CC BY
39Особенности реализации
французской модели конституционной юстиции
в странах Азии и Африки
Наталья Данилова
В статье рассматриваются пути становления и развития института конституционной юстиции в странах, воспринявших французскую модель органов конституционного контроля, освещаются основные организационно-функциональные особенности конституционных советов стран Азии и Африки, позволяющие говорить об ином способе реализации модели, нежели во Франции.
^ Конституционный совет; конституционная юстиция; избирательные споры; правовое государство; конституционная реформа
Последняя четверть XX века — так называемая «эпоха неоконституционализма»1 — стала временем учреждения в ряде государств франкоговорящей Африки и в отдельных странах Азии конституционных советов на основе модели конституционной юстиции, разработанной в ходе французской конституционной реформы 1958 года.
Именно эта модель, обладающая целым рядом особенностей, которые позволяют говорить о ней как об особой — французской — модели конституционной юстиции, оказала определяющее влияние на формирование органов конституционного контроля в таких странах, как Алжир, Тунис, Марокко, Мавритания, Сенегал, Чад, Кот-д'Ивуар, Камбоджа, Джибути, Буркина-Фасо и др.
Влияние французского права
Многие исследователи отмечают, что конституционные тексты, принятые в 1960-е годы молодыми постколониальными государства -ми, «были скалькированы с европейских мо-делей»2. Сложно не заметить, что немалая часть действующих конституций стран Африканского континента в вопросах, касающихся
конституционного контроля и конституционно-правовых механизмов системы разделения властей, ориентируется именно на французское право, нередко чуть ли не дословно воспроизводя механизмы, предусмотренные Конституцией Франции 1958 года. Это относится и к бывшей португальской колонии — Мозамбику. Однако французская модель конституционной юстиции была воспринята и в Ливане, Камбодже, Казахстане. И если Камбоджа, как страна, долгое время находившаяся под протекторатом Франции, или Ливан, получивший полную независимость от Франции лишь в 1943 году, вполне ожидаемо обратились к французской модели конституционно-правовых механизмов, то выбор Казахстаном французской модели конституционной юстиции вызывает гораздо больше вопросов. Тем более что ряд особенностей организации и функционирования Конституционного совета Казахстана позволяет говорить о том, что результатом конституционной реформы 1995 года в этой стране стало не просто учреждение органа конституционного правосудия по французскому образцу, но реализация французской модели с использованием всей возможной «гибкости» квазису-
дебного органа конституционной юстиции, которая присуща данной модели в ее первоначальном — «голлистском» — прочтении.
Впрочем, французская модель оказала формирующее влияние на развитие институтов конституционной юстиции не только в государствах, где были созданы конституционные советы. Отдельные организационные и функциональные принципы, характерные для нее, были воспроизведены и в ряде стран, обратившихся к «классической» модели конституционных судов. Так, Конституционный суд Габона по способу формирования, принципам функционирования, кругу полномочий гораздо ближе к Конституционному совету Франции, чем формально относящийся к французской модели Конституционный совет Мозамбика.
Влияние французского конституционного права в странах, входивших в сферу интересов колониальной Франции, разумеется, отнюдь не ограничилось областью конституционной юстиции. Рецепиируемые институты чаще всего становились объектом определенных адаптаций, не столько формальных, сколько содержательных. Например, рядом африканских государств был воспроизведен подход французской Конституции 1958 года к конституционно-правовому статусу президента, что было вызвано не столько «подражанием» метрополии, сколько созвучием «голлистского» прочтения института президентства с традиционными представлениями о лидере государства, о персонализации власти в рассматриваемых странах3.
Модель конституционной юстиции V Республики и ее рецепция
«Форсированное» принятие рассматриваемыми странами конституций по западному образцу, особенно на первом этапе, в 1960-е годы, объясняется необходимостью гарантировать собственное легитимное и суверенное существование в условиях постколониализ-ма4. Оттого вполне закономерным выглядит обращение большей части постколониальных государств к модели конституционного контроля, успешно действующей в бывшей метрополии и доказавшей к тому времени свою эффективность. Тем более что модель эта предполагала создание органа конституционного контроля, чей статус и функции — в
силу отсутствия четко определенного места в системе органов власти, различного док-тринального толкования правовой и политической природы Конституционного совета Франции — оказались чрезвычайно гибкими, позволяющими гораздо большие организационно-функциональные адаптации, нежели «классическая» континентальная модель с ее конституционными судами.
