметов. 26 апреля крупные подразделения 11-й армии без предупреждения вторглись в Азербайджан. Хотя азербайджанская армия состояла из 40 тыс.человек, она не смогла оказать существенного сопротивления, поскольку примерно половина состава была занята в Карабахе и Зангезуре подавлением армянского ирредентизма. В тот же день в Баку началось восстание под руководством большевиков, а на следующий день их Ревком провозгласил Азербайджанскую ССР и послал Ленину телеграмму, предлагая заключить “... братский союз для общей борьбы против мирового империализма” и прислать в Азербайджан подразделения Красной армии 16. В начале мая уже вся территория республики была под советским контролем. Часть мусаватистских лидеров ускользнула в Тбилиси, где было создано правительство в изгнании.
Аннексия Армении прошла намного проще. В период Первой мировой войны из Турции в Закавказье бежало около З00 тысяч армян, которые в основном придерживались пророссийской ориентации. После ухода русских войск, осуществленного согласно Брест-Литовскому договору, турецкие войска вторглись в Армению. Хотя армяне смогли остановить их под Ереваном, Турция навязала Армении унизительные условия мира, по которым независимая Армения превратилась в клочок земли площадью 10
тыс. кв. км с населением около 320 тысяч человек 17. После поражения Турции Парижская мирная конференция и Лига Наций предложили Соединенным Штатам считать Армению своей мандатной территорией, однако Сенат не поддержал это предложение. В свою очередь страны Антанты отказались от намерений направить в Армению войска.
Положение Армении было катастрофическим: около четверти миллиона человек умерло от голода и эпидемий в 1918—1919 годах, на ее территории находилось несколько сотен тысяч беженцев, вспыхнул вооруженный конфликт с Азербайджаном из-за Нахичевани, Карабаха и Зангезура. Горстка большевиков (около 1200 человек) на конференции приняла решение поднять вооруженное восстание “с помощью русского народа” 18. Сразу после советизации Азербайджана 10 мая Ревком в Александрополе устроил мятеж и объявил дашнакское правительство республики низложенным. На помощь ему пришли два кавалерийских полка 11-й армии, но были вынуждены отступить для подавления мятежа мусаватистов в Гяндже. Провал польской кампании вынудил правительство Советской России занять примирительную позицию, и 10 августа оно официально признало независимость Армении.
Однако худшее было еще впереди. 28 сентября на территорию Армении вторглось 80-тысячное турецкое войско. Большая часть численно равной армянской армии была сосредоточена на границе с Азербайджаном, и поэтому в течение месяца туркам удалось занять Карс и Александрополь. В ходе войны погибло около 60 тысяч армян. Правительство России предложило ввести свои войска, но национальное правительство понимало, что согласие на такой шаг может привести к потере независимости, и обратилось за помощью к США, Великобритании, Франции и Италии. Однако уже было поздно: 27 ноября Ревком 11-й армии постановил, что не может отказать в помощи восставшим “массам рабочих и крестьян Армении, настаивающим на воссоединении Армении с великой семьей советских республик” 19. 29 ноября две дивизии 11-й армии и армянский полк, сформированный большевиками за пределами республики, вступили на территорию Армении. В тот же день реввоенком в Каравансарае провозгласил Армянскую ССР, которая тут же была признана Москвой. Через два дня Красная армия заняла Ереван. 13 фераля 1921 года Комитет спасения отечества поднял мятеж в Башгярни и даже вытеснил войска Красной армии из Еревана. Подавить национальное восстание 11-я армия смогла лишь после советизации Грузии: Ереван пал 2 апреля, но сопротивление в Зангезуре продолжалось до 14 июля 1921 года.
