CC BY
129
Интересным, на наш взгляд оказалось то, что почти такую же долю, как и русские экономические термины, составляют заимствования из французского языка: акциз, аллонж, баланс, вальвация, гарант, коммивояжёр, куртаж, пролонгация и др. Французский язык получил широкое распространение во всем мире и является официальным языком многих стран. Термины, заимствованные из французского языка, имеют яркие фонетические и грамматические приметы:
а) сочетания уа в середине слова: авуары;
б) конечные ударные е, и, о: рантье;
в) ударение на последнем слоге, если слово не приобрело русского окончания: бюджет, гарант, купон, картель;
е) суффиксы существительных -ёр, -аж, -анс: коммивояжёр, куртаж, баланс.
Процент заимствования из других языков не столь высок, как из уже названных языков, и составляет:
- из английского языка - 8,8 % (менеджер, свитч, таймшит);
- из немецкого языка - 6,9 % (ласт, рента, шта-фель);
- из итальянского языка - 5,8 % (ависта, брутто, жирант);
- из греческого языка - 5,4 % (автаркия, ипотека);
- из тюркских языков - 1 % (казначей, ярлык, ярмарка);
- из польского языка - 0,8 % (аренда, фасовка);
- из голландского языка - 0,2 % (лаг запаздывания);
- из испанского языка - 0,2 % (карго).
Таким образом, мы провели языковой анализ экономических терминов; определили долю исконно русских слов среди экономических терминов; проанализировали соотношение заимствованных из разных языков экономических терминов; выяснили, что базовую часть экономической лексики (70,9 %) составляют латинизмы (34,6 %), исконно русские слова (18,8 %) и заимствования из французского языка (17,5 %).
список ЛИТЕРАТУРЫ
1. Карский Е. Ф. К вопросу об употреблении иностранных слов в русском языке. Варшава, 1910. С. 25-27
2. Подчасова С. В. Брокеры, дилеры и другие посредники / Семантический анализ слов // Русская речь. 1994. № 5. С. 49-54; № 6. С. 52-56.
3. Сергеева Е. В. Заимствования 80-90 годов в социолингвистическом аспекте // Актуальные проблемы филологов в вузе и школе. Тверь, 1994. С. 34-35.
«от ИНТЕРНЕТА к ГУТЕНБЕРГУ», ИЛИ ГДЕ ТЫ, КАРМЕН?
л. А. МЕЩЕРЯКОВА Пензенский государственный педагогический университет им. В. Г. Белинского Кафедра русской и зарубежной литературы
Центральная проблема статьи - качество сетевой литературоведческой критики. Непосредственным поводом для ее написания послужило выступление на страницах Интернет-сайта «Сетевая словесность» В. Баранова с работой «О технологии изготовления палимпсестов». Некоторые выводы и оценки уважаемого критика не отличаются корректностью, убедительностью и научной обоснованностью. А потому студентам-филологам необходимо учиться критически отбирать и обрабатывать информацию, почерпнутую из Сети.
...сердце под грозой певучей Меняет строй, боясь вздохнуть, И кровь бросается в ланиты,
И слезы счастья душат грудь Перед явленьем Карменситы.
А. Блок. Из цикла «Кармен»
Чего мы ждем от современного читателя? Прежде всего искреннего и непосредственного читательского контакта с автором художественного произведения. Как сказал В.Г. Белинский, «пережить творения поэта -значит переносить, перечувствовать в душе своей все богатство, всю глубину их содержания, переболеть их болезнями, перестрадать их скорбями, переблаженс-твовать их радостью, их торжеством, их надеждами. Нельзя понять поэта, не будучи некоторое время под его исключительным влиянием, не полюбив смотреть его глазами, слышать его слухом, говорить его языком».