Споры о природе Конституционного совета Франции, нередко именуемого «квазисудебным» органом5, ведутся до сих пор, в последние годы даже с еще большим жаром. Масла в огонь подлила конституционная реформа 2008 года во Франции, в результате которой в сферу компетенции Конституционного совета было включено полномочие по последующему конституционному контролю, осуществляемому в отношении законов, нарушающих права и свободы граждан. Большинство французских правоведов полагают, что Конституционный совет следует рассматривать как судебный орган. В качестве аргументов обычно приводятся особые гарантии независимости членов Конституционного совета, невозможность судебного обжалования решений Совета, применяемые в рамках отдельных категорий дел процессуальные нормы, характерные для судебного органа. Другие авторы отстаивают точку зрения, согласно которой Конституционный совет (по крайней мере, такой, каким он был задуман авторами Конституции V Республики) — политический орган. Основные их доводы: способ формирования и статус членов Конституционного совета характерны скорее для государственных органов власти, нежели для судов, а процедуру, как правило, не являющуюся гласной и характеризующуюся состязательностью лишь по отдельным категориям дел и то в урезанном виде, нельзя назвать в полной мере судебной6.
В отличие от Франции, обладающей длительной демократической либеральной традицией, страны франкоговорящей Африки и Азии имеют совершенно иные традиции права и правосудия и потому, как полагают многие исследователи, например Б. Бади или Ж.-Ж. Рейналь, они вот уже тридцать лет живут, «поддерживая лишь иллюзию существования "западных" юридических институтов в обществе, несмотря на доходящее до "мимикрии" заимствование огромного коли-
чества положений французской Конститу-ции»7. Среди факторов, которые негативно сказываются на развитии политических и правовых институтов «молодых независимых государств», называют авторитаризм, триба-лизм, клиентелизм, традиционные представления об отношении власти и общества8, приводящие к частичной дисфункции большинства правовых институтов, в том числе института конституционного контроля. Конституционные советы стран Азии и Африки на первый взгляд предстают, скорее, изысканными атрибутами государственной власти, не играющими действительно значимой роли ни в правовой, ни в политической сфере. Однако важность учреждения и существования подобных органов невозможно отрицать. Специализированные органы конституционного контроля, созданные на волне неоконституционализма, как минимум, свидетельствуют о наличии воли к созданию действенных механизмов конституционной юстиции, которые имеют все шансы стать со временем реальным инструментом разделения властей и конституционного правосудия.
Правовой характер государства определяется, прежде всего, его правоприменительной практикой и лишь во вторую очередь — собственно текстом правовых норм. Государство может располагать самой демократичной Конституцией в мире и при этом оставаться крайне далеким от демократических принципов государственного строительства. Однако сам факт учреждения и функционирования политико-правовых институтов, направленных на обеспечение верховенства Конституции, на гарантию соблюдения избирательных процедур и защиты конституционно закрепленных прав и свобод человека и гражданина от произвола властей, как и сам факт закрепления этих прав и свобод в Основном законе страны (что уже само по себе является важнейшим шагом к формированию действенных механизмов правового государства), нельзя недооценивать. Учреждение политико-правовых институтов, характерных для западных демократий, в постколониальных государствах франкоязычной Африки даже в условиях отсутствия устойчивых «демократических традиций» уважения прав и свобод неизбежно становится механизмом формирования этих самых традиций. Создание институтов, призванных обеспечивать
охрану конституционно закрепленных прав человека, охрану Конституции в самом широком смысле, является базой для формирования в обществе представления о правах и свободах, в правовом сообществе — дискурса о поиске более эффективных форм конституционного контроля, в политических элитах — понимания того, что лишь путем соблюдения закрепленных в Основном законе страны положений можно достичь собственной легитимности.
Конституционное право оказалось одной из тех отраслей права, которых в первую очередь коснулась серьезная вестернизация: признание мировым сообществом, упрочение территориальной целостности и установление политической стабильности требовали от молодых независимых государств соблюдения основных провозглашаемых западным правом принципов государственного устройства. При этом в Мавритании, Алжире, Марокко, Тунисе конституционное право, да и вся правовая система в целом испытали влияние со стороны системы французского законодательства при одновременном сохранении влияния мусульманского права9. В тех странах франкоговорящей Африки, где основу правовой системы долгое время составляли нормы местного обычного права (например, в Чаде, Буркина-Фасо), в отношении которого позднее были предприняты активные попытки реформирования и кодификации и которое сохранилось сегодня исключительно в области частного права, вся система конституционно-правовых норм оказалась практически полностью заимствованной у бывшей метрополии. Это, однако, не означает, что в этих странах отказались от конституционного закрепления сферы применения норм обычного местного права. Например, глава II раздела VI Конституции Чада посвящена нормам обычного и традиционного права, применяемым только в отношении членов тех общин, где подобные нормы возникли и сохраняются по сей день, только по взаимному согласию сторон и только в той части, в которой они не противоречат законам страны. Правовая и политическая «неопределенность», «много-пластовость» законодательства, однако, и по сей день остаются одним из факторов, затрудняющих функционирование института конституционного контроля в рассматриваемых странах.
