CC BY
164
и его стиля, и как бы между делом низвержение двух общепризнанных литературных мэтров, которых для Набокова не существовало.
Критическое наследие Набокова - серьезный вклад в раскрытие русской литературы и русского языка для мировой культуры. На каком бы языке он ни писал, темы, картины, люди - всё русское. В «Других берегах» определена его опора в литературе: «Пушкин и Толстой, Тютчев и Гоголь встали по четырем углам моего мира» [8, с. 200]. Запад многим обязан Набокову в плане знакомства с русской классикой. Переводы Пушкина, Лермонтова, Тютчева, «Слова о полку Игореве»; гигантский комментарий к «Евгению Онегину», имеющий филологическое и историческое значение; эссе «Николай Гоголь» и, конечно, педагогическая работа -все это свидетельства его принадлежности к когорте литературных критиков. Художественный пафос русской литературы был для Набокова предметом для раздумий. В критическом творчестве Набокова неизменно присутствовала «завороженность» русской литературой: даже полемизируя с ней, даже обособляясь от неё, он не мог освободиться от её притягательности.
Библиографический список
1. АнастасьевН. Феномен Набокова. - М.: Сов. Писатель, 1992. - 317 с.
2. Берберова Н. Курсив мой // Вопросы литературы. - 1988. - № 11.
3. В.В. Набоков: pro et contra: антология. - СПб. : РХГИ, 1997. - 973 с.
4. Долинин А. Истинная жизнь писателя Сирина. - СПб, 2004. - С.26.
5. Карлинский С. Лекции Набокова по русской литературе // Классик без ретуши. - М. - С. 549554.
6. Классик без ретуши: Литературный мир о творчестве Владимира Набокова. - М. : Новое лит. обозрение, 2000. - 687 с.
7. Люксембург А. Имитация диалога: жанровая и игровая специфика интервью Владимира Набокова [Электронный ресурс]. - Режим доступа: BiblioFond. ru >viaw. aspx?id=78964.
8. Набоков В.В. Дар; Приглашение на казнь; Другие берега; Весна в Феальте. - М.: Слово, 2000. - 680 с. - С. 181.
9. Nabokov V Lectures on Russian Literature. Picador. - London, 1983.
10. Набоков В. Николай Гоголь // Новый мир. -1987. - № 4.
11. Nabokov V. Strong Opinions. - N.-Y., 1973.
12. Топоров В. Набоков наоборот // Литературное обозрение. - 1990. - № 4. - С. 71-75.
13. Филимонов А.В. Набоков - критик поэзии русской эмиграции [Электронный ресурс]. - Режим доступа: proza.ru>2007/02/12 - 343.
14. Хализев В.Е. Интерпретация и литературная критика // Проблемы теории литературной критики: сб. ст. - М.: МГУ, 1980. - С. 49-92.
УДК 821.161.1-145
Маслова Анна Геннадьевна
Вятский государственный гуманитарный университет (г. Киров)
аg.mаslo va@mail. ш
ПОЭТИЧЕСКОЕ ТВОРЧЕСТВО Н.М. КАРАМЗИНА В КОНТЕКСТЕ МАСОНСКОЙ ПОЭЗИИ XVIII ВЕКА
В статье дается характеристика индивидуальных особенностей интерпретации Карамзиным существенных для масонского мироощущения поэтических образов, представленных в поэзии масонских журналов «Утренний свет» (1777—1780) и «Вечерняя заря» (1782): мрачного пространства земной жизни и светлого небесного мира вечности. Показывается, что данные образы в творчестве Карамзина наполняются новыми смыслами, существенными для авторской концепции жизни, отличающейся от масонской философии.
Ключевые слова: русская поэзия XVIII века, Н.М. Карамзин, масонская поэзия, философская лирика.