Самые сильные сепаратистские настроения были в Грузии. Еще до Октябрьской революции умеренно настроенный Народный совет во главе с меньшевиком Ноем Жордания выступил с идеей независимой Кавказской Федерации, которая включила бы в себя территорию Северного Кавказа. Поэтому не случайно, что Тбилиси стал штаб-квартирой Закавказского сейма во главе с Н.Чхеидзе. После провозглашения независимой Грузии обострились ее территориальные споры с Турцией и Арменией; воскресла и проблема осетинского сепаратизма. Для обеспечения безопасности грузинское правительство призвало на помощь немецкие, а затем английские войска. Присутствие иностранных войск дало повод Ленину заявить в июле 1918 года, что независимость Грузии — это “... чистейший обман, союз немецких штыков и меньшевистского правительства против большевистских рабочих и крестьян” 20. Тем не менее, 7 мая 1920 года между Россией и Грузией был подписан мирный договор, закрепивший международный статус республики 21. В договоре указывалось, что “Россия безоговорочно признает независимость и самостоятельность Грузинского государства и отказывается добровольно от всяких суверенных прав, кои принадлежали России в отношении к грузинскому народу и земле” (ст. 1). В последовавшие месяцы независимость Грузии признали большинство европейских стран, Мексика, Япония. Вопрос о принятии Грузии в Лигу Наций обсуждался 16 декабря 1920 года и был решен отрицательно (впрочем, тогда же Лига отказалась принять в свои члены и прибалтийские государства; за них было подано вдвое меньше голосов, чем за Грузию).
Несмотря на то что по договору Россия обязалась “отказаться от всякого рода вмешательства во внутренние дела Грузии” (ст. 2), к документу прилагался секретный протокол, по которому грузинское правительство обязалось не препятствовать деятельности коммунистов, включая отказ от судебных и административных репрессий в связи с публичной пропагандой и агитацией 22. Эта уступка была чревата серьезными последствиями для грузинского правительства. Местная большевистская организация, следуя инструкциям Кавбюро, устроила мятежи в Абхазии. В осетинских районах с 1918 года продолжалось восстание, руководители которого провозгласили советскую власть и добивались присоединения к РСФСР 23; была предпринята попытка организовать переворот в Тбилиси. Г.Орджоникидзе и посол советской России С.Киров предлагали немедленно провозгласить советскую власть в Грузии, но Политбюро РКП(б) предпочло подождать, пока из Грузии не уйдут английские войска (лето 1920 года) и не стабилизируется положение на западных границах России. В конце января 1921 года пленум ЦК РКП(б) по инициативе Ленина постановил “... дать директиву РВС Республики и Кавфронту готовиться
на случай войны с Грузией” 24, а 14 февраля 1921 года за подписью Ленина была отправлена телеграмма с “рекомендацией” командованию 11-й армии “...активно поддержать восстание в Грузии и оккупировать Тифлис, соблюдая при этом международные нормы” 25. Еще 18 ноября 1920 года правительство России через своего посла С.Кирова заявило, что оно не допустит высадки в Батуми английских войск, если грузинское правительство попытается призвать англичан на помощь 26. Интервенция была единственным путем установления советской власти в Грузии: внутренние восстания к осени 1920 года стихли, и посол РСФСР А.Шейнман докладывал в Москву, что “... правительству Грузии приходится туго, но внутри нет сил, которые могли бы его свергнуть” 27.
Не объявляя войны, Красная армия и несколько грузинских и осетинских подразделений в Грузии одновременно вторглись со стороны Азербайджана, Армении (11-я армия), Северного Кавказа и с Черноморского побережья (9-я армия). Грузинская армия в течение шести дней обороняла столицу, но 25 февраля Тбилиси был сдан; в этот же день Великобритания и Франция признали, наконец, независимость Грузии. Грузинское правительство продержалось в Батуми до 18 марта, но при подходе Красной армии было вынуждено бежать. Установив контроль над Грузией, большевики распустили Учредительное собрание, армию и подписали договор с Россией. Позже видные грузинские коммунисты сошлись на том, что советизация Грузии имела “характер внешнего завоевания” (Ф.Махарадзе), началась “с завоевания Грузии штыками Красной армии” (Б.Ломинадзе) и что “мы вошли в Грузию, имея против себя почти все население” (С.Орджоникидзе) 28. Одной из важных причин враждебного отношения большинства грузин к большевикам было, несомненно, продолжавшееся с 1918 года восстание осетин под руководством коммунистов в северных районах Грузии.