Заимствование эволюционирующей модели
Страны, сделавшие выбор в пользу учреждения именно конституционных советов, имели достаточное поле для маневра: за первые тридцать лет своего существования французский Конституционный совет прошел столь значительный путь эволюции и реформирования, что представляется возможным говорить о заимствовании модели на разных этапах ее развития. Важно отметить не только и не столько рецепцию институциональной формы, в которой осуществляется конституционный контроль во Франции и которая была с некоторыми адаптациями перенесена на новую почву, но и ту роль, которую сыграли практика Конституционного совета Франции и французский политико-правовой дискурс, ставшие ориентиром при учреждении и реформировании органов конституционного правосудия стран франкоязычной Азии и Африки.
В 1990-е годы, когда в большинстве рассматриваемых государств создавались (либо кардинально реформировались) органы конституционного правосудия, французская конституционно-правовая доктрина переживала период смены векторов. Так, весьма оживленно обсуждалась возможность кардинального реформирования института специализированного органа конституционного контро-ля10. Дискуссии велись, прежде всего, вокруг возможности дополнения предварительного абстрактного конституционного нормокон-троля последующим конституционным нор-моконтролем — механизмом, создающим дополнительные гарантии защиты конституционно закрепленных прав и свобод, а также вокруг вопроса о необходимости внесения изменений в статус членов Конституционного совета Франции как способе снижения рисков его политизации11. К этому времени активная деятельность самого Конституционного совета Франции уже привела и к серьезному изменению круга субъектов обращения в Совет, и к формированию «блока конституционности», и к фактическому расширению полномочий Совета.
В государствах франкоязычной Африки и Ближнего Востока (как, впрочем, и в Камбодже), переживавших в 1990-е годы эпоху дальнейшей вестернизации и демократиза-
ции, нередко прерываемую гражданскими войнами и военными переворотами, вопросы создания действенных механизмов защиты прав и свобод человека и гражданина выдвинулись на передний план12. Иными словами, страны, обратившиеся к французской модели конституционного контроля, не просто восприняли французскую «модель конституционной юстиции 1958 года»: ими были частично учтены и реализованы широко обсуждавшиеся во Франции планы реформирования органа конституционной юстиции.
Так, большая часть государств, воспринявших французскую модель конституционного контроля, отказалась от введения в состав Конституционного совета экс-президентов страны — так называемых членов Совета по праву, ввела перечень требований к образованию, профессиональной квалификации, моральным качествам кандидата на должность члена Конституционного совета по назначению, очевидно, желая избежать возможных упреков в «политизированности» органов конституционного контроля.
Круг полномочий абсолютного большинства конституционных советов, соответствуя в общих своих чертах компетенции Конституционного совета Франции 1958 года, все же существенно отличается от нее, хотя рядом государств были практически дословно воспроизведены «рационализированные» ограничения законодательной сферы регулирования с привлечением Конституционного совета в качестве инстанции, разрешающей споры о компетенции между исполнительной и законодательной властью.
Хотя отдельные государства сделали выбор в пользу исключительно предварительного конституционного контроля (например, Марокко, Тунис, Мавритания), в большинстве государств (например, в Алжире, Чаде, Сенегале, Казахстане) Конституции наделяют специализированный орган конституционного контроля правом осуществлять одновременно и предварительный, и последующий конституционный контроль. Гораздо реже, как, например, в Ливане, Конституционный совет осуществляет исключительно последующий конституционный контроль.
Конституционный совет Франции также обладает широким кругом полномочий в области избирательного права, и осуществление им этих полномочий составляет немало-
важную часть его деятельности. Однако в глазах французского общества Конституционный совет остается, прежде всего, органом конституционного нормоконтроля, одним из важнейших институтов защиты прав и свобод граждан13. В большинстве же рассматриваемых в данной статье стран Азии и Африки конституционные советы предстают, прежде всего, как инстанция по разрешению споров в области избирательного права, чьи полномочия в области конституционного нормо-контроля имеют второстепенный характер. В ряде случаев обращает на себя внимание конституционно закрепленное вынесение на передний план полномочий в сфере избирательного права (например, в Мавритании). Причиной этого, как представляется, являются положение оппозиции, слабо представленной в парламенте, что снижает количество обращений в конституционные советы с запросами о конституционности законов, а нередко и крайняя политизация института конституционной юстиции, подрывающая доверие к нему.