Вначале своего творческого пути, в 1780-е годы, Н.М. Карамзин был тесно связан с кругом московских масонов, к которому принадлежали Н.И. Новиков и А.М. Кутузов. Несмотря на то что, отправившись в путешествие по Европе, начинающий литератор разрывает все связи с этим течением, нравственное воздействие Новикова и Кутузова на молодого поэта было очень велико. Как справедливо замечает Ю.М. Лотман, в поэзии Карамзина, в особенности в 1790-е годы, сохраняется идущий от масонского субъективизма «повышенный интерес к психологии, внутреннему миру человека, стремление рассматривать этот
внутренний мир вне связи его с действительностью» [6, с. 26]. Стоит обратить внимание на тот факт, что Карамзин, как заметил исследователь А. Кросс, в 1791 году обращается к переделке идиллии одного из своих любимейших немецких поэтов Соломона Геснера «Der Sturm», усиливая моральную сторону произведения немецкого автора [5, с. 217-218]. Заострение внимания на морально-этическом значении поэтического текста (в данном случае - утверждение принципа необходимости довольствоваться своей судьбой и не мучить себя воображением об отдаленных удовольствиях) выявляет внутреннюю связь Карамзина с этической
128
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 4, 2012
© Маслова А.Г, 2012
позицией масонов. Безусловно, наряду с внутренней типологической близостью эстетической позиции Карамзина к характерной для масонства трактовке человека, ощущается и влияние поэтики масонских произведений на творчество Карамзина.
Задачей данного исследования является выявление индивидуальных особенностей интерпретации Карамзиным существенных для масонского мироощущения поэтических образов и символов, представленных в поэзии масонских журналов «Утренний свет» и «Вечерняя заря», выходивших в типографии Н.И. Новикова в период с 1777 по 1782 годы.
Одним из сквозных мотивов в стихотворениях Карамзина различных периодов является мотив осмысления земного человеческого существования и смерти. Эти же темы являлись ведущими в масонской поэзии.
Жизнь земная ассоциируется в масонской поэзии с пространством мрака, изгнания, узами, ограничивающими свободный полет светлой души к Богу. Путь земной жизни воспринимается масонскими поэтами как путь к смерти, освобождающей душу и ведущей к вечному бытию в гармоничном Божественном пространстве. Наиболее ярко эта идея выражена в стихотворении неизвестного автора «Размышление стремящегося к вечности», опубликованном в «Вечерней заре»:
А жители земли в изгнании своем Скучают, мучатся злосчастным житием <...> Когда телесные расторгну узы я?
Когда ко Господу прейдет душа моя?
О Боже мой! Когда к Тебе я вознесуся?
Тобой возвеселюсь, с тобою сообщуся?
Когда я истинну свободу получу,
И душу от страстей телесных отлучу?
[3, с. 306-307].
И в этом, и во многих других стихотворениях масонов, связанных с размышлениями о смерти, отражается кодекс правил поведения (или должностей) «вольного каменщика», в котором один из пунктов предписывает любовь к смерти. Как отмечает С.В. Аржанухин, описывающий метафизику и нравственную философию масонов, это правило связано с осознанием того, что «смерть не есть небытие». Масон должен часто размышлять о смерти, посещать страждущих, ходить на погребения, чтобы познать, что смерть - не внезапное и нечаянное событие земной жизни, но известное и ожидаемое, что смерть - «подательница Света», а Свет - «реальный аспект Божества» [1, с. 176-177].
«Любовь к смерти» выражается в многочисленных поэтических противопоставлениях земной жизни Божественному небесному миру, ночи плотского бытия - духовному свету вечности. Наиболее ярко противостояние небесного и земного миров выражается через антитезу света / тьмы, являющуюся важнейшей не только в масонской поэзии, но и в религиозно-духовной литературе в целом. На-
звания изданий «Утренний свет» и «Вечерняя заря» тесно связаны с данной символикой. Хронотопич-ные образы вечерней и утренней смены дня и ночи отражают переходное состояние души «вольного каменщика», стремящейся из мрака греховного земного мира к свету Божественного бытия.
В творчестве Карамзина проявляется близкое к масонскому мироощущение. В стихах Карамзина 1780-х годов часто появляется хронотопический образ «здесь», подразумевающий земное пространство. Сквозным становится этот образ в стихотворении «Часто здесь в юдоли мрачной.» (1787): Ты здесь странник, не хозяин,
Все оставить должен ты.