Грамотный читатель (а до него - учитель литературы, литературовед) должен неотступно следовать главной заповеди: «Нужно честно читать». Ни политические конъюнктуры, ни самые авторитетные мнения, ни что-либо иное не должно затмевать, застить главное -
о б ъ е к т и в н ы й смысл художественного текста и его о б ъ е к т и в н ы е достоинства.
Неискушенный читатель, к сожалению, легко поддается на разного рода «провокации». В современном -не хочется сказать - литературоведении взросло целое поколение ниспровергателей и хулителей. Таким образом они тщатся сказать «новое» слово в современной науке. Их попытки могут показаться смешными и нелепыми, если бы не тот вред, который они приносят доверчивому читателю. «Такая позиция вселенского отрицания, ниспровержения кумиров неизбежно приводит к отчуждению от духовных ценностей, - совершенно справедливо замечает Т. Ф. Носова в статье «О нигилизме и современных нигилистах», - мишенью нынешних нигилистов...становятся люди, беззащитные перед молвой, не имеющие возможности за-
щитить себя, - это классики отечественной.» и - от себя добавим - зарубежной литературы. По-прежнему многим нашим современникам не дают покоя лавры
А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, И. С. Тургенева, М. А. Шолохова и др. «Вряд ли Пушкин или какой-другой классик, - пишет далее Т. Ф. Носова, - нуждаются в защите, такая задача может показаться смешной. Важнее здесь другое - осознание того «феномена», который можно назвать современным нигилизмом, появление когорты людей, которых можно охарактеризовать как «иррациональное явление тьмы» [7; 48-49]. Такой «нигилизм» начинает приобретать все более широкий размах, вовлекает в свой бесовский круговорот все новые и новые имена. Причем, нередко мотивирует это «благими намерениями» (которыми, как известно, вымощена дорога в ад). Как не проникнуться заинтересованному читателю сочувствием к заявлению, например, Владимира Баранова: «Поскольку теперь списывают друг у друга все и абсолютно все, то вопрос, где кончается плагиат и начинается творческий акт, даже неинтересно обсуждать» [1]. И тем не менее автор с видимым удовольствием «обсуждает» эту проблему на весьма «высоком», как ему самому, вероятно, видится, научном уровне на страницах интернет-сайта «Сетевая словесность». Его непринужденное обращение к аудитории с предложением «Право, господа, прочитайте про то, как французский писатель Мери-ме п е р е к а т а л повесть «Капитанская дочка» в новеллу «Кармен», а также готовность некоторой части студентов филологического факультета откликнуться на этот призыв и послужили поводом для написания данной статьи.
Конец XX в. и начало третьего тысячелетия многие считают переломным в том смысле, что мы являемся свидетелями наступления новой эры в истории человечества, связанной с переходом к информационному обществу. Компьютеризация и информатизация в том числе и гуманитарного образования сегодня не только внешние приметы учебного процесса. За ними видится переход к принципиально новому типу знания, когда происходит сближение, а часто и синтез гуманитарной и естественнонаучной его составляющих. Со временем потребность в гуманитарной культуре будет только возрастать. Сохранить ее, а тем более развить могут только люди творческие, обладающие информационной свободой. Но, освобождаясь от зависимости «классических» авторитетов, гуманитарий рискует попасть в другую зависимость - от составителей баз данных, разработчиков программных продуктов, от любого пользователя, пожелавшего оставить свой след на страницах Интернета. Здесь и только здесь любой автор (в том числе и литературный критик) получает импульс свободы, которая пьянит, ввергает в соблазн, расковывает и даже развращает, но и открывает горизонты, споспешествует самовыражению, обеспечивает самореализацию. Вот чем это заманчиво. И вот чем это опасно.
