CC BY
5ИСТОРИЯ
УДК 94(37).07 DOI: 10.24412/2308-264X-2024-2-7-16
КУЛИКОВА Ю.В. ОСОБЕННОСТИ РЕГИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ В III В.
Ключевые слова: идентичность древних римлян, синкретизм культов, романизация, греко-римская культура, римское влияние, провинции Римской империи, этнические процессы, восточные культы.
Третий века стал рубежным в истории Римского государства, причем в историографии получил определение «кризис III в.». Процессы усиления единоличной власти, изменения системы военного командования и административного управления на фоне активизации вторжений германских племен и стремления Сасанидов возродить Персидскую империю оказали существенное влияние на экономическую и культурную жизнь провинций. Именно регионы обеспечивали Италию и «вечный город» ресурсами, зерном, ремесленной продукцией, создавая сложные торговые маршруты и логистические связи. Однако римская администрация в условиях нестабильности власти и постоянного ведения военных действий расходовала все больше средств, на нужды самих провинций их уже не хватало. Под влиянием Великого переселения народов начались сложные этнокультурные процессы, но выживаемость провинций по большей части оказалась их собственным делом. В связи с этим целью работы является попытка выявить характерные особенности и механизмы региональной идентичности провинций Римской империи в третьем веке. Актуальность исследования заключается в важности изучения причин изменений, происходящих в государстве на фоне внешней угрозы, а также в выявлении последствий влияния иной культуры и возможностей их преодоления.
KULIKOVA, J.V.
FEATURES OF REGIONAL IDENTITY OF THE ROMAN EMPIRE IN THE III CENTURY
Key words: identity of the ancient Romans, syncretism of cults, Romanization, Greco-Roman culture, Roman influence, provinces of the Roman Empire, ethnic processes, Eastern cults.
The period of the third century became a turning point in the history of the Roman state, so in historiography it was called the "crisis of the third century." The processes of strengthening one-manpower, changing the system of military command and administrative management against the backdrop of intensified invasions of Germanic tribes and the desire of the Sassanids to revive the Persian Empire had a significant impact on the economic and cultural life of the provinces. It was the regions that provided Italy and the "eternal city" with resources, grain, and handicraft products, creating complex trade routes and logistics links. However, the Roman administration, in the conditions of instability of power and constant warfare, spent more and more funds, and they were no longer enough for the needs of the provinces themselves. Under the influence of the Great Migration of Peoples, complex ethno-cultural processes began, but the survival of the provinces for the most part turned out to be their own business. In this regard, the purpose of the work is to identify the characteristic features and mechanisms of regional identity of the provinces of the Roman Empire in the third century. The relevance of the study lies in the importance of studying the causes of changes taking place in the state against the background of an external threat, as well as in identifying the consequences of the influence of another culture and the possibilities of overcoming them.
Империя, как форма государства, обладает несколькими важными характеристиками, среди которых стоит выделить полиэтничность и обладание различными по своему развитию территориями [1]. Дистанцирование центра и периферии в экономическом плане усиливает разрыв между ними и лишь углубляет неравномерность развития, увеличивая различие в благосостоянии регионов. Римская империя имела свои особенности, которые и легли в основу ее жизнестойкости, однако стремление к унификации и полному контролю, по мнению исследователей, неизбежно ведет к крушению империи [21, 25, 26].
Как только регионы, входящие в состав империи, выравнивают свое развитие, возникают тенденции активизации процессов собственной идентичности. Но при этом стоит заметить, на примере «Галльской империи» и Пальмирского царства, что объединенные близкие по языку, структуре и единой внешней угрозой территории, способны за счет усиления региональной идентичности сохранить свою жизнеспособность. Мало того, именно такие объединения способны выживать в условиях кризиса, что и было продемонстрировано. Ведь Аврелиан включил эти территории, в которых экономические связи сохранили и приспособились к новым условиям (например, усиление роли натурального обмена и переход к мелкому ремесленному производству, что в условиях падения спроса было более выгодно). Именно поэтому различные группы населения по-разному воспринимали события третьего века, на это влияли как окружение и место жительства, так и мировоззрение. Так, христиане в середине указанного столетия воспринимали
вторую волну эпидемии, обрушившуюся на Римскую империю, как явный признак второго пришествия, описанного в Откровении Иоанна. Тем более, что эсхатологические взгляды являлись определяющими в мировосприятии ранних христиан, исходя из трудов Евсевия Кесарийского, Тертуллиана и др.
Для римской администрации тем не менее требовалась унификация, прежде всего, в общей системе управления, праве, гражданстве, образовании, т.е. в том, в чем современные исследователи усматривают «романизацию» или другие процессы. При этом они справедливо отмечают чрезвычайно медленные процессы к установлению равноправия провинций, причиной чего был римский прагматизм во взглядах, рассматривая регионы как доноров ресурсов [17, с. 3], хотя изначально все же построение всей системы провинциального управления должно было стремиться к предоставлению большей автономии и самоуправления регионам. Так, исследователь Р. Сайм считает распространение римского гражданства основным фактором интеграции других народов в Римскую империи [25, р. 40-72]
Возможно, поэтому более глубокое влияние Рима заметно на экономическом уровне, по мнению некоторых исследователей, вместе с активной урбанизацией, внедрением и распространением античными форм хозяйствования [21, р. 55; 8, с. 160-161]. Но согласиться с этим можно лишь частично, так как урбанизация протекала в восточных провинциях и раньше, особенно под влиянием эллинизма (численность населения в городах Северной Африки чаще всего едва превышала 6 тыс. человек [6, с. 207]. Но и в некоторых западных регионах, например, Малой Азии, Дакии, основная часть населения оставалась по большей части сельским. Вероятно, именно поэтому запустение городов в связи с вторжениями германских племен не оказалось катастрофически необратимым для экономики того же придунайского региона.
