CC BY
90
УДК 821.161.1
П. В. ФИЛИМОНОВА
Омский государственный педагогический университет
ОСОБЕННОСТИ СИМВОЛИКИ
В МАСОНСКОЙ ПОЭЗИИ
М. Н. МУРАВЬЕВА_
Статья посвящена рассмотрению художественной символики в масонской поэзии М. Н. Муравьева, которая недостаточно изучена в отечественном литературоведении. В работе изучаются такие магистральные масонские символы и аллегории, как храм, завеса, могила, буря; проводится сопоставление стихотворных текстов М. Н. Муравьева и Г. Р. Державина на мотивном, сюжетном, образном и композиционном уровнях. Ключевые слова: символ, масонство, свет в храме, покров, буря, могила.
Начало творческой деятельности М. Н. Муравьева (1770-е гг.) приходится на расцвет масонского движения в России. К этому времени «оставалось, вероятно, немного дворянских фамилий, у которых бы не было в масонской ложе близкого родственника» [1, с. 40]. В ХУШ — Х1Х вв. масонские ложи «создали правящую сферу и сформировали весь корпус политиков и идеологов в государстве» [2, с. 361].
Представителей масонского братства отличало особое отношение к духовному знанию. Его непременно нужно было распространять, им нужно было обмениваться, но только в кругу посвященных, поэтому для популяризации масонского вероучения нужен был особый язык символов и аллегорий. С помощью такого языка создавались тексты масонской литературы, отражающие духовное совершенствование, обретение через мистику «сокровенной жизни в человеке, сокровенного смысла жизни вообще» [3, с. 107].
На становление творческой и личностной позиции Муравьева повлияли видные представители дворянской интеллигенции, входившие в состав масонского братства. Масон, общественный деятель и книгоиздатель Н. И. Новиков «вел с молодым поэтом беседы, которые " должны были привести Муравьева к тайнам масонства"» [4, с. 21]. Большое число поэтических текстов Муравьева посвящено представителям масонских лож.
Масонская литература характеризуется установкой на аллегоризм, на узнавание посвященным читателем масонского смысла аллегории, метафоры или символа. Черпая из различных культурных традиций аллегории и символы, масоны придавали им новое ценностное звучание. Часть образности, используемой в масонстве, восходит к библейской традиции.
Центральным символом в масонской литературе и в творчестве Муравьева служит образ храма, которому можно дать многогранное толкование:
1) место, где собираются масоны для проведения своих встреч и ритуалов;
2) духовный храм премудрости в человеческой душе, который строится благодаря взращиванию внутренних добродетелей, борьбе с человеческими пороками и слабостями, противостоянию искушениям окружающего мира;
3) мироздание, где все живое славит Создателя.
Сакральное пространство масонского храма противопоставлено профанному миру, наполненному
опасностями и искушениями для духовно незрелой личности.
В масонской поэтической среде приобрела популярность духовная ода Г. Р. Державина «Бог» (1784), отражающая диалектический процесс богопознания и самопознания личности, предстоящей Творцу. Данная ода стала «текстом» русской культуры, с которым интертекстуально связаны многие произведения русских поэтов ХУШ — Х1Х вв. Медитативная элегия М. Н. Муравьева «Божие присутствие» (дата создания неизвестна) органично включена в данный реминисцентный ряд.
Центральная идея медитативной элегии Муравьева «Божие присутствие» — внутреннее духовное совершенствование лирического субъекта, постижение таинства духовного бессмертия, несмотря на воздействие соблазнов и искушений профанного мира. Защитой от несовершенного мира становится масонский храм. Данный храм предстает и как пространственный образ, и как микрокосмос человеческой души («и сердце чисто храм его»), позволяющий приобщиться к «универсальным законам миропорядка и высшим силам бытия» [5, с. 362].