Помимо разрешения избирательных споров, на конституционные советы, как правило, возлагается осуществление общего контроля за законностью хода общенациональных выборов и референдумов. Однако конституционные советы стран, воспринявших французскую модель конституционной юстиции, формально выступая гарантом честности проведения общенациональных выборов, фактически стараются не вмешиваться в ход выборов, поскольку, во-первых, они опасаются нарушить границы компетенции национальных избирательных комиссий, которые существуют во всех рассматриваемых странах и полномочия которых, в отличие от компетенции конституционных советов в этой области, прописаны весьма предметно, во-вторых, велик риск оказаться «судьей в своем собственном деле», иными словами, оказаться в ситуации, когда в Конституционный совет будет обжаловано решение, принятое на том или ином этапе избирательной кампании самим Конституционным советом14.
Проблемы институционализации
Институт конституционного контроля в странах Азии и Африки зачастую становится объектом скорее политического, чем правового
анализа. Причин тому много. Некоторые из них объективны: органы конституционной юстиции в рассматриваемых странах гораздо более политизированы, нежели их французский «прототип»; другие скорее субъективны: на институт, столь новый для большинства этих стран, возлагались большие, нередко даже слишком большие, надежды (прежде всего, в сфере защиты прав и свобод человека и гражданина), иногда даже большие, чем на иные государственные институты.
Безусловно, сложности, с которыми сталкиваются конституционные советы в ходе своей деятельности, в разных регионах различны. В странах Северной и Южной Африки, Ближнего Востока, в Камбодже или в Казахстане проблемы, затрудняющие успешную реализацию института конституционной юстиции, имеют свою специфику, проистекая из особых культурно-исторических, политико-правовых и социально-экономических обстоятельств.
Нередко институционализация конституционного правосудия идет непросто в силу того напряжения, которое существует между системой традиционных правовых понятий и новыми институтами права. Очевидно также, что органы конституционного контроля, как, впрочем, большая часть государственных органов вообще, для эффективного функционирования нуждаются хотя бы в относительной стабильности правовой системы и государственных институтов в целом. Политическая нестабильность или же крайняя «политическая стабильность», вызванная сосредоточением власти в руках одного лидера или одной партии (что является чаще всего этапом, предшествующим политической нестабильности), которые имеют место быть во многих странах Азии и Африки, воспринявших французскую модель конституционной юстиции, практически неизбежно способствуют большей политизации органа конституционного контроля.
Организационно-функциональная специфика чрезвычайно гибкой по своей природе французской модели конституционной юстиции — фактически квазисудебная природа органа, разработанного учредителями Конституции Франции 1958 года, позволяет заимствующим данную модель государствам чрезвычайно широко интерпретировать статус органа конституционного контроля, конкрет-
ный перечень его полномочий, а также его место в системе государственных органов.
«Двойственность» природы французской модели, заложенная авторами Конституции V Республики, увеличивает вероятность политизации специализированного органа конституционного контроля, его подчинения исполнительной власти, превращения его в безусловно необходимый в современном мире, но исключительно декоративный атрибут государства и не более того. В этих условиях организационные и функциональные особенности органа конституционного контроля в рамках французской модели не становятся залогом будущего политического и правового роста данного института, а, наоборот, открывают возможности для снижения его значимости.
Конституционный совет Франции по мере своего развития все в большей степени тяготеет к «классической» европейской модели: судебная составляющая его природы в последние десятилетия, безусловно, превалирует. В странах, воспринявших французскую модель конституционной юстиции, часть конституционных советов отнесена к судебной ветви власти (как, например, в Мозамбике), а часть представляет собой фактически консультативный орган, чья деятельность носит скорее формальный характер (как, например, в Тунисе). Конституционный совет Казахстана ряд исследователей вообще относят к органам конституционного надзора, а не контроля, в том числе потому, что решения его не окончательны и могут подвергнуться вето со стороны Президента страны15.
Институционально-функциональная специфика французской модели конституционной юстиции — это результат особой политической конъюнктуры, сложной социально-экономической ситуации середины прошлого века и даже личных политических воззрений де Голля, не говоря уже о влиянии доминировавших в тот период тенденций развития правовой науки Франции. И как следствие, был создан именно Совет, а не Суд — специализированный орган конституционного контроля, что явилось ответом на конкретные вызовы, с которыми столкнулась Франция в конце 1950-х годов. Однако во многом то, что сегодня составляет неотъемлемую часть этой специфики — «блок конституционности», границы компетенции, — это заслуга самого
Конституционного совета, с самого начала своей деятельности заявившего о себе как об органе, который делает ставку на защиту ценностей правового государства16. Особая — французская — модель конституционной юстиции — прямое следствие общественно-политических процессов, имевших место во французском обществе на протяжении всего XX века.