Если мы возьмем Галлию, то давние связи с Римом и трехсотлетнее нахождение под римским влиянием оказало более значительное и заметное воздействие, включая, рост городов как в количественном, так и в масштабном плане, формирование городского строя, распространение римских вилл и латифундий, крупного землевладения и многого другого, включая поведение и стиль жизни. При этом влияние на аспекты культурного развития возможно только после внедрения экономических форм, через которые и происходит дальнейшая «романизация», которая, по мнению М.Н. Щетинина, имела и реверсное движение [17, с. 4].
И действительно, например, в Малой Азии и Северной Африке можно отметить развитие античной формы собственности под влиянием расположенных в этом регионе императорских сальтусов, и более ранних тенденций к становлению системы колоната [6, с. 211-212; 5, с. 8-10]. При этом распространение прав гражданства не затронуло сельских жителей, не имевших возможности доказать свой статус свободы. Кроме того, исчез стимул, которым римская власть связывала провинциальные города и городскую элиту.
Это стало триггером, изменившим взаимоотношения Рима и многих подобных территорий и заложившим начало региональной идентичности, ведь римское гражданство перестало означать элитарное положение.
Являлся ли процесс «романизации» односторонним актом? Археологические данные и более глубокое исследование процессов все же говорят об обратном. Ведь соприкосновение различных культур должно сразу же запускать процессы, в том числе и синкретизации [11, с. 175], которые были известны с древнейших времен. Так, значение и влияние греческой культуры и греческого языка было весьма значительным, а если учесть, что Константинополь в дальнейшем стал центром именно римско-греческой культуры, греческого языка, то этот факт являлся определяющим. В немалой степени заметно влияние галлов в использовании римлянами некоторых архитектурных элементов, по крайней мере, на территории Галлии и Британии. Кроме того, заметно взаимовлияние между регионами, заимствование элементов культуры и религии, например, распространение культов сирийских божеств в Малой Азии [4, с. 20], египетских и сирийских в Мавретании, Нумидии, Триполитании [6, с. 258], восточных в Галлии и Британии. Можно заметить, что причина столь незначительного и весьма выборочного влияния состояла в прагматичности самих римлян, охотно воспринимавших все необходимое, например, оружие, тактику. Если заключать таким образом, то победители-римляне оказывали весьма масштабное давление на побежденные и интегрированные в римскую систему народы, но по большей части из-за стремления получить выгоду, как в экономическом, так и в стратегическом плане. В связи с
этим Римское государство проводило целенаправленную политику удержания территорий, караванных путей и их защиты.
Поэтому жители провинций должны были приспосабливаться, чтобы тем самым демонстрировать лояльность победителям в перенимании языка, одежды, элементов гражданского устройства, религии и даже некоторых обычаев, оказывая поддержку и помощь, чаще всего, в военных кампаниях, проводимых Римской империей. И при всем при этом в восточных провинциях господствовал греческий и другие языки (например, семитские в Пальмире, ливийский в регионах Северной Африки). К примеру, активное расселение берберов в III в. способствовало распространению берберского языка [5, с. В; 6, с. 231]. Тем более, что римлянами теперь приходилось иметь дело с весьма организованными структурами берберов, общество и военная организация которых сильно дифференцировались после приручения верблюда, сделав эти племена еще более воинственными, а потому опасными для Римской империи.
Некоторые исследователи выдвигают предположение об обратимости романизации [11, с. 10], когда с ослаблением давления в насаждении римской идентичности, в частности, латинского языка, в связи с нестабильными экономическими связями в эпоху третьего века заметно возвращение к хозяйствованию на местных традициях. Отмечают и другие факторы, именуемые ориентализацией, запустивших в западных провинциях, особенно на приграничных территориях, процессы варваризации.
Исследователи считают, к середине III в. значительная часть населения империи склонна была видеть корень всех бед в отступлении от старых обычаев, а кризис способствовал возврату к старым традициям [24, p. 233]. Так, в Галлии и Британии в этот период характерно возвращение к традиционным кельтским верованиям. Хотя многие божества уже давно приобрели черты и имена подобных им римских божеств, но подчас под привычным именем и образом, скажем, Меркурия, скрывалось типичное кельтское божество. Именно усиление кельтского ядра в образе божеств является характерной чертой периода. Римские боги приобретают черты старых кельтских божеств, становясь покровителями местностей, городов или ремесленных специализаций. Так Марс стал почитаться как галльское божество Кумулос [16, с. 335-336]. Аполлон, например, являлся покровителем Отена (Pan. Lat., 298-310), наряду с Дианой, ассоциирующейся с Кибелой (Acta Sanctorum, IV, Aug., 22. P. 496-497). Существовали два кельтских храма, в которых почитались Аполлон и Юпитер (Pan. Lat., 29В, 9, 2-3). Почитание Эпоны и Сильвана отмечено эпиграфическими данными. Однако нам ничего не известно в середине III в. о жрецах этой веры -друидах. Подчас «традиционные» кельтские боги приобретают новые черты, германских или восточных божеств. Так богиня Эпона почиталась в этот период наряду с богиней Кибелой, а подчас в этих богинях смешивались черты друг друга [19, p. 45-46]. В Британии отмечено почитание местных культов. В частности, найдены посвящения Mater Matuta (CIL, VII, 936; Aép. 1949. № 93 (богиня-мать), 94, 95, 101; 1950. № 22-24, 2В, 213, 219-220, 222-225; 1952. № В4 и В6 (богиня-мать), 130; 1953. № 99 (посвящение малоизвестному германскому божеству Usneihae), 260-261; 1954. № 92. 94, 95, 96, 107 (Сильван с молотом), 130; 1955, № 30, 234). Аполлон признается уже как кельтское божество, называясь Apollo Grannus [Ibid.]. Римское божество Юпитер получает черты египетского божества, а также второе имя - Юпитер Амон, либо, например, фракийские эпитеты. На значительное распространение восточных культов в западных провинциях Римской империи обращают внимание многие исследователи, в частности, культа Зевса-Амона и др. [26; 22, p. В3-В4; 23, p. 410-442].