«Создает ли новая технология новое качество критики, что состоялось в сетевой литературной критике -а что нет?» - спрашивает со страниц журнала «Зна-
мя» Евгений Ермолин. Он тоже вынужден признать, что «.между Автором и Читателем больше нет некоей четкой системы взглядов на литературу. Таким образом, Редакторы, Издатели и Критики, а также теория литературы в той ее части, которая отвечает за формирование критериев отбора для публикаций, в Интернете могут быть упразднены» [4; 197]. Любой желающий может, решив, что он заслуживает внимание как критик, открыть в Интернете личную страницу, разместить там нечто, имеющее отношение к литературе, и «ждать, как паук муху, читателей». Максимализация свободы и минимализация дисциплинарных требований не всем идет на пользу. В среднем критик в Сети гораздо легче позволяет себе бездоказательные суждения. Гораздо чаще употребляет рискованные и неуважительные выражения. Все это можно рассматривать как последствие дефицита больших идей и целей, которые способны вывести настоящего профессионала из любого тупика. Ведь нельзя же, в самом деле, посчитать смыслом работы желание В. Баранова «разглядеть в частном примере проявление некоего общего подхода, который может стать основой новой компьютерной технологии».
Именно такую «высокую» цель и поставил перед собой названный выше В. Баранов в статье под названием «О технологии изготовления палимпсестов», посвященной главным образом сопоставлению «Кармен» Мериме с «Капитанской дочкой» Пушкина. Вот несколько отправных тезисов работы: «Постмодернизм с его прямым отождествлением культуры с палимпсестом (от греч. раИт - опять и psestos - соскобленный. Древняя рукопись на пергаменте, написанная по счищенному, еще более древнему письму. -Примеч. Л. М.), а цивилизации с пространством симу-лякров саму проблему разработки технологий списывания превращает в коммерческую, выводя за скобки мораль и право. Списывать надо уметь. Или иметь надлежащую технологию, появление которой в ситуации, порожденной пришествием в наш мир Сети, также неизбежно, как мировая революция в культуре». Образцом такого «умело написанного» произведения не посчастливилось стать знаменитой новелле П. Ме-риме «Кармен». Говорить будем прежде всего о корректности, убедительности и научной обоснованности некоторых выводов и оценок.
Литературную мистификацию Мериме, связанную с созданием сборника «Театр Клары Гасуль» и «заключавшуюся в приписывании авторства слабых пьес вымышленному лицу», В. Баранов называет «не слишком оригинальной и не очень смешной шуткой». То, что, по его же собственному свидетельству, в результате этой литературной игры у Мериме сложилась репутация писателя «острого и оригинального» (А.С. Пушкин), а «Театр Клары Гасуль» имел шумный успех у читающей публики и о нем восторженно отзывался Ф. Стендаль, для В. Баранова цены не имеет. Имеет значение только то, что ему самому не смешно.
«С необыкновенным практицизмом, - как пишет далее автор, - молодой Мериме эксплуатирует свою идею [литературной мистификации] в продолжении
пяти лет». Следом пойдет сборник «Гузла», к которому уважаемый В. Баранов тоже выскажет немало претензий. Но о них чуть ниже.
На факт литературной мистификации (как, впрочем, на любой литературный факт) следует смотреть исторически, в данном случае в контексте поэтики 20-30-х годов XIX в., когда стремление некоторых писателей к объективности и создавало впечатление, что не они, авторы, а сама жизнь определяет течение событий в их произведениях. А раз так, то и имя их создателей несущественно: оно может совсем не упоминаться либо заменяться псевдонимом. думается, доказывать этот факт на других примерах сейчас будет излишним.