Советизация Средней Азии и Казахстана
При общем сходстве сценария советизация Средней Азии и Казахстана имела свои отличительные особенности. Основные проблемы в регионе возникли уже после установления советской власти.
В Средней Азии накануне революции среди автохтонного населения были три основных течения: религиозно-консервативное (панисламистская “Улема”), либерально-прозападное (джадидизм, партия “Шураи-Ислам”, вокруг которой собрались многочисленные просветительские и молодежные организации, казахская “Алаш”) и маловлиятельное социалистическое, близкое по воззрениям к эсерам и джадидизму. Все они в большей или меньшей степени разделяли идеи панисламизма и пантюркизма и объединялись общим стремлением к предоставлению автономии Туркестану. На Первом съезде мусульман Туркестана, состоявшемся в Ташкенте в апреле 1917 года, был избран Центральный совет мусульман Туркестана, выступивший с идеей единой мусульманской нации и создания “федеративной автономии”, включающей Туркестан, Кавказ и Закавказье.
Поскольку среди военных и русских железнодорожников преобладали пробольшевистские настроения, после Октябрьского переворота в городах в течение нескольких месяцев повсеместно была установлена советская власть, в органах которой представители коренных народов практически не участвовали. Неудивительно поэтому, что региональный съезд мусульман в Коканде провозгласил параллельную автономию Туркестана с собственными Советом и временным правительством, в состав которых вошли также представители русской буржуазии и офицерства. Так возникла “Кокандская автономия”, вслед за ней партия Алаш объявила создание автономной Алаш-Орды. Лидеры последней предложили большевистскому правительству пойти на взаимное признание, но получили отказ и приступили к организации собственного войска 29.
В начале февраля 1918 года ташкентские отряды Красной армии разбили “Кокандскую автономию”, а вслед за ней и Алаш-Орду. Все же местные большевики убедились, что идея автономии пользуется популярностью среди значительной части населения края, и на съезде советов региона 30 апреля 1918 года провозгласили создание Туркестанской Советской Республики в составе РСФСР.
Советизация автономных Хивы и Бухары произошла по стандартному сценарию: созданные за пределами этих государств коммунистические группы (“компартии”) подняли локальные мятежи и призвали на помощь Красную армию. Хивинское ханство, не располагавшее собственным войском, было оккупировано в феврале 1920 года. Бухарский эмират с населением около 3 млн.человек оказался более сложной проблемой. В феврале 1918 года войска эмира отбили вторжение красноармейцев численностью в 2 тыс. штыков, и лишь после прибытия подкрепления из Ташкента эмиру пришлось подписать договор, по которому численность бухарской армии ограничивалась 12 тыс. человек 30. В августе 1920 года “Компартия Бухары”, созданная весной 1919 года в Ташкенте, призвала Советскую Россию “... помочь в
освобождении трудящихся масс Бухары от векового гнета эмира” 31. Помощь была срочно оказана, и Фрунзе доложил Ленину о поднятии “победоносного знамени мировой революции” над резиденцией эмира. Собранный Всебухарский курултай 5 октября провозгласил Народную Бухарскую Республику, но даже к концу 20-х годов местная организация большевиков не располагала достаточным количеством кадров для заполнения должностей в госаппарате 32.
Хотя по сравнению с остальными национальными окраинами идеи самоопределения в регионе были слабо выражены, большевики столкнулись с наиболее сильным и длительным сопротивлением советизации.
Уже в 1918 году в Ферганской долине набрало силу движение басмачей. Они вытеснили Советы из Оша, Джалалабада и других городов. Лидер басмачей Мадамин-бек в союзе с белогвардейцем Монстровым в качестве главнокомандующего создал свое временное правительство, на ликвидацию которого была брошена дивизия Красной армии и, по личному указанию Ленина, бригада казанских татар. Под руководством Фрунзе и Куйбышева к весне 1920 года большевики подавили восстание. Однако это было лишь начало. Летом численность басмачей в Ферганской долине вновь достигла 30 тыс. человек, и лишь к декабрю Красная армия отчасти смогла восстановить контроль над этой территорией. Аналогичная картина повторялась в течение двух последующих лет, и лишь к середине 1923 года басмаческое движение в Ферганской долине было окончательно сломлено 33.