В синкретичных связях Юпитера с местными и восточными божествами проявился присущий этому периоду процесс «ренационализации» традиционной римской религии, например, во Фракии Юпитер даже был связан с Дунайским всадником или его архетипом Героем-всадником, влияние которого в придунайском регионе было определяющим, что свидетельствует по разнообразным видам археологических источников [15, с. 190-191]. Встречаются надписи и посвящения Bonus Deus и Bona Dea (Доброму (всеблагому) богу и Доброй богине), т.е. неким безликим безымянным высшим сущностям, которые оказываются наиболее привлекательными в условиях падения роли традиционной римской религии, хотя и поддерживаемой политикой римских императоров.
В провинциях внедряется римская система ведения сельского хозяйства, основанная на эксплуатации рабов и колонов, появляются хозяйственные постройки римского образца,
развиваются крупные виллы, которые, например, в Британии и Северной Африке в III в. достигают своего расцвета. Даже в дальних сельских поселениях Британии, Малой Азии, Северной Африки встречаются предметы римского быта, одежды, искусства. Не в меньшей степени римляне способствовали активной урбанизации, введение системы муниципального управления, самоуправления и развития городского строя, не говоря уже о системе права и судопроизводства, делопроизводстве и латинском языке.
Свое значительное влияние оказывали легионы и вспомогательные отряды, многие из которых имели восточное происхождение, а также политика римских императоров по расселению германцев. Интересно, что шахиншах Шапур расселил пленных римлян из легионов, попавших в плен вместе с императором Валерианом, на территории своего государства, о чем свидетельствуют не только письменные источники, но и созданная руками пленных солдат инженерная система дамб, акведуков и знаменитая плотина на реке Карун при Дизфуле.
Начиная с Марка Аврелия, который отправил ок. 5,5 тыс. сарматов в Британию (Dio Cass., LXXI, 16, 2), последующие императоры следовали еще в большей степени этой политике интеграции. Они сажали варваров на землю на правах колонов, брали их на службу в пограничные гарнизоны и вспомогательные отряды. Так, на службе галльских императоров были германцы из зарейнских земель (SHA, XXIII, 7; XXIV, 6, 2; Zosim, I, 38; Zonar., XII, 24) , не только таких пленных германцев, но и выходцев из зарейнских районов. Император Клавдий II Готский начал в еще больших масштабах практиковать расселение пленных на римский земле (SHA, XXV, 25, 1, 3), так множество пленных германцев были размещены во Фракии, Мёзии и Паннонии, где они несли военную службу на границе. Продолжили такую политику императоры Аврелиан (Dexipp., 2) и Проб (SHA, XXVIII, 13).
Вероятно, в том числе благодаря этому, римская религия, пусть и видоизмененная, имела достаточное количество святилищ и храмов, как в восточных, так и в западных провинциях. В частности, отметим, что существуют многочисленные находки посвятительных надписей Юпитеру, Марсу и др. [16, с. 306-309]. Имел распространение и императорский культ, тоже со своими региональными особенностями, что было связано с определенными структурами местного самоуправления, которые отвечали за организацию религиозных празднеств и церемоний.
Важной чертой религиозной жизни римлян в этот период стал рост популярности восточных культов, имевших особенную природу (их учения базировались на переплетающейся философии и мистицизме). А.В. Амфитеатров замечает, что «восточная прививка воздействовала в Риме быстро и энергично, попав на хорошо подготовленную почву расшатанного эклектического политеизма» [2, с. 72]. Среди этих культов стоит выделить культ Митры [10], ставший особенно популярным среди военных [18, S. 377]. Активизировались процессы религиозной синкретизации и интеграции, в результате чего стало возможным установление императором Аврелианом культа Sol Invictus [9].
Для цивилизационной идентичности Рима характерна именно агрессия, которая оправдывалась внешними обстоятельствами. В своем взаимодействии с различными племенами и народами римляне занимали позицию превосходства, победителя. Поэтому они зачастую не стремились к более пристальному изучению их быта, традиций и, соответственно, их этнической идентификации. При этом вошедшие в состав Римского государства народы интересовали римлян больше, но опять же из чисто прагматических соображений. Необходимо было налаживать взаимосвязи и искать методы воздействия для проведения политики интеграции и ассимиляции. Так, даже спустя более 300 лет Аммиан Марцеллин отзывается о галлах как о достаточно задиристых, но очень надежных (Amm. Marc., XV, 12). Требеллий Поллион, характеризуя египтян указывает, что им свойственно, «подобно одержимым и безумным», доходить до поступков, влекущих за собой крайне опасные последствия для государства, прежде всего, поднимать мятежи (SHA, XXIV, 22). А ведь египтяне немногим меньше находились в составе провинций Римской империи.
Античный автор обосновывал право римлян применять силу внутри государства тем, что их к этому вынуждают «неразумные» жители других регионов. В то же время варварские племена, атаковавшие западные лимесы, называются общим словом «варвары», «скифы» (например, у Дексиппа), «народы пяти племен» (в отношении Африканских территорий - Epitom., XXXIX, 22). И лишь иногда, когда происходит взаимодействие, как, например, заключение договоров (Tac.
Hist., I, 2; Eutr., VIII, 8, 2), пленение и расселение на территории Римской империи, в источниках появляется более точное название племени (квады, карпы, свевы, бастарны, хавки и др.) (Dio Cass., LXXI, 11, 4; 21; LXXII, 3, 2; SHA, IX, 1, 7; XXV, 1; XXVIII, 13; Dexipp., fr. 24) или берберы, субурбуры, мусуламии, нибгении, политику расселения которых проводил еще император Траян [6, с. 206].
И в таком случае право вести справедливую войну аккумулировалось в отождествлении народов Римской империи - цивилизации, с племенами, нападавшими на государство -варварство. Как только германцы расселялись на землях Римской империи, они приобщались к культуре, становились на ступень ближе к цивилизации (ведь изначально культура от лат. cultum - обработка земли), их жизнь становилась упорядоченной в противовес хаосу за пределами границ Римского государства. Подчеркивая в своих трудах грубость варваров, античные авторы должны были формировать конъюнктуру цивилизованности «своих» народов. Так, Зенобия, несмотря на противостояние с Римом, все же была образованной, знала латинский и греческий, а значит, признавала превосходство античной культуры, поэтому не являлась представительницей варварского мира, хотя уже в какой-то мере была приближена к нему.