Будь уверен, что здесь счастье Не живет между людей;
Что здесь счастьем называют,
То едина счастья тень [4, с. 56].
В послании «Господину Д<митриеву> на болезнь его» (1788) вновь появляется образ «юдоли»: «В стране подлунной все томится, / В юдоли сей покоя нет» [4, с. 65]. «Мы живем в печальном мире...» - утверждает автор в стихотворении «Веселый час» (1791) и эту же строчку помещает в стихотворное посвящение к альманаху «Аглая» (1795). «Пристанища в сем мире нет», - повторяет автор и в более позднем стихотворении «К добродетели» (1802). Такое негативное восприятие земного бытия человека сопоставимо с поэтическими размышлениями «вольных каменщиков».
Мир «здесь», согласно мировосприятию Карамзина, распадается на царство природы, живущее по Божественным законам, и мир человеческой жизни, в котором не существует гармонии. В «Весенней песни меланхолика» (1788) рисуется картина природы, радующейся приходу весны, и этому настроению противопоставляется внутреннее состояние «печалью отягченного» человека, «уныло» бродящего по лесам. Осень (в стихотворении «Осень») навевает тоскливые мысли о всеобщем увядании, но природа «обновится весною, / С гордой улыбкой восстанет / В брачной одежде» [4, с. 79]. Для человека же осень - лишь напоминание о собственном увядании и невозможности возвращения молодости.
Можно сравнить поэтическую концепцию Карамзина с опубликованными в «Утреннем свете» «Стансами» («Взирая на поля, на рощи, на луга.»), в которых полное тревоги и горести человеческое пребывание на земле противопоставляется всему радующемуся жизни миру, поэтому автор уверен, что для человека «другой назначен век, где он почувствует, сколь счастлив человек» [8, с. 79].
В то же время в поэзии Карамзина проявляется не свойственное масонам глубоко скептическое отношение к человеку. В стихотворении «Весеннее чувство» (1793) поэт противопоставляет расцветающую весной любовь, властвующую в природе («Любовь! везде твоя держава; / Везде твоя сияет
слава, / Земля есть твой огромный храм» [4, с. 115]), жизни человека, который не поддается власти любви и затевает войну, разрушая гармонию весеннего цветения безумными убийствами «себе подобных». Можно говорить, что уже в начале 1790-х годов появляется в творческом сознании Карамзина мысль о далеко не доброй природе человека. Мрачная ирония слышится в строках, повторяющих идею масонов о величественном замысле Творца, создавшего человека «по образу и подобию своему»: Бессмертный человек!.. созданный Собой натуру украшать,
Любимец Божества избранный!
Венец творения и цвет!
Когда Природа оживает,
Любовь сердца зверей питает,
Он кровь себе подобных льет,
Безумства мраком ослепленный И адской желчью упоенный,
Терзает братий и друзей [4, с. 115-116].
Миру человеческой жизни «здесь» противопоставляется не только мир природы, где царят Божественные законы, но и пространство «там», в небесах, за пределом смерти: «Счастье истинно хранится / выше звезд, на небесах; / Здесь живя, ты не возможешь / Никогда найти его» [4, с. 57]. Страдание не вечно, ведь после смерти «в страным блаженства вознесемся, / Где нет болезни, смерти нет» [4, с. 65].
Земная жизнь человека в поэзии Карамзина и в раннем творчестве, и в более поздние годы оценивается негативно. Неоднократно во многих стихах звучит мысль о невозможности счастья на земле или о его кратковременности (кроме уже рассмотренных произведений, можно назвать «Послание к Дмитриеву», 1794; «Послание к Александру Алексеевичу Плещееву», 1794; «Надежда», 1796; «Опытная Соломонова мудрость», 1796; «Долина Иосафатова, или Долина Спокойствия», 1796; «К Добродетели», 1802; «Берег», 1802).