Прозрение божественной сущности мироздания и высших смыслов бытия позволяет преодолеть лирическому субъекту оковы физического тела («свободен грубой персти») и укрепить его на пути к духовному преображению («увижу славу божества»). В произведении Муравьева раскрывается благодатное преображение микро- и макрокосмоса: «Вселенной жизнь — присутство бога». В тексте «Божьего присутствия» проявлены этапы духовного совершенствования человека:
1) ликование от пришествия Бога на землю;
2) сердечное приятие Бога;
3) воцарение добра в человеческих сердцах;
4) возможность обретения вечной жизни с Богом, базирующаяся на христианском учении о бессмертии души и благодати;
5) встреча с Богом в загробном мире.
Бог в произведении Муравьева представлен как вечный и вездесущий. Данные библейские характеристики Творца являются ведущими и в духовной оде Г. Р. Державина «Бог»: «предвечный»; «пространством бесконечный»; «дух всюду сущий и единый». В хронотопе оды Державина «Бог» образно представлена онтологическая вертикаль: лирический вектор поднимается из самых глубин вселенной,
пересекает земную область и постепенно восходит к божественным сферам мироздания («океан глубокий», «пески», «лучи планет»), что позволяет лирическому субъекту ощутить исконную связь с мирозданием и его Создателем: «Я связь миров повсюду сущих». Акцентируя внимание на ничтожности всего сущего перед лицом Всевышнего, лирический субъект Державина заключает, что Бог, наполняющий собой мироздание, служит онтологической основой существования и становления личности: «Ты есь — и я уж не ничто». Религиозная диалектика в духовной оде Державина созвучна традиции псалмов: «Прибежище мое и защита моя, Бог мой, на Которого я уповаю» [6, Пс. 90:1]. Таким образом, лирический субъект духовной оды Державина осознает свое бессмертие и сопричастность горнему миру.
Проблема бессмертия развивается в произведении Муравьева в онтологическом, религиозном и этическом аспектах («не гибнет доброе деянье»). Мир, изображенный в тексте элегии, может быть трактован как возрожденный золотой век человечества, обретенный земной рай, жители которого достигли высшего предела совершенства:
Грядет всевышний между вас.
Все вышнего пределов полны [7, с. 245].
В произведении Муравьева доминирует мотив высоты, включенный как в сам корень лексем («возвысьте», «всевышний, «вышнего»), так и в семантику топонимов стихотворения (леса, горы). Мотив восхождения в произведении Муравьева органично связан с религиозной идеей обретения человеком полноты бытия. Но русский поэт дополнительно подчеркивает и то, что какого бы совершенства ни добился человек, он ничтожно мал перед Всевышним.
Земное пространство служит только временным пристанищем на пути к вечной жизни: «Могилы хладная дорога ведет в обитель жития». Русский поэт использует оксюморон, чтобы показать несовершенство земного бытия, преодолев которое, можно достигнуть духовного перерождения. Образ могилы служит аллегорией не только физической смерти, но и ограниченного земного мира. Истинный и более совершенный, по сравнению с земным миром, горний мир соотносится с образом бессмертной души, над которой не властны ни пространство, ни время.
Вместе с тем земной и горний миры не антитетичны в произведении Муравьева. Обретение гармонии между имманентным и трансцендентным мирами, сакральность каждой частички вселенной дополнительно подчеркиваются у Муравьева омофонической игрой лексем с семантикой божественности, всеединства, целостности («всевышний», «все вышнего», «пределов полны»). Поэтический текст «Божьего присутствия» утверждает идею, что вся земная жизнь должна быть посвящена непрерывному духовному совершенствованию, которое позволит обрести вечную жизнь и подлинную свободу души, постигшей божественные тайны мироздания: «Увижу славу божества».
Более глубоко идея духовного преображения и единения земного и небесного миров проявлена в оде Муравьева «Осьмнадесятый ныне раз» (1772), где представлено создание утопического государства, в котором Бог воцаряется в сердцах и умах людей. В полностью переродившейся вселенной исчезнет разделение земли и неба, будут стерты временные границы: «Отверзлись небеса и раздралась веков
запона». Подобная христианская символика является ведущей в раскрытии эсхатологической картины мира. Символ «завесы» («запона»), во-первых, играет роль онтологической границы, во-вторых, обладает охранительным значением, в-третьих, раскрывает таинство богооткровения: «<...> Он вновь открыл нам через завесу, то есть плоть Свою.» [6, Евр. 10:20]. В пятой и последующих строфах Муравьев соединяет реалии современности и древних эпох, античной мифологии. Синтез различных культур позволяет создать универсальный хронотоп человеческой истории. Характерные для оды масштабность происходящего, значимость событий проявлены в лирическом зачине:
Осьмнадесятый ныне раз Для счастья россов и покою Настал желанный день меж нас.