На вопрос, воспринимались ли в середине третьего века другие народы, входившие в состав Римской империи, как римляне, можно ответить однозначно положительно. Если в произведениях античных авторов речь идет об отношении власти и народа, то под общим термином понимался весь римский народ, проживающий на территории Империи, например, в формуле сенат и народ, отраженной также в источниках, или император заслужил любовь, расположение народа, (Epitom., XIII; XX, 6; XXX; SHA, XIII, 15) или император издавал эдикты (как Каракалла), оскорблявшие весь народ (SHA, XIII, 10). Когда же речь шла о конкретной территории, без связи с властью, то античные историки акцентировали внимание на этнической принадлежности и различиях.
Этнические процессы, активизировавшиеся в III в., затронули практически все римские провинции. Этому способствовали как политика самих римлян, так и Великое переселение народов, подчас разрушавшее привычную хозяйственную и административную деятельность. Не нужно думать, что переселение народов касалось только западных провинций. Активное стремление народов к получению избыточного продукта и цикличные процессы разложения первобытнообщинного строя, связанные с близостью более развитых территорий, а также изменение климата или влияние антропогенных факторов, результатом которых стали сильное опустынивание в Северной Африке, вынудило многие народы искать новые земли и доступ к ресурсам.
Региональная идентичность - часть социальной идентичности, в то время как этнокультурная - осознание собственной принадлежности к какому-либо этническому сообществу, базирующееся на признании факта наличия общей территории проживания, общей культуры, обладающей набором характерных именно для нее черт, а также общности языка. Поэтому вполне можно утверждать, что этнокультурная идентичность присутствовала в большинстве регионов, входивших в состав Римской империи, однако Великое переселение народов способствовало новым процессам ассимиляции, благодаря которым мелкие племена стали объединяться в союзы с более крупными, а некоторые племена, проникая и расселяясь на территориях провинций, создавали новые процессы изменения идентичности.
Но в ряде провинций эти процессы и не прекращались, например, в Египте. Внешние завоевания превратили его в эллинистическое государство уже со смешанным населением, но затем Египет был завоеван Римом, а затем началось расселение арабских племен. Это заметно и на примере Пальмиры, на территории которой смешанное население называется исследователями термином «пальмирцы», однозначно отличавшуюся от других регионов, и в Малой Азии, являвшейся местом пересечения различных языков и этносов.
В структуре региональной социальной идентификации присутствуют два основных компонента - знания, представления об особенностях собственной «территориальной» группы и осознание себя её членом и оценка качеств собственной территории, значимость ее в мировой и локальной системе координат. Создание «Галльской империи» способствовало изолированию ряда регионов от Римской империи, консолидации, в частности, галльской знати, обособлению Британии, которая даже после завоеваний императора Аврелиана оставалась вне юрисдикции Римской империи. В то же время на Востоке процессы регионализации шли, возможно, медленней,
но непрерывно и целенаправленно. Восточные провинции были в большей степени эллинизированными и политика Римской империи в их отношении была другой, нежели в отношении западных провинций. Ведь на Востоке необходимо было поддерживать, как бы этого ни хотелось, те самые греческие и восточные элементы, которые пустили там прочные корни. С другой стороны, это в какой-то мере обуславливало более глубокое понимание и восприятие сущности божественности власти и личности императора. Хотя, например, в Нумидии, Триполитании, Мавретании культ императора так и не пустил глубокие корни [6, с. 237].
В восточных провинциях в течение III в. определилась тенденция к региональной идентичности благодаря многочисленным внешним факторам влияния. Прежде всего, это, конечно, эллинизм, влияние римской культуры, а затем вторжение кочевых племен, в первую очередь берберов, которые в III в. сформировали значительный военно-политический союз (и необходимость им противостоять или интегрировать). Стоит отметить и другой важный фактор -летоисчисление в восточных провинциях использовалось не римское. Так в надписях Пальмиры указывается селевкидское летоисчисление [13, с. 17].
В немалой степени такой региональной идентичности способствовали сами римские императоры, зачастую, эллинофилы. Так, император Адриан, даровав Пальмире статус свободного города, способствовал изменению его административного управления по греческому образцу (интересно, что названия самих органов управления нам неизвестно, поэтому исследователи применяют к ним именно греческие термины). При этом после введения системы тарифов на товары, Пальмира лишь выплачивала часть получаемых доходов в казну Рима, а всему остальными доходами распоряжалась полностью самостоятельно. Значительным фактором воздействия римской культуры было строительство дорог, позволявших не только осуществлять торговлю, но и обеспечивать охрану караванов и собственной территории.
Греко-римская культура подтолкнула стремительное развитие местных художественных ремесел и строительной техники, при этом сами памятники, в том числе и фрески, имеют свой неповторимый восточный характер [13, с. 26-27]. Это сказывается, в частности, на линиях, которыми прорисованы портреты в Пальмире, на положении фигур, в особенностях костюма и восточной пластики. Для портретов характерен индивидуальный подход, порой даже следование определенной моде или, возможно, цензуре в изображении, например, женщин [13, с. 30; 20, р. 205-207]. Интересно, что художественные приемы во фресках и мозаике Пальмиры зачастую напоминают византийские образцы [13, с. 30]. Свою индивидуальность приобретают и североафриканские образцы [6, с. 214-215], что указывает на смешение культур и последовательное развитие. Однако во многом отражалось эллинистическое влияние, например, в планировке частных домов, архитектурных элементах храмов, мозаике, распространении театров. В свою очередь, римское заметно в планировке городов, инженерных сооружениях, коммуникациях, возведении триумфальных арок, публичных библиотек, терм, цирков и амфитеатров [6, с. 218-229.].