Воспроизводя французскую модель конституционной юстиции, авторы конституций молодых постколониальных государств лишь частично адаптировали их к местным условиям, не затронув самого существа модели Конституционного совета как специализированного органа конституционного контроля. В связи с этим важно понимать, что Конституционный совет Франции к настоящему моменту стал важнейшим институтом конституционного правосудия и охраны прав и свобод граждан во многом вопреки своей изначальной квазисудебной природе, вопреки тем институциональным и организационным особенностям, которыми наделили его авторы Конституции V Республики. Имело ли шансы на успех механическое перенесение этого глубоко национального прочтения «классической» кельзеновской модели конституционного правосудия на неподготовленную почву? В отрыве от тех задач, которые пытались решить авторы Конституции 1958 года, необходимо ли было сохранять все те структурно-функциональные особенности, которые даже в самой Франции вызывали и продолжают вызывать немало споров? Достаточна ли была та адаптация, которой подверглась модель при перенесении ее на совершенно иную почву, и может ли частичная адаптация стать гарантией успешного функционирования правовой модели в принципиально иных политических и правовых условиях?
Ослабление судебного статуса института конституционной юстиции дает дополнительные возможности для разного рода злоупотреблений и прежде всего для чрезмерной политизации органа конституционной юстиции, его подчинения одной из ветвей власти или даже одному конкретному должностному лицу, что особенно хорошо видно на примере Конституционного совета Кот-д'Ивуара.
Крайняя политизация и зависимость от исполнительной власти Конституционного совета Кот-д'Ивуара привели к тому, что он с
упорством, достойным лучшего применения, занимал сторону Президента страны Л. Гбаг-бо. Например, в своем решении от 15 декабря 2005 года № 2005-013/СС/5С Конституционный совет заявил о возможности продления полномочий депутатов Национального собрания без проведения парламентских выборов в установленные сроки, чем оказал немалую услугу Л. Гбагбо, поскольку это позволило ему сохранить пропрезидентское большинство в парламенте. А 6 декабря 2006 года Конституционный совет Кот-д'Ивуара «рассмотрел на соответствие» Конституции страны ни много ни мало Резолюцию Совета Безопасности ООН от 1 ноября 2006 года № 1721 и в решении № 019/СС/БС постановил, что данная Резолюция не соответствует Конституции Кот-д'Ивуара. То обстоятельство, что Конституционный совет Кот-д'Ивуара не имеет права проверять на соответствие Конституции решения международных организаций, тем более принятые в соответствии с уже ратифицированными страной международными соглашениями, членов иву-арийского Конституционного совета ничуть не смутило. Пользуясь случаем, они заодно проверили и Резолюцию № 1721 (2006) на соответствие Уставу ООН и пришли к «неутешительному» выводу о превышении Советом Безопасности своих полномочий. Стоит ли после этого удивляться, что 4 мая 2011 года, в тот же день, когда сторонниками А. Уаттары был взят квартал Йопугон в Абиджане — последний оплот сторонников Л. Гбагбо, Конституционный совет в срочном порядке пересмотрел свое декабрьское решение и провозгласил Президентом Республики А. Уаттару.
В странах с высоким уровнем коррупции, в условиях концентрации власти в одних руках и «застарелой» однопартийности особый порядок назначения членов конституционного совета, особый их статус, отсутствие гласной и состязательной процедуры, характерные для «классической» французской модели, и другие ее особенности не имеют шансов быть нивелированными практикой самого Конституционного совета и маловероятно, что они будут реформированы «сверху». Отсутствие политико-правовой обусловленности институциональных особенностей модели затрудняет ее развитие и дальнейшую эволюцию, подобно хирургически пересаженному
органу с неясными перспективами приживаемости. В таких условиях эволюция Конституционного совета Франции и эволюция конституционных советов, созданных по его модели, не могли не пойти разными путями.
Пути институциональной эволюции и дальнейшие перспективы развития
Конституционно-правовой статус Конституционного совета Франции не только был закреплен Конституцией страны и иными нормативными актами, в большой степени его «сконструировала» собственная практика. Однако ни один из конституционных советов стран Азии и Африки не оказывал существенного влияния на собственное развитие, на собственную институциональную эволюцию. Если Конституционный совет Франции, «родоначальник» модели, с самого момента своего создания демонстрировал способность к эволюции с институциональной, организационной, функциональной точек зрения, то конституционные советы, созданные по его модели, оказались практически неспособными к институциональной эволюции.