Сопротивление басмачей под руководством Джунаид-хана в Хорезмской Республике (бывшей Хиве) представляло серьезную угрозу до конца 1924 года, а в пустыне отдельные отряды действовали вплоть до 1928 года. В Бухарской Республике длительное время положение контролировал укрепившийся в труднодоступном Локае Ибрагим-бек, в Кулябе, Гиссаре и Душанбе фактически хозяином был Сейид Ахмад-хан, пользовавшийся поддержкой председателя ЦИК Бухарской Республики Усман-Ходжи Пулатходжаева 34. Положение особенно осложнилось после появления в Бухарской Республике Энвер-паши, бывшего министра обороны Турции и лидера младотурков, приговоренного к смертной казни кемалистским режимом. За короткое время Энвер-паша собрал 50-тысячное войско, установил контакты с лидерами басмачей в Западной Бухаре, Ферганской долине и Самаркандской области, захватил Душанбе, установил контроль над всей Восточной Бухарой и потребовал вывода Красной армии из Бухары, Хивы и Туркестана 35.
В феврале-марте 1922 года Политбюро РКП(б) трижды обсуждало положение в Восточной Бухаре. Была создана особая “диктаторская комиссия”, объявлено о возвращении вакуфных земель, амнистии добровольно сдавшимся басмачам. В ходе массированного наступления Красной армии удалось на время приглушить басмаческое сопротивление, Энвер-паша погиб в одном из столкновений. Однако это не остановило войны, в ходе хоторой потери ополченцев в отдельных боях достигали 700 человек 36. Весной 1925 года Ревком Таджикской АССР был вынужден объявить военное положение на всей территории республики. После широкомасштабных военных операций в 1925—1926 годах остались лишь мелкие группы басмачей, а их лидер Ибрагим-бек ушел в Афганистан.
Начало коллективизации в 1929 году вызвало новую волну басмаческого движения. В Таджикистане сопротивление возглавил Ибрагим-бек, проникший со своим отрядом из Афганистана в 1931 году. Особенно широкий размах движение приобрело в Туркменистане, где наряду с туркменами в ряды басмачей вливались беженцы из охваченного массовым голодом Казахстана. Даже советские исследователи истории басмаческого движения признают, что сопротивление “....социалистическому строительству... на территории Туркменистана приняло форму широкого вооруженного движения басмачей против Советской власти” 37. В отдельные периоды басмачи контролировали большую часть Каракумов; отдельные набеги басмачей после разгрома регулярными войсками продолжались до осени 1933 года.
По своей продолжительности и масштабам басмаческое сопротивление советизации далеко превосходит антисоветские движения в любом другом регионе СССР, включая сопротивление “лесных братьев”в послевоенные годы в прибалтийских республиках. После военных операций, в ходе которых уничтожались десятки и даже сотни “банд”, буквально через несколько месяцев движение вспыхивало с новой силой. Суммарная реакция преимущественно традиционного общества на насильственную ломку привычного образа жизни и системы ценностей, воинствующий атеизм режима, политику “военного коммунизма” была главной движущей силой басмачества. Местное руководство того времени вполне
38
осознавало эту взаимосвязь .
Таким образом, установление советской власти и воссоединение национальных окраин было осуществлено силой оружия, причем в ряде случаев (Финляндия, Польша, Прибалтика) военная
экспансия провалилась. Эти обстоятельства сыграли большую роль в процессе национальногосударственного строительства в СССР и вновь становятся актуальными после распада Союза.