Но П. Мериме с его «Театром Клары Гасуль» даже к этому направлению отнести сложно. Ибо он особенно и не трудился прятаться за чужим именем. Сошлемся на свидетельство видной исследовательницы творчества Мериме Зои Ивановны Кирнозе: «Свой первый драматургический сборник «Театр Клары Га-суль» он приписал вымышленной испанской актрисе и даже поместил в начале книги ее изображение в национальном наряде, но с вырезанным овалом вместо лица. П о р т р е т с а м о г о М е р и м е на следующей странице укладывался в этот овал» [5; 136]. Двадцатидвухлетнего Мериме забавляет сама мистификация, причем предпосланная пьесам биография Клары Гасуль гораздо больше занимала Мериме, чем сами пьесы. А то, что некоторые «наивные литераторы» обманулись этим созданием писателя, сам художник ответственности не несет. Борис Александрович Грифцов, ученый многосторонне одаренный и широко образованный, в своем исследовании «Психология писателя» подходит к пониманию склонности Мериме к мистификации (которая сродни авторской иронии) с точки зрения фактов его личной жизни. Источники его иронии он находит в рассказе самого Мериме о первой деткой обиде, в результате которой «помни о недоверчивости» стало правилом его жизни, «всегда настороже он был против всякого излияния, увлеченности и энтузиазма, как и в жизни не открывался никогда всецело и писал, точно под непрерывным наблюдением холодного и насмешливого зрителя. Более всего он заботился о том, чтобы его не захватили на месте преступления, а преступлением этим была непосредственная чем-нибудь взволнованность» [3; 186].
Отдавая должное В. Баранову, отметим, что и он тоже попытался подойти к пониманию обстоятельств, связанных с выходом в свет следующего сборника «Гузла», с точки зрения психологии писателя. Читаем: «Психологически его действия объяснимы. Объяснив кропотливо собранные им материалы результатом творческого озарения, импровизации, с т е б а, он захотел оправдать роль веселого гения, в которую уже вжился. Пожелав выдать п о т н ы й труд собирателя фольклора за искру Божию, вряд ли он думал о последствиях...приписать себе сотворение того, что лишь услышал и записал, есть поступок дерзкий и однозначно аморальный», - в праведном гневе восклицает автор. Далее Мериме будет назван «моральным заложником
погибшего на очередной дуэли «невольника чести» [имеется в виду Пушкин], а еще «каторжником», который, как «к ядру остался прикован к двусмысленной репутации автора славянских песен, каковую...и поддерживал старательно всю жизнь». Тут на лице всякого, сколько-нибудь близкого к истории литературы, должно изобразиться недоумение. Позвольте, когда это он объявлял себя автором славянского фольклора? С историей создания Мериме «Гузлы», действительно, не все до конца ясно. В современном литературоведении, благодаря изысканиям таких видных литературоведов и историков, как Ю. Б. Виппер, В. Луков, З. И. Кирнозе, Жан Фрестье, М. Н. Черневич и др., утвердилось мнение, что «первое издание «Гузлы» (1827) состояло из девяти баллад в прозе, сочиненных с а м и м Мериме. Добавив к ним поэму, представляющую собой перевод сербской народной песни, Мери-ме объявил свою книгу сборником произведений сербского фольклора» [2; 264]. В связи с этим уважаемому
В. Баранову хочется задать вопрос: откуда у него такие данные? если он обладает какими-то неопровержимыми доказательствами обратного, почему не поделится ими с литературной общественностью хотя бы в виде сносок в тексте своей статьи?
Историк В. Б. Кобрин в статье «Кому ты опасен, историк?» (тоже размещенной на страницах Интернета) с позиций ученого, трепетно относящегося к документу и потому избегающего огульных обвинений, на тот же факт исторических и литературных мистификаций смотрит иначе. В главе «Правила научной игры» он пишет: «Могут ввести в заблуждение и талантливые шуточные мистификации, хотя их авторов нельзя отнести к фальсификаторам. Например, знаменитый французский писатель Проспер Мериме повинился перед Пушкиным, когда узнал, что поэт перевел на русский язык с о ч и н е н н ы е Мериме баллады. Пушкин не только н е о с к о р б и л с я, но, публикуя свою переписку с Мериме, н е б е з у д о в о л ь с т в и я сообщил, что на ту же удочку попался Адам Мицкевич...» [6].