[7, с. 89].
Лексемы «счастье», «покой», «желанный» задают характерный для масонских текстов топос земного рая. Выбор более совершенного пути развития России связан в оде с образом нового Арго — мифического корабля, на котором, по преданию, аргонавты отправились на поиски золотого руна. Существующее мироустройство, современность представлены с помощью мрачных красок, зримых и осязаемых образов, холодными и темными тонами «туманов севера», «тьмы, мглы, смрада». В масонской традиции север символизирует мрак невежества. В тексте противопоставлены существующее и несовершенное («профанное») мироустройство и преображенная вселенная.
Переход души в высшие сферы бытия, ее приобщение к божественному миру представлены с помощью мортальной образности. Используя образные детали, характерные для кладбищенской поэзии (север, тьма, мгла, смрад, Эол), поэт детально воссоздает гибель старого мира. Муравьев обращается к античной мифологии, чтобы представить следующее за гибелью старого порочного мира возрождение духовно чистой вселенной. Любовь к смерти — основная масонская добродетель: «Культ " любви к смерти" переходил <...> в острые и жгучие ощущения почти физической сладости ее присутствия» [1, с. 198]. Причина такого принятия смерти масонами заключается в том, что она представлялась необходимым шагом на пути к вечности, к бессмертию, к абсолютной форме духовной жизни, к возвращению утраченного рая. В произведении Муравьева устраняются грани между прошлым, настоящим и будущим: временное сменяется вечным.
Более глубокое воплощение любовь к смерти как к переходу в новый более совершенный мир получает в лирическом тексте Муравьева «Буря» (дата создания неизвестна). Образ бури становится метафорическим воплощением преград и испытаний, которые приходится испытать человеку на жизненном пути. Защитой от испытаний становится божественный, охранительный покров. Для характеристики надвигающейся бури поэтом использованы экспрессивные колористические и акустические образы: «громы», «густая мгла». В масонской системе символов и аллегорий громы становятся воплощением испытаний и несчастий, влияющих на формирование духовного мира лирического субъекта; густая мгла олицетворяет мрак невежества и незнания, в котором пребывает душа лирического субъекта в профанном мире.
Образ бури введен в медитативной элегии Муравьева «Итак, опять убежище готово» (1780) с помо-
щью минус-приема: «Тишина не знает бури». Данный образ использован, чтобы представить гармонию, тишину и тихое свечение Софии, которое возникает в душе от ее единения с Божественным Абсолютом. Поэт усиливает экспрессивно-эмоциональное содержание фразы с помощью приема контраста («тишина» — «буря»), который необходим и для того, чтобы сопоставить несовершенный внешний мир и внутреннюю атмосферу масонского храма.
С этой же целью в тексте «Бури» использована похожая пара антонимов: «вселенной горе»— «покров». Осознание угрозы внутреннего несовершенства и необходимость духовного перерождения отражены в тексте через использование апокалиптических мотивов, символизирующих физические и духовные испытания, физическую смерть и духовное воскресение: «вселенной горе», «последний вздох».
При помощи схожей с текстом «Бури» системы контрастов построено послание Муравьева «К Хем-ницеру» (1776). Главная антонимическая пара данного послания («спокойствие» — «буря») использована в контексте размышления, отражающего стремление лирического субъекта к духовному спокойствию и гармонии. Антитезы, использованные в тексте, отражают противостояние мятущейся души, вставшей на путь совершенствования, мнимому спокойствию и неведению тех, чье духовные очи еще не открыты («видит бездну» — «видят трон»). С мотивом духовного совершенствования в тексте связано также противостояние города и деревни, мирского и сущностного. Другой мотив, использующийся в тексте, — мотив обретения истинного спокойствия и твердой почвы под ногами, соотнесенный с образом странствующего пловца, желающего укрыться от бури.