Упорные попытки возникших в 1918 году новых государств отстоять свою независимость и длительное сопротивление советизации в Центральной Азии были, несомненно, главными причинами, побудившими руководство РКП(б) и Советской России принять принцип федеративного устройства и идею союза формально равноправных республик. СССР воплотил компромисс между сталинским планом “автономизации” и рекомендациями Ленина (впрочем, явно запоздалыми) сформировать по существу союз конфедеративного типа. По договору 1922 года, включенному в Конституцию 1924 года, было образовано объединение, сочетавшее черты высокоцентрализованной федерации (общесоюзные налоги, установление “общих начал” в области народного просвещения, “основ и общего плана” народного хозяйства, “общих начал землеустройства”, единое союзное гражданство и т.д.) и в то же время сохранявшее явно конфедеративный принцип — “право свободного выхода из Союза”. Хотя по степени централизации уже через пять лет СССР обогнал многие унитарные государства, национальнотерриториальный принцип в целом содействовал сохранению и этнической консолидации народов СССР. Однако в процессе дезинтеграции тоталитарного по своей сути режима сочетание несовместимых принципов национально-государственного устройства во многом предопределило провал попыток “обновления” федерации и послужило одной из причин распада единого государства.
Реаннексия национальных окраин вооруженным путем стала актуальным сюжетом в процессе распада Союза и не теряет своего значения после образования независимых государств. Настаивая на своем праве на отделение, парламенты прибалтийских республик и Грузии в качестве основного аргумента выдвигали именно факт оккупации и аннексии, а не право наций на самоопределение и близкую к этому принципу статью союзной Конституции о “свободном выходе” из Союза. После распада Союза сам факт существования независимых национальных государств и их насильственное присоединение становится одним из главных аргументов легитимности постсоветских республик, при этом нередко (в особенности в Эстонии, Латвии и Литве) они рассматриваются как преемницы независимых государств, возникших в 1918 году. Эти взгляды, в основном подкрепляемые реальными историческими фактами, в более или менее четких формах включаются в официальную, в том числе и школьную, версию истории постсоветских государств и становятся (а в прибалтийских странах уже стали) неотъемлемыми элементами исторической памяти и частью массового сознания. Хотя большевистская верхушка советского режима представляла собой крайне пеструю по национальному составу команду и реаннексию отложившихся после 1917 года республик было бы неверно рассматривать как проявление русского экспансионизма, современная историография постсоветских стран предпочитает игнорировать это обстоятельство. Формирующийся образ России как страны, насильственным путем дважды аннексировавшей соседние государства, неизбежно будет усиливать стремление бывших советских республик дистанцироваться от российской державы. Война в Чечне также в немалой степени способствовала росту недоверия к России. А посему нетрудно предвидеть, что уже в ближайшем будущем идея восстановления любого подобия единого государства станет анафемой для подавляющего большинства населения постсоветских республик. Лишь крайне осторожная политика России и, прежде всего, подчеркнутое уважение суверенитета, территориальной целостности и принципа невмешательства во внутренние дела новых независимых государств может в известной мере нейтрализовать подозрения относительно экспансионистских намерений России и создать предпосылки для трансформации СНГ в относительно устойчивый экономический союз и военно-политический блок.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Впрочем, по крайней мере некоторые советские историки в отличие от “философов”,
специализировавшихся в области национальной проблематики, в серьезных исследованиях отмечали факт дезинтеграции государства. “В первые дни после Октябрьской революции распад старой России, распад, подготовленный антинациональной политикой царизма и керенщины, продолжался. На Украине и в Бессарабии, в Средней Азии и Казахстане, в Белоруссии, Закавказье, Прибалтике подняла знамя антисоветского мятежа националистическая контрреволюция” См.: История национально-
государственного строительства в СССР в 1917—1978. Изд. З-е. Т. I. Национально-государственное строительство в переходный период от капитализма к социализму (1917—1936 гг.). М., 1979. С. 29.
2 Дружба (Статьи, очерки, исследования, воспоминания, письма). Об армяно-русских связях. Ереван, 1960. Кн. I. С. 348.
3 Россия под скипетром Романовых 1613—1913 (Репринт). М., 1991. С. 218, 220.