Те изменения, которым подвергаются институты конституционной юстиции в рассматриваемых странах, — это все изменения «сверху». Например, в Марокко отдельные элементы французской модели были воспроизведены еще в середине прошлого века: первая — неудачная — попытка учреждения Конституционного совета Марокко по образцу Конституционного совета Франции была предпринята еще в 1960 году королем. Однако уже в 1962 году в ходе референдума была принята Конституция королевства, предусматривавшая создание в рамках Верховного суда Марокко специальной Конституционной палаты, на которую возлагались функции конституционного нормоконтроля. В ходе реформы 1992 года Конституционная палата была преобразована в Конституционный совет Марокко: отныне это был самостоятельный специализированный орган конституционной юстиции.
«Арабская весна» поставила под вопрос дальнейшее существование многих африканских режимов, в том числе в интересующих нас странах. В Тунисе, Алжире, Марокко, Мавритании, Джибути и других государствах имели место массовые народные выступ-
ления, в ряде случаев приведшие к смене власти17. «Эпоха политических перемен» не могла не отразиться на функционировании всех основных институтов государственной власти. Очевидно, события весны 2011 года в арабском мире были вызваны многими причинами политического, экономического и социального характера. Среди этих причин не только несоответствие уровня образования молодежи уровню развития труда18, но и элементарная усталость, недовольство отсутствием сменяемости власти и утомительно-имитационным характером выборов в сочетании с высочайшим уровнем коррупции19. События 2011 года в большинстве стран Арабского Востока не могут не повлечь серьезных институциональных реформ, которые, впрочем, могут растянуться не на один год и привести к самым «парадоксальным» результатам. Судьба органов конституционной юстиции в этой ситуации будет зависеть от того, каким окажется направление грядущего реформирования: будет ли это, к примеру, демократизация существовавших прежде авторитарных режимов или их радикальная исла-мизация.
В этих условиях неудивительно, что институт конституционной юстиции, выступающий в большинстве рассматриваемых стран в незавидной роли эффективного инструмента «легализации» практически любых действий исполнительной власти, оказывается одним из тех правовых институтов, которые по итогам недавних событий подвергаются существенному реформированию. И вопрос тут не столько в достаточной или недостаточной эффективности деятельности конституционных советов, сколько в том значении, вернее даже будет сказать, в той знаковости, которой обладает институт конституционной юстиции в глазах общества как символ современного демократического правового государства.
Возвращаясь к примеру Марокко, мы видим, что в ситуации политико-институционального кризиса орган конституционной юстиции, созданный по французской модели — модели, заведомо гораздо более уязвимой для политизации и влияния со стороны иных ветвей власти, оказывается одним из первых институтов, чей конституционно-правовой статус подвергся реформированию.
В 2011 году в попытке предотвратить дальнейшие массовые протестные выступле-
ния и помешать распространению полномасштабной «жасминовой революции» на территорию своей страны король Марокко Мохам-мед VI инициировал «предупредительные» конституционные реформы, предусматривающие, помимо всего прочего, конституционное закрепление свободы слова, расширение демократического представительства, ограничение королевской власти, усиление гарантий для оппозиции и т. д. На прошедшем 1 июля 2011 года референдуме проект новой Конституции Марокко получил широкую поддержку со стороны населения. За нее проголосовали 98 % избирателей, явившихся на избирательные участки (явка составляла 72 % от числа зарегистрированных избирателей)20.
В преамбуле к новой Конституции провозглашается приверженность Королевства Марокко целям построения правового демократического государства, идее национального единства и уважению культурной идентичности, принципам ислама и терпимости, а также общепризнанным правам человека. В развитие этих положений новая Конституция Марокко учреждает Конституционный суд, который должен будет прийти на смену существовавшему до сих пор Конституционному совету Марокко. Нельзя не заметить, что изменение статуса органа конституционной юстиции, превращение его в полной мере в судебную инстанцию служат не только правовым целям (большая часть организационно-функциональных характеристик, составлявших до сих пор специфику Конституционного совета Марокко, была сохранена), но и целям политическим, являясь в первую очередь попыткой продемонстрировать подданным Королевства, что отныне и впредь политическая воля страны направлена на построение правового государства с действительно независимой судебной системой.
Несомненен также и тот факт, что ни один из рассматриваемых в данной статье конституционных советов Азии и Африки так и не сумел достичь того уровня политического и правового влияния, которым обладает Конституционный совет Франции. Связано это, прежде всего, с отсутствием должной независимости института конституционного правосудия от иных ветвей власти.