Таким образом, мы видим, что эту страницу творческой биографии Мериме В. Баранов трактует, мягко говоря, произвольно, равно как и следующий факт: «.никогда уже более Мериме не свяжет свое имя с ни с какой[авторский стиль сохраняем] мистификацией». Тут автору можно порекомендовать перечитать самые поздние произведения писателя.
Открывает следующую страницу своего научного откровения В. Баранов следующим наблюдением: «Нравственное потрясение [?] разбудило в писателе талант: в новеллах он, наконец, достигает уровня вершин мировой литературы». (Хочется от всего сердца поблагодарить автора за эту похвалу!). Но и здесь не все так просто и однозначно, ибо произошло это, якобы, благодаря и за счет великого русского писателя А.С. Пушкина. При этом Мериме «вряд ли отдавал себе отчет в масштабе» его личности. В. Баранов утверждает, что «свои новеллы Мериме создал под сильнейшим влиянием» указанного источника, и далее пытается -«тезисно» - продемонстрировать форму этого влия-
ния на примере наиболее известной новеллы Мериме «Кармен». Аргументы:
1. «Повесть «Капитанская дочка» - единственное из прозаических произведений Пушкина, которое Мериме, считая шедевром, тем не менее почему-то не перевел».
2. «Сходство между «Кармен» и «Капитанской дочкой» не только и не столько поверхностное, оно, скорее, и д е й н о е: оба произведения - о чести[?]».
Далее автор вынужден «прибегнуть к лобовому сопоставлению деталей»:
3. «...в название вынесено имя прекрасной героини»; далее - параллели: Пугачев - Хосе, заячий тулупчик - сигары, Савельич - Антонио, Швабрин - Гарсия и т.д. и т.п. Как пишет В. Баранов, «читатель может сам легко провести соответствующий анализ, получив и у д о в о л ь с т в и е , и п р е д с т а в л е н и е о творческом методе Мериме».
А заканчивает автор назиданием: «Никогда, никому, никакая компьютеризация технологии [она-то здесь причем?] изготовления палимпсестов не позволит осуществить заветную мечту бездарей замещать талант трудолюбием, знание - информированностью, честь - аккуратностью». И еще сожалением: «...экспертная система «Мериме» хотя и возможна, но бесполезна. Последнее обстоятельство никак не может снизить ее коммерческой ценности, существует же, например, обширный рынок астрологического софтвера. Главное вот в чем: такая система, в общем-то, понятна на уровне Know-how и совершенно очевидно социально востребована графоманами в связи с ростом Сети [?]. Поскольку имя им - легион, то и рыночный успех соответствующего продукта просто-таки предрешен».
Что здесь скажешь? На лице все то же выражение недоумения. Причем здесь «рост Сети» и «Knowhow»? И как-то очень обидно за «обманутых» Ж. Бизе, Р. Уолиса, Э. Любича, К.-Жака, К. Саура, Ф. Рози, А. Блока, наконец, которые были вдохновлены образом Кармен на новые творческие свершения. Хотя и они тоже не нуждаются в нашей защите.
Что же касается творческих взаимодействий А. С. Пушкина и П. Мериме, то основательное рассмотрение этого вопроса нуждается в специальном исследовании и не укладывается в рамки данной работы. Приведем здесь лишь замечания З.И. Кирнозе: «Наивно устанавливать их родство через похожие сюжеты. Но сквозь сходные принципы сюжетосложения проглядывается, пусть не абсолютная, общность их философии бытия, признание жизни игрой, ставкой в которой является любовь, счастье да и собственная жизнь. Они не встретились, не побеседовали, не написали друг другу писем, не послали книг с посвящениями. Тем более удивительно их сходство. Вглядываясь в их портреты, рисунки на полях рукописей, летящие почерки, мы, конечно, узнаем властную руку в р е м е н и, продиктовавшего похожие прически, сюртуки, нажим гусиного пера и даже элегическое выражение прелестных женских лиц, которыми они бывали окружены ... и Пушкин, и Мериме ... в разные годы обращались к одним и тем же сюжетам и несмотря на то,
что писали на разных языках, вводили в заблуждение исследователей сходством стиля» [5; 135-138].