Согласно масонскому мировосприятию, земная жизнь - «суета суетств и всяческая суета», закрывающая дорогу к блаженству, потому что «К напастям в свете лишь отворены врата, / Все в свете как бы сон, все в свете суета» [2, с. 29]. Образ жизни-сна был широко представлен в барочной поэзии, и именно на нее ориентировались масонские авторы.
Ощущение земной жизни как сна характерно и для лирического героя карамзинской лирики. Вспоминая прошедшие годы в «Письме к И.И. Дмитриеву» (1787), Карамзин пишет:
Но все, мой друг, мне все казалось время сном -Бывали страшны сны, бывали и приятны;
Но значат ли что сны? Не суть ли только дым? [4, с. 56]. Принято считать, что взгляды Карамзина близки масонскому мироощущению лишь в ранний период творчества, однако ощущение жизни как сна сохраняется и в самых поздних стихотворениях автора. В коротеньком посвящении «Лизе в день
ее рождения» (1820) поэт пишет: «Здесь все мечта и сон; но будет пробужденье!» [4, с. 312]. В кратком двустишии 1825 года Карамзин вновь затрагивает тему жизни-сна: «Не сон ли жизнь и здешний свет? / Но тот, кто видит сон, - живет» [4, с. 314]. Таким образом, еще один символ, использованный масонами для изображения человеческого земного бытия, проникает в поэзию Карамзина.
При изображении земной жизни человека Карамзин использует широко распространенный в масонской поэзии и в поэтической традиции различных эпох образ бушующего моря, а смерть в данном случае ассоциируется с берегом и пристанью, несущей успокоение и отдых. В «Надгробной песни Перуанцев», опубликованной в «Утреннем свете», земная жизнь представляется небольшой ладьей в бурном море, а смерть - безопасной пристанью: «От бури ладию в волнах несому зри; / Спасенна, в пристани, спокойна, безопасна. / По-добну морям жизнь и бурю вобрази: / Да будет жизнь тебе, не смерть твоя ужасна» [7, с. 190]. Автор произведения учит любить смерть, ведь «оковы снимет смерть» и «смертию пойдешь ты в вечное блаженство» [7, с. 191, 194]. В оде «Къ» неизвестный автор, рассуждая о жизни и смерти, также использует традиционный образ ладьи, несущейся по морю, а смерть дает случай «навек быть горести лишенным / И быти некогда вмещенным / В исполненный утехи рай» [9, с. 269].
В стихотворении Карамзина «Берег» (1802) присутствуют те же образы бушующего моря и тихой пристани: «Жизнь! ты море и волненье! / Смерть! ты пристань и покой! Будет там соедине-нье / разлученных здесь волной» [4, с. 286]. Безусловно, эти образы характерны не только для масонской традиции, представление о жизни как плавании по морским волнам - архетипический образ, традиционный для многих культур, и однозначно соотносить стихотворение Карамзина с масонскими текстами мы не можем, но для нас в данном случае важна общая негативная трактовка земного бытия человека и осмысление смерти как освобождения от земных страданий.
Стремясь отразить в поэзии неоднозначность человеческой психологии, Карамзин представляет и иной взгляд на «тот» мир. В стихотворении «Кладбище» (1792) звучат два голоса. Для одного кладбище - «мертвая юдоль», страшное пространство, заполненное соответствующими, вселяющими ужас реалиями: воющие ветры, мрак, кости, черепа, черви, черные вороны, хищные звери, духота и безжизненность. Для другого - это «обитель вечного мира», где царят свет, спокойствие и тишина, цветут прекрасные благоухающие фиалки, жасмины и лилии, нежно поют птички, отдыхают кролики и голуби (животные и птицы, прямо противопоставленные хищникам, упоминаемым первым голосом, своим мирным, неагрессивным ти-
130
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 4, 2012
пом поведения). Второй взгляд ближе масонскому мироощущению, и именно он в наибольшей степени представлен в поэзии Карамзина.