Мы не знаем, действительно ли греческие и римские термины, обозначающие должностных лиц и должности, которые они занимали, отражают принятие греко-римских политических и административных институтов. И если да, то в какой степени. Вероятно, эти термины также были частью внешней интеграции, под которой сохранялись местные традиции, существовавшие задолго до римского периода. Об этом свидетельствует структура управления в Пальмирском царстве при Оденате, где родоплеменная организация продолжала играть важную роль. Нам известны названия десятков племен, проживавших на территории Сирии этого периода, и они явно отражают почитание местных божеств, однако функции и облик подобных божеств, встречающиеся также в надписях, чаще всего остаются неизвестными [6, с. 237; 20, р. 205].
В III в. почитание местных культов, даже доэллинистических, отмечается в Малой Азии, при этом, как пишет Е.С. Голубцова, даже усиливавшаяся роль христианства в этом регионе не оказывало значительное воздействие на сельское население [4, с. 19, 46.]. Схожие тенденции отмечаются и в североафриканских провинциях Римской империи, отличием которых является только тот факт, что императорский культ на территориях Нумидии, Триполитании, Мавретании не прижился, а вот христианство получило достаточно широкое распространение, о чем оставил сообщение христианский апологет Тертуллиан. Так, он пишет: «Мы (христиане) существуем со вчерашнего дня, а заполняем уже все, что принадлежит вам: города, острова, форты, муниципии,
рыночные площади, военный лагерь, трибы, декурии, дворец, Сенат, форум; одни лишь (языческие) храмы мы оставляем» (Tert., Ap., XXXVII, 4; Euseb., V, 22). Об этом также свидетельствует состоявшийся в III в. первый в истории африканский собор, на котором зафиксировано участие 70 епископов Проконсульской провинции Африки и Нумидии. Не менее благодатную почву христианство нашло в Нумидии и Мавретании. М.М. Казаков указывает, что в 215 г., когда и состоялся этот поместный собор, в Северной Африке насчитывалось примерно 120 христианских общин [7, с. 52; 14, с. 431; 4, с. 7].
Восточные регионы в III в. выбирали собственные механизмы взаимодействия с кочевыми племена, в том числе используя местные войска для противостояния военным вторжениям. На этих территориях все больше использовались местные языки. Так, латынь в Пальмире встречается гораздо реже, даже после того, как город был полностью включен в римскую административную систему. Есть несколько трехъязычных надписей на пальмирском, греческом и латыни, но они являются исключительными [13, с. 26-27; 20, р. 206]. По крайней мере, в этой относительно отдаленной части мира, контролируемого римлянами, знание официального языка не было необходимым условием для продвижения и процветания под властью римской империи. Главное, чтобы человек мог говорить по-гречески и по-арамейски. Местные языки чаще использовались в Северной Африке [6, с. 231]. Схожие тенденции отмечаются и на территории Малой Азии. Е.С. Голубцова отмечает использование греческого и местных малоазийских языков, в частности, фригийского [4, с. 46].
Методы хозяйствования, приспособленные еще с древнейших времен, лишь отчасти видоизменились под влиянием эллинизма. Малая Азия и Пальмира имели самостоятельность в торговле. Более того, на камне с надписью, датируемой 137 г. в Пальмире содержится указ, утверждавший тарифное соглашение о налогах и сборах с товаров [20, р. 206-207].
Несмотря на наложение греко-римской культуры, Пальмира обладала многими чертами, которые отражали культурные элементы и традиции Ближнего Востока. Таким образом, возвышающиеся коринфские портики великого храма Бела окружают внутреннее святилище, дизайн и планировка которого демонстрируют сочетание как семитских, так и греко-римских элементов [20, р. 206-207]. В каждом конце святилища находится закрытое святилище. В северной и более искусно украшенной, вероятно, находились изображения святой и полностью семитской триады Пальмиры: Бела, божественного покровителя Пальмиры, Ярхибола и Аглибола, богов солнца и луны, соответственно. Южное святилище, возможно, было посвящено Белу самостоятельно и, возможно, когда-то содержало переносное изображение бога, которое выносилось и демонстрировалось во время процессий, которые, по-видимому, были обычной чертой религиозной жизни Пальмиры.
Римское влияние на Востоке и, в частности, в Пальмире, по мнению специалистов, отразилось в стремлении художников представить наиболее близкий психологический портрет изображенного. Еще одно влияние Рима - инженерные коммуникации (хотя в той же Северной Африке гидротехнические сооружения возводили еще до Рима), плотины и акведуки (один из них Джебель-Загуан вел воду из источника, расположенного в 132 км, а плотина через Киллиум имела 10 м в высоту и до 150 м в ширину, по ней же проходила дорога 5 м шириной [6, р. 200-201]), строительство терм, сделанных по всем архитектурных и техническим канонам.
Весьма значимым для унификации было бы налаживание единого денежного обращения. Однако единой системы мер и весов тоже не возникло. В Малой Азии использовали греческие стандарты, точно так же, как чеканились драхмы. А уже к III веку можно говорить о разрушении системы монетного дела в Империи, так как монетные дворы и мастерские под влиянием различных обстоятельства теряли связь с центральным монетным двором в Риме [12, с. 165]. Была широко распространена автономная чеканка в провинциях и городах, поскольку, с одной стороны, ряд провинций (Малая Азия) и городов (Афины и пр.), обладали правом такой чеканки, но при этом подчеркивали свою связь с Римской империей монетными легендами и посвящениями императору и сенату. В Малой Азии, в частности, Ликии функционировали местные монетные дворы. Однако, наряду с египетской системой, ее, по мнению Г. Мэттингли, погубил финансовый кризис при императоре Галлиене [12, с. 175]. Клейма порой ограничивали циркуляцию монет одним городом или регионом, но порой и расширяли территорию их использования. Третий век оказался катастрофическим для региональной чеканки. И все же ослабление монополии наступило
слишком поздно для самостоятельного экономического подъема провинций: вся власть по-прежнему была сосредоточена в руках центрального правительства, и, даже распределив чеканку между местными монетными дворами, оно осуществляло над ними жесткий контроль, хотя политическая нестабильность способствовала его ослаблению. Более того, все более значимым становится натуральный обмен.