В связи с этим хочется высказать еще одно возражение уважаемому В. Баранову: «палимпсест» (термин, которым он заменяет слово «плагиат» и в котором «уличает» Мериме) есть «рукопись, написанная по счищенному, еще более древнему письму». А Пушкин и Мериме - современники, что и дает основание взглянуть на их творческие переклички под иным (на наш взгляд, более историческим, а потому научным) углом зрения.
Возвращаясь теперь к цели данной работы (а именно: уровню пользования современными сту-дентами-филологами услугами Интернета), вспоминаешь о том, как еще во второй половине прошлого века М. Маклюэн высказал мысль, при этом чуть сгущая краски, о том, что электронные медиа свидетельствуют о закате «галактики Гутенберга» - на смену читающему «типографскому человеку» пришел массовый потребитель аудиовизуальной продукции. Телезрителем, как показывает опыт, легче манипулировать, поскольку порог критичности у него обыкновенно невысокий и высказанные с экрана мысли (лозунги) слишком часто принимаются на веру, не подвергаясь сомнению. Анализируя позднее феномен интернета, современный итальянский писатель Умберто Эко заметил в своей статье «От Интернета к Гутенбергу» (тоже несколько поторопившись с прогнозом), что наши общества в скором времени расщепятся (или уже расщепились) на два класса: тех, кто смотрит только ТВ, то есть получает готовые образцы и готовые суждения о мире, без права критического отбора получаемой информации, - и тех, кто смотрит на экран компьютера, кто с п о с о б е н о т б и р а т ь и о б р а б а т ы в а т ь и н ф о р м а ц и ю [8; 13].
Нашим студентам только еще предстоит научиться этому. Ресурсы Интернета, как известно, почти безграничны. на любую из заброшенных в поисковую систему тем вам выдадут несметное количество разнообразной информации, полезной, не слишком, а то и вовсе вредной. Что же касается сетевой критики, то пока, по оценкам специалистов, уровень мысли в ней нередко удручает. Кто-то, чье имя было утрачено в процессе получения сайта из Сети, написал так: «Несомненно, серьезные критические страницы появятся в рунете скоро, поскольку на этом поле растет пока в основном мелкая трава, которая, как известно, готовит почву многолетним растениям». В унисон с безымянным автором звучит голос Ивана Засурского: «... Интернет постепенно станет источником литературных событий наравне с периодикой и книгой». На что журнальный критик Евгений Ермолин, не столь оптимистично настроенный, заключает: «Этими устами бы да мед пить» [4; 209].
список литературы
1. Баранов В. О технологии изготовления палимпсестов. -«Сетевая словесность» www. net slova. ru.
2. Виппер Ю. Б. Творческие судьбы и история. М.: Художеств. литер., 1990. 319 с.
3. Грифцов Б. А. Психология писателя. М.: Художеств. литер., 1988. 462 с.
4. Ермолин Е. Критик в Сети // Знамя. 2003. № 3. С. 195-209.
5. Кирнозе З. И. Страницы французской классики. М.: Просвещение, 1992. 223 с.
6. Кобрин В. Б. Кому ты опасен, историк? - vivovoco. ге1. ги.
7. Носова Т. Ф. О нигилизме и современных нигилистах // Проблемы изучения литературы в вузе и школе. Материалы Всероссийской научно-практической конференции. Пенза, 2006. С. 48-56.
8. Эко У. От Интернета к Гутенбергу // Новое литературное обозрение. 1988. № 32. С. 5-14.
синтаксические и семантические особенности современных кроссвордов
О. В. НЕЧАЕВА
Пензенский государственный педагогический университет им. В. Г. Белинского Кафедра русского языка и методики его преподавания
Статья является попыткой краткого анализа синтаксических и семантических особенностей современных кроссвордов. Определены способы синтаксического построения формулировок заданий, круг лексических единиц, используемых в кроссвордах.