Как можно убедиться, масонское правило воспитания в душе «любви к смерти» оказывается важным и для карамзинской концепции жизни человека. Поэт использует широко распространенные в поэзии масонов противопоставления мрачного мира земной жизни светлому миру небесного бытия, мотив «жизнь есть сон», образы морской стихии и тихой пристани. Концептуальным в поэзии Карамзина становится мотив ожидания смерти, которая принесет желанное спокойствие. Новым по сравнению с масонской интерпретацией мотива «любви к смерти» является у Карамзина связь этого мотива с любовной темой и темой дружбы: смерть дает человеку надежду на встречу в ином мире с умершими друзьями и возлюбленными. В 1803 году поэт пишет «Стихи на скоропостижную смерть Петра Афанасьевича Пельского», в которых упоминает о скончавшейся ранее супруге умершего и о том, какое горе испытывал оплакивавший любимую женщину друг автора. В этом мире любая «радость есть приготовленье / К утратам и печалям вновь», и может ли быть «в благах совершенство», если даже любовь «готовит только сожаленье / И гаснет завсегда в слезах», потому что один из любящих так или иначе обречен проливать слезы на могиле возлюбленной или возлюбленного [4, с. 297]. Такое представление о земном бытии человека закономерно ведет поэта к прославлению иного мира, где все умершие соединятся со своими близкими и будут навечно неразлучны: Надежда смертных утешает,
Что мир другой нас ожидает:
Сей свет пустыня перед ним!
Там все, кого мы здесь любили <...>
И с теми, коих здесь оставим,
Мы разлучимся лишь на час.
Земля гостиница для нас! [4, с. 297-298].
Таким образом, в поэтическом творчестве Карамзина широко представлена поэтическая образность, использовавшаяся поэтами-масонами для передачи своего мироощущения. Свойственная масонам «любовь к смерти» художественно воплощается в образах, создающих положительное восприятие иного мира, ожидающего человека после смерти: пространство света, Божественные чертоги, тихая пристань. Противопоставляется тому
миру пространство земного человеческого бытия, негативно представленное в образах пространства изгнания, мрака, оков, сна, непредсказуемой морской стихии. В творчестве Карамзина воссоздается подобное же отношение к земной жизни человека, для изображения которой используется сквозной в поэзии Карамзина образ мрачной юдоли и пространства печали. Как и в масонской поэзии, жизнь в этом мире представляется сном или ассоциируется с образом бушующего моря. Противопоставляется этому миру иное пространство после смерти, дающее человеку надежду на обретение счастья и покоя в небесном мире, ассоциирующемся с образом долгожданного берега, долиной спокойствия, настоящей жизнью (явью). Небесное пространство, куда попадает человек после смерти, наделяется у Карамзина дополнительным смыслом. Оно оказывается желанным не только потому, что там душа человека соединяется с Богом, но также и потому, что там можно обрести встречу с друзьями и близкими, покинувшими земной мир.
Библиографический список
1. Аржанухин С.В. Философские взгляды русского масонства: по материалам журнала «Магазин свободнокаменщический». - Екатеринбург: Изд-во УрГУ, 1995.
2. Вечерняя заря. Ч. 1. Январь - апрель. - М.: Университетская тип. у Н. Новикова, 1782.
3. Вечерняя заря. Ч. 3. Сентябрь - декабрь. -М.: Университетская тип. у Н. Новикова, 1782.
4. Карамзин Н.М. Полн. собр. стихотворений / вст. ст, подг. текста и примеч. Ю.М. Лотмана. - М.; Л.: Сов. писатель, 1966.
5. Кросс А. Разновидности идиллии в творчестве Карамзина // XVIII век. Державин и Карамзин в литературном движении XVIII - начала XIX века. - Л.: Наука, 1969. - С. 210-228.
6. Лотман Ю.М. Поэзия Карамзина // Карамзин Н.М. Полн. собр. стихотворений / вст. ст, подг. текста и примеч. Ю.М. Лотмана. - М.; Л.: Сов. писатель, 1966. - С. 5-52.
7. Утренний свет. Ч. 5. Январь - апрель. - СПб., 1779.
8. Утренний свет. Ч. 7. Сентябрь - декабрь. -М.: Университетская тип., 1779.
9. Утренний свет. Ч. 8. Январь - май. - М.: Университетская тип., 1780.