4 Например, “Устав и основоположения Союза русского народа” (1906 г.) предусматривали
“вполне справедливым и необходимым предоставить русской народности: 1) исключительное право участия в Земском Соборе или в Государственной Думе; 2) исключительное право на службу государственную... и учительскую в правительственных школах — по всей Империи;... 7) исключительное право на заселение свободных земель по всей России;... 9) преимущественное право на занятие всеми видами промышленности и торговли — по всей России...”. См.: Несостоявшийся юбилей. Почему СССР не отпраздновал своего 70-летия? М., 1992. С. 39—40.
5 Karge, Paul. RuHland, ein Nationalitätenstaat // Ripke (Hrsg). Der КоїоЯ auf ^nernen FьЯen. Gesammelte Aufsätze ьЬєг RuHland. МьпоЬєп, 1916. S. 47—49.
6 Сталин И.В. Сочинения. Т. 4. С. 353.
7 Цит. по: Турсунов Х. Национальная политика Коммунистической партии в Туркестане (1917— 1924 гг.). Ташкент, 1971. С. 113—114.
8 Там же. С. 131.
9 Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 35. С. 143.
10 Лихолат А.В. Содружество народов СССР в борьбе за построение социализма. М., 1976. С. 75.
11 Первый съезд народов Востока. Баку, 1—8 сент. 1920 г. Стеногр. отчеты. Петроград, 1920. С. 11.
12 История национально-государственного строительства...С. 115.
13 Очерки истории Коммунистической партии Азербайджана. Баку, 1963. С. 243.
14 Азизбекова П., Мнацаканян А., Траскунов М. Советская Россия и борьба за установление и упрочение власти советов в Закавказье. Баку, 1969. С. 142.
15 Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 40. С. 98.
16 Азизбекова и др. Советская Россия... С. 159.
17 История армянского народа с древнейших времен до наших дней. Ереван, 1980. С. 283.
18 Эльчибекян А.М. Установление советской власти в Армении. Ереван, 1954. С. 77.
19 Таирян И.Х. Красная Армия в борьбе за установление и упрочение советской власти в Армении. Ереван, 1971. С. 145.
20 Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 37. С. 6.
21 Полный текст см.: Оккупация и фактическая аннексия Грузии. Документы и материалы. Тбилиси, 1990. С. 75—83.
22 Там же. С. 84.
23 Подробнее см.: Из истории взаимоотношений грузинского и осетинского народов. Тбилиси, 1991. С. 28—38.
24 Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 54. С. 437.
25 Там же. Т. 52. С. 71.
26 Азизбекова и др. Советская Россия... С. 222.
27 Заключение Комиссии по вопросам политической и правовой оценки нарушения Договора между Грузией и Советской Россией от 7 мая 1920 года // Оккупация и фактическая аннексия Грузии. С. 15.
28 Там же. С. 24—25.
29 Макарова Г.П. Осуществление ленинской национальной политики в первые годы советской власти (1917—1920). М., 1969. С. 88.
30 Иркаев М. История гражданской войны в Таджикистане. Душанбе, 1971. С. 157.
31 ТурсуновХ. Национальная политика... С. 24З.
32 Ильютко Ф. Басмачество в Локае. М.-Л., 1929. С. 5З.
33 Подробнее см.: Зевелев А.И., Поляков Ю.А., Чугунов А.И. Басмачество: возникновение, сущность, крах. М., 1981. С. 68—99.
34 Иркаев М. История гражданской войны... С. 301.
35 Там же. С. 339—340.
36 Ильютко Ф. Басмачество в Локае. С. 83, 143.
37 Зевелев и др. Басмачество. С. 172.
38 Например, председатель Совнаркома Туркестанской АССР К.С. Атабаев в июле 1922 г., говоря о причинах роста басмаческого движения, признал: “Это объясняется тем, что вся наша работа, которая проводилась в течение 4 лет, являлась полным противоречием тому укладу жизни, быту, традициям, которые складывались здесь, среди туземного населения, веками. Наше неумение учесть обстановку является нашей общей болезнью: оно привело нас к тяжелым осложнениям в ряде сопредельных стран, где мы так или иначе очутились в роли руководителей” // Сапаров О. Национальные отношения: общее и особенное. На материалах Средней Азии и Казахстана. Ашхабад, 1991. С. 41.