Среди средств массовой информации, к которым относят не только газеты, но и журналы, радио, кино и различные формы устного общения с массовой аудиторией, газете принадлежит особо важная роль. По словам В. Г. Костомарова, основным конструктивным принципом языка газеты является диалектическое сочетание стандарта и экспрессии. Это обусловлено не только такими функциями газеты, как информационная и воздействующая, но и тем, что язык газеты должен быть «коммуникативно общезначимым, то есть ясным и выразительным, точным, кратким» [1].
С этой точки зрения определенный интерес представляют современные кроссворды - любимое развлечение многих. В последнее время авторы многочисленных кроссвордов, сканвордов уже не загадывают имена и фамилии партийных лидеров социалистических стран, то есть в этой области политический заказ снят. Это, разумеется, плюс. Но наблюдается перегиб в другую сторону: в числе загаданных слов много просторечной, а подчас и сниженной лексики (рожа, рыло, ништяк).
Сама же форма построения загадок претерпела положительные изменения. Ранее формулировки заданий были однотипными и соответствовали структурной схеме двусоставного бисубстантивного предложения: * Генеральный секретарь Коммунистической партии Чили - . (ответ: Луис Корвалан). Сейчас же необходимость привлечь читателя, стремление изобразить реальную ситуацию в нужном ракурсе, выразить мысли разнообразными, оригинальными формами вынуждают пишущего искать и находить соответствующие языковые средства.
Анализ современных кроссвордов позволил классифицировать способы формулировки заданий с точки зрения их грамматической структуры. Наряду с традиционными бисубстантивными предложениями были обнаружены разнообразные конструкции. Прежде всего, это фразеологические выражения в вопросительной форме, при этом отгадкой могут оказаться не только существительные, но и безлично-предикативные слова (В гостях хорошо, а дома?), глаголы (Бумага
все ...), числительные (Один с сошкой, а ... с ложкой). В поисках более эмоциональных средств выражения журналисты стремятся расширить экспрессивные возможности фразеологизмов, усилить их функционально-стилистическую значимость, что нередко приводит к трансформациям оборотов. Здесь можно выделить пять типов преобразования фразеологизмов: перестановка или замена отдельных слов, усечение или сокращение состава фразеологизма, изменение смысла фразеологического оборота, вставка во фразеологизм конкретизирующего определения, изменение цели высказывания. В кроссвордах используются фразеологизмы, трансформированные по пятому типу.
Среди новых способов формулировки заданий в современных кроссвордах продуктивно используются апелляции к чужой речи. Это цитирование высказываний великих с пропуском какого-либо слова, чаще всего предмета речи: «С точки зрения молодости . есть бесконечное будущее; с точки зрения старости - очень короткое прошлое» (жизнь, Шопенгауэр). Возможны цитаты из литературных произведений: «Глупый . робко прячет тело жирное в утесах» (пингвин). Активно используется и конструкция, равная неопределенно-личному предложению: * Так обычно называют куплю-продажу товаров большими партиями; Как прежде называли кабак?
Отметим, что формулировки заданий современных кроссвордов уже не отличаются академичностью и полным соответствием двусоставному неполному бисубстантивному предложению. Очень разнообразен их синтаксис (повествовательные и вопросительные предожения, простые, осложненные рядами однородных членов). Разнообразие наблюдается и в лексическом наполнении формулировок. Авторы-составители широко используют синонимические ряды (Упырь, вампир, гнусный кровосос). Особо обыгрываются омонимы: *И остров в Ладожском море, и библейский волхв, так лупивший свою ослицу, что она заговорила -Валаам; И турок-гвардеец, и лидер тараканьих бегов у М. А. Булгакова). Стремление авторов придать заданиям легкость, веселость, юмористическую окраску