Начиная с 235 г., исследователи усматривают возрастание культурных особенностей различных регионов. Так, знаменательным событием 238 г. является узурпация в проконсульской Африке (г. Тисдрус) провинции, традиционно принадлежавшей сенату. Кроме того, в узурпации Гордиана, как и свержении Максимиана, усматривается активная позиция населения (Herodian, VII, 3, 3; 7, 4). Вступление в должность императоров Гордиана I и Гордиана II происходило по инициативе жителей Карфагена, которые, как указывает Геродиан, в течение нескольких дней имели счастье чувствовать себя равными Риму (Herodian, VII, 7, 4; SHA, XX, 13, 5).
Современные исследователи считают, что «конфликт идентичностей» происходит там, где две или более групп начинают претендовать на одну и ту же историческую, культурную, социальную, политическую территорию [3]. Естественно то, что «накладка идентичностей» наиболее явно проявляется в случаях политических притязаний на спорные географические территории. В общественных науках постепенно складывается точка зрения, согласно которой под территориальной идентичностью понимаются изменяющиеся и динамичные явления, нежели зафиксированные неизменные пространства с четкими границами. Именно такое определение характеризует процессы и явления, происходившие в провинциях Римской империи в III веке.
Наиболее интересно этот процесс рассмотреть на примере Британии, которая после падения «Галльской империи» стала центром нового проявления сепаратизма, в том числе из-за невозможности центральной власти обеспечить безопасность от усиливавшихся вторжений германских племен, затем Британия постепенно стала выходить из-под контроля римских императоров и юрисдикции Римской империи. Восточные провинции в меньшей степени испытывали внешнее и внутреннее давление, обладали большей автономностью, но их выбор определялся политико-географическим положением между двумя противоборствующими державами: Сасанидами и Римской империей.
Таким образом, особенности идентичности регионов Римской империи определялись множеством взаимодополняющих, порой разнонаправленных факторов. Для восточных провинций характерны медленные темпы прогрессивного развития, в связи с чем они имеюли возможность видоизменять структуры и связи в тесной связи с реалиями времени. При этом чаще всего «римскость» оказывалась поверхностной и замещалась местными или новыми элементами, формируя этнокультурную идентичность. Как отмечает Ш.А. Жюльен по отношению к населению Северной Африки, несмотря на влияние Рима, оно осталось в душе африканским [6, с. 231].
Для западных регионов характерно неравномерное развитие, во время которого появляются новые элементы, но быстро устаревающие из-за скачкообразности проводимых мероприятий и, в отличие от римского права, в этом направлении действовать на основе прецендента, на опережение порой было весьма губительно. Западные территории не имели столь многотысячелетней истории развития, как восточные, фактически они проходили стадии эволюции общества непосредственно в соседстве с античной культурой или уже под власть Рима, поэтому устоявшихся традиций и элементов здесь фактически не было, чтобы они могли восстановиться в своем изначальном виде. Тем не менее, общим для всех регионов Римской империи стало влияние римской культуры, этнические процессы, усиление местных черт культуры. Однако терять территории римская администрация была не намерена, и выстроенные структуры управления обеспечили дальнейшее существование Империи, хотя и с постепенной утратой контроля и влияния над некоторыми территориями.
Литература и источники
1. Алаев Л.Б. Империя: феномен или этап развития? // Вопросы истории. - 2000. - №4/5. - С. 148-156.
2. АмфитеатровА.В. Старое в новом. - СПб., 1907.
3. Волков Ю.Г., Курбатов В.И. Конфликт идентичностей: современные зарубежные концепции // https://cyberleninka.rU/article/n/konflikt-identichnostey-zarubezhnye-issledovatelskie-kontseptsii/viewer (дата обращения 16.04.2024).
4. Голубцова Е.С. Религиозное мировоззрение населения Малой Азии в I-III вв. н.э. - М., 1975.
5. Дилигенский Г.Г. Северная Африка в IV-V веках. - М., 1961.
6. Жюльен Ш.А. История Северной Африки. Тунис. Алжир. Марокко. Т.1. - М., 1961.
7. КазаковМ.М. Особенности христианизации Северной Африки // Христианское чтение. - 2014. - № 2-3. - С. 46-61.
8. Кудрявцев О.В. Исследования по истории балкано-дунайских областей в период римской Империи и статьи по общим проблемам древней истории. - М., 1957.
9. Куликова Ю.В. Культ SOL и религиозная реформа императора Аврелиана // Локус. - 2020. - Т.11. - № 3. - С. 11-27.
10. Куликова Ю.В. Место культа Митры в религиозной реформе императора Аврелиана // Локус: люди, общества, культуры, смыслы. - 2017. - № 4. - С. 52-66.
11. Культура древнего Рима: В 2-х тт. / отв. ред. Е.С. Голубцова. - М., 1985.
12. Мэттингли Г. Монеты Рима с древнейших времен до падения Западной империи / Пер. с англ. - М., 2005.
13. Саверкина И.И. Древняя Пальмира / сост. И.И. Саверкина. - Л., 1971.
14. Сергеева Е.В. Первые христианские общины в Северной Африке // Мнемон: Исследования и публикации по истории античного мира. Вып. 6. / Под ред. проф. Э.Д. Фролова. - СПб., 2007.
15. СоловьяновН.И. Римское религиозное сознание и его отражение в пантеоне армии в I—III вв. - Красноярск, 2007.
16. Широкова Н.С. Римская Британия. Очерки истории и культуры. - СПб., 2016.
17. Щетинин М.Н. Провинциальная политика раннего Принципата: автореф. ... канд. ист. наук. - Великий Новгород, 2001.
18. BenDala G.M. Die orientalischen religionen Hispaniens in vorrömischen und Römischen Zeit // ANRW. - 1986. - Bd.II / 18. - № 1. - S. 345-409.