Так, Конституционный совет Камбоджи нередко оказывается в центре скандалов по-
литического характера. Связано это, прежде всего, с его позицией в решении споров по избирательным правам. Все последние годы в Камбодже власть сосредоточена в руках Хун Сена, главы Камбоджийской народной партии (КНП), занимающего ныне пост премьер-министра. С каждыми новыми выборами неуклонно растет количество мест, занимаемых в парламенте членами КНП21, что, однако, не свидетельствует об их безоговорочной поддержке населением. В обстановке, когда выборы превращены в «чисто символический обряд, совершаемый для наблюдателей от международных организаций и фондов»22, когда этими наблюдателями фиксируются многочисленные нарушения в ходе кампании, проводимой с колоссальным использованием административного ресурса23, когда премьер-министр Хун Сен открыто заявляет, что «не понимает, почему оппозиционные партии, не имеющие большинства в парламенте, желают играть какую-то роль в формировании правительства»24, Конституционный совет Камбоджи занимает позицию полной и безоговорочной поддержки действующей власти. Например, в ходе последней избирательной кампании 2008 года оппозиционные партии — Партия прав человека (ППР) и Партия Сама Рэнси (ПСР), потерпевшие весьма предсказуемое поражение от правящей партии, обратились с жалобами на многочисленные нарушения сначала в Национальный избирательный комитет Камбоджи, а затем и в Конституционный совет. Ими были собраны и представлены доказательства, свидетельствующие о фактах подлога и мошенничества со списками избирателей, которые экспертами были названы «головокружительными» по своей дерзости и масштабу25. Конституционный совет, однако, своими решениями от 26, от 27 и от 28 августа 2008 года (№ 102/009/2008 ССА № 103/009/2008 ССА № 104/009/2008 ССЛ соответственно) отказал ПСР и ППР в рассмотрении их жалоб. Основанием отказа было названо отсутствие достаточных доказательств нарушений в ходе выборов. Все это, впрочем, вполне вписывается в картину современной политической жизни Камбоджи. Еще в 1997 году в отчетном докладе Международной комиссии по правам человека за 1996 год отмечалось, что «права человека в Камбодже — это не более чем абстрактная концепция»26.
Похожая картина наблюдается и в большинстве рассматриваемых стран. Так, если Конституционный совет Франции быстро перерос роль, первоначально отведенную ему авторами Конституции Франции 1958 года, став одной из важнейших конституционно-правовых инстанций страны, чьи решения оказывали, без преувеличения, знаковое влияние не только на правовую, но и на политическую жизнь Франции, то конституционные советы стран Азии и Африки остаются, скорее, изысканными атрибутами государственной власти, не играющими пока действительно значимой роли.
И все же в ряде случаев конституционные советы стран Азии и Африки доказывают свою способность быть (вернее, свой потенциал стать со временем) эффективным механизмом обеспечения верховенства Конституции и защиты закрепленных в ней прав и свобод. В качестве примера здесь можно упомянуть решение Конституционного совета Сенегала от 27 апреля 2007 года № 1/С/2007, направленное на соблюдение принципа равенства всех граждан вне зависимости от пола в ходе выборов, и решение Конституционного совета Ливанской Республики от 25 февраля 1995 года № 2/95, запрещающее последующий отзыв запроса о проверке конституционности закона.
Надо признать, конституционные советы в странах Азии и Африки существуют слишком недолго, чтобы делать выводы о том, смогут ли они в будущем стать эффективными институтами конституционного правосудия. Ведь и Конституционный совет Франции, родоначальник целого ряда подобных ему органов конституционной юстиции, не сразу приобрел то правовое и политическое значение, которым он обладает сегодня. Но события конца 2010 — начала 2011 годов, ознаменовавшиеся революциями или по меньшей мере крупными вооруженными столкновениями во многих из рассматриваемых стран, вынуждают признать, что конституционные советы, как и немалая часть иных государственных институтов, нередко остаются скорее приметой внешней вестернизации конституционного права и рассматриваются правящими элитами исключительно как полезные атрибуты заявляющего себя демократическим государства, дополнительно легитимизирующие действующий политический режим
в глазах избирателей и международной общественности, а не независимым и самостоятельным органом, который призван обеспечивать защиту Конституции, соблюдение закрепленных в ней прав и свобод граждан, ее верховенство и прямое действие на всей территории страны.
Характерные для «классической» французской модели конституционной юстиции особый порядок назначения членов конституционного совета, особый статус этих членов, отсутствие гласной и состязательной процедуры и другие ее особенности в подобных условиях имеют немного шансов быть нивелированными практикой самого органа конституционной юстиции или стать объектом реформирования «сверху».
Конституционный совет Франции как особая модель органа конституционной юстиции обязан своей организационной и функциональной спецификой не в последнюю очередь особенностям политико-правовой ситуации во Франции середины XX века и в равной мере особенностям французского правового дискурса, на протяжении долгого времени именно в законе видевшего основную форму закрепления и гарантии прав и свобод граждан. Отсутствие политико-правовой обусловленности институциональных особенностей модели в воспринявших ее странах Африки, а в равной степени в Ливане, Камбодже и Казахстане затрудняет ее развитие и снижает эффективность ее функционирования.