В литературной традиции образ странника служит воплощением мятущейся в дольнем мире души, устремленной к самопознанию и богопознанию, — ключевой в русской культуре. Так, в лирическом тексте Г. Р. Державина «Буря» (1794) странствующий пловец, оберегаемый рукой Всевышнего, символизирует беззащитность человека перед судьбой. Судно служит метафорой земной жизни, камни — метафорой испытаний, встречающихся на пути. Позднее,
в балладе В. А. Жуковского «Младенец» (1815) защитой от испытаний, приносимых бурей, становится духовная чистота: «Их невинность и не знает».
Итак, в ключевых символах, метафорах и аллегориях поэзии М. Н. Муравьева преобладает семантика, связанная с испытанием (буря, мрак, могила). Они создают испытания на пути лирического субъекта к Божественному Абсолюту. В то же время для поэта частотны символы и аллегории, раскрывающие охранительную сферу мироздания (храм, свет, покров). В художественной картине мира Муравьева мы видим, с одной стороны, противопоставление земного и небесного миров, временного и вечного, с другой — стремление к их синтезу. Символика лирики Муравьева органично связана с традициями христианской культуры, ее эсхатологией.
Библиографический список
1. Вернадский, Г. В. Русское масонство в царствование Екатерины II / Г. В. Вернадский. — СПб. : Новиков, 1999. — 576 с.
2. Острецов, В. М. Масонство, культура и русская история / В. М. Острецов. - М. : Крафт+, 2004. - 714 с.
3. Зеньковский, В. В. История русской философии. Т. I. Ч. I / В. В. Зеньковский. — М. : Акад. проект, 2001. — 879 с.
4. Кулакова, Л. И. Н. И. Новиков в письмах М. Н. Муравьева /Л. И. Кулакова // Н. И. Новиков и общественно-литературное движение его времени. — Л. : Наука, 1976. — С. 16 — 23.
5. Хализев В. Е. Теория литературы / В. Е. Хализев. — М. : Высш. шк., 2002. — 437 с.
6. Библия: книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. — М. : Российское Библейское общество, 2000. — 1338 с.
7. Муравьев, М. Н. Стихотворения / М. Н. Муравьев. — Л. : Советский писатель, 1967. — 226 с.
8. Державин, Г. Р. Стихотворения / Г. Р. Державин. — Л. : Художественная литература, 1981. — 285 с.
ФИЛИМОНОВА Полина Владимировна, аспирантка кафедры литературы и культурологии. Адрес для переписки: P_Filimonova@mail.ru
Статья поступила в редакцию 27.01.2015 г. © П. В. Филимонова
Книжная полка
Тихонова, Е. В. English for Radioengineering Students : учеб. электрон. изд. локального распространения : учеб. пособие / Е. В. Тихонова, Е. В. Янушкевич. - Омск : ОмГТУ, 2014. - 1 о=эл. опт. диск (CD-ROM).
Учебное пособие содержит оригинальные тексты по специальности на английском языке для студентов 1—2 курса радиотехнического факультета. Каждый раздел (Unit) содержит познавательный материал для обучения чтению, переводу, тексты для аннотирования, развития навыков разговорной речи по своей специальности, а также тестовые вопросы к текстам. В конце пособия даются дополнительные тексты для самостоятельной работы, краткий грамматический справочник.
Грамматика английского языка. Наличные формы глагола : учеб. пособие / Л. К. Кондратюкова [и др.]. - 2-е изд., стер. - Омск : ОмГТУ, 2014. - 162 c. - ISBN 978-5-8149-1886-4.
s
^ Учебное пособие включает более 250 упражнений по неличным формам глагола в английском языке, большое з количество примеров и таблиц, позволяющих успешно применять сопоставительную методику с опорой | на родной язык. Дополнено теоретическим материалом и приложением. Особое внимание уделено грам-х матическим конструкциям, не имеющим аналогов в русском языке. Предназначено для студентов, магистров | и аспирантов технических и гуманитарных специальностей, а также студентов неязыковых вузов с углубленным изучение английского языка.