19. Birley E. The Deities of Roman Britain // ANRW. - 1986. - Bd.II / 18. - № 1. - P. 3-112.
20. Bryce T. Ancient Syria. A three thousand year history. - Oxford, 2014.
21. Curchin L.A. Roman Spain. Conquest and Assimilation. - L., N.-Y., Sydney, Toronto, 1991.
22. Hatt J.-J. Essai sur l'évolution de la réligion gauloise // REA. - 1965. - Bd.67. - P. 80-125.
23. Hatt J.-J. Esquisse d'une histoire de la sculpture regionale de Gaule romaine // REA. - 1957. - Bd. 59. - P. 91-96.\
24. Drinkwater J.F. The Gallic empire: Separatism and continuity in the North -Western provinces of the Roman empire A.D. 260274. - Stuttgart, 1987. (HISTORIA, Bd. 52).
25. Syme R. Danubian papers. - Bucharest, 1971.
26. Curchin L.A. Roman Spain. Conquest and Assimilation. - L., N.-Y., Sydney, Toronto, 1991.
References and Sources
1. Alaev L.B. Imperiya: fenomen ili etap razvitiya? // Voprosy istorii. - 2000. - №4/5. - S. 148-156.
2. Amfiteatrov A.V. Staroe v novom. - SPb., 1907.
3. Volkov Yu.G., Kurbatov V.I. Konflikt identichnostej: sovremennye zarubezhnye koncepcii // https://cyberleninka.ru/article/n/konflikt-identichnostey-zarubezhnye-issledovatelskie-kontseptsii/viewer (data obrashcheniya 16.04.2024).
4. Golubcova E.S. Religioznoe mirovozzrenie naseleniya Maloj Azii v I-III vv. n.e. - M., 1975.
5. Diligenskij G.G. Severnaya Afrika v IV-V vekah. - M., 1961.
6. Zhyul'en Sh.A. Istoriya Severnoj Afriki. Tunis. Alzhir. Marokko. T.1. - M., 1961.
7. Kazakov M.M. Osobennosti hristianizacii Severnoj Afriki // Hristianskoe chtenie. - 2014. - № 2-3. - S. 46-61.
8. Kudryavcev O.V. Issledovaniya po istorii balkano-dunajskih oblastej v period rimskoj Imperii i stat'i po obshchim problemam drevnej istorii. - M., 1957.
9. Kulikova Yu.V. Kul't SOL i religioznaya reforma imperatora Avreliana // Lokus. - 2020. - T.11. - № 3. - S. 11-27.
10. Kulikova Yu.V. Mesto kul'ta Mitry v religioznoj reforme imperatora Avreliana // Lokus: lyudi, obshchestva, kul'tury, smysly. - 2017. - № 4. - S. 52-66.
11. Kul'tura drevnego Rima: V 2-h tt. / otv. red. E.S. Golubcova. - M., 1985.
12. Mettingli G. Monety Rima s drevnejshih vremen do padeniya Zapadnoj imperii / Per. s angl. - M., 2005.
13. Saverkina I.I. Drevnyaya Pal'mira / sost. I.I. Saverkina. - L., 1971.
14. Sergeeva E.V. Pervye hristianskie obshchiny v Severnoj Afrike // Mnemon: Issledovaniya i publikacii po istorii antichnogo mira. Vyp. 6. / Pod red. prof. E.D. Frolova. - SPb., 2007.
15. Solov'yanov N.I. Rimskoe religioznoe soznanie i ego otrazhenie v panteone armii v I-III vv. - Krasnoyarsk, 2007.
16. Shirokova N.S. Rimskaya Britaniya. Ocherki istorii i kul'tury. - SPb., 2016.
17. Shchetinin M.N. Provincial'naya politika rannego Principata: avtoref. ... kand. ist. nauk. - Velikij Novgorod, 2001.
18. BenDala G.M. Die orientalischen religionen Hispaniens in vorrömischen und Römischen Zeit // ANRW. - 1986. - Bd.II / 18. - № 1. - S. 345-409.
19. Birley E. The Deities of Roman Britain // ANRW. - 1986. - Bd.II / 18. - №2 1. - P. 3-112.
20. Bryce T. Ancient Syria. A three thousand year history. - Oxford, 2014.
21. Curchin L.A. Roman Spain. Conquest and Assimilation. - L., N.-Y., Sydney, Toronto, 1991.
22. Hatt J.-J. Essai sur l'évolution de la réligion gauloise // REA. - 1965. - Bd.67. - P. 80-125.
23. Hatt J.-J. Esquisse d'une histoire de la sculpture regionale de Gaule romaine // REA. - 1957. - Bd. 59. - P. 91-96.\\
24. Drinkwater J.F. The Gallic empire: Separatism and continuity in the North -Western provinces of the Roman empire A.D. 260-274. - Stuttgart, 1987. (HISTORIA, Bd. 52).
25. Syme R. Danubian papers. - Bucharest, 1971.
26. Curchin L.A. Roman Spain. Conquest and Assimilation. - L., N.-Y., Sydney, Toronto, 1991.
Сокращения источников
Aép - L'Année épigraphique
Amm. Marc. - Ammianus Marcellinus. Res Gestae / Ed. J.C. Rolfe (Loeb). London, 1963.
CIL - Corpus Inscriptionum Latinarum. Berlin, 1893-1936.
Dexipp. - Dexippus, Fragmentae // FHG. 1841. Vol III. P. 606-687.
Dio - Дион Кассий Концейан. Римская история / Пер. А.В. Махлаюк и др.
Epitom. - Pseudo-Aurelius Victor. Epitome de Caesaribus. URL: http://thelatinlibrary.com/victor.caes2.html (дата обращения 01.08.2018).
Euseb. - Eusebius. Historia Ecclesiastica / ed. H. J. Lawler. Paris, 1964.
Eutr. - Eutropius. Breviarium ab Urbe condita / ed. F. Ruehl. Lipsia: B.G. Teubner, 1901.