Данилова Наталья Викторовна — соискатель кафедры конституционного и муниципального права юридического факультета Московского государственного университета им. Ломоносова.
nat.v.danilova@gmail.com
1 Sindjoun L. Les grandes décisions de la justice constitutionnelle africaine: Droit constitutionnel jurisprudenciel et politiques constitutionnelles au prisme des systèmes politiques africains. Bruxelles: Bruylant, 2009. P. XIII.
2 Рулан Н. Юридическая антропология. М.: Норма, 1999. С. 212.
3 См.: Mborantsuo M.-M. La contribution des Cours constitutionnelles à l'Etat de droit en Afrique. Paris: Economica, 2007. P. 223.
4 См.: Медушевский А. Н. Теория конституционных циклов. М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2005. С. 401.
5 См.: Авакьян С. А. Конституционное право России: Учебный курс: В 2 т. М.: Юристъ, 2006. T. 2. С. 618.
6 См. прежде всего: Ardant Ph. Les institutions de la Ve République. 5e éd. Paris: Hachette, 1998. P. 136; Hourquebie F. Le pouvoir juridictionnel en France. Paris: LGDJ, 2010. P. 22; Duhamel O. Droit constitutionnel et politique. Paris: Seuil, 1993. P. 90.
7 Raynal J.-J. Quelques réflexions à propos d'une occasion manqué //La création du droit en Afrique / Sous la dir. D. Darbon, J. Du Bois de Gaudusson. Paris: Karthala, 1997. P. 157.
8 См.: Медушевский А. Н. Указ. соч. С. 378.
9 См.: Сапронова М. А. Арабский Восток: власть и конституции. М.: РОССПЭН, 2001. С. 3032.
10 Достаточно вспомнить о проектах реформирования института конституционной юстиции во Франции в 1990 и в 1993 годах.
11 См.: Debré J.-L. Président du Conseil constitutionnel, lors de la Séance de rentrée de l'Ecole du Barreau de Paris le 3 janvier 2011 (http://www. conseil-constitutionnel.fr/conseil-constitutionnel/ root/bank_mm/discours_interventions/2011/ Discours_JLD_EFB_janvier_2011.pdf).
12 См.: Djondang E. Les droits de l'homme: un pari difficile pour la renaissance du Tchad et de l'Afrique. Paris: L'Harmattan, 2006. P. 253.
13 См.: Debré J.-L. Op. cit.
14 См.: Mborantsuo M.-M. Op. cit. P. 209-211.
15 См. прежде всего: Остапович И.Ю. Конституционный совет Республики Казахстан: вопросы теории и практики: Дис. ... канд. юрид. наук. Томск, 2005.
16 См.: Кучеренко П. А. Conseil Constitutionnel в системе современного конституционного права Франции // Право и государство: теория и практика. 2011. № 6 (78). С. 15-21, 21.
17 См., например: Васильев А. М. Цунами революций // Азия и Африка сегодня. 2011. № 3. С. 2-18.
18 См.: Там же. С. 3.
19 См.: Transparency International Annual Report 2010 (http://www.transparency.org/publications/ publications/annual_reports/annual_report_ 2010).
20 См.: Référendum au Maroc — Déclaration d'Alain Juppé (2 juillet 2011) // African Press Organisation. 2011. 4 juillet (http://appablog. wordpress.com/201 1/07/04/referendum-au-
maroc-declaration-d%E2%80%99alain-juppe-2-juillet-2011/).
21 Из 123 мест в Национальном собрании Камбоджийская народная партия получила 90 мест на парламентских выборах в 2008 году, 73 места — в 2003 году, 64 места — в 1998 году.
22 Kong V. De l'inutilité du processus électoral aux schémas de l'autorité cambodgienn // L'Ecrit d'Angkor. 2003. N°2. P. 22.
23 См.: National Assembly Election/2008/07: Press release by European Union Election Observation Mission (29 July 2008).
24 Цит. по: Kong V. Op. cit. P. 23.
25 См.: Vaulerin A. Fraude électorale. Le «grand n'importe quoi» des législatives cambodgiennes // Libération. 2008. 12 septembre (http://www. samrainsyparty.org/ a/election_2008/Le %20 %ABgrand%20n'importe%20quoi%BB%20 des%20l%E9gislatives%20cambodgiennes. htm).
26 Цит. по: Санниситх С. Отношение населения Камбоджи к современному демографическому и экономическому развитию страны: Дис. ... канд. экон. наук. М., 2003. С. 15.