Herodian. - Геродиан. История императорской власти после Марка / пер. А.И. Доватура и др. М., 1996.
Pan. - Gallic Panegyrists // Panegyriques Latins / Ed. R.Galletier (Bude). Paris, 1949-1955.
SHA - Scriptores Historiae Augustae / Ed. P. Magie. (Loeb). London, 1954.
Tac.- Tacitus Cornelius Publius. Annales. Historia et alt. URL: http://www.thelatinlibrary.com/tac.html (дата обращения 02.05.2022).
Tert. - Tertullianus Q. Septimius Florens. Apologeticus pro Christiani. De spectaculis. URL: http://www.thelatinlibrary.com/tertullian/
tertullian.spect.shtml (дата обращения 01.08.2018).
Zonar. - Zonaras. Epitome Historiarum / Ed. Dindorf. Leipzig, 1870.
Zosim. - Zosimus. Historia Nova / Ed. F. Paschoud. Paris, 1971.
КУЛИКОВА ЮЛИЯ ВИКТОРОВНА - кандидат исторических наук, доцент, кафедра истории древнего мира и средних веков им. В.Ф. Семенова, Институт истории и политики, Московский педагогический государственный университет. KULIKOVA, JULIA V. - Ph.D. in History, Associate Professor, Department of Ancient History and Middle Ages V.F. Semenov, Institute of History and Politics, Moscow Pedagogical State University ([email protected]).
УДК 94 (485) «1617/1661», 94(470) «1617/1661» DOI: 10.24412/2308-264X-2024-2-16-22
ЧЕПЕЛЬ А.И., ЗАМЯТИНА Н.А. К ХАРАКТЕРИСТИКЕ СЕМЕЙНО-РОДСТВЕННЫХ СВЯЗЕЙ В РУССКО-ШВЕДСКОМ ПРИГРАНИЧЬЕ В КОНЦЕ 1610-Х - КОНЦЕ 1650-Х ГОДОВ
Ключевые слова: Столбовский мирный договор, русско-шведская война 1656-1658 годов, русско-шведское приграничье, семья в раннее Новое время.
В статье исследуется положение разделённых семей в русско-шведском приграничье после подписания Столбовского мирного договора, заключённого между Швецией и Россией в 1617 году. Согласно этому договору, под власть Швеции передавались северо-западные русские земли, где проживали преимущественно русскоязычные православные земледельцы, которым запрещалось покидать родные места. Шведы настояли на этом условии во избежание запустения земель в случае ухода местных земледельцев на русскую территорию. В результате, многие семьи оказались разделены линией границы. Это, с одной стороны, привело к активным трансграничным миграциям родственников, не желавших разрывать общение. С другой стороны, появилась возможность порвать с прежней жизнью. В частности, мужья имели возможность бросить семью и скрыться за рубежом, оставив жён с детьми на произвол судьбы. Граница после Столбовского мира слабо охранялась, что делало такие миграции практически бесконтрольными. Исследование, основанное на архивных источниках, позволило выявить и проанализировать характерные жизненные ситуации, в которых оказывались семьи в русско-шведском приграничье после Столбовского мира. Авторы пришли к выводу, что разделённые границей родственники быстро адаптировались к новым условиям и нередко использовали возможности трансграничной миграции как способ радикально изменить свою жизнь.
CHEPEL, A.I., ZAMYATINA, N.A.
ON THE CHARACTERIZATION OF FAMILY TIES IN THE RUSSIAN-SWEDISH BORDER AREA
IN THE LATE 1610S - LATE 1650S
Key words: Stolbov peace treaty, Russian-Swedish war of1656-1658, Russian-Swedish border area, family in the early modern times.
The article examines the situation of separated families in the Russian-Swedish border area after the signing of the Stolbov peace treaty concluded between Sweden and Russia in 1617. According to this agreement, the northwestern Russian lands were transferred to Swedish rule, where predominantly Russian-speaking Orthodox husbandmans lived, who were forbidden to leave their native places. The Swedes insisted on this condition in order to avoid desolation of the land in the event of the departure of local farmers to Russian territory. As a result, many families were separated by the borderline. This, on the one hand, led to active cross-border migrations of relatives who did not want to break off communication. On the other hand, there was also an opportunity to break with their old lives. Now husbands had the opportunity to abandon their families and hide abroad, leaving their wives and children to fend for themselves. The border was poorly guarded after the Stolbov peace treaty, which made such migrations practically uncontrolled. The research is based on archival sources. During the study, the authors identified and analyzed the characteristic life situations in which families found themselves in the Russian-Swedish border area after the Stolbov peace treaty. The authors concluded that relatives separated by the border quickly adapted to new conditions and often used the opportunities of cross-border migration as a way to radically change their lives.
Новая русско-шведская граница, проведённая по условиям Столбовского мирного договора, внесла существенные коррективы в правовое положение жителей русских северозападных территорий. Москва отказалась в пользу Стокгольма от Ижорской земли (Ингерманландии) и Карельского уезда (Кексгольмского лена), на территории которых находились важные в стратегическом отношении крепости Ивангород, Орешек, Ям, Копорье, Корела. Одним из условий договора был запрет местным земледельцам с семьями и приходским православным священникам уходить на русскую территорию во избежание запустения этих территорий; другие категории населения должны были выбрать сторону проживания в короткий двухнедельный срок [1, с. 152]. Так это русское православное население неожиданно для себя в одночасье из подданных русского царя превратилось в подданных шведского короля, что само по себе, учитывая конфессиональные различия между странами, принять было непросто. Важнейшей проблемой, сразу же начавшей сказываться на частной жизни обитателей нового приграничья, оказалось насильственное разделение линией границы многих семей. По большей части эта проблема коснулась расширенных семей или вообще любых родственников. Но нередко разделёнными по различным причинам оказывались и нуклеарные семьи, что было очень тяжело для их членов, особенно для женщин и детей. В нашей статье на основе широкого круга архивных материалов исследуется положение родственников в новом русско-шведском приграничье,
